"По ту сторону горизонта" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)Глава 5Закрыв дверь, Гамильтон вернулся в комнату. Предстояло немало дел — и срочных. Он подошел к телефону и вызвал Монро-Альфу. — Клифф? Я вижу, вы уже на службе? Будьте у себя, — и он повесил трубку, не снизойдя до каких-либо объяснений. Когда вскоре Феликс появился в кабинете Монро-Альфы, тот встретил его с обычной церемонностью. — Доброе утро, Феликс. Мне кажется — или вы действительно чем-то обеспокоены? Что-нибудь не в порядке? — Не совсем. Я хочу попросить вас об одолжении. Но скажите — с вами-то что случилось? — Со мной? Что вы имеете в виду? — Вчера вы напоминали труп недельной свежести, а сегодня прямо-таки искритесь и светитесь. И сплошные птичьи трели на устах… Что за метаморфоза? — Не думал, что это так бросается в глаза. Но я действительно в приподнятом настроении. — Почему? Ваша денежная машина объявила о новых дивидендах? — Разве вы не смотрели утренние новости? — Признаться, нет. А что случилось? — Они вскрыли Адирондакский стасис. — Ну и?.. — Там оказался человек. Живой человек. Брови Гамильтона поползли вверх. — Это, конечно, интересно — если только правда. Но не хотите ли вы сказать, будто появление этого ожившего питекантропа является подлинной причиной вашей детской радости? — Неужели вы не понимаете, Феликс? Неужели не ощущаете значения свершившегося? Ведь он явился к нам из золотого века, он — сын тех простых и прекрасных дней, когда род людской еще не успел испортить себе жизнь кучей бессмысленных усложнений. Только подумайте, о чем он может нам рассказать! — Может быть… Из какого он года? — М-м-м… Из тысяча девятьсот двадцать шестого — по старому стилю. — Тысяча девятьсот двадцать шестой… Погодите-ка… Конечно, я не историк, но что-то не припоминаю, чтобы то время было такой уж сияющей утопией. По-моему, довольно примитивный век. — Об этом я и говорю — он был прост и прекрасен. Я тоже не историк, но встретил вчера человека, который немало порассказал мне об этом периоде. Он специально изучал ту эпоху, — и Монро-Альфа пустился в восторженное изложение концепции Фрисби Джеральда о жизни в начале XX века. Гамильтон выждал, пока Клиффорд не смолкнет на мгновение, чтобы перевести дыхание, и тогда вклинился в монолог: — Не знаю, не знаю, но сдается мне, что у вас концы с концами не вяжутся. — Почему? — Видите ли, я вовсе не считаю, будто нашему времени незачем желать ничего лучшего, но уж в прошлом лучшего точно не сыскать. Нет, Клифф, клич: «Вернемся к добрым старым временам!» — это чушь. При минимальных усилиях мы научились получать гораздо больше, чем это было возможно когда-либо — на всем протяжении истории. — Ну, конечно, — едко заметил Монро-Альфа, — если вам не уснуть, пока кроватка не укачает да не споет колыбельную… — Бросьте. При необходимости я мог бы спать хоть на камнях, но сворачивать с шоссе, просто чтобы потрястись на ухабах — увольте. Монро-Альфа промолчал. Гамильтон почувствовал, что приятель уязвлен его словами, и добавил: — Разумеется, это всего лишь мое субъективное мнение. Может быть, вы и правы. Забудем об этом. — О каком одолжении вы говорили? — Ах да. Вы знаете Мордана, Клифф? — Окружного Арбитра? — Его самого. Мне нужно, чтобы вы позвонили ему и договорились о встрече со мной — то есть с вами, я имею в виду. — Зачем он мне? — Вам он и не нужен. На встречу явлюсь я. — К чему такие сложности? — Не задавайте вопросов, Клифф. Просто сделайте это для меня. — Вы играете со мной втемную… — Монро-Альфа откровенно колебался. — Это… чистое дело? — Клифф! — Простите, Феликс, — Монро-Альфа покраснел. — Я знаю, что, если о чем-то просите вы, в этом не может быть ничего неблаговидного. Но как я добьюсь его согласия? — Проявите настойчивость — и он придет. — Куда, кстати? — Ко мне… нет, так не пойдет. Давайте — к вам домой. — Хорошо. Когда? — В полдень. Мордан явился на встречу, хотя и выглядел весьма озадаченным. Однако при виде Гамильтона лицо его вытянулось еще больше. — Феликс? Что вас сюда привело? — Желание повидаться с вами, Клод. — А где же наш хозяин? — Его не будет, Клод. Все это устроил я. Мне нужно было поговорить с вами, но сделать этого открыто я не мог. — В самом деле? Почему же? — Потому что у вас в офисе завелся шпион. Мордан хранил выжидательное молчание. — Но прежде чем говорить об этом, — продолжал Гамильтон после короткой паузы, — я хотел бы задать вопрос: это вы напустили на меня Лонгкот Филлис? Теперь Мордан откровенно встревожился. — Разумеется, нет. Вы с ней встречались? — А как же! Вы подобрали для меня очаровательную ведьмочку. — Не судите опрометчиво, Феликс. Может быть, она и экстравагантна, но во всем остальном в полном порядке. Ее карта восхитительна. — О'кей, о'кей. Признаться, от этой встречи я получил удовольствие. А сейчас просто хотел удостовериться, что вы не пытались со мной хитрить. — Ни в коем случае, Феликс. — Прекрасно. Но я пригласил вас сюда не для того, чтобы задать этот вопрос. Я утверждаю, что в вашем офисе есть шпион, поскольку наш с вами приватный разговор стал известен и там, где знать об этом совсем не обязательно. — И тут Гамильтон коротко рассказал о своем знакомстве с Мак-Фи Норбертом и последующем визите в Дом Волчицы. — Они именуют себя «Клубом выживших». На первый взгляд — просто объединение любителей выпивки в составе ложи. Но на деле он служит «крышей» для шайки революционеров. — Продолжайте. — Они пришли к выводу, что я им подхожу — и я решил подыграть, поначалу больше из любопытства. А затем обнаружил вдруг, что зашел слишком далеко и обратной дороги нет, — Гамильтон сделал паузу. — Да? — Я примкнул к ним. Мне показалось, что это будет полезнее для здоровья. Не уверен, но подозреваю, что прожил бы не слишком долго, если бы не присягнул на верность идее. Они играют всерьез, Клод. — Феликс вновь сделал паузу, потом продолжил: — Помните ту заварушку, которая нас познакомила? — В ресторане? Разумеется. — Доказательств у меня нет, но объяснить ее можно, только допустив, что охотились не за мной, а за вами. Вы — один из тех, кого им нужно убрать, чтобы осуществить свои планы. — И что же это за планы? — Детали мне не известны… пока. Но суть в том, что они против существующей генетической политики. И против демократических свобод. Они хотят создать то, что именуют «научным» государством, руководить которым должны «прирожденные» лидеры. Сами они считают этими «прирожденными лидерами» себя. И питают глубокое отвращение к синтетистам вашего типа, поддерживающим современное «отсталое» государство. Придя к власти, они намерены удариться в широкие биологические эксперименты. Общество, по их словам, должно стать единым организмом, отдельные части которого будут специализироваться на выполнении различных специальных функций. Настоящие люди, супермены — то есть они сами, — будут находиться наверху, а все остальное население — конструироваться их генетиками по мере необходимости. — Все это выглядит на удивление знакомым, — невесело усмехнулся Мордан. — Понимаю, что вы имеете в виду. Империя Великих Ханов. Но на это у них готов ответ: Ханы были дураки и не знали, что и как делать. А эти мальчики знают. Их идеи на сто процентов отечественного производства, и любые аллюзии, связывающие их намерения и политику Ханов — всего лишь результат вашего недомыслия. — Так… Наступило долгое молчание. Наконец Гамильтон потерял терпение. — Ну? — Зачем вы мне все это рассказали, Феликс? — Как зачем? Чтобы вы могли что-то предпринять. — Но почему вы хотите, чтобы мы приняли какие-то меры? Подумайте… пожалуйста. В тот раз вы заявили мне, что жизнь — такая, как она есть — ценности в ваших глазах не представляет. Пойдя с этими людьми, вы сможете изменить ее так, как вам заблагорассудится. Можете полностью пересотворить по собственному разумению. — Хм! Мне придется столкнуться с оппозицией — у них есть на этот счет свои планы. — Вы можете их изменить. Я знаю вас, Феликс. Можно заранее утверждать, что стоит вам только захотеть — и вы займете лидирующее положение в любой группе. Пусть не в первые же десять минут, но — по прошествии времени. Вы и сами наверняка это понимаете. Так почему же вы не ухватились за представившуюся возможность? — С чего вы взяли, что я на такое способен? — Ну, Феликс!.. — Ладно, ладно. Предположим, я и впрямь смог бы. Но я этого не сделал. И не сделаю. Назовите это патриотизмом, если хотите. Или как угодно иначе. — В сущности, все дело в том, что в глубине души вы одобряете современную культуру. Разве не так? — Может быть. До некоторой степени. Я никогда не утверждал, что осуждаю способ управления нашим обществом. Я только сказал, что не вижу смысла вообще ни в каком образе жизни — в конечных и абсолютных терминах. — Гамильтон ощутил некоторое замешательство. На эту встречу он явился, чувствуя себя этаким романтическим героем и ожидая, что за разоблачение шайки злодеев его благодарно похлопают по плечу. Мордана же его новости ни в коей мере не волновали — он настаивал на обсуждении чисто философских материй. Феликса это сбивало с толку. — В любом случае я не хочу видеть этих самодовольных молодых подонков у кормила власти. Я не желаю видеть, как они примутся строить Утопию. — Я понял. Вы хотите сказать мне что-нибудь еще?.. Ну что ж, в таком случае… — Мордан привстал, как бы собираясь уходить. — Подождите же! — Да? — Послушайте, я… Дело в том, что раз уж я оказался в их шайке… Словом, я могу провести небольшое любительское расследование. Мы могли бы договориться о способе, с помощью которого я докладывал бы вам или кому-нибудь другому. — Так вот в чем дело! Нет, Феликс, этого я одобрить не могу. — Почему? — Слишком опасно для вас. — Мне это безразлично. — А мне — нет. С моей профессиональной точки зрения ваша жизнь представляет собой слишком большую ценность. — Ах это?! Черт возьми, мне казалось, я четко объяснил: нет никаких, ровным счетом никаких шансов, что я соглашусь участвовать в генетической программе. — Вы действительно объяснили. Но пока вы живы и здоровы, я по долгу службы обязан надеяться, что вы передумаете. И потому я не имею права позволить вам рисковать жизнью. — Хорошо. Но как вы мажете меня остановить? Принудить меня вы не можете — законы я знаю. — Нет. Я в самом деле не могу запретить вам рисковать своей драгоценной жизнью. Но ликвидировать опасность — могу. И ликвидирую. Члены «Клуба выживших» будут арестованы — и немедленно. — Но… Но послушайте, Клод! Если вы предпримете это сейчас, у вас не будет в руках необходимых улик. Гораздо правильнее было бы подождать до тех пор, пока нам не станет известно о них все. Сегодняшний арест одной этой группы может означать, что сотни или тысячи других просто-напросто укроются более тщательно. — Знаю. Это риск, на который правительству придется пойти. Но мы не можем рисковать вашей зародышевой плазмой. — Черт побери, Клод! — Гамильтон всплеснул руками. — Это же шантаж. Чистой воды принуждение. — Вовсе нет. Я не собираюсь ничего предпринимать… в отношении вас. — И тем не менее, это так. — Ну а если мы пойдем на компромисс? — Какой? — Ваша жизнь является вашей собственностью. Вы имеете полное право расстаться с ней, играя в Бесстрашного Фрэнка. Я заинтересован лишь в ваших потенциальных возможностях в качестве предка грядущих поколений. Я имею в виду сейчас только свои профессиональные интересы. По-человечески вы мне симпатичны, и я предпочел бы, чтобы вы прожили долгую и счастливую жизнь. Но к делу это не относится. Если вы заложите в банк плазмы несколько миллионов своих гамет, я соглашусь не вмешиваться в ваши дела. — Вот об этом я и говорил? Вы шантажом пытаетесь склонить меня к сотрудничеству. — Не торопитесь. Живые клетки, оставленные вами, не будут пробуждены к развитию без вашего на то согласия. Они будут находиться в банке и по вашей воле могут быть даже уничтожены — если только вы не погибнете в этой авантюре. Только в случае вашей смерти я воспользуюсь ими для продолжения генетической программы. Гамильтон сел. — Давайте уточним. Вы не используете их, если только меня не укокошат. И все без обмана? — И все без обмана. — Когда все кончится, я могу их ликвидировать. И все без обмана? — И все без обмана. — И вы не поставите меня намеренно в такое положение, чтобы я оказался убит наверняка? Нет, ничего подобного вы не сделаете. Хорошо, я согласен. Я готов поставить на свою способность к выживанию — против ваших шансов воспользоваться моими гаметами. Вернувшись в офис, Мордан послал за руководителем технического персонала. Не говоря ни слова, он вывел Марту из здания и продолжал хранить молчание до тех пор, пока они не оказались в таком месте, где их заведомо никто не мог подслушать — на уединенной скамейке в пустынном уголке Северного (крытого) парка. Здесь он рассказал ей о своем разговоре с Гамильтоном. — Полагаю, вы сообщили ему, что о «Клубе выживших» мы давно знаем? — Нет, — хладнокровно ответил Мордан. — Я ничего ему не сказал. Да он меня и не спрашивал. — М-м-м… Знаете, шеф, вы извилисты, как кривая случайных совпадений. Этакий софист. — Ну-ну, Марта! — проворчал Арбитр, однако в глазах его появилась улыбка. — О, я не критикую. Вы поставили его в положение, при котором наши шансы осуществить эту работу заметно возросли. И тем не менее, вы сделали это, заставив его думать, будто мы и не подозревали об этом жалком заговоре. — Но мы не знаем об этом заговоре всего, Марта. И Гамильтон будет полезен. Он уже раскопал один существенный факт: в нашей конторе есть утечка. — Так вот почему вы уволокли меня из Клиники! Что ж, значит, предстоят некоторые перемены. — Не слишком поспешные. Будем исходить из предположения, что женщинам мы можем безоговорочно доверять — вся эта затея по своей природе чисто мужская; женщины в ней не участвуют, и интересы их во внимание не принимались. Но с мужчинами будьте осторожны. Думаю, лучше вам самой заняться помещением в банк плазмы Гамильтона — и сегодня же. Впрочем… На всякий случай присматривайте и за женщинами. — Хорошо. Но если говорить честно, шеф, не думаете ли вы, что следовало объяснить Гамильтону, во что он ввязывается? — Вы забываете, что это не мой секрет. — Я помню. И все-таки — он слишком драгоценной породы, чтобы рисковать им в подобных играх. Как вы полагаете, почему они его завербовали? — Он считает, что из-за богатства и умения владеть оружием. Но я думаю, что вы сами уже ответили на свой вопрос. Он — из элитной линии. Прекрасный материал для разведения. «Выжившие» не так уж глупы. — Ого! Об этом я как-то не подумала. И все равно — чертовски стыдно рисковать им в таком деле. — Стражи общества не должны позволять себе роскоши личных симпатий. Им необходимо иметь более широкие взгляды. — Может быть… Но должна признаться, в человеке с широкими взглядами есть нечто пугающее. |
|
|