"Тьма" - читать интересную книгу автора (Херберт Джеймс)

Глава 3

Несмотря на сутулость, Джейкоб Кьюлек был очень высок и, казалось, постоянно что-то вынюхивал, сильно вытягивая шею. Костюм был ему великоват и свисал с худощавого тела крупными складками, воротничок рубашки и галстук неплотно прилегали к шее. Он встал, когда дочь ввела Бишопа в небольшую комнату, служившую ему рабочим кабинетом в институте, здание которого затерялось в той части Уимпол-стрит, где были сосредоточены медицинские и финансовые учреждения.

— Спасибо, что приехали, мистер Бишоп, — сказал он, протягивая руку.

Бишоп был удивлен твердостью его пожатия. Чей-то приглушенный голос — он догадался, что это был голос Джессики, — доносился из портативного магнитофона, стоявшего на низком кофейном столике возле кресла Кьюлека. Старик наклонился и выключил магнитофон, причем нашел нужную кнопку сразу, без нащупывания.

— Каждый вечер Джессика в течение часа делает для меня записи, — объяснил Кьюлек, глядя Бишопу прямо в глаза, словно изучая его. Трудно было поверить, что он незрячий. — Информация о последних исследованиях, деловая корреспонденция — в общем, все текущие вопросы, которым я не успеваю уделить внимание. Джессика бескорыстно делится со мной своим зрением. — Он улыбнулся дочери, инстинктивно чувствуя, где она находится.

— Прошу садиться, мистер Бишоп, — сказала Джессика, показывая на свободное кресло у кофейного столика напротив кресла Кьюлека. — Не хотите ли кофе? Или чаю?

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, спасибо.

Усаживаясь, он мельком осмотрел комнату, едва ли не каждый дюйм стенного пространства которой занимали книги. В том, что такой человек, как Кьюлек, окружил себя книгами, ставшими недоступными из-за его физического недостатка, заключалась некая горькая ирония.

Как будто читая его мысли, Кьюлек широко взмахнул рукой, обводя уставленные книгами стены:

— Я знаю каждый том в этой комнате, мистер Бишоп. И даже его место на полке. «Масонская, герметическая и розенкрейцеровская символическая философия» — в среднем шкафу справа, третья полка сверху, седьмая или восьмая по счету. «Золотая ветвь» — последний шкаф у двери, верхняя полка, где-то в середине. Мне дорога здесь каждая книга, и каждая многократно снималась с полки до того, как я ослеп. Похоже на то, что с утратой зрения сознание легче обращается внутрь самого себя, чтобы более тщательно исследовать резервы памяти. Всякая потеря вознаграждается.

— Ваша слепота, как видно, не сказалась на вашей работоспособности, — заметил Бишоп.

Кьюлек издал короткий смешок:

— Боюсь, что помеха все-таки немалая. Старые теории исчезают, возникает масса новых идей, и держать меня в курсе всех этих перемен приходится Джессике и нашему маленькому магнитофону. Да и ноги у меня уже не те. Моя верная трость служит мне не только поводырем, но и костылем. — Он ласково, словно это было домашнее животное, похлопал свою трость. — По настоянию дочери я вынужден был сократить количество лекционных поездок. Она предпочитает, чтобы я находился там, где ей легче за мной присматривать. — Кьюлек укоризненно улыбнулся дочери, и Бишоп почувствовал, как они близки. Девушка устроилась на стуле с высокой спинкой у окна с таким видом, будто ее задачей было наблюдать, чтобы беседа состоялась.

— Если бы я разрешила, отец работал бы по двадцать два часа в сутки, — сказала она. — А в оставшиеся два часа обсуждал бы предстоящие на следующий день дела.

Кьюлек фыркнул.

— Пожалуй, она права. Однако, мистер Бишоп, обратимся к нашему вопросу. — Он подался вперед, отчего стал выглядеть еще более сутулым. Глубокие морщины, прорезавшие лоб, выдавали его беспокойство. Поймав устремленный на себя взгляд, Бишоп, спохватившись, снова был вынужден вспомнить, что Кьюлек слеп.

— Джессика, вероятно, показывала вам сообщение о том, что произошло прошлой ночью на Уиллоу-роуд?

Бишоп кивнул, но, тут же поняв, где опять допустил оплошность, ответил вслух:

— Да.

— А утренние газеты? Вы их просмотрели?

— Просмотрел. Человек, стрелявший в мальчиков и их отца, отказывается с кем-либо разговаривать. Девочка, родители которой погибли при пожаре (впрочем, мужчина оказался не отцом девочки, а приятелем ее матери), все еще пребывает в состоянии шока. Женщина, зарезавшая своего любовника, совершила самоубийство, поэтому можно только предположить, что мотивом послужила ревность или какая-то размолвка между ними.

— О да, мотивы, — произнес Кьюлек. — Похоже, полиция еще не установила мотивы этих происшествий... или преступлений.

— Но они и не могут быть одинаковыми для всех. Не забывайте, мать девочки и ее приятель погибли. Девочке просто повезло, что она осталась в живых. О поджоге вообще ничего не говорится.

Кьюлек некоторое время молчал.

— Вам не кажется странным совпадение, что все эти экстраординарные события произошли в одну ночь на одной улице?

— Разумеется. Было бы уже странно, если бы на одной улице произошло два убийства в течение по крайней мере нескольких лет, не говоря уж об одной ночи. Но каким образом они могут быть связаны?

— Согласен, на первый взгляд ничего общего, кроме времени и места, между ними нет. И, конечно, того обстоятельства, что несколько месяцев назад именно здесь, на этой же улице, произошло групповое самоубийство. Почему вас просили обследовать «Бичвуд»?

Неожиданность вопроса ошеломила Бишопа.

— Мистер Кьюлек, а вам не кажется, что вы сначала должны объяснить, почему вас так интересуют события на Уиллоу-роуд?

Кьюлек обезоруживающе улыбнулся:

— Вы совершенно правы. Мне не следовало забрасывать вас вопросами, ничего предварительно не объяснив. Уверяю вас, у меня есть основания считать нынешние происшествия на Уиллоу-роуд и самоубийство девятимесячной давности взаимосвязанными. Вам известно имя Бориса Прижляка?

— Прижляк? Да, это один из тех, кто покончил с собой в «Бичвуде». Помнится, он был ученым?

— Ученым и предпринимателем — в нем странно сочетались эти два качества. При жизни им владели две страсти — делать деньги и изучать энергию. И в каждой области он проявил себя как знаток. Он был новатором, мистер Бишоп, и умел превращать свои научные достижения в звонкую монету. Поистине редкий человек.

Кьюлек задумался, и на его губах появилась странная жесткая улыбка, будто человек, о котором шла речь, предстал перед его мысленным взором и это воспоминание было не из приятных.

— Мы познакомились в Англии в 1946 году, как раз накануне установления у нас на родине, в Польше, коммунистического режима. Мы были беженцами, и оба понимали, какая участь ожидает нашу истерзанную страну. Но даже тогда я не мог сказать, что этот человек был моим другом... — Он пожал плечами. — Но мы были соотечественниками, оказавшимися на чужбине. Наши отношения были вынужденными.

Бишоп с трудом выдерживал неподвижный взгляд незрячих глаз Кьюлека. Эти глаза его слегка нервировали. Он взглянул на девушку, и она ободряюще улыбнулась.

— Другой причиной нашего сближения явился интерес к оккультизму.

— Прижляк, ученый, интересовался оккультизмом?

— Как я уже сказал, мистер Бишоп, это был весьма необычный человек. Несколько лет мы были друзьями, хотя, пожалуй, лучше называть нас просто знакомыми, а затем наши пути разошлись, поскольку наши представления о некоторых вещах во многом не совпадали. Прожив какое-то время в Англии, я женился на матери Джессики, ныне покойной, и в конце концов уехал в Соединенные Штаты, где примкнул к Философскому научному обществу, которое возглавлял Мэнли Палмер Холл. О Прижляке я довольно долго ничего не слышал. Пока не вернулся десять лет назад в Англию. Он нанес мне визит вместе с господином по имени Киркхоуп и предложил вступить в их организацию. Боюсь, что я не только не одобрил направления их изысканий, но и дал понять, что не испытываю к ним никакой симпатии.

— Вы сказали, что его спутника звали Киркхоуп. Не Доминик ли Киркхоуп?

Кьюлек кивнул:

— Да, мистер Бишоп. Это тот самый человек, который использовал «Бичвуд» для своих оккультных опытов.

— Вы знали, что в этот дом я отправился косвенным образом из-за господина Киркхоупа?

— Я об этом догадывался. Вас наняли его родственники?

— Нет, это было предпринято исключительно по просьбе агентов по продаже недвижимости. По-видимому, Киркхоупы очень давно владели «Бичвудом», но никогда им не пользовались. Наряду с прочей недвижимостью они сдавали в аренду и этот дом.

Примерно в 30-х годах там начала происходить какая-то чертовщина — агентам было строго наказано ничего не разглашать, — и в ней был замешан Доминик Киркхоуп. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Киркхоупы, то есть родители Доминика, заставили этих нанимателей съехать. Время от времени в доме появлялись новые жильцы, но никто не задерживался надолго — все жаловались на то, что там происходит что-то неладное. Естественно, что постепенно «Бичвуд» приобрел репутацию «дома с привидениями» и стал пустовать. Из-за того что с ним было связано имя Доминика Киркхоупа, он в конце концов превратился для всей семьи в какое-то пугало, порочащее их добрую репутацию. Долгое время дом стоял заброшенным, пока ровно год назад Киркхоупы не решили избавиться от него навсегда. Он был модернизирован, приведен в порядок и приобрел вполне респектабельный вид. Но продать его все же не удавалось. Слухи о какой-то странной «атмосфере», царящей там, не прекращались. И, думаю, что к решению пригласить парапсихолога их подтолкнуло крайнее отчаяние. Вот почему я и оказался в «Бичвуде».

Кьюлек и его дочь молчали, ожидая, что Бишоп продолжит свой рассказ. И вдруг оба почувствовали, что он к этому не расположен.

— Простите, — сказал Кьюлек, — я понимаю, что эти воспоминания неприятны...

— Неприятны? Господи, видели бы вы, что они сотворили друг с другом в этом доме! Изуверство...

— Вероятно, нам не следовало просить мистера Бишопа вспоминать это страшное событие, отец, — тихо сказала Джессика.

— Мы должны. Это очень важно. — Жесткость в голосе старика удивила Бишопа. — Простите, мистер Бишоп, но мне крайне необходимо знать, что вы там обнаружили.

— Мертвые тела, вот и все, что я там обнаружил! Растерзанные, искромсанные, расчлененные. То, что все они сделали, не поддается описанию!

— Да, но что там было еще? Что вы чувствовали?

— Меня зверски мутило. А вы что подумали, черт возьми?

— Нет, я имел в виду не ваше состояние. Что вы чувствовали в доме? Было ли там что-нибудь еще, мистер Бишоп?

Бишоп уже открыл было рот, чтобы что-то добавить, но внезапно как-то обмяк и тяжело откинулся на спинку кресла. Джессика вскочила и подбежала к нему; не понимая, что произошло, старик удивленно подался вперед.

— Что с вами? — Озабоченно глядя на Бишопа, Джессика тронула его за плечо.

Он посмотрел на девушку ничего не выражающим взглядом. Это продолжалось несколько секунд, но постепенно он пришел в себя.

— Простите. Я пытался мысленно вернуться в тот день, но мое сознание, кажется, просто не срабатывает. Я не могу даже вспомнить, как я оттуда выбрался.

— Вас нашли во дворе за домом, — напомнил Кьюлек. — Вы лежали без чувств около своей машины. Местные жители вызвали полицию, но когда полицейские прибыли, вы были не в состоянии говорить и не сводили взгляда с «Бичвуда». Так записано в протоколе. Сначала они подумали, что вы тоже в этом замешаны, но ваши показания подтвердили агенты по недвижимости. Неужели вы совсем ничего не помните?

— Единственное, что я знаю, — это то, что еле унес оттуда ноги. — Бишоп с силой надавил пальцами на глазницы, будто хотел выжать из них воспоминание. — На протяжении последних месяцев я много раз пытался восстановить в памяти эти события, но у меня ничего не получалось; одни изуродованные трупы, и ничего более. Не помню даже, как я оттуда выбрался. — Он глубоко вздохнул, и его лицо приобрело более спокойное выражение. Кьюлек был разочарован.

— Теперь-то вы можете сказать, почему вас так все это интересует? — спросил Бишоп. — Если не считать того, что в этом деле замешан Прижляк, не понимаю, почему оно вас так занимает.

— Не уверен, что смогу точно это сформулировать. — Кьюлек встал и удивил Бишопа тем, что подошел к окну и начал смотреть на улицу, будто мог там что-нибудь разглядеть. Затем повернул голову к гостю и улыбнулся. — Вам, вероятно, кажется, что для слепого я веду себя довольно своеобразно. Видите ли, прямоугольник окна светится. Это единственное, что различают мои глаза. Боюсь, он притягивает меня не меньше, чем пламя притягивает мошкару.

— Отец, мы действительно обязаны дать какое-то объяснение, — напомнила Джессика.

— Да, конечно. Но что я, в сущности, могу поведать нашему другу? Разделит ли он мои опасения? Поймет или только посмеется?

— Я бы предпочел, чтобы выбор остался за мной, — твердо ответил Бишоп.

— Отлично. — Кьюлек повернулся и стал лицом к Бишопу. — Я упомянул о том, что Прижляк хотел, чтобы я вступил в его организацию, но я не был согласен с направлением его исследований. Я даже пытался отговорить его и Киркхоупа от продолжения их сомнительных опытов. Зная о моей убежденности в существовании особой духовной связи между отдельным человеком и коллективным сознанием, они решили, что я захочу принять участие в их весьма специфической работе.

— Но чем же они занимались? Во что верили?

— В зло, мистер Бишоп. Они верили в зло как в самостоятельную силу — силу, единственным источником которой является человек.