"Адвокат" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)

Глава 31

В пять утра меня разбудил телефонный звонок.

– Спишь? – осведомился Уорнер.

Брат звонил из гостиницы. Он прочитал статью и обрушился на меня с градом вопросов и советов.

В судебных тяжбах Уорнер был специалистом, причем одним из лучших. Он сразу заявил, что требуемая нами компенсация – десять миллионов долларов – смехотворна. Ванных обстоятельствах, когда жюри присяжных будет, безусловно, целиком на нашей стороне, можно смело увеличить сумму иска по крайней мере вдвое. Уорнер с огромным удовольствием сам взялся бы вести дело. А как там Мордехай – у него есть опыт работы с судом? Что насчет гонорара? Мы должны исходить из сорока процентов, не менее. Не даром же, в конце концов, я заварил эту кашу.

– Десять, – признался я, утаив про другие десять, что отходили фонду.

– Что?! Десять процентов? Да вы рехнулись!

– Наша контора не ставит целью извлечение выгоды, – заикнулся я, но Уорнер перебил:

– Как можно быть такими наивными?!

Самую сложную проблему, по мнению брата, представляло досье.

– У вас есть возможность доказать правоту без выкраденных документов?

– Да.

Снимок старины Джейкобса в обрамлении арестантов привел Уорнера в восторг. Самолет в Атланту вылетает через два часа, значит, в девять брат будет в офисе. Ему не терпелось пустить газету по рукам коллег.

– Я разошлю статью факсом по всему западному побережью!

Он положил трубку.

Проспав от силы три часа, я некоторое время поворочался и вылез из спального мешка. Какой уж тут отдых! События назревали слишком быстро.

Я принял душ и вышел на улицу. В кофейне у пакистанцев выпил чашку кофе и купил овсяного печенья для Руби.

На углу Четырнадцатой улицы, за два дома до нашей конторы, увидел два автомобиля. В половине восьмого утра?

Заподозрив неладное, я проехал мимо конторы. Руби на крыльце не оказалось.

Если Тилман Гэнтри решит, что насилие поможет его защите в суде, он пойдет на преступление не колеблясь. Об этом напомнил мне Мордехай, хотя особой необходимости в таком предупреждении не было. Я позвонил ему домой прямо из машины и рассказал про подозрительные автомобили. Мы договорились встретиться в половине девятого, а пока он свяжется с Софией и попросит ее быть начеку. Абрахам на время уехал из города.

Мысли мои были заняты предстоящим процессом. Конечно, приходилось и отвлекаться: проблема с Клер, поиск квартиры, новая работа. Однако на первом месте оставалась подготовка к схватке в суде с “Ривер оукс” и родной фирмой. Нервное возбуждение сменилось спокойной уверенностью: бомба взорвана, пыль оседает, картина проясняется.

Гэнтри, похоже, не решился переубивать нас на следующий после подачи иска день; контора функционировала без перебоев, даже телефоны звонили не чаще, чем обычно.

Зато я представлял, какая паника царила в чертогах “Дрейк энд Суини”, отделанных мрамором! Постные лица никакого обмена сплетнями за чашкой кофе, никаких анекдотов или разговоров о спорте в коридорах. Похоронная атмосфера. В самом подавленном состоянии находятся сотрудники антитрестовского отдела – те, кто знает меня лучше других. Тверже всех, наверное, держится подчеркнуто деловитая Полли. Рудольф заперся в кабинете и выходит лишь для свиданий с высшим руководством.

Одно вызывало у меня грусть. Подавляющее большинство сотрудников были не только невиновны в злоупотреблениях законом, но даже и не подозревали о них. Отдел недвижимости никого не интересовал. Я встретился с Ченсом впервые, проработав в фирме семь лет, – и то по собственной инициативе. Мне было жаль тех, на чьем труде и преданности держался авторитет “Дрейк энд Суини”: стариков, так хорошо учивших нас, молодежь, старательно впитывавшую благородные традиции. Они не заслуживали позора.

Но к Брэйдену Ченсу, Артуру Джейкобсу и Дональду Рафтеру я не испытывал никакого сочувствия. Это они вздумали перегрызть мне горло. Ну что же, пусть попотеют.

Я предложил Меган проехаться по северо-западным кварталам Вашингтона: вдруг найдем Руби? Всерьез мы не уповали на успех. Просто поездка позволяла побыть вместе.

Меган согласилась.

– Ничего странного в побеге Руби нет, – сказала она в машине. – Бездомные, тем более наркоманы, сами не знают, где окажутся через час.

– Тебе приходилось с этим сталкиваться?

– Мне со многим приходилось сталкиваться. Постепенно устанавливаешь дистанцию. Если твоя подопечная остепеняется, устраивается на работу, начинает жить как человек – поблагодаришь в душе Бога за помощь, и все. Но не стоит убиваться, если усилия помочь очередной Руби оказываются затраченными впустую. Кроме нее, есть десятки и сотни несчастных.

– Как ты избегаешь депрессии?

– Служба помогает. Обитательницы Наоми – удивительные люди. Большинство появилось на свет без благословения, ни разу в жизни не слышало молитвы, и тем не менее, спотыкаясь и падая, они бредут по жизни, находя мужество подниматься вновь и вновь.

Кварталах в трех от нашей конторы, около авторемонтной мастерской, со двора, уставленного десятком исковерканных машин, выбежала и увязалась за нами брехливая собачонка.

– С ними никогда и ни в чем нельзя быть уверенными, – продолжала Меган. – Эти люди поражают взбалмошностью. Времени у них хоть отбавляй, надоело сидеть на одном месте – встали да пошли неведомо куда.

Мы ехали по улицам, рассматривая каждого нищего, слонялись по аллеям парков, опуская монеты в кружки бездомных. Мы надеялись встретить знакомые лица. Их не было.

Я подвез Меган к Наоми и пообещал позвонить ей после обеда. Руби дала нам прекрасный повод для развития отношений.

Республиканцу Беркхолдеру, представлявшему в конгрессе штат Индиана, был сорок один год. Он снимал квартиру в Виргинии, по вечерам перед возвращением домой любил пробежаться трусцой вокруг Капитолийского холма. Сотрудники его аппарата рассказали газетчикам, что после пробежки босс принимает душ и переодевается в гимнастическом зале, расположенном под огромным зданием конгресса и весьма редко посещаемом правительственными чиновниками.

Являясь одним из четырехсот тридцати пяти конгрессменов, Беркхолдер был почти неизвестен публике, хотя проработал в Вашингтоне десять лет. Умеренно честолюбивый и очень порядочный, Беркхолдер руководил подкомиссией по сельскому хозяйству.

В среду вечером неподалеку от вокзала Юнион-стейшн конгрессмен был ранен. Легкий спортивный костюм не имел карманов, куда можно было положить деньги или что-то иное, представлявшее для грабителя интерес. Мотивов преступления полиция не поняла. Похоже, Беркхолдер столкнулся на бегу с каким-то бродягой. Вспыхнула ссора, прозвучали выстрелы. Первая пуля ушла в молоко, вторая попала в левое предплечье и, ударившись о кость, застряла в мышцах шеи.

Свидетелями нападения стали четверо прохожих. Бандита они описали как бездомного чернокожего мужчину, который моментально растворился в ранних сумерках.

Конгрессмена доставили в госпиталь имени Джорджа Вашингтона, в ходе двухчасовой операции пуля была извлечена. Состояние раненого врачи охарактеризовали как стабильное.

Немало лет минуло с тех пор, как на столичных улицах в последний раз стреляли в конгрессмена. Правда, случались ограбления, но оружие против высших государственных чиновников не применялось уже давно. Подобные происшествия давали жертвам великолепную возможность с высокой трибуны поразглагольствовать о разгуле преступности и падении общественных нравов; ответственность, естественно, возлагалась на оппозицию.

* * *

В семь вечера я дремал перед телевизором. Программа новостей была серой и скучной, как минувший день. Поэтому до меня не сразу дошло, о чем на одном дыхании говорит ведущий. Я стал улавливать суть, лишь когда дрожащий от холода оператор направил камеру на стеклянные двери реанимационного отделения. Не имея возможности показать зрителям труп или по крайней мере лужи крови на асфальте, репортер лез из кожи вон, чтобы представить сюжет максимально сенсационным.

Операция прошла успешно, поведал он нации, Беркхолдер находится в сознании – это все, что в данный момент сообщают врачи. В госпиталь приехали коллеги конгрессмена, которым не удалось избежать телекамеры. На экране появились трое мужчин, стоящих плечом к плечу в таком унынии, будто жизнь Беркхолдера висит на волоске. Прикрывая ладонями глаза от ослепительного света юпитеров, они производили впечатление людей, пойманных на непристойности. Все трое единодушно обвинили городские власти в отсутствии элементарного порядка на улицах.

Раньше я не слышал ни о ком из них.

Под занавес – репортаж с места события. “Я стою на том самом месте, – взволнованно заявил другой охотник за сенсациями, театральным жестом почти касаясь рукой асфальта, указывая на следы крови, – вот, видите?” В кадре возник полисмен и предложил аудитории весьма смутную версию случившегося.

И развернулась грандиозная чистка города. Усиленные наряды полиции всю ночь свозили в участки людей, арестованных за сон на скамейках в парке, за попрошайничество, за одежду, намекавшую на отсутствие у владельцев жилья.

Обвинения были стандартными: бродяжничество и появление в общественном месте в нетрезвом виде.

Правда, за решетку отправили не всех. Одну партию задержанных два фургона выгрузили на окраине, где рядом со свалкой брошенных автомобилей круглосуточно работала общественная кухня. Другую партию автобус доставил к церкви на Ти-стрит, в пяти кварталах от нашей конторы. Полиция предоставила людям выбор: отправиться в тюрьму или сгинуть на улице. Автобус мгновенно опустел.