"Силиконовый маг" - читать интересную книгу автора (Хэмбли Барбара)

Глава 3

Видимо придется все делать самой. Так думала Джоанна, глядя в окно гостиной комнаты, за которой уже начали сгущаться сумерки. Особенно было неприятным, что страх подобно железному обручу сдавил виски.

Ах, Антриг должен простить ее за это.

Вообще-то слово «прощение» ничего не означало для Джоанны. Во всяком случае, до того момента, когда вышедшие из Ворот Пустоты чародеи не вошли в дом Гэри. Ах, если бы она тогда вняла мольбам Антрига и отпустила бы его на все четыре стороны. А теперь на ней лежит такой тяжкий грех.

Девушка почувствовала, что ей снова хочется заплакать, и сжала изо всех сил зубы. Хорошо еще, что в руках была чашка горячего чаю, она сделала торопливый глоток, чтобы сконцентрироваться хоть на чем-то кроме отчаяния.

— Сомневаюсь даже в том, что кто-то из нас вообще теперь сможет узнать его, — тихо говорил Магистр Магус, — рассказывают, что все, что он иной раз делает — это сидит в углу и тихо плачет. Или просто вскакивает и начинает бить кулаком в стены. Рассказывают также, что у него постоянно случаются галлюцинации и что он ведет разговор с потусторонними силами, которые тоже наверняка чудятся ему.

— Это я обрекла Антрига на все это, — подумала девушка, — и из-за своего предательства мне в одиночку приходится мучиться с Сураклином.

Она даже не знала, что хуже: ощущать страх от близости где-то Темного Волшебника, или быть помешанным.

Часы пробили шесть вечера. На улице уже стояла темнота. Посетительницы Магуса давно ушли, скорее всего, делать новые прически для вечерних балов и приемов. Дом погрузился в тишину, прерываемую только позвякиванием посуды и прочих принадлежностей с кухни, где как раз готовили еду. Стекла слегка задрожали, пошел дождь. И сразу Джоанна почувствовала себя неуютно, словно стояла на улице, а не сидела в домашнем тепле.

Вдруг она поняла, что ее молчание затянулось. Глянув на Магуса, девушка заметила, что тот с беспокойством поглядывает на свою гостью. Неловко поставив чашку с недопитым чаем на стол, Джоанна спросила радушного хозяина:

— А откуда тебе все это известно?

— Это уже известно всем здесь, — печально покачал головой Магистр.

— Лично я разговаривал с хасу и гвардейцами, которым доводилось охранять его. Стража возле Антрига сменяется каждую неделю полностью, ведь он кричит и бормочет во время галлюцинаций, на стражников это действует не слишком хорошо, ведь они же все молодые люди. Вот Епископ и сменяет их. К тому же неизвестно, как иллюзии могут повлиять на них

— вдруг Антриг подтолкнет кого-то к безумию?

Магистр вертел в руках, волнуясь, столовый нож. Было видно, что он переживает и за своего друга, и за Джоанну. Сейчас Магус был без своей черной робы, и потому своим бархатным камзолом с отложным кружевным воротничком, кольцами на пальцах напоминал преуспевающего торговца. Джоанна подумала, что лично ей принц-регент куда больше напоминал предсказателя судьбы, чем этот Магус.

— А не сделала ли все это с ним та самая печать, которую на него наложили?

Магус уставился в одну точку, размышляя.

— Я даже ума не приложу, как бы это могло произойти, — признался он, — к тому же он до этого целых семь лет просидел под печатью и с ним ничего страшного не случилось.

— Но ведь тогда печать просто висела на двери Башни, а не была постоянно на его шее?

— На шее? — у Магуса просто челюсть отвисла.

— Ну, она отпечатана на железном ошейнике, выгравирована, — нетерпеливо пояснила девушка. — Как только он признался во всем, в чем они его обвиняют, ему надели ошейник. Видимо, кто-то в Совете Кудесников до сих пор противится выносу решения по его казни.

Магистр отвел глаза, явно чувствуя приступ тошноты.

— Все это я видела во сне, — сообщила Джоанна.

— Тогда все это нисколько не удивляет меня, — рассеянно сказал волшебник, — ведь его душа способна растекаться и мысленно соприкасаться с… — тут хозяин дома искоса посмотрел на Джоанну. — Дитя мое, но ты хоть знаешь, что именно это за печать? Какое действие она оказывает? — и видя, что Джоанна вопросительно уставилась на него Магус продолжал, — это одно из самых страшных наказаний для волшебников, берусь смело сказать. Печать не только отнимает нашу силу. Печать как бы противопоставляется силе волшебства. И чем внушительнее сила кудесника, тем мощнее… Печать как бы вбирает в себя силу волшебника, впитывает ее. Так что если бы оказалось, что они все эти шесть недель просто подвергают его пыткам, то это можно было бы с уверенностью считать куда более милосердным отношением. Неудивительно, что он тронулся рассудком. Помоги ему Бог. — И Магус испуганно принялся поглаживать клинообразную бородку, бормоча молитву.

Отмороженные пальцы всегда болят, когда отогреваются. И Джоанна узнала знакомое чувство — так в ее груди после безграничного отчаяния вновь загорается надежда.

— Так если бы попробовать убрать эту печать… — начала она.

— Это невозможно, дитя мое, — пробормотал печально Магистр, — при попытке сделать это ты только обречешь на смерть себя. Антриг мой друг. А я ведь тоже не слепой, в тот раз, когда вы были у меня, я понял, что ты любишь его.

— Это не так, — сорвалась Джоанна, — моя любовь к нему… она тут вовсе не при чем. И здесь я даже не совсем потому, что именно из-за меня он попал в руки Совета…

Магус вытаращил глаза, в ужасе глядя на свою гостью.

— А я тут потому, что мне никак не обойтись без помощи волшебника,

— продолжала Джоанна резко. — Без помощи Антрига мне с этим делом точно не справится. Уж хотя бы взять то, что он единственный из нас всех, не считая, конечно, меня саму, кто верит в угрозу. Эта угроза для многих миров. Периоды упадка жизненных сил, которые наблюдаются и у вас, и у нас, — это все не случайно. Антриг единственный из волшебников, который способен справиться с Сураклином.

Нет, не стоило так сразу называть тут вслух страшное имя. Сразу повисла тишина, такая тишина возникает после страшного удара грома. Казалось, все стихло: перебранки поваров на кухне и стук посуды, барабанная дробь дождя в стекла окон, грохот колес по булыжной мостовой на улице. Магус еще некоторое время беззвучно шевелил губами, точно пытаясь вдуматься в смысл услышанного. Наконец он опомнился и прошептал:

— Но это невозможно. Сураклин умер.

— Отчасти это так, настоящее тело Сураклина действительно давно мертво, — сказала Джоанна веско, — но вот только ум Сураклина, его знания, умения и способности давно уже жили в совершенно чужих телах. А теперь он собирается запустить компьютер — это такая большая машина, чем-то похожая на механическую прялку — а машина эта приводится в действие электричеством. Электричество вырабатывается телисами из жизненной энергии, которую высасывает Сураклин. Постепенно должно исчезнуть все волшебство, как исчезает и твое волшебство, Магус. Сураклин собирается взять надо всем власть.

Закончив, девушка поглядела на собеседника, который сидел ни жив ни мертв. Он знал, что Джоанна говорит правду, но его мозг по инерции отказывался верить в случившееся, уж слишком много привычных стереотипов при этом ломалось.

— Но ведь тогда Антриг был тут с тобой, и он говорил… — начал было Маг.

— Он разыскивал Сураклина.

— Бог мой, — только и сумел сказать кому-то из нас, — продолжала Джоанна, — ведь он был уверен, что кто-то обязательно находится под влиянием Сураклина, — тут вдруг она подумала, что Магус вполне может быть сообщником Темного Волшебника, но в следующую минуту ей стало не по себе от столь дурацкого предположения. Но ладно, была не была. Все равно уже Антриг, говорят, успел свихнуться. — Послушай, Магус, мне нужна твоя помощь.

— Но только не в борьбе с Сураклином.

— Но ведь он даже не знает, что я тут.

— Он узнает. Девушка, ради всех святых, заклинаю тебя. Неужели ты до сих пор не поняла нашей жизни? — волшебник смотрел на Джоанну расширенными глазами. — Я никогда не жил в Кимиле, в этом городе Церковь всегда обладала слишком сильными позициями, чтобы хоть какой-то кудесник мог почувствовать себя там спокойно. Мне только приходилось бывать там, когда Сураклин был еще жив. И я скажу тебе, что там не было ничего, о чем бы Сураклин рано или поздно не узнавал. И не было таких людей, кто бы не подчинялся ему. Иначе ослушнику приходилось туго. Впрочем, Сураклин никогда не говорил, что он приказывает. Он говорил, что только просит, но горе было не выполнившему такую «просьбу».

Джоанна затаила дыхание, слушая.

— Впервые я увидел его на рыночной площади. Он был одет в одежду коричневого цвета, я это запомнил. И еще его глаза желтые, как у кота. В тот момент он стоял и наблюдал, как дети, играя, носятся друг за другом. И он… он подошел к маленькой девочке, взял ее за руку и просто куда-то повел. И это на глазах всего Кимила. Никто ему даже слова не сказал. Я был поражен. Поначалу я подумал было, что никто ничего не говорит ему из-за того, что Сураклин просто наложил на всех заклятье, которое заставляет человека столбенеть. Но какой-то маленький мальчик побежал и сообщил о случившемся матери девочки, которую увел Темный Волшебник. И мать зашикала на него. Я никогда не забуду, как по ее лицу катились слезы, и какое при этом лицо было у Сураклина. Дитя мое, я повторяю тебе еще раз, что я не хочу связываться с Сураклином.

Неужели, подумала Джоанна, Сураклин проделал когда-то нечто подобное с Антригом тоже? Просто пришел в какой-нибудь город, положил глаз на этого девятилетнего еще мальчика, взял его за руку и повел с собой? Или он до этого сумел завоевать доверие Виндроуза, как завоевал и доверие Гэри?

— Но тогда помоги спасти Антрига, — тихо сказала девушка. Видя, как поспешно отворачивается предсказатель, Джоанна повторила: — Магус, я прошу тебя. Иначе пропадет моя последняя возможность.

— Даже если вдруг каким-то образом тебе удастся попасть в Башню, — отозвался Магус, — и если ты снимешь-таки с него ошейник с печатью, о это еще не значит, что с ним сразу все станет в порядке.

— Но я все равно должна хотя бы попытаться, — закричала вдруг Джоанна, — но только я не смогу проделать все это одна. Сураклина нужно обезвредить.

Уж чего-чего, а утешать плачущих женщин Магус умел. Он поднялся из-за стола, подошел к сидящей Джоанне и положил свои руки ей на плечи. И несмотря на такую открытую трусость и нежелание помочь ей, девушка вдруг почувствовала, что этот человек действительно утешает ее, ей становится легче. Словно теплота ее рук наполнила ее тело.

— Дитя мое, — проговорил Магистр печально, — я говорю то, что думаю. Хотя и сознаю, что ты считаешь меня трусом и подлецом.

Джоанна, подняв резко голову, заглянул ему прямо в глаза и увидела, что в них борются два противоречивых чувства — с одной стороны, страх перед Сураклином, перед муками, с другой — присущие в какой-то степени каждому мужчине смелость и отчаяние от неумения использовать ее в нужный момент.

— Мне и так уже пришлось хлебнуть изрядно бедствий, — виновато продолжал чародей, — и инквизиторы смотрят на меня косо, хотя волшебников и не считают, и регент то и дело стремится расправиться со мной, хотя его двоюродный брат и взял меня под свое покровительство. А тут еще на нас вообще обрушилось, что называется, тридцать три несчастья, и разные чудовища появляются неизвестно откуда, и уборка урожая плохо идет, и купцы на кораблях из Саарика что-то больше не стремятся к нам, и вообще вреди моих сограждан царит страх и неуверенность в завтрашнем дне… А уж сколько ходит слухов, что тот или иной волшебник замышляет заговор против Власти… Дитя мое, пойми, Инквизиции нужен только повод, и мне конец. По идее, я вообще не должен был давать тебе приюта…

Джоанну охватил страх, но Магус успокаивающе погладил ее волосы. Свет десятка свечей, горевших в серебряном подсвечнике замысловатой работы, отбрасывал тени на его искаженное отчаянием лицо. И Магистр продолжал:

— Я могу только просить тебя, чтобы ты не злоупотребляла моим гостеприимством и не навлекла инквизиторов на мой дом. И ни слова обо мне ни в Совете Кудесников, ни перед регентом, если ваши пути вдруг пересекутся. От одного его взгляда мне становится не по себе. Помни, что мне отступать некуда. Я видел Сураклина, дитя мое, я понял, что он на все способен. Пойми меня правильно, что я говорю тебе: испытать на себе его гнев — это даже хуже смерти.

Джоанна вздохнула, страстно желая, чтобы сейчас на месте Магуса оказался кто-нибудь другой, кто мог не расхолаживать и стращать ее, а помочь словом и делом.

— К сожалению, — наконец сказала она, — хуже смерти также и не пойти против него, пассивно ждать. И потому, уважаемый Магистр, у меня просто не остается выбора.

Торговец горячей лапшой, тележка которого испускала в холодный воздух струйки пара, удивленно уставился на Джоанну, но вслух своего изумления не выразил и указал ей в сторону, куда ей нужно было идти. Этот квартал города Ангельской Руки был попросту трущобами — полуразвалившиеся дома, то ли сложенные из плохого обожженного кирпича, то ли вообще слепленные из глины, прижались один к другому точно не давая друг другу рухнуть от ветхости. Улицы были тут столь узкими, что разведи руки в стороны и ты уже касаешься противоположных сторон улицы. Наверху почти все свободное пространство было заполнено развешанными для просушки выстиранным бельем — почти все заштопано, залатано. Прямо под ногами плещется сточная вода вперемежку с отбросами, и по этому полузамерзшему на стылом воздухе великолепию с визгом носятся местные детишки, одетые в отрепья. Кое-где виднелись лавки, торговавшие либо поношенной одеждой, либо дешевой провизией. О харчевнях вообще страшно было говорить — из двери такого заведения несло, как из общественного туалета. На громадных медных сковородах шкворчали куски позеленевшего мяса. По улицам, меся ногами зловонную слякоть, торопились обитатели этого квартала — тут и жили староверы.

Джоанна нервно ощупала висевший под шерстяной накидкой пистолет, и сразу почувствовала себя увереннее. Она даже не могла себе представить, как отреагирует Керис на ее возвращение, но гадать на сей счет не хотелось. Зная только то, что известно самому Керису, Джоанна могла предположить, что он сразу догадается о причине ее визита.

Подворье Магов представляло собой скопище поставленных вкруговую домов — штук восемь или девять, как прикинула на глаз путешественница. Как и везде, булыжная мостовая была обильно усыпана отбросами. Какая-то женщина разметала метлой лужу у порога своего дома. Да, осень здесь поистине ужасное время года. Заморозки, ветры. А Сикерст, наверное, уже давно покрыт снегом.

Кстати, уборочная страда в этом году тут так и не прошла. Именно это упомянул и Магус среди прочих напастей. Судя по обилию нищих, цены на хлеб взлетели соответственно. Кто-то сказал Джоанне, что по осени в городе всегда прибавлялось нищих. Только по весне, когда торговые суда из Саарика вновь наполняли гавань города Ангельской Руки, жизнь входила в более менее привычное русло, и нищих становилось меньше, ведь работники нужны везде. А потом наступала осень, и все возвращалось на круги своя.

Только Джоанна подошла поближе к Подворью, как дверь крайнего дома отворилась, и из нее вышла группа кудесников и послушников. Девушка моментально узнала госпожу Розамунд, все так же блиставшую своей холодной красотой. Она что-то растолковывала шагавшему рядом с ней белоголовому старику, похожему на одуванчик. Изо рта женщины валил пар

— температура была ниже нуля. До Джоанны доносились обрывки слов. Хваля себя за предусмотрительность, она вовремя накинула капюшон, и теперь ее узнать было невозможно. Джоанна медленно стала пересекать площадь, стараясь не привлекать к себе внимания.

Больше всего ей как раз и не хотелось наткнуться тут на госпожу Розамунд.

Наконец Джоанна сообразила, что ей нужно делать. Спустившись в находящуюся в подвальном этаже дома таверну, она дала мальчику-прислужнику медную монетку и попросила передать сообщение послушнику по имени Керис. Да, тому самому Керису, что живет на Подворье Магов. Сидя в полупустой грязной комнате харчевни, Джоанна вдруг подумала, что именно она сможет сказать внуку архимага, который приложил столько усилий, чтобы поймать Антрига и предать его справедливому, по их общему мнению, суду. В последний раз она видела Кериса, когда тот вместе с несколькими волшебниками, подавив попытку Антрига скрыться от них, сбил Виндроуза с ног и поволок его к Воротам Пустоты. Тогда лицо Кериса было совершенно спокойным, он ничем не выдавал своих чувств.

Но, с другой стороны, Керис прошел вместе с Джоанной и Антригом долгий путь из Кимила до города Ангельской Руки. Даже с небольшим волшебным даром Кериса все равно можно было отчетливо чувствовать, как жизненная энергия вытекает из живых существ, чтобы перелиться в компьютер Сураклина. Ему приходилось сражаться с разной нечистью, что появлялось из Пустоты. И, конечно же, он слышал, что рассказывал Виндроуз о грозящей всем опасности. Керис был одним из немногих, знала Джоанна, кто мог понять, что же на самом деле происходит. В конце концов, именно Антриг спас однажды жизнь Керису.

Вдруг входная дверь пронзительно заскрипела. Джоанна подняла голову, вверху, в мрачном сиянии масляной лампы, стоял он — Керис. Сейчас он в точности напоминал древнегреческого бога. Внук архимага стал растерянно водить глазами по залу, стараясь понять, кому же именно он мог понадобиться в столь неподходящем месте.

Керис, как всегда, был при оружии. Меч и два кинжала поблескивали на его поясе. Глаза Кериса быстро окинули зал, видимо, поначалу послушник оценил степень возможной опасности. Наконец, взгляд Кериса остановился на девушке.

Постояв немного, парень с каменным выражение лица резко повернулся и вышел из харчевни.

Удивленная и обеспокоенная, Джоанна бросилась что есть силы за ним. Она на ходу проклинала все это ханжеское средневековье, заставлявшее женщин носить столь неудобные наряды, в которых можно запросто запутаться на бегу. Толчком она распахнула дверь. Холод резко ударил ей в лицо. Узкая улочка была совершенно пустынна, Кериса нигде не было видно. Тут Джоанну осенило, глядя на подмороженную корку нечистот, она последовала по свежим следам, которые вели в ближайший переулок.

Вдруг чьи-то крепкие руки схватили ее сзади. Джоанна в ужасе закричала, когда кто-то толкнул ее лицом к грязной кирпичной стене. Одна рука держала ее за запястья, а вторая рванула под накидку, где висел нагретый теплом ее тела пистолет.

Все это буквально заняло пару секунд, в следующий момент Керис повернул ее лицом к себе. Одновременно он сунул в карман пистолет девушки. Ярко-карие глаза парня настороженно и враждебно глядели на Джоанну, словно они никогда и не встречались.

— Пошли со мной, — сказал он.

Джоанна совершенно растерялась, она уже успела вдоволь навосхищаться его красотой, а вот силу Кериса ей пришлось испытать впервые. И она почувствовала себя неуверенно. Впрочем, в этой силе не было ничего удивительного, ведь Керис сам рассказывал ей, что с четырнадцати лет работал по восемь часов в день.

— Но Керис, что ты… — начала было она.

Внук архимага помедлил на секунду.

— Тебе не следовало снова являться сюда, Джоанна, — наконец промолвил он. — На сей раз ты должна понять, что теперь архимаг не отпустит тебя обратно.

Причем сказано это было столь же невыразительной интонацией, с какой Керис мог бы говорить с кем угодно. Лицо его тоже оставалось каменно-непроницаемым.

Вот на такой поворот событий Джоанна никак не рассчитывала. Что называется, удар ниже пояса. Она знала, что если бы госпожа Розамунд узнала ее там на площади, то она и сразу вспомнила ее, вспомнила, как она помогла им. Но вдруг она бы теперь сочла ее сознательной сообщницей Антрига? А ей даже в голову не приходила мысль, что волшебники могут запросто засадить ее в каталажку. Ведь тут ее никто и не хватился, она как бы не существует в этом мире. И никто не будет ничего знать о ней, кроме разве что Магистра Магуса, да и тот слишком напуган, чтобы заниматься ее розысками.

Первым порывом было молить Кериса отпустить ее. Но в ней вдруг проснулся гнев. Резко развернувшись, Джоанна ударила по бугристой груди послушника.

— Слушай, парень, — сказала она, злобно глядя на внука архимага, — но ты можешь хотя бы представить себе, что ты в состоянии распорядиться, допустим, пятью минутами своего времени?

Кериса тоже охватил гнев. Джоанна увидела, как раздуваются ноздри и поняла, что ее удар попал в цель. Но Керис не зря обучался в школе послушников, и потому он сумел сдержать свои эмоции и ответил просто:

— Именно моя собственная воля сдержала меня в тот момент, когда я добрался до этого негодяя Антрига. А если бы я в точности соблюдал инструкции Совета Кудесников, то дед мой был бы и сейчас жив.

Раздраженная Джоанна использовала несколько крепких словечек, которые почерпнула из лексикона возчиков, пока добиралась в город Ангельской Руки. Потом, видя замешательство Кериса, она спросила:

— Послушай, братец, а вот не кажется ли тебе, что ты и так вполне добросовестно выполнял приказы этого твоего Совета, когда отпустил Солтериса одного в Башню, а потом оставил их наедине в доме Гэри? Мне думается, что твоя излишняя исполнительность как раз ему и помогла.

Керис выпустил изо рта клуб пара, но хватку не ослабил.

— Когда я приносил присягу на верность Совету Кудесников, я передал им право распоряжаться собой, — гордо заметил он, — и твои речи меня совершенно не интересуют, насколько верны или неверны они окажутся потом.

— Но разве тебя не интересует, как это вдруг получилось, что Антрига хоть и посадили в Башню Тишины, хоть и запечатали его дверь вашей хваленой печатью, но при этом жизненная и волшебная энергия продолжала выливаться изо всех вас? И почему это разные чудовища заполонили вашу страну?

— Это происходит потому, что Антриг до сих пор не казнен, — с этими словами Керис резко толкнул Джоанну к выходу из переулка.

Девушка вылетела, как пробка, повинуясь грубой силе. Еще ужасала одна только мысль предстать перед членами Совета Кудесников. Но сейчас ее захлестывала ярость, нежели страх.

— Будь ты проклят, — зашипела девушка. — Ты можешь действовать как человек, как обычный живой человек, а не как компьютер?

— Но ведь человек слишком… — Керис тоже вышел из себя.

Наконец Джоанне удалось вырвать свою руку из железной хватки послушника, и она стояла, потирая покрасневшее запястье.

— Мне приходилось сталкиваться с кучей компьютеров, можешь мне в этом верить, — сказала она язвительно, — но ты, оказывается, куда глупее их.

Они стояли друг напротив друга у излучины переулка, как брат и сестра, не поделившие яблоко. Керис тяжело дышал, и было видно, что он совсем не прочь ударить Джоанну. «Только пусть попробует стукнуть, — подумала Джоанна, — я тогда оторву ему уши».

Но постепенно злое выражение стало исчезать с лица внука архимага. Постепенно он снова стал выглядеть самим собой — молодым парнем, чем-то обеспокоенным. И девушка вспомнила, что ему всего лишь девятнадцать лет. И Керис уже тихим голосом сказал:

— Не мне судить об этом, не мне даже слушать все это. Единственное, что я знаю, так это то, что ты идешь против воли Совета. Ты ведь пришла сюда спасти Антрига, не так ли?

— Ты льстишь ему, — отозвалась Джоанна, — и одновременно оскорбляешь меня. Я пришла в твой мир потому, что узнала, как узнал и ты, что настоящий Сураклин все-таки не умер двадцать пять лет назад, когда все вроде бы считали, что он убит. Керис послушай меня, последние четыре года душа Сураклина жила в теле твоего деда Солтериса.

— Нет! — резко отшатнулся Керис, и выражение его лица снова стало каменным и злым. — Это он, наверное, сам тебе сказал? Конечно он, чтобы спасти свою шкуру. Если бы я знал раньше, что он станет клеветать на Солтериса, я бы…

— Ты перерезал бы ему вены там, в Башне, когда он сам попросил тебя об этом? — в тон ему спросила девушка. Керис раскрыл от удивления рот. — В моем мире есть один человек, это хозяин дома, в котором мы все тогда были. В том самом доме, где тогда нашлись отметки Сураклина. И после того, как твой дед умер, когда Сураклин покинул его тело, оставив Солтериса в безумном и бессознательном состоянии, как и императора, так вот, этот мой знакомый сразу стал говорить и вести себя именно так, как вел себя твой дед. Ты вспомни, твой дед сам рассказывал, что именно Сураклин умеет переселяться из тела в тело, сохраняя при этом свои старые манеры. Керис, мы совершили ужасную ошибку. Мы взяли не того. Нужно хоть теперь остановить Сураклина. Но для этого нужно побыстрее вызволить из Башни Антрига. Нужно снять с него печать. Антриг единственный, кто может нам помочь.

— Я не верю этому, — ледяным голосом сказал Керис. — Моего деда убил Антриг. Он воспользовался его доверчивостью. Так мог действовать только Сураклин.

— Керис, — тихо сказала Джоанна, — ты не помнишь тот момент, когда твой дед вдруг резко изменился?

— Нет, — но при этом послушник быстро отвел глаза в сторону. — Все это случилось из-за смерти бабки. Он любил ее, — но в следующий момент Керис резко сжал губы. Вероятно, он вспомнил проданную Совету Кудесников клятву, в которой было и обещание не проявлять слабости.

Когда Джоанна посмотрела в его глаза, то увидела там что-то вроде огонька ненависти.

— Разве ты не понимаешь, что дело тут совсем не в этом? — трагически спросила она.

— Я не знаю, в чем тут дело, — слова Кериса летели, словно камни из пращи. — Все, что ты мне тут сейчас говоришь… Я поклялся Совету быть орудием в его руках. Я… я просто не могу думать об этом. Пусть думают на Совете. Я простой послушник.

Посмотрев внимательно в лицо Кериса, Джоанна внезапно испытала приступ жалости к этому парню, который сам обрек себя на роль бездушной машины. Он совершил своего рода сделку за душевный покой, который означал отсутствие необходимости принимать решения, он отдал свою волю. Теперь он сам почувствовал, что это не всегда спасает его от ударов судьбы, но сделать ничего был не в силах.

И девушка ощутила, что гнев на Кериса улегся в ней.

— Извини меня, Керис, — пробормотала она, повернулась и побрела к противоположной стороне улицы. Горечь поражения наполнили душу Джоанны, как будто бы она сейчас проиграла большое сражение. Керис же, стоя и наблюдая за удалявшейся фигуркой недавней единомышленницы, даже сдерживал дыхание. На него нахлынула волна самых противоречивых чувств. Уже возвращаясь к дому Магистра Магуса, она подумала, что на чей раз Керис отчего-то не выполнил своей обязанности и не доставил ее в Совет. А много позже она вспомнила, что у Кериса остался ее кольт.