"Земляничная тату" - читать интересную книгу автора (Хендерсон Лорен)

Глава тринадцатая

Я без труда нашла бар «Ладлоу» – в каких-то десяти минутах ходьбы по Западной Хьюстон. С помощью карты автобусных маршрутов я довольно быстро перемещалась по Нью-Йорку – точнее, перемещалась бы, не отвлекай меня многочисленные магазины. Я даже на одежный склад забрела. На первый взгляд, смешно, что я пересекла Атлантику только для того, чтобы отовариться на складе, но мне все уши прожужжали, насколько здесь дешевое тряпье. Вот я и решила удостовериться сама. Действительно дешево. От массовых закупок меня удержало только нежелание таскаться по барам Ист-Виллидж с семнадцатью хозяйственными сумками. Я взяла себе за правило покупать только то, что умещается в рюкзачке.

Рюкзачок рюкзачком, но свобода маневра у меня все равно оставалась. Когда же я наконец добралась до «Ладлоу», на голове у меня красовалась одна из тех шерстяных шапочек, в каких разгуливает весь продвинутый Нью-Йорк. Только моя была самая продвинутая: темно-серого цвета с каймой из синего вельвета. В рюкзачке болтались: баночка крема для придания телу переливчатого блеска; четыре пакетика накладных татуировок; скандального фасона мини-юбка из прозрачных кружев болотного цвета; серебряное ожерелье, с виду совершенно неотличимое от прочих моих серебряных ожерелий, но когда я пригляделась к нему повнимательней, разглядела маленькие брильянтики, а столь серьезное отличие стоило того, чтобы раскошелиться; ну и, наконец, шелковый шарф в далматинских разводах и две секс-игрушки в подарок Хьюго.

Иными словами, я упивалась потреблением. Я чувствовала себя львицей, которая подстерегла, нагнала и успешно загрызла крупную и вкусную газель. Однако наступает мгновение, когда даже самая хищная львица отрывается от сладкой туши, решает, что пока хватит, по-кошачьи невозмутимо встает и тащит добычу под покров тенистых кустов. После чего отходит от трупа на несколько шагов и лениво потягивается. Вылитая я. Только в моем случае роль кустов играет бар с удобными креслами (куда я могу опуститься с лениво-изящной грацией огромной кошки) и батарея соблазнительных бутылок.

«Ладлоу» выглядел весьма аппетитно. Настоящая гостиная, куда открыт доступ всем желающим. Единственный недостаток – все удобные кресла уже забиты народом. Когда я вошла в бар, кто-то извлек себя из глубин одного кресла и тем нарушил хрупкое экологическое равновесие: соседи, сидевшие на подлокотниках, тут же повалились друг на друга, пытаясь занять место поуютнее. А еще двое мигом примостились на освободившихся подлокотниках.

Парень, что вылез их кресла, был облачен в пижаму из выцветшей шотландки, на правом кармашке красовался щенок Снупи. Пижамный человек неторопливо пробирался сквозь толпу к стойке бара. Следом волочились шнурки невообразимой длины, а волосы парня торчали во все стороны, словно он только что вылез из постели. Может, и впрямь вылез. Я огляделась и обнаружила, что публика вокруг сплошь одета в ночное белье.

Лекса я углядела у дальней стены: стоит себе, небрежно развалясь, с бутылкой пива. Я помахала ему. Заглотив остаток пива, он отвалился от стены и двинулся сквозь пижамную толпу. В воздухе висел приторно-едкий запах гашиша. Даже вообразить невозможно, чтобы такое в открытую творилось в модном лондонском баре. Впрочем, и в пижамах люди в Лондоне не ходят. А жаль.

– Может, пойдем? – спросил Лекс, добравшись до меня. – Здесь битком.

Мы с неохотой выпихнулись из «Ладлоу». Нас манил теплый, нагретый дух марихуаны, дыма и потных тел, а снаружи было холодно и темно. Я натянула шапочку на самые уши.

– А шапчонка ничего, – заметил Лекс, пощупав каемку. – Здесь купила?

– Только что. На Бродвее.

– Очень красиво. Миленько в ней выглядишь.

Меня тотчас одолело желание сорвать шапочку, швырнуть на землю и растоптать. Но я ограничилась тем, что испепелила Лекса взглядом и устремилась прочь от бара.

– Тут есть «Мах Фиш», – бубнил позади Лекс, – но он тоже забит. Давай попробуем заглянуть в «ЗА». Это совсем недалеко.

Лекс явно неплохо ориентировался в Ист-Виллидж, во всяком случае, со времени нашей встречи в Лондоне. Я спросила себя, не разузнал ли он заодно и местонахождение отеля «Грамерси-парк», чтобы теперь делать вид, будто знал, где это, с самого начала.

Восточная Хьюстон шириной напоминала полноводную европейскую реку, а от ослепительных уличных фонарей улица казалась еще шире. Мимо с ревом проносились машины, словно в фильме на ускоренной перемотке – в противоположных направлениях стремительно струились два потока огней: белый сюда, красный туда. Яркий символ современной красоты с ее строгими геометрическими формами, которые смягчаются лишь вдали – там, где огни сливаются друг с другом. Бег от быков в Памплоне покажется детским развлечением, после того как доведется несколько недель перебегать нью-йоркские улицы. А чтобы увеличить число участников забега надо организовать чартерные рейсы для жителей Манхэттена.

– А вот в этой забегаловке снимали сцену оргазма из фильма «Когда Гарри встретил Салли», – снисходительно сообщил Лекс.

Наверняка ведь сам об этом узнал лишь на прошлой неделе, а теперь разглагольствует с такой небрежностью, будто присутствовал на съемках. Я пожала плечами. Какое мне дело до тупой блондинки, прилюдно симулирующей оргазм? Эта Мег Райан зарабатывает себе на жизнь тем, что изо всех сил пытается не распугать зрителей. Будь на ее месте Эллен Баркин или Шарон Стоун, и то было бы поинтереснее.

– Вечер четверга – лучшее время для встреч, – говорил Лекс, когда мы благополучно перебрались на другую сторону Восточной Хьюстон. – По пятницам и субботам тут куча МиТешников, желающих провести уик-энд.

Лекс явно ждал вопроса, что такое МиТ, но я уже знала, что это означает «мост и туннель» – две основные разновидности магистралей, связывающих Манхэттен с остальным городом. Отсюда и пренебрежительное прозвище, которым местные наградили пришельцев с материка. Расстроенный моим молчанием, Лекс небрежно добавил:

– Знаешь, в уикенды здесь не продохнуть от уродов из Нью-Джерси и Бруклина.

– Да брось ты, Лекс – не выдержала я. – Сколько ты здесь провел – пять минут? Что ты в этом понимаешь?

– Да тут все об этом говорят, – ответил Лекс, не моргнув глазом. – Ну вот мы и пришли.

Он толкнул тяжелую дверь. Внутри было темно, как в самой черной из черных дыр. Сразу за дверью на высоком табурете сидел вышибала, табурет под его тушей выглядел детским стульчиком. Его улыбка в исполнении нормального человека означала бы верх радушия, а в исполнении татуированного с ног до головы детины равнозначна поцелую в обе щечки и любовный щипок за корму. Право, нью-йоркцы более дружелюбны, чем лондонцы. Может, они считают, что человеку, сумевшему выжить в Манхаттане, уже нечего доказывать остальному миру?

Вот только вышибале следовало завязать нам глаза, минут этак на десять – чтобы мы поскорее привыкли к полному мраку. Я растерянно заморгала, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-нибудь. Только не подумайте, будто я жалуюсь.

А Лекс уже уверенно пробирался к стойке бара. Здесь было не так много народа, так что, отоварившись у бармена, мы без особого труда нашли свободный черный столик со свободным черным диваном. Идеальное сиденье – проваливалось ровно настолько, что можно выкарабкаться без помощи лебедки. Единственный недостаток – кожа отчаянно скрипела при каждом движении. Диапазон издаваемых звуков создавал впечатление, будто под обивку запихнули маленький зверинец.

– Твое здоровье, – сказал Лекс, чокаясь с моим стаканом.

Мы сделали по большому глотку, и я со знанием дела облизнулась. В этих местах, когда заказываешь водку с тоником, наливают три части водки, а бутылку с тоником лишь на мгновение показывают стакану, словно напоминая ей о его существовании.

– А мне здесь нравится, – сказала я, быстро впадая в хмельную сентиментальность.

– В этом баре? Или в Нью-Йорке?

– И там, и там. Но я имела в виду Нью-Йорк.

– Да, здорово. Даже уезжать не хочется. Если бы у меня не было милой муниципальной квартирки в Лондоне… впрочем, ее можно кому-нибудь сдать.

– Стремно. Сдать можно только тому, кому полностью доверяешь.

– Да я понимаю.

– А ты где именно живешь?

– В Бермондси. Приезжай как-нибудь, там классно. Большой жилой район прямо на берегу реки.

– Мило.

– Ага, чудно.

– Лучше, чем на полу у какого-нибудь торчка в Ист-Виллидж, – сказала я, с места в карьер приступая к охоте, по части которой считала себя большой докой.

Лекс ошарашенно посмотрел на меня:

– Ты о чем? А… Лео имеешь в виду, да? А почему ты назвала его… кто тебе о нем говорил?

Я пожала плечами.

– В этих краях, похоже, все обо всех знают.

– А ведь верно. Особенно здесь, в Ист-Виллидж. Все равно что Ноттинг-хилл[21].

– Лекс, – сказала я проникновенно, – расскажи мне, что происходит.

Он неловко заерзал, вжимаясь поглубже в диван, и кожа отозвалась криками, писком и хохотом игривых морских львов. Лекс закурил, и мы некоторое время сидели молча. Я по методу Дона намертво прикусила язык, так что в конечном счете молчание вынудило Лекса заговорить.

– Черт, – сказал он наконец, – знала бы ты, какая это была хренотень. Я ведь отлично проводил время, тусовался там-сям, заводил друзей, изучал Манхэттен… И Кейт мне по-настоящему нравилась. Такая классная. Люблю американских девушек. Когда они в чем-то разбираются, то уж разбираются… Трудно поверить, но Кейт всегда знала, что делает.

– Я слышала, ей нравились наркоманы. Так что не во всем она разбиралась.

– Ты о Лео? Да он не так уж плох. Ну… – Лекс запнулся, – ладно, он сейчас не в лучшей форме. Но они с Кейт были просто друзьями. С любовью завязали давным-давно. Лео был не против, что я поселился у Кейт. Потому я ему и звякнул, когда услышал, что случилось.

Я с отстраненным интересом отметила, как американизировалась речь Лекса. Да и одеваться он стал, как местные парни. Джинсы на нем выглядели подозрительно просторно.

– А как ты услышал?

– Кейт просила меня ни в коем случае не брать трубку, – сказал он, опустив голову.

Темные ресницы на фоне бледно-оливковой кожи выглядели так, словно их нарисовали тонкой кистью. Лекс раздвинул колени, упер в них локти и пристроил в ладонях подбородок. Я тоже подалась вперед – чтобы не пропустить ни слова.

– Она сначала велела дождаться, пока сработает автоответчик, и выяснить, кто звонит. если вдруг кто-нибудь с работы. Поэтому в то утро… в смысле, я знал, что Кейт не ночевала дома. Я спал на полу на надувном матрасе, а квартирка у нее такая маленькая, что пришлось бы через меня переступить по пути к кровати. Ну я и подумал, загуляла, видать. Мне-то что за дело. А на рассвете зазвонил телефон. Я спросонья чуть не снял трубку – решил, что это Кейт звонит в такую рань. И тут сработал автоответчик. «Говорит детектив Тербер из отдела убийств южного Манхэттена. У меня есть информация о Кейт Джейкобсон. Пожалуйста, снимите трубку». Что-то вроде этого. Я подскочил на этом чертовом матрасе, как на трамплине. Стоял и пялился на телефон, словно это бомба, которая вот-вот взорвется.

– А что ты подумал?

– Да хрен его знает, что я подумал. Эта баба сказала «отдел убийств», так ведь? В общем, я запаниковал. У меня в голове крутилась только одна мысль – смыться. Ощущение такое, будто… – Он вскинул ресницы и умоляюще посмотрел на меня. – …понимаю, что это глупость, но я ведь еще не проснулся… в общем, я вдруг почувствовал себя так, будто меня запихнули в какое-то дурацкое кино. Раз я ночевал в этой квартире, значит я подозреваемый номер один. Вот так…

– То есть ты сразу решил, что Кейт убита? Но почему?

Мы говорили очень тихо, почти шепотом. За соседними столиками сидели люди, хотя в такой темноте было проще забыть об их присутствии. Я огляделась, желая убедиться, что нас никто не слушает. Глаза уже привыкли к сумраку, и я разглядела грязно-оранжевые стены и ковер, о первоначальном цвете которого можно было только догадываться. Даже поблекшая неоновая вывеска над дверью туалета покосилась и лишилась одной буквы. Слово «уалет» мне понравилась. Очень техногенное и романтичное.

В дальнем конце зала имелся еще один бар поменьше, бутылки и стаканы тускло поблескивали в темноте. Люди подходили к стойке и отходили, словно неуклюжие призраки, оказавшиеся в странном чистилище для заблудших, но отнюдь не несчастных душ.

К счастью, никто, казалось, не проявлял ни малейшего интереса к нашей беседе. Тем не менее, я еще понизила голос.

– Ну да, – беспомощно прошептал Лекс. – А что еще я должен был подумать? Понимаешь, я запаниковал. Словно попал в кошмар. Я думал только об одном. Черт, надо делать ноги! Других мыслей в голове попросту не осталось. Сгреб свое барахло, стер отпечатки пальцев со всего, чего мог коснуться, и тут же свалил из квартиры. По правде сказать, соображал я в тот момент плохо.

– Ну и натворил ты дел. Повел себя как настоящий злоумышленник, которого застигли на месте преступления.

– Знаю! – сдавленно провыл он. – Я просто осел! Понимаешь, я накануне поздно завалился, так что к утру еще не отошел. Голова была дурная-предурная. Да еще накурился какой-то дряни ядреной, есть тут у них такая ярко-зеленая смесь, не пробовала? – Лекс на мгновение воодушевился, но тут же снова сник. – Вот так. Не в себе я был, сечешь? Охеренно меня колбасило. И утром проснулся чуть-чуть параноиком.

– Это еще мягко сказано, – сухо прокомментировала я.

Его рассказ выглядел настолько идиотским, что не поверить было невозможно. Да и с психологической точки зрения все сходилось. Хотя я и знала Лекса едва-едва, но успела понять, что его внешняя невозмутимость не толще шоколадной глазури. Стоит надкусить, и зубы тут же погружаются в мягкий зефир.

– Сэм, что мне делать? – Он подался ко мне, и наши колени соприкоснулись. – Я в полном дерьме, да?

Утешить мне его было нечем.

– Полиция наверняка поймет, что кто-то ночевал у Кейт, – сказала я. – В твоем состоянии ты не мог уничтожить все следы. Они наверняка уже ищут загадочного постояльца.

Теперь я точно поняла, что чувствует охотник на морских котиков, когда уже оглушил свою жертву и собирается нанести решающий удар. Лекс жалобно смотрел на меня, его карие глаза умоляюще расширились, словно упрашивая прикончить поскорее. Ему не хватало только белой шелковистой шерстки и пары очаровательных ласт – а так сходство было поразительным.

– Черт, Лекс, не смотри на меня так! – сказала я, залпом допивая коктейль. – Ты меня расстраиваешь. Мне кажется, будто я мучаю щенка.

– Ну если ты расстроена, то, наверное, понимаешь, каково мне? – риторически вопросил он. – Что мне делать, Сэм?

Я по собственному опыту знаю, что невозможно устоять, когда хорошенький мальчик бросается, в фигуральном, конечно, смысле, к твоим ногам и умоляет его защитить. Но сейчас я чувствовала себя Сэмом Спейдом[22]. Или пресловутым Майком Хаммером. И обстановка соответствующая: грязная забегаловка на богом забытой улице. Для полноты картины мне следовало сидеть у стойки бара и глушить неразбавленный бурбон. Да и шерстяную шапочку, наверное, надо бы снять.

Усилием воли я вернулась в реальность. Лекс раскисал с каждой секундой. Наверное, решил пробудить во мне милосердие, рассчитывая, что оно у меня имеется.

– Для начала мне нужно еще выпить. Повторить?

Он тупо кивнул. Я сходила к бару и заказала.

– Слушай, – сказала я, ставя стаканы на стол и усаживаясь, – кто знает, что ты здесь?

Лекс выпучил глаза.

– Ну, я сказал Лео, что пойду прогуляюсь, но он не знает, куда именно. Решил, наверное, что как обычно буду тусоваться на авеню А.

Я невольно закатила глаза. Не помню, чтобы Сэму Спейду приходилось иметь дело с таким кретином.

– Здесь – это в Нью-Йорке, идиот!

– А, так бы и сказала. Ну, Лео, конечно. И его дружки. Но ведь они не пойдут к копам?

– А из галереи?

Лекс покачал головой.

– Никто. Кейт думала, что Кэрол это не понравится. Так что, вряд ли она кому сказала про меня.

– А как получилось, что ты остановился у нее? – полюбопытствовала я.

– А-а… – Он пожал плечами. – Да так… Приехал раньше времени, ну и звякнул в галерею. Хотел спросить у Кэрол, где можно остановиться. Но Кэрол не оказалось, к телефону подошла Кейт. Мне уже приходилось с ней встречаться, поэтому мы немного знали друг друга. Кейт сказала, что я могу пожить у нее, если только не стану трепать языком. Очень мило с ее стороны, правда? Ведь она же рисковала. Кейт сказала, что Кэрол вышвырнет ее, если узнает про меня.

Очень странно. С какой стати Кейт рисковать хорошей работой ради человека, которого она совсем не знает? Что-то не сходится. Но я отложила в сторону этот вопрос, решив разобраться с ним позже – не хотелось отвлекать Лекса от главной темы.

– Кейт с тобой встречалась в тот вечер? В тот вечер, когда ее убили?

Лекс вздрогнул так, что кожаный диван отозвался целым залпом истеричных звериных воплей.

– Нет! Клянусь богом! – Диван заскрипел так, словно из него в панике разбегалась стая обезумевших крыс. – Но я не могу этого доказать. В тот вечер я не встречался ни с кем из знакомых. Просто посмотрел фильм в «Анжелике» – ну, там Деми Мур играет глухонемую монахиню, затем смотался к собору святого Марка и жахнул кокса, а потом зарулил в бар выпить. В квартиру вернулся, должно быть, около полуночи, но понимаешь, я ни хрена не помню. Я был в полной отключке.

– Ты не знаешь, куда Кейт собиралась в тот вечер?

– Ох, Сэм, я пытался вспомнить. – Лекс наморщил лоб, изображая мучительный мыслительный процесс. – Если б я что-нибудь знал, то обязательно пошел бы в полицию. Но я помню лишь, как она сказала, что впереди у нее трудный вечер, и она поздно вернется. При этом лицо у Кейт было далеко не радостным. Не похоже, чтобы она собиралась на свидание с парнем. Скорее… – Лекс выпрямился и возбужденно схватил меня за коленку. Диван заверещал, точно поросенок на бойне. – …скорее деловое свидание, на которое нельзя не пойти. Но вряд ли встреча была связана с галереей, иначе она бы сказала.

Я внимательно смотрела на него.

– Она выглядела взволнованной?

Он задумался.

– Скорее нервничала. Накручивала себя.

То же самое заметила Сюзанна, когда Кейт прощалась с нами в баре. Сюзанна решила, что Кейт опять встречается с Лео. В тот вечер была в ней какая-то повышенная напряженность, словно ей предстояло решить щекотливый вопрос. А как бы выглядел человек, надумавший изуродовать свою галерею?.. Впрочем, в этом случае она ушла слишком рано. По общему мнению, граффити в галерее появились не раньше полуночи, а то и позже. До этого времени в Сохо еще слишком много народу, чтобы можно было незаметно войти в галерею и выйти. А к полуночи Кейт была уже мертва.

– Ты слышал, что случилось в «Бергман Ла Туш»?

Лекс кивнул.

– Только сегодня узнал. Прочел в газетах.

– А ты знаешь, что дверь в галерею не взломали? Ее открыли ключом, да и сигнализацию отключили.

Лекс не мигая смотрел на меня.

– Ты хочешь сказать, что Кейт… – сказал он. – Нет, это бред! Она бы так не поступила. Черт! – Он замер. – Черт! Я что-то слышал! Я точно что-то слышал! Кейт говорила с кем-то по телефону про ключи. О черт, не могу вспомнить. Что-то типа: «Ага, конечно, у меня есть ключи», а потом что-то еще, но не помню что именно…

Я протянула ему стакан:

– Выпей!

Верное средство против амнезии. Лекс залпом выпил водку с тоником.

– Черт, – повторил он. – Наверное, проснусь посреди ночи и вспомню. Я как раз выходил из ванной и уловил только конец разговора. Думаю, Кейт не хотела, чтобы я слышал. – В глазах Лекса опять появилось умоляющее выражение. – Это ведь может оказаться важным, да?

– Ты не слышал, с кем она говорила?

Он покачал головой. Я поморщилась.

– Но что-то там было, – упрямо настаивал он. – Сэм?.. Что же мне делать, Сэм?

Я вздохнула. Утешать молодого мужика, словно смятенную девицу, утомительно.

– Ну, с чисто эгоистической точки зрения тебе надо затаиться, – предложила я. – Полиции тебе нечего сказать. Пока нечего. И нужно вспомнить, что там сказала Кейт. Но вот тогда придется что-то рассказать полиции – но только не жалкую историю о том, как ты запаниковал, потому что у тебя было похмелье после самого лучшего кокаина в Нью-Йорке.

– А если не вспомню?

Я пожала плечами.

– Сэм, ты никому не скажешь, что я здесь?

Мне не следовало давать обещание. Я знала, что это ошибка. Но Лекс так жалобно смотрел на меня из-под густых ресниц, а его нижняя губа так соблазнительно дрожала. В таком ракурсе Лекс ужасно походил на мрачного сладострастного Адриана Пасдара, игравшего главного героя в киношке про вампиров. Адриан в роли деревенского парнишки Калеба, которого соблазнила прекрасная вампирша, находился в верхней десятке моего списка самых лучших актеров всех времен и народов. Плоть слаба, и моя – не исключение.

– Ладно, – неуклюже пробормотала я.

Лекс тут же бросился меня обнимать.

– Спасибо, Сэм, – промямлил он мне в плечо. – Я знал, что ты меня не подведешь. Сэм? Можно мне остаться у тебя на ночь? Я боюсь. А так никто не узнает, где я. Пожалуйста, Сэм.

– Об этом не может быть и речи.

– Ну пожалуйста. Прошу тебя… Я буду вести себя тихо-тихо, ты даже не заметишь меня…

В этом я сильно сомневалась. Но Лекс опять захлопал ресницами.

– Ладно, – проворчала я наконец. – Но только на одну ночь.

Тем самым я совершила еще одну чудовищную ошибку – воистину космического масштаба. Теперь придется быть начеку. Лекс представлял серьезную опасность для моего здравомыслия.

Когда мы вышли на улицу, уже стемнело. Мне пришлось чуть ли не за шкирку тащить себя из бара. Оранжевые огни уличных фонарей пятнами граффити расцвечивали темно-серое небо. Бесцветная угрюмая нью-йоркская ночь придавала прохожим какой-то болезненный вид, в причудливой игре света и тени они брели по улице живыми карикатурами, блики от неоновых огней раскрашивали их лица то в ядрено-розовый, то в зеленый оттенок. Не удивительно, что люди шли, опустив головы, уткнув носы в поднятые воротники. Я и до этого замечала, что если в барах полным-полно экстравагантно одетых людей, то на улице все как один облачены в длинные пальто и шерстяные шапочки. Видно, аборигены самовыражаются только в той обстановке, которую сами выбирают.

Я с изумлением обнаружила, что на часах всего половина десятого. А мне уже хотелось спать. Бар оказался черной дырой во многих смыслах – он высосал всю мою энергию, взамен раскошелившись лишь на пару капель водки с тоником. Но я обещала Ким, что заскочу хотя бы на минутку в заведение, где она работает. А тут еще этот Лекс… Меня охватили раздражение и злость – и какого черта все ко мне вяжутся? Прыгнуть бы сейчас в такси и рвануть к своему временному пристанищу, свернуться калачиком на огромной кровати, смотреть комедийный канал, жевать поп-корн и прихлебывать пиво…

– Куда мы идем? – покорно проблеял Лекс.

Свою личину Светского Льва он на время оставил, не говоря уж о личине Похотливого Соблазнителя. Наверное, решил, что образ Растерянного Мальчика принесет больше выгоды.

– К моей подруге. Она работает в баре неподалеку. На перекрестке Второй авеню и Пятой улицы.

– Как называется?

– «Клюшки». Неплохое название, да?

– Несколько прямолинейное, – хмыкнул Лекс.

– «Клюшки», а не «Шлюшки», дурак.

– А-а… Умно, – пробормотал Лекс через целую вечность, сообразив наконец, что к чему. Признаваться, что я сама допустила ту же ошибку, было излишним. – Наверное, многие путаются.

– Все зависит от того, как произносить.

Я на разные лады забубнила «шлюшки-клюшки».

– А… Помнишь, Алиса играла в «королевский крохей».

– Да, точно! – обрадовалась я. – И вместо клюшек у них были фламинго.

– Этот мужик, Льюис Кэррол, сидел на наркотиках, – глубокомысленно заметил Лекс. – Точно тебе говорю. Небось с утра до ночи под кайфом ходил.

– Ага, когда не фотографировал маленьких девочек, одетых как шлюшки.

– Как кто? – тупо спросил Лекс.

– Как шлюшки, а не как клюшки.

Мне вдруг показалось, что мы разыгрываем сцену из какой-то дурацкой комедии. Только по роли полагалось сидеть в дешевой забегаловке, а не шататься по улице. И чтобы меня играла… э-э… Дженнифер Тилли.

– Если бы кто-то играл тебя в кино, кого бы выбрал?

Лекс задумался, нисколько не смущенный резким поворотом в разговоре.

– Того парня, что играл Джои в «Друзьях»[23], – сказал он наконец. – Мне всегда казалось, что он делает вид, будто глупее, чем на самом деле, и благодаря этому вечно выходит сухим из воды.

Ответ Лекса меня впечатлил. Я ожидала, что он назовет кого-нибудь очевидного – Джонни Деппа или Леонардо ДиКаприо на худой конец. Но Лекс действительно походил на Мэтта Леблана, пока тот не расжирел.

– Хорошо, да? – самодовольно добавил он. – А ты небось думала, что я назову Джонни Деппа.

– Вовсе нет, – солгала я.

– А как насчет тебя?

– Дженнифер Тилли. Такая, с темными волосами и странным голоском.

– Боже, она мне очень понравилась в «Связи».

– Она там играла лесбиянку, – заметила я. – Тебе бы и принцесса Анна понравилась бы, если вдруг стала бы тискать какую-нибудь девицу.

– Не совсем. В этом есть резон, но все-таки. А писклявый голос? Я не про Анну. Хотя она многим сто очков вперед даст.

– Знаю, – ответила я, скорчив рожу. – Дженнифер придется дать обещание разговаривать нормально, а не пищать как детская игрушка.

– Разве я сказал, что голос Дженнифер мне не нравится?

Я толкнула его, он толкнул меня в ответ. Мы устроили потасовку, выпуская пар, чтобы снять напряжение. Бог свидетель, нам было отчего переживать. Лекс прятался от правосудия; я его покрывала; нашу общую знакомую недавно задушили; а мы так и не обсудили, что случилось с нами в туалете на Хокстон-сквер. Как сказали бы американцы, у нас имелись проблемы.

– Смотри-ка, – сказала я, парируя тычок Лекса, от которого наверняка вылетела бы на проезжую часть, – это уже Вторая авеню. Где-то здесь.

– Знаешь, – задумчиво протянул Лекс, – где-то я уже слышал название этого бара.

– Понятное дело. Ты и там ведь наверняка побывал. Наш пострел везде поспел. Как это тебе удалось? Расщепил себя на части и тусовался сразу в нескольких местах?

– Кончай язвить, – обиделся Лекс. – Как раз здесь я и не был. Мне просто знакомо название, ясно?

Он на время отказался от американизмов, к великому моему облегчению. Но благодарить я его не стала, сосредоточившись на поисках бара. Спросить было некого – немногочисленные живые души неслись по улице с такой скоростью, словно объявили воздушную тревогу, и они торопились в бомбоубежище. Пока я вертела головой, мимо быстро прошла девушка в вязаном шлеме камуфляжной раскраски, закрывавшем все лицо, и армейской шинели. Я недоуменно смотрела ей вслед. Это что, крайний случай городской паранойи? Или, может, у нее все лицо в прыщах?

На поиски бара пришлось потратить время. В этих краях чем более модным считает себя бар, тем лучше он прячет свой вход за невзрачными и крайне неприветливыми кирпичными стенами, уходящими вертикально вверх. Звукоизоляция у стен отличная, так что единственный признаком бара был небольшой табурет сюрреалистического вида, стоявший прямо на тротуаре. Даже самые обычные бары здесь корчат из себя ночные клубы.

Наконец мы отыскали дверь, распахнули ее, и из помещения вылетел хип-хоп, мигом расцветив угрюмую улицу. Вышибала, подпиравший стену, окинул нас шаблонным взглядом: дескать, ведите себя прилично. В его тусклых глазах угрозы было не больше, чем в фарфоровых глазах чучела. Внутри царил роскошный и чувственный полумрак, словно мы, подобно Алисе, попали в шкатулку, обшитую изнутри красной и золотой парчой. С потолка вместо люстр свисали алые китайские фонарики, а столики прятались за занавесями из бордового бархата. Бутылки, поблескивавшие за стойкой бара, казалось, заполнены золотистым светом. Я даже слегка разочаровалась, когда обнаружила, что на Ким нет вышитого китайского халата из рубинового атласа. Укороченный топ из черной джинсы смотрелся, правда, неплохо, но, на мой взгляд, Ким могла бы приодеться под стать интерьеру.

– Похоже на фильмы, в названиях которых есть слово «шанхайский», – заметила я, присаживаясь у бара и одобрительно озираясь.

Ким оделяла напитками каких-то яппи на другом конца стойки. Я помахала ей рукой, она в ответ скорчила рожу и кивнула на клиентов.

– «Шанхайский экспресс», – подсказал Лекс. – С Марлен Дитрих.

– И «Шанхайский сюрприз». Помнишь, все эти сцены в казино?

Ким с улыбкой подошла к нам.

– Привет, Сэм. Рада, что добралась.

– А здесь классно! – восторженно сказала я. – Так Голливуд в сороковых изображал опиумные притоны.

– Классно, правда? – согласилась она. – И работать тут приятно. Впрочем, с танцами было еще лучше.

– А что случилось с танцами?

– Случился Рудольф Джулиани. Это мэр Нью-Йорка, – объяснила она в ответ на моей непонимающий взгляд. – Джулиани всерьез взялся за уличную преступность. Поначалу все было хорошо, но затем барам запретили устраивать танцы. Так что теперь, если, скажем, один-единственный пьянчужка вздумает поплясать, нас могут закрыть. Для того тут и нужен вышибала.

– Ты хочешь сказать, что он ходит по залу и не позволяет людям дрыгать ногами? – удивилась я.

Ким рассмеялась.

– Ну, примерно. Иногда это немного раздражает. Но знаешь, все ведь знают, что танцевать нельзя. Гляди.

Она показала на стену у себя за спиной, где на красном фоне золотыми буквами было выведено «НИКАКИХ ТАНЦЕВ».

– А если извиваться, но ногами не двигать? – поинтересовалась я.

– Это на грани допустимого. Раскачиваться мы позволяем, а извиваться – это уже предосудительно.

Теперь хохотали мы обе.

– Я так по тебе скучала, – с тоской сказала я, отсмеявшись. – Тосковала, что не могу подурачиться с тобой.

– Я тоже скучала.

Я прокашлялась. Приступы сентиментальности обычно длятся не больше пятнадцати секунд, а потом из меня начинает переть такое…

– Ладно, хватит распускать нюни. Кого я должна трахнуть, чтобы получить здесь выпивку?

– Дурачишься, как всегда, – с нежностью сказала Ким. – Только произнося эти слова, ты должна приложить руку к промежности и понизить голос.

– Глянь-ка, у вас и ди-джей есть!

У дальней стены я разглядела микшерский пульт, а за ним девушку, в сравнение с которой Камерон Диас показалась бы простоватой дурнушкой. Хорошенькие девушки в Нью-Йорке используют свои данные на полную катушку; не прячут, так сказать, свою красу под спудом. Наоборот, выставляют на всеобщее обозрение, да еще обставляют рефлекторами, чтобы все разглядели.

– Везде есть ди-джеи, – небрежно ответила Ким. – Вон за углом суши-ресторан, так и там есть ди-джей. Но от этого он не становится клубом. Так ты хочешь выпить?

– Папа римский сменил веру?

– Ну?

– Слинг[24] по-сингапурски, – сказала я. – В самый раз для такого декора.

– Годится.

– А мне можно? – встрял Лекс.

Внимание Ким переключилось на него. Мы настолько увлеклись беззаботным трепом, как в былые времена, что я совсем забыла представить Лекса. А Ким и в голову не пришло, что я заявлюсь не одна.

– Ким, это Лекс, – запоздало сказала я. – У нас совместная выставка.

Мне показалось, что я представила Лекса просто и сдержанно. Ни словом не упомянула о его статусе главного подозреваемого в деле об убийстве. Так чего же они так вытаращились друг на друга?

– Так вы же тот самый друг Лео! – воскликнула Ким. – Я так и знала, что где-то вас уже видела.

Судя по физиономии Лекса, ему очень хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила его.

– Как тесен мир, – наконец выдавил он.

Ким покачала головой. Это движение было таким родным, что от ностальгии у меня засосало под ложечкой. Оно означало, что Ким чего-то не понимает.

– У вас ведь какие-то неприятности, да? – спросила она в конце концов. – Лео говорил, что вы пустились в бега или что-то в этом духе. Вот черт, это же как-то связано с убийством Кейт! Вспомнила! Вы скрываетесь от копов!

Ким не повысила голос, но вся так и напряглась. Соседи за стойкой с любопытством оглянулись на нас.

– Сэм! – повернулась ко мне Ким. – Что происходит? Почему ты с этим парнем? Может, это он убил Кейт!

– Сэм разрешила переночевать у нее! – жалобно выпалил Лекс. – Она не верит, что я убийца…

– Ты разрешила ему переночевать? Да ты, должно быть, рехнулась! Этот парень прикончит тебя во сне! Ты должна немедленно сдать его полиции!

Я посмотрела на Ким, потом – на Лекса. Глубоко вздохнула и с размаху уронила голову на стойку. Но этого оказалось недостаточно. Они по-прежнему сверлили меня взглядами. Тогда я начала легонько колошматиться головой о деревянную поверхность стойки. Странно, но стало легче.