"Елка в подарок" - читать интересную книгу автора (Сан-Антонио)

Часть первая Которая, надеюсь, сможет убедить вас в том, что не стоит запускать руки туда, куда не ступала нога человека

Глава первая

Я только-только врубился в сенсационную статью о сексуальной жизни Робинзона Крузо — утверждавшую, между прочим, что, несмотря на свою набожность, он перестал соблюдать посты с прибытием на остров Пятницы, — как вдруг открывается дверь и в мой кабинет неслышной тенью просачивается тщедушная фигура старшего инспектора Пино.

Возникновение в кабинете Пино, ввиду заурядности данного события, нисколько не отвлекло меня от захватывающего чтива, и я со все возрастающим интересом углубляюсь в потрясающие подробности интимной жизни всеобщего любимца, как вдруг до моего слуха доносится звук, похожий на шипение испускающей дух шины.

— Не надо так сильно вздыхать, — советую я, не глядя на своего вечно страдающего от многочисленных недугов сотрудника, — а то бумаги разлетятся.

В ответ на подобные замечания Пинюш Развалина, дабы не уронить достоинства, обыкновенно пускается в нудные объяснения, провоцирующие, естественно, новые подковырки на его счет. Но на этот раз он остается безмолвным, как минута молчания во время конгресса глухонемых. Тогда я поднимаю на него глаза, вернее, в направлении, где, судя по вздоху, должен быть Пинюш, и с удивлением констатирую: в поле моего зрения нет абсолютно ничего, хотя бы отдаленно напоминающего человеческий силуэт. Мой старичок, хоть и полупрозрачен, подобно истонченному временем пергаменту, но все же, как ни крути, материален, а тут совсем исчез. Исчез напрочь. Испарился. Растворился без остатка!

Не веря своим глазам, я вскакиваю, огибаю стол и вижу Пино, растянувшегося на грязном полу. Его нос уткнулся в раскрытый номер “Средиземной утки” — газетенки, издающейся для тех французов, чей интеллектуальный уровень ниже… Впрочем, не будем об уровне, замнем для ясности. Старичок, не иначе, слетел с катушек. Уж не отдал ли богу душу? Что ж, с него станется, при его-то физическом состоянии.

В смятении бросаюсь к нему и переворачиваю на спину. Пино явно жив, ибо напряженно морщит лоб с налипшим окурком, открывает мутные глаза, а отвислые усы принимают форму буквы "О".

— Черт возьми, что с тобой, Пинюш? У тебя начался климакс? — встревоженно спрашиваю я, отрывая беднягу от пола без малейшего, труда, что неудивительно, учитывая его вес. Есть же, в конце концов, музыканты, играющие на тубе или геликоне на ходу.

Я укладываю цыплячью тушку Пино на кресло — единственное украшение моего кабинета, — великолепное сиденье которого вращается на манер суперсовременного биде. На деревянном подлокотнике ушлая рука Берюрье в запальчивости нацарапала: “Смерть дуракам!” Попадись этот глубокомысленный афоризм на глаза начальству, и дальнейшая карьера моего помощника окажется под сомнением, поскольку нельзя ответить однозначно на вопрос, кого он имел в виду.

Его Старческое Величество медленно приходит в себя.

— Пить… — лепечет оно.

Я опрометью кидаюсь к шкафу Берюрье, обнаруживаю, к счастью, вино и протягиваю бутылку Пинюшу. Старик делает приличный глоток и скашивает глаза на валяющуюся на полу газету.

— Может, доктора позвать? — спрашиваю я участливо, глядя, как вино слегка окрашивает его дряблые щеки.

Пино грустно качает головой, как китайский болванчик в трауре.

— Нет… Невероятно!

— Что невероятно? Что ты потерял сознание? Может, это от давления? Или ты вчера перебрал? Так ничего удивительного!

— Газета! — бормочет он с жаром.

— Что газета?

— На первой странице, читай.

Я поднимаю с полу газету и разглядываю набранные жирным шрифтом заголовки статей, густо замешанные на лингвистических упражнениях торговцев Общего рынка.

— Внизу! — выдыхает Пинюш.

Внизу, полосы красуется фотография актрисы века Фригид Мордо, чей бюст даже в полуприкрытом виде способен произвести потрясения в рядах консерваторов Великобритании и свести скулы улыбающимся красавчикам на рекламных афишах зубной пасты. А ее ягодицы! Величие рельефа! Гимн выпуклостям! Достаточно тридцати секунд непрерывного показа этих ягодиц крупным планом, и любой стадион можно брать голыми руками! Собственно, контракт от актрисы большего и не требует. Бешеный успех гарантирован. С ее приходом на экран женщины освободились от предрассудков, перестали стесняться в рентгеновских кабинетах и на пляжах. Отныне стало модным и престижным быть в форме и поддерживать свою красоту, используя многочисленные шампуни, кремы, лосьоны и тому подобную дребедень. И чем они дороже, тем лучше! Торговцы мылом, ваш час настал! Всемирная история гигиены делится на два периода: до Фригид Мордо и после! Раньше было необязательно мыть ноги, чтобы сниматься в кино, теперь необязательно сниматься в кино, чтобы вымыть все, вплоть до собственного самолета!

— Ты видел? — кряхтит, сипя внутренностями, Пинюш.

— Да, ее формы действительно впечатляют. Понимаю, почему ты хлопнулся в обморок. В твоем возрасте это может быть очень опасно. Тебе бы лучше почитать что-нибудь религиозное.

— О чем ты говоришь? — плаксиво кривится он. — Читай третью страницу!

Читаю и чувствую, что волосы у меня на башке встают дыбом.

Лауреатом нашего конкурса стал инспектор полиции господин Пино! Ему присуждается наш, главный приз — “Дом твоей мечты!”

Я мгновенно столбенею, как жена Лота, оглянувшаяся назад.

— Вот это да… Так ты, значит, сорвал приличный куш?! И твою физиономию теперь будут знать все от мала до велика! Еще бы, счастливчик года! А ты уверен, что ты — этот самый Пино?

Поскольку в таких случаях полагается музыка, после произнесенной мной тирады вместо фанфар на столе начинает торжественно звонить телефон. На другом конце провода мадам Пино, в состоянии шока (или грогги, как говорят американские комментаторы боксерских матчей), требует своего законного супруга. Она не знает, что делать, — журналисты, и среди них, естественно, корреспонденты “Утки”, заполонили их малогабаритную квартирку.

— Сейчас он подойдет! — уверенно обещаю я.

Прежде чем дать возможность старику слиться по телефону со своей законной половиной, я любопытствую:

— А что это за конкурс такой?

— Нужно было придумать текст.

— Текст?

— Для рекламы новой лапши!

— Ха! Это в самый раз для тебя… И что же ты придумал?

— Да не очень помню… В тот вечер, когда посылал предложение в газету, я прилично набрался. Наверное, там написано, посмотри!

Действительно, посредине текста жирными буквами напечатано мощное по глубине мысли, краткое и строгое, как все гениальное, двустишие:

Один лишь вид лапши “Петит”

Разбудит страшный аппетит.

— Умри, лучше не скажешь! Старик, можешь спокойно почить — ты оставил свое послание человечеству. Какой урок будущим поколениям! Ты родился лапшой, всю жизнь был лапшой и останешься лапшой во веки веков!

— Дом! — бормочет он как заведенный. — Дом мой!

Мы сгибаемся над газетным листом, как два горбатых колдуна над зельем. На маленькой фотографии в рамке изображен главный приз. Это кокетливый домик в нормандском стиле, находящийся в Маньи-ан-Вексен, недалеко от побережья Атлантики. Короткая приписка дает пояснение: одна гостиная, две спальни, кухня, гараж и сад площадью двадцать пять квадратных метров. Господин Пинюш на старости лет вновь обретает веру в Деда Мороза.

Дело тем не кончилось. Более того: небольшое событие, произошедшее как бы вне рамок нашей профессиональной деятельности, послужило началом этого удивительного приключения. Приключения совершенно необычного, я бы сказал даже экстраординарного (кто не знает значения этого слова, пусть поинтересуется у своего лечащего врача). Но о развитии событий вы узнаете из дальнейшего повествования, если у вас хватит сил и терпения дойти со мной до конца.

Еще раз прочувствуйте, насколько слеп Его Величество Случай. Старший инспектор Пино возвращается со службы домой, имея единственное намерение скоротать вечерок в компании литра бургундского крепкого. Когда его взор уже основательно замутнен, ему на глаза попадается объявление в газете. Сквозь винные пары до него доходит, что речь идет о конкурсе. И тут Пинюша посещает мысль, как потом оказывается, всей его жизни, и он решает поделиться ею с человечеством. Взамен наклеенной на конверт скромной марки в пятьдесят сантимов он получает загородный дом! Признайтесь, в следующий раз и вы клюнете на заметку, приглашающую задаром покататься на лыжах на заснеженном Таити или позагорать на солнечных пляжах Гренландии!

Ровно через неделю, вечером, если быть точным, мы с маман сидим перед телевизором и вкушаем передачу под несколько абстрактным названием “Изысканное чтение”. Ведущий Пьер Болтуньон наводящими, как бы спонтанными вопросами предлагает будущему знаменитому писателю объяснить, почему режиссер, выплеснувший на экран его гениальное творение, показывает крупным планом ноги служанки в таком неожиданном, как ему кажется, ракурсе, а именно сверху. И будущая знаменитость, вместо того чтобы сказать, мол, его герой смотрит на ноги служанки сверху по той самой что ни на есть тривиальной причине, что девица лежит перед ним на постели, пускается в пространные объяснения. По его толкованию, режиссер поддался смелому импульсу души, крайняя эстетическая эгоцентричность которой обусловливает рваный ритм киноинтерпретации, а его условные рефлексы будто бы вытекают из бивалентной наследственности. И вовсе не кухаркины ноги сами по себе привлекают режиссера, а волосы на ее ногах, которые он обнаружил у актрисы во время съемок. Это, видите ли, всколыхнуло его память и, в частности, подняло на поверхность сознания неизгладимое впечатление об усах кормилицы, живущее в нем с грудного возраста.

Ведущий заявляет, что именно так он и понял художественный прием авторов экранизации, и просит писателя уточнить, какими были в воображении романиста волоски на ногах служанки, темными или светлыми? Гость студии поясняет, что он всегда их видел каштановыми. Это прямо-таки воодушевляет ведущего Болтуньона, и он тут же цитирует фразу с двадцать восьмой страницы романа: “Она всегда обожала печеные каштаны”. Затем, не давая несчастному опомниться, прижимает его к стенке неожиданным вопросом, не было ли в подсознании автора некоего намека через каштаны на зрелость, он бы даже сказал спелость, молодой героини? И затравленный романист краснеет, сознавая, что полностью разоблачен вплоть до своих самых последних задних мыслей.

Короче говоря, мы с Фелицией мило проводим время, тупо глядя на экран, когда нашу идиллию нарушает телефонный звонок.

Мадам Пино, собственной персоной, приглашает нас в следующее воскресенье на новоселье в их новый, нежданно-негаданно свалившийся на голову загородный дом в Маньи-ан-Вексен. Я пытаюсь объяснить, что в воскресенье как раз матч века по регби между Францией и Шотландией, но она стоит насмерть, и я наконец сдаюсь.

Хочу вам сказать, дорогие мои, и поверьте мне на слово: если судьба зовет вас, пусть даже неблагозвучным голосом матушки Пино, лучше всего ответить: “Слушаюсь!”