"Рождество с неудачниками" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)

Глава 11

Вечеринка в конторе «Уайли и Бек» начнется с ленча, который будут обслуживать два конкурирующих между собой брата-грека. Считалось, что они готовят лучшую в городе пахлаву. Бар откроется ровно в одиннадцать сорок пять — и не один бар, а целых три сразу, — и после этого все пойдут вразнос. Стенли Уайли, конечно, напьется первым и будет во всем винить винно-яичный коктейль. Затем он влезет на стул во главе стола в конференц-зале и толкнет ту же речь, что произносил неделей раньше на официальном рождественском обеде. А затем ему будут преподносить подарки. Какие-нибудь дробовики или песочные часы, словом, совершенно бесполезные вещи, и он будет едва ли не рыдать от радости, а сам потом потихоньку сплавит эти подарки клиентам. И еще подарки, и новые речи, и шутки, и спиртное будет литься рекой, и, возможно, все дружно споют какую-нибудь песню.

Как-то раз на праздник пригласили двух парней-стриптизеров, под бой барабанов они медленно разделись до набедренных повязок из ткани «под леопарда», и мужчины не знали, куда им деваться от стыда, а женщины визжали от восторга. Громче всех визжала Докс, секретарша Лютера, кстати, она до сих пор хранит снимок этих парней. После праздника Стенли издал особое распоряжение, запрещающее выступления стриптизеров на будущее.

Часам к пяти самые степенные и добропорядочные из бухгалтеров «Уайли и Бек» будут щипать или пытаться ущипнуть самых невзрачных секретарш. Особого отпора они здесь не встретят. Потом они потащат Стенли в кабинет и будут там отпаивать его кофе, чтобы он смог хоть как-то добраться до дома. Фирма специально нанимала водителей на вечер, чтобы ни один из сотрудников не садился за руль.

Короче говоря, сплошное безобразие. Но сотрудники фирмы любили этот праздник, потому что можно было спокойно напиться без жен, которых приглашали только на официальный рождественский обед в ресторане. И никогда не приглашали на вечеринку в офисе. А секретарши вообще просто обожали эти вечеринки, поскольку видели и слышали там такие вещи... Словом, потом до конца года они могли использовать их для шантажа.

Лютер же всегда ненавидел это мероприятие. Пил он мало, никогда не напивался и каждый год смущал этим коллег, представавших перед ним не в самом лучшем виде.

А потому он остался в своем кабинете и даже запер дверь. Вскоре после одиннадцати внизу, в холле, загремела музыка. Лютер улучил момент и удрал. Было двадцать третье декабря. Теперь он появится в конторе только шестого января, а к тому времени в «Уайли и Бек» все войдет в норму.

Слава Богу, что избавился от всего этого.

Он заглянул в туристическое агентство попрощаться с Биф, но оказалось, что та уже ушла. Отправилась на какой-то новый фешенебельный курорт в Мексике на неделю. Лютер торопливо зашагал к машине, гордый, что удалось избежать безумия, которое вскоре начнется на шестом этаже. Сел за руль и поехал к торговому центру, на последний сеанс в «Вечном загаре». А заодно взглянуть еще раз на обезумевшие толпы идиотов, которые штурмовали прилавки и сметали буквально все. Улицы были забиты машинами — ехал Лютер медленно и, приблизившись к торговому центру, увидел, что въезд на стоянку перекрыл полицейский. Мест нет. Так что убирайтесь.

«С радостью», — подумал Лютер.

Они встретились с Норой за ленчем в битком набитом кафетерии. Пришлось даже заранее заказывать там столик — в обычное время это было бы совершенно немыслимо. Лютер опоздал. Нора сидела и плакала.

— Это из-за Бев Шёль, — всхлипывая, пробормотала она. — Вчера бедняжка ходила проверяться. И представляешь, рак вернулся, вот уже в третий раз.

Несмотря на то что Лютер и Уолтер никогда не были дружны, их жены умудрялись поддерживать прекрасные отношения последние года два или около того. Дело в том, что на протяжении вот уже многих лет никто на Хемлок-стрит особенно не жаловал семью Шёль. Они работали как проклятые, чтобы получать все больше и больше денег, а все и без того знали, что доходы у них немалые.

— Перешел на легкие, — всхлипнула Нора и вытерла глаза платочком. Они заказали воду с газом. — И еще врачи подозревают, что метастазы проникли в почки и печень.

Лютер поморщился. Известие не из приятных.

— Просто ужасно, — тихо заметил он.

— Наверное, это Рождество станет для Бев последним.

— Врач так сказал? — спросил он.

— Нет, я говорю.

Они еще поговорили о Шёлях, и, поняв, что ему уже невмоготу, Лютер сказал:

— Мы уезжаем ровно через сорок восемь часов. Давай выпьем за это. — И они чокнулись пластиковыми стаканчиками с газировкой. Нора даже умудрилась выдавить улыбку.

За салатом Лютер спросил:

— Ты сожалеешь о чем-то?

Нора отрицательно покачала головой, потом сказала:

— Знаешь, временами я все же, наверное, скучаю по елке, игрушкам, музыке, всем этим воспоминаниям, что связаны с праздником. Но не по пробкам на дорогах, давке в магазинах, всей этой суете. Идея просто замечательная, Лютер.

— Я же у тебя гений.

— Не слишком задирай нос. Как думаешь, а Блэр тоскует по Рождеству?

— Да нет, сомневаюсь, — пробурчал он с набитым ртом. — Некогда ей. К тому же она работает с дикарями, язычниками, а они поклоняются другим богам. Всяким там рекам и тому подобному. Им наше Рождество до лампочки.

— Прискорбно слышать, Лютер. Как ты сказал? С дикарями?..

— Да я просто пошутил, дорогая. Уверен, все они очень милые, добрые люди. Так что беспокоиться не о чем.

— Она пишет, что даже не смотрит на календарь.

— Вот это по-настоящему здорово! У меня в кабинете целых два календаря, а я всякий раз забываю, какое сегодня число.

Вошла Милли из женской клиники, обнялась с Норой, пожелала счастливого Рождества Лютеру. Такое вторжение его просто взбесило бы, если в Милли не была высокой, стройной и на удивление привлекательной для своих лет женщиной. Ей уже перевалило за пятьдесят.

— Слышала о Бев Шёль? — трагическим шепотом спросила Милли, точно Лютера за столом не было.

И он взбесился. Он давно и упорно молился о том, чтобы его не настигла эта коварная и ужасная болезнь. И вдруг явилась эта женщина и напомнила о такой возможности.

«Господи, сделай так, чтобы я умер быстро, от сердечного приступа или в автокатастрофе! — взмолился он. — И чтобы соседи не перешептывались за спиной и не жалели меня».

Милли наконец ушла, и они доели свои салаты. Оплачивая чек, Лютер чувствовал, что по-прежнему просто умирает с голоду, и снова размечтался о роскошных трапезах, которые описывались в рекламной брошюрке «Принцессы острова».

У Норы были еще какие-то дела. У Лютера их не оказалось. Он поехал на Хемлок-стрит, припарковал машину, с облегчением отметив, что соседей вблизи его дома не наблюдается. В почтовом ящике лежали еще четыре анонимных рождественских открытки с изображением снеговика. Отправлены они были из Рочестера, Форт-Уорта, Грин-Бея и Сент-Луиса. Университетские подопечные Фромейера много путешествовали, и Лютер подозревал, что это дело их рук. Лишь неугомонный Фромейер способен на такое. Крэнки получили уже тридцать одну открытку со снеговиком, причем две пришли из Ванкувера. Лютер хранил их все и собирался по возвращении из круиза сложить в один большой конверт и отослать по почте Фромейеру, жившему всего в двух домах от него.

— Придут вместе со счетами за электричество и выплатами за кредит, — с удовлетворением пробормотал он, запихивая открытки со снеговиками в ящик стола. Потом развел огонь в камине, устроился в кресле под пледом и задремал.

Вечер на Хемлок-стрит выдался беспокойный. У дома Крэнков одна певческая группа с оркестром сменяла другую, все без исключения восславляли Рождество. К ним то и дело присоединялись соседи, захваченные царившим здесь весельем. В какой-то момент хор из клуба «Лайэнс» вдруг грянул «Мы хотим снеговика».

Появились и домашние заготовки, транспаранты с надписью «Свободу снеговику!». Первый плакат воткнул в землю перед домом Крэнков не кто иной, как Спайк Фромейер. Он и его маленькая шайка раскатывали по улице на сноубордах и велосипедах, орали, хохотали, верещали — словом, всячески демонстрировали предпраздничное настроение.

Потом вдруг образовалась группа поддержки. Явилась Триш Трогдон и начала угощать горячим какао ребятишек, а ее муж Уэс организовал перед домом Крэнков митинг и строго следил за тем, чтобы каждый мог высказать свое возмущение. Выкрики спикеров смешивались с песенками вроде «Джингл беллз» и «Снеговик пришел с мороза» до тех пор, пока их не заглушил настоящий хор, прибывший пропеть свои гимны у дома Крэнков. И наиболее популярным в тот вечер произведением оставалась песенка про снеговика.

В доме Крэнков царила тишина и полная тьма, двери надежно заперты. Нора была в спальне, прикидывала, что взять с собой в поездку. Лютер сидел в подвале и пытался читать.