"На грани и за гранью" - читать интересную книгу автора (Хазин Макс)

1. Дантист «Казанова»

Ранним летним утром компания ребятишек из подмосковного Раменского пришла порыбачить на свое заветное место. Под крутым откосом Москвы-реки. Дело обычное, если б вдруг теперь уж не припомнить кто первым увидел большой неопределенной формы, многократно обмотанный бельевой тюк. Если бы я сказал, что мальчишки, не притрагиваясь к нему, сразу же побежали в милицию или, по крайней мере, позвали кого-то из взрослых, – вряд ли бы мне кто-то поверил. И правильно бы сделал.

Как и положено пацанам, решили первыми посмотреть, что там внутри. Разрезали, дрожа от возбуждения, перочинным ножом многочисленные веревки – какое такое сокровище предстанет их взорам?! И можно ли будет с пользой употребить его в тайных мальчишеских делах или придется все-таки сдать властям и довольствоваться благодарностью участкового на школьной линейке?

Лучше бы они не видели того, что им пришлось увидеть… Одного тут же стошнило, другие онемели от ужаса. Кончилось все, натурально, вызовом милиции и следователя прокуратуры.

Стало уже привычным, описывая разного рода ужасные происшествия, подчеркивать, что «содрогнулись даже видавшие виды работники уголовного розыска» и так далее. Но кто из многоопытных мастеров сыска может похвалиться, что спокойно лицезрел груду человеческих костей и две отрезанные головы молодых женщин? Ведь именно это и было содержанием того самого тюка.

Судебно-медицинский эксперт дал категорическое заключение: смерть несчастных наступила не более суток назад, мясо с костей аккуратно срезано.

Детали этого уголовного дела не только являются готовым сюжетом для фильма ужасов, но и представляют блестящий пример ювелирно четкого и профессионально грамотного расследования. Но поскольку цель настоящей публикации совершенно иная, последующие события я изложу достаточно схематично.

Тюк был сделан из оконных штор, на которых имелась метка прачечной. По метке определили приемный пункт (кстати, давно закрытый) в Москве. В архиве управления прачечного хозяйства перелопатили пыльные горы старых квитанций и нашли на одной из них заветную метку. Женщина, сдававшая по этой квитанции белье, пояснила, что шторы принадлежает одинокому пенсионеру, у которого она раз в неделю убирается. Одинокий пенсионер рассказал, что два месяца назад подарил шторы своему племяннику, стоматологу Богословскому. (Здесь и далее фамилии персонажей по понятным причинам изменены). В отдельной двухкомантной квартире стоматолога поиск и закончился – именно здесь произошла трагедия.

В тот вечер он купил несколько бутылок вина и коньяка, чтобы пополнить подопустевший бар. (Все происходило до известного наступления на пьянство). Толкавшиеся в винном отделе две разбитные девушки пошутили, что не прочь бы слегка угоститься. Богословский любезно пригласил их к себе – он, мол, живет рядом и будет рад, если они составят ему компанию и разделят его одиночество. Не ожидавшие такой удачи (они с удовольствием выпили бы и в ближайшей подворотне) девицы охотно согласились. У Богословского нашлась и приличная закуска, а хрустальные рюмки и фужеры и вовсе обворожили гостей, не говоря уже о куртуазном обхождении хозяина. Короче говоря, через полтора часа вся компания была здорово навеселе. Девушки даже поспорили, у кого из них есть преимущественное право остаться ночевать. Хозяин сообщил им свое поистине Соломоново решение – он будет любить обеих, пусть не беспокоятся, ему не впервой, он-де и с тремя управлялся. Девицы, уж на что были облегченного поведения, возмутились, предложение противоречило их панельным представлениям о нравственности.

Богословский поспешил заверить, что сожалеет о своих нескромных предложениях, и в знак примирения открыл еще бутылку, а когда гостьи совсем опьянели, уложил их в спальне, а себе постелил в гостиной на диване. Едва женщины уснули, он убил обеих молотком, трупы перетащил в ванную, до утра состругивал мясо с костей, небольшими порциями спускал в унитаз, а несколько плотных свертков вынес в мусорные ящики сосединих домов. Оставшиеся кости и головы он завернул в шторы и на машине вывез за город, где и сбросил с обрыва.

Его рассказ объективно подтвердился многочисленными следами в квартире: здесь были и обильные следы крови на постеле, и волокна мышц в ванной и туалете, и оставленная им на память одежда обеих жертв…

Богословского направили на судебно-психиатрическую экспертизу. Впрочем, это была почти формальность: всего несколько месяцев назад его выписали из психиатрической больницы, где он находился на принудительном лечении по определению суда. И в тот раз его арестовали за убийство…

Да, уж его-то диагноз заболевания сомнений не вызывал – шизофрения. Еще в юном возрасте он возомнил себя Великим Любовником всех времен и народов. Этот присвоенный им себе титул постоянно фигурировал в его дневниковых записях. Описывая действительные и воображаемые похождения, он приводил поистине немыслимые детали своих сексуальных подвигов. Его мужская мощь якобы делала его неотразимым, и успехи его у прекрасного пола были неисчислимы. Дон Жуан и Казанова в подметки ему не годились. Заболевание явилось причиной действительной сексуальной расторможенности и всяческих половых извращений. К чем это привело, мы уже знаем. И на этот раз Богословского признали невменяемым, вторично направив на принудительное лечение.

Но вот что выявило расследование.

В «мирной» больничной жизни Богословский был спокойным и обходительным человеком, к тому же прекрасным специалистом. Он не доставлял никаких хлопот медицинскому персоналу, а потому быстро с ними поладил. И вообще отношения между больным и врачами-психиатрами напоминали «режим наибольшего благоприятствования»: он им лечил и вставлял зубы, они предоставили ему право свободного передвижения и не очень досаждали инъекциями и прочими специфическими мероприятиями. Когда же подошла очередь Богословского на «Волгу», он благополучно выкупил ее и даже получил права вождения.

Естественно, при сложившихся для всех удобных отношениях психиатры не очень упорствовали, оформляя документы об освобождении такого полезного для них пациента от дальнейшего принудительного лечения. Да и какие, на их взгляд, можно предъявить к ним претензии? Ведь на момент выписки больной опасности для окружающих не представлял. Хотя известно, что шизофрения неизлечима, и никто не может дать гарантии, что не наступит очередное обостроение. Оно и наступило… Такова грустная психиатрическая действительность. И спросить не с кого…