"Гарики на каждый день" - читать интересную книгу автора (Губерман Игорь Миронович)

VIII. Счастливые потом всегда рыдают,что вовремя часов не наблюдают

Когда в глазах темно от книгсажусь делить бутыль с друзьями;блаженна жизнь – летящий мигмежду двумя небытиями.Я враг дискуссий и собраний,и в спорах слова не прошу;имея истину в кармане,в другом закуску я ношу.Когда весна,теплом дразня,скользит по мне горячим глазом,ужасно жаль мне,что нельзязалечь на две кровати разом.Покуда я у жизни – смыслаискал по книгам днем с огнем,вино во мне слегка прокисло,и стало меньше смысла в нем.Зря и глупо иные находят,что ученье – пустяк безразличный:человек через школу проходитиз родильного дома в публичный.Не знаю лучших я затейсреди вселенской тихой грусти,чем полусумраке – детейискать в какой-нибудь капусте.Дымись,покуда не погас,и пусть волнуются придурки -когда судьба докурит нас,куда швырнет она окурки.Из лет,надеждами богатых,навстречу ветру и волнемы выплываем на фрегатах,а доплываем – на бревне.Подростки мечтают о бурев зеленой наивной мятежности,а взрослых влечет к авантюрецветение первой несвежести.Надо жить наобум,напролом,наугад и на ощупь во мгле,ибо нынче сидим за столом,а назавтра лежим на столе.Анахорет и нелюдими боязливец неудачиприходит цел и невредимк покойной старости собачей.Какое счастье,что вокругживут просторно и привольнослова и запах,цвет и звук,фактура,линия и форма.Все умные задним умом,кто бил себя в лоб напоследок,печальней грустят о былом,чем те,кто и задним некрепок.В столетии насыщенном тревогой,живу,от наслаждения урча,пугаем то всемирной синангогой,то ржавью пролетарского меча.Я жизнь люблю,вертящуюся юрков сегодняшнем пространстве и моменте,моя живая трепаная шкуркамилее мне цветов на постаменте.По времени скользя и спотыкаясь,мы шьемся сквозь минуты и года,и нежную застенчивую завязьдоводим до трухлявого плода.Час нашей смерти неминуем,а потому не позабудьсебя оставить в чем-нибудьумом,руками или хуем.С годами тело тяжелей,хотя и пьем из меньших кружек,и высох напрочь дивный клей,которым клеили подружек.Гори огнем,покуда молод,подругу грей и пей за двух,незримо лижет вечный холоди тленный член,и пленный дух.Кто несуетливо и беспечновремя проводил и коротал,к старости о жизни знает нечтобольшее,чем тот,кто процветал.Ровесник мой,засосан бытом,плюет на вешние луга,и если бьет когда копытом,то только в гневе на рога.Сложилось нынче на потеху,что я,стареющий еврей,вдруг отыскал свой ключ к успеху,не не нашел к нему дверей.Возраст одолев,гляжу я сверху:все мираж,иллюзия,химера;жизнь моя – возведенная церковь,из которой выветрилась вера.Не грусти,что мы сохнем,старик,мир останется сочным и дерзким;всюду слышится девичий крик,через миг становящийся женским.Деньгами,славой и могуществомпренебрегал сей прах и тлен;из недвижимого имуществаимел покойник только член.Счет лет ведут календариморщинами подруг,и мы стареем – изнутри,снаружи и вокруг.С каждым годом суетней планета,с каждым днем кишение быстрее,губят вырастающих поэтовгонор,гонорар и гонорея.В нашем климате,слезном и сопельном исчезает,почти забываемый,оптимизм,изумительный опиум,из себя самого добываемый. Бесплоден,кто в пОру цветения обидчив,уныл и сердит; гниение – форма горения,но только ужасно смердит. Вот человек.Он всем доволен. И тут берет его в тиски потребность в горечи и боли,и жажда грусти и тоски. Люблю апрель – снега прокисли,журчит капель,слезой звеня,и в голову приходят мысли и не находят в ней меня. Когда тулуп мой был бараном и ублажал младых овечек,я тоже спать ложился рано,чтобы домой успеть под вечер. Не всякий миг пружинит в нас готовность к подвигам и бедам,и часто мы свой звездный час проводим,сидя за обедом.Заранее думай о том,куда ты спешишь,мельтеша: у крепкого задним умом и жопа болит,и душа. Все лучшее,что делается нами весенней созидательной порой,творится не тяжелыми трудами,а легкою искрящейся игрой. О чем ты плачешь,осень бедная? Больна душа и пуст карман,а на пороге – немочь бледная и склеротический туман. Взросление – пожизненный урок умения творить посильный пир,и те,кто не построил свой мирок,охотно перестраивают мир. Чтобы в этой жизни горемычной быть милей удаче вероятной,молодость должна быть энергичной,старость,по возможности – опрятной. Как счастье ни проси и ни зови,подачки его скупы или круты: дни творчества,мгновения любви,надежды и доверия минуты. Мы сами вяжем в узел нити узора жизни в мироздании,причина множества событий – в готовном общем ожидании. Чтоб жизнь испепелилась не напрасно,не мешкай прожигать ее дотла; никто не знает час,когда пространство разделит наши души и тела. Теперь я понимаю очень ясно,и чувствую и вижу очень зримо: неважно,что мгновение прекрасно,а важно,что оно неповторимо. Счастье – что подвижны ум и тело,что спешит удача за невзгодой,счастье – осознание предела,данного нам веком и природой. Такие реки тьмы текут бурливо под коркой соблюдаемой морали,что вечно есть угроза их разлива на площади,мосты и магистрали. Любой из нас чертой неровной на две личины разделен: и каждый – Каин безусловный,и в то же время – Авель он.Беспечны,покуда безоблачен день,мы дорого платим чуть позже за это,а тьма,наползая сначала,как тень,способна сгущаться со скоростью света. Год приходит,и год уходит,раздробляясь на брызги дней,раньше не было нас в природе,а потом нас не будет в ней. Наш путь из ниоткуда в никуда – такое краткосрочное событие,что жизни остается лишь черта меж датами прибытия-убытия.До пословицы смысла скрытого только с опытом доживаешь: двух небитых дают за битого.ибо битого – хер поймаешь.Как молод я был! Как летал я во сне! В года эти нету возврата. Какие способности спали во мне! Проснулись и смылись куда-то. Везде долги: мужской,супружеский,гражданский,родственный и дружеский,долг чести,совести,пера,и кредиторов до хера. Вокруг секунд каленья белого – года безликости рябой; часть не бывает больше целого,но красит целое собой. Мне жаль потерь и больно от разлук,но я не сожалею,оглянувшись,о том далеком прошлом,где споткнувшись,я будущее выронил из рук. Сперва,резвясь на жизненном просторе,словно молодость сама; умнеем после первого же горя,а после терпим горе от ума. Ах,юность,юность! Ради юбки самоотверженно и вдруг душа кидается в поступки,руководимые из брюк. Живи светло и безрассудно,поскольку в старости паскудной под нас подсунутое судно – помеха жизни безрассудной. Эпохи крупных ослеплений недолго тянутся на свете,залившись кровью поколений,рожденных жить в эпохи эти. За плечами с пустым мешком,только хлеб там неся и воду,в жалком рубище и пешком есть надежда найти свободу. Ты пишешь мне,что все темно и плохо,Все жалким стало,вянущим и слабым; но,друг мой,не в ответе же эпоха за то,что ты устал ходить по бабам. Наша старость – это ноги в тепле,это разум – но похмельный,обратный,тише музыка и счет на столе,а размер его – всегда неоплатный. Азарт живых переживаний подвержен таянью – увы! – как пыл наивных упований,как верность ветреной вдовы. Когда время,годами шурша,достигает границы своей,на лице проступает душа,и лицо освещается ей. Есть люди,провалившие экзамен житейских переплетов и контузий,висят у них под мутными глазами мешки из-под амбиций и иллюзий. Не тужи,дружок,что прожил ты свой век не в лучшем виде: все про всех одно и то же говорят на панихиде. Я жизнь свою листал сегодня ночью,в ней лучшие года ища пристрастно,и видел несомненно и воочию,что лучшие – когда я жил опасно. Однажды на улице сердце прихватит,наполнится звоном и тьмой голова,и кто-то неловкий в несвежем халате последние скажет пустые слова.