"По ту сторону горизонта" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт)

Глава 8

— Феликс! В чем дело? Что с вами?

На лице Монро-Альфы были написаны столь искреннее, неподдельное изумление, такая святая невинность, что на мгновение Гамильтон пришел в замешательство. Возможно ли, чтобы Монро-Альфа был таким же правительственным агентом, как и он? И мог ли Клиффорд знать, что Гамильтон является агентом?

— Минутку, — сказал он мрачно. — Какую роль вы играете во всей этой истории? Вы лояльный член «Клуба выживших»? Или проникли в него как шпион?

— Шпион? Вы думали, я шпион? И поэтому отобрали у меня оружие?

— Нет! — яростно возразил Гамильтон. — Я боялся, что вы не шпион.

— Но…

— Послушайте. Я — шпион. Я участвую в этом деле, чтобы развалить его. И, черт возьми, будь я настоящим шпионом, я мимоходом оторвал бы вам голову и продолжал бы свое дело. Вы мне все испортили, идиот несчастный!

— Но… но, Феликс… Я знал, что и вы в этом участвуете. Это послужило одним из доводов, убедивших меня. Я ведь знал, что вы не…

— Ну что ж, я и не! И в какое положение это ставит теперь вас? Где вы теперь? Со мной или против меня?

Монро-Альфа перевел взгляд с лица Гамильтона на бластер в его руке, потом снова посмотрел Феликсу в глаза.

— Вперед! Стреляйте!

— Не валяйте дурака!

— Стреляйте! Может, я и дурак, но не предатель.

— Не предатель? Вы? Вы уже предали — нас всех.

— Я рожден в этом обществе, — Монро-Альфа покачал головой, — но я его не выбирал и не обязан быть лояльным по отношению к нему. Здесь же я увидел образ достойного общества. И не пожертвую им ради спасения собственной шкуры.

В сердцах Гамильтон выругался.

— Упаси нас Боже от идеалистов! И вы предоставите этой банде крыс возможность управлять страной?

Телефон мягко, но настойчиво проговорил:

— Кто-то вызывает. Кто-то вызывает. Кто-то… Ни один из собеседников не обратил внимания на этот призыв.

— Они не крысы. Они предлагают построить воистину научное общество — и я за него. Возможно, Перемена и будет слишком жесткой, но тут уж ничего не поделаешь. Ведь это — перемена к лучшему…

— Хватит. Мне некогда дискутировать с вами об идеологиях.

Гамильтон сделал шаг по направлению к наблюдавшему за каждым его движением Монро-Альфе и неожиданно, не отрывая взгляда от лица Клиффорда, резким движением ударил его ногой в пах.

— Кто-то вызывает. Кто-то вызывает…

Спрятав бластер, Феликс склонился над беспомощным Монро-Альфой и жестко ударил его прямыми пальцами в солнечное сплетение, парализуя диафрагму. Потом он подтащил Клиффорда к самому телефону — так, чтобы тот не попадал в поле зрения, коленом уперся ему в поясницу, а левой рукой схватил за горло.

— Не шевелиться! — предостерег он, правой рукой нажимая на клавишу. Лицо его было придвинуто к самому объективу, чтобы неизвестный собеседник не мог ничего больше разглядеть. На экране возникло лицо Мак-Фи Норберта.

— Гамильтон? Какого черта вы там делаете?

— Я проводил Монро-Альфу домой.

— Это прямое неповиновение. И вы за него ответите — позже. Где Монро-Альфа?

Гамильтон выдал краткое, насквозь ложное, но более или менее правдоподобное объяснение.

— Самое подходящее время для всего этого, — прокомментировал Мак-Фи. — Передайте ему: он освобожден от обязанностей. Прикажите ему убраться как можно дальше и оставаться там ближайшие сорок восемь часов. Я решил не рисковать.

— Правильно, — поддержал Гамильтон.

— А вы, вы понимаете, что едва не пропустили адресованный вам приказ? Вы должны начать действовать на десять минут раньше остальных. Приступайте.

— Немедленно?

— Немедленно.

Гамильтон выключил телефон. На всем протяжении разговора Монро-Альфа безостановочно пытался освободиться, так что под конец Феликс оказался вынужден посильнее надавить коленом ему на спину, одновременно еще крепче стиснув горло. Однако такое положение вещей не могло продолжаться до бесконечности. В конце концов он несколько ослабил хватку.

— Слышали приказ?

— Да, — с трудом прохрипел Монро-Альфа.

— Вам придется его выполнить. Где ваша машина?

Ответа не последовало. Гамильтон злобно надавил коленом.

— Отвечайте! На крыше?

— Да.

Не говоря ни слова больше, Гамильтон извлек из кобуры свой тяжелый револьвер и рукояткой ударил Монро-Альфу чуть позади правого уха. Голова дернулась, а затем мягко обвисла. Гамильтон повернулся к телефону и набрал личный номер Мордана. С тревогой он ожидал, пока электроника вела охоту, боясь получить ответ: «Нигде не найти». И облегченно вздохнул, когда вместо этого аппарат доложил: «Вызываю».

Прошла целая вечность — по меньшей мере, секунды три или четыре, — пока на экране появилось наконец лицо Арбитра.

— О, хелло, Феликс!

— Клод, время настало! Началось.

— Да, знаю. Потому я и здесь, — только теперь Гамильтон обратил внимание, что позади лица Мордана на экране виден его служебный кабинет.

— Вы знали?

— Да, Феликс.

— Но… Ладно. Я отправляюсь к вам.

— Да, конечно, — и Мордан отключился. Гамильтон мрачно подумал, что еще один такой сюрприз — и он начнет отдирать тени от стен. Однако времени беспокоиться о подобной перспективе не было. Он бросился в спальню Клиффорда и сразу же нашел то, что искал — маленькие розовые капсулы, при помощи которых Монро-Альфа спасался от бессонницы. Вернувшись в кабинет, Феликс быстро осмотрел друга. Тот по-прежнему пребывал в глубоком обмороке.

Подхватив Клиффа на руки, Гамильтон вышел в коридор и направился к лифту. Встретившийся по пути сосед Монро-Альфы изумленно воззрился на него.

— Ш-ш-ш, вы его разбудите, — негромко проговорил Гамильтон. — Будьте любезны, откройте лифт.

Во взгляде гражданина промелькнуло сомнение, однако он пожал плечами и выполнил просьбу.

Гамильтон без труда разыскал маленькую авиетку Монро-Альфы, извлек из кармана Клиффорда ключ и открыл машину. Свалив свою ношу на сиденье, он ввел в автопилот адрес Клиники и нажал клавишу пуска ротора. На данный момент он сделал все, что мог — полет над городом на автопилоте был быстрее, чем на ручном управлении. Правда, пройдет не меньше пяти минут прежде чем он доберется до Мордана, но даже в этом случае ему удастся сэкономить добрых десять — по сравнению с наземным транспортом. Это до некоторой степени компенсировало потерю времени на возню с Монро-Альфой.

Тем временем тот понемногу начал шевелиться. Гамильтон достал из шкафчика чашку, а из холодильника — флягу с водой. Растворив три капсулы, он протянул чашку Монро-Альфе. Клиффорд никак не реагировал, и Гамильтону пришлось похлопать его по щеке. Наконец Монро-Альфа выпрямился на сиденье.

— В-вшеммдело? — проговорил он, — Перестаньте. Что случилось?

— Выпейте! — Гамильтон поднес ему чашку к губам.

— Что стряслось? У меня болит голова.

— И должна — вы здорово стукнулись. Выпейте это. Полегчает.

Монро-Альфа послушно уступил. Гамильтон некоторое время наблюдал за ним, гадая, не придется ли снова оглушить Клиффорда, если память вернется к нему прежде, чем начнет действовать снотворное. Однако Монро-Альфа не проронил больше ни слова; он по-прежнему выглядел оглушенным, а вскоре крепко заснул.

Авиетка мягко приземлилась.

Гамильтон поднял панель коммуникатора, засунул ногу внутрь и надавил. Раздался аппетитный звук хрустящего стекла и рвущихся проводов. Потом Феликс запрограммировал автопилот на полет в южном направлении, не оговорив никакого пункта назначения, и вышел наружу. Обернувшись, он протянул руку к клавише ротора, но заколебался и не нажал ее. Снова войдя в машину, он вытащил из автопилота ключ, вышел опять, включил ротор и пригнулся. Стоило ему захлопнуть дверцу, как маленькая машина взмыла вверх, занимая свой крейсерский горизонт.

Гамильтон не стал ждать, пока она скроется из глаз, повернулся и зашагал вниз по лестнице.

Монро-Альфа проснулся с пересохшим ртом, мучительной пульсацией в голове, рвотным спазмом в желудке и предчувствием надвигающейся беды — все это он ощутил именно в такой последовательности.

Он знал, что находится в воздухе, в собственной авиетке, один, но никак не мог сообразить, как и почему здесь очутился. Во сне его мучили какие-то кошмары — кажется, они имели к этому некоторое отношение. Он должен был что-то сделать.

Это был День — День Перемены! Вот это что такое!

Но почему он здесь? Он должен быть со своим полувзводом. Нет. Нет. Мак-Фи сказал…

Но что же он такое сказал? И где Гамильтон? Гамильтон — шпион! Гамильтон собирается их всех предать!

Надо было немедленно известить об этом Мак-Фи. Где он? Неважно — главное его вызвать.

Тогда-то Монро-Альфа и обнаружил, что коммуникатор сломан. А яркий солнечный свет снаружи подсказал ему, что уже поздно — слишком поздно. К чему бы ни привело предательство Гамильтона — оно уже свершилось. Слишком поздно.

Разрозненные кусочки воспоминаний понемногу начали вставать на места. Монро-Альфа вспомнил неприятную встречу с Гамильтоном, поручение Мак-Фи, драку… Очевидно, от удара он потерял сознание. Теперь ему не оставалось ничего другого, как вернуться, обратиться к своему командиру и признаться в собственной неудаче.

Нет. Мак-Фи приказал ему убраться подальше и двое суток не показываться. Он обязан повиноваться. Целое больше любой из своих частей.

Но ведь этот приказ недействителен — Мак-Фи не знал о Гамильтоне.

Теперь он уже знает — в этом можно не сомневаться. А значит, приказ действителен. Как это сказал Мак-Фи: «Я решил не рисковать»?

Они ему не доверяли. Даже Мак-Фи принимал его за того, кем он и является. Неуклюжий идиот, который — будьте уверены! — все на свете умудрится сделать не так и не тогда.

Он вообще никогда ни на что не годился. Все, на что он пригоден — это проделывать разные немудрящие фокусы с цифрами. Он и сам прекрасно понимал это. Понимал это и каждый встречный. Это понимала Хэйзел. Встретив девушку, которая ему по-настоящему понравилась, он не придумал ничего лучше, чем сбить ее с ног. Понимал это и Гамильтон. Гамильтон даже не снизошел до того, чтобы убить его — даже смерти он не удостоился.

По-настоящему в нем не нуждались и в «Клубе выживших» — даже в трудный момент. Они лишь хотели, чтобы он оказался в их распоряжении, когда настанет пора организовать учет при Новом Порядке. Именно об этом говорил с ним Мак-Фи, интересуясь, справится ли он с такой задачей. Разумеется, справится. Вот и все, что он представлял собою — просто-напросто клерк.

Ну что ж, раз им нужно от него именно это — он возьмется за это. Он не гордый. Все, о чем он просит — это право служить. Правильно поставить систему учета в государстве коллективистского типа — задача не из сложных. Она не потребует много времени. А тогда он станет уже совсем бесполезен, и это послужит ему оправданием, если он захочет надолго уснуть.

Несколько утешившись сеансом полного самоуничижения, Монро-Альфа встал, прополоскал рот, выпил добрый литр воды и почувствовал себя немного лучше. Пошарив в холодильнике, он обнаружил там банку томатного соку, выпил и ее тоже, после чего ощутил себя почти человеком, хотя и пребывающим в глубокой меланхолии.

Затем он попытался определить свое местонахождение. Машина парила, пролетев на автопилоте максимально допустимое расстояние. Земля внизу была скрыта тучами, хотя там, где находилась авиетка Клиффорда, сияло яркое солнце. Автопилот выдал Монро-Альфе широту и долготу этого места, а по карте он определил, что находится над горами Сьерра-Невады, почти точно над парком гигантских секвой.

Это вызвало мимолетный интерес Монро-Альфы. «Клуб выживших» — в своем публичном, для всех открытом качестве — провозгласил своим почетным президентом Дерево генерала Шермана. «Отменная шутка, — подумал Клиффорд, — живое существо, идеально приспособленное к своей среде, старейшее на Земле и едва ли не бессмертное…»

Поврежденный автопилот заставил его призадуматься. Конечно, лететь можно и на ручном управлении, но в потоки движения над столицей при всем желании не впишешься, пока не заработает автоматика. Значит, надо найти какой-нибудь маленький городок…

Хотя нет — Мак-Фи приказал ему убраться подальше и двое суток не появляться на глаза, а брат Норберт рсегда знал, что говорил. Стоит Монро-Альфе появиться в каком-нибудь городишке, и он даже против воли может оказаться вовлеченным в военные действия.

Даже самому себе Монро-Альфа не признался бы, что дело не только в приказе, что боевой пыл в нем как-то иссяк, а слова Гамильтона посеяли сомнения в душе.

И все-таки с автопилотом надо было что-то делать. Собственно, ремонтная станция может оказаться и в парке — если учесть непрерывный поток туристов. Здесь Перемена не может вызвать никаких сражений.

Монро-Альфа включил «туманное» зрение и устремился вниз.

Едва авиетка приземлилась, к ней направилась одинокая фигура.

— Парк закрыт, — объявил человек, приблизившись I эстолько, чтобы не надо было напрягать голос, — Здесь нельзя оставаться.

— У меня авария, — отозвался Монро-Альфа. — А почему закрыт парк?

— Понятия не имею. Какая-то заваруха там, внизу. Уже несколько часов назад всех егерей мобилизовали и направили на спецзадание, а нам пришлось выпроводить туристов. Кроме меня, тут не осталось никого.

— Вы можете починить авиетку?

— Могу… может быть. А что случилось?

Монро-Альфа показал.

— Это вам по силам?

— Только не переговорник. Для автопилота еще кое что наскребу. А что случилось? Похоже, вы сами его разбили…

— Нет. — Монро-Альфа достал из шкафчика излучатель и сунул в кобуру; смотритель носил повязку и потому сразу же смолк. — Я немного прогуляюсь, пока вы будете с этим возиться.

—  — Да, сэр. Это не займет много времени.

Монро-Альфа извлек из бумажника двадцатикредитный банкнот и протянул смотрителю.

— Возьмите. А машину поставьте потом в ангар.

Ему хотелось остаться одному, ни с кем не разговаривать — и уж меньше всего с этим любопытным смотрителем. К тому же ему до сих пор не случалось бывать в парке. Разумеется, он видел эти места на экране — а кто ж не видел? — но ведь картинки все-таки не деревья… Клиффорд отправился в путь, хотя собственное душевное смятение поглощало его куда сильнее, чем окружающие гигантские секвойи.

Однако постепенно очарование места покорило его.

Не было ни солнца, ни неба. Стволы деревьев тянулись ввысь и там, над головой, терялись в туманной дымке. Стояла ничем не нарушаемая тишина. Даже звук шагов полностью поглощался толстым многолетним ковром палой хвои. Ни о каком горизонте здесь не было и речи — только бесконечные, уходящие насколько хватало глаз колонны: статные, стройные, не больше метра в диаметре, колонны сахарных сосен и массивные красно-коричневые колонны самих великанов. Они уходили во все стороны, и не было видно ничего, кроме деревьев. Деревьев, дымки над головой да ковра из опавшей хвои и кусочков коры под ногами, кое-где покрытого упрямыми пятнами несошедшего снега.

Время от времени припускал своеобразный здешний дождик — капало с ветвей далеких крон.

Не было тут и времени. Этот мир был, есть и будет, и он не нуждается во времени — казалось, деревья равнодушно отрицали само это понятие. Они могли признавать разве что времена года — так человек мимоходом замечает и сразу же забывает проходящее мгновение. Монро-Альфа ощущал себя рядом с ними слишком маленьким и суетным, чтобы быть ими замеченным.

Он остановился, а потом приблизился к одному из старейшин — почтительно, как и подобает младшему при обращении к старцам. Клиффорд коснулся его одеяния — сперва осторожно и робко, а потом, постепенно обретя уверенность, нажал всей ладонью. Несмотря на осевшую влагу, поверхность коры была на ощупь не прохладной, как у других деревьев, а теплой и живой. И сквозь эту теплую косматую шкуру в него стало перетекать ощущение спокойной силы. На том нижнем уровне сознания, где мысли еще не облечены в слова, Монро-Альфа ощущал уверенность, что дерево исполнено покоя и какого-то медлительного и смутного счастья.

Мало-помалу Клиффорда перестали волновать проблемы его собственного муравейника, ставшего на удивление далеким. Масштабы изменились, и яростные схватки этого мира утратили резкость очертаний, настолько размывшись как во времени, так и в пространстве, что Монро-Альфа перестал различать их детали.

К Патриарху он вышел неожиданно. Он просто брел лесом, воспринимая окружающее скорее чувствами, чем мыслями. Если и существовали какие-то знаки, способные предупредить о том, что ждет его впереди, Монро-Альфа их не заметил. Но открывшаяся его взгляду картина и не нуждалась ни в каких пояснениях. Другие гиганты были велики и стары, но этот господствовал над ними, как они господствовали над сахарными соснами.

Четыре тысячелетия стоял он здесь — все выдерживая, все преодолевая, создавая свои гигантские мышцы из живой древесной плоти. В дни его юности были молоды Египет и Вавилон. Пел и умер Давид. Великий Цезарь окрасил мозаичный пол Сената своей честолюбивой кровью. Мухаммед бежал. Христофор Колумб вконец надоел королеве… И белые люди обнаружили дерево, которое все так же вздымалось в высь и по прежнему зеленело. Они назвали его в честь человека, только этим и известного — Дерево генерала Шермана.

Но оно не нуждалось в имени. Оно было собой — старейшим гражданином этого мира, живущим вне тревог.

Монро-Альфа пробыл возле него недолго. Дерево помогло ему, но само его присутствие действовало на Клиффорда подавляюще — как и на всякого человека, когда-либо стоявшего у его подножия. Монро-Альфа повернулся и пошел назад, теперь, по контрасту, ощущая общество младших бессмертных почти с радостью. Не желая пока никого видеть, он сделал крюк и стороной обошел подземный ангар, возле которого оставил свою авиетку.

Вскоре дорогу ему преградила сплошная стена серого гранита, уходившая в обе стороны и вверх, в туман.

Туда же, наверх, вели ступеньки, искусно вырубленные в теле скалы, почти не нарушая ее естественности. У подножия этой узенькой лестницы Монро-Альфа заметил указатель: «Скала Моро». Но он и сам уже узнал ее — узнал, потому что не раз видел ее изображения и потому что она открылась ему на мгновение сквозь разрыв в тумане во время приземления. Это был громадный массив серого камня, высотой с горный пик и с добрую гору шириной — самое подходящее место для шабаша.

Клиффорд стал подниматься. Вскоре деревья исчезли. Не осталось ничего, кроме него самого, серого тумана и серой скалы. Чувство верха и низа стало зыбким, и Монро-Альфе пришлось сосредоточить все внимание на собственных ногах и на ступеньках, чтобы удержаться на них.

Он попробовал крикнуть: звук потерялся в пространстве, не породив эха.

Путь лежал по лезвию ножа — слева отвесная, плоская поверхность скалы, справа бездонное, пустое, серое ничто, откуда доносился лишь холодный ветер. Потом под ногами снова появилась тропа.

Клиффорд заторопился — он пришел к решению. Не ему соперничать в извечном спокойствии и уверенности со старым деревом — для этого он не создан. Как не создан — теперь он понимал это — и для жизни, которую вел до сих пор. Нет нужды возвращаться к ней, нет нужды выяснять отношения с Гамильтоном или Мак-фи, кто бы из них ни вышел победителем из смертельной игры. Здесь было хорошее место — самое подходящее, чтобы умереть с достоинством.

Скала возвышалась на полных тысячу метров.

Наконец, слегка задохнувшись от последнего усилия, Клиффорд достиг вершины. Он был готов — и сцена тоже была подготовлена. И тогда он заметил, что находится здесь не один. Неподалеку лежал человек и, опершись на локти, смотрел в пустоту.

Монро-Альфа повернулся и собрался было уйти. Решимость его была поколеблена посторонним присутствием. Он чувствовал себя смущенным и беззащитным.

Фигура на земле шевельнулась, и, повернув голову, на Клиффорда посмотрела девушка. Во взгляде ее читалось спокойное дружелюбие. Монро-Альфа сразу же узнал ее — безо всякого удивления, и именно это удивило его. Он видел, что и девушка узнала его тоже.

— Хелло! — тупо сказал он.

— Подходите и садитесь рядом, — отозвалась она. Он молча принял приглашение, подошел и опустился на корточки. Больше девушка не произнесла ни слова — лишь рассматривала его, опершись на локоть; взгляд ее был не пристальным, а легким и спокойным. Клиффорду это понравилось. Она излучала теплоту, как секвойи.

— Я собиралась поговорить с вами после танца, — сказала она наконец. — Вы были несчастны.

— Да. Да, это правда.

— Вы и сейчас несчастны.

— Нет, — услышал он собственный ответ и поразился, поняв, что это правда, — Нет, сейчас я счастлив.

Они снова замолчали. Девушка, казалось, не испытывала потребности ни в светской беседе, ни в нетерпеливом движении. Ее поведение действовало на Монро-Альфу умиротворяюще, однако собственное его спокойствие было отнюдь не столь глубоким.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

— Ничего. Может быть, ждала вас, — ответ был неожиданным, однако он понравился Клиффорду.

Ветер постепенно становился все холоднее, а туман сгущался. Они начали спускаться. На этот раз путь показался Монро-Альфе короче. Он подчеркнуто помогал девушке, и та принимала его помощь, хотя держалась на ногах куда тверже Клиффорда, и оба это знали. Затем они оказались внизу, и у него уже не было больше оснований касаться ее руки.

Им встретилась группа длинноухих оленей — самец с пятью отростками на рогах, который посмотрел на них со спокойным достоинством и вернулся к серьезному делу — еде; две оленихи, воспринявшие встречу с людьми с безмятежной уверенностью давно оберегаемой невинности; и три олененка. Оленихи были добродушны, им нравилось, когда их почесывали — особенно за ушами. Оленята были пугливы и любопытны. Они толпились вокруг, наступая людям на ноги и обнюхивая их одежду — и вдруг, стоило сделать неожиданное движение, с внезапной тревогой отпрыгивали прочь; их большие, мягкие уши забавно хлопали.

Девушка сорвала им листья с ближайших кустов и засмеялась, когда оленята принялись покусывать ей пальцы. Монро-Альфа последовал ее примеру и широко улыбнулся — покусывание щекотало. Ему хотелось вытереть пальцы, однако он заметил, что девушка не сделала этого, и удержался тоже.

По дороге у Клиффорда возникло острое желание рассказать ей обо всем — и, запинаясь, он попробовал. Смолк он задолго до того, как рассказ его смог стать достаточно вразумительным, и посмотрел на девушку, ожидая и опасаясь увидеть в ее глазах неодобрение, а то и отвращение. Однако ничего этого не было.

— Не знаю, что вы натворили, но только вы не плохой человек. Может быть, глупый, но не плохой, — она остановилась и добавила озадаченно и задумчиво: — Я никогда не встречала плохих людей…

Монро-Альфа попытался рассказать ей о некоторых идеях «Клуба выживших». Он начал с того, как предполагается поступить с дикорожденными, поскольку это было легче всего объяснить: никакой бесчеловечности, лишь необходимый минимум принуждения и свободный выбор между легкой и безболезненной процедурой стерилизации и путешествием в будущее — и все это исключительно в интересах расы. Он говорил обо всем этом как о вещах вполне осуществимых, если только народ окажется достаточно благоразумным, чтобы такую программу принять.

Девушка покачала головой.

— Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, — ответила она мягко, но решительно, и Монро-Альфа поспешил сменить тему.

Он был удивлен, заметив, что уже темнеет.

— Думаю, нам стоит поторопиться в охотничий домик, — сказал он.

— Он закрыт.

Клиффорд вспомнил, что так оно и есть. Парк был закрыт, их присутствия здесь не предполагалось. Он начал было расспрашивать девушку, есть ли у нее тут авиетка или же она прибыла туннелем, но сразу прервал себя: любым из этих способов она могла его покинуть. Монро-Альфа не хотел этого, к тому же сам он не торопился — его сорок восемь часов истекали только завтра.

— По дороге сюда я заметил несколько коттеджей, — проговорил он.

Вскоре они нашли эти хижины, укрывшиеся в ложбине. Коттеджи не были меблированы, и ими явно давно никто не пользовался, однако это было вполне приемлемое укрытие от непогоды. Пошарив в стенных шкафах, Клиффорд обнаружил маленький обогреватель с более чем достаточным зарядом, о чем свидетельствовали цифры в окошечке счетчика. Никакой провизии ему найти не удалось, однако водопровод действовал. Впрочем, особого голода Клиффорд и не испытывал. Не было здесь не только постельного белья, но и самих кроватей, однако пол оказался теплым и чистым. Девушка легла, уютно свернувшись клубком, словно зверек, сказала: «Спокойной ночи!» — и закрыла глаза. Монро-Альфе показалось, что уснула она в тот же миг.

Сам он ожидал, что заснуть окажется трудно, но погрузился в сон прежде, чем начал всерьез беспокоиться об этом.

И проснулся с ощущением умиротворения, какого не испытывал уже много дней, если не месяцев. Клиффорд даже не пытался ничего анализировать, а просто смаковал это чувство, купаясь в нем и блаженно потягиваясь, пока душа его, словно кот, умащивалась в привычном месте.

Потом он увидел рядом спящую девушку и понял, почему чувствует себя так радостно. Голова ее покоилась на сгибе руки, а яркое солнце, врываясь сквозь окно, освещало лицо. Монро-Альфа пришел к выводу, что называть его красивым было бы неправильно, хотя он и не нашел никаких изъянов в ее чертах. Очарование этому лицу придавала в первую очередь какая-то детскость, выражение постоянного живого интереса — как если бы девушка приветствовала каждое новое ощущение, всякий раз от души восхищаясь прелестью новизны. В нем не было и следа той желчной меланхолии, которой Монро-Альфа вечно страдал.

Именно — страдал, И сейчас ему вдруг открылось, что энтузиазм девушки заразителен, подхватил его самого — и теперешним своим душевным подъемом он обязан присутствию незнакомки.

Клиффорд решил не будить ее. Как бы то ни было, ему следовало о многом подумать — прежде чем он будет готов говорить с другими. Теперь он понимал, что вчерашнее смятение духа было порождено просто-напросто страхом. Мак-Фи был толковым командиром, и, если он счел нужным убрать Монро-Альфу с линии огня — не следовало ни жаловаться, ни задавать вопросов. Целое больше, чем любая из его частей. Возможно, решение Мак-Фи было инспирировано Феликсом — из самых лучших побуждений.

Добрый старый Феликс! Как бы то ни было, он прекрасный парень — хотя и впавший в заблуждение. Надо будет постараться замолвить за него словечко при реконструкции. Они не должны позволить себе хранить друг на друга обиды — при Новом Порядке не будет места мелочным личным эмоциям. Только логика. И только наука.

Сделать предстоит еще очень и очень многое, и Гамильтон может пригодиться. Сегодня пришло время начать новую фазу — собрать дикорожденных и предложить им гуманный выбор — любую из двух возможностей. Кроме того, необходимо собрать правительственных чиновников всех рангов, допросить их и принять решение — годятся ли они по своему темпераменту для продолжения службы при Новом Порядке. Да, сделать предстоит еще очень и очень многое — Клиффорд сам удивился, с чего это вчера ему взбрело в голову, будто для него во всем этом нет места.

Будь он столь же искушен в психологии, как в математике, возможно, он распознал бы истинную сущность своего образа мыслей — религиозный энтузиазм, стремление ощутить себя частицей всеобъемлющего целого, вверить собственные маленькие заботы попечению сверхсущества. Само собой, ему еще в школе объясняли, что революционные политические движения и воинствующие религии являют собой аналогичные процессы — их различают лишь словесные ярлыки и символика, — однако он никогда не испытывал ни того ни другого на собственном опыте и потому не в состоянии был понять, что с ним на самом деле происходит. Что за чушь! — он искренне считал себя трезвомыслящим агностиком.

Девушка открыла глаза и при виде Клиффорда улыбнулась.

— Доброе утро! — не двигаясь, проговорила она.

— С добрым утром, — откликнулся он, — с добрым утром! Вчера я забыл поинтересоваться, как вас зовут…

— Марион. А вас?

— Монро-Альфа Клиффорд.

— Монро-Альфа, — повторила она, — это хорошая линия, Клиффорд. Полагаю, вы… — она не смогла продолжить; на лице ее внезапно отразилось удивление, она сделала два судорожных вдоха, спрятала лицо в ладони и конвульсивно чихнула.

Монро-Альфа резко сел, мгновенно насторожившись; ощущение безмерного счастья разом покинуло его. Она? Невозможно!

Однако он, не дрогнув, встретил первое испытание своей вновь обретенной решимости. Он понимал, что сделать это будет чертовски неприятно, однако долг превыше всего. Целое больше части.

Он даже испытал неосознанное горькое удовлетворение от того, что способен исполнить долг, как бы это ни было больно.

— Вы чихнули, — обвиняюще сказал он.

— Это ничего не значит, — торопливо проговорила Марион. — Просто пыль — пыль и солнце.

— И вы охрипли. У вас заложен нос. Признайтесь, вы дикорожденная, не так ли?

— Вы не понимаете… — запротестовала она, — я… ох!.. — Девушка дважды быстро чихнула и молча склонила голову.

Монро-Альфа прикусил губу.

— Мне это так же больно, как и вам, — проговорил он, — однако я должен считать вас дикорожденной, пока вы не докажете, что это неправда.

— Почему?

— Вчера я пытался вам объяснить. Я обязан доставить вас во временный комитет — то, о чем я вчера рассказывал, сегодня стало свершившимся фактом.

Марион не отвечала. Она только смотрела на Монро-Альфу, и от этого он чувствовал себя все неуютнее.

— Пойдемте, — сказал он. — И не надо делать из этого трагедии. Вам вовсе не обязательно уходить в стасис. Легкая, безболезненная операция, которая вас ни в чем не изменит — совершенно не затронет вашего эндокринного баланса. А может, она и вообще не понадобится. Позвольте взглянуть на вашу татуировку.

Марион по-прежнему хранила молчание. Монро-Альфа вытащил из кобуры излучатель и направил на нее.

— Не шутите со мной. Это серьезно, — и он полоснул лучом по полу у самых ступней девушки, инстинктивно отдернувшей ноги от опаленного, дымящегося дерева. — Не вынуждайте меня сжечь вас. Это не шутки. Покажите татуировку!

Поколебавшись, Марион пожала плечами.

— Хорошо… Но вы пожалеете.

Она подняла левую руку. Когда Клиффорд наклонил голову, чтобы прочесть вытатуированные под мышкой цифры, она резко ударила рукой по его правому запястью. И в тот же момент ее правый кулак нанес Монро-Альфе болезненный удар в низ живота.

Он уронил излучатель.

Клиффорд подхватил оружие еще в полете и, вскочив, бросился за девушкой, но та уже исчезла. В распахнутой двери коттеджа словно в раме виднелись сахарные сосны и секвойи, но человеческой фигуры нигде не было. Вообще не было заметно никакого движения — лишь мелькнула синевой да выругалась голубая сойка.

Монро-Альфа рванулся к дверям и посмотрел в обе стороны, обводя ту же дугу стволом излучателя, но Лес Гигантов поглотил Марион. Конечно, она была где-то поблизости — именно ее бегство встревожило сойку. Но где? За которым из полусотни ближайших деревьев? Будь земля покрыта снегом, ее выдали бы следы, но снег сохранился лишь в глубоких впадинах, а на хвойном ковре не оставалось следов, заметных нетренированному глазу. Не было здесь и подлеска, который бы затруднял и выдавал движения беглянки.

Клиффорд растерянно бросался из стороны в сторону словно сбившаяся со следа собака. Внезапно краем глаза он уловил какое-то движение, резко повернулся, за деревом мелькнуло что-то белое — и он мгновенно выстрелил.

Клиффорд был уверен, что не промахнулся. Его жертва упала за небольшой сосной, почти спрятавшей ее от глаз Монро-Альфы, дернулась — и осталась лежать без движения. Клиффорд вяло побрел к дереву, чтобы милосердно прикончить девушку, если первый выстрел ее только покалечил.

Но это была не Марион, а всего лишь длинноухий олененок. Выстрел Монро-Альфы прожег ему крестец, глубоко проникнув во внутренности. Замеченное им движение было предсмертной судорогой. Глаза животного были широко раскрыты — по-оленьи доверчивые и, как показалось Клиффорду, полные кроткого упрека. Монро-Альфа быстро отвернулся, почувствовав легкую тошноту. Это было первое живое существо, не принадлежавшее к человеческому роду, которое он убил.

Он поискал девушку еще несколько минут, но уже без особого рвения. Чувство долга его не мучило: он убедил себя, что у беглянки нет шансов выбраться из горного леса — тем более, что она простужена. Так или иначе ей придется выйти и сдаться.

В коттедж Монро-Альфа возвращаться не стал. Он ничего там не оставил, а портативный нагреватель, обеспечивший им тепло этой ночью, наверняка снабжен автоматическим выключателем. Но если даже нет — не велика беда: Клиффорду и в голову не приходило сравнить собственное неудобство с возможным ущербом. Монро-Альфа направился прямиком к подземному ангару, нашел свою авиетку, забрался в нее и включил ротор. Автоматическая система управления движением в воздушном пространстве парка отреагировала немедленно — на экране автопилота вспыхнула надпись:

«Движение над Лесом Гигантов запрещено — поднимайтесь на три тысячи». Клиффорд выполнил предписание машинально — его занимало сейчас отнюдь не управление авиеткой.

Впрочем, его мысли вообще не были сосредоточены ни на чем конкретном. Душевная летаргия, горькая меланхолия, которые обессиливали его до начала Перемены, с новой силой завладели Монро-Альфой. Во имя чего велась эта слепая, бессмысленная борьба? Лишь затем, чтобы остаться в живых, размножаться и сражаться? Клиффорд гнал машину с максимальнй скоростью, направляясь прямо в обрывы Маунт Уитни в безрассудном, полуосознанном стремлении тут и решить навеки все свои проблемы.

Но эта машина была создана не для аварий. По мере увеличения скорости, автопилот расширял диапазон лоцирования пространства, клистроны сообщили о встречной преграде трекеру, коротко протрещали соленоиды, и авиетка перевалила через пик.