"Проклятие крови" - читать интересную книгу автора (Хафф Таня)

15

— Хорошо. Когда погаснут огни, ты перелезешь через стенку, пересечешь двор и...

— Вверх на три лестничных марша и через запасной выход слева. Я помню ваши инструкции, детектив. — Генри вышел из «БМВ» и оглянулся на Селуччи, все еще сидевшего на водительском месте. — Ты уверен, что сможешь подъехать достаточно близко к генератору?

— Не беспокойся обо мне, только приготовься двигаться сразу. У тебя не будет много времени. Как только исчезнет напряжение, все охранники побегут к корпусу А и начнут, в соответствии с инструкцией, запирать там двери. Вики находится в корпусе D; там они появятся в последнюю очередь. Тебе придется иметь дело с остальными женщинами в этом корпусе; до восьми их еще не запирают в камеры...

— Майкл...

Селуччи вздрогнул. Что-то в звуке своего имени заставило его умолкнуть и поднять голову. Хотя он знал, что у этого человека были светло-карие глаза, теперь они казались гораздо темнее, словно поглотили часть ночи.

— Я хочу видеть ее на свободе не меньше, чем ты. Нам все удастся. Она будет освобождена. В любом случае.

Слова и тон, которым они были произнесены, сам этот человек — все это не оставляло места для сомнений. Селуччи кивнул, успокоенный, вопреки самому себе, и, как это было однажды на кухне семьи оборотней, подумал, что мог бы последовать за... автором любовных романов. Да, несомненно.

— У тебя будет не так уж много времени до того момента, когда сработает система безопасности, так что ты должен будешь действовать очень быстро. — Он облизнул губы и отвел взгляд в сторону и, как ни странно, обнаружил, что не испытывает былого раздражения при мысли о необычайных способностях Генри Фицроя.

— Я знаю.

Майк двинулся с места.

— И, повторяю, будь осторожен, — уронил он, обернувшись.

— Последую твоему совету.

Генри смотрел вслед удалявшейся машине, пока задние габаритные огни не исчезли за поворотом, затем медленно перешел улицу, направляясь к центру предварительного заключения. Его брюки и ботинки на каучуковой подошве были черными, но свитер с высоким загнутым воротом имел глубокий бордовый цвет; не имело смысла походить на вора-домушника более, чем было необходимо. Вампир захватил с собой темную шерстяную шапочку, чтобы натянуть ее на голову, перед тем как начнет перебираться через стенку; он уже давно — почти сразу после своего перерождения — осознал, что светлые волосы для существа, вынужденного тайком пробираться в ночной тьме, являются явным недостатком.

Неподалеку слышался шум уличного движения; звуки радио; где-то плакал ребенок; люди, как видно, не обращали никакого внимания на то, что другие, им подобные, заперты в клетках поблизости от того места, где они прожили всю свою жизнь. «Или, быть может, они просто стараются не думать об этом». Генри протянул руку и слегка прикоснулся к стене с внешней стороны, отведя чувствительные глаза от слепящего света прожекторов.

Колонии, тюрьмы, места предварительного заключения — он не видел большого различия между этими заведениями. Вампир чувствовал только страдание, унижение, ярость, отчаяние; всем этим были пропитаны, казалось, даже кирпичи, из которых сложена стена. Каждая жизнь, которую здесь насильно удерживали, оставляла после себя мрачный отпечаток. Фицрой никогда не соглашался с теми, кто утверждал, что наказание лишением свободы предпочтительнее смертной казни.

— Им предоставляется возможность исправиться,— возражала Вики, когда статья в газете о смертной казни породила в обществе новую дискуссию.

— Ты бывала внутри тюрем в своем государстве,— приводил он свои доводы,— Какую возможность исправления там предоставляют? Я никогда не жил в таком времени, в котором общество столь наслаждалось бы ложью о самом себе.

— Быть может, ты скорее предпочел бы следовать примеру доброго короля Генри и приковывал бы узников к галерам, пока за их полной непригодностью не наступало время отрубать им головы?

— Я никогда не утверждал, что старые методы были лучше, Вики, но, по крайней мере, мой отец не унижал тех, которых лишал свободы, утверждая, что поступает таким образом для их же пользы.

— Он делал это для своей собственной пользы, — фыркнула она и наотрез отказалась обсуждать этот вопрос далее.

Найдя подходящее место, где можно было бы перебраться через стену, вампир застыл в ожидании. Он верил в способность Селуччи обесточить центр и более, чем Селуччи, — в свою собственную способность проникнуть в следственный изолятор и вывести из него Вики. К тому же у него будет достаточно времени, чтобы научиться глядеть поверх шор, в которые заключила его ревность.

Они очень походили друг на друга, Майкл Селуччи и Вики Нельсон, оба были полностью поглощены идеей Закона. Фицрой усматривал только одно главное различие между ними: Вики нарушала Закон во имя идеалов, Селуччи нарушал его ради нее. Она, а вовсе не справедливость, заставляла его хранить молчание в августе прошлого года, в Лондоне. Именно ее личность, а не нарушение справедливости подвигло нынче ночью детектива на противоправные действия — как бы мало ему ни нравилась вся эта затея.

«Интересно, — размышлял Генри, — что бы сказал детектив, если бы узнал, что мне уже приходилось участвовать в операциях подобного рода...»

Генри находился за пределами Англии, когда был арестован Генри Ховард, герцог Суррейский, и вследствие задержки, с которой до него дошла эта новость, и осложнений, возникших при путешествии и связанных с его природой, он смог прибыть в Лондон только восьмого января — всего за два дня до казни. В первую ночь он с бешеной энергией бросился добывать информацию. Через час после захода солнца, девятого числа, наспех насытившись в доках, он уже смотрел на черные каменные стены Тауэра.

Первоначально Суррея поместили в комнаты с видом на реку, но после неудавшегося побега, когда он попытался незаметно спуститься из окон уборной, тюремное начальство убедилось в необходимости перевода его в менее комфортные условия. С того места, где стоял вампир, он мог заметить лишь мерцание свечей в окне Суррея.

— Нет, — пробормотал он в ночную тьму. — Не представляю, что ты можешь спать, ты, дерзкий дурень, когда утром тебя ждет приготовленная плаха.

Учитывая все обстоятельства, он решил, что нет реальной необходимости перелезать через стену — хотя весьма сожалел, что вынужден будет поступиться столь впечатляющим жестом, — и проскользнул как тень мимо стражников в застенки Тауэра. Добравшись до камеры Суррея, он поднял тяжелый железный засов и молча проник внутрь, затворив за собой тяжелую дверь. Если за то время, пока его не было при дворе, обычаи не изменились, охранники не станут беспокоить приговоренного к смерти до рассвета, а рассвет они встретят уже далеко отсюда.

Он помедлил мгновение, упиваясь видом и запахом друга своего сердца, единственного, который был таковым, осознавая только сейчас, как сильно ему его не хватало. Изящная фигура, одетая во все черное, восседала за грубым столом перед узким окном, на котором стояла высокая свеча — единственный источник света в комнате; массивные железные кандалы были замкнуты у него на щиколотке и прикованы, в свою очередь, к кольцу в полу. Суррей, должно быть, писал что-то — вампир почуял запах свежих чернил, — но теперь сидел, опершись темноволосой головой на руку, и отчаяние казалось начертанным вдоль линии его плеч. Генри почувствовал, как что-то сжало его сердце, и вынужден был остановиться, чтобы не броситься вперед и не сжать друга в объятиях.

Вместо этого он сделал единственный шаг от двери и мягко окликнул:

— Суррей!

Голова его друга дернулась вверх.

— Ричмонд?

Молодой граф обернулся, и глаза его расширились от ужаса, когда он увидел, кто стоит внутри его камеры. Он бросился к дальней стенке, громыхая цепью и испустив сдавленный крик.

— Неужели я так близок к смерти, что мертвый уже окликает меня?

Генри улыбнулся.

— Я такой же человек, из плоти и крови, как и ты. Ты, правда, в отличие от меня, страшно исхудал.

— Да, знаешь ли, хотя местный повар старается на славу, но это совсем не то, к чему я привык. — Рука с длинными пальцами изящно изогнулась в жесте, столь памятном Генри, потом поднялась и прикрыла глаза. — Я, наверное, схожу с ума. Шучу с призраком.

— Я вовсе не призрак.

— Докажи это.

— Очень просто — ты можешь прикоснуться ко мне. — Генри подошел ближе, протянув руку.

— Чтобы я утратил свою бессмертную душу? Этого я не совершу. — Суррей начертил в воздухе знак креста и расправил плечи. — Попробуй только приблизиться, и я кликну стражников.

Генри помрачнел; все шло совсем не так, как он себе представлял.

— Ладно, я докажу это безо всякого прикосновения. — На миг он задумался. — Ты не помнишь, что сказал мне, когда мы вместе смотрели на казнь второй жены моего отца, Анны Болейн? Ты сказал, что, хотя ее осуждение было неизбежным при создавшейся ситуации, ты жалеешь несчастную и надеешься, что они позволят ей в аду посмеяться вдоволь, так как ты всегда считал, что смех ее прекраснее, чем лицо.

— Дух Ричмонда мог бы знать об этом, ведь я сказал это, когда он был еще жив.

— Ладно, — вздохнул Генри, подумав: «Хорошо, что я пришел пораньше, боюсь, убеждать его мне придется всю ночь». — Ты записал это после того, как я умер, и поверь мне, Суррей, твои поэмы пока еще не читают на небесах. — Он прочистил горло и тихо продекламировал:

— Тайные думы с полным доверием,

Дерзкие шутки, игры, забавы,

Страстные клятвы в вечной любви —

Так пролетает зимняя ночь...

— ...Место блаженное,

Друг мой любезный, деливший со мной

Общие скорби, беззлобные споры...

Суррей отступил от стены, тело его дрожало с такой силой, что зазвенела цепь, к которой он был прикован.

— Я посвятил эти строки тебе.

— Я знаю. — У него хранились копии всего написанного Сурреем; дерзкий и пышный стиль жизни молодого графа вынуждал его слуг подолгу ждать своей платы, а потому они никогда не отказывались от небольших дополнительных заработков.

— "Великолепный Виндзор, где же ты? Куда промчались юные годы, которые я проводил вместе с сыном короля..." Ричмонд? — Глаза Суррея наполнились слезами, и Фицрой заключил его в тесные объятия.

— Теперь ты видишь, — пробормотал он в темные кудри друга, — я не бесплотен, я живой, и я пришел, чтобы вытащить тебя отсюда.

После момента бессвязных восклицаний радости и скорби граф отстранил его и, утерев щеки ладонью, оглядел Генри сверху донизу.

— Ты совсем не изменился. — И страх снова промелькнул у него в глазах. — Ты выглядишь не старше, чем когда ты... не старше, чем выглядел в семнадцать.

— Ты и сам выглядишь мало изменившимся с той поры. — Хотя за прошедшие одиннадцать лет Суррей отпустил усы и отрастил модную при дворе волнистую бородку, его лицо и манеры претерпели не такие уж значительные перемены; вампир с трудом мог поверить, что он сам заварил кашу, которую теперь расхлебывал. Брат его сердца был порывистым, беззаботным и незрелым юношей в свои девятнадцать. Всего за несколько месяцев до тридцатилетия он все еще был порывистым, беззаботным и по-прежнему незрелым. — Что же касается отсутствия во мне перемен, это длинная история.

Граф бросился на постель и с трудом забросил скованную ногу на соломенный тюфяк.

— Я никуда не спешу, — заявил он, выгнув черные, как из эбенового дерева, брови.

Похоже, что он и в самом деле не собирался выбираться отсюда, осознал Генри, пока его любопытство не будет удовлетворено полностью. Если он хочет спасти друга, следовало сказать ему всю правду.

— Ты уехал в Кеннингхолл, чтобы повидаться с Фрэнсисом, и его величество послал меня в Шерифхьютон, — начал он.

— Я помню.

— Там я встретил женщину...

Суррей рассмеялся, и, несмотря на внешнее спокойствие, в его смехе слышался легкий намек на истерику.

— Так мне и передали.

Генри возблагодарил небеса за то, что теперь утратил способность краснеть. В прошлом сказанные таким тоном слова заставили бы жарко запылать его щеки. Впервые со времени возвращения он рассказывал свою историю; он не ожидал, что это будет столь трудно, и подошел, продолжая свое повествование, к столу, чтобы глядеть, пока говорит, в ночную тьму. Рукой он оперся о стол и почувствовал под ней бумаги, оставленные Сурреем. Закончив свой рассказ, он обернулся и посмотрел на графа. Тот сидел на краю кровати, уткнувшись головой в ладони, и, словно почувствовав тяжесть взгляда Ричмонда, медленно поднял глаза.

Накал ярости и скорби настолько исказил его лицо, что Генри невольно отступил назад.

— Суррей? — спросил он, ощутив внезапную неуверенность.

— Так ты и в самом деле вампир?

— Да...

Граф медленно поднялся на ноги; видно было, что он пытается обрести дар речи.

— Ты обрел бессмертие, — произнес он наконец, — и ты позволил мне поверить, что ты мертв.

Полностью ошеломленный, Генри поднял руки, словно защищаясь от града ударов, словно сами слова его друга были ударами.

— Смерть, в которую ты позволил мне поверить, нанесла рану, которая все еще кровоточит, — продолжал Суррей, и голос его прерывался под влиянием обуревавших графа эмоций. — Я любил тебя. Как случилось, что ты предал меня столь жестоко?

— Предал тебя? Как бы я смог сказать тебе об этом?

— А ты, я вижу, считаешь, что и не должен был ничего мне сообщать? — Брови его друга сомкнулись на переносице, а голос зазвучал еще горестнее. — Или ты думал, что не можешь довериться мне? Что я предал бы тебя? — Он прочел ответ на лице Генри. — Да, именно так. Я называл тебя братом моего сердца, и ты думал, что я разглашу твою тайну всему свету.

— Я тоже называл тебя так, и я любил тебя столь же преданно, как и ты меня, но я знал тебя, Суррей: ты не смог бы сохранить это в тайне.

— И теперь, после одиннадцати лет скорби, ты полагаешь, что можешь мне доверять?

— Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда Я не могу позволить тебе умереть...

— Почему? Только потому, что моя гибель вызовет в тебе такое же горе, которое я испытывал все эти годы? — Он глубоко вздохнул и закрыл глаза, пытаясь подавить слезы, которые трепетали в каждой паузе между словами. Спустя мгновение он сказал так тихо, что, будь Генри смертным, он не расслышал бы ни одного слова: — Я сохраню твою тайну. Я унесу ее с собой в могилу. — Затем он вскинул голову и добавил, чуть громче: — Завтра.

— Суррей! — Ничто из того, что говорил Генри, не изменило решимости его друга. Он просил; он умолял; он опустился перед ним на колени; он даже пообещал ему бессмертие.

Граф не обращал внимания на его слова.

— Умирать, чтобы отомстить мне, — это нонсенс!

— Тот Ричмонд, которого я знал, тот мальчик, который был братом моего сердца, умер одиннадцать лет тому назад. Я скорблю о нем. Я все еще скорблю о нем. А кто такой ты, я не знаю.

— Я мог бы заставить тебя, — сказал наконец вампир. — Я обладаю силой, противостоять которой ты не сможешь.

— Если ты ее употребишь, я возненавижу тебя.

На это у него не нашлось ответа.

Он остался и продолжал убеждать своего друга, пока восходящее солнце не вынудило его покинуть стены узилища Следующей ночью он прошел в часовню в Тауэре, откинул крышку с гроба, в который положили отдельно отсеченную голову и туловище Генри Ховарда, графа Суррейского, поцеловал его в обескровленные губы и срезал локон с его виска. Его природа не давала возможности проливать слезы. Он не был уверен, что пролил бы их, если бы смог.

— Sat Superest — достаточно добиться своего. — Генри, тряхнув головой, вынырнул из нахлынувших воспоминаний. — Я мог бы присвоить себе эту фразу, которую обожал произносить Суррей, в качестве собственного девиза, засунуть ее упрямцу в глотку и вытащить его оттуда, перекинув через плечо. — Правда, он был теперь старше, куда увереннее в себе и убежден в том, что его путь — единственно верный. — Я должен был позволить ему возненавидеть меня, по крайней мере, он оставался бы жив, чтобы испытать столь враждебные чувства.

Вики, насколько он знал, никогда бы не поступила столь глупо. Окажись его подруга в тюрьме на месте Суррея, первое, о чем бы она позаботилась, как бы выбраться оттуда, и только потом стала бы размышлять о том, что чувствовать по отношению к своему спасителю.

Так что вряд ли Вики будет противиться своему освобождению сегодняшней ночью.

Лишь бы она сохранила рассудок, пытался отогнать от себя страшную мысль Генри, стараясь не задумываться, какое влияние могли оказать на нее наркотики. В этот момент прожектора погасли.

Вики провела вечер, используя слух и осязание, чтобы определить границы своего заточения. Сколь ни удивительно, притом что глаза отказывались оценивать ситуацию в целом и она вынуждена была пользоваться ими только в особых случаях, когда необходимо было рассмотреть нечто находящееся вблизи, оказалось, что она ориентируется довольно сносно. Женщина не понимала до сих пор, насколько полагалась на другие чувства, ведь в течение последнего года она постепенно приходила к осознанию, что это практически все, что у нее оставалось. Оказавшись без очков, она пришла к выводу, что ее зрение — принимая во внимание почти полное его отсутствие — скорее мешало ей, нежели помогало.

После инцидента в душевой Ламберт триумфальным шагом проследовала к телевизору — наслаждаться мыльной оперой, но Натали упорно оставалась рядом, ее аденоидное дыхание время от времени утопало в шуме постоянного рева четырех телевизоров, перемежающемся радостными восклицаниями прилипших к их экранам женщин. Рекламные ролики, казалось, производили на них неизгладимое впечатление — Вики задумалась, не потому ли, что сюжеты рекламы были понятны подавляющему большинству заключенных.

Время от времени Натали протягивала свою лапищу и злобно щипала ее за бедро. Мускульные реакции Вики все еще находились под остаточным влиянием наркотика, и ей не хватало скорости и координации, чтобы вовремя увернуться от этих змеиных укусов. Когда это произошло в пятый раз, она медленно повернулась и сделала знак своей мучительнице придвинуться ближе.

— Если ты позволишь себе сделать это еще раз, — произнесла она, выговаривая слова так тщательно, как только могла, — я схвачу тебя за руки, притяну поближе и откушу ухо. Затем тебе же его и скормлю. Хорошо меня поняла?

Натали неуверенно хихикнула, но больше издеваться над ней не стала и вскоре медленно удалилась. Вики отнюдь не была уверена, что ее угрозы подействовали на этого Голиафа в женском обличье, скорее, ей успела наскучить забава, и она отправилась на поиски новой жертвы.

Ко времени ужина Вики решила, что остается лишь один способ выбраться отсюда. Позади душевых находился запасной выход; его не сразу можно было заметить изнутри, и большинство здешних обитательниц даже не подозревали о его существовании, но девять лет, проведенных в полиции, давали Вики некоторые преимущества. Трудность заключалась в том, что эта дверь открывалась внутрь, не имея ручки, так что не было никакой реальной возможности ухватиться за нее, а замок представлял собой огромную металлическую конструкцию.

«С которой любой из уважающих свое ремесло взломщиков смог бы справиться за полторы секунды, — решила Вики, после того как быстро ощупала замок пальцами. — Разумеется, отмычки и благоприятное стечение обстоятельств тоже совсем бы не помешали».

После ужина, когда во время уборки их заперли в камерах, Вики села, скрестив ноги, на свой матрас, внимательно исследуя его ватную набивку. Матрасы на койках представляли собой бруски из пенопласта, совершенно бесполезные для чего-нибудь другого, кроме как служить барьером между телом и досками, но дополнительно к ним имелись отслужившие свое матрасы из армейских запасов. Они не были ни особенно толстыми, ни особенно удобными, но, как оказалось, имели металлические пружины. Со временем она смогла бы выдрать одну из них и...

К сожалению, следовало признать, что как раз времени-то у нее и не было. Психиатр должен провести осмотр завтра утром, и ее тут же, скорее всего, переведут из спецотделения в один из обычных корпусов изолятора, и тогда у нее не окажется ни малейшей возможности освободиться. Сбежать из такого корпуса будет значительно сложнее. Надо же, под воздействием наркотика она только и мечтала, что о встрече с психиатром. Теперь, очевидно, ей придется убедить его, что она должна находиться здесь.

Вики усмехнулась. Ее притворное сумасшествие может довести Ламберт до истинного безумия.

— Чему это ты усмехаешься, дрянь?

Женщина повернулась в сторону Ламберт, и ее улыбка стала еще шире.

— Да пришло вот в голову, — сказала она, тщательно подбирая каждое слово, — что в стране слепых одноглазый — или, как в данном случае, одноглазая, — король.

— Ну, ты и в самом деле спятила, сука, — прорычала Ламберт.

— Рада слышать, что ты тоже так думаешь. — Она не могла увидеть, какое выражение было при этом на лице у Ламберт, но услышала, как Натали спрыгнула с койки, и по движению воздушного потока ощутила, что эта громадина приближается к ней.

Она боролась с почти непреодолимым желанием спрятаться от нее куда-нибудь. Но это не предотвратило бы неизбежное. «И я не собираюсь доставить Ламберт такое удовлетворе...»

Удар огромной пятерни отбросил ее голову назад и чуть не свалил женщину на пол. Она перекатилась на бок и, стараясь не обращать внимания на звон в ушах, встала, напряженно вглядываясь в расплывчатый столб синего цвета, какой представлялась ей Натали.

Слева от себя она услышала хохот Ламберт.

— Значит, наша приятельница хочет подраться, как я понимаю? Это может быть интересно. Всыпь ей как следует, Натали.

Ее подруга хихикнула.

— Итак, с уборкой закончено! — Двери камер отворились, лязгом сопровождая отрывистый лай надзирательницы. — Всем выйти! Робертс, немедленно оденься.

— У меня все тело зудит, начальница.

— А мне плевать, одевайся, живо.

Натали остановилась, и в поле зрения Вики возникла фигура Ламберт.

— Отложим, — пообещала она, поглаживая Натали по массивным бицепсам. — Ты сможешь задать ей трепку попозже. А пока, я считаю, она должна сесть с нами и посмотреть «Колесо Фортуны».

— О Господи... Лучше бы меня избили до потери сознания, — пробормотала Вики, пытаясь вырвать руку из внезапно приобретшей сокрушительную силу хватки Натали.

Ламберт склонилась так близко, что Вики смогла рассмотреть ее улыбку.

— Позже, — многообещающе произнесла она.

Билли Боб Дики из Талсы, Оклахома, только успел проблеять что-то, как свет в корпусе погас, и изображение Ванды исчезло, как раз когда она собиралась произнести первое из своих четырех ликующих "е". В корпусе воцарился полный и абсолютный кромешный ад.

— Каждый остается на месте и не двигается! — Вопль надзирательницы был едва слышен сквозь крики испуга, злости и истерического восторга. — Немедленно всем разойтись по камерам!

Вики не имела ни малейшего представления о том, что видели или чего не видели другие, но по звукам, которые раздавались вокруг, пришла к выводу, что и люди с нормальным зрением сейчас, очевидно, практически ослепли. Надзирательницы, как ей было известно, должны были ринуться к корпусу А, где немедленно займутся запиранием всех дверей вручную, в соответствии с инструкцией. Корпус D останется без наблюдения в течение нескольких следующих минут.

«Полцарства за набор отмычек! Бог дал мне шанс, и если я не сумею им воспользоваться...» Она попятилась назад, задев бедром хлипкий столик. «Он же держится исключительно на честном слове», — ни с того ни с сего мелькнуло у нее в голове.

— А куда, черт побери, ты направилась? — потребовала отчета Ламберт. — Я скажу, когда придет время уходить отсюда. Натали, заверни ее обратно!

— Я не вижу! — раздраженно возразила Натали, и дерево застонало от облегчения, когда она встала.

— Ну и что с того? Она тоже ни черта не видит!

Вики ощутила движение воздуха и отодвинулась в сторону, освобождая ей дорогу.

— "Доверься мне, сказал он, и пойдем. Я последую за тобой, как дитя, — и слепец приведет меня к дому".

— Что это ты бормочешь, сука?

— Это цитата из поэмы, — пояснила ей Вики, без труда уворачиваясь от следующей атаки Натали; громадина, перемещаясь, создавала в воздухе нечто похожее на тропический ураган, — английского поэта Уильяма Генри Дэвиса. Он говорил, как мне помнится, что, когда все слепнут, преимущество остается за теми, у кого уже имелась практика. — Она улыбнулась и, воспользовавшись прямолинейностью и инерционностью движения великанши, схватила ее за руку и броском через бедро направила тело в нужную сторону.

Звук ломающегося дерева подтвердил, что ее чудовищная мучительница вдребезги разнесла несчастный столик.

— Надеюсь... что ей было... больно, — выдохнула Вики в следующую секунду, когда колени под ней подломились и она свалилась на пол, пытаясь восстановить дыхание. «Боже милостивый, да ведь она весит около четырехсот фунтов; поразительно, к каким результатам может привести адреналин», — промелькнула в голове мысль.

Ее пальцы нащупали шестидюймовую деревянную щепку, и, все еще пытаясь восстановить дыхание, она зажала ее в руке. Учитывая расстояние, на которое разлетелись осколки, столик, видимо, оказался разбитым на куски. «Да ведь эта щепка могла запросто убить кого-нибудь!» Вики снова присела на пятки и попыталась разломить кусок поперек волокна. Он согнулся, но даже не треснул. «Не думаю, что это сосна... Похоже, что муниципалитет закупил для центра временного задержания дубовые столики». Внезапно сердце бешено застучало в груди, сердцебиение заглушило царящий вокруг хаос. Дуб. Твердая древесина. Щепка с тонким заостренным концом.

"Нет. Не получится. Замок слишком сложный. Только полный идиот может попытаться открыть его деревянной щепкой.

Но почему, собственно?

В любом случае, не похоже, что у меня есть другие варианты".

Когда Вики наконец встала, она коснулась другого тела, стоявшего так близко, что они разве что не дышали одним воздухом. Короткие, сильные пальцы впились ей в руку повыше локтя.

— Натали разорвет тебя на куски!

Сейчас включится аварийный генератор, и Вики понимала, что у нее мало времени, но против такого искушения не устоял бы и святой.

— Тебе не следовало подходить ко мне так близко, — сказала она и свободной рукой нанесла Ламберт резкий удар.

Сдавленное рычание и последующий вопль дали Вики понять, что направление и сила удара были выбраны правильно, после чего женщина с чувством выполненного долга поспешила в направлении душевой.

Она обнаружила бетонную перегородку, когда с силой ударилась об нее, и, слегка прихрамывая, стала пробираться дальше, огибая ее край.

«Теперь, когда они разобрались с корпусом А, вероятно, направляются к корпусу В. Времени почти не осталось...»

Пространство между ограждением и стеной было менее десяти футов в ширину. Вики ринулась в зияющую дыру, которая предстала перед ней в кромешной тьме, не задумываясь об осторожности. Осторожные действия предохранили бы ее от нескольких синяков, но не спасли бы от перспективы провести еще одну ночь за решеткой. Она ударилась об стену с такой силой, что ее отбросило назад, а затем принялась ощупью искать запасной выход.

Лязг металлических дверей позади нее перекрыл шум общего замешательства, и она подпрыгнула от неожиданности, чуть не обронив свою деревянную отмычку. «Если они уже перешли на территорию корпуса С...»

Наконец пальцы нащупали замок, и женщина упала перед ним на колени.

«И пока я здесь, то могла бы помолиться, потому что больше, похоже, надеяться мне не на кого...»

Первый штифт легко поддался.

«Великий Боже, да ведь я могла бы, наверное, вскрыть эту штуковину просто ногтями. Как только выйду отсюда, придется кое с кем серьезно побеседовать. Эти дачные столики опасны для жизни, а этот идиотский замок — просто чья-то скверная шутка. Остается надеяться, что другие корпуса следственного изолятора охраняются лучше».

Поддался и второй штифт.

«Ну я же говорю — форменное безобразие».

Она услышала, как одна из надзирательниц вопит что-то о транквилизаторах. Голоса приближались.

«Паскудство...» Потные руки скользили, и Вики почувствовала, что щепка начинает разламываться.

«Мне ведь осталось совсем немного».

Определенно охранники уже находились в корпусе С. Внезапно дыхание у нее перехватило.

«Еще совсем чуть-чуть».

Раздались отчаянные вопли. Видно, кто-то собирается затеять драку.

«Выдайте им по первое число, надо задержать надзирательниц подольше и...»

Внезапно ей показалось, что сзади к ней приближается тяжело дышащая Натали. Прислушавшись, женщина с облегчением поняла, что это просто эхо ее собственного хриплого дыхания.

«Все...»

Хотя замок открылся, массивная дверь не двигалась с места, и Вики поняла, что понятия не имеет, как ее открыть.

— НЕТ!

Она в отчаянии заколотила по двери кулаками. Одну из фаланг на пальце пронзила резкая боль. В следующий момент женщина резко отшатнулась от двери, которая неожиданно распахнулась ей навстречу.

Она не могла не узнать руку, крепко обхватившую ее за плечи и предохранившую от падения, как не могла не узнать объятий, в которых внезапно оказалась. Охваченная воздействием адреналина, кипящего в каждой ее клеточке, Вики принялась вырываться из рук вампира.

— Чтоб ты провалился, Генри! — Что-то неистово заклокотало у нее внутри. Что-то очень похожее на ярость. — Будь ты проклят! Что, черт возьми, помешало тебе прийти раньше?

Они уже довольно долго слышали звук воды, доносящийся из душа; когда наконец он прекратился, двое мужчин взглянули друг на друга, разделенные столом в гостиной.

— Ты знаешь ее дольше, чем я, — спокойно произнес Генри. — Как считаешь, с ней все в порядке?

— Думаю, что да.

— Просто мне кажется, что это не может остаться без... — Вампир развел руками.

— Без последствий?

— Да.

— Не останется, конечно. Только сейчас все заслоняет собой ярость.

— Она имеет полное право на ярость.

Майк нахмурился.

— Я не говорю, что она не имеет на это права.

Возвратившись в квартиру Генри, Вики, словно выплевывая слова, сообщила им голые факты обо всем, что с ней случилось. Оба мужчины слушали молча, сознавая, что, если ее перебить вопросом или выражением сочувствия, поток слов может немедленно прекратиться, а выговориться ей было надо. Когда она закончила, Селуччи незамедлительно начал строить планы, как следует позаботиться о Гоуэне и Молларде, но женщина полыхнула гневным взглядом из-под запасных очков, которые он принес ей.

— Нет. Я не знаю, как и когда, но возмездие этим подонкам — исключительно мое личное дело. Не твое. Это остается за мной.

Ее тон вряд ли оставлял сомнения, что Гоуэн и Моллард получат именно то, что заслужили.

После этого она добавила:

— И еще мне не терпится добраться до Тауфика, — причем таким тоном, что даже вампир почувствовал, как его зазнобило от холода.

Они повернулись к ней, как только Вики, прихрамывая, прошла в гостиную; влажные волосы были гладко зачесаны назад, синяк на одной стороне лица создавал резкий контраст с бледностью другой щеки. Рука, расправлявшая подол футболки, была перевязана бинтом.

«Мне доводилось видеть религиозных фанатиков, — подумал Фицрой, когда Вики подошла к окну, — у них было точно такое же выражение лица».

И снова оба мужчины обменялись встревоженными взглядами. Их подруга вела себя не так, словно в любую секунду могла сломаться, — но как будто с трудом сдерживала себя от взрыва.

— Прежде чем мы начнем, — сказала она, по-прежнему вглядываясь в ночную тьму за стеклами, — закажите пиццу. Умираю с голоду.

— Но мы все еще не понимаем, — указал Селуччи, энергично размахивая обглоданной коркой, дабы подчеркнуть значительность сказанного, — откуда Тауфик узнал о Вики.

— Как только Кэнтри рассказал ему о тебе, Тауфику нетрудно было скачать информацию из его памяти. — Генри помолчал, медленно вышагивая по комнате, потом бросил взгляд на Майка. — Инспектор мог полагать, что любую известную вам информацию ты передашь Вики, и Тауфик решил таким способом связать свободные концы в этой цепи.

— Вот как? Тогда зачем понадобилось разрабатывать такой изощренный сценарий? — Селуччи швырнул огрызок пиццы в коробку и выпрямился, вытирая руки. — Почему было не избавиться от нее, как от Трамбле? Прихватить где-нибудь на улице и покончить с этим.

— Не знаю.

— Мне сдается, что ты провел с ним, по крайней мере, не меньше времени, чем Кэнтри. Откуда мы можем знать, что именно ты не сказал чего-нибудь лишнего?

— Потому что... — пауза заполнилась чем-то весьма смахивающим на угрозу, — я этого не сделал.

Майк переборол почти непреодолимое побуждение отвести взгляд и продолжил, постепенно повышая голос:

— Мы знаем, что он способен вмешиваться в мысли людей. Происшествие в музее полностью доказывает это. Откуда мы можем знать, что он не извлек эти сведения из твоего разума?

— Я бы никогда не предал ее.

Глаза Селуччи сузились; он впервые, пожалуй, осознал, что и вампирам свойственно страдать. "Он действительно никогда не пошел бы на это. Он ее любит. Он действительно любит ее. Сукин сын. И он боится, что мог сделать это. Что Тауфик мог выудить информацию о Вики прямо у него из головы".

— Смог бы ты заметить, как он это делает? — На такой вопрос ему придется ответить. Майк не для простого удовольствия проворачивал нож в ране Фицроя. По крайней мере, он не думал, что поступает таким образом.

— Никому не позволено без разрешения вторгаться в мое сознание, смертный. — Но Тауфик к его сознанию прикоснулся, пусть и поверхностно. Откровенно говоря, Генри не имел реального представления, что этот маг-жрец мог извлечь оттуда помимо его воли. Подобная неуверенность все-таки прозвучала в голосе вампира; Селуччи уловил ее, и Фицрой знал, что от его собеседника это не укрылось.

— Довольно. — Вики резко встала из кресла, утирая губы тыльной стороной ладони. — Не имеет значения, как он узнал обо мне. Единственное, что теперь имеет значение, — я позволю себе подчеркнуть, единственное,— это найти Тауфика, вытащить ублюдка из его укрытия. Генри, ты говорил, что женщина, вышедшая из библиотеки в резиденции заместителя генерального прокурора до того, как туда вошел Кэнтри, сказала, что увидится с ним на какой-то церемонии.

— Верно.

— И сам Тауфик говорил тебе, как это важно, чтобы собранные вместе последователи были приведены к присяге на верное служение его богу, причем чем скорее это произойдет, тем лучше.

— Да.

— Итак, нам известно, что первая группа последователей включает нескольких занимающих высокие посты чиновников как из столичной, так и из провинциальной полиции, а потому нам лучше было бы остановить их прежде, чем произойдет эта церемония.

— А как мы можем знать, что она уже не произошла?

Вики фыркнула.

— К сожалению, я могу полагаться только на твое мнение. Я, видишь ли, последнюю пару дней была несколько в стороне от происходящих событий.

— Прием был в субботу. Тауфик разговаривал со мной в воскресенье. — Неужели все это было только всего два дня назад? — Понедельник...

«Возможно, именно поэтому он не пришел на встречу», — подумал Фицрой. Неужели они опоздали?

— Если это имеет значение, — вмешался в разговор Селуччи, — прошлый вечер Кэнтри провел у себя дома.

— Откуда тебе это известно?

— Я наблюдал за его домом некоторое время.

— Зачем?

— Думал, что смогу спросить его, что, черт возьми, вообще происходит.

— И как, спросил?

— Нет.

— А почему?

— Потому что вспомнил, что случилось с Трамбле, и мне пришло в голову, что на данный момент наиболее разумным было бы затаиться. Или я ошибаюсь? — Майк бросил этот вопрос вампиру, после чего продолжил: — Возможно, было бы более полезным, если бы ты провел такое дознание во время прогулки с Тауфиком. Или же вы, два сверхъестественных существа, увлеклись беседой друг с другом и начисто забыли, что этот допотопный мерзавец — убийца?

«Я такой же бессмертный, как ты, Ричмонд. Я никогда не состарюсь. Я никогда не умру. Я никогда не покину тебя».

Селуччи прочел эту мысль на лице Генри. Он вскочил с кресла и рванулся через гостиную.

— Ты — подонок, так это произошло на самом деле, не так ли?

Фицрой остановил его отчаянный бросок, всего лишь протянув вперед руку. Майк покачнулся и встал как вкопанный, словно наткнулся на стену.

— Не стоит ломать голову, — холодно проговорил вампир, заставляя человека не отрывать от него глаз, — над тем, что я сделал и почему. Я не такой, как вы. Законы, которые я соблюдаю, — не те, которым подчиняетесь вы, люди. Мы различаемся коренным образом; и только в двух аспектах мыслим и чувствуем одинаково. О чем бы мы с Тауфиком ни говорили, каково бы ни было мое к нему отношение — все это теперь не имеет значения. Он причинил зло близкому мне человеку, и ему придется за это ответить.

Как только Генри опустил руку, Селуччи, пошатываясь, шагнул вперед. Им овладело странное чувство, что он может упасть, если Генри перестанет удерживать его взгляд.

— А второй аспект? — требовательно спросил он.

— Прошу вас, детектив, — Генри намеренно опустил веки, позволяя Селуччи отвести взгляд, — не пытайтесь убедить меня, что вы не знаете об этом другом... интересе, который мы разделяем.

Темно-карие глаза на миг скрестились с золотисто-карими. Через пару секунд Майк вздохнул.

— Если вы двое закончили, — холодно произнесла Вики, опершись спиной об оконный переплет и скрестив руки на груди, — может быть, мы наконец вернемся к нашим баранам?

— Закончили? — пробормотал Селуччи, поворачиваясь и возвращаясь на диван. — Что-то подсказывает мне, что мы только начинаем. — Он отодвинул в сторону пустую коробку из-под пиццы, освобождая себе место; пружины жалобно взвыли, отреагировав на придавивший их груз. — Так вот, возвращаясь к баранам, Нельсон, я бы хотел обратить ваше внимание на то, что подобные церемонии обычно не происходят просто по чьей-либо прихоти. Большинство религий соблюдают какие-то предписания.

Вики кивнула.

— Неплохое наблюдение. Что скажешь, Генри?

— Он сказал: как можно скорее. Ничего более определенного.

— Черт побери, надо найти где-то информацию о ритуалах древних египтян. — Глаза женщины сузились. — Майк...

— Ну разумеется. Ближе всего я оказался к Древнему Египту, когда подрабатывал, дежуря на выставке Тутанхамона. А было это, между прочим, много лет тому назад.

— Я вижу, ты успел позабыть, что совсем недавно гораздо ближе столкнулся с Древним Египтом. — Вики улыбнулась. Ей никогда не приходило в голову, что она будет благодарна своему приятелю за то, что он умеет ухаживать за женщинами. — Как обстоят у тебя дела с твоим другом, доктором Шейн?

— С Рэйчел?

— Если в городе остался еще кто-то, разбирающийся в подобных вопросах, — сказала Вики, протягивая ему телефонный аппарат, — так это она.

Селуччи покачал головой.

— Я не хочу больше впутывать в это дело посторонних. Опасность...

— Тауфик сейчас находится в самой начальной и наиболее уязвимой фазе своих планов на будущее, — спокойно произнес Генри. — Если доктор Шейн не поможет нам остановить его прежде, чем он завершит создание института, защищающего его власть, ты тем более не сможешь обеспечить ей безопасность, уберечь от всего того, что может с ней случиться.

— Рэйчел? Это Майк. Майк Селуччи. Мне необходимо задать вам пару вопросов.

Женщина рассмеялась и машинально принялась набрасывать эскиз какого-то саркофага на полях отчета о последних приобретениях, который подготавливала весь вечер.

— Неужели на этот раз меня даже не пригласят на обед?

— Извините, Рэйчел, мне действительно срочно необходима информация.

Что-то прозвучавшее в его голосе побудило доктора Шейн выпрямиться в кресле.

— Это в самом деле так важно?

— Более чем. Скажите, существовали ли у древних египтян особые даты, по которым жрецы богов, мрачных богов, исполняли имеющие особое значение ритуалы?

— Ну, для обрядов Сета существовали особые последовательности дат в календарном году.

— Нет, мы не пытаемся установить их версию, соответствующую нашему Рождеству или Пасхе...

— Вряд ли такое соответствие было возможно у божества, олицетворяющего злое начало.

— Да. Но нас беспокоит не Сет. Если бы одному из менее значительных богов, олицетворяющих, как вы говорите, злое начало, пришлось совершить внеочередной ритуал, когда бы это могло произойти?

— Мне было бы легче ответить на ваш вопрос, если бы вы поделились со мной, почему возникла необходимость узнать об этом.

— Сожалею, но этого я вам сказать не могу.

Откуда она знала, что этот великолепный полицейский ответит ей именно так?

— Ну хорошо, подобная церемония может произойти, как я полагаю, в любой момент, но ритуалы таких богов, скорее всего, происходили во время новолуния, когда глаз Тота исчезал с небосклона. И возможно, в полночь, когда Ра, бог солнца, покидал землю до утра.

— Где?

От неожиданности женщина моргнула.

— Прошу прощения?

— Где происходил подобный ритуал?

— Разве этот ваш бог не имел своего храма?

— Ритуал включает создание храма.

Включает создание храма? В настоящем времени? Полицейская работа в Торонто оказалась загадочнее, чем могла предположить Рэйчел Шейн.

— В таком случае ритуал будет проводиться на том месте, где жрец собирается построить храм.

По тону собеседника доктор Шейн поняла, что тот стиснул зубы.

— Это то, чего я больше всего опасался. Благодарю вас, доктор Шейн. Вы оказали значительную помощь.

— Майк? — Продолжительность последовавшей паузы подсказала ей, что он уже собирался повесить трубку. — Вы не скажете мне, почему вам потребовалось узнать об этом, ведь вы уже закончили заниматься тем делом?

— Это зависит...

— От чего?

— От того, кто победит.

Рэйчел улыбнулась, услышав столь мелодраматический ответ, и положила трубку на аппарат. Возможно, они еще увидятся с детективом-сержантом Селуччи; он оказался явно более интересным, чем знакомые ей ученые мужи и чиновники.

— Зависит от того, кто победит, — задумчиво повторила женщина, снова склоняясь над отчетом. — Он произнес это таким тоном, словно и в самом деле так думает. — Внезапно ее охватил озноб, словно ветер пошевелил тонкие волоски на шее; Рэйчел Шейн отнесла все это на счет разыгравшегося воображения.

Вики обернулась и, взглянув в окно, нахмурилась.

— Новолуние именно сегодня.

— Откуда тебе это известно? — спросил Селуччи. — Может быть, луна просто скрылась за облаком?

— Мой менструальный цикл начинается за два дня до новолуния. Сегодня четверг, а он начался во вторник.

С таким доводом спорить было трудно.

— Тауфик сказал, чем скорее, тем лучше. — Она обхватила руками плечи и зашипела, поскольку задела одну из своих многочисленных ссадин. — Значит, это произойдет сегодня ночью.

— Мы не в состоянии противостоять ему сегодня ночью.

— Ты хочешь сказать, что я не в состоянии. Но у нас нет выбора.

Майк понимал, что когда его подруга говорит таким тоном, ей лучше не возражать.

— В таком случае мы должны найти его.

— Он должен был сказать тебе хоть что-то, Генри. — Город распростерся внизу под ней, предлагая тысячу возможностей. — О чем еще он говорил?

— О месте расположения храма он совершенно точно ничего не сказал.

— Не упоминал ли Тауфик что-нибудь о вершине горы? — осведомился Селуччи.

— Горы... про гору он действительно говорил. Он сказал, что ему нет нужды скрываться и он сможет воззвать к Ахеху с вершины самой высокой горы.

— С горами у нас в этой части страны дело, прямо скажем, обстоит неважно. Независимо от высоты.

— Нет. — Вики прижала обе руки к стеклу, когда неожиданно осознала, что именно привлекло ее внимание. — Нет. Это не так. Взгляните.

Ее тон мгновенно заставил обоих мужчин обернуться. Глаза их подруги распахнулись, дыхание — так сильно забилось у нее сердце — было затруднено.

— На что нам нужно взглянуть? — мягко спросил Генри, которого состояние Вики немало встревожило.

— Башня. Посмотрите на башню.

Телевизионная вышка компании «Канадские новости» возвышалась у самой окраины города, словно тень между звездами. Пока они наблюдали за ней, осветилась часть вращающегося диска, залитого светом гигантской импульсной лампы. Это длилось всего мгновение, но послесвечение оставалось на сетчатке, подобное тонкой пленке нефти.

— Это может быть что угодно. — Селуччи сразу же поверил в это, но чувствовал, что должен был возразить. — Над вышкой часто возникают свечения.

— Это он. Он там, наверху. И я намерена сбросить эту мерзопакостную скотину вниз, даже если мне придется вместе с ним свалить и эту проклятую вышку в придачу.

Наверху, над смотровой площадкой; поразительно близко друг к другу, нависли два красных габаритных огня самолета.

Выглядели они отсюда как два красных глаза.