"Земляничная тату" - читать интересную книгу автора (Хендерсон Лорен)

Глава четвертая

Стоит войти в любую уважающую себя галерею как тебя окидывают оценивающим взглядом на предмет, способен ли ты отстегнуть пару штук (как минимум) на здешний шедевр. Дагги, у которого я выставляюсь в Лондоне, учит своих сотрудников в первую очередь обращать внимание на обувь посетителей. Он клянется и божится, что башмаки – самый надежный показатель богатства. Но, как правило, достается не только обуви – взгляд служителя изучит тебя с ног до головы, и если сотрудник достаточно опытен, ощущение такое, будто по самым чувствительным частям твоего тела провели стальной щеткой. Наверное, в случае положительного вердикта должно казаться, будто тебя ласкают шелковистые прикосновения хорошо обученных сексуальных рабов но, увы, прежде у меня не было возможности проверить эту гипотезу.

Девушка в приемной галереи «Бергман Ла Туш» была столь ошеломляюще красива, что один ее взгляд казался милостью для посетителя. Я по достоинству оценила ее ненавязчивый обыск – нет ли при мне папки и, следовательно, не являюсь ли я потенциальной проблемой под названием «начинающий художник».

– Привет! – воскликнула красавица доведенным до автоматизма бодрым голосом.

Акцент у девушки был вполне американский, а сама она являла смешение всех рас, из которых азиатская чуточку выдавалась. Гладкая кожа нежно-кофейного оттенка, как у дорогой замши, большие, темные миндалевидные глаза. Но лоб ее избороздили складки задумчивости.

– Простите, – вежливо сказала она, – я не могла вас где-то видеть?

На ней была светлая шелковая блузка и угольно-черные габардиновые брюки, волосы собраны в маленький пучок на затылке – и ни единого следа косметики. Девица выглядела до жути безупречно, что означало: штукатурки на ней больше, чем на мне, только наложила она ее куда более умело. Никаких драгоценностей, никаких украшений, если не считать серебряного завитка на ремне, но блузка и брюки сидели как влитые, а каждая прядь уложенных волос вилась в строго выверенном направлении. Нью-йоркский минимализм, доведенный до совершенства.

– Меня зовут Сэм Джонс, – сообщила я. – Участвую в следующей выставке.

– Ах да, конечно! Наверное, видела ваше фото в буклете. – Она явно обрадовалась, что я не жалкая попрошайка. – Привет, а меня зовут Ява. Ужас, до чего приятно познакомиться. Сейчас позову Кэрол, одну минуточку. По-моему, у нее сейчас нет совещания.

– Ява? – переспросила я, когда девушка вызвала хозяйку галереи. Она горестно улыбнулась. Я с радостью отметила, что зубы у нее острые и чуточку неровные. Столь неамериканское несовершенство обнадеживало.

– Моя мама голландка, из хиппи. А папа – кореец. Мама до сих пор не знает, откуда она взяла это имя.

– Может, с пачки кофе? – предположила я. – Еще повезло, что вас не назвали Мокко.

Улыбка Явы никуда не делась, но взгляд вдруг окаменел. Неужто обиделась? Но в следующий миг я сообразила, что она попросту меня не поняла.

– Простите? – переспросила Ява своим вежливым голоском.

– Ха! – гаркнул Дон у меня за спиной.

Насколько я поняла, это «Ха» было скорее веселым, чем пренебрежительным. Он отклеился от дверного косяка и зашаркал к нам.

– Английский юмор, – пояснил он Яве доверительно. – Сух как хер, – добавил Дон, обращаясь ко мне.

Я растерянно моргнула и сообразила, что Дон просто попытался воспроизвести невинную английскую поговорку «сухой, как херес», но, по своему обыкновению, проглотил все окончания.

– Как некоторые сорта хереса, – осторожно поправила я.

У меня уже слегка кружилась голова – и вовсе не из-за смены часовых поясов. Такое чувство, будто я участвую в сюрреалистических скетчах «Летающего цирка Монти Пайтона».

Ява благоразумно решила не развивать тему английского юмора.

– Сэм, это Дон, – сказала она. – Дон у нас готовит выставки.

– Правда? А по виду и не скажешь, что он такая важная шишка.

– Простите?

Застывший взгляд Явы снова сигнализировал: «не пойму, что это вы тут несете». Я вздохнула. Конечно, Ява – очень милая девушка, почти как незабвенная инсталляция Дэмиана Хёрста «Гниющая корова», хотя опарыши по ней и не ползают. У нее только с английским чувством юмора сложности, во всем остальном – очень, очень компетентная особа.

– Точняк! – ухмыльнулся Дон. – Подготовитель. А точнее, мальчик на побегушках. Ладно, – зевнул он, – пора искусство двигать. Еще увидимся.

По крайней мере, мне показалось, что он сказал именно это. Все окончания Дон, конечно же, проглотил. Согнувшись в три погибели и едва не загребая руками по полу, он поковылял к открытой двери прямо за огромным белым столом Явы. Сквозь дверной проем я видела стальные двери лифтов, сбоку шла лестница такого же угрюмого индустриального вида.

Дон нажал кнопку вызова лифта, и тут с лестницы донеслось металлическое клацанье. Через несколько секунд показалась дама на высоченных каблуках. Она проворно соскочила с последней ступеньки и посмотрела на Дона.

– Дон, не говори, что ты вызвал лифт только для того, чтобы спуститься в подвал, – недоверчиво сказала она.

– А ноженьки-то не казенные, – протянул Дон. Двери лифта с глухим лязгом открылись. – Карета того… подана. Пока-пока, леди.

– Наш Дон – большой оригинал, – сказала Ява. – Большой Дон. Но клиентам он нравится.

– Всем?

– Ну, – улыбнулась она, – многим. Остальные находят его деревенщиной. Да и одевается, как оборванец.

– Он и есть оборванец, – сказала Кэрол Бергманн. Она процокала прямиком ко мне и протянула руку. – Но работник каких поискать. Сэм! Привет! Вы ведь прилетели пару часов назад. Никак не ждала вас сегодня.

– Закинула вещи на квартиру и сразу сюда, – объяснила я, пожимая ей руку. – Решила, что если останусь дома, то засну и сложнее будет привыкать к новому времени.

– Пожалуй, это разумно.

Впервые я видела человека, который с такой прагматичностью относился бы к своей внешности. Короткие волосы Кэрол безжалостно зачесала назад; черный деловой костюм из тех, о которых забываешь, как только наденешь; косметики на ней не было вовсе – ни явной, ни скрытой. Единственная легкомысленная деталь – высокие каблуки, но Кэрол явно не считала их орудием обольщения. Скорее всего, грохоча каблуками, она надеялась распугать тех, кто стоит у нее на пути. К вам на всех парах мчится курьерский поезд – вот о чем грохотали каблуки.

– И как прошел перелет? Шофер вас встретил?

– Все отлично, спасибо.

– Хорошо, хорошо. Значит, с Явой и Доном вы уже познакомились. Наверное, лучше провести вас по галерее и познакомить со всеми, кто сейчас на месте. Для начала. Вы уже успели осмотреть экспозицию?

Главный зал я действительно успела обвести взглядом. Вправо уходили еще два зала, но содержимое первого не вдохновило меня на дальнейший осмотр. Там висели четыре огромные пятнистые полотна, заляпанные на редкость мрачными красками. («Пятнистые» и «заляпанный» – не специальные термины искусствоведов. Просто как художник я привыкла ими пользоваться.) Если долго вглядываться в эти холсты, можно, наверное, выудить из глубины какой-нибудь банальный образ, подобно тому, как возникает объемное изображение на «волшебных картинках». Не доверяя проницательности зрителей, художница, некая Барбара Билдер, услужливо дала подсказку в виде названий. Так под полотном, напоминавшим нутро выгребной ямы, значилось «Три кипариса», и если скосить взгляд под определенным углом, можно было углядеть три растения в окружении какого-то месива, видом и цветом изрядно смахивающего на переполненную бочку разлагающихся человеческих испражнений. И все в таком же духе. Здесь явно требовался такт, и не моргнув глазом, я ответила:

– Немного. Но это очень тонкие вещи. Требуется время, чтобы их понять.

А художнице требуется фронтальная лоботомия. Но говорить об этом незачем.

Кэрол Бергман одобрительно закивала.

– Я с самого начала так и говорила. Не правда ли, Ява?

– О да, Кэрол!

– Барбара очень медленно продается. Но те коллекционеры, что купили ее картины, говорят, что чем дольше на них смотришь, тем лучше они выглядят.

Просто с возрастом портится зрение, подумала я.

– Давайте вместе пробежимся по галерее, – предложила Кэрол, увлекая меня через боковой проход в два смежных зала, которые казались маленькими лишь в сравнении с огромным главным.

Стены были выкрашены в белый цвет, под ногами серел простой бетон, стол Явы тоже представлял собой унылый кусок этого вещества.

– Это у нас первый этаж. Главный зал – одно из самых больших в Нью-Йорке выставочных помещений.

Кэрол обвела просторы властным жестом и морзянкой застучала каблуками к лестнице.

– Не правда ли, замечательно высокие у нас потолки?

Чтобы не отстать, приходилось очень быстро перебирать ногами, так что ответить я не могла при всем желании – дышала как загнанная лошадь. Мы прогрохотали по стальным ажурным ступеням и, проскочив узкий белый вестибюль, оказались еще в одном зале. Здесь так сверкало, что рука моя непроизвольно нырнула в карман за темными очками. Луч заходящего солнца, пробившийся сквозь полупрозрачные жалюзи на огромных окнах, полыхал на лакированном деревянном полу. Должно быть, его покрыли как минимум полудюймовым слоем лака. Хоть на коньках катайся. Если в этом и состоял смысл инсталляции, то я его сразу ухватила.

– Какой класс! – вскрикнула я, надеясь, что Кэрол не заметит восторга в моем голосе, которого явно недоставало, когда я расхваливала шедевры Барбары Билдер.

Она странно посмотрела на меня.

– Так блестит, – пояснила я неуверенно, сознавая, что меня подозревают в злоупотреблении галлюциногенами.

– Ну да. Мы недавно покрыли пол лаком, – мягко ответила Кэрол, словно успокаивая ребенка. – Так вот, это еще один большой зал. Думаю, одну вашу инсталляцию мы поместим внизу, а другую повесим здесь. Для ваших произведений нужно много места.

Наверху было гораздо приятнее, чем на бетонных просторах первого этажа. Из огромных окон в дальнем конце зала лился неяркий свет, окна были затянуты матовыми дымчато-серыми жалюзи. Лаковое сияние паркета чудесно сочеталось с этим жемчужным потоком – лучшего освещения для моих мобилей и не найти. По обе стороны окон высились две массивные колонны, выкрашенные в белый цвет – пережиток тех дней, когда помещение использовалось под склад, но созерцанию мобилей они не должны были помешать. Более того, колонны даже можно пустить в дело.

– Замечательно, – искренне сказала я.

Кэрол довольно улыбнулась.

– Хорошо, хорошо. А вот и Сюзанна.

За столом в уголке зала изваянием застыла дама. Завороженная красотой лакового пола, я не заметила ее сразу и сейчас растерянно уставилась на живую скульптуру. Должно быть, перелет все-таки сказался на моем самочувствии. Иначе чем объяснить, что я исхитрилась не заметить двухметровую блондинку с массивными прелестями, затянутыми в кричащие тряпки? Сюзанна словно перенеслась из того времени, когда мужчины называли женщин ее габаритов не иначе как «мадам» и посвистывали им вслед, сдвигая на затылок котелки. Мне и самой захотелось присвистнуть.

– Привет, – улыбнулась Сюзанна.

Да, она будет повнушительней Статуи Свободы. Впечатляющая, если не сказать пугающая особа.

– А это Кейт, – продолжала, между тем, Кэрол.

Я снова растерянно заморгала. Откуда ни возьмись вынырнул еще один персонаж и помахал мне пачкой бумаг. За необъятной спиной Сюзанны пряталась дверь, а за дверью – узкий и длинный кабинет с массивным копировальным аппаратом в центре и стеллажами слайдов и художественных журналов вдоль стен.

– Привет, – весело поздоровалась Кейт. – Рада с вами познакомиться.

Миллион тугих рыжих косичек плотным шлемом охватывал ее голову. Казалось, косички приросли к скальпу. Кейт вообще была вся в обтяжку. Ожерелье, впившееся в шею, полосатый свитерок, едва не трескающийся по швам, и ярко-алые штаны армейского покроя, сидевшие на ней так, что я побоялась представить, сколько они могут стоить.

– Мы так взволнованы вашей выставкой! – продолжала она. – Буйство молодых британских художников в Нью-Йорке!

– Ну, за буйства у нас отвечают Лекс с Робом, – возразила я. – Настоящие спецы по хаосу и анархии.

– Какой чудесный акцент, – сказала Сюзанна. Ее собственный выговор на исконно американский тоже не тянул – уж больно отчетливо в нем слышались голландско-французские отголоски. – Обожаю англичан! Они такие, такие…

– Рафинированные, – подсказала Кейт и послала мне широкую улыбку.

Эта девушка понравилась мне с первого взгляда. Выглядит, по крайней мере, нормальным человеком, особенно в сравнении с устрашающим арийским совершенством Сюзанны.

– Мне нравятся ваша прическа. Потрясающе.

Кейт машинально коснулась косичек.

– Только хлопот с ними не оберешься.

– Просто шик-блеск, просто писк-визг, – манерным фальцетом вдруг пропела Сюзанна.

Кейт прыснула от смеха, но тут же опомнилась.

– Простите. Присосалась эта дурацкая присказка. Услышали в каком-то дебильном фильме и теперь повторяем как заведенные.

– И все-таки я хочу показать Сэм галерею! – резко вмешалась Кэрол. – У меня на шесть назначена встреча, и нам нужно еще много сделать.

– Есть, босс! – Кейт лихо отдала честь, щелкнув каблуками. – Знаете что, дорогие мои, пойду-ка я заниматься самобичеванием, и тогда никому не придется отвлекаться от дела, чтобы устроить мне взбучку.

Кэрол невольно улыбнулась, а Сюзанна хлопнула Кейт по обтянутом алым вельветом заду.

– На сегодня с фокусами завязываем. Увидимся позже, Сэм, – сказала она нормальным голосом и неожиданно тепло улыбнулась. Похоже, заразительное веселье Кейт заставило ее слегка ослабить свой монументальный корсет.

Кейт помахала мне рукой и скрылась в кабинете.

– Я работаю! – донеслось оттуда. – Работаю!!!

– Кейт у нас вместо шута, – сказала Кэрол не без нежности, и мы заскользили по полированному полу к соседнему залу. – Но вкус у нее замечательный. Я хочу, чтобы она помогала вам вешать мобили. Она от них без ума.

– Уже предвкушаю.

Я действительно предвкушала. Да мы с Кейт такое устроим!

Соседний зал оказался совсем небольшим – симпатичная квадратная комната. Белые стены и сияющий пол навевали покой. Даже картина Барбары Билдер «Еще один вид на отстойник сточных вод» не могла нарушить эту атмосферу. Мне хотелось задержаться здесь подольше, но неутомимая Кэрол уже тащила меня дальше. Она энергично забарабанила в дверь, которую я поначалу не заметила. Дверца почти не выделялась на фоне стены.

– Стэнли? Ты там?

Из-за двери раздался голос:

– Входи!

Послышалось тихое жужжание. Кэрол толкнула дверь и жестом предложила мне войти первой. Я очутилась в длинной узкой белой комнате, освещенной потоками дневного света, льющегося из высоких окон. В центре располагался стол из вороненой стали, а на стене висели две странноватые штуковины, походившие на коллажи, сотворенные младенцем, которому удалось дорваться до красок и упаковки с яйцами.

За столом сидели два человека. Перед тем, что подальше, беспорядочной грудой валялись потрепанный гигантский ежедневник, два каталога, коробка со слайдами и клочки бумаги. Тощий как щепка, бледный как труп, в больших очках в черной оправе: типичный чудаковатый интеллектуал, этакий еврейский Джарвис Кокер[6], только начисто лишенный какого-либо умения одеваться – даже извращенного. На голове у доходяги было черт-те что, словно он поминутно дергал себя за волосы; галстук набекрень, пиджак расстегнут.

Другой человек, откинувшись на спинку кресла из ярко-оранжевой кожи, вертел в руках электронную записную книжку, которую, похоже, забыл включить. Рядом с напарником он выглядел точно из дорогого ателье. Да и как иначе? Всю работу явно делает доходяга в костюмчике. При нашем появлении толстяк с желтыми волосами и пухлыми розовыми щечками – услада обожающих щипаться старушек – вскочил как подброшенный пружиной. Какой джентльмен. Мои руки оказались в плену пухлых ладошек. Толстяк оглядел меня с самодовольной ухмылкой заправского сердцееда. На его запястье болтались часы, стоимостью, наверное, тысяч в десять долларов.

– Ах, вы, наверное, мисс Джонс! Как же, видел вашу фотографию, но она ничто в сравнении с оригиналом. Богиня! Такая честь для нас, такая честь! – Господи, да у него голос сальнее тарелки из-под яичницы со шкварками.

Я потянула руки, но они были намертво зажаты в мясистом сандвиче. Толстые пальчики игриво потерлись о мои ладони. Меня чуть не вывернуло наизнанку.

– На самом деле, все наоборот, это для меня честь, – сказала я, всем телом дернувшись назад.

До чего беспомощным становится человек, когда не способен орудовать руками. Сандвичевы прокладки сочились липким потом.

– Нет, уверяю вас…

Толстяк осекся, потому что мне удалось чуть вывернуть правую руку, и мое кольцо, больше похожее на деталь кастета, царапнуло ему палец.

– Ой, прошу прощения, – сказала я, высвобождаясь из пухлых лап. – Я вас поцарапала? Кольцо такое острое.

Доходяга за столом издал какой-то звук, который я истолковала как усмешку.

– Сэм, это Стэнли Пинкеттс, содиректор, – представила Кэрол. – А это Лоренс, его ассистент. – Кивок в сторону очкастого доходяги.

В дверь постучали.

– Кэрол? – раздался командирский голос Сюзанны. – Вам звонят.

Тощий Лоренс вдавил кнопку на столе, и дверь с жужжанием отворилась.

– Я не стала бы вас беспокоить, но это миссис Канеда.

Кэрол с сомнением взглянула на меня.

– Все в порядке, – быстро я. – Обо мне не беспокойтесь, к тому же я нагрянула без предупреждения.

– Я позабочусь о Сэм, – предложил Лоренс, худым пальцем поправляя очки на крючковатом носу.

Кэрол мгновение колебалась, затем пожала плечами.

– Прекрасно. Вот что, Лоренс, угости-ка Сэм кофе. Кроме тебя никто не знает, как обращаться с этим жутким агрегатом. Прошу прощения, Сэм.

Я улыбнулась в ответ.

– Сюзанна, переведите звонок сюда, – отрывисто сказала Кэрол. Сюзанна тут же ретировалась. – Стэнли, ты не можешь задержаться? Мне надо обсудить с тобой кое-какие цифры.

Лоренс вывел меня из комнаты и плотно притворил дверь.

– Вы не против, если я стану держаться подальше от ваших колец?

– Отнюдь.

– Отлично. «Мне надо обсудить с тобой кое-какие цифры», – передразнил он Кэрол. – Единственные цифры, в которых Стэнли разбирается, не относятся к финансам. Просто наш толстяк впадает в истерику, если важные решения принимаются без него. И когда назревает что-то серьезное, лучше держать его под боком.

– Вам обязательно посвящать меня в вашу кухню?

– Нет, конечно. Но ведь я ничего и не говорил, разве нет? – Лоренс провел ладонью в дюйме от моего лица. – Все стерто, – нараспев произнес он. – Вы ничего не помните, ничего не помните, ничего не помните… Хотите кофе?

– До смерти, – уточнила я. – Сначала муки в самолете, потом высадка в Нью-Йорке, – это, знаете ли, как обухом по голове – затем таксист-убийца и, наконец, знакомство с целой толпой новых людей. Я даже сбилась со счета, по-моему человек семь.

– По здешним меркам вполне спокойный денек. Да и людей было шесть, – поправил Лоренс. – Стэнли не в счет, он слизень. Думаю, вы и сами уже поняли. Кстати, руками вы ловко работаете. Сильно его поранили?

– Да нет. Легкие телесные повреждения.

Впереди маячила монументальная Сюзанна. Лоренс помахал ей рукой, но не остановился. Мы пересекли зал, свернули в коридор и оказались перед белой дверью. Лоренс набрал код, и дверь с жужжанием открылась.

– Получилось. Технология на уровне… Боже.

Я умолкла. На дальней стене комнаты красовались творения все того же малолетнего истребителя яиц и красок. По-моему, там присутствовали все до единого цвета спектра.

– Впечатляет? – осведомился Лоренс. – Такие картинки сейчас очень популярны. Галиматья нарасхват. Нам сюда.

Он провел меня в маленькую кухоньку и начал колдовать над кофеваркой, количеству кнопок которой позавидовала бы панель «Боинга-747».

– А экзамены на управление это штукой сдавать не нужно? – спросила я, падая на пластиковый стул жутковатой конструкции. – А здесь уютно, – я зевнула.

– Но не настолько, чтобы спать, – предупредил Лоренс. – Держитесь. Сейчас подоспеет кофеин. Вам капуччино?

– Нет, спасибо. Молоко нейтрализует кофеин. Можно двойной?

– Вы, европейцы, совершенно не думаете о здоровье. Снимаю шляпу. Речь ведь не идет о кофе без кофеина, я все правильно понял?

Я зашипела, осенив его крестным знамением.

– Намек понят.

– А печенье у вас имеется?

Он непонимающее уставился на меня.

– А-а… вы о крекерах? Вы что, рехнулись? Да тут все поголовно сидят на диете. Только попробуйте крекер на кухню пронести – камнями закидают.

– Вам, по-моему, диета ни к чему, – заметила я.

В отличие от Джарвиса Кокера, мой новый знакомый не умел придавать своему скелету элегантный вид. Даже самый дорогой костюм на нем выглядел бы так, словно он купил его в лавке старьевщика. От меня не укрылось, что бледная кожа усыпана редкими веснушками, а карие глаза за толстыми стеклами очков так и светятся проницательностью.

– Это верно, – сказал Лоренс, составляя кофейные чашки на маленький поднос. – Поэтому пойдемте в мой скромный уголок и втихомолку полакомимся.

Печенье, которым угощал меня Лоренс, оказалось очень вкусным, к тому же сервировано было почти с шиком – на крышке от жестянки. Да и комнатка выглядела совсем неплохо. Ее нельзя было назвать уютной – в этой галерее уютом и не пахло, – но в отличие от прочих помещений здесь присутствовал намек на гостеприимство. Возможно, потому что столь тесная комнатенка не имела шансов выставить себя дизайнерским шедевром.

Пока я прихлебывала эспрессо, Лоренс пичкал меня сведениями о «Бергман Ла Туш». И в какой-то момент я решила, что он мне нравится. Он обладал тем сортом юмора, который Дон наверняка назвал бы «сух как хер».

– У нас три директора. Кэрол вы знаете, с неподражаемым Стэнли только что познакомились. Впрочем, я не прав, он очень даже подражаем. Дайте-ка руку…

– Э-э, нет, второй раз я такого не выдержу…

– Ладно. А еще есть Жаннетт… Жаннетт Ла Туш, но сюда она носа не кажет. Потусоваться, потрепаться – это всегда пожалуйста, но без нее вполне можно и обойтись. Так что галерея – детище Кэрол. Стэнли хотел слегка прибогемиться и произвести впечатление на своих телок, а у его семьи денег полно, вот они и раскошелились на галерею. Думаю, Кэрол уже жалеет, что взяла его в компаньоны. Есть еще три ассистента. Кстати, я ведь вовсе не ассистент Стэнли, я гуляю сам по себе, как выражается Кэрол. Яву, нашу прелестную секретаршу вы видели, несравненная Сюзанна занимается информацией: каталоги, описи и все такое…

– Описи? Что, целыми днями?

– Да.

– Господи!

Лоренс удивленно приподнял брови.

– Просто меня поразил ваш размах…

– Эй, дамочка, у нас тут не шарашкина контора. Так, кто у нас еще? Ага, архивариус, бухгалтер… ах да, и еще грузчик, Дон.

– Он вам не нравится?

Лоренс демонстративно передернул плечами, добавив несколько чешуек перхоти к слою, покрывавшей ворот его пиджака.

– Дон вполне соответствует своему образу, но меня на такое не купишь.

– Своему образу? – переспросила я. – Вы говорите об одежде?

– Дон старательно изображает простака из деревенской глуши. Наивный малый в городских джунглях. Считает, что это придает ему шарма.

– Эй, ребята! – В дверь просунулась голова Кейт. – Лоренс, ну-ка прочь ножищи с моего стола. В бар не хотите смотаться? Уже седьмой час.

При слове «бар» я мигом подскочила и потянулась за курткой.

– Условный рефлекс, как у пьянчуги Павлова, – похвалил Лоренс, нехотя сбросив ноги со стола, и тоже поднялся.

– Лоренс… – Кейт скосила глаза на меня. – А как же Кэрол? В смысле…

Повисла пауза.

– Господи, она все еще висит на телефоне! – вздохнул Лоренс. – От этой миссис Канеды так просто не отделаешься. А у Сэм сегодня первый вечер в Нью-Йорке. Мы не можем ее бросить здесь, правда? Это невежливо.

– Да, ты прав, – с облегчением отозвалась Кейт.

– Так мне можно с вами? – с надеждой спросила я, не понимая тонкостей местных интриг.

– Конечно, – ответила Кейт. – Просто мы не хотим, чтобы Кэрол подумала, будто мы вас силком потащили в вертеп, да еще в рабочее время.

Хм. Удивительные нравы в этой Америке. Дагги, моему лондонскому галерейщику, и в голову не пришло бы возражать, если мне вдруг захотелось бы попьянствовать с его подчиненными. Скорее удивился бы, потому что работают у него крайне неаппетитные личности. Должно быть, в Нью-Йорке другие правила, но все это довольно странно.

– Кэрол проторчит здесь не меньше часа, – говорила Кейт. – Сейчас загляну к ней и выясню. Думаю, она не станет возражать, тем более, что у нее сегодня деловой ужин.

– А разве у нее случаются неделовые ужины? – ехидно вопросил Лоренс. – А вы проворная особа. – Я натягивала перчатки с такой поспешностью, словно это был олимпийский вид спорта, и меня ждали соревнования.

– Это все кофе! – пояснила я, поймав взгляд Лоренса. – Теперь мне срочно требуется водка. Кстати, в вашем баре пожевать чего-нибудь найдется?