"Последняя бурская война" - читать интересную книгу автора (Хаггард Генри Райдер)

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Полагаю, что некоторым студентам, изучающим историю Южной Африки, доставило бы удовольствие прочитать о событиях, связанных с бурским восстанием 1881 года, его причинах и следствиях. Поэтому на последующих страницах данного издания вы найдете репринтные части книги, которая была написана мной еще в 1882 году. Мне могут возразить, что данный материал уже устарел, но я бы взял на себя смелость заявить, что как раз по этой причине он представляет определенную историческую ценность. История, о которой пойдет речь в данной книге, была написана активным участником тех волнующих и печальных событий, развитие которых заставило автора вернуться на родину в Англию и сразу же по прибытии взяться за перо. От первоначальной горстки людей, имеющих отношение к аннексии Трансвааля сэром Т. Шепстоном в 1877 году, к числу которых принадлежал и автор, в настоящее время мало кто остался в живых. Когда уйдут и они, любое дальнейшее изучение фактов, связанных с событиями, непосредственными свидетелями которых они являлись, станет невозможным; хотя оно невозможно уже сейчас, так как спустя двадцать лет человеческая память вряд ли способна сохранить все детали сложных перипетий политической борьбы, даже если сделать попытку в этом направлении. Именно по причине последствий печальных событий, обрушившихся на нас, о чем пойдет речь на этих страницах, я осмеливаюсь вновь придать их гласности с тем, чтобы все, кого это заинтересует, смогли прочесть и найти в событиях 1881 года истинные причины войны 1899 года.

Выше вы прочитали: «о чем пойдет речь на этих страницах». Вот перед вами пара выдержек, взятых мной практически наугад, которые подтверждают истинность этих слов: «Мне кажется, что это вопрос, достойный внимания тех, от кого в настоящий момент зависит судьба империи. Они зашли слишком далеко, и в этой связи было бы разумным продвинуться чуть дальше и отдать предпочтение плану полного вывода всех войск с территории Южной Африки, оставив за собой лишь Столовую бухту1. Если они этого не сделают, то вполне возможно, что в один прекрасный день они могут быть поставлены перед фактом нового восстания в Трансваале, только в этот раз в десятки раз более крупного по своим масштабам, и тогда им с трудом удастся удержать даже Столовую бухту».

Еще одна выдержка: «Что касается этой страны, то в настоящий момент занавес упал на южноафриканской сцене; когда он поднимется вновь, есть полное основание опасаться, что за ним зритель увидит полный беспорядок, который, если не предпринять в будущем разумных и последовательных действий, может перерасти в состояние хаоса».

Еще одна цитата. Как-то раз во время обсуждения многочисленных проблем Южной Африки я высказал такую мысль: «В отношениях с ними нужно вести себя более разумно и взвешенно, чем это было принято до сих пор, в противном случае британскому налогоплательщику еще не раз придется услышать об этой стране и ее войнах».

Похоже, что через год британский налогоплательщик вынужден будет признать верность этого предсказания.

С тех пор минуло почти два десятилетия. В двух словах, что произошло за это время?

В 1884 году по просьбе правительства Трансвааля министерство, в состав которого входил покойный лорд Дерби2, дало согласие на изменение конвенции 1881 года и на принятие вместо нее так называемой лондонской конвенции. По новому договору в отдельные пункты старого документа вносились поправки. Всякое упоминание о сюзеренитете, т.е. верховной власти королевы опускалось, что дало основание бурам и их сторонникам заявлять о том, что это положение было аннулировано. Правильность данного аргумента ничем не подтверждается. Простое умолчание факта не снимает с повестки этот важный вопрос, кроме того, вызывает сомнение, что лорд Дерби решился бы аннулировать таким необычным и дерзким способом имперские права ее величества и своей страны. Однако, если бы он и пошел на это, то последствиям такого шага очень скоро нашли бы точные и безошибочные формулировки. Но даже если бы имелась возможность доказать, что данная точка зрения неверна, на общем положении вещей это ровным счетом никак бы не отразилось.

А общее положение, насколько я его понимаю, сложилось следующим образом: согласно конвенции 1881 года всем жителям Трансвааля были гарантированы равные права. На одном из заседаний в ходе проходившей конференции м-р Крюгер подчеркнул, что «полное самоуправление при условии соблюдения сюзеренитета ее величества, ее наследников и преемников будет предоставлено всем, проживающим на территории Трансвааля». Единственная оговорка заключалась в том, что была предусмотрена небольшая отсрочка в предоставлении полных гражданских прав сроком до одного года, распространяющаяся на молодежь, получившую вид на жительство в Трансваале3. По истечении указанного срока согласно условиям этого торжественного договора, который в данных пунктах остался не измененным и даже не тронутым после принятия в 1884 году дополнений и поправок, каждый, желающий стать полноправным гражданином Трансвааля, мог это сделать.

Спустя несколько лет произошло событие, глубоко повлиявшее на дальнейшую судьбу Южной Африки. Было открыто крупнейшее в мире и неиссякаемое по своим запасам месторождение золота Витватерстранд. Тотчас же золотоискатели, в большинстве своем англосаксонского происхождения, тысячами кинулись туда, где бесчисленные богатства лежали, скрытые под землей, и на равнинах, по которым некогда бродили стада диких животных, вырос город Йоханнесбург, по составу населения представляющий собой разношерстную и космополитическую массу из торговцев, спекулянтов, учредителей, горняков и рабочего люда.

Поначалу появление в Трансваале этого людского скопища, обещающего стране несметные богатства, было подобно живительной влаге после обильного дождя, пролившего свои воды на иссушенную солнцем равнину.

К тому времени страна находилась в очередной раз на грани банкротства, а тут, как будто по взмаху волшебной палочки, в ее казну потекли деньги. Одной из примечательных особенностей характера буров является их крайняя неприязнь к системе налогообложения. Под понятием «земной рай» они понимают жизнь в стране, где все необходимые административные расходы оплачиваются посторонними лицами, — привилегия, которой, насколько мне известно, среди всех цивилизованных народов, населяющих планету, пользуются лишь жители княжества Монако. И совсем необязательно, что такое идеальное положение должно быть во что бы то ни стало достигнуто как отдельными лицами, так и целыми группами или сообществами людей. Однако удачливым гражданам Южно-Африканской республики в этом смысле повезло. Они достигли такого идеала. Долгое время они жили легко и беззаботно в своих жилищах и на своих фермах, в то время как жители Йоханнесбурга копошились, как муравьи, обеспечивая непрерывные поступления в казну значительных финансовых средств. Затем, как и следовало ожидать, стали возникать вопросы. Уитлендеры — так называли иностранцев, — помня положения конвенций, принятых в совершенно иных условиях и в иной ситуации, но до сих пор действующих, сделали намек на то, что хотели бы тоже получить право голоса. Буры тотчас же подняли тревогу. Если бы право голоса было предоставлено уитлендерам, то вполне очевидно, что в скором времени они превзошли бы по своей численности местных избирателей.

Затем естественный, но для буров ужасающий ход событий, привел бы к изменениям в налоговой политике, к ликвидации монополий, к борьбе с коррупцией, к установлению справедливых отношений с туземными племенами, к полному очищению судебных органов от коррумпированных элементов и множеству других мероприятий, в их глазах чудовищных, которые знаменуют собой начало англосаксонского правления. А за всем этим нависла бы еще одна угроза — над страной в конечном итоге снова бы вознесся английский флаг. Поэтому пришлось прибегнуть к законодательству, и постепенно, шаг за шагом, уитлендеров лишили статуса «проживающих на территории Трансвааля», и в конце концов у них не осталось вообще никаких прав. Правда, были приняты законы о печати и другие указы, контролирующие соблюдение права на свободу слова и общественных собраний.

Конечно, если бы английское правительство проявило твердость сразу же, как только со стороны буров появились первые признаки, свидетельствующие о их намерении покончить со всеми завоеваниями, которые положениями конвенций были гарантированы нашим соотечественникам, то мы бы не оказались в теперешней плачевной ситуации. Но английское правительство редко успевает делать все вовремя, тем более, если вопрос недостаточно ясен основному составу избирателей. Поэтому все было пущено на самотек, а в результате — жестокая неудача, так называемый рейд Джемсона 1895 года. Освещать историю этого события я не буду — оно достаточно хорошо известно. Стоит лишь подчеркнуть в нескольких словах, что оно явилось результатом тайной договоренности, согласно которой д-р Джем-сон должен был прибыть в Йоханнесбург с большим отрядом вооруженной родезийской полиции, якобы для оказания помощи уитлендерам, и с оружием в руках добиться того, в чем им было отказано.

Участники заговора обо всем договорились, а воплотить в жизнь план своих действий им не удалось. Неудачи, в чем только можно, преследовали незадачливых заговорщиков по пятам. Д-р Джемсон собрал пятьсот человек вместо тысячи двухсот и самонадеянно выступил в самый неподходящий момент. Уитлендеры не вышли ему навстречу, линии коммуникаций не были повреждены, железная дорога осталась целой и невредимой, буры получили сигнал предупреждения и собрали большой отряд. Д-ра Джемсона, по всей видимости, заблудившегося на равнине, заманили в ловушку, где он вынужден был дать небольшое сражение, в результате которого вместе со своей армией ему пришлось сдаться в плен. Им обещали сохранить жизни. Сейф участников рейда с шифрами и всевозможной компрометирующей документацией попал в руки противника, а их самих на повозках, в которых перевозилось их военное снаряжение, доставили в Преторию, город, в который они намеревались торжественно вступить, если бы подоспело подкрепление уитлендеров. Оттуда их, как и полагается, переправили в Лондон, где над ними должен был состояться суд. Членов реформистского комитета тоже арестовали и судили в Претории, некоторые из них были приговорены к смертной казни, однако приговор не был приведен в исполнение; вся история завершилась, но не под звон ударов мечей, а под звон золотых монет: суммы штрафов, которые обязаны были выплатить правительству Трансвааля участники заговора, составили в общей сложности многие десятки тысяч фунтов стерлингов.

Таков, за исключением все еще продолжающихся взаимных обвинений, был финал попытки вооруженным путем сбросить ярмо бурского правления и усилий правящих сил Родезии оказать содействие в этом. Последствия этих событий не могли не отразиться на еще более усугубившемся положении несчастных уитлендеров. Правда, лорд Росмид, а затем сэр Г. Робинсон в большой спешке посетили Трансвааль и убедили сэра С. Шеппарда и английского посредника, джентльмена с несколько необычно звучащей фамилией, сэра Якобса де Вета, в необходимости по существу заверить уитлендеров, что в случае сдачи оружия все их грехи, возможно, в скором времени будут забыты благодетельным и милостивым президентом буров, которому поможет в этом всепрощающий и милосердный законодательный совет. Более того, сэр Якобс де Вет дал им понять, что жизни Джемсона него людей, несмотря на то, что они были гарантированы им при условии сдачи в плен, зависят теперь от того, сложат они свое оружие или нет. Но этот рейд имел далеко идущие последствия и для самой империи. Так императором Германии Вильгельмом была послана знаменитая телеграмма, в которой он угрожал войной Великобритании. Что же касается южноафриканских проблем, то наша страна в глазах мировой общественности стала выглядеть далеко не в лучшем свете, и трудно было доказать обратное, хотя на самом деле военно-политическая обстановка и весь ход событий носили чисто локальный характер.

А буры почувствовали себя вновь во всеоружии. Если бы судьба распорядилась так, что им на помощь были бы посланы все немецкие легионы, то и тогда это вряд ли сослужило бы им добрую службу. Теперь же можно было говорить о том, что на их родину вступила нога завоевателя, о совершающихся там рейдах, как будто это страшное слово впервые поразило их невинный слух, как будто и вправду они никогда не слыхали ни о стеллаландских равнинах и об отдельной экспедиции, направленной британским правительством под командованием сэра Чарльза Уоррена для оказания помощи мирному населению в целях стабилизации там обстановки; ни о том отрезке земли, который когда-то принадлежал зулусам, а теперь носит название Новой республики; ни о вылазке в Родезию, которая «захлебнулась»; ни о превышении полномочий в отношении Свазиленда вопреки принятым положениям конвенции и тому подобных актах. Далее, у них появился повод заявлять о значительном «моральном и интеллектуальном ущербе», хотя, насколько это известно общественности, ни моральный, ни интеллектуальный потенциал никогда полностью и не удовлетворялся в этой стране, а местному фараону приходилось, ожесточив свое сердце и требуя от новых «израильтян» Йоханнесбурга более тяжелого воздаяния в виде прямых и косвенных налогов, лишать их всех по очереди последней надежды на свободу.

Итак, все вернулось на круги своя. Прошлые злоупотребления достигли небывалого расцвета, монополии баснословно обогатились, а население Йоханнесбурга продолжало расти, но чем сильнее любовь к золоту — auri sacra fames, — тем больше люди ценят его, свобода же и справедливая форма правления отступают на задний план.

Более двух лет минуло с тех пор, когда верховным комиссаром в Южную Африку был назначен сэр Альфред Мильнер, который за время пребывания в стране при поддержке правительства ее величества делал все от себя зависящее, чтобы добиваться уступок уитлендерам и решать спорные вопросы, возникающие между Великобританией и республикой Трансвааль, мирным путем. В конце концов его усилия увенчались успехом — около четырех месяцев назад состоялась встреча с президентом Крюгером, получившая название блумфонтейнской конференции, в ходе которой сэр Альфред Мильнер обратился с просьбой, достаточно скромной по существу, смысл которой сводился к следующему: поскольку иностранные граждане имеют одинаковые права с остальными «жителями Трансвааля», то необходимо, чтобы и уитлендерам, желающим обрести гражданство в этой стране, после пяти лет проживания в ней было гарантировано право голоса. Президент Крюгер отклонил данную просьбу как представляющую угрозу независимости государства, и конференция зашла в тупик. Именно с этого момента о войне заговорили как о реальной угрозе. В ответ на многочисленные обращения имперского правительства президент республики и фолксраад внесли ряд предложений относительно права гражданства, которые, если принимать их вообще серьезно, при выдвигаемых условиях становились просто неприемлемыми для Англии. Так положение от 19 августа о пятилетнем периоде проживания в стране предусматривало как обязательное условие невмешательство Англии во внутренние дела республики, отказ правительства ее величества от признания прав королевы в этой стране и решение спорных вопросов в случае возникновения конфликтных ситуаций в третейском суде.

Если бы правительство приняло эти условия, то власть королевы более не распространялась бы на республику Трансвааль, а принятие обязательства о невмешательстве во внутренние дела могло бы дать повод для разного рода манипуляций — сегодня мы предоставляем гражданство, а завтра вам в этом отказывают. Следует также помнить и о том, что вопрос о гражданстве не исчерпывает всех разногласий между той и другой стороной; пожалуй, уж слишком много внимания уделялось только этой проблеме.

Даже если бы определенное количество уитлендеров стало гражданами бурского государства, и как бы благоприятно не сложились для них обстоятельства, трудно себе представить, каким образом смогли бы они оказать непосредственное содействие имперской власти в таком вопросе как, скажем, обращение с нашими индийскими подданными в Трансваале. Скорее можно предположить, что, приняв новое гражданство, они относились бы с безразличием к желаниям и нуждам страны, от которой они отреклись. Более того, присягнув новому правительству, они могли бы считать для себя обязательным всячески противостоять этим желаниям. В лучшем случае, если бы у них и была реальная власть для оказания нам помощи, что практически неосуществимо в течение ряда лет, было бы неразумно и недостойно крупной державе, гражданами которой они когда-то являлись, полагаться исключительно на их добрые услуги.

В печати только и говорят что об Йоханнесбурге и уитлендерах, как будто больше нет других тем для разговора. Лидеры либералов и джентльмены, которых, вероятно, можно отнести к плетущимся в хвосте радикалам, кричат о том, что эта война будет вестись в интересах уитлендеров и миллионеров. В этом нет и малейшей доли правды. Уитлендер со своими бедами — это всего лишь нарыв, который, вырвавшись наружу, показал неумение правительства Трансвааля управлять страной, а также амбиции Голландии в Южной Африке. К тому же все это достигло таких масштабов, что в конце концов ЮАР стала называть себя «независимым суверенным государством». То, что он и его «магнаты», как называют миллионеров Ранда4, получат баснословные прибыли в успешной войне, проводимой имперской державой, вполне допустимый факт; но если в результате этой войны миллионы осядут в карманах отдельных лиц, то это отнюдь не значит, что война ведется исключительно ради этой цели. Даже самый ярый «шовинист» вряд ли проявит самопожертвование и альтруизм. Вопрос этот в интересах империи должен решаться не в локальном, а в глобальном масштабе.

Но вернемся к ходу переговоров. Предложения, снятие предложений, всевозможные условия, паллиативные статьи договоров, предложения о созыве новых конференций — все это следовало одно за другим с поражающим воображение разнообразием до тех пор, пока, не иссякнув, заставило м-ра Чемберлена 22 сентября через сэра Альфреда Мильнера объявить правительству Южно-Африканской республики о «бесполезности дальнейшего проведения дискуссий, основываясь на старых принципах, и о решении правительства ее величества рассматривать ситуацию в новом свете, и о формулировании своих собственных предложений для окончательного урегулирования проблем, возникших в Южной Африке в результате политики, проводимой постоянно в течение многих лет правительством ЮАР. С результатами обсуждений вас ознакомят по мере поступления новой информации».

По некоторым сведениям, новая информация поступила в Преторию, но до сих пор на нее нет никакой реакции. Спустя три дня, а именно, 25 сентября лидеры либералов были удостоены чести получить телеграмму от государственного секретаря Трансвааля следующего содержания: «Лидерам либералов, Лондон. Очень признательны за вашу телеграмму. Мы придерживаемся условий конвенции и полагаем, что и Англия поступит таким же образом, поскольку конвенция запрещает вмешательство во внутренние дела государства». Если, однако, учесть, что конвенция предполагает также и предоставление равных прав всем «жителям Трансвааля», то следует признать, что данная телеграмма является, пожалуй, самой удивительной из замечательной серии государственных документов, исходящих в последнее время из Претории. Она очень точно выкристаллизовывает саму суть бурской дипломатии — дерзкое игнорирование неудобных фактов.

Тем временем в Южной Африке произошел ряд важных событий. Оранжевая республика бросила открытый вызов Трансваалю. Уитлендеры тысячами побежали из Йоханнесбурга. Буры подтянули свои войска к Наталю и сосредоточили их на других участках британской границы предположительно с целью проведения наступательных операций, так как в данный момент не было угрозы захвата их территории. Первое из этих событий раскрывает тайные замыслы Голландии в Южной Африке, подобно вспышке ночной молнии, внезапно осветившей темную поверхность равнины. Мы никогда не угрожали Оранжевой республике, у них не было ни жалоб, ни обид, ни причин для ссоры, и тем не менее они нежданно-негаданно выступили против нас. Почему?

Потому что жители этого государства считают, что наступил момент, когда можно наконец привести в исполнение давнюю мечту буров, которую имел в виду еще двадцать лет назад бывший президент Бюргерс, когда говорил о грядущей голландской республике с ее восемью миллионами граждан, имеющей неограниченную верховную власть на обширной территории от Замбези до Мыса5. Теперь же, к нашей гордости, великий заговор, в существовании которого так трудно было убедить английскую общественность, а скорее всего, недальновидную ее часть, раскрыт, а его целью является не что иное, как изгнание англичан из Южной Африки — тщетно задуманное дело, но все же дело, с которым мы должны считаться и которое, опасаюсь, заставит нас прибегнуть к силе оружия как последнему средству, поскольку деликатность и дипломатия в данном случае неуместны.

Как бы ни было трудно отдельной части английских избирателей и общественных деятелей признать сам факт, тем не менее нет особой необходимости часто повторять, что предстоящая война будет войной, навязанной нам бурами по их слепому невежеству и тщеславию. Большинство из них считает по причине ряда одержанных ими побед в небольших сражениях 1881 года, что они способны потягаться с Британской империей. Их руководители, по всей видимости, верят не столько в силу оружия своих соотечественников, сколько в доблесть некоторых партийных лидеров Англии и в энтузиазм их сторонников из английской прессы и общественности. Они помнят, что за активизацией этих сил восемнадцать лет назад последовало жалкое отступление английского правительства, сдавшего свои позиции, и не понимая, насколько изменилось общественное мнение в этой стране, они надеются, что история повторится и что Англия, уставшая от непопулярной войны, в скором времени пойдет им на уступки. В этом их ошибка, но такова их вера. Они также надеются и, возможно, не без основания, что другие сложности и проблемы заставят нас воздержаться от решительных действий. Если от германского императора и перестали поступать телеграммы с угрозами в наш адрес, то пока еще существует германский полк, сражающийся на их стороне и пользующийся симпатиями у своих соотечественников, а главное, им известно, что крупные европейские державы встретят с распростертыми объятиями каждого, кто попытается срубить под корень вечно живое дерево могущественной Британской империи.

Воодушевленные всем этим, они решились взять на себя роль строгих судей.6

Можно ли найти иной выход из создавшегося положения? Похоже, что, исключив возможность нашего отступления, о котором не может быть и речи, ибо это означало бы потерю не только Южной Африки, но и престижа в глазах всей мировой общественности, добиться этого нельзя никакими иными средствами, кроме военных. Военные действия уже имеют место — к примеру, захват золота с приисков, реквизиция товаров, принадлежащих британским подданным, и, вероятно, за несколько дней до того, как эти строки появятся на страницах печати, в разговор вступят пушки.7

После восстания 1881 года судом бурских присяжных, коему по милости правительства м-ра Гладстона8 было передано дело о злодейском убийстве капитана Эллиота, к которому в качестве вещественного доказательства прилагался изрешеченный пулями череп убитого, лежащий перед ними на столе в зале суда, был вынесен оправдательный приговор его убийцам не потому, что не было совершено тяжкое и преднамеренное преступление, а потому что признание их виновности означало бы, что судьи подняли руку на своих.

Точно так же, имея перед собой неопровержимые факты, некоторые англичане — кое-кто из них занимает высокое положение и имеет незапятнанную репутацию — настаивают на том, что дело буров правое и справедливое, и, взявшись за перо, расписывают о нашем национальном беззаконии в черных как чернила и красных как кровь тонах. Они пишут о «целях войны», которые без колебания называют своекорыстными и низкими, если это только касается англичан, ибо по их мнению, цели буров исключительно чисты и благородны. Может, все-таки было бы лучше оглянуться назад и попытаться определить причины войны? Я думаю, что если бы они явились очевидцами одной сцены, происходившей на рыночной площади в Ньюкасле, во время которой я имел несчастье присутствовать в ту ночь 1881 года, когда распространилась весть о том, что Англия подло предала своих лоялистов9, то, наверное, они лучше бы вникли в суть проблемы. При виде обезумевшей толпы из трех-четырех тысяч несчастных и покинутых людей — англичан, буров и кафров, бушующих, стенающих, посылающих проклятия в отчаянии своего стыда и злобы, — у них бы, возможно, произошло просветление в умах. Даже теперь, когда я смотрю на это забытое письмо, написанное м-ром Уайтом, председателем комитета лоялистов, м-ру Гладстону, мне кажется, что оно могло бы дать кое-кому пищу для размышления:

«Если бы вы, сэр, так же, как я, видели молодых, подающих надежды граждан Претории, умирающих от ран в сражениях за свою страну, и если бы вам так же, как мне, выпала скорбная обязанность сообщить о их гибели друзьям на родину; если бы вы видели, как хрупкие женщины и дети переносили тяготы и лишения в течение трех месяцев без единого стона; если бы вы видели здоровых и крепких мужчин, которые плакали, как дети, узнав о том, что Англия незаслуженно и жестоко бросила их на произвол судьбы; если бы вы видели, как видел я по пути в Ньюкасл, длинные вереницы полуотчаявшихся лоялистов, которые, покидая страну, стряхивали прах со своих ног; и если бы вы сами вложили все, что имели, заручившись словом Англии, а потом вдруг очутились в положении нищего по вине страны, в которую вы верили, я думаю, сэр, вы бы не стали молчать, и Англия бы застонала от красноречивой мольбы и угроз, которые невозможно было бы не услышать… Мы требуем, сэр, по крайней мере, такой же справедливости, какой требуют буры. Мы — верные сыны Англии, которые пострадали и продолжают страдать за свою преданность. Мы — патриоты своей страны, которые во время тяжких испытаний никогда не покидали ее, и мы имеем такие же права на уважение к себе, как и повстанцы, которые сражались против нее. Мы верим ее слову. Мы верим часто повторяемым обещаниям ее министров, которым мы доверяли. Мы верим в ее чувство моральной ответственности не причинить нам вреда. Мы полагаемся на ее верность обязательствам и ее давнюю репутацию страны, для которой превыше всего честь и совесть. Мы понимаем всю тяжесть последствий в случае подрыва нашего доверия. Англия не может себе позволить бросить нас на произвол судьбы после торжественных заверений о своей к нам лояльности».

«Англия не может себе позволить бросить нас!» — но Англия или же ее правительство смогли и действительно позволили себе эту роскошь. Напрасно такие люди, как покойные лорд Кэрн и маркиз Солсбери выступали с протестами и говорили о подстерегающих нас опасностях.

Напрасно мученики-лоялисты пели дифирамбы правительству ее величества — партийный дух или побуждения проснувшейся совести оказались слишком сильны. Над верными подданными ее величества насмехались, их оскорбляли, бросали на произвол судьбы, а буры, которые расправлялись с ними, как с домашним скотом, продолжали жить и процветать.

Теперь, спустя почти двадцать лет, Англия призвана заплатить по счету за то, что в действительности является одним из самых гнусных актов, запятнавших страницы ее истории. С момента подписания конвенции 1881 года стало совершенно очевидно, что произойдет одно из двух — либо имперская держава практически будет выдворена из Южной Африки, либо наступит момент, когда она вынуждена будет установить свое господство даже ценой войны. Настал этот горький час, и мы призваны силой оружия подавить небольшой, но сердитый и упрямый народ, который мы же и научили относиться к нам, как к своей ровне, если не с превосходством. Если они не уступят в последний момент, что кажется маловероятным, поскольку они сами выбрали путь военного конфликта, то при новом решении южноафриканского вопроса прольется много крови как с той, так и с другой стороны.

Не распространяясь о прочих бедах и опасностях, хочу спросить, когда же все-таки дым и его запах перестанут разъедать глаза и ноздри жителей этой несчастной земли? Бодро шагая обратно на свои прииски и в мастерские, рабочие Йоханнесбурга не скоро смогут забыть о прошлом, главное впечатление о котором в большинстве случаев у них останется не из приятных. А после того, как иссякнут золотые запасы на Ранде, когда стихнет тяжелый круглосуточный топот шагов, когда голос маклера затихнет на бирже, а учредитель переедет в какой-нибудь другой город, бурские женщины все равно будут рассказывать своим детям о том, как «проклятые английские солдаты» убивали их дедов и забирали землю. В Южной Африке появятся новые Ирландии, а из зубов дракона, которыми мы вынуждены будем засеять пашню, произрастут злаки ненависти. И нам придется есть горький хлеб, который мы сами же испекли.

В отношениях с голландцами также были допущены грубейшие ошибки. К примеру, если бы в обращении с ними мы были справедливее и добрее, они никогда бы не проникли на континент, как это произошло шестьдесят лет назад в районе Мыса. Кроме того, если бы мы выполнили данные им обещания во время аннексии 1877 года и если бы сэра Т. Шепстона, который вырос среди них и которого они глубоко уважали, не перевели в военное ведомство, никакого восстания не было бы. Но восстание произошло, а вместе с ним и поражения, после которых последовало и то самое отступление, в результате которого страна сегодня вынуждена пожинать горькие плоды.

Теперь мы на пороге войны, войны неизбежной, которая будет вестись до конца. В Южной Африке место только для одной верховной власти!

О том, как все это происходило, написано коротко, но, я полагаю, достаточно ясно на последующих страницах. А поводом к их переизданию послужило желание отдельных читателей лучше познакомиться с фактами, свидетельствующими о том, что привело к нынешнему роковому кризису.


9 октября 1899 года

Г. Райдер Хаггард

Трансвааль