"Невеста страсти" - читать интересную книгу автора (Гудмэн Джо)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

— Да чтоб ему провалиться! Чтоб он сдох, собака!

Проклятия произносились шепотом, но от этого они ничуть не теряли свою красочность. В этих едва слышных словах сконцентрировались страх и ненависть, одиночество и обида, годами копившиеся внутри маленького тела и не находившие выхода.

— Пусть только попробует продать меня! Я все равно не дамся! Не дамся!

Маленькие руки схватили две косички цвета кованого золота и с силой дернули за них — старый испытанный прием, не раз применявшийся, чтобы не дать себе заплакать в голос. Янтарные глаза, неправдоподобно большие для худенького, изможденного лица, предательски затуманились. Алексис со злостью смотрела на свои трясущиеся руки, словно рассчитывая взглядом унять дрожь. Удивительно, но ей это удалось. Теперь, когда тело стало покорным, только мозг продолжал работать как в лихорадке. События нескольких последних часов убедили ее в необходимости покинуть дом. Она вынуждена была так поступить, чтобы избежать очередного унижения от рук человека, называвшегося ее отцом все те тринадцать лет, что она успела прожить на свете.

За это время Алексис бесчисленное количество раз напоминали о необходимости быть благодарной людям, которые, будучи дальними родственниками девочки, не побрезговав ее незаконным происхождением, взяли к себе на воспитание сироту. Слишком скоро стало очевидно лицемерие этих людей, не раз и по самым различным поводам напоминавших Алексис о том, что она не такая, как все, что ее умершая при родах мать — шлюха, а она — не более чем плод порока. Неудивительно, что Алексис чувствовала себя чужой в этом семействе неудачников, чересчур ленивых для того, чтобы как-то изменить к лучшему свою жизнь, и чересчур недалеких дли того, чтобы научиться мириться с обстоятельствами. Среди четырех родных детей Чарли и Мегги Алексис так и не нашла друзей, к приемным же родителям она не испытывала ничего, кроме презрения.

До недавнего времени мечты Чарли легко разбогатеть или на худой конец сорвать куш, не утруждая себя работой, никак не были связаны с Алексис. Неожиданный ход, решавший сразу две проблемы: избавление от лишнего рта и получение прибыли, подсказала, сама того не желая, жена — последнее время Мег все чаще стала обращать внимание на то, что девчонка не выполняет своей части работы.

— Шляется себе по паркам, дрянь такая. Воздуха здесь, видишь ли, ей мало, — жаловалась Мег мужу.

Мегги ничего не придумывала — об этом донесла матери одна из сводных сестер Алексис, подглядев, как та пряталась за цветущими кустами, прислушиваюсь к разговорам прогуливающихся по аллеям дам.

— Она хочет говорить как леди! Вон что выдумала! — бушевала супруга Чарли.

План созрел окончательно, когда Мег в очередной раз сообщила мужу, что если их приемная дочь не сидит под кустом в парке, то все равно не работает, а убегает на реку, смотрит на корабли и просто валяет дурака.

Чарли в типичной для него манере рубить сплеча решил одним махом положить конец и жалобам жены, и неблагодарности приемыша, продав Алексис в услужение. Девочка слишком хорошо понимала, чем это для нее обернется. Чарли и глазом не моргнет — отдаст ее самому дьяволу, была бы выгода.

Алексис с силой надавила на глаза тыльной стороной ладони и ждала до тех пор, пока не появились радужные круги. Среди абсолютной черноты рождались и умирали цветные искры. Этот мир был совершенно особенным, непохожим на серое убожество, окружавшее ее в повседневной жизни. Он принадлежал ей одной. Никто не мог подсмотреть за волшебными фейерверками, подчинявшимися только ее воле. Алексис отняла ладони от лица и открыла глаза. Перед ней была комната с облупившейся краской на стенах и трещинами на потолке. Она рассмеялась. Итак, этот мир останется ее миром всего лишь на несколько часов. В свои неполные тринадцать лет Алексис уже успела усвоить, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, а спастись можно было только бегством.

Впервые мысль о побеге из дома, а заодно и из Лондона пришла ей в голову уже два года назад. Тогда определилась и цель — куда бежать. Но план продвигался вперед не очень-то быстро. Все зависело только от одного человека — от нее самой. Алексис понимала, что рискует быть пойманной, и поэтому выжидала момент, когда игра будет стоить свеч.

В Америке для нее найдется место под солнцем. Алексис знала это. Матросы, с которыми она успела подружиться, проводя долгие часы возле реки, рассказали ей о том, как живут люди на этом далеком континенте. Девочка слушала их с замирающим сердцем, представляя себя посреди чудес Нового Света. Та далекая страна была молодой и неукрощенной. Места там сколько угодно — всем хватит. Алексис плотно обхватила себя руками. Она была по-своему счастлива, как бывает счастлив человек, который понимает, чего хочет, и знает, как достичь желаемого.

Скоро все будет кончено. Конец унижениям, конец обиде и боли, которые испытываешь, когда смеются над тем, что тебе дорого. Мег всегда смеялась, когда Алексис подражала разговорам дам, которых видела в парке, а Чарли готов был поклясться, что она торгует собой, проводя время в гавани. Теперь уже ничего не имело значения. И правильная речь, и сведения, почерпнутые у моряков, — все должно было помочь выполнению ее плана. Наконец-то пришла пора проверить, насколько хороши ее знания.

Алексис успела задремать, когда услышала голоса поднимавшихся по лестнице сестер. Она не издала ни звука, когда они залезли в кровать рядом с ней, когда стали пинать ее ногами, выталкивая, словно кукушата непохожего на них птенца из теплой постели. Привычно оказавшись па полу, завернувшись в одеяло, которое чудом умудрилась оставить при себе, Алексис молча дождалась, пока девочки уснут. Потом осторожно, стараясь не шуметь, встала. Тихо, на цыпочках она пробралась вниз. Весь дом спал, и от этого на душе у Алексис заметно полетало.

Девочка впотьмах порылась в большой бельевой корзине, стоящей на кухонном столе, и наконец нашла то, что искала. Вместо своего поношенного и линялого платья она надела короткие штаны и рубашку брата. Отыскав лучшую пару носков, Алексис надела их и сунула ноги в мальчишечьи ботинки. Маскарад был завершен, если не считать последнего штриха.

Вязаную шапочку, подарок одного из моряков, Алексис заткнула за пояс. Без всякого сожаления, достав заранее припасенный нож, самый острый, что ей удалось найти, Алексис отрезала косы. Теперь можно было обойтись без гребешка. С помощью собственной пятерни она причесала то, что осталось от роскошных золотых волос, старательно оттягивая кудри, надеясь таким способом превратить вьющиеся волосы в прямые, по ее мнению, более приличествующие представителям сильного пола. Заглянув в зеркало, Алексис сперва даже отпрянула, пораженная происшедшей переменой. Потом, покрутив головой, она тихо рассмеялась своему отражению, натянула шапочку, чтобы спрятать упрямо не желавшие распрямляться кудряшки, и вышла из дому, прихватив с собой лишь немного хлеба и сыра. Ни разу не оглянувшись па опостылевшее жилище, девочка бодро зашагала в сторону Темзы.

Несмотря на поздний час, жизнь в гавани шла своим чередом. Алексис села на ступеньку крыльца одного из домов, с интересом приглядываясь к речному люду. Мимо нее проходили изрядно подвыпившие мужчины, но никто даже не кинул взгляд в ее сторону. Грузчики тащили на спинах поклажу: один из кораблей готовился к отплытию. Ударил корабельный колокол, извещая о скором прощании с землей, и под этот звон Алексис уснула, прислонившись к двери дома. Ей снилось, что она уже на корабле, отбывающем в Америку. Отчего-то у девочки не было ни тени сомнения в том, что все произойдет именно так, как она задумала.

Алексис проснулась от приятного запаха только что испеченного хлеба и тут же почувствовала зверский голод. Кто-то протягивал ей свежую белую булку. Прежде чем принять этот королевский подарок, она с сомнением взглянула в лицо дарителю. До сих пор ей не слишком часто доводилось иметь дело с благотворительностью. Впрочем, на этот раз скорее всего сомневаться не стоило — перед девочкой стояла милая круглолицая женщина с доброй улыбкой. Алексис улыбнулась в ответ, надеясь, что улыбка у нее получилась именно такой, как она задумала, — светлой и искренней.

— Похоже, паренек, тебе нелишне будет перекусить, — сказала женщина и, поскольку мальчик не торопился принять угощение — видно, бедняга не привык получать подарки, — добавила: — У меня много хлеба. Утром я напекла свежего. Почему бы тебе не пройти ко мне в лавку и не поесть?

Алексис решительно замотала головой, вспомнив, что у нее с собой есть еда.

— Я не могу, мэм, — она запнулась, затем поправилась: — то есть я хотел сказать, мадам. У меня в карманах пусто, как в брюхе, то есть я хочу сказать, что денег у меня нет, а милостыни мне не надо.

Женщина рассмеялась.

— Кто тебе сказал, что я предлагаю тебе хлеб задаром? Заходи, позавтракай по-человечески, а потом уберешь мою лавку.

Алексис взяла предложенный хлеб и вошла в дом следом за женщиной. Глядя на упитанную и веселую хозяйку лавки, Алексис почувствовала укол зависти, хорошо знакомой тем, у кого вечно от голода живот подводит. Везет же некоторым, кто не знает, что такое голодная резь в желудке.

— Ты ищешь работу на одном из торговых судов? — спросила женщина, по-прежнему с улыбкой глядя, как Алексис уплетает завтрак.

— Верно, мэм. Хочу попасть на корабль, который идет в Штаты.

— Ты слишком мал, чтобы плавать так далеко.

— Мне шестнадцать. А как наемся до отвала, то и на восемнадцать потяну по силам.

«Черт, я опять что-то не то сболтнула. Надо было сказать: „я сыт“, да и про возраст это зря…»

Женщина вгляделась в лицо маленького оборвыша. Не он первый, не он последний из лондонских мальчишек мечтает попасть в дальние страны. Вот ребятишки и убегают из дома, некоторые даже оказываются на корабле… Булочница знала, что до места назначения доплывали далеко не все. Одних уносила цинга и прочие болезни, вызванные плохой пищей и гнилой водой. Другие погибали, надорвавшись, не выдержав тяжелой работы. Жизнь на судне совсем не была похожа на праздник, который грезился мальчишке, любующемуся нарядными парусниками в порту. Женщина раздумывала, стоит ли говорить об этом с худосочным ребенком — того, очевидно, никогда не кормили досыта, — и решила, что не стоит. Все равно ее слова останутся для маленького мечтателя пустым звуком — его ничто не остановит. В этом подростке чувствовался характер. Если уж он что-то задумал, то наверняка захочет довести дело до конца. Твердая линия рта, решительность во взгляде янтарных глаз — такого трудности не испугают. Да и что на самом деле может его испугать? Тяжелая работа? Плохая еда? Грубое обращение? Кто знает, каких ужасов он насмотрелся здесь, в Лондоне…

Вздохнув, женщина собрала ребенку ленч. Жизнь не всегда справедлива к детям, что уж тут поделаешь. Когда мальчик закончил еду, хозяйка протянула ему узелок.

— Подмети здесь и иди своей дорогой. Я знаю, что один из торговых кораблей Тортонского судоходства уходит в плавание к берегам Америки. В Чарльстон.

— Я знаю, что Чарльстон в Америке, — гордо сообщила Алексис.

— Разумеется, — спокойно ответила женщина. — Ну что же, может быть, тебе удастся наняться на корабль. Только не говори там, что тебе шестнадцать. Если им очень нужен работник и они сделают вид, что не видят очевидного, на пятнадцать ты, может, еще и потянешь.

Алексис улыбнулась и поблагодарила добрую женщину. Подметая крыльцо, девочка подумала, что все пока идет очень даже гладко, и если ей удастся соврать насчет возраста, то дело можно считать сделанным: пока никто не заподозрил в ней девчонку; значит, мальчишка из нее получился отменный!

Разыскать «Звездный» не составило большого труда. Алексис знала флаг Тортонского судоходства так же хорошо, как и оснастку его судов. «Звездный» был корабль довольно новый, на его Счету числилось всего несколько рейсов в Америку. Вид у судна был вполне приличный — корпус ниже ватерлинии совсем свеженький, без следов ржавчины, и красно-белая полоса по борту все еще яркая, не успевшая поблекнуть и облупиться от соленой морской воды. Алексис не сразу решилась подойти к матросам, занимавшимся погрузкой судна. Некоторое время она стояла поодаль, набираясь храбрости.

Наконец, собравшись с духом, Алексис подошла к одному из рабочих и спросила, где можно найти капитана. Тот лишь небрежно ткнул пальцем куда-то в сторону. Алексис послушно отправилась в указанном направлении, но моряк окликнул ее:

— Ты не работу ищешь?

Алексис кивнула.

— Тогда тебе надо не капитана. Вон видишь, там стоит человек?

Грузчик указал на огромного, похожего на медведя моряка, руководящего погрузкой.

— Он обычно нанимает людей на корабль. Его зовут Пауль Эндрю. Иди, может, тебе повезет.

Пробормотав слова благодарности, Алексис принялась карабкаться по сходням наверх, стараясь не замечать, как от страха сводит все внутри. Она решила дождаться небольшого перерыва в работе грузчиков, чтобы обратиться к великану.

— Сэр, — голос Алексис звучал еле слышно, так что Пауль даже не обернулся. — Сэр, — повторила она уже громче, — я ищу работу.

Алексис чудом удержалась на ногах, когда мужчина неожиданно резко шагнул к ней.

— Неужели? И с чего ты решил, что у меня есть для тебя работа?

Пауль смотрел на жалкий образчик человеческой породы, стоявший перед ним. От рейса к рейсу приходят мальчишки все моложе. Если дело так пойдет и дальше, скоро придется нанимать грудных младенцев. Будь у него возможность руководствоваться только сердцем, он ни за что бы не взял этого ребенка на работу. Но жалость здесь была неуместна. Капитану действительно нужен юнга-денщик, а искать кого-то более подходящего времени не было.

— Так сколько лет тебе, парень?

— Пятнадцать, — решительно заявила Алексис.

— Едва ли. Самое большее — четырнадцать. У тебя голос даже не начал ломаться.

— Скоро начнет.

Алексис хрипло покашляла.

Пауль подбоченился и засмеялся глубоким грудным смехом.

— Если уж ты так настроен получить эту работу — добро пожаловать. С этого дня ты будешь делить судьбу со всеми нами. Только потом не вздумай винить меня за то, что я нанял тебя. Скоро ты поймешь, что жизнь здесь совсем не мед, не то, что ты себе представлял.

Алексис озадаченно посмотрела на могучего моряка.

— Почему я должен вас винить? Это мое решение.

Пауль захохотал еще громче.

— Принимать решения в четырнадцать? Что ж, посмотрим, как ты готов отвечать за последствия своих решений.

Но, встретив взгляд ребенка, Пауль перестал смеяться. Мой Бог, мальчишка говорил серьезно. Пауль невольно поежился, представив на его месте кого-нибудь из собственных сыновей. Не приведи Господь служить на таком корабле. А ведь его мальчики были старше и крепче, чем этот заморыш. И все же мальчишка, кажется, хорошо знал, чего хочет. Паулю не слишком понравилось это выражение мрачной решимости в глазах несмышленыша. Как-то не вязалось оно с представлением о радостном, безмятежном детстве. Да и не только это. Даже ему, повидавшему виды человеку, стало слегка не по себе под взглядом мальчишки. Этот добьется своего во что бы то ни стало, и ничто и никто его не остановит. Впрочем, пауза затянулась, и Пауль решил сгладить неловкость.

— Как зовут тебя, сынок?

— Алекс.

— Просто Алекс, без фамилии?

Алексис молчала, обдумывая свой выбор. Она не хотела начинать новую жизнь, прихватив с собой из опостылевшего прошлого фамилию людей, лицемерно притворявшихся ее семьей все тринадцать лет, что она провела с ними. Но и иной у нее не было. Девочка скользнула взглядом по ряду домов на набережной, по вывескам магазинов, лавок и мастерских, и остановилась па той, что висела над булочной. Почему бы и нет? На крыльце этого дома она коротала первую ночь новой жизни, и женщина — хозяйка булочной, подарила ей этим утром больше тепла и доброты, чем приемные родители за всю жизнь. Алексис несколько раз про себя повторила слово, которое отныне станет неотъемлемой частью ее имени, надеясь, что произнесенное вслух, оно прозвучит естественно, не вызывая лишних подозрений у этого сурового великана. Ошибиться в этом деле было нельзя, а с грамотой дела у Алексис обстояли неважно.

— Денти, — сказала она. — Меня зовут Алекс Денти.

Пауль проследил за взглядом Алексис и, заметив вывеску, привлекшую ее внимание, с трудом удержался от улыбки. Надпись гласила «Pantry» — кондитерская.

— Ладно, Алекс Денти. Пошли со мной, я покажу тебе твою каюту. Тебе придется подписать несколько документов, в которых говорится, что ты согласился на эту работу по доброй воле.

Алексис показали маленькую каюту рядом с капитанской.

— Это твои хоромы. Тебе повезло — у тебя есть свой угол, но это потому, что капитану ты можешь понадобиться в любое время суток. Он любит, чтобы его юнга всегда был под рукой. Я прослежу за тем, чтобы тебе дали еще одежды. Думаю, кое-что из вещей прежнего юнги все еще на борту.

Пауль замолчал и, выдержав паузу, сказал:

— Прежний юнга умер, да будет тебе известно. Не выдержал. Но тебя это не слишком волнует, не так ли?

— С чего бы мне волноваться? Я-то сильный. Я помирать не собираюсь.

— Дай Бог, — пробормотал Пауль.

Он показал Алексис капитанскую каюту и достал документы, которые необходимо было подписать. Алексис вывела имя достаточно уверенно, но с фамилией произошла заминка. Пауль внимательно посмотрел на подпись, но предпочел ничего не заметить. Он чувствовал, как гордится собой этот мальчишка, быть может, впервые поставивший на бумаге подпись, и не хотел портить пареньку праздник. Может быть, найдется время, и тогда он поучит мальчика грамоте. Только едва ли получится. И еще, надо что-то делать с этим ужасным акцентом, сразу выдающим представителя лондонской нищеты. Но мальчик все больше нравился Паулю. Оставалось надеяться, что паренек и вправду окажется сильнее, чем его предшественник, и справится с требованиями капитана без чересчур трагических последствий.

— Еще одно, — добавил Пауль, собирая бумаги со стола, — не надейся улизнуть с корабля, когда мы приедем в Чарльстон. Тебя наняли на весь рейс, а он включает возвращение в Лондон.

Алексис едва не выдала себя, осознав, что ее план разгадали. Однако она не была бы собой, если бы не сумела взять себя в руки.

— Я знаю, — тихо ответила она.

— Увидим, — загадочно ответил Пауль.

Алексис еще не раз доводилось слышать это «увидим». Особенно часто Пауль повторял свою присказку, когда Алексис утверждала что-то слишком самоуверенно. Но девочка чувствовала, что, как бы Пауль ни ворчал, ему нравилась ее самостоятельность. Справедливости ради надо добавить, что она действительно редко попадала пальцем в небо, неведомым образом угадывая верный ответ.

Вначале капитан Уайтхед даже разозлился на своего первого помощника за то, что тот нанял малолетку. Прежнего юнгу похоронили, как положено, в море, и капитан настоятельно потребовал в следующий раз нанять парня постарше. Но Алексис не подкачала, выполняя приказы почти безупречно. В конце концов капитан был вынужден признать, что выбор Пауля Эндрю оказался удачен.

Алексис часто задумывалась над тем, как бы поступил Пауль, узнай он, что она девочка. Хорошо, что ей удавалось скрывать свою тайну так долго. Этому, конечно, способствовало то, что у нее была своя каюта, в то время как вся остальная команда спала в гамаках на палубе. Алексис никогда не забывала на ночь закрывать дверь каюты на задвижку, как предложил ей Пауль, и держалась по его же совету подальше от матросов, звавших ее «хорошеньким мальчиком». Впрочем, она и сама осознавала опасность, которую представляли для нее эти люди.

На кого она действительно могла положиться в трудную минуту, так это на Пауля. Его грубовато-резкая манера общаться становилась мягче по мере того, как они лучше узнавали друг друга. Алексис перестала его бояться, и гигантские размеры первого помощника уже не воспринимались ею как нечто угрожающее. В Пауле Эндрю, по оценке Алексис, было не меньше шести футов роста, но все эти горы мускулов он нес так, будто вообще не чувствовал собственного веса. Черные волосы его и черная борода были одинаково темными, если не считать нескольких седых прядей. Солнце и соленый ветер задубили кожу на его лице, но, улыбаясь, Пауль словно сбрасывал с себя груз прожитых лет. С легкой грустью рассказывал он Алексис о своем доме, о семье, живущей на севере Англии. Она была благодарна ему за то, что он стал ее другом. Все на корабле уважали Пауля, и те, кто продолжал думать о ней как о «хорошеньком мальчике», предпочитали держаться от нее в стороне, опасаясь ее могучего покровителя. Пауль относился к Алексис как к сыну, и пусть даже он делал это ради того, чтобы скрасить тоску по собственным детям во время рейса, — Алексис все равно гордилась собой и своим другом.

Пауль научил ее стрелять из пистолета и владеть шпагой, насколько это позволяли ее пока не окрепшие детские руки. Алексис ничего не имела против того, чтобы ее тело налилось силой. Приятно было чувствовать себя здоровой и крепкой. Пища на корабле, преимущественно состоящая из солонины и сухарей, была весьма далека от того, чтобы называться хорошей, но зато здесь она ела вдоволь, чего раньше никогда не могла себе позволить. Так что сейчас у нее хоть в животе не урчало, как в прежние времена.

Алексис вскоре научилась управляться со снастями и карабкаться по канатам не хуже любого другого матроса. Прошло еще немного времени, и она первой добиралась до маленькой плоской площадки наверху, почти у вершины грот-мачты. Алексис, как и другие моряки, называла ее «воронье гнездо». Там, в хитросплетениях снастей, на головокружительной высоте она чувствовала себя удивительно хорошо, в согласии с самой собой и окружающим миром. С высоты все проблемы реального мира казались мелкими. В «вороньем гнезде» девочка ощущала себя выше придирок капитана, выше страха, который внушали матросы, звавшие ее «хорошеньким мальчиком», выше стремящейся ускользнуть из-под ног качающейся палубы, выше волн, готовых слизнуть ее в море, — выше всего и всех, кто мог ее тронуть или обидеть.

Там, наверху, в ее гнезде, Алексис и настиг первый шторм. Но та беда, что случилась с ней прежде, чем налетел шквал, показалась девочке пострашнее шторма. Она и в самом деле не знала, что хуже — ветер, готовый смести ее в океан, или то, что происходило внутри нее. Вначале, заметив кровь на штанах, она решила, что ударилась обо что-то. В ужасе от случившегося, она поспешила побыстрее спуститься вниз, к себе в каюту. Канат, намокший под дождем, оказался на редкость скользким, и Алексис едва успела удержаться от падения, зацепившись за мачту.

Пауль заметил, что происходит, и кинулся к мачте, чтобы подхватить юнгу. Он видел, как Алексис, схватив канат, соскользнула по нему вниз. Это был весьма рискованный поступок, если не сказать безрассудный. Заметив следы от канатов на ладонях Алексис, Пауль перевел недовольный взгляд на ее лицо.

— Вам положено слезать по канатам, а не съезжать по ним! — раздраженно бросил он, перекрикивая ветер. — Идите к себе! Кому вы нужны здесь с такими руками!

Алексис попыталась улыбнуться. Пауль злится на нее лишь потому, что действительно переживает за ее жизнь и здоровье. От ощущения своей нужности, своей значимости для кого-то у девочки теплее становилось на душе. Впервые она сознавала, что до нее кому-то есть дело. Осторожно ступая и придерживаясь за находящиеся поблизости предметы, чтобы ее не смыло волной, Алексис побрела к себе. И вдруг Пауль схватил ее за плечо. Жест этот можно было истолковать как угодно, но только не как дружеский.

Девочка озадаченно посмотрела вверх и встретилась с глазами, полными самого настоящего, самого горячего гнева. Она попыталась сбросить руку, но не тут-то было: хватка Пауля оказалась на редкость крепкой. Боцман наполовину толкал, наполовину тащил Алексис вниз, к каюте. Оказавшись на месте, он буквально зашвырнул юнгу внутрь, и Алексис пришлось ухватиться за койку, чтобы удержаться на ногах.

— Что с вами, Пауль?! — воскликнула она. Пауль с силой захлопнул за собой дверь.

— Это я должен спросить, что случилось с вами, мисси? Сейчас у меня нет времени выяснять подробности. Меня ждут наверху. А вы займитесь собой! И не смейте выходить из каюты! Я скажу всем, что вы ушиблись. Тем временем попытайтесь собраться с мыслями. Я потребую ответа на все свои вопросы, когда вернусь.

Голубые глаза Пауля снова гневно вспыхнули, когда Алексис виновато опустила взгляд. Итак, он увидел кровь. Ее вычислили. Пришла беда — отворяй ворота.

Оставшись одна, Алексис, как могла, привела себя в порядок — для этого ей пришлось перевести на лоскуты простыню. В ее планы не входило становиться женщиной. Она не знала, на что злится больше, на собственное тело, предавшее ее, или на мозги, которых не хватило для того, чтобы предусмотреть такой поворот событий.

Пауль вернулся, когда закончился шторм. Он быстро закрыл за собой дверь и задвинул засов. Алексис видела, что он вымок до нитки, но жалость уступила место страху, когда гигант подступил к ней. Голубые глаза его метали злые искры. Он, казалось, готов был испепелить ее одним лишь взглядом. Однако у Алексис хватило мужества встретить его гнев достойно. Она не отстранилась и не отвела глаза, когда он стащил с ее головы вязаную шапочку. Она безропотно позволила ему взять ее за подбородок и повернуть лицо так, чтобы моряк смог рассмотреть его во всех деталях.

Наконец он отпустил ее и медленно покачал головой.

— Будь я проклят, болван. Теперь я знаю, что меня ждет ад.

Какое-то время Пауль молчал, словно обдумывая, с чего начать.

— И как долго ты собиралась водить всех за нос?

— Пока не попаду в Чарльстон.

— Ты не думала, что у тебя могут начаться месячные?

— Нет.

— А ты не боишься того, что сейчас с тобой будет?

— Нет.

Пауль вздохнул.

— Бог накажет меня, — повторил он вновь.

Он взял грех на душу уже потому, что нанял юнгой ребенка, но обнаружить, что этот ребенок еще и девочка, — это было слишком даже для него. Чем дальше, тем труднее ей будет скрывать свой пол. О том, что может с ней случиться, узнай в ней женщину остальные матросы, Паулю и думать не хотелось. Старпом леденел от страха за нее, представляя, каким кошмаром для девочки может обернуться разоблачение. Она даже не понимает, чем рискует.

— Так что мне с тобой делать?

— Поменьше обо мне волноваться. Это мои проблемы. Я с ними справлюсь.

— И ты еще можешь так со мной говорить! Черт! Как тебя все-таки зовут?

— Алексис. Фамилия — Денти.

Пауль улыбнулся, вспомнив вывеску над пекарней.

— И сколько тебе на самом деле лет?

Сначала она собиралась врать, но передумала.

— Тринадцать.

— Тринадцать?! Я точно буду в аду.

Ему потребовался час, чтобы вытянуть из Алексис историю ее жизни. Когда она закончила рассказ, темных мест в ее повествовании оставалось немало, но Пауль предпочел не давить на нее, выжимая подробности. Помимо воли, — он восхищался этой отважной девчонкой. Ему было ясно, что она не только не рассчитывает на сочувствие, но и не желает его.

— Я не могу взять тебя в Чарльстон, — сказал моряк, поразмыслив.

В первый раз со времени их знакомства он увидел страх в янтарных глазах.

— В Лондон назад ты тоже не хочешь, как я понимаю. Этот шторм, должно быть, небо послало на твое счастье, Алекс. Из-за того, что мы сбились с курса, капитан решил сделать несколько остановок в портах Карибского моря и оставить там часть груза. В одном из портов мы тебя и спишем.

— Почему я не могу плыть с вами до Чарльстона? — упрямо спросила Алексис.

— Потому что нам туда плыть еще три недели. Ты не сможешь так долго скрывать свой пол. Мужчины, что называли тебя «хорошеньким мальчиком», покажутся ангелами по сравнению с остальными, когда они узнают, кто ты на самом деле. Я не смогу охранять тебя круглые сутки. Ты будешь чувствовать себя в большей безопасности на одном из островов.

Алексис насупилась.

— Не нравится мне это, Пауль. Я не так все планировала. Что я там буду делать, на островах?

— Вот ты о чем, — засмеялся Пауль. — Ты думала, я вытолкну тебя на берег и забуду о твоем существовании? Нет. У меня на Тортоле есть друзья. Они живут в Род-Тауне. Я ведь рассказывал тебе о Джордже и Франсин. Помнишь? Корабельная компания Квинтона? Это они и есть.

— Помню.

— Так почему тогда у тебя такой кислый вид? Они хорошие люди. Я знаю, что они примут тебя в семью.

— Как Чарли и Мег, — с горечью отозвалась Алексис.

— Нет, черт побери! Не как Чарли и Мег! Неужто ты меня до сих пор не узнала? Я никогда не допустил бы, чтобы ты попала к таким людям, как твои приемные родители! У Джорджа и Франсин нет детей. По крайней мере не было тогда, когда л видел их в последний раз. И у них есть деньги, Алекс.

— Мне все равно, есть у них деньги или нет. Я не была несчастной от того, что была бедной.

— Я знаю. Ты была несчастной от того, что не могла изменить отношение к себе приемных родителей. Что же, Квинтоны не создадут для тебя подобных проблем. Ты сможешь получить образование, и, если у тебя не пропадет желание попасть в Штаты, они помогут тебе его осуществить.

— Зачем я им? У них ведь и так все есть.

Пауль удивленно приподнял мохнатую бровь.

— Ты еще спрашиваешь? Я думал, ты знаешь себя лучше.

Алексис сдвинула брови, пытаясь разгадать смысл его слов. Никто и никогда до сих пор не проявлял желания с ней подружиться. Пауль был первым. Может ли статься, что Квинтоны в чем-то на него похожи?

— У меня все равно нет выбора, не так ли? — тихо спросила она.

— На сей раз нет, Алекс. Доверься мне и позволь принять за тебя решение.

Пауль протянул ей руку, и Алексис осторожно ответила на рукопожатие.


К тому времени, как «Звездный» достиг порта Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас, Пауль успел уговорить Алексис согласиться с его планом. Он сообщил капитану, что юнга получил травму во время шторма и не может не только работать, но и выходить из каюты, так что у Алексис было три дня отдыха, больше похожего на заключение — старший помощник строго-настрого запретил ей появляться на палубе. Зато он часто навещал ее и проводил в ее каюте долгие часы, рассказывая все, что знал, о Джордже и Фран-син Квинтонах.

Постепенно Пауль поведал всю историю их жизни. От него Алексис узнала о том, как Джордж больше двадцати лет назад уехал из Англии со своей невестой-француженкой — он решил сколотить состояние, выращивая сахарный тростник и прочее необходимое для жизни продовольствие на Тортоле. К счастью, Джордж быстро смекнул, что можно заработать куда больше, занимаясь перевозкой товаров, произведенных другими поселенцами. Он был человеком по-настоящему дельным и сумел на вырученные деньги начать собственный бизнес. Квинтонское корабельное дело вставало на ноги не просто. Несколько раз все приходилось начинать с нуля, но Джордж оказался крепким орешком и сумел-таки преуспеть. Алексис знала о существовании Корабельной компании Квинтона еще до знакомства с Паулем. Уроки, преподанные в лондонской гавани населявшим ее людом, пошли Алексис впрок. Она видела корабли Квинтонов в порту: темно-синие, с красными полосами по бортам, с бойницами для орудий. То, что она услышала о Квинтонах из уст Пауля, заинтриговало ее, пробудило воображение и заставило отчасти забыть сомнения.

К тому времени, как «Звездный» бросил якорь у берегов Тортолы, Пауль был почти уверен в том, что рассеял страхи Алексис. Но когда он зашел за ней в каюту и увидел ее, сжавшуюся в комочек на койке и вот-вот готовую разрыдаться, то понял, что ему не удалось даже прикоснуться к самым сокровенным ее мыслям.

— Я думал, ты мне доверяешь. — Он присел рядом с ней.

Девочка вся дрожала от напряжения, пытаясь сдержать слезы.

— Так отчего ты расстраиваешься?

— Я не расстраиваюсь.

— Лгунишка, — ласково улыбнулся Пауль.

Алексис покраснела и, чтобы скрыть смущение, обхватила Пауля за шею руками. Спрятав лицо у него на груди, она пробормотала:

— Я очень тебе благодарна, Пауль. Честное слово. Я знаю, что ты поступаешь так, как считаешь лучшим для меня.

Пауль осторожно разомкнул ее руки и приподнял лицо девочки так, чтобы можно было заглянуть в глаза.

— Следующим твоим словом будет «но». Не зря ты так дрожишь.

Алексис набрала в грудь побольше воздуху и выпалила:

— Что, если я их полюблю, а они не захотят, чтобы я постоянно жила с ними? Мне опять будет больно, Пауль. Как сейчас, когда я расстаюсь с тобой. Я не хочу висеть ни у кого на шее, не хочу ни за кого цепляться! — Нервы ее не выдержали и она, громко шмыгнув носом, закончила со слезами: — Я хочу только одного, плыть своей дорогой в Америку.

Пауль прижал Алексис к себе и крепко обнял.

— Ты никогда не будешь никому обузой, Алекс. В тебе есть стержень. Ты всегда идешь своим путем. Вот это я в тебе и люблю.

— Честно?

— Честно. Тот, кто тебя любит, никогда не сможет остановить тебя. Любить кого-то — это тоже риск. Но ты сильная. Не представляю, что может тебя подкосить.

Пауль понимал, что девочка истолкует его слова как вызов собственной храбрости, и, зная ее, предположил, что она не сможет не принять этот вызов.

Алексис ничего не ответила, только осторожно вытерла слезы о его рубашку.

Меньше чем через час после этого разговора она в сопровождении Пауля покидала корабль, стоявший под разгрузкой. Крепко удерживая девочку за руку, Пауль вел ее по суетливым улицам Род-Тауна. Позади осталась уютная гавань, где небольшая флотилия рыболовецких судов лениво покачивалась на волнах, неторопливо продвигаясь к большой воде.

Перед Паулем и Алексис расстилался небольшой городок, в котором все привлекало любопытство ребенка, ни разу не покидавшего Лондон. Пауль рассмеялся, заметив, как округлились у Алексис глаза, когда она, наверное, впервые в жизни, увидела темнокожего островитянина.

Девочка готова была прыгать от радости, любуясь необычайно яркой и сочной растительностью острова. То и дело она останавливалась, чтобы понюхать какой-нибудь незнакомый цветок. Пауль показал ей, как растет на искусственных террасах, испещривших холмы, сахарный тростник. Алексис попросила своего спутника остановиться и с интересом наблюдала, как тюки с тростником грузят на спины осликов, которые потом тащат свою поклажу на мельницу. Пауль с удовольствием выполнял все просьбы своей маленькой спутницы. Как мог он отказать ребенку в удовольствии испытать новые радости в непривычном и столь восхитительном окружении, тем более что желания ее были так легко выполнимы. На борту корабля она казалась совсем взрослой, замкнутой, отгородившейся от всех защитным панцирем. Сейчас, в присутствии старшего, готового повести ее за собой, Алексис мало чем отличалась от остальных детей, которых Пауль видел на пристани.

Моряк, улыбаясь, смотрел, как Алексис, сорвав ярко-алый цветок, пыталась заложить его за ухо. Цветок соскальзывал и падал: волосы девочки были слишком короткими, чтобы удержать его.

— К тому времени, как я приеду тебя навестить, — сказал Пауль, — ты должна отрастить волосы до середины спины. Если я замечу, что ты их снова обкорнала — из-за чего, меня не касается, — так и знай, с живой тебя шкуру спущу.

Алексис рассмеялась, понимая, что не следует воспринимать угрозу всерьез, а потом вдруг всхлипнула и крепко схватила Пауля за руку.

— Для того чтобы волосы так отросли, потребуется не один год. Значит, мы расстаемся на несколько лет?

Она готова была расплакаться, и голос чуть не выдал ее, но Алексис сумела овладеть собой. Ей не хотелось плакаться в жилетку никому, даже этому, ставшему ей близким человеку.

— Кто знает, когда я снова окажусь в этих водах, — с деланной беззаботностью отозвался Пауль. Он взял из рук девочки цветок и покрутил его между пальцами. — Но когда я приеду, я хочу, чтобы меня ждали.

— Ты расскажешь обо мне своим близким, Пауль? Может быть, кто-то из твоих сыновей захочет жениться на мне. Тогда ты смог бы стать мне отцом.

Пауль засмеялся. Он с радостью забрал бы Алексис с собой, привез ее в семью, где ее приняла бы как родную дочь его жена и как сестру его сыновья и дочери… Но он понимал, что с Джорджем и Франсин Алексис будет лучше.

— Боюсь, ты испугаешь моих сыновей своими пронзительными глазами, Алекс. Я и то выдерживаю твой взгляд только потому, что выше тебя на три головы. Не представляю, что должны чувствовать люди, когда ты смотришь на них. У них, наверное, поджилки трясутся и ноги подкашиваются.

— Но ведь ты не такой, как они, Пауль, — за это я тебя и люблю! Ты никогда не отступаешь и не отводишь взгляда. Мои братья и сестры отворачивались от меня, когда я не отвечала на их дразнилки. Иногда, когда Чарли принимался лупить меня, я смотрела на него вот так… Ох, как же он ненавидел меня за то, что я вот так смотрю. Наверное, так же сильно, как я ненавидела его за то, что он смотрит по-своему. Как ты думаешь, отчего это происходит?

Пауль ничего не ответил. Он знал, почему люди отворачиваются от нее. Во взгляде девочки каждый видел то, что она ждала от него, а ждала она слишком многого; и некоторые, будучи не в силах ответить, предпочитали вообще не иметь с ней дела.

Почувствовав, что моряк замедляет шаг, Алексис крепче сжала ладонь Пауля. Проследив за его взглядом, она увидела в конце тропинки дом, стоявший на скале и окнами выходивший на море.

— Вот здесь и живут Квинтоны? — тихо спросила девочка, и сердце ее учащенно забилось. Что там ждет впереди?

— Да. Это твой новый дом, — без колебаний ответил Пауль. Он знал, что Джордж и Франсин не отвергнут приготовленного им подарка.

У Алексис перехватило дыхание — она не могла отвести взгляд от дома. Такого она не ожидала. Девочка закрыла глаза, потом открыла их, словно проверяя, не видение ли перед ней.

Дом не исчез. Всякий раз, закрывая глаза и открывая их снова и снова, Алексис испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие. Этот дом, место, где он находился, были воплощением ее мечты о счастье. Просторный, с мощными белыми колоннами, с красной черепичной крышей, дом не являлся порождением ее воображения. Вокруг него росли деревья с такой ослепительно зеленой листвой, которой могли бы позавидовать самые ухоженные из лондонских растений. Сквозь их крону пробивалось солнце. Листья, покачиваемые ветром, попадая под его лучи, вдруг вспыхивали, как ярчайшие изумруды. Цветы здесь были еще красивее, чем те, что Алексис видела, пока шла через городок. Коралловые соцветия, словно в радужном фейерверке, встречались с желтыми, оранжевыми, малиновыми. И красавица белладонна, и скромный желтый цветочек с неизвестным названием в равной степени привлекали внимание, одинаково ласкали взгляд. Серому цвету не было места в этом мире сверкающих красок. Никогда девочка не видела ничего чище, ничего свежее и благоуханнее этого места. И лишь ее присутствие здесь нарушало божественную гармонию. Бледное создание, напоминающее грязное пятно на картине великого художника, — вот чем она себя ощущала. Алексис попятилась назад. Сейчас ей меньше, чем когда-либо, хотелось зайти в этот дом.

Пауль, догадываясь о причинах произошедшей в ней перемены, терпеливо ждал, когда девочка освоится. Услышав, как Алексис вздохнула, он перехватил ее взгляд. Моряк исподволь наблюдал за внутренней борьбой, происходившей в Алексис, видел, как возвращается к ней былая решимость, проявляя себя в упрямой складке у рта, в прищуре глаз. Уловив перемену в ее настроении, Пауль потащил Алексис к дому, пока она не передумала окончательно.

Девочка шла, стараясь ступать уверенно и твердо, представляя, будто карабкается по канатам на корабле. Она знала, что, когда тропинка приведет ее на гребень холма, она почувствует то же, что чувствовала в своем «вороньем гнезде» — там, где никто не мог причинить ей боль.