"Убежденный холостяк" - читать интересную книгу автора (Хармон Данелла)

Глава 14

Карета была на полпути к Лондону.

Действие возбудителя давно закончилось, оставив после себя ощущение неловкости и гнетущее молчание, а также общую злость на того, кто хитростью всучил им это зелье. Эндрю сидел, привалившись к стенке и положив руку на спинку дивана. Он покусывал нижнюю губу и старался не смотреть на девушку.

Челси, униженная собственным поведением, сидела напротив, прямая и напряженная, как сеттер в стойке. Ее сплетенные руки лежали на коленях, а взгляд был тоже устремлен в окно.

Тишина, царившая в карете, буквально давила на уши. Казалось, она будет длиться вечно.

С него хватит, решил Эндрю. Если она не намерена разговаривать с ним, отлично! У него тоже нет желания вести беседу. Ему хотелось отгородиться от женщины, грозившей разрушить его жизнь, и от возникшей неловкости, поэтому ОН достал из кармана жилета блокнот и, пристроив его на колене, принялся делать наброски к идее, зародившейся в его голове час назад.

Однако ему следовало бы знать, что от проблем отгородиться нельзя. Тем более, если проблема носит имя Женщина. Челси решила нарушить затянувшееся молчание и выбрала для этого именно тот момент, когда Эндрю пытался сосредоточиться.

— Простите, — проговорила она, намеренно не упоминая то, из-за чего просит прощения, — я… я была не в себе.

— Да. И вы меня простите.

Эндрю продолжал рисовать, всем своим видом показывая, что не собирается обсуждать их недавнее поведение, и пытаясь с помощью привычной работы вернуть себе присутствие духа. Но этому не суждено было случиться.

— Что это?

— Блокнот, — не поднимая головы, ответил он.

— Вижу, что блокнот. Что вы рисуете?

— Наброски.

— Какие?

— Еще не знаю.

— Можно взглянуть?

Эндрю сердито сжал губы. Зачем она это делает? Чтобы сиять напряжение, найти подходящую тему для беседы? Возможно. Он проигнорировал ее просьбу и снова попытался сосредоточиться.

— Эндрю, можно взглянуть?

Он вздохнул. В другой ситуации его обрадовал бы ее интерес, но сейчас он злился из-за того, что его постоянно дергают и мешают думать. А вот думать ему было непросто, потому что Челси сидела напротив, а он вспоминал, как только что обладал ее красивым телом. Потому что ему хотелось снова заключить ее в объятия и снова овладеть ею, только на этот раз медленно, неторопливо и без химических катализаторов.

Да что же с ним такое? Может, он слишком засиделся в своей лаборатории и теперь готов переспать с любой женщиной, даже с той, которая раздражает его, как заноза в пальце? Ведь он не хочет жениться на ней. Надо же, жениться! Черта с два! Брак с ней будет далек от мирного. И губительно повлияет на его мечты и проекты. Эндрю с каменным лицом повернул блокнот к Челси.

— Гм… интересно. — Озадаченная, она нахмурилась. — Что это?

— Новая система рессор для экипажей. Она предназначена для того, чтобы гасить удары от кочек на дороге, — он с деланным безразличием взглянул на нее, — и уменьшать тряску.

Челси тут же вскинула голову. Ее щеки залились краской.

— Вы же знаете, что во всем виноват возбудитель, — сказала она, когда Эндрю снова склонился над блокнотом. — В обычных обстоятельствах я бы никогда так не поступила.

— Жаль.

— Жаль?

Эндрю продолжал что-то чертить.

— Если все же мне придется жениться на вас, я вынужден буду поить вас возбудителем, чтобы затащить в постель, а эта мысль мне ненавистна.

— А если мне придется выйти за вас, дорога в мою постель для вас будет закрыта, так что можете не беспокоиться.

— Ах да, я и забыл. Вы же предпочитаете общество собак, верно?

— Ваше замечание неуместно.

Эндрю ощущал на себе ее тяжелый взгляд, и в нем закипал гнев. Он чувствовал себя пойманным в ловушку.

Его так ловко обвели вокруг пальца, им так жестоко манипулировали! Он был готов прикончить Люсьена голыми руками.

— Кроме того, — добавила она, — я не пустила бы вас в мою постель до тех пор, пока мои чувства к вам не изменились бы, а судя по тому, как вы со мной обращаетесь, этого не произойдет, если только вы не изобретете препарат, искусственно пробуждающий любовь.

— Ага, значит, искусственного желания вам мало? Вам еще подавай и любовь? Гм… Искусственная любовь. Возможно, это станет моим новым проектом.

— Вам следует работать только над одним проектом: как избежать брака, который разрушит жизнь нам обоим. А еще я хочу, чтобы вы перестали чертить, когда я с вами разговариваю!

— Но я тоже с вами разговариваю.

— Было бы мило, если бы во время разговора вы обращали внимание на меня.

— Я и обращаю.

— Не все.

Эндрю поднял голову и вперил в нее бесстрастный взгляд.

— Вот. Теперь все.

— В том, что случилось, виноват возбудитель, — повторила Челси, гордо вскидывая голову.

— Мадам, я предлагаю вам забыть о проклятом возбудителе и его последствиях. Что сделано, то сделано. Если нам не удастся избежать свадьбы, мы можем попытаться сделать нашу супружескую жизнь хотя бы сносной. Вы пойдете своей дорогой, я — своей, и мы даже сможем считать себя счастливыми, если будем встречаться не чаще одного раза в месяц.

— Такая супружеская жизнь не кажется мне сносной.

— Нет?

Челси вдруг заинтересовалась пуговкой на манжете.

— Такая жизнь кажется мне одинокой. Вы запретесь в лаборатории, отгородитесь от меня и всего мира, не будете выезжать со мной. — Она безнадежно взмахнула рукой, и Эндрю вдруг увидел, как она беззащитна. Ее голос стал тише, а интерес к пуговке возрос. — Если нам все же придется пожениться, я бы хотела видеться с вами почаще.

— Зачем?

— Зачем? — повторила она, глядя на него так, будто перед ней сидит пятилетний несмышленыш. — Затем, что так положено. Муж и жена должны проводить время вместе. Несмотря на то что у нас будет брак по расчету…

— Вы хотите сказать, фиктивный брак?

— Фиктивный, по расчету — какая разница, как его называть. Факт остается фактом: нам придется научиться испытывать друг к другу хотя бы добрые чувства. А когда люди испытывают друг к другу добрые чувства, им нравится быть вместе.

— Понятно. Значит, вы считаете, что нам в конечном итоге удастся пробудить в себе добрые чувства?

— Ну, мы должны попытаться. Начать с того, чтобы быть любезными, — проговорила Челси. — Я знаю, что вы злы на герцога, вам известно, что я тоже зла на него. То, что он налил во фляжку возбудитель вместо бренди, — дьявольская подлость. Из-за него у нас с вами все пошло наперекосяк. Из-за него мы превратились в марионеток. Естественно, мы злы, и у нас есть на это право, — она устремила на Эндрю полный мольбы взгляд, — но почему мы должны срывать свою злость друг на друге?

Эндрю ничего не сказал и отвернулся к окну.

— Мы можем хотя бы попытаться ладить, — в отчаянии продолжала Челси. — Ни один из нас не хочет этого брака, и если мы прекратим язвить, объединим усилия и подумаем вместе, то добьемся гораздо большего. Если мы будем любезны друг с другом, то, полагаю, добрые чувства придут сами собой.

— А потом и тот абсурд, который называют «любовью»? — мрачно усмехнулся Эндрю.

— Нет, если вы будете вести себя как медведь с больным зубом, — решительно заявила Челси.

— Простите, — пробормотал Эндрю. — С добрыми чувствами я готов смириться, а вот любовь выше моего понимания.

— И выше моего, но она возникает между людьми даже в браках по расчету.

— В фиктивных браках.

— Называйте как хотите.

Эндрю шпагой заточил карандаш и вернулся к чертежам. Его мучили противоречивые эмоции. Ему не хотелось испытывать к Челси никаких чувств. Он стремился держать ее на расстоянии, как можно дальше.

И в то же время он чувствовал нечто сродни нежности к ней, особенно когда она прекращала защищаться — вот как сейчас — и становилась доброжелательной, несмотря на все его усилия оттолкнуть ее. Это пугало его, приводило в ужас. Что с ним такое? А может, это те самые «добрые чувства»?

— Я хочу, чтобы вам было ясно следующее, — после долгой паузы проговорил Эндрю. Не поднимая головы, он наблюдал за тем, как карандаш вдруг, будто по собственной воле, заскользил по бумаге, на которой постепенно появлялось изображение Люсьена. — У меня нет желания жениться и с кем-либо делить свою жизнь. — Теперь карандаш рисовал шпагу, направленную Люсьену в шею. — Я не желаю, чтобы вы входили в мою лабораторию, когда я работаю. Не желаю, чтобы вы приставали ко мне с вопросами, когда я думаю, чтобы вы докучали мне, когда я занят делом. Я готов взвалить на себя обязанности по отношению к жене, которая мне не нужна, при условии, что эта жена не станет претендовать на мое время. У меня много работы, поэтому не ждите, что я буду сопровождать вас на балы, приемы и танцевальные вечера, в оперу и на прочие сборища, в которых я не вижу никакой пользы.

Челси ошарашенно заморгала. Увидев, что у нее от гнева покраснели щеки, а глаза почти утратили зеленоватый оттенок, Эндрю понял, что чаша ее терпения переполнилась.

Однако она улыбнулась. Холодно, напряженно, но улыбнулась.

— Мы пришли к взаимопониманию? — осведомился он.

— Нет, не пришли. Потому что у меня тоже есть определенные требования.

— У вас? Требования? Попробую угадать. Собака в постели, собака за столом…

— Они касаются не собаки, а нас. Я бы хотела, чтобы мы появлялись в свете как супружеская пара и чтобы вы не сидели все время в лаборатории — подозреваю, вы именно это и собираетесь делать.

— У вас отлично развита интуиция. Да, я именно это и собираюсь делать.

— Между прочим, вы являетесь отличным доказательством тому, что собаки лучше людей! Они хотя бы не издеваются над любовью, они дарят ее с радостью и безоговорочно и не ставят условий. У них в жизни нет ничего важнее хозяина, и они любят его до последнего дня. И хотят проводить с ним побольше времени!

— Уверяю вас, мадам, я тоже был бы счастлив проводить время с вами, предпочтительнее в вашей кровати, где я смог бы сделать вас такой счастливой, что вашему Пятнистому даже и не снилось.

Глаза Челси приобрели стальной оттенок.

— Вы больны.

— Несомненно.

— Советую вам поскорее уяснить, что я не выкину Пятнистого из своей кровати ради вас. Если вы не хотите покинуть лабораторию и отвести мне место в вашей жизни, то я тоже не потребую от Пятнистого уступить вам место в моей кровати.

— В таком случае, надеюсь, ваша кровать достаточно широка, чтобы вместить двух самых важных в вашей жизни мужских особей.

— А я надеюсь, что вы смиритесь с моим желанием хоть изредка появляться в свете!

— Простите, но меня не интересуют светские сборища. Они скучны.

— Не обязательно. На них можно танцевать, общаться. Можно попытаться научить людей всерьез относиться к животным.

Эндрю снова принялся рисовать. Поверженный Люсьен лежал на земле, и вторая шпага торчала из его груди.

— И все же я предпочел бы оставаться дома, — пробормотал он. — А вы можете посещать все эти никчемные сборища, я вам не запрещаю.

— Отлично. Я так и буду делать.

— Вот и хорошо.

Опять наступило молчание, более напряженное, чем в прошлый раз. Эндрю продолжал рисовать, однако его пыл угас, и новый рисунок получился безжизненным. «Проклятие», — выругался он и отшвырнул блокнот.

Ко всем прочим неприятностям у него прибавилось еще и чувство вины перед Челси за то, что он намеренно причинил ей боль. Чувство вины питало гнев, а гнев — непреходящий страх перед тем, что окружающие узнают о его болезни.

Он тайком взглянул на Челси, смотревшую в окно. У нee очаровательный профиль. Носик — просто само совершенство, так и тянет поцеловать. А губы… Черт, да что ей от него надо? Она же знает, что он не хочет жениться. Он думал, что она, как и он, стремится идти своей дорогой.

А оказывается, что она желает проводить время с ним, таскать его по светским раутам, налаживать с ним дружеские отношения. А ему нельзя ездить в гости, потому что с ним может случиться очередной припадок, и тогда все узнают правду. И если правда откроется, никто не будет воспринимать его как серьезного ученого. Над ним станет смеяться все Королевское научное общество, и путь туда окажется закрыт для него.

— Я понимаю, это непросто, — проговорила Челси.

Безнадежное выражение на ее лице губительно подействовало на гнев Эндрю. Ему было бы гораздо проще оттолкнуть ее, если бы они ссорились. Но это выражение боли… Он просто не мог его видеть.

— Простите меня, — буркнул он. — Я неприятный собеседник. И для вас, и для любого другого.

— И вы меня простите. Вы намеренно забрасывали наживку, поддразнивая меня, а я кидалась на нее, как собака на кость.

Девушка повернулась к нему, и их взгляды встретились. На ее губах появилась робкая примирительная улыбка, и в следующую секунду, засмущавшись, она опустила глаза. Ее взгляд случайно упал на блокнот.

Челси нахмурилась. Эндрю насторожился, приготовившись к худшему. Она взяла блокнот и принялась внимательно рассматривать рисунок. Поверженный Люсьен лежал на земле, из перерезанного горла сочилась кровь, из груди торчала шпага.

Эндрю прикусил губу в ожидании ее реакции. Что она испытывает, глядя на рисунок? Отвращение? Возмущение? Ужас?

Челси восприняла рисунок совсем не так, как он ожидал. Она рассмеялась. И тут же замолчала, прикрыв рот рукой, потом посмотрела на Эндрю. В ее глазах плясали веселые огоньки.

Эндрю обнаружил, что его губы сами складываются в улыбку.

Наконец Челси решилась убрать руку ото рта и от души расхохоталась. Эндрю усмехнулся и забрал у нее блокнот. Их взгляды снова встретились, однако на этот раз ни один из них не опустил глаза.