Джорджетт Хейер Муслин с веточками

I

Миссис Уэтерби с восторгом отнеслась к утреннему визиту своего единственного оставшегося в живых брата, но первые полчаса после его прибытия ей не была дарована возможность заговорить о чем-либо серьезном – только и удалось обменяться несколькими банальностями поверх голов своих шумных отпрысков. Сэр Гарет Ладлоу прибыл на Маунт-стрит как раз в тот момент, когда компания школьного возраста, состоящая из мисс Анны, весёлой девицы, дебютантки будущего года, мисс Элизабет и мистера Филиппа, возвращалась с прогулки в парке под опекой своей гувернантки. Как только эти деликатно воспитанные дети узрели высокую, элегантную фигуру своего дяди, они отбросили в сторону все правила приличия, так заботливо вбиваемые в их головы мисс Фелбридж, и с пронзительными воплями:

«Дядя Гари, дядя Гари!» – бросились сломя голову по улице, настигнув его на пороге своего дома. К тому времени, как мисс Фелбридж, снисходительно кудахтая, догнала их, дворецкий уже открыл дверь, и восторженные юные родственники втащили сэра Гарета в дом. Его забрасывали вопросами, тут же делились секретами, старшая племянница любовно повисла на одной руке, младший племянник пытался привлечь его внимание, яростно дергая за другую, но он освободился ровно настолько, чтобы протянуть руку мисс Фелбридж, произнося с улыбкой, которой всегда удавалось привести в трепет сердце в ее целомудренной груди:

– Как поживаете? Не браните их. Это исключительно моя вина – хотя почему я должен производить на них такой потрясающий эффект, понятия не имею! Вы совсем поправились? Когда мы виделись последний раз, вам сильно досаждал скверный приступ ревматизма. Мисс Фелбридж вспыхнула, поблагодарила и все отрицала, думая, как это похоже на милейшего сэра Гарета – помнить такую мелочь, как ревматизм гувернантки. Всякий дальнейший обмен любезностями был прерван появлением на сцене мистера Лея Уэтерби, который извергся из библиотеки в дальней части дома с воплями:

– Это дядя Гари? О, клянусь Юпитером, сэр, я дьявольски рад вас видеть! Мне как раз кое о чем хочется спросить вас!

Затем вся компания затащила сэра Гари наверх, в гостиную, разговаривая во весь голос и благодаря этому не слыша безуспешных попыток со стороны мисс Фелбридж удержать своих питомцев от того, чтобы они ворвались к своей маме таким совершенно неподходящим манером.

Настаивать, конечно, было бы бесполезно. Молодые Уэтерби, начиная с Лея, претерпевающего суровую муштру, долженствующую обеспечить ему вступление в университет в конце года, и кончая Филиппом, сражающимся с крючками и палочками, были единодушны в выражении своего решительного мнения, что нигде не найдется более восхитительного дяди, чем сэр Гарет. Попытка выставить молодых членов семьи в классную комнату могла окончиться только неудачей или, в лучшем случае, длительным периодом дурного настроения.

Как изысканно выражался мистер Лей Уэтерби, сэр Гарет был самым шикарным парнем, когда-либо родившимся на свет. Известный коринфянин, он никогда не считал ниже своего достоинства показать племяннику, старающемуся походить на денди, как повязать галстук. Мистер Джек Уэтерби, которого такая ерунда нисколько не заботила, тепло отзывался о его щедрости и полном понимании самых насущных потребностей молодых джентльменов, претерпевающих жестокие лишения в Итоне. Мисс Анна, ни в коем случае еще не выезжающая в свет, не знала большего источника радости и гордости, чем приглашение, сидя рядом с ним в коляске, сделать круг-другой по парку, к зависти (по ее убеждению) любой другой, не такой удачливой девицы. Что касается мисс Элизабет и мистера Филиппа, они считали его источником таких головокружительных наслаждений, как посещение амфитеатра Остли или Большого фейерверка, и не могли признать за ним никаких недостатков.

В этом они не были исключением: очень немногие находили недостатки у Гарета Ладлоу. Наблюдая, как он ухитрялся, снова и снова демонстрируя по настоянию маленького Филиппа волшебные свойства своих часов с репетиром, выслушивать особые проблемы, волнующие Лея, миссис Уэтерби думала, что не так-то легко найти более привлекательного мужчину, и пожелала, уже в тысячный раз, отыскать для него невесту, достаточно очаровательную, чтобы вытеснить из его сердца память об умершей возлюбленной. Богу известно, как много усилий она приложила для выполнения этой задачи за семь лет, что прошли со времени смерти Клариссы. Она знакомила его со множеством подходящих женщин, некоторые из них были столь же умны, сколь и красивы, но ни разу не смогла обнаружить в его глазах хотя бы намека на тот взгляд, что согревал их, когда они обращались на Клариссу Линкомб.

Эти размышления были прерваны появлением мистера Уэтерби, надежного вида человека лет сорока с небольшим, который, крепко пожимая руку шурину, отрывисто произнес: «А, Гари! Рад тебя видеть!» – и моментально отправил своих отпрысков заниматься их собственными делами. Покончив с этим, он заявил жене, что ей не следует поощрять детей в приставании к дяде. Сэр Гарет, овладев своими часами и моноклем, сунул первые в карман, повесил второй на шею на длинной черной ленте и сказал:

– Они не досаждают мне. Пожалуй, я возьму Лея с собой в Кроли Хит в следующем месяце. Хорошая схватка даст ему возможность думать о чем-нибудь другом, кроме покроя сюртуков. Да, я знаю, ты не одобряешь профессиональный бокс, Трикси, но если ты не позаботишься, мальчик постарается стать денди.

– Ерунда! Не хочешь же ты обременить себя каким-то школьником! – ответил Уоррен, не слишком удачно пряча свое удовольствие от приглашения.

– Да, хочу: мне нравится Лей. Ты не должен беспокоиться, что я позволю ему что-нибудь натворить, я не позволю.

В разговор вступила миссис Уэтерби, высказывая вслух свои мысли:

– О, мой дорогой Гари, если бы ты знал, как я мечтаю видеть тебя балующим своего сына! Он улыбнулся.

– Правда, Трикси? Вот так уж случилось, что именно это и привело меня сегодня к тебе. – Он заметил выражение страшного испуга на ее лице и разразился смехом. – Нет, нет, я не собираюсь открыть тебе существование плода любви. Просто я верю, вернее, надеюсь, что мне скоро понадобятся твои поздравления.

Сначала она не могла поверить, потом с горячностью воскликнула:

– О, Гари, это Алиса Стоквелл?

– Алиса Стоквелл? – в удивлении повторил он.

– Хорошенькое дитя, которое ты подбросила на моем пути? Ну нет, моя милая!

– Я тебе говорил, – с тихим удовлетворением заметил мистер Уэтерби. Она не могла не ощутить некоторого разочарования, поскольку из всех ее протеже мисс Стоквелл казалась самой подходящей. Однако ей удалось очень успешно скрыть его. Она сказала:

– Тогда заявляю, что я не имею ни малейшей догадки, кто это может быть. Хотя… О, умоляю, скажи мне скорей, Гари!

– Ну, конечно, – ответил он, изумленный ее горячностью. – Я попросил разрешения у Бранкастера просить руки леди Эстер. Результатом этого заявления было некоторое замешательство. Уоррен, в этот момент вдыхавший понюшку табака, удивился настолько, что вдохнул слишком усердно и зашелся в приступе чихания; а его жена, уставившись на брата, как будто не веря собственным глазам, разразилась слезами, воскликнув:

– О Гари, нет!

– Беатриса! – произнес он, мешая смех с досадой.

– Гарет, ты разыгрываешь меня? Скажи мне, что это неправда! Ну, конечно же! Ты никогда не сделаешь предложение Эстер Тиль!

– Но, Беатриса, – попытался он разубедить ее.

– Почему ты относишься к леди Эстер с таким отвращением?

– Отвращение? О нет! Но девушка – девушка? ей, должно быть, не меньше двадцати девяти! – женщина, которая не устроилась за эти девять лет или больше, и никогда никого не привлекла и ее не привлек никто, не имела ни малейшего успеха… Ты, должно быть, потерял разум! Ты должен знать, что стоит тебе только бросить носовой платок… О Боже, как ты можешь такое сделать?

Тут ее супруг решил, что пора вмешаться. Гарет начал выказывать признаки раздражения. Очаровательный парень Гари, с таким хорошим характером, какой только может быть у живого человека, но нельзя же ожидать, чтобы он почтительно терпел осуждение своей сестрой леди, которую выбрал! Как среди всех женщин, только и ждущих предложения красивого баронета с родословной и состоянием, он мог выбрать Эстер Тиль, которая сошла со сцены после нескольких неудачных сезонов, чтобы уступить дорогу своим сестрам, это действительно проблема, сбивающая с толку, но не такая, чтобы Уоррен считал приличным интересоваться. Поэтому он предостерегающе посмотрел на жену и сказал:

– Леди Эстер! Я не особенно с ней знаком, но, по моему, эта молодая женщина ничего особенного собой не представляет. Бранкастер, конечно, принял твое предложение!

– Принял? – произнесла Беатриса, высовываясь из своего носового платка. – Ты имеешь в виду схватил! Представляю, он, должно быть, упал в обморок от потрясения!

– Мне бы хотелось, чтобы ты успокоилась! – сказал Уоррен, раздраженный таким непреклонным поведением. – Поверь, Гари лучше тебя знает, что его устраивает. Он не школьник, а тридцатилетний мужчина. Несомненно, леди Эстер будет ему милой женой.

– Несомненно! – ответствовала Беатриса. – Милой и смертельно скучной. Нет, Уоррен, я не буду молчать. Когда я думаю о всех хорошеньких и жизнерадостных девушках, которые сделали все, что могли, чтобы привлечь его, а он говорит, что сделал предложение скучной особе, у которой нет ни состояния, ни особой красоты, кроме всего прочего до глупости застенчивой и не элегантной! Я – о, да я готова впасть в истерику!

– Ну, если так, Трикси, честно предупреждаю, что вылью на тебя самый большой кувшин воды, какой только смогу найти! – ответил ее брат с неизменной вежливостью. – Ну не будь такой гусыней, дорогая! Ты заставляешь бедного Уоррена краснеть. Она вскочила, схватилась за отвороты его изысканного покроя сюртука из наилучшей синей ткани, тряхнула его, глядя в улыбающиеся глаза сквозь слезы, все еще наполняющие ее собственные.

– Гари, ты не любишь ее, а она тебя! Я никогда не замечала ни малейшего признака того, что она относится к тебе хоть с малейшей благосклонностью. Только скажи мне, что она может тебе предложить? Он поднял руки, чтобы положить их поверх ее рук, снимая их с отворотов.

– Я очень люблю тебя, Трикси, но, знаешь, не могу позволить измять этот сюртук. Мне его сделал Уэстон: один из его шедевров, тебе не кажется? – Он заколебался, видя, что невозможно отвлечь ее внимание, и затем сказал, слегка сжимая ее руки: – Ты не понимаешь? Я думал, ты поймешь. Ты столько раз говорила мне, что мой долг жениться, и, действительно, я знаю, это так, чтобы мое имя не умерло имеете со мной, что было бы, по-моему, очень печально. Если бы Артур был жив… Но после Саламанки я понял, что не могу до конца моих дней продолжать жить в одиночестве. Поэтому…

– Да, да, но почему эта женщина, Гари? – потребовала она. – У нее ничего нет!

– Напротив, она хорошего происхождения, у нее хорошие манеры, и, как сказал Уоррен, милый характер. Я надеюсь, что могу предложить ей не меньше, и мне хотелось бы иметь больше. Но не могу. Слезы снова набежали ей на глаза и пролились.

– О, мой самый любимый брат, все еще? Прошло уже больше семи лет с тех пор…

– Да, больше семи лет, – прервал он. – Не плачь, Грикси. Уверяю тебя, я больше не горюю и даже не думаю о Клариссе, разе что время от времени, когда случается что-то, что может напомнить мне о ней. Но я больше никогда не влюблялся ни в одну из очаровательных девушек, которых ты так любезно расставляла на моем пути! Я думаю, что никогда не смогу чувствовать к другой то, что когда-то чувствовал по отношению к Клариссе, поэтому мне кажется, что делать ставку на девушку такого сорта, как тебе хотелось бы для моей женитьбы, было бы подло. У меня достаточно большое состояние, чтобы сделать меня подходящим просителем руки, и, полагаю, Стоквеллы дали бы свое согласие, если бы я сделал предложение мисс Алисе…

– Еще бы! И Алиса склонна испытывать tendresse[1] к тебе, ты, наверное, это заметил. Итак, почему?…

– Ну, возможно, именно по этой причине. Такая красивая и одухотворенная девушка заслуживает гораздо большего, чем я могу ей дать. С другой стороны, леди Эстер… – Он прервал себя, глаза засветились смехом. – Что ты за негодница, Трикси! Ты вынуждаешь меня говорить такое, что, должно быть, звучит, словно я совершеннейший хлыщ!

– Ты имеешь в виду, – безжалостно произнесла Беатриса, – что леди Эстер слишком безжизненна, чтобы ей кто-нибудь нравился!

– Ничего подобного я не имею в виду. Она застенчива, но я не считаю ее безжизненной. В действительности я иногда подозреваю, что если бы ее без конца не отчитывали ее отец и весьма отвратительные сестры, она могла бы показать живое чувство юмора. Скажем просто, что у нее нет романтических склонностей! И поскольку меня вполне определенно можно считать вышедшим из романтичного возраста, я верю, что с помощью взаимной симпатии нам может быть достаточно комфортно вместе. Она сейчас в несчастливой ситуации, это дает мне смелость надеяться, что она может благожелательно отнестись к моему предложению.

Миссис Уэтерби издала презрительный звук, и даже ее флегматичный супруг моргнул. То, что он низко оценивал свои самые очевидные достоинства, было одной из сторон, которые так нравились ему в Гари, но это уже было слегка чересчур.

– Несомненно, – сухо произнес Уоррен. – Вполне могу пожелать тебе счастья уже сейчас, Гари, и я, конечно, надеюсь, так и будет. Не то, чтобы… Однако это не мое дело! Ты лучше знаешь, что тебе подойдет. Нельзя было ожидать, что миссис Уэтерби сможет заставить себя согласиться с этим высказыванием; но похоже, она осознала бесполезность дальнейших споров и, кроме предрекания беды, не сказала больше ничего, пока не осталась наедине с мужем. Тогда она высказала немало различных мыслей, что он перенес с большим терпением, не выражая протеста, пока она с горечью не сказала:

– Как мужчина, который был помолвлен с Клариссой Линкомб, может сделать предложение Эстер Тиль – это то, чего я никогда не пойму, и, боюсь, никто другой тоже. В этом месте Уоррен нахмурил брови и произнес с сомнением:

– Ну, я не знаю.

– Еще бы! Только подумай, какой жизнерадостной была Кларисса, и какой веселой, и какой одухотворенной, и потом представь себе леди Эстер!

– Да, но я не это имел в виду, – ответил Уоррен.

– Я не хочу сказать, что Кларисса не была превосходной, потому что, Бог свидетель, это так, но, на мой взгляд, она была слишком взбалмошная! Беатриса уставилась на него:

– Я никогда не слышала этого от тебя раньше!

– Раньше я этого не говорил. Такое не скажешь, когда Гари был помолвлен с ней, и нет смысла говорить это, когда бедная девочка умерла. Но я именно думал, что она дьявольски своевольна и устроила бы Гари веселую жизнь. Беатриса открыла рот, чтобы опровергнуть эту ересь, и закрыла его опять.

– Дело в том, дорогая, – продолжал ее супруг, – ты испытывала такой подъем – ведь именно твой брат завоевал ее, – что никогда не видела в ней недостатков. Пойми, я не говорю, что это не было триумфом, это было. Когда я думаю о всех этих парнях, которые волочились за ней, – Господи, она могла бы стать герцогиней, если бы захотела! Йовил три раза просил ее выйти за него: он сам мне об этом рассказал на ее похоронах. Если подумать, это был единственный образец здравого смысла, который она когда-либо показала, – предпочла Гари Йовилу, – добавил он задумчиво.

– Я знаю, она часто бывала слегка необузданной, но такая приятная и такая привлекательная. Я убеждена, что она бы научилась считаться с Гари, потому что совершенно искренне его любила!

– Она недостаточно его любила, чтобы посчитаться с ним, когда он запретил ей ехать на этих его серых – мрачно сказал Уоррен. – Как только он предупредил, посмеялась над ним и свернула себе шею. Мне было дьявольски жаль Гари, но должен тебе сказать, что я подумал, он и сам не знает, как это для него хорошо. Подумав, миссис Уэтерби была вынуждена признать, что в этом суровом суждении может быть определенная доля истины. Но это ни в коей мере не примирило ее с намечающейся женитьбой брата на даме, столь же трезвой, сколь импульсивной была умершая Кларисса. Редкая помолвка была встречена с большим всеобщим одобрением, чем помолвка Гарета Ладлоу с Клариссой Линкомб. Даже разочарованные матери девиц на выданье считали, что это совершенная пара. Если за леди ухаживали больше всех в городе, то джентльмен был любимейшим холостяком светского общества. Действительно, казалось, он дитя удачи, поскольку был не только одарен прекрасными способностями и безупречным происхождением, но обладал также такими существенно важными данными, как необычайно милой внешностью, изящной, хорошо сложенной фигурой, значительными успехами в области спорта и открытым, великодушным характером, что делало невозможной даже для ближайших соперников зависть к его успеху в завоевании Клариссы. С грустью миссис Уэтерби вспоминала это безмятежное время, до рокового случая с экипажем, похоронившего в сырой земле очарование и красоту Клариссы, а с ними и сердце Гарета. Считали, что он блестяще оправился от удара; и все радовались, что из-за трагедии он не дал себе волю в каком-либо экстравагантном выражении горя, таком, как продажа всех своих великолепных лошадей или ношение траура до конца дней своих. Если за улыбкой в его глазах была легкая печаль, он все еще мог смеяться; и если он считал мир опустевшим, этот секрет он всегда хранил про себя. Даже Беатриса, обожавшая его, ободряла себя надеждой, что он перестал оплакивать Клариссу; и она не жалела усилий, чтобы обратить его внимание на любую девицу, которая казалась подходящей для него. Ее усилия не вознаградились ни малейшим флиртом, но это не слишком угнетало ее. Каким бы скромным он ни был, он не мог не знать, что считается матримониальным призом первой степени; и она слишком хорошо его знала, чтобы предполагать, что он может вызвать в какой-либо девичьей душе ожидания, которые не намерен оправдать. До этого печального дня она просто думала, что не наткнулась на такую, как надо, женщину, и никогда – что такой женщины не существует. Слезы, пролившиеся при его сообщении, были вызваны не столько разочарованием, сколько внезапным осознанием, что в роковом несчастном случае погибло большее, чем очарование Клариссы. Он говорил с ней, как может говорить человек, который оставил позади свою юность со всеми ее надеждами и пылом и ищет безмятежного будущего, возможно, комфортабельного, но не затронутого и каплей романтики. Миссис Уэтерби, поняв это и вспомнив более молодого Гарета, который воспринимал жизнь как веселый искатель приключений, плакала до тех пор, пока не уснула. То же было и с леди Эстер Тиль, когда ей стало известно очень лестное предложение сэра Гарета.