"Беби из Голливуда" - читать интересную книгу автора (Сан-Антонио)Глава 11Прежде чем кинуться рысью в аллеи парка, я позволяю себе сделать передышку у конторы агентства «Вамдам-Жилье». Господин сын находится при исполнении в неизменных домашних тапочках в стиле Великих эпох. Убывающий день заставил его повернуть выключатель, и в свете зеленого абажура настольной лампы он похож на селедку, предпринявшую беспосадочный переход через Сахару. — Уже! — подпрыгивает он от неожиданности. — Однако вы быстро работаете… Я немного удивлен его репликой. — Что вы имеете в виду? — Полагаю, что вам передали мое послание, нет? Минут десять назад я звонил по вашим многочисленным телефонам и просил… Мне приходится прервать его красноречие: — Я заехал случайно! Что нового? — Приходила мадемуазель… — Няня? — Да. Спрашивала вас. Я ей объяснил, что вы поехали к клиенту и… — Что она сказала? — Она была в некотором удивлении. Сказала, что ждала вас на улице у дома… Я не оставляю шансов господину в сафьяновых тапочках закончить фразу и выбегаю из конторы, давая таким образом ему полную свободу сообразить, в какой момент жизни закрыть рот. Вскочив в седло своего скакуна, я, несмотря на ограничение скорости, несусь во весь опор. По дороге чуть не сбиваю пожилую даму, садовника и продавца газет на велосипеде. Последний покрывает меня такими словами, что, будь они напечатаны в словаре «Ларусс», наверняка возникли бы разночтения. Я останавливаюсь. Газетчик воображает, что я иду начистить ему физиономию, и храбро засучивает рукава. — У вас есть «Сине-Альков»? — спрашиваю я. Поверженный наповал моим вполне пацифистским вопросом, парень таращит глаза и тяжело дышит носом. — Да-а-у… — Дайте сюда! Он лезет в сумку, закрепленную на багажнике велосипеда… Сую ему приличное вознаграждение и отваливаю, не ожидая сдачи. Через несколько мгновений — кто это там названивает у двери дома графа де ля Гнилье? Ваш прекрасный Сан-Антонио! Как и раньше, дверь открывает милая швейцарская няня… Однако одета она несколько по-другому… На ней серое платье, открытое спереди и застегивающееся сзади… Такого рода платья замечательно снимаются. Будто лущишь горох… Она причесана под Жозефину (но жену не Наполеона, а римского императора Рекса), а ее макияж подписан нежными тонами Елены Рубинштейн, что, собственно, меня не удивляет. Красавица встречает меня тем же оригинальным восклицанием, что и отпрыск Вамдам-Жилье. — Уже! — Видите ли, я не сижу без дела. Я вернулся в бюро сразу после вашего ухода… Вы хотели меня видеть? Легкая романтичная улыбка появляется на ее лице, будто бы в наших отношениях наметились положительные сдвиги, поскольку она только что застрелила своего мужа. — Да. — Могу ли я знать… Она смотрит на меня с видом заговорщика. Когда милая швейцарка смотрит на вас таким взглядом, то, скорее всего, она думает о вещах, очень далеких от использования энергии ветра в современном обществе. — Вы недавно делали мне интересное предложение… — Ночной Париж? — Да. — Но вы же отказались… — Потому что обязана была вернуться пораньше из-за Джимми… — Я думал, что еще одна женщина… — Да, конечно, но она сидит с ним только несколько часов, так как замужем, а ее муж не хочет, чтобы она ночевала не дома… — А теперь ее старика забрали на военную службу и у нее развязались руки? Она прыскает от смеха. — О! Нет… Просто миссис Лавми скучает без ребенка и только что его забрала… Словом, я свободна до завтрашнего утра… Я спешу вскочить на подножку чуть не ушедшего трамвая желания. — Ба! И вы отдохнувшей головкой как следует подумали над моим предложением, милая моя жительница Цюриха, и решили, что, на худой конец, я мог бы быть вам вполне сносным сопровождающим? — Точно! — Так же точно, как вы согласны ехать со мной по пути великих королей? — Да. Мертвая листва шуршит в темноте. Нежный вечерний ветерок бодрит и меняет ход мыслей. Я вдруг ощущаю себя счастливым, раскрепощенным, радостным, шаловливым… А еще, только не говорите никому, — гордым за себя! Не настаивайте, все равно не скажу почему! — Вы не думаете, что настал момент назвать мне свое имя? — Эстелла! — Потрясающе! Смешно, правда? Пару часов назад я ставил тот же дурацкий вопрос другой девушке, и у меня была похожая реакция. Одним словом, хорошо, что можно всегда все начать сначала… Как и все остальное, с девушками достаточно отработать в совершенстве один-единственный номер и записать его на мягком диске. В принципе это как кухня: один и тот же рецепт может доставить удовольствие массе людей… — Только возьму сумочку, и я в ваших руках! — убедительно говорит она, бросаясь обратно к дому доблестного графа де ля Гнилье. Я смотрю на то, как она удаляется, такая великолепная, воздушная, легкая в туманном облачке среди красивых деревьев. А над домом висит золотая пудра. И вечерний воздух пахнет осенью. Завораживающий запах гумуса в своем полном великолепии… Признаться, я немножко сбит с толку разворачивающимися событиями. Хотя, если честно, говоря между нами и тем фонарным столбом, я был уверен, что нянечка проявится. Конечно, может, не так быстро, о чем я где-то даже сожалею… Машинально переставляя ноги, иду ей навстречу по дорожке и думаю: она (дорожка) видела те времена, когда овес был главным горючим транспортных средств. Появляется Эстелла. Она накинула пальто на плечи… Драповое пальто со стоячим меховым воротником, очень шикарно и очень элегантно. Просто полная противоположность малышке Гортензии, с которой я встречался пару часов назад. С такой женщиной не зазорно показаться на люди. Другие мужчины будут стоять, открыв рот, выпучив глаза и пуская слюни от того, что вы пройдете с таким существом по улице под руку. — Вы были в доме одна? — спрашиваю я, когда она подходит ближе. — Да, — отвечает она просто, — почему вы спрашиваете? — Мне кажется, вы забыли погасить свет в доме, нет? Видите, там блестит между деревьями… Она пожимает плечами. — Не люблю возвращаться в темный дом. Почему-то очень боюсь… И из-за этого так грустно… Я не настаиваю и веду ее к своей тележке. Она садится. Когда я устраиваюсь за рулем, она спрашивает: — Это ваша машина? — Конечно… — Скажите, у вас хорошее место у старого хозяина агентства? — Неплохое… Но машину я получил в наследство от своих прапрародителей… Ей хватает такта засмеяться на глупую шутку. Затем, быстро становясь серьезной, она замечает: — Никогда бы не подумала, что ваш хозяин такой жалкий старикашка. — Нельзя доверяться первым ощущениям, дорогая Эстелла. — Это правда, но его офис похож на деревенскую контору, где все пришло в упадок… Я спешу подзолотить герб папаши Вамдам-Жилье. — Вы ошибаетесь. Хозяин — старый закоренелый холостяк, но его дело процветает. Он управляет восемьюдесятью процентами участков района Мезон-Лафит… Огромные деньги. Хватит об этом, но я вижу, что под милой крышкой красивого ребенка продолжает булькать. Я спрашиваю себя, не была ли она встревожена моим появлением в замке и не вытащила ли меня сегодня специально, чтобы разнюхать, кто я и чем занимаюсь на самом деле. Она логична, очень спокойна и хладнокровна, птичка моя. Когда ситуация показалась странной, она, не раздумывая, решила ее для себя прояснить. — Вы давно покинули Швейцарию? — Уже несколько лет… — И вот так взяли и поехали в Штаты? — Я была стюардессой. Америка мне понравилась. Обслуга там оплачивается очень хорошо, и я подумала, что, работая няней с ребенком, заработаю в три раза больше, чем советуя пассажирам пристегнуть ремни перед взлетом. — Вы, наверное, очень любите деньги? — А вы нет? — Об этом я стараюсь не думать. У меня есть своя философия на этот счет: главное — не много, а чтобы их было достаточно, понимаете? Мы въезжаем в Париж. От Дефанс я рву к площади Звезды, которая высоко сияет над нами в апофеозе света… (Хорошо сказано, гм?) — Чего бы вам больше всего хотелось в Париже? — спрашиваю я, слегка отпуская педаль акселератора. Всю дорогу не могу заставить себя перестать молча посмеиваться над несчастной женой младшего бригадира, брошенной мной в заведении, не имеющем ничего общего с ее высокими амбициями, соответствующими, как она мне сказала, высокому положению ее мужа. — Все, что хотите… — Что вы скажете, если мы пойдем в варьете? Затем поужинаем… Я знаю одно местечко, где подают всякие морепродукты, от которых пустил бы слюнки сам Нептун. — Как хотите… Мы идем в мюзик-холл. В «Олимпии» как раз выступают братья Бефстрогановы. Они поют в сопровождении телохранителей две нагремевшие вещи: «Вернувшись с лезвия серпа» и «Ах, как когда-то молотом меня». Спектакль имеет огромный успех, особенно его высокое художественное наполнение. Сначала мы аплодируем поющему жонглеру, затем жонглирующему певцу, после него выступает дрессировщик микробов (у которого вместо хлыста тюбик с аспирином), и в конце первого отделения знаменитая Мартина Наплюйон, звезда эротико-афродизио-азиатских танцев, исполняет шепотом свои лучшие песенки, дабы никого не разбудить. Эстелла очень довольна вечером. А я доволен Эстеллой, что говорит о нашей природной вежливости, конечно. Если бы я не сдерживался, давно бы слазил ей пальцами за обшивку, но предпочитаю раскрыть мощь своих батарей, когда будем поближе к делу. Если после этого вы скажете, что у меня нет чувства юмора, значит, вы учились смеяться не по тем инструкциям, да еще и под мелодии Генделя. После окончания спектакля я веду свою швейцарку в бретонский ресторан, очень модное заведение, куда, как я уже однажды говорил, морской прилив выносит все, что потом подается сразу же на стол. Ужинать при свечах среди раскинутых рыбацких сетей и стеклянных шаров — это ли не мечта? Мы разговариваем о дожде и Париже. — Миссис Лавми, — спрашиваю я вдруг, сам того не ожидая, тоном настолько невинным, что сам Боженька сразу бы отпустил мне все грехи, — миссис Лавми часто приезжает навестить или забрать свое бесценное дитя? — Иногда, — бормочет куколка, опустив глаза в тарелку. — У нее кризис на почве материнской нежности. Голос крови зовет слишком громко… — Она берет его к себе в отель, вместо того чтобы ухаживать за ним в доме? — У жен знаменитых мужей всегда должны быть некоторые капризы. Это помогает им оставаться в общем тоне. Если она будет сидеть с ребенком, то о ней скоро все забудут… — Я читал в газетах, она не живет в одной гостинице со своим мужем. Правда? — Да, это так. — Так что же, пара не уживается вместе? Она качает головой. — Я вижу, американская психология вам непонятна, мой дорогой друг. Чета Лавми представляет собой нормальную пару, но у Фреда свои обязанности перед… гм… поклонницами. Обязанности, которые он должен исполнять без присутствия своей жены. Если они живут в разных отелях, то честь миссис Лавми спасена… Но я могу раскрыть вам один секрет… — Слушаю! — Фред Лавми проводит практически все ночи со своей женой… — Забавно! Я заказываю пирожные на десерт и прошу официанта принести нам бутылочку хорошего вина из Прованса. Нянечка, похоже, осоловела. Ее глаза блестят, влажный рот приоткрыт, а щеки раскраснелись, и это никак не связано с нанесенным гримом от Елены Рубинштейн… Похоже, пора предпринять атаку на психику. Я легонько дотрагиваюсь до кончиков ее пальцев, лежащих на скатерти. — Эстелла, — шепчу я, — Эстелла, если бы мне кто-то сказал, что мы проведем вечер вместе… — Да, его величество Случай! Случайность великая вещь, правда? И если бы хозяин дома не забыл очки… Не звучит ли ирония в этой фразе? Я несколько раз повторяю про себя вопрос, но по ее лицу совершенно непонятно, оно выражает лишь нежное удовольствие. У малышки холодные руки. Это хороший знак. Обычно если у девушек ледяные конечности, то внутри огонь. (Или вы другого мнения? Готов подискутировать, но прошу представить статистику с заверенными у нотариуса свидетельствами.) — Скажите, милая Эстелла, Лавми, наверное, не будет спать спокойно этой ночью, если приедет к своей жене… — Почему? — Из-за Джимми… Этот малый настоящий скандалист. Отец хоть навещает его иной раз? — Да как он может себе позволить при таком образе жизни?.. Целый день на съемках, вечером идет по клубам, а утром спит. Ну хватит об этом. Нечего и думать продолжать в том же духе, особенно если другая тема назрела. Мои часы кукарекают два часа десять минут и еще несколько мгновений забвения. — Мне нужно возвращаться, — шепчет грустным голосом девушка. А? Извините… Я что, выгляжу в ваших глазах круглым идиотом? Конечно же, я сделал ей предложение в другом тоне, но… Возвращаться! Она что, с катушек… — Вы мне обещали эту ночь, Эстелла, — обижаюсь я, высверливая в ней дырки глазами. — Лгунишка! — шутливо сопротивляется швейцарка. — Только лишь вечер. — Настоящие вечера заканчиваются утром… — О! Нет! — говорит она. — Абсолютно невозможно. Миссис Лавми обязательно мне позвонит рано утром и скажет, чтобы я забрала ребенка, поскольку тот проснулся и не дает ей спать… — Так что? Зачем вам ехать в Мезон-Лафит, а потом возвращаться в Париж? Знаете, давайте вот что сделаем, моя сладкая! Пойдите позвоните миссис Лавми и скажите, что вы ночуете у подруги, и дайте ей номер телефона… Но эта гадюка решительно трясет головой. Я бы ее придавил, если бы поддался первому порыву. К счастью, я не всегда себя слушаю, а если слушаю, то вполуха. — Нет, нет, мадам не потерпит этого. Она не допускает и мысли, что я буду ночевать где-то в другом месте. Прошу вас, поехали. Я поднимаюсь в ярости еще большей, чем пожарник, обнаруживший, что его дом сгорел, после того как он вернулся с тушения пожара в другом доме. Надо сказать, пришлось прилично потратиться (главное, не воткнешь в счет за суточные), и все впустую. Мюзик-холл, шикарный ресторан, и это только для того, чтобы в качестве компенсации опять переться на окраину Парижа! Ах, клянусь вам! Есть с чего нацепить баранью голову себе на башку и сесть в витрине. Ох и не люблю же я динамо! Когда цивилизованная девушка соглашается послушать музыку в обществе мужчины, она должна знать, как закончится концерт в целом. Иное заставляет предполагать, что мама вообще не воспитывала ее и несчастную нашли в капусте. Или же ее первый мужчина был полным болваном и не думал о последствиях! — Поехали! — бурчу я, чернее тучи, и отодвигаюсь от стола. Что вы хотите, я как наша добрая старая Франция! Стойко переживаю лишения, сжимая шляпу в руке. |
||
|