"ИОВ, ИЛИ ОСМЕЯНИЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)

4

Так, не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда; Но человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх. Книга Иова 5, 6-7

Я медленно приходил в себя, но если бы вы знали, как мне этого не хотелось: ужасный кошмар гнался за мной по пятам. Я крепко смежил веки, чтобы не видеть света, и попробовал вернуться обратно в сон.

В голове безудержно рокотали туземные барабаны. Я попробовал изгнать их оттуда и зажал уши руками.

Барабаны забили еще громче.

Я отказался от попытки избавиться от них, открыл глаза и поднял голову. Какая ошибка! Мой желудок так бешено заурчал, что даже уши, казалось, зашевелились. Глаза отказывались на чем-то сфокусироваться, а адские барабаны раскалывали голову на части.

Наконец мне удалось заставить глаза смотреть, хотя все вокруг выглядело как в тумане. Я огляделся и обнаружил, что нахожусь в незнакомой комнате, лежу на нераскрытой кровати и раздет лишь наполовину.

Память постепенно возвращалась. Вечеринка на борту корабля. Выпивка! Обильная! Шум. Какие-то голые. Капитан в травяной юбочке лихо отплясывает, а оркестр пытается не отстать от заданного им темпа. Какие-то дамы-пассажирки тоже в травяных юбочках, а какие-то даже без них… дребезжание бамбуковых трещоток, буханье барабанов…

Барабаны…

Барабаны грохотали вовсе не внутри моей головы. Это просто была самая страшная из всех когда-либо испытанных мною головных болей. Какого черта я позволил им…

Не сваливай на них! Ты сам виноват, олух!

Да, но…

«Да, но…» Всегда это самое «да, но…»! Всю жизнь от тебя только и слышишь, что «да, но…». Когда же ты распрямишься и возьмешь на себя всю ответственность за собственную жизнь и за все, что с тобой происходит?

Да, но ведь в данном случае ошибка-то не моя. Я же не А.Л.Грэхем. Это не мое имя. И корабль не мой.

Не твой? И не ты?

Разумеется, нет…

Я сел и попытался стряхнуть с себя этот дурной сон. То, что я сел, оказалось ошибкой: голова, конечно, не отвалилась, но колющая боль в основании черепа добавилась к той, что уже терзала мой мозг. На мне были черные брюки и, по-видимому, больше ничего, а сидел я в чужой комнате, которая к тому же медленно вращалась.

Штаны Грэхема. Каюта Грэхема. А это непрерывное медленное вращение – результат того, что у корабля отсутствуют стабилизаторы.

Нет, это не сон. А если и сон, то я все равно не способен вытряхнуться из него. Десны чесались, ноги казались чужими. Высохший пот пленкой покрывал всю кожу, кроме тех мест, где он еще был влажен и липок. Подмышки… Господи, не хочу думать о подмышках!

Рот следовало бы хорошенько прополоскать… щелоком.

Теперь я вспомнил все. Или почти все. Пылающие угли ямы. Туземцы. Разбегающиеся с дороги куры. Корабль, который не был моим кораблем… и все-таки им оказался. Маргрета…

Маргрета!

«Два сосца твоих, как два козленка… ты прекрасна, возлюбленная моя…»

Маргрета среди танцоров, с обнаженной грудью, обнаженными ногами… Маргрета, танцующая с этим мерзким канаком и трясущая своей…

Разве удивительно, что я нализался?

А ну-ка, заткнись, приятель! Ты надрался еще до этого. А злишься на мальчишку-туземца только потому, что с ней был он, а не ты. Ты же жаждал танцевать с ней. Да только был не в состоянии.

Пляски – оскал Сатаны!

И разве не хотелось тебе уметь так танцевать?

«Как… двойня серны…» Да. Очень хотелось!


Послышался легкий стук в дверь, затем позвякивание ключей. Дверь приоткрылась, и показалось лицо Маргреты.

– Уже проснулись? Отлично. – Она вошла, неся поднос, закрыла дверь и подошла к постели. – Вот, выпейте-ка это.

– А это что?

– Преимущественно томатный сок. Перестаньте спорить и пейте.

– Мне кажется, я не смогу…

– Сможете. Так нужно. Пейте!

Я с опаской принюхался и отпил крохотный глоточек. К моему величайшему удивлению, меня не стошнило. Тогда я отпил побольше. После слабого позыва питье прошло и тихо улеглось в желудке. Маргрета протянула две таблетки.

– Примите. И запейте остатком томатного сока.

– Но я никогда не принимаю лекарств!

Она вздохнула и произнесла нечто, чего я не понял. Это не был английский язык. Во всяком случае он не походил на английский.

– Что вы сказали?

– Кое-что, что говаривала моя бабушка, когда дедушка начинал с ней спорить. Мистер Грэхем, примите таблетки! Это всего лишь аспирин, и он вам необходим. Если не будете слушаться, я перестану с вами возиться. Я… я… передам вас Астрид, вот что я сделаю!

– Пожалуйста, не надо.

– Нет! Именно так я и поступлю, если вы не будете слушаться. Астрид сменит меня. Вы ей нравитесь… она рассказывала, как вы любовались ее танцем вчера вечером.

Я схватил таблетки, запил их остатком томатного сока – холодного как лед и успокаивающего.

– Да, любовался, пока не увидел вас. После этого я уже глаз с вас не сводил.

Она впервые за все время улыбнулась.

– Да? Вам понравилось?

– Вы были прекрасны! (А вот твой танец просто похабен, твоя непристойная одежда и твое поведение шокировали меня так, что, вероятно, я потерял год жизни. Все мне было ненавистно… И я ужасно жалею, что не могу увидеть все снова, буквально сейчас же, не теряя ни секунды.) Вы были необычайно грациозны.

На ее щеках возникли ямочки.

– Я так надеялась, что понравлюсь вам, сэр!

– Так оно и было. А теперь перестаньте угрожать мне своей Астрид.

– Ладно. Не буду до тех пор, пока вы проявляете благоразумие. А сейчас вставайте – и под душ. Сначала очень горячий, потом ледяной. Как в сауне. – Она чего-то ждала. – Вставайте, я сказала. Не уйду, пока душ не будет включен и пар не пойдет клубами.

– Я приму душ… когда вы уйдете.

– И пустите еле тепленькую водичку. Знаю я вас! Вставайте, снимите брюки и под душ! Пока будете его принимать, я принесу завтрак. Скоро камбуз закроется, чтобы готовить второй завтрак, а потому перестаньте тянуть резину… Ну пожалуйста…

– Ой, не могу я завтракать. Во всяком случае не сегодня! Ни за что! – Даже мысль о еде была мне отвратительна.

– Вам обязательно надо поесть. Прошлым вечером, как вам прекрасно известно, вы слишком много выпили. Если вы не поедите, будете весь день чувствовать себя разбитым. Мистер Грэхем, я уже кончила обслуживать всех остальных гостей и, можно сказать, от дежурства освободилась. Сейчас принесу вам поднос с завтраком, а потом сяду и прослежу, чтобы вы съели все, что на нем будет. – Она поглядела на меня. – Надо было все-таки стащить с вас брюки, когда я укладывала вас в постель, но вы весите слишком много.

– Вы укладывали меня в постель?!

– Мне помогал Ори. Тот парень, с которым я танцевала. – Вероятно, мое лицо выдало меня, так как она торопливо добавила: – О, я не разрешила ему входить в вашу каюту, сэр. Я сама раздела вас. А вот, чтобы втащить вас вверх по лестнице, мне нужна была помощь.

– Я нисколько на вас не сержусь. (А потом ты вернулась на вечеринку? И он с тобой? И ты снова с ним танцевала? «…Ибо ревность моя жесточе могилы и жжет сильнее угля пламенеющего». Нет… Нет у меня права на ревность!) Я чрезвычайно благодарен вам обоим. Наверняка это было весьма неприятное занятие.

– Ну… смельчаки часто напиваются – после того как минует опасность. Но вообще вам от выпивки стало плохо.

– Это верно. – Я встал с постели и направился в ванную. – Я пущу кипяток, клянусь!

Затем я прикрыл дверь и защелкнул задвижку, после чего разделся.

Значит, я был так омерзителен и бесчувственно пьян, что мальчишка-туземец помогал тащить меня до кровати. Алекс, какая же ты позорная дрянь! И нет у тебя никаких прав ревновать эту очаровательную девушку. Она не принадлежит тебе, и в ее поведении нет ничего дурного по стандартам ее мира – какими бы эти стандарты ни были – и все, что она делала, было сделано ради твоей же пользы и твоего комфорта. А это не дает тебе никаких прав на нее.

Я пустил горячую воду, такую горячую, что бедный старый Алекс в ней чуть не сварился. И выстоял под струями кипятка так долго, что мои нервные окончания почти потеряли чувствительность, а затем резко сменил горячий душ на ледяной… и чуть не заорал от боли.

Я стоял под ледяной водой, пока не перестал ощущать ее как холодную, затем закрыл краны и вытерся, открыв дверь, чтобы выпустить влажный воздух. Вышел в каюту… и тут внезапно обнаружил, что чувствую себя великолепно. Никакой головной боли. Никакого ощущения, что конец света должен наступить с минуты на минуту. Никаких пертурбаций в желудке. Только голод. Алекс, ты больше никогда не должен напиваться, а уж если нальешься, поступай так, как приказывает Маргрета. Тебе повезло – у нее на плечах отличная голова, и ты это обязан ценить.

Весело насвистывая, я открыл платяной шкаф Грэхема.

Услышав, как ключ поворачивается в замке, я мгновенно схватил купальный халат Грэхема и успел его накинуть как раз в ту секунду, когда Маргрета стала открывать дверь. Когда я это увидел, тут же бросился на помощь и придержал дверь. Она поставила поднос и принялась выгружать посуду с едой на мой письменный стол.

– Вы были совершенно правы насчет душа как в сауне, – сказал я. – Это именно то, что прописал доктор. Или вернее сказать, медицинская сестра.

– Знаю. Такую штуку бабушка нередко устраивала моему деду.

– Гениальная женщина! Ох, как вкусно пахнет! (Омлет, бекон, щедрая порция датской выпечки, молоко, кофе, тарелка с несколькими сортами сыра, fladbrod 19, тонко нарезанные кусочки ветчины и неизвестные мне тропические фрукты.) А что говорила ваша бабушка, если дедушка начинал с ней спорить?

– Знаете, она иногда излишне горячилась…

– Зато вы никогда не горячитесь. Ну, скажите же мне.

– Ладно… Она в таких случаях говорила, что мужчины созданы Богом только для того, чтобы испытывать женское долготерпение.

– Что-то в этом есть. А вы с ней согласны?

И снова улыбка вызвала появление ямочек.

– Я полагаю, что у них есть и кое-какие полезные функции.


Маргрета убрала мою каюту и помыла ванну (о'кей, о'кей, пусть будет каюта Грэхема и ванна Грэхема. Удовлетворены?), пока я ел. Она достала пару легких спортивных брюк, спортивную рубашку островной раскраски и сандалии, убрала поднос и тарелки, оставив на столе кофе и часть фруктов. Я поблагодарил ее, когда она уходила, и подумал, не должен ли я предложить дополнительную «плату» и не оказывает ли она те же услуги и другим пассажирам. Это показалось мне не очень вероятным. Но мужества спросить, так ли это, я в себе не нашел.

Я закрыл за ней дверь и принялся тщательно обыскивать каюту Грэхема.

Я носил его одежду, спал в его постели, откликался на его имя, а теперь мне предстояло решить, пущусь ли я во все тяжкие и стану подлинным А.Л.Грэхемом или же отправлюсь к властям (к американскому консулу, а если нет, то к кому?) и признаюсь, что выдавал себя за другого, а теперь прошу помощи.

Время торопило меня. Сегодняшний выпуск «Королевского скальда» сообщал, что пароход «Конунг Кнут» должен прибыть в порт Папеэте в три часа дня и отплыть в Масатлан (Мексика) в шесть часов вечера. Корабельный эконом известил пассажиров, желающих обменять франки на доллары, что представитель банка Папеэте будет работать на судне прямо напротив офиса эконома с момента прибытия корабля в порт и закончит операции за пятнадцать минут до отплытия. Кроме того, эконом напомнил пассажирам, что их задолженность по счетам бара и судовой лавки должна быть оплачена только в долларах, датских кронах или с помощью кредитных карточек.

Вроде все разумно. И в то же время вызывает беспокойство. Я ожидал, что судно пробудет в Папеэте минимум часа двадцать четыре. Заход в порт на три часа казался просто дикостью – ведь получалось, что не успеет судно причалить, как надо будет отплывать. И разве не придется платить за сутки, даже если они пришвартуются всего на три часа?

Однако, напомнил я себе, командование судном меня в общем-то не касается. Возможно, капитан просто решил воспользоваться временем между отбытием одного корабля и прибытием другого? Да и вообще, мало ли у него может найтись причин? Единственно, о чем мне следовало беспокоиться, так это о том, что предприму между тремя и шестью часами дня я сам и что мне непременно надо сделать до трех.

Сорок минут тщательных поисков выявили следующее:

одежду – самую разнообразную и без всяких проблем, кроме тех, что связаны с лишней жировой складкой на моей талии; деньги – франки в бумажнике (не забыть обменять!) и восемьдесят пять долларов там же; три тысячи долларов в ящике стола, там же лежал и футляр с часами Грэхема, с его кольцом, запонками и тому подобным. Поскольку часы и другие драгоценности вернулись в свой футляр, я логично рассудил, что Маргрета сохранила мой доход от пари, которое я (или Грэхем) выиграл у Форсайта, Дживса и Хэншо. Говорят же, что Бог заботится о дураках и пьяницах; если так, то в моем случае он действовал через Маргрету; всевозможные мелочи, не имевшие отношения к моим сегодняшним проблемам – книги, сувениры, зубная паста и тому подобное.

Паспорта нет.

Иногда пассажирам не хочется держать при себе паспорт, даже временно покидая корабль. Я сам предпочитаю не таскать свой, если возможно, так как потеря паспорта влечет за собой кучу неприятностей. Вот и вчера у меня не было его с собой… так что теперь он отправился туда, где жимолость вьется, где лежат «поля Фидлера» 20 и куда канул теплоход «Конунг Кнут». А где же все это находится? Пока у меня не было времени искать ответ на этот вопрос: уж слишком я был занят проблемами общения с чужим новым миром.

Если Грэхем брал вчера свой паспорт с собой, стало быть, он провалился сквозь трещину четвертого измерения прямехонько в «поля Фидлера» вместе с ним. Похоже, так оно и произошло.

Пока я злился, кто-то подсунул под дверь моей каюты конверт.

Я поднял его и открыл. Внутри лежал мой (Грэхема) корабельный счет. Значило ли это, что Грэхем собирался покинуть судно в Папеэте? Только не это! Если так случится, я останусь на этих островах до конца моей жизни.

Нет, не то. Скорее похоже на обычное подбивание бабок в конце месяца.

Счет Грэхема за выпивку в баре меня прямо потряс… пока я не обратил внимания на его отдельные пункты. Впрочем, они шокировали меня еще больше, но по другой причине. Если кока-кола стоит два доллара, это не означает, что бутылка стала больше; это значит, что доллар стал меньше.

Теперь я понял, почему триста долларов, на которые я заключил пари… гм… гм… по ту сторону, превратились в три тысячи здесь.

Если я собираюсь остаться в этом мире, мне придется приноровиться к новому масштабу цен. Придется относиться к доллару как к иностранной валюте и мысленно переводить цены, пока к ним не привыкнешь. Например, если считать репрезентативными цены на борту, то первоклассный обед с бифштексом или шашлыком на ребрышках в ресторане первого разряда, ну скажем, в главном ресторанном зале отеля вроде «Дворца Брауна» или «Марка Хопкинса», может обойтись почти в десять (!) долларов. Ничего себе!

С коктейлями же до обеда и вином к столу счет легко может перевалить и за пятнадцать долларов! А это ведь недельный заработок! Слава Богу, я не пью!

Ты… не… чего?

Послушай, но вчерашний случай – особый.

Вот как! Впрочем, так оно и было. Ведь и невинность теряют только раз. А уж раз она потеряна, то навсегда. А что такое ты пил незадолго до того, как окончательно вырубился? «Датский зомби»? А нет ли у тебя в данную минуту желания принять стаканчик? Чтоб восстановить внутреннее равновесие?

Да я до него в жизни больше не дотронусь!

Поглядим, поглядим, приятель!


А вот и еще один шанс и, как я надеялся, неплохой. В маленьком футляре, где Грэхем хранил драгоценности, лежал ключ, ничем не примечательный, если не считать, что на нем был выбит номер «восемьдесят два». Если судьба мне улыбнется, то он может подойти к стальной шкатулке в офисе эконома.

А если судьба сегодня намерена на меня скалиться, то ключ будет от сейфа, находящегося где-то в одном из сорока шести штатов, в банке, которого я никогда не увижу. Но не будем каркать, хватит мне и тех неприятностей, которые уже есть.

Я спустился на следующую палубу и отправился на корму.

– Доброе утро, эконом.

– А, мистер Грэхем, ничего себе была вечериночка вчера, не правда ли?

– Ну, еще бы! Еще одна такая, и из меня дух вон!

– А, бросьте, бросьте! И это говорит мужчина, шагнувший в огонь! Я уверен, вам вчера понравилось. Готов биться об заклад, что так. Чем мы можем быть вам полезны?

Я вынул найденный ключ.

– Я захватил тот ключ? Или он от сейфа в моем банке? Не могу вспомнить.

Эконом взял ключ.

– Да, это один из наших. Пол! Возьми его и принеси шкатулку мистера Грэхема. Мистер Грэхем, не угодно ли вам пройти сюда и присесть к столу?

– Хорошо, спасибо. Хм… а нет ли у вас какого-нибудь мешка или чего-нибудь в этом роде, чтобы положить содержимое шкатулки? Я хотел бы отнести все в свою каюту – надо кое-что проверить.

– Мешок?.. М-м-м… Можно взять сумку в судовой лавке… но… Сколько времени вам потребуется для писанины? К полудню кончите?

– О, разумеется.

– Тогда забирайте шкатулку в каюту. Вообще-то это не разрешается правилами, но их писал я сам, так что можно рискнуть и попробовать нарушить. Однако постарайтесь вернуть до полудня. Мы закрываемся с двенадцати до тринадцати – таковы уж требования профсоюза – и, если я буду сидеть здесь, когда клерки уйдут на обед, вам придется поставить мне выпивку.

– Да я вам ее и без того поставлю.

– Буду ждать с нетерпением. А вот и шкатулка. Только не вздумайте таскать ее сквозь пламя.


На самом верху лежал паспорт Грэхема. Тяжесть у меня на душе сразу рассосалась Не знаю более неприятного чувства потери, нежели то, которое возникает, если вы оказываетесь за границами Союза без паспорта… даже если это и не тот Союз. Открыл паспорт, посмотрел на фотографию. Неужто я так выгляжу? Отправился в туалет, сравнил лицо в зеркале с лицом на фотографии.

Кажется, похож. Впрочем, чего ждать от паспортной фотографии? Попробовал поднести фотографию к зеркалу. Сходство неожиданно резко усилилось. Дружище, да у тебя физиономия кривая!

И у вас тоже, мистер Грэхем.

Приятель, если я собираюсь стать тобой навсегда – а чем дальше, тем больше идет к этому, – то, поскольку выбора у меня нет, приятно узнать, что мы с тобой так похожи. Отпечатки пальцев? Подумаем об этом, когда настанет время. Похоже, Соединенные Штаты Северной Америки в паспорта отпечатки пальцев не вклеивают – это уже облегчение. Занятие: управляющий. Управляющий чем? Похоронной конторой? Или транснациональной сетью отелей? Ладно. Надеюсь, как-нибудь разберемся, а пока неважно. Адрес: писать на контору «О'Хара, Ригсби, Крумпакер и Ригсби», атторни 21 по правовым вопросам, помещение 7000, Смит-Билдинг, Даллас. Ну, просто очаровательно! Только адрес для писем – ни домашнего, ни адреса работы нет. Ах ты, фальшивка! С удовольствием врезал бы тебе по морде!

(Нет. Отвращения, должно быть, он не вызывал: Маргрета думает о нем хорошо. Да… но ему следовало бы держать свои лапы подальше от нее – он же явно хотел злоупотребить ее доверчивостью. А это некрасиво! Это кто же собирается злоупотребить ее доверчивостью? Смотри, парень, заработаешь раздвоение личности!) В конверте под паспортом лежал отрывной талон пассажирского билета Грэхема: он действительно совершал круиз по маршруту Портленд – Портленд. Слушай, близнец, если ты не появишься до шести вечера, я попаду домой. А ты, возможно, воспользуешься моим билетом на «Адмирал Моффет». Желаю удачи.

Были там еще какие-то мелочи, но большую часть стальной шкатулки занимали десять пухлых заклеенных конвертов вроде тех, которыми пользуются в конторах. Один из конвертов я вскрыл.

Он был набит тысячедолларовыми банкнотами – ровно сотня. Я быстренько проверил остальные конверты. Всюду то же самое. Один миллион чистоганом!