"Дом глав родов: Дюна" - читать интересную книгу автора (Херберт Фрэнк)

x x x

Луцилла предостерегала себя, что не стоит полагаться на ощущение, что в этой ядовито-зеленой комнате и посещениях Великой Чтимой Матре, есть что-то знакомое и привычное. Это Узловая Станция, бастион тех, кто жаждет уничтожения Бене Джессерит. Это враг. День семнадцатый.

Непогрешимые внутренние часы, запущенные в ней в момент Агонии, показали ей, что она уже приспособилась к приблизительному ритму планеты. Пробуждение на восходе. И никак не угадать, когда ее накормят. Чтимые Матре ограничивали ее одной трапезной в день.

И всегда этот футар в своей клетке. Напоминание: Вы оба в клетках. Вот как мы обращаемся с опасными животными. Иногда ради удовольствия мы их выпускаем поразмять ноги, но потом – назад в клетку.

Минимальное количество меланжа в еде. Не потому что бережливы, только не при их богатстве. Просто небрежный жест, призванный показать то, «что могло бы быть твоим, веди ты себя разумно».

Когда она придет сегодня?

В появлениях Великой Чтимой Матре не было никакого определенного порядка. Случайные визиты, чтобы вывести пленницу из равновесия? Возможно. А внимания командира требуют также и другие дела. Отправляйся навестить опасного зверька, как только появится окно в рутинном распорядке дня.

Может быть, я и опасна. Паучья Королева, но я не твой домашний зверек.

Луцилла ощущала присутствие сканирующих устройств. Эти хитрые машины вглядывались в плоть, выискивая спрятанное оружие, присматриваясь к работе органов. Нет ли у нее чужеродных имплантантов? А как на счет дополнительных органов хирургическим путем встроенных в это тело?

Ничего подобного, Мадам Паук. Мы полагаемся на то, что дано нам от рождения.

Луцилла понимала, что самая страшная сейчас для нее опасность заключается в том, что она станет чувствовать себя в подобном окружении не на месте. Те, кто схватили ее, поставили ее в ужасающее положение, но не могли отобрать ее способностей Бене Джессерит. Она могла заставить свое тело умереть еще до того, как шир в ее теле будет истощен до предательства. Она сохранила разум… и рой Воспоминаний с Лампадас.

В задней стене отъехала желтоватая панель, и лента транспортера вывезла клетку с футаром. Так значит Паучья Королева уже в пути высылает вперед себя напоминание-угрозу. Все как обычно. Рановато сегодня. Раньше чем когда-либо.

– Доброе утро, футар, – весело пропела Луцилла.

Футар глянул на нее, но ничего не сказал.

– Ты должно быть, ненавидишь эту клетку, – сказала Луцилла.

– Не любить клетка.

Луцилла успела уже определить, что эти существа до некоторой степени владеют способностью говорить, но насколько далеко простирается эта способность, попрежнему ускользало от нее.

– Думаю, она тебя тоже морит голодом. Тебе хотелось бы съесть меня?

– Есть, – отчетливый интерес в его взгляде.

– Хотелось бы мне быть Водящим.

– Ты, Водящий?

– А если да, стал бы ты меня слушаться?

Из пола поднялось тяжелое кресло Паучьей Королевы. По-прежнему ни малейшего признака ее присутствия, но стоит предположить, что она слушает эти беседы.

Футар уставился на Луциллу со странным напряжением.

– А Водящие тоже держат вас в клетках и впроголодь?

– Водящий? – отчетливые вопросительные интонации в его голове.

– Я хочу, чтобы ты убил Великую Чтимую Матре, – в этом для них не будет ничего удивительного.

– Убить Дама!

– И съесть ее.

– Дама яд, – с унынием.

О-о-о! разве это не интереснейшая информация!

– Она – не яд. Ее мясо такое же как мое.

Футар подошел к ней, насколько позволяла клетка. Левая рука оттянула нижнюю губу, показывая красный воспаленный шрам, похожий на ожог.

– Видишь яд, – сказало существо, уронив руку.

Интересно, как ей это удалось? От нее не пахнет никаким ядом. Пахнет человеческой плотью, основанным на адреналине наркотиком, который дает эти оранжевые глаза, реагируя на ярость… и некоторые другие эмоции, как открыла Луцилла. Например, чувство абсолютного превосходства.

Насколько далеко простирается понятливость футара?

– Это был горький яд?

Футар скорчил гримасу и плюнул на пол. Действие быстрее и гораздо сильнее слов.

– Ты ненавидишь Даму?

Оскаленные клыки.

– Ты ее боишься?

Футар улыбнулся.

– Тогда почему ты ее не убьешь?

– Ты не Водящий.

Так для убийства ему требуется приказ Водящего!

В комнату вошла Великая Чтимая Матре и опустилась на кресло.

– Доброе утро. Дама, – так же весело, как до этого Футару, пропела Луцилла.

– Я не давала тебе позволения так меня называть, – тихим голосом, а в глазах уже загораются оранжевые огоньки.

– Мы здесь болтали с футаром.

– Я знаю, – огоньки стали ярче. – И если ты мне его избаловала…

– Но Дама…

– Не называй меня так!

Паучья Королева так и вылетела из кресла, в глазах Сбилось оранжевое пламя.

– Прошу, сядь пожалуйста, – улыбнулась Луцилла. – Так допрос не ведут, – сарказм – опасное оружие. Вчера ты сказала, что хотела бы продолжить наше обсуждение Политики.

– Откуда ты знаешь, который час? – опустилась в кресло, но глаза по-прежнему полыхают.

– У всех Бене Джессерит есть эта способность. Пробыв на ней всего лишь некоторое время, мы способны чувствовать ритм любой планеты.

– Странный талант.

– Это может делать каждый. Все дело в восприимчивости.

– А я могла бы научиться?

Оранжевый огонь в ее глазах угасал.

– Я сказала каждый. Ты ведь все же человек, не так ли? Вопрос, на который пока еще нет полного ответа.

– Почему ты говоришь, что у вас нет правительства?

Хочет сменить тему. Наши способности тревожат ее.

– Я говорила не совсем это. У нас нет формального правительства.

– Нет даже общественного кодекса?

– Нет такого свода законов, который отвечал бы всем потребностям. Преступление в одном обществе может казаться требованием морали в другом.

– У людей всегда есть правительство.

Оранжевые пятна почти полностью исчезли из ее глаз. Почему это ее так интересует?

– У людей есть политика. Я вчера тебе это говорила. Политика – искусство казаться искренним и совершенно открытым, скрывая при этом как можно больше.

– Так значит вы, ведьмы, скрываете.

– Я этого не сказала. Когда мы говорим «политика», это предупреждение нашим Сестрам.

– Я тебе не верю. Человеческие существа всегда создают ту или иную форму…

– Соглашения?

– Это слово ничем не хуже других!

Почему-то оно приводит ее в ярость.

Луцилла больше ничего не сказала, а потому Великая Чтимая Матре чуть наклонилась вперед.

– Вы скрываете!

– Разве я не в праве скрывать от тебя то, что может помочь тебе победить нас?

Вот тебе вкусная наживка!

– Я так и думала! – с явным удовлетворением она откинулась на спинку кресла.

– Впрочем, почему бы не открыть это? Ты полагаешь, что ниши единоличной власти всегда под рукой и их можно заполнить, но не понимаешь того, что это означает в случае моей Общины.

– О, скажи мне пожалуйста.

Тяжеловато для сарказма.

– Ты думаешь, что все можно свести к инстинктам, уходящим корнями в племенные времена и дальше. Вожди и старейшины. Таинственная мать и Совет. А до них Сильнейший (или Сильнейшая), кто заботится о том, чтобы все были сыты, что бы всех охранял огонь у входа в пещеру.

– В этом есть смысл.

Да, правда?

– О, я согласна. Эволюция форм изложена достаточно ясно.

– Эволюция, ведьма! Одно положенное на другое.

Эволюция. Смотри-ка как она бросается на ключевые слова.

– Это сила, которую можно взять под контроль, повернув ее на себя саму.

Контроль! Смотри, какой ты вызвала интерес. Она любит это слово.

– Так вы устанавливаете законы так же, как и все остальные!

– Регуляции, может быть, но разве все не временно?

– Конечно, – сказано с напряженным интересом.

– Но твоим обществом управляют бюрократы, которые знают, что, чтобы они ни делали, они неспособны внести в это ни грана воображения.

– Это важно?

Неподдельно озадачена. Взгляни, как она хмурится.

– Только для тебя. Чтимая матре.

– Великая Чтимая Матре!

Ага, она еще и обидчива!

– Почему ты не позволяешь звать тебя Дама?

– Мы не близки.

– А футар тебе близок?

– Перестань уходить от темы!

– Хочу зубы чистить, – вмешался футар.

– А ты заткнись!

И впрямь гневается!

Футар опустился на четвереньки, но явно не испугался.

Великая Чтимая матре перевела горящий оранжевым огнем взгляд на Луциллу:

– Что насчет бюрократов?

– У них нет пространства для маневра, поскольку именно вследствие этого жиреют те, кому они подчиняются. Если не видишь разницы между регуляцией и законом, силу закона имеет и то, и другое.

– Не вижу никакой разницы.

Она даже не понимает, что она о себе выдала.

– Законы выражают миф о навязанной перемене. Прекрасное новое будущее наступит, поскольку принят тот или иной закон. Законы навязывают будущее. А регуляции, как верят, придают силу прошлому.

– Верят?

Ей и это слово тоже не нравится.

– В каждом случае действие иллюзорно. Как назначение комитета для изучения проблемы. Чем больше людей в комитете, тем больше предвзятых мнений по данной проблеме.

Осторожно! Она действительно над этим задумалась, пытается приложить к самой себе.

Луцилла попыталась придать своего голосу наибольшую убедительность:

– Ты живешь в приумноженном прошлом и пытаешься понять некое неопознаваемое будущее.

– Мы не верим в предвидение.

Да нет, верит! Наконец-то. Вот почему она держит нас в живых.

– Дама, пожалуйста. В самозаточении в тесном круге законов всегда есть нечто неуравновешенное.

Будь осторожна! Ей не нравится, что ты зовешь ее Дама.

Великая Чтимая Матре поерзала в своем кресле, скрипнуло дерево.

– Но законы необходимы!

– Необходимы? Это опасно.

– Почему же?

Помягче с ней. Она чувствует, что ей что-то угрожает.

– Правит необходимость, а законы не дают адаптироваться. И неизбежно обрушивается вся система. Это как банки, владельцы которых думают, что покупают себе будущее. «Сила в моем времени! Плевать на потомков! «.

– А что могут сделать для меня потомки?

Не говори ничего! Взгляни на нее. Она реагирует на основе общего сумасшествия. Подкинь ей что-нибудь другое.

– Чтимые Матре начинали как террористы. Сначала бюрократы и террор как избранное оружие.

– Если оно у тебя под рукой, используй его. Но мы подняли восстание. Терроризм? Слишком хаотично.

Ей нравится слово «хаос». Оно включает все, что находится вне ее. Она даже не спросила, откуда ты знаешь о ее происхождении. Она принимает наши способности как мистические.

– Не странно ли. Дама… – никакой реакции, продолжай – …как быстро восставшие подражают под власть того самого уклада, над которым одержали победу? Это не столько – яма на пути всех правительств, сколько заблуждение, поджидающее каждого, кто приходит к власти.

– Ага! А я думала, ты скажешь мне что-нибудь новое.

Это мы знаем: «Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно».

– Неверно, Дама. Здесь действует правило более тонкое и гораздо более всеобъемлющее: Власть привлекает коррумпированных и развращенных.

– Ты смеешь обвинять меня в коррупции?

Следи за глазами!

– Я? Обвиняю тебя? Единственный, кто способен на это, – ты сама. Я лишь высказала тебе мнение Бене Джессерит.

– И не сказала мне ничего!

– И все же мы верим, что над всяким законом существует мораль, которая как сторожевой пес должна следить за всеми нападками на неизменное регулирование».

Ты употребила два слова в одной фразе, а она даже не заметила.

– Власть срабатывает всегда, ведьма. Власть есть закон.

– И правительства, которые увековечили себя на такой срок, что эта вера всегда становится спутницей коррупции.

– Моральность!

Ей плохо дается сарказм, особенно, когда она вынуждена защищаться.

– Я действительно пыталась помочь тебе. Дама. Законы опасны для всех

– виновных и невинных в равной мере. Не важно, считаешь ли ты себя могущественной или беспомощной. Законы не обладают человеческим пониманием ни людей, ни самих себя.

– Нет такой вещи, как человеческое понимание!

На наш вопрос получен ответ. Не человек. Обращайся к ее подсознанию. Оно скрыто нараспашку.

– Законы всегда требуют интерпретации. Связанный законом не желает никакой терпимости к сочувствию. «Закон есть закон».

– Так и есть!

Ушла в защиту.

– Это опасная мысль, особенно для невиновных. Люди инстинктивно это чувствуют и негодуют на подобные законы. Делаются какие-нибудь мелочи, зачастую бессознательно, чтобы подрезать крылья «закону» и тем, кто занимается этой чушью.

– Как ты смеешь называть это чушью? – Паучья Королева поднялась было с кресла, но упала обратно.

– О, да! И закон, персонифицированный во всех зависящих от него жизнях, возмущается, слыша слова, подобные моим!

– И по праву, ведьма!

Но она не приказывает тебе замолчать.

– «Больше законности! «, говорите вы, «больше законности! «. Таким образом вы создаете все больше инструментов, закрывающих дорогу сочувствию, и по ходу дела новые ниши для тех, кто питается от этой системы.

– Так было и так будет всегда!

– И снова неверно. Это – рондо. Катится колечко и катится, пока не покалечит не того человека или не ту группу лиц. И тогда, вы получаете анархию. Хаос. – Видишь, как она вскочила? – Мятежники, террористы, усиление взрывов насилия. Джихад! И все из-за того, что вы создали нечто бесчеловечное.

Взялась за подбородок. Следи внимательней!

– Как мы забрели так далеко прочь от политики, ведьма? Таково было твое намерение?

– Мы не ушли и на долю миллиметра!

– Я полагаю, сейчас ты мне скажешь, что вы, ведьмы, практикуете некую форму демократии.

– С бдительностью, какой ты себе не можешь даже представить.

– Ну попытайся.

Она думает, ты сейчас откроешь ей секрет. Расскажи ей кое-что.

– Демократию легко сбить с истинного пути, демонстрируя выборщикам козлов отпущения. Бейте богатых, хапуг, преступников, глупых лидеров и так далее до бесконечности.

– Ты веришь в то же, что и мы!

Надо же! Как ей хочется быть похожей на нас!

– Ты говорила, что вы были поднявшими восстание бюрократами. Ты знаешь недостаток. Верхушка бюрократии, которой не в силах коснуться избирательная система, всегда расширяется до пределов энергии системы. Крадет ее у старых, у тех, кто отошел от дел, у всех. Особенно у тех, кого мы когда-то называли средним классом, поскольку именно он является источником основной энергии.

– Вы думаете о себе как… как о среднем классе?

– Мы не воспринимаем себя как-то фиксирование. Но Иная Память указывает нам на недостатки бюрократии. Я полагаю, у вас есть нечто вроде гражданской службы для «низших слоев»?

– Мы заботимся о своих.

Прозвучало страшным эхом.

– Тогда ты знаешь, как выхолащивается система выборов. Основной симптом: люди не приходят голосовать. Инстинкт говорит им, что это бесполезно.

– Что там не говори, демократия – это идиотская идея.

– Мы согласны. Она просто склонна к демагогии. Это заболевание, которому подвержена любая выборная система. И тем не менее демагогов нетрудно вычислить. Они оживленно жестикулируют и говорят, как будто с церковной кафедры, каждое их слово полно религиозного пыла и богобоязненной искренности.

Она довольно усмехается!

– Искренность, за которой ничего нет, требует немалой практики. Дама. А профессиональную выучку всегда возможно отследить.

– Ясновидящим?

Смотри, как она подалась вперед? Мы снова задели ее за живое.

– Любым, кто научится распознавать признаки: Повторение. Значительные усилия, направленные на то, чтобы привлечь твое внимание к словам. Никогда не обращайте внимания на слова. Смотри, что делает этот человек. Так ты узнаешь мотивы.

– Так у вас нет демократии.

Рассказывай, выдавай мне еще секреты Бене Джессерит.

– Да нет, есть.

– Я думала, ты сказала…

– Мы хорошо ее охраняем, отслеживая то, что я только что описывала. Опасность велика, но велика и награда.

– Знаешь, что ты мне только что сказала? Что вы просто скопище дураков!

– Милая госпожа! – вмешался футар.

– Заткнись или я отправлю тебя назад в стаю!

– Ты не милая. Дама.

– Видишь, что ты наделала, ведьма? Ты испортила его!

– Думаю, всегда есть какие-нибудь еще.

ОООО. Погляди на эту улыбку.

Луцилла в точности повторила улыбку Чтимой Матре, подстраивая свой пульс под ее. Видишь, насколько мы похожи? Конечно, я пыталась ранить тебя. Разве на моем месте ты не сделала бы того же?

– Так значит, вы знаете, как заставить демократию делать то, что вам нужно, – жадно пожирая глазами.

– Метод тонок, однако довольно прост. Необходимо создать систему, в которой большинство людей смутно или глубоко неудовлетворены.

Вот так это ей и видится. Заметь, как она кивает на каждое твое слово.

– Это нагнетает ощущение разлитого в обществе мстительного гнева, – Луцилла подстраивала фразы под ритм кивков. – Потом ты подсовываешь этому гневу необходимую мишень.

– Отвлекающий маневр.

– Но только не давай им времени на вопросы. Погреби собственные ошибки под все новыми законами. Ты движешься среди иллюзий. Тактика корриды.

– О, да! Это прекрасно!

Она чуть ли не ликует. Махни еще разок перед ней мулетой.

– Помахай яркой тряпкой. Они набросятся и станут лишь недоумевать, когда за ней не окажется матадора. Это отупляет выборщиков точно так же, как отупляет быка. А в следующий раз разумно своим правом выбора воспользуется гораздо меньшее число людей.

– Вот почему мы так и делаем!

Мы делаем! Сама-то она слышит, что говорит?

– Тогда набросься на апатичных избирателей. Заставь их почувствовать себя виноватыми. Не позволяй им думать. Корми их. Развлекай. Не перебарщивай!

– О, нет! Никогда не перебарщивай!

– Дай им знать, что их ожидает голод, если они откажутся идти в ногу со всеми. Дай им взглянуть на скуку, навязанную тем, кто раскачивает корабль. Благодарю тебя, Великая мать. Вполне подходящий образ.

– И вы не позволяете иногда быку поддеть матадора?

– Конечно. Бах! Хватайте того! А затем сидишь и ждешь, когда уляжется смех.

– Я же знала, что вы не допускаете демократии!

– Почему бы тебе мне не поверить? Ты искушаешь судьбу!

– Потому что если бы вы разрешили открытое голосование, судей и жюри…

– Мы называем их Прокторами. Нечто вроде Суда Всего.

А теперь ты ее запутала.

– И никаких законов… регуляций, или как там тебе нравится их называть?

Разве я не сказала, что мы даем им разные определения. Регуляции – прошлое. Законы – будущее.

– Но как-то же вы ограничиваете этих… этих Прокторов!

– Они могут принять любое решение, какое пожелают, в точности так, как и должен функционировать суд. И да будут прокляты законы!

– Внушающая беспокойство мысль.

Она действительно обеспокоена. Взгляни, как потускнели ее глаза. – Первое правило нашей демократии гласит: «Никаких законов, сковывающих судей. Подобные законы глупы. Удивительно, как глупы могут быть люди, когда пребывают в мелких, обслуживающих самих себя группках.

– Ты меня называешь глупой, не так ли!

Бойся оранжевого огня.

– Похоже, существует закон природы, который говорит, что для обслуживающих самих себя группировок Почти «невозможно вести себя как просвещенным людям.

– Просвещенным! Я это знала!

Эту улыбка опасна. Будь осторожна.

– Это означает плыть в потоке жизни, приспосабливая свои действия так, чтобы жизнь могла течь и продолжаться.

– Конечно, с величайшим счастьем для наибольшего числа.

Быстро! Похоже мы перемудрили! Смени тему!

– Это – тот элемент, что Тиран выпустил из своего учения о Золотой Тропе. Он рассматривал не счастье, а только выживание человечества.

Мы сказали, смени тему! Посмотри на нее! Она в ярости!

Рука Великой Чтимой Матре, оставив подбородок, упала ей на колено.

– А я собиралась пригласить тебя в наш орден, сделать тебя одной из нас. Выпустить тебя.

Отвлеки ее! Быстро!

– Не говори ничего, – сказала Великая Чтимая Матре. – Даже рта не открывай.

Ну вот доигралась!

– Ты столкнулась бы с Лонго или с кем-нибудь еще, и на моем месте оказалась бы она! – Она глянула на скорчившегося футара. – Есть, милый?

– Не есть милую женщину.

– Тогда я брошу твой труп стае.

– Великая Чтимая Матре.

– Я сказала тебе, молчать! Ты посмела звать меня Дама.

Неуловимым движением она вылетела из своего кресла. Дверь клетки Луциллы распахнулась и с мерзким скрежетом ударила в стену. Луцилла попыталась было увернуться, но ее удерживала шигапроволока. Она даже не видела удара, который разнес ей висок.

В те несколько секунд, пока она умирала, сознание Луциллы заполняли крики ярости – рой с Лампадас дал волю эмоциям, которые сдерживал не одно поколение.