"Мертвы, пока светло" - читать интересную книгу автора (Харрис Шарлин)Глава 6Три дня после похорон я оставалась дома. Слишком долго, мне надо было вернуться в мир. Но я продолжала думать о том, что мне нужно сделать, по крайней мере, так я себе заявляла. Я вычистила комнату бабушки. Заскочила Арлена, и я попросила ее помочь, потому что не могла находиться одна среди бабушкиных вещей, таких знакомых и насыщенных ее своеобразным запахом — смесью детской присыпки «Джонсон» и камфары. Арлена помогла мне упаковать все, чтобы отвезти в бюро помощи пострадавшим. В северном Арканзасе в последние несколько дней прошли торнадо, так что люди, имущество которых погибло, вполне могли использовать эти вещи. Бабушка была ниже и стройнее меня, да кроме того, наши вкусы слишком различались, поэтому я ничего не оставила себе, кроме ее драгоценностей. Она никогда не злоупотребляла ими, но то, что она носила, было подлинным и было мне дорого. Удивительно, сколько всего бабуля смогла впихнуть в свою комнату! Мне не хотелось и думать о том, что делалось на чердаке. С этим можно будет разобраться позже, осенью, когда там станет достаточно прохладно, а у меня будет время подумать. Может, я и выбросила больше, чем стоило выбросить, но это заставило почувствовать себя деятельной и сильной, и я решительно проделала эту работу. Арлена складывала и запаковывала, откладывая бумаги и фотографии, письма, счета и чеки. Бабушка никогда не пользовалась кредитной картой и, слава богу, никогда не покупала про запас, что облегчило уборку. Арлена спросила про бабушкину машину. Ей было пять лет, и пробег накопился очень небольшой. — Может, стоит продать твою и оставить эту? — спросила она. — Твоя поновее, но она маленькая. — Я еще не думала об этом, — ответила я. И поняла, что на сегодня максимум того, на что я способна — это дочистить спальню, ни о чем не задумываясь. Во второй половине дня комната опустела. Мы с Арленой перевернули матрас, и я перестелила постель. Кровать была старой, с балдахином на четырех опорах. Бабушкина спальня всегда казалась мне очень красивой. Тут мне пришло в голову, что теперь это моя комната. Я могу перебраться в спальню, которая больше по размеру, и пользоваться отдельной ванной вместо той, что близ залы. Внезапно я поняла, что именно этого и хочу. Мебель в моей спальне была перевезена сюда из дома родителей, когда они погибли, и была скорее детской. Излишне женственная, она некиим образом напоминала о кукле Барби и просыпаниях в школу. Сама я не часто просыпала и не спала слишком много. Нет, нет, нет, я не собираюсь попадаться в эту старую западню. Я то, что я есть, моя жизнь продолжается, и я могу наслаждаться ею — маленькими радостями, которые помогают жить дальше. — Я, наверное, переберусь сюда, — заявила я Арлене, которая заклеивала коробку. — Не слишком ли скоро? — спросила она. И вспыхнула, решив, что проявила себя излишне критично. — Мне будет легче спать здесь, чем жить с другой стороны и думать, что эта комната пустует, — ответила я. Арлена обдумала это, склонившись над коробкой со скотчем в руках. — Да, понимаю, — согласилась она, кивая огненно-рыжей головой. Мы загрузили коробки в машину Арлены. Она любезно согласилась закинуть их в центр приема вещей по пути домой, и я с признательностью приняла это предложение. Мне не хотелось, чтобы кто-то смотрел на меня понимающе и с жалостью, пока я сдавала бабушкины наряды, башмаки и ночнушки. Перед отъездом Арлены я обняла ее и поцеловала в щеку, и она уставилась на меня. Такое раньше меж нами не водилось. Она склонила голову к моей и мы мягко стукнулись лбами. — Сумасшедшая девица, — сказала она с любовью. — Заходи к нам. Лиза хочет, чтобы ты снова посидела с ней. — Передай ей привет от тети Сьюки, и Коби тоже. — Хорошо. — Арлена направилась к машине, ее пламенеющие кудри развевались вокруг головы, а полное тело делало униформу официантки сплошным обещанием. Машина Арлены пропала меж деревьев, а моя энергия улетучилась. Я чувствовала себя тысячелетней и одинокой. И так теперь будет всегда. Есть мне не хотелось, но по часам пришла пора обедать. Я зашла в кухню и вытащила из холодильника один из множества контейнеров. В нем оказалась индейка с виноградным салатом, которые я любила. Но сейчас я просто ковырялась вилкой, присев за стол. Потом бросила это занятие, убрала контейнер в холодильник и направилась в ванну, чтобы принять душ. Углы в шкафах всегда пыльные, и даже такая хорошая хозяйка как бабушка не могла справиться с этим. Принять душ было просто замечательно. Горячая вода словно смыла часть моих страданий. Я помыла голову, промыла каждый дюйм тела, побрила ноги и подмышки. Выбравшись, я подергала брови, нанесла на тело лосьон, дезодорант, спрей, чтобы волосы не спутывались, и вообще все, до чего смогла дотянуться. С мокрыми волосами, спускающимися по спине каскадом спутанных прядей, я натянула на себя пижаму с чирикающей птичкой и взялась за расческу. Потом уселась перед телевизором — посмотреть что-нибудь, пока расчесываю волосы, что всегда утомительно. Смысл снова исчез, и я почти оцепенела. Дверной звонок прозвенел, когда я шла по гостиной с расческой в одной руке и полотенцем в другой. Я посмотрела в глазок. На пороге терпеливо ждал Билл. Я впустила его, не чувствуя ни радости, ни досады от его визита. Он посмотрел на меня с некоторым удивлением — пижама, мокрые волосы, босые ноги. Отсутствие макияжа. — Входи, — предложила я. — Уверена? — Да. Он вошел, оглядываясь, как обычно. — Чем занимаешься? — спросил он, оглядывая кипу вещей, которые я отложила, решив, что они могут пригодиться бабушкиным друзьям. Например, мистер Норрис будет рад получить портрет маленькой бабушки с матерью в рамке. — Сегодня я вычищала спальню, — ответила я. — Думаю туда перебраться. — Больше я ничего не могла придумать. Он обернулся и осторожно посмотрел на меня. — Позволь расчесать твои волосы, — попросил он. Я безразлично кивнула. Билл уселся на диване в цветочек и указал мне на старую оттоманку, стоявшую перед ним. Я послушно уселась, и он чуть двинулся вперед, охватив меня бедрами. Уставившись на шевелюру, он начал распутывать мои волосы. Как всегда, его тишина оказалась целительной. Каждый раз это было похоже на то, когда опускаешь ногу в прохладный водоем после долгой и пыльной прогулки в жаркий день. И вдобавок длинные пальцы Билла прекрасно управлялись с моей гривой. Я сидела, закрыв глаза, и постепенно успокаивалась. Я ощущала движения его тела за спиной, когда он орудовал расческой. Можно было расслышать удары его сердца, подумала я, но тут же удивилась своим мыслям. В конце концов, его сердце не билось. — Я привык заниматься этим делом со своей сестрой Сарой, — тихо промурлыкал он, словно поняв, насколько я расслабилась, пытаясь не нарушить моего состояния. — Волосы у нее были темнее твоих и даже немного длиннее. Они их никогда не стригла. Когда мы были еще детьми, а мама оказывалась занята, она заставляла меня заниматься своими волосами. — А Сара была старше тебя или младше? — спросила я медленным сонным голосом. — Младше, на три года. — А еще у тебя были братья или сестры? — Двое умерли в младенчестве, — медленно ответил он, словно с трудом мог вспомнить. — Брат Роберт умер, когда ему было двенадцать, а мне одиннадцать. Он подхватил лихорадку. Теперь-то его бы накачали пенициллином, и он бы поправился. Но тогда этого не было. Сара пережила войну, и она, и мать, а вот отец умер, пока я был на фронте. Насколько я понимаю, его хватил удар. Моя жена тогда жила вместе с моими, а дети… — Ох, Билл, — печально прошептала я, осознавая, как много он потерял. — Не надо, Сьюки, — сказал он, и его голос снова обрел спокойную ясность. Некоторое время он трудился молча, пока расческа не начала скользить по волосам свободно. Потом взял белое полотенце, которое я накинула на ручку дивана, и начал подсушивать их, одновременно распушая пальцами. — М-м-м, — промычала я, и это больше не было голосом человека, нуждающегося в утешении. Его холодные пальцы подняли волосы с моей шеи, и я ощутила у основания шеи его губы. Я не могла ни говорить, ни двигаться. Я медленно выдохнула, стараясь не испустить больше ни звука. Его губы передвинулись к моему уху, и он поймал мочку зубами. Затем коснулся языком. Его руки обвили меня, скрестились на моей груди, наклонили меня к нему. Чудесно, что я слышала только голос его тела, а не всю эту чепуху, которая обычно и портит такие моменты. А тело его говорило что-то совсем простое. Он поднял меня легко, словно младенца. Повернул к себе и усадил себе на колени так, что мои ноги оказались по обе стороны от него. Я обняла его и нагнулась, чтобы поцеловать. Это все продолжалось и продолжалось, пока язык Билла не задал ритм, который поняла даже столь неопытная женщина, как я. Пижама скользнула вверх по моим бедрам. Мои руки начали беспомощно скрести по его рукам. Странно, но в этот момент я подумала о сковороде с карамелью, которую бабушка ставила на плиту, вспомнила ее теплое сладкое золото. Он поднялся вместе со мной. — Куда? — спросил он. И я показала на бывшую бабушкину спальню. Он понес меня, мои ноги обвились вокруг, голова лежала на его плече. Положил на чистую постель и встал рядом с ней. В лунном свете, скользившем через незашторенное окно, я видела, как он быстро и аккуратно раздевается. Мне нравилось смотреть на это, и я поняла, что мне нужно сделать то же. Смущаясь, я стянула с себя пижаму и швырнула на пол. Я смотрела на него. Никогда в жизни я не видела ничего столь прекрасного и столь пугающего. — Ох, Билл, — взволнованно сказала я, когда он очутился рядом со мной в кровати, — боюсь, что я тебя разочарую. — Это невозможно, — прошептал он. Его глаза смотрели на мое тело, словно то был глоток воды в пустыне. — Я слишком мало знаю, — призналась я едва слышно. — Не волнуйся. Я знаю достаточно. — Его пальцы скользили по мне, касаясь таких мест, к которым никто никогда не прикасался. Я задрожала от удивления. — А это будет не так, как с простым парнем? — спросила я. — Ну нет. Я вопросительно посмотрела на него. — Это будет лучше, — сказал он на ухо, и я ощутила муку чистого возбуждения. Чуть стесняясь, я потянулась, чтобы прикоснуться к нему, и он издал вполне человеческий звук. Потом звук стал глубже. — Теперь? — спросила я, и голос мой дрожал и срывался. — Да, — ответил он и оказался на мне. Минуту спустя он понял всю степень моей неопытности. — Надо было сказать мне, — очень мягко произнес он. Он сдерживался себя усилием, к которому почти можно было прикоснуться. — Только не останавливайся, — попросила я, ощущая, что сойду с ума или произойдет еще что-то ужасное, если он не станет продолжать. — Я и не собираюсь останавливаться, — пообещал он чуть мрачно. — Сьюки… будет больно. В ответ я приподнялась. Он издал странный звук и вошел. Я затаила дыхание и закусила губу. О-о-о. — Дорогая, — сказал Билл. Никто так меня не называл раньше. — Как ты? — Вампир или нет, но он дрожал от усилия сдержаться. — Да, — сказала я. Я была на волоске, и если мы бы сейчас не продолжили, потеряла бы решимость. — Теперь, — произнесла я и вцепилась ему в плечо зубами. Он прерывисто вздохнул, вздрогнул и начал двигаться. Сперва я была ошарашена, но потом поймала ритм и стала отвечать. Он нашел это весьма возбуждающим, и у меня возникло ощущения, что грядет нечто — нечто, если можно так сказать, большое и хорошее. — Пожалуйста, Билл, прошу… — и я впилась ногтями ему в бедра. Почти, почти… И тут какое-то изменение в нашем положении позволило ему оказаться глубже, и я, не успев ничего понять, почувствовала, что взлетаю, лечу… где-то среди белизны и золотых проблесков… Зубы Билла оказались у моей шеи, и я ответила согласием. Ощутила, как входят в меня его клыки, но боль была слабой, возбуждающей, и вот он уже оторвался от маленькой ранки. Мы лежали так еще долго, вздрагивая время от времени. Никогда в жизни не забуду я его вкуса и его запаха, никогда не забуду ощущения, когда он в первый раз оказался во мне — вообще впервые для меня, — никогда не забуду этого наслаждения. Наконец Билл лег рядом со мной, облокотился на локоть и положил руку мне на живот. — Я у тебя первый. — Да. — Ох, Сьюки, — он нагнулся, чтобы поцеловать меня, проведя губами по горлу. — Видишь, я многого не знала, — застенчиво сказала я. — А тебе было хорошо? Я имею в виду, по сравнению с другими? Я стану лучше. — Ты можешь стать более искусной, Сьюки, но лучше ты не станешь. — Он поцеловал меня в щеку. — Ты изумительна. — У меня все будет болеть? — Ты, наверное, решишь, что это странно, но я не помню. Единственной девственницей в моей жизни была моя жена, но это было полтора века назад… да, тебе будет больно. Мы не сможем заниматься любовью день или два. — Но твоя кровь лечит, — сказала я после паузы, чувствуя, как покраснели мои щеки. В лунном свете было видно, как он повернулся, чтобы посмотреть прямо на меня. — Это так, — подтвердил он. — А ты хочешь? — Конечно. А ты? — Да, — выдохнул он и укусил себя за руку. Это было так неожиданно, что я вскрикнула. Он обмакнул палец в свою кровь и, прежде чем я успела напрячься, ввел его в меня. Он начал очень нежно двигать им, и боль моментально исчезла. — Спасибо, — сказала я. — Теперь мне лучше. Но он не убрал палец. — Ой, — сказала я. — Ты собираешься снова заняться этим? Можешь? — Его палец продолжал двигаться, и я начала надеяться. — Давай посмотрим, — предложил он, и в его темном сладостном голосе звучало удовлетворение. Едва узнавая себя, я прошептала: — Скажи, что мне нужно делать. И он начал. На следующий день я вернулась на работу. Несмотря на целительную силу крови Билла, я чувствовала некий дискомфорт, но и прилив сил. Для меня это было совершенно новым чувством. Трудно было не ощущать себя разбитной — нет, это неправильное слово, вернее — невероятно самодовольной. Конечно, в баре меня ждали все те же проблемы — непрестанная какофония голосов, назойливость. Но мне стало как-то легче справляться с этим, запихивать в карман. Мне легче было держать защиту, и вследствие этого я чувствовала себя более расслабленно. А может, из-за того, что я была расслаблена — а я была! — мне было легче держать защиту? Не знаю. Но мне было лучше, и я могла принимать соболезнования завсегдатаев не слезами, а спокойствием. Джейсон появился во время ланча, выпил пару пива с гамбургером, что не было типичным для него. Обычно он не пил в течение рабочего дня. Я знала, что стоит мне сказать об этом напрямую, как он сорвется, поэтому просто спросила, все ли в порядке. — Меня сегодня снова вызывали, — сказал он вполголоса. Осмотрелся, чтобы убедиться, что нас никто не слышит, но бар был наполовину пуст, поскольку сегодня в здании общины проходило заседание Ротари-клуба. — О чем тебя спрашивали? — Я тоже говорила тихо. — Как часто я видел Маудет, заправлялся ли всегда у нее… Снова и снова, будто я не отвечал на эти вопросы семьдесят пять раз. Мой шеф уже на грани, Сьюки, и мне трудно обвинять его в этом. Я не был на работе дня два, а то и три со всеми этими полицейскими штучками. — Может, тебе стоит нанять адвоката? — беспокойно спросила я. — То же мне сказал и Рене. Значит, мы с Рене Леньером думали одинаково. — Как насчет Сида Матта Ланкастера? — Сидней Мэтью Ланкастер, добрый сын и большой любитель виски, слыл самым агрессивным судебным адвокатом в округе. Мне он нравился, поскольку всегда обращался ко мне вежливо, когда я обслуживала его в баре. — Наверное, это лучший вариант. — Джейсон выглядел настолько раздражительным и хмурым, насколько на это способен такой красавчик. Мы обменялись взглядами. Мы оба понимали, что бабушкин адвокат был слишком стар и не смог бы справиться с делом, если бы Джейсона, неровен час, арестовали. Джейсон был слишком занят собой, чтобы заметить во мне какие-то перемены, но я надела белую рубашку для гольфа (вместо обычной футболки с круглым вырезом) из-за воротника. Арлена была более наблюдательна, чем мой брат. Она послеживала за мной все утро, и к затишью, наступившему в три, была уверена в своем диагнозе. — Что, девочка, — спросила она, — развлекалась? Я покраснела как свекла. Определение «развлекаться» делало наши с Биллом отношения проще, но пока все было именно так. Я не знала, что выбрать. То ли заявить: «Нет, мы занимались любовью», то ли промолчать, то ли сказать Арлене, что это не ее дело, то ли просто крикнуть: «Да!» — Ну, Сьюки, и кто же это? — Э-э, ну, он не… — Не местный? Ты встречаешься с одним из служащих «Боссиер Сити»? — Нет, — неуверенно отозвалась я. — Сэм? Я видела, как он смотрит на тебя. — Нет. — Тогда кто? Я вела себя, словно стыдилась. «Распрями-ка спину, Сьюки Стакхаус! — строго повелела я себе. — И плати по счету». — Билл, — ответила я, надеясь, что она скажет: «А, конечно». — Билл, — тупо повторила Арлена. Я заметила, что Сэм подошел к нам и прислушался. Как и Чарлси Тутен. Даже Лафайет просунул голову в окошко. — Билл, — повторила я, стараясь говорить уверенно. — Ну, Билл. — Билл Аберъюнис? — Нет. — Билл… — Билл Комптон, — спокойно вставил Сэм, как раз когда я собиралась сказать то же самое. — Вампир Билл. Арлена была ошарашена, Чарлси Тутен тут же вскрикнула, а Лафайет уронил челюсть на грудь. — Милочка, а не могла бы ты встречаться с нормальным человеческим парнем? — спросила меня Арлена, когда снова обрела способность говорить. — Нормальные человеческие парни не приглашали меня. — Я чувствовала, как на щеках полыхает краска. Я стояла, выпрямив спину, принимая вызов, и по мне это было заметно. — Но, дорогая моя, — проговорила своим детским голоском Чарлси Тутен, — у Билла ведь… вирус. — Я знаю, — ответила я, различая в своем голосе резкость. — Я-то решил, что ты скажешь, будто встречаешься с черномазым, а ты нашла еще покруче, а? — прокомментировал Лафайет, берясь за пилочку для ногтей. Сэм ничего не сказал. Он стоял, прислонившись к стойке, и вокруг его рта возникла белая линия, словно он изнутри кусал щеку. Я посмотрела на них по очереди, заставляя или проглотить, или выплюнуть. Арлена первой пришла в себя. — Ну что ж! Пусть-ка он будет с тобой поласковее, не то мы все ему покажем! Все нашли в себе силы рассмеяться, пусть и слабо. — Зато ты сэкономишь на бакалее! — заявил Лафайет. И тут Сэм одним движением перечеркнул все это неуверенное приятие, внезапно подойдя ко мне и оттянув воротник рубашки. Молчание моих друзей можно было резать ножом. — Вот черт! — очень тихо сказал Лафайет. Я посмотрела Сэму прямо в глаза, решив, что никогда ему этого не прощу. — Не смей трогать мою одежду, — заявила я ему, отступая на шаг и поправляя воротник. — И не лезь в мою личную жизнь! — Я боюсь за тебя, я волнуюсь за тебя, — произнес он, когда Арлена и Чарлси быстро нашли себе занятия. — Это неправда… Или не вся правда. Ты просто злишься. Послушай-ка, приятель! Ты никогда не привлекал меня. И я отправилась вытирать столы. Потом собрала солонки и заполнила их. Потом проверила перечницы, бутылочки с острым перцем и соусом табаско на каждом столике и в каждой кабинке. Я работала, глядя прямо перед собой, и потихоньку атмосфера разрядилась. Сэм ушел в свою контору и занялся бумагами или еще чем-то, мне было наплевать, чем, пока он держал свое мнение при себе. У меня не проходило ощущение, что он сорвал завесу с частной сферы моей жизни, когда открыл мою шею, и я его не простила. Арлена и Чарлси были при деле, как и я, и к моменту, когда начала сходиться толпа людей, закончивших работу, мы снова были достаточно дружелюбны друг с другом. Арлена зашла со мной в дамскую комнату. — Слушай, Сьюки, я хотела спросить. Правда ли вампиры так хороши по части любовных дел, как все говорят? Я просто улыбнулась. Билл появился этим вечером в баре, сразу после наступления темноты. Мне пришлось работать допоздна, так как у одной из вечерних официанток что-то случилось с машиной. Его только что не было — и вот он уже здесь, замедляет движение, чтобы я заметила, как он входит. Если у Билла и существовали какие-то сомнения по поводу того, стоит ли предавать наши отношения огласке, то он не придал им значения. Он поднял мою руку и поцеловал ее так, что будь этот жест проделан кем-то другим, это показалось бы ужасно фальшивым. Я ощутила, как прикосновение его губ к тыльной стороне моей ладони распространяется до самых кончиков пальцев ног, и он тоже осознал это. — Как ты нынче вечером? — прошептал он, и я вздрогнула. — Слегка… — Слова не шли с языка. — Расскажешь мне позже, — предложил он. — Когда ты заканчиваешь? — Как только Сюзи доберется. — Приходи ко мне. — Ладно. — Я улыбнулась ему, чувствуя себя сияющей и легкой. Билл улыбнулся мне в ответ. Моя близость оказала воздействие, его клыки слегка высунулись, и для любого другого эффект улыбки был бы несколько выбивающим из колеи. Он нагнулся, чтобы поцеловать меня, слегка прикоснувшись к щеке, и повернулся, чтобы уйти. Но в этот момент вечер покатился кубарем. В бар вошли Малкольм и Диана, распахнув двери настежь. Интересно, куда подевался Лиам? Может, ставил машину. Надеяться на то, что они оставили его дома, было нелепо. Жители Бон Темпс стали уже привыкать к Биллу, но броский Малкольм и не менее броская Диана взволновали публику. Первой моей мыслью было: это явление никак не способствует приятию наших с Биллом отношений. На Малкольме были кожаные штаны и рубашка с цепями. Он выглядел, словно сошел с обложки рок-альбома. На Диане сверкал цельный комбинезон из лайкры или чего-то похожего, тонкого и обтягивающего, цвета лайма. Если захотеть, наверняка можно было пересчитать все волоски на ее теле. Черные обычно не заходили к Мерлотту, но если для кого-то из них такой визит и был совершенно безопасен, так это для Дианы. Лафайет таращил глаза через окошко раздачи в неприкрытом восхищении, приправленном солидной порцией страха. Пара вампиров вздрогнула от притворного удивления, увидев Билла. Насколько я могла судить, Билл не был особо рад их присутствию, но пережил вторжение спокойно, как, впрочем, и все остальное. Малкольм поцеловал Билла в губы, как и Диана. Сложно сказать, чье приветствие показалось посетителям бара более вызывающим. Биллу лучше бы продемонстрировать свое отвращение и сделать это прямо сейчас, если он хочет сохранить хорошие отношения с жителями Бон Темпс. Билл, не будь дураком, сделал шаг назад и обнял меня, отделив себя от вампиров и присоединив к людям. — Так твоя крошечная официантка все еще жива, — сказала Диана, и ее голос разнесся по всему бару. — Ну не удивительно ли? — Ее бабушку убили на прошлой неделе, — тихо сказал Билл, пытаясь подавить желание Дианы закатить сцену. Ее роскошные карие лунатические глаза задержались на мне, и мне стало холодно. — Это правда? — спросила она и рассмеялась. Вот так. Никто не простил бы ей теперь. Пожелай Билл найти способ укрепиться, я бы написала именно такой сценарий. С другой стороны, отвращение, которое сгущалось среди людей, сидевших в баре, могло создать реакцию и прокатиться и по Биллу. Конечно… для Дианы и ее приятелей Билл был ренегатом. — И когда же кто-нибудь укокшит тебя, деточка? — она поддела мой подбородок пальцем, но я отбросила ее руку. Она бы накинулась на меня, если бы Малкольм не удержал ее руку, лениво, без видимого усилия. Но я заметила напряжение в его стойке. — Билл, — сказал он, словно не напрягал каждый мускул, чтобы удержать Диану. — Я слышал, что в этом городке неквалифицированная рабочая сила исчезает с поразительной скоростью. А маленькая птичка из Шривпорта пропела мне, что ты и твоя подружка были в «Клыкочущем веселье» и расспрашивали, кто из вампиров бывал с убитыми клыками-кулаками. — Но это только между нами, понимаешь, — продолжил Малкольм, и внезапно его лицо стало настолько серьезным, что это пугало. — Некоторым из нас не нравится ходить на бейсбол и (он явно перетряс свою память в поисках чего-то столь же отвратительно человеческого) барбекю. Мы — Вампиры! — он произнес это величественно, с очарованием, и, готова поручиться, множество людей попали под его чары. Малкольм был достаточно умен, чтобы попытаться загладить неприятное впечатление, которое произвела Диана. Одновременно он выказывал и свое презрение тем, кому оно предназначалось. Я собрала весь свой вес и наступила им ему на ногу. Он оскалил на меня клыки. Люди в баре моргнули и встряхнулись. — Почему бы вам просто не уйти отсюда, мистер? — спросил Рене. Он сгорбился у бара, поставив локти вокруг своего пива. В этот момент все висело на волоске, и бар мог обернуться полем кровавой битвы. Похоже, никто из людей не понимал, насколько сильны вампиры, насколько они безжалостны. Билл встал передо мной, что не укрылось ни от одного взгляда. — Что ж, если нашего общества не желают… — протянул Малкольм. Его мужественное мускулистое тело не соответствовало журчащему голоску, который он изобразил. — Эти добрые люди хотят есть мясо, Диана, и действовать по-человечески. Сами по себе. Или с нашим бывшим другом Биллом. — Кажется, наша маленькая официанточка хочет сделать с Биллом кое-что очень человеческое, — начала Диана, но Малкольм схватил ее за руку и вытащил из зала, прежде чем она успела нанести еще какой-либо урон. Весь бар вздрогнул, когда они выходили за дверь, и я решила, что лучше пойду, пусть даже не дождавшись Сюзи. Билл ждал меня снаружи. Когда я спросила, почему, он ответил, что хотел удостовериться в том, что они действительно ушли. Я поехала за Биллом к нему, думая о том, что от этого визита вампиров мы отделались сравнительно легко. Мне было любопытно, зачем приходили Диана и Малкольм. Казалось странным, что они болтались так далеко от дома и внезапно решили заскочить к Мерлотту. Они не прилагали никаких усилий к ассимиляции, может, они просто хотели несколько повредить намерениям Билла. Дом Комптонов явственно отличался от того, каким я видела его в последний раз, в тот злополучный вечер, когда я встретила других вампиров. Рабочие действительно постарались для Билла, то ли оттого, что боялись его, то ли оттого, что он хорошо платил. Может, по обеим причинам. В гостиной был новый потолок и свежие обои, белые с неброским цветочным узором. Паркетные полы были вычищены и сияли, как и было изначально. Билл провел меня на кухню. Она была обставлена скромно, но была чистой и светлой, с новым холодильником, наполненным бутылочками с синтетической кровью. Ванная внизу стала роскошной. Насколько я успела узнать, Билл никогда не пользовался ванной, по крайней мере — для обычных человеческих нужд. Я озиралась в изумлении. Пространство для этой громадной ванной было позаимствовано у кладовой и старой кухни. — Мне нравится принимать душ, — сказал он, указывая на душевую кабину в углу. Она вместила бы двух взрослых, да еще, пожалуй, пару карликов в придачу. — А еще мне нравится лежать в теплой воде. — Он указал на середину помещения, на громадную лохань, окруженную палубой из кедра, на которую с двух сторон вели лесенки. Вокруг стояли горшки с цветами. Все это было настолько приближено к царской роскоши, насколько только может быть в северной Луизиане. — Что это? — спросила я с почтением. — Портативное спа, — гордо ответствовал Билл. — В нем есть струи, которые можно подбирать для каждого человека индивидуально, регулируя напор воды. Это теплая ванна, — упростил он. — В ней и сиденья есть, — отметила я, заглянув внутрь. Поверху шел орнамент из зеленой и голубой плитки. Снаружи располагались ручки управления. Билл повернул их и пустил воду. — Хочешь, примем ванну вместе? — предложил он. Я почувствовала, как щеки пылают, а сердце бьется чаще. — Может, сейчас? — Пальцы Билла потянули мою рубашку за подол, заправленный в черные шорты. — Ну… может быть, — я не могла решиться посмотреть на него прямо, стоило подумать о том, что этот — ладно, мужчина — видел меня больше, чем я когда-либо кому-либо позволяла, включая и врачей. — Ты скучала? — спросил он, расстегивая мои шорты и стягивая их. — Да, — ответила я сразу, потому что это было правдой. Он рассмеялся и нагнулся, чтобы развязать мои кроссовки. — А о чем ты больше всего скучала? — О твоем молчании, — сказала я, не задумываясь. Он посмотрел на меня. Его пальцы помедлили потянуть за шнурок, чтобы развязать бантик. — Мое молчание, — повторил он. — Я не могу читать твои мысли. Ты даже не представляешь, Билл, насколько это здорово! — Я надеялся, что ты назовешь что-нибудь другое. — Ну, обо всем этом я тоже скучала. — Тогда расскажи мне об этом! — предложил он, стягивая с меня носки и пробегая пальцами по бедрам, чтобы стащить с меня трусики. — Билл! Я стесняюсь, — запротестовала я. — Сьюки, со мной можно не стесняться. Со мной меньше, чем с кем бы то ни было иным. — Он встал, снял с меня рубашку и потянулся, чтобы расстегнуть лифчик, пробегая пальцами по следам, которые оставили на коже бретельки, чтобы переключить внимание на мою грудь. Сам он одновременно ногами стаскивал с себя сандалии. — Я попробую, — сказала я, глядя в пол. — Раздень меня. Ну это-то я могла сделать. Я быстро расстегнула на нем рубашку, выправила ее из-за пояса и скинула с плеч. Потом расстегнула пояс и начала расстегивать пуговицу на брюках. Она была тугой, и мне пришлось попотеть. Я готова была зарыдать, если пуговица наконец не подастся. Я чувствовала себя неуклюжей и неумелой. Он взял мои руки и положил себе на грудь. — Медленнее, Сьюки, тише, — сказал он, и голос его был мягким и дрожащим. Я расслабилась почти осязаемо дюйм за дюймом и начала гладить его грудь, как он делал это с моей, завивая волоски вокруг своих пальцев и нежно пощипывая его плоские соски. Его рука легла мне на затылок и мягко надавила. Я и не знала, что мужчинам такое нравится, но Биллу нравилось несомненно, так что я уделила равное внимание и второму соску. Пока я занималась этим, мои пальцы возобновили сражение с пуговицей, и на сей раз она легко расстегнулась. Я потянула брюки вниз, и запустила пальцы внутрь трусиков. Он помог мне забраться в ванну, вода пенилась вокруг наших ног. — Искупать тебя сперва? — спросил Билл. — Нет, — тихо ответила я. — Дай-ка лучше мыло мне. |
||
|