"Рыжая, шальная, любимая…" - читать интересную книгу автора (Хардвик Элизабет)Глава 7.По дороге домой Артур молчал, предполагая, что Джолли до смерти устала за сегодняшний день. Она выглядела абсолютно измученной и вымотанной до предела, и это Артуру очень не нравилось. Он неожиданно поймал себя на том, что злится на Жюля Лавернье именно за то, что он бросил дочь одну на такой сумасшедшей работе. Ресторан-то чей?! Вот и не было у него никакого права уезжать, оставив все на Джолли. Подумаешь, рань! ему надо зализать! Девочка с ног валится, а родной отец… — Артур, вылезай, мы приехали. Он очень сердито посмотрел на нее, потому что мысленно все еще ругал Жюля Лавернье, и Джолли ответила ему непонимающим и удивленным взглядом. Они вместе вошли в дом, и девушка поинтересовалась: — Могу я угостить тебя кофе? — Нет, не можешь. Ты можешь только сесть вот в это кресло и подождать, пока я сам приготовлю кофе. За сегодняшний вечер ты и так обслужила уйму людей. Честно говоря, я и не представлял, что в ресторане со стороны кухни такой сумасшедший дом. Как вы со всем справляетесь… Он говорил, а сам деловито сновал по кухне, доставая чашки, засыпая кофе в кофейник, расставляя на столе сахар, блюдца и ложки. Джолли наблюдала за ним, несмотря на усталость, с веселым изумлением. Опомнившись, она решила поддержать разговор: — Вообще-то обычно на кухне работают два повара, но сегодня Дэвид — это наш второй повар — взял выходной, а папа… — А папа уехал зализывать раны, так что ты осталась одна, так? . — Ну не могла же я просить Дэвида выйти в свой выходной и отработать за двоих. Это не слишком удобно. — А мне кажется, что это твой отец поступил не слишком хорошо, укатив неведомо куда и бросив тебя одну. С таким хозяйством! В конце концов, это просто разорванная помолвка, а не смертельная рана, тяжелая болезнь или конец света! Готово. Артур с неостывшим возмущением посмотрел на кипящий кофейник и стал разливать» кофе. Наконец все было готово, и они оказались за столом, друг против друга, с дымящимися чашками в руках. Джолли некоторое время задумчиво грела ладони об чашку, а затем тихо произнесла: — Артур… А ты когда-нибудь был влюблен? Молодой человек с немалым изумлением воззрился на девушку. Никто я никогда не задавал ему столь интимного вопроса, даже Джек и Брюс, его двоюродные братья. Он неожиданно смутился и выпалил в ответ: — А ты? Джолли улыбнулась, и эта улыбка была уже не такой усталой, как прежде. — Один раз… Но это, пожалуй, не в счет. Артур совсем не был в этом уверен. Что за мужчину она любила? Любил ли он ее? А если любил, то где он теперь? Все это было очень важно для Артура, хотя и непонятно почему. Джолли рассмеялась. — Мне было девять лет, а ему десять. Здравствуйте! Пожалуй, рыжей нахалке и впрямь стало легче, раз она, уже может шутить, да еще так удачно. А вот он шутить на эту тему не собирается. Для него слишком мучительно даже думать, что Джолли могла быть в кого-то влюблена. Стоп, Артур Фергюсон. Очнись. Спокойствие и холодная вежливость. Перспектива пойти к психиатру на прием все еще довольно отчетлива, так что держи себя в руках. — Значит, твой мужчина был старше тебя. — Можно и так сказать. И все же это не повод рассуждать о том, что сейчас чувствует мой отец. Я не много знаю о любви. Она была права, должно быть. Артур не мог припомнить, был ли он влюблен в десять лет. Возможно, именно поэтому он и продолжал считать, что разрыв Жюля Лавернье с Маргарет Бранд никак не может быть трагедией всей жизни. Он прекрасно помнил, что говорила ему Мег пару дней назад, и даже вынужден был признать, что стал относиться к ней с большим пониманием, однако в целом его отношение к матери не успело перемениться. Слишком долго они были чужими друг другу, слишком многое в их жизни происходило независимо друг от друга. К тому же Артур привык не доверять словам матери-актрисы. — Джолли, поверь, он справится с этим, переживет боль, забудет это… — Артур, мне немного страшно это тебе говорить, но… Мне нужна твоя помощь. Устрой мне встречу с твоей матерью! Артур отставил чашку, не веря своим ушам. — Это еще зачем? Помнится, еще пару дней назад ты не смогла даже находиться с ней под одной крышей. Джолли смущенно потупилась и покраснела. — Да, я помню, но… Что, если я была не права? Что, если я ошибалась насчет нее? Столько всего случилось, папа столько мне наговорил… Надо было мне подумать, прежде чем говорить. Если папа любит ее… — Джолли, ты же сама сказала, что он ее не любит, что это попросту невозможно после трех недель знакомства. Знаешь, уж если на то пошло, то я знаю Мег больше тридцати лет, и то не могу сказать наверняка, что люблю ее! Конечно, он немного преувеличивал. Маргарет была его матерью, и он обязан был уважать ее и заботиться о ней, но любить… Джолли тяжко вздохнула. — Мне казалось, расторгни он помолвку, и я буду только рада, но вот это произошло — и что? Я не в силах видеть отца таким расстроенным. Он несчастен. — Лучше побыть несчастным несколько дней, чем всю жизнь, уверяю тебя! Джолли склонила голову набок и долго и проникновенно смотрела на Артура, прежде чем заговорить снова. — Ты и впрямь никогда не был влюблен, Артур. Артур занервничал. — Был, не был, какая разница! Это ведь не повод считать меня дураком, который ничего не понимает в жизни. Любить — не самое главное! — Да? А что же тогда главное? — Ну… Не знаю… Может быть, уважение, доверие… Да Боже мой, я знаю кучу примеров, когда прекрасные отношения не строились на любви! На самом деле он лукавил. Эта сторона жизни действительно прошла мимо него. Маргарет говорила, что любила его отца, и их брак был счастливым, но отец умер, когда Артуру было всего одиннадцать лет, и он не слишком хорошо, скажем так, разбирался в сложностях жизни. Что до второго брака Мег, к нему Артур относился с отвращением и презрением, и этим все было сказано. Таким образом, очень давно Артур Фергюсон поклялся самому себе, что если он когда-нибудь и совершит этот самоубийственный шаг — в чем он с каждым годом сомневался все сильнее, — то это никогда не будет браком по любви. Этого чувства он не признавал и не имел ни малейшего желания испытать его. Любовь — что может быть бестолковее и утомительнее. Ни одного спокойного дня, все мысли блуждают неизвестно где, все подчиняется капризам и фантазиям малознакомой особы, которая входит в твою жизнь и начинает в ней распоряжаться… Артур Фергюсон был категорически против этого безобразия и немедленно выложил все это Джолли. Девушка нахмурилась и понурила голову, а затем негромко произнесла: — Что ж… Очень жаль. Мне кажется, это грустно. Она и впрямь загрустила, а Артур вдруг понял, что ему очень не хочется быть причиной этой грусти. — Эй! Выше голову, леди! Мне кажется, мы собрались не для того, чтобы обсуждать мои взгляды на брак и любовь, а для того, чтобы поговорить о твоем отце, разве нет? Не самый лучший ход, в панике подумал он, видя, как зеленые глаза Джолли наливаются слезами. Все равно, так лучше! Она ухитряется задавать ему именно те вопросы, на которые ему вовсе не хочется отвечать. — Артур, прости… Так что насчет разговора с твоей матерью? Как ты думаешь, это возможно? Только не с его помощью! Он не собирается устраивать встречу Джолли с Мегги Бранд, потому что Джолли ему… Короче, не собирается. — Я так и не понял, для чего. — Знаешь, если честно, то я и сама не знаю. Это покажется странным, но мне кажется… Мы ведь обе любим отца, может, это принесет какой-то результат? Понимаешь? Понимать он понимает, только мало в это верит. — А ты забыла, что именно моя мать разорвала помолвку с твоим отцом? Что-то это не слишком вяжется с обликом влюбленной женщины. — В том-то и дело. Я хочу сама во всем разобраться, если надо, то просто спросить ее напрямик, зачем она это сделала. И если это из-за меня… — Даже если из-за тебя, что ты можешь сделать? Моя мать не из тех, кто привык считаться с чувствами и желаниями других. Она всю жизнь посвятила себе, любимой. Он злился все больше, потому что помнил слова Мег. Она уверяла его, что не хочет становиться между Жюлем Лавернье и его дочерью, и если это так, то Артур Фергюсон получается самым большим дураком на свете. Не только потому, что позволил детским обидам завладеть его сердцем навсегда, но и потому, что берется судить и учить жизни других людей, а сам в этой жизни ни чёрта не понимает!!! Неужели он зря презирал свою мать? Не может этого быть. Артуру очень не нравилось, как на него смотрит Джолли. В ее взгляде слишком явно читалась жалость, а он не мог позволить жалеть себя. Глупости! Он всю жизнь считал себя хозяином положения, но вот приходит рыжая девчонка, задает пару неудобных вопросов — и на месте Артура Фергюсона, молодого и преуспевающего бизнесмена, появляется озлобленный, растерянный, одинокий и не слишком умный мальчишка, готовый топать в бессильной злобе ногами и визжать, что его никто не понимает. А утром все казалось так просто… Маргарет Бранд позвонила и сообщила о разрыве помолвки, и единственным желанием Артура было немедленно все рассказать Джолли. Он был искренне уверен, что она обрадуется. Когда Артур узнал, что девушка отправилась обратно к отцу, он был почти доволен. Все явно становилось на свои места. Оказывается, все только начиналось. Джолли поговорила со своим отцом, а теперь хочет говорить и с его матерью. Никогда, никогда Артур Фергюсон не поймет женщин! Хотя, нет, надо быть справедливым и беспристрастным: большинство известных ему до сего момента женщин были просты, как прямая линия, но вот мать и Джолли оказались настоящими загадками. Джолли не сводила с Артура блестящих глаз. — Так ты представишь меня своей матери, или мне придется искать иные пути? — Джолли, ну почему ты не можешь просто смириться с тем, что все кончено? Смириться и быть благодарной судьбе… — Ты познакомишь нас? Она его и не слушала! Артур вскочил и гневно зашагал по кухне. — Нет! Я вас не познакомлю. Почему ты не можешь забыть всю эту ситуацию? Мать будет продолжать сниматься, твой отец со временем утешится и займется рестораном, а ты… — А я не успокоюсь, пока не поговорю с твоей матерью! Он в ярости уставился на Джолли сверху вниз, она ответила горящим взглядом. Упрямая девчонка! Ослица! Упрямая, как… как… Как он сам? Что ж, ладно, будем умнее. Раз она уже все решила, раз все равно встретится с Мег Бранд, так не лучше ли для всех будет, если и Артур поприсутствует при этом разговоре? — Хорошо. Я поговорю с матерью завтра утром и узнаю, захочет ли она встретиться с тобой. Устраивает? Джолли в ответ просияла такой улыбкой, что у Артура привычно перехватило дыхание. Как она это делает? Девушка вскочила, не в силах сдерживать радость. — Спасибо, Артур! Хочешь еще кофе? Его голос прозвучал несколько сдавленно. — Ну да, на дорожку? Она очень устала за день в ресторане, устала до такой степени, что даже не хотела спать. Кофе и разговор по душам были в самый раз, однако Артур, судя по всему, был иного мнения. Что-то он грустный какой-то… Наверное, не хочет встречаться с матерью. Жаль, но у Джолли нет выхода. Они должны поговорить, придется Артуру потерпеть. Надо сказать, в течение сегодняшнего вечера Джолли пришлось пересмотреть свое отношение к Артуру. Вначале она была твердо уверена, что он не хочет этого брака, так как считает Жюля Лавернье недостойным своей матери, но теперь Джолли видела, что это не так. Скорее, наоборот. Его слова, его горькая интонация подсказывали девушке, что Артур Фергюсон не любит свою мать. Это стало для Джолли настоящим шоком. Как можно не любить мать? А если и Мег не любит своего сына? — Артур… Он ничего не ответил, только поднял на нее свои синие глаза, и в этих глазах были смятение, грусть, еще что-то… Джолли робко улыбнулась, и вот тут Артур переменился в лице. Он вскочил и подошел к ней. — Какого дьявола… Как ты это делаешь?! — Я не понимаю… — Каждый раз, когда ты улыбаешься… Я каждый раз еле удерживаюсь, чтобы не поцеловать тебя! Джолли ахнула и хотела шагнуть назад, но было уже поздно. Сильные руки сомкнулись вокруг нее, и через секунду девушка уже погибала в объятиях Артура. Она могла бы рассердиться. Что это, в конце концов, за ерунда! Не улыбаться, что ли, никогда в жизни? Но дело было в том, что она всей душой жаждала этих поцелуев, таяла в этих руках, желала большего и большего… Она чувствовала, как ослабели ноги, но упасть не боялась — эти стальные руки держали ее крепко, так крепко, что она всем телом ощущала жар его кожи. Руки Артура нежно ласкали ее плечи, осторожно касались груди, возбуждающе поглаживали напряженные до боли соски… Он оторвался от ее губ и склонил голову ниже, Теперь он целовал ее горло, ключицы, плечи, и горячее дыхание мужчины обжигало ее грудь. Артур сам не верил тому, что происходит. Его пальцы стали действовать сами по себе. Они ловко и быстро расстегнули шелковую блузку девушки, обнажая ее грудь, а затем из груди Артура вырвался глухой стон. Нагота Джолли ошеломляла, ослепляла, словно солнце. — Как ты прекрасна… Он замолчал, потому что приник губами к этой нежной груди, целуя каждый дюйм матово-белой кожи, осторожно касаясь кончиком языка нежно-розовых сосков, чувствуя, как они каменеют под его ласками… Джолли горела, ее трясло, словно в лихорадке, она так хотела этого мужчину, так хотела, что, скажи ей об этом кто-нибудь другой, сгорела бы от стыда, но не теперь. Теперь было только желание, только жар двух тел, только огонь, пожирающий ее изнутри. Она мечтала увидеть его наготу, хотела ласкать его так же, как он сейчас ласкал ее… Ее тонкие пальчики коснулись пуговиц его рубашки, и в этот момент Артур со стоном стиснул оба ее запястья своей жесткой — и такой нежной — рукой. — Это была плохая идея… Теперь на смену страсти пришел жгучий стыд. Артур Фергюсон даже не смотрел на нее, когда протягивал растерзанную блузку. Джолли почувствовала, как румянец заливает не только щеки, но и все тело. Что она делает?! За десять минут она почти разделась, а значит, на полное совращение Джолли Лавернье должно уйти не более четверти часа. Что он подумал о ней! Два часа назад она и видеть его не хотела, а теперь готова на все, хоть на столе в собственной кухне… — Я, пожалуй, пойду, Джолли. Прости меня… Он извиняется?! Джолли была уверена, что никогда больше не сможет посмотреть ему в глаза. Какой стыд! Так целоваться, так ласкать, лежать в его объятиях почти обнаженной… — Да. Пожалуй, так будет лучше… Он кивнул, но с места не двинулся. Джолли не могла смотреть на него, но чувствовала его взгляд. Наконец она не выдержала. — Пожалуйста, Артур! — Да-да. Сейчас. Я… я позвоню тебе завтра. Насчет матери. Она надеялась, что он хочет позвонить по другому поводу. Дурочка, несчастная дурочка, Джолли Лавернье, бестолковая Морковка, мечтающая — вот уж воистину! — о принце. Они с Артуром родились на разных планетах и жили в разных мирах, а встретились благодаря стечению обстоятельств, к тому же не слишком приятных для обоих. В другое время Артур и внимания на нее не обратил бы. Она облизала пересохшие губы. — Я думаю, будет лучше, если я перестану улыбаться в твоем присутствии. Шуточка получилась так себе, но надо же как-то разрядить атмосферу. В конце концов, однажды Артур Фергюсон может стать ее сводным братом. — Да. Ты права. Так я позвоню? — Конечно. Я буду в ресторане в одиннадцать. — Как некстати твой отец исчез. Занимался бы своим делом, тогда мы смогли бы нормально поговорить. — Он скоро вернется, я уверена. — Надеюсь. Ты абсолютно измотана. Они разговаривали как-то судорожно, все еще избегая смотреть друг на друга, и это становилось невыносимым. Джолли уже мечтала, чтобы Артур поскорее ушел. Ей необходимо одиночество, надо обдумать то, что между ними едва не произошло. Господи, какой ужас! Одно слегка утешало — Артур чувствовал себя не лучше. Артур чувствовал себя отвратительно. Мир рушился, порядок уступал место хаосу, и он, Артур Фергюсон, ничего не мог с этим поделать. Что с ним случилось? Да, Джолли очаровательна, особенно когда улыбается, но она вовсе не красавица, она маленькая, она рыжая, у нее веснушки на носу… У нее такие веснушки! — Я пошел. Запри за мною дверь, Мне не очень нравится мысль, что ты остаешься одна в этом огромном доме. Бабушка!!! Боже, она ведь могла проснуться. Интересно, а что сказал бы на это Артур… — Поверь, Артур, я вполне самостоятельна и могу ночевать в одиночестве. И вообще я уже могу отвечать за себя… — Что-то я этого не заметил! Началось. Гнев мгновенно вытеснил и чувство стыда, и чувство разочарования, и даже возбуждение после недавней сцены. — Артур Фергюсон, я не сомневаюсь, что на свете найдется масса людей, которым интересно твое мнение, но я к ним не принадлежу, так уж получилось! — Ты дверь не забудь запереть, самостоятельная! Джолли захлопнула дверь за Артуром, едва дав ему пройти и больше не беспокоясь о бабушке. Ярость клокотала в крови. Как он смел намекать… Внезапно она без сил прислонилась к двери. Как это произошло? Что это было? Артур Фергюсон был первым мужчиной на земле, видевшим ее обнаженную грудь, его пальцы так ласкали ее тело, как невозможно даже и представить, а его поцелуи… Достаточно того, что она на них отвечала, словно обезумев и потеряв всякий стыд! И он ни разу не улыбнулся. Нет, он не смеялся над ней, он вообще не умеет смеяться. Наверное, из-за матери. Интересно, как она сможет завтра смотреть ему в глаза в ее присутствии? |
||
|