Хеннинг Манкелль Возвращение танцмейстера

Пролог Германия Декабрь 1945

Самолет поднялся с военного аэродрома под Лондоном в третьем часу дня 12 декабря 1945 года. Моросил дождь, было довольно холодно. Порывистый ветер то и дело рвал с мачты полосатый чулок-флюгер, но потом опять стихало. Двухмоторный «Бристоль Бленхейм» начал боевые вылеты еще во время битвы за Англию осенью 1940-го. Несколько раз, подбитый немецкими истребителями, он совершал вынужденную посадку, но после каждого такого случая его удавалось залатать и ввести в строй. Теперь, когда война кончилась, самолет использовали главным образом для снабжения английских оккупационных войск в побежденной и разрушенной Германии.

«Но в этот раз командир самолета Майк Гарбетт получил иной приказ – во второй половине дня ему следовало доставить в немецкий городок под названием Бюккебург одного-единственного пассажира. Там его встретят, а на следующий вечер он должен вернуться в Англию. Что это за пассажир и по какому делу он летит в Германию, прямой начальник Майка майор Перкинс не сказал. Майк и не спрашивал. Война хоть и кончилась, но иногда казалось, что она еще продолжается. Ничего необычного в секретной командировке не было.

Получив задание, Гарбетт уселся в одном из аэродромных бараков со вторым пилотом Питером Фостером и штурманом Крисом Уиффином. Они разложили карты. Аэродром находился в нескольких милях от Гаммельна. Гарбетт там никогда раньше не бывал, но Питеру место было знакомо. Никаких гор в окрестности – посадка трудной быть не должна. Лишь бы не нанесло тумана. Уиффин пошел поговорить с метеорологами. Вернувшись, сообщил, что погода в северной и средней Германии во второй половине дня ожидается ясная. Напарники набросали план полета, прикинули, сколько потребуется горючего, и свернули карты.

– У нас только один пассажир, – сказал Гарбетт. – Кто – понятия не имею.

Никто ничего не спросил, да он и не ждал вопросов. Они с Фостером и Уиффином летали вместе уже три месяца. Их объединяло то, что все они выжили. Ведь столько пилотов Королевских Воздушных сил погибли во время войны. Они даже сбились со счета, скольких товарищей потеряли. Мысль, что они остались в живых, приносила не только облегчение. Иногда казалось, что они присвоили чью-то чужую жизнь – жизнь, о которой так мечтали те, кто теперь лежит в земле.

Около двух часов в ворота аэродрома въехала крытая машина. Фостер и Уиффин уже были в самолете, занимаясь последними приготовлениями к старту. Гарбетт стоял на потрескавшейся бетонной плите и ждал. Увидев, что из машины вышел человек в гражданской одежде, он недоуменно наморщил лоб. Изо рта незнакомца торчала незажженная сигара. Шляпа надвинута так, что глаз не видно. Он выудил из багажника маленький черный чемоданчик. Тут же подъехал на своем джипе майор Перкинс. Гарбетту почему-то стало не по себе. Когда Перкинс представил их друг другу, тот пробормотал свое имя, но Гарбетт не расслышал.

– Можете лететь, – сказал Перкинс.

– Багажа больше нет?

Пассажир покачал головой.

– Во время полета лучше не курить, – сказал Гарбетт, – самолет очень старый. Могут быть протечки. Пары бензина чаще всего обнаруживают слишком поздно.

Человек в штатском не ответил. Гарбетт помог ему взобраться по трапу. В самолете было всего три пассажирских сиденья – стальных и довольно неудобных. Никакого другого груза у них не было. Незнакомец сел и пристроил чемоданчик между ног. Гарбетту было любопытно, что это за ценности доставляют в Германию.

Когда они поднялись в воздух, Гарбетт заложил левый вираж и вышел на рассчитанный Уиффином курс. Он выровнял машину и, достигнув запланированной высоты, оставил рычаги Фостеру и вышел в грузовой отсек. Пассажир поднял воротник плаща и еще глубже натянул шляпу.

Спит, что ли, подумал Гарбетт. Но что-то подсказывало ему, что человек на борту не спит.

Несмотря на слабое освещение аэродрома в Бюккебурге, они приземлились без всяких затруднений. Грузовик отбуксировал самолет к самому краю длинного подсобного строения, где уже ожидало несколько военных машин. Гарбетт помог пассажиру сойти с самолета. Но едва он протянул руку к чемоданчику, как тот замотал головой и, взяв его сам, сел в одну из машин, и колонна тотчас тронулась. Фостер с Уиффином, выбравшись наружу, увидели только красные габаритные огни. Было свежо, обоих знобило.

– Интересно бы узнать, кто это, – произнес Уиффин.

– Лучше не узнавать, – ответил Гарбетт.

И показал на направляющийся к самолету джип.

– Думаю, нас поселят в казарме, – сказал он. – Судя по всему, это за нами.

Когда они разместились и поужинали, местные механики пригласили их выпить с ними пива. Фостер и Уиффин согласились, но Гарбетт устал и решил остаться в казарме. Он долго не мог заснуть. Лежал и пытался сообразить, кем мог быть их загадочный пассажир. И что там у него в чемоданчике, что он никому не позволял к нему притронуться? Он чертыхнулся. Какое его дело? Пассажир с секретным поручением, и его, Гарбетта, единственное задание – забрать его на следующий день. И все.

Пилот посмотрел на часы – уже полночь – и поправил подушку. Когда вернулись Фостер и Уиффин, он уже спал.

Дональд Давенпорт вышел из британской тюрьмы для немецких военнопленных сразу после одиннадцати вечера. Его разместили в гостинице, уцелевшей во время бомбежек и теперь служившей жильем для британских офицеров, расквартированных в Гаммельне. Он устал, надо было выспаться как следует, чтобы выполнить порученную ему работу без сучка и задоринки. Он немного сомневался в сержанте по фамилии Мак-Манаман, приданном ему в помощники. Он не любил работать с неопытными напарниками. Много риска, особенно если учесть, что предстоящее задание было не из легких.

Он отказался от вечернего чая и прошел прямо в свой номер. Сел за стол и прочитал материалы совещания, начавшегося через полчаса после его прибытия в Германию. Первым в стопке лежал формуляр, переданный ему молодым майором по имени Стакфорд – тот отвечал за всю операцию.

Он разгладил бумагу, поправил настольную лампу и прочитал имена. Крамер, Леманн, Хайдер, Фолькенрат, Грезе… всего двенадцать имен, три женщины и девять мужчин. Он внимательно прочитал данные об их весе и росте и сделал соответствующие пометки. Спешить нельзя – профессиональная гордость требовала тщательности. Только в полвторого он отложил ручку. Теперь все ясно: он произвел расчеты и трижды проверил – ничего не упущено. Он вышел из-за стола, сел на край кровати и открыл чемоданчик. Хотя он и знал, что никогда ничего не забывает, все же проверил на всякий случай – нет, все на месте. Он достал чистую рубашку, закрыл чемодан и вымылся холодной водой – другой не было.

У него никогда не было проблем со сном. И в эту ночь тоже.

В начале шестого, когда постучали в дверь, он был уже одет. Быстро позавтракав, они поехали через темный и мрачный городок в тюрьму. Сержант Мак-Манаман уже ждал его. Парень был очень бледен, и Давенпорт начал сомневаться, не подкачает ли. Но присоединившийся к ним Стакфорд, почувствовав его тревогу, отвел Давенпорта в сторону и уверил, что Мак-Манаман не подведет, хотя, конечно, ему и не по себе.

К одиннадцати все было готово. Давенпорт решил начать с женщин – поскольку их камеры находились ближе всего к виселице, они неизбежно услышали бы звук открывающегося люка, а он хотел бы оградить их от этого. Давенпорту было все равно, какое именно преступление совершил тот или иной заключенный, но его личная порядочность требовала начать с женщин. Все, кому полагалось присутствовать, заняли свои места. Давенпорт кивнул Стакфорду, и тот дал знак одному из охранников. Послышались выкрики команд, загремели ключи, открылась дверь камеры. Давенпорт ждал.

Первой была Ирма Грезе. На какой-то миг его очерствевшее сердце сжалось от горького недоумения. Неужели эта изящная блондинка двадцати двух лет могла избивать кнутом заключенных в концлагере Бельзен до смерти? Почти ребенок. Но приговор никаких сомнений не оставлял – она изверг и должна умереть. Она посмотрела ему в глаза. Потом на виселицу. Охранник помог ей подняться по лестнице. Давенпорт проследил, чтобы она встала точно на крышку люка, и накинул петлю, краем глаза следя, чтобы Мак-Манаман как следует связал ей ноги кожаным ремнем. Когда он накидывал капюшон на ее голову, он уловил, как она еле слышным голосом произнесла только одно слово:

– Schnell!

Мак-Манаман сделал шаг назад, и Давенпорт взялся за рукоятку механизма, открывающего люк. Женщина упала камнем. Давенпорт знал, что рассчитал совершенно точно – высота падения была достаточной, чтобы сломать шейные позвонки, но не настолько велика, чтобы голова оторвалась от тела. Вместе с Мак-Манаманом он спустился под эшафот и, после того, как британский армейский врач выслушал сердце и констатировал смерть, снял петлю. Тело унесли – Давенпорт знал, что в твердой земле тюремного двора уже выкопаны могилы. Он снова поднялся на эшафот и проверил, какой должна быть длина веревки для следующей осужденной. Когда все было готово, он снова кивнул Стакфорду, и через минуту в дверях стояла Элизабет Фолькенрат со связанными за спиной руками, одетая точно так же, как Ирма Грезе, – серое платье ниже колен. Три минуты спустя она тоже была мертва.

Казнь заняла два часа семь минут. Давенпорт рассчитывал на два пятнадцать. Мак-Манаман справился. Все шло по плану. Давенпорт сложил веревку и кожаные ремни в свой чемоданчик и попрощался с Мак-Манаманом.

– Выпейте стаканчик коньяку, – сказал он. – Вы хорошо поработали.

– Они это заслужили, – коротко ответил Мак-Манаман. – Я не нуждаюсь в коньяке.

Давенпорт уехал из тюрьмы с майором Стакфордом, прикидывая, не получится ли вернуться в Англию пораньше, чем планировалось. Впрочем, еще накануне он решил, что полетит вечером – мало ли что может случиться. Даже для Давенпорта, самого опытного палача Англии, двенадцать казней в один день было многовато, и он решил оставить все, как есть.

Стакфорд пригласил его отобедать в столовой гостиницы. Они сидели в отдельном кабинете. Стакфорд приволакивал левую ногу после ранения. Давенпорту он нравился, прежде всего тем, что не задавал ненужных вопросов. Он терпеть не мог, когда его начинали спрашивать, как он казнил того или иного преступника, чье имя все знали из газет.

За едой они обменялись несколькими ничего не значащими фразами о погоде и о том, не предвидится ли в Англии дополнительных пайков на чай и табак к приближающемуся Рождеству.

Только когда они уже пили чай, Стакфорд заговорил об утренней казни.

– Меня беспокоит только одно, – сказал он. – Люди быстро забывают, что все с таким же успехом могло быть и наоборот.

Давенпорт не сразу понял, что хотел сказать Стакфорд. Но спрашивать не понадобилось – Стакфорд пояснил сам.

– С таким же успехом немецкий палач мог приехать в Англию, чтобы повесить английских военнопленных. Молодых английских девушек, избивающих кнутом заключенных в концлагере. Это безумие могло поразить нас точно так же, как немцев – я имею в виду Гитлера и нацизм.

Давенпорт молчал, ожидая продолжения.

– Никто не рождается злодеем. Вышло так, что нацистами стали немцы. Но никто не убедит меня, что это не могло бы произойти и в Англии. Или Франции. Или в США – почему бы нет?

– Я понимаю ход мысли, – сказал Давенпорт. – Но не могу сказать, правы вы или нет.

Стакфорд подлил ему чаю.

– Мы казним самых закоренелых, – продолжил он, помолчав. – Самых страшных военных преступников. Но мы знаем, что многим удалось улизнуть. Как, скажем, брату Йозефа Леманна.

Леманн был последним из двенадцати. Маленький человечек, встретивший смерть совершенно спокойно, с отрешенным видом.

– Его брат был еще хуже него, – продолжал Стакфорд. – Но сумел скрыться. Может быть, использовал один из тайных нацистских каналов и живет теперь в Аргентине или Южной Африке. Там он недосягаем.

Они помолчали. За окном шумел дождь.

– Вальдемар Леманн. Непостижимый садист, – сказал Стакфорд. – Он не только сам измывался над пленными. Он находил какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы обучать своих подчиненных искусству мучить людей. Его следовало бы повесить так же, как и брата. Но мы его не нашли. Пока не нашли.

В пять часов Давенпорт вернулся на аэродром. Он мерз, несмотря на толстое зимнее пальто. Пилот уже ждал его у трапа. Интересно, о чем он думает. Он уселся на стальное сиденье в холодной кабине и поднял воротник – моторы ревели немилосердно.

Самолет набрал скорость и исчез в облаках.

Что ж, задание он выполнил. Все прошло гладко. Не зря он считается лучшим палачом Англии.

Самолет несколько раз подряд провалился в воздушные ямы. У Давенпорта все не шли из головы слова Стакфорда о тех, кому удалось улизнуть. Он вспомнил этого Леманна, находившего особое удовольствие в обучении чудовищной жестокости других.

Он плотнее завернулся в пальто. Воздушные ямы были позади. Самолет взял курс на Лондон. Это был хороший день. Задание выполнено превосходно. Никто из осужденных не пытался сопротивляться, когда их вели к виселице. Ни одна голова не оторвалась.

Он был доволен. Впереди – несколько свободных дней. Потом предстояла казнь убийцы в Манчестере.

Он задремал на своем жестком сиденье. Ему не мешал даже рев мотора рядом.

Майк Гарбетт так и не понял, кто был его пассажир.