"Спокойствие не восстановлено" - читать интересную книгу автора (Куликов Геомар Георгиевич)

Глава 16 ВСТРЕЧА

Гошка теперь не только выполнял обязанности связника. С легкой руки Николая Ивановича для него приоткрылись двери кружков, тайных сходок.

– Послушай, полезно. Там много спорят. Но в спорах рождается истина.

Гошка ходил, как правило, не один, а с Николаем Ивановичем, Викентием или с кем-нибудь из близких знакомых. Если отвлечься от частностей, обсуждался по сути один вопрос: что делать? Двумя годами позже под таким названием в журнале «Современник» будет напечатан роман Чернышевского, который наделает много шума и привлечет всеобщее внимание. Роман этот отразит как раз жизнь и проблемы тех людей, к кругу которых получал доступ Гошка. Страстно и самоотверженно искали они свое место в российской действительности шестидесятых годов, в обстановке оживления общественной жизни, преобразований, совершавшихся в деревне, и мощной волны народных выступлений. Все понимали: реформы, вынужденно проводимые правительством Александра II, осуществляются в интересах помещиков и очень часто на практике ухудшают экономическое положение крестьян.

Однажды Николай Иванович в присутствии Викентия сказал:

– Приехал человек из Питера. Может состояться очень любопытный разговор.

Викентий указал глазами на Гошку и вопросительно поглядел на Николая Ивановича:

– Стоит ли?

Николай Иванович кивнул головой:

– Пусть набирается ума-разума. Посидит в уголке – вреда не будет.

Квартира была известна, ее снимали два студента-медика. И народ собирался более или менее знакомый. Петербургский гость задерживался, и старые противники скрестили шпаги. По одну сторону стояли те, кто был сторонником действий постепенных, просветительных, по другую – те, кто ратовал за немедленную борьбу с самодержавием.

– Земля и воля – вот что нужно крестьянину. Земля в полную собственность и без всякого выкупа. Воля подлинная, а не мнимая! – горячился один из хозяев квартиры.

– Отлично, в этом мы все более или менее сходимся. А средства к достижению этих целей?

Дверь отворилась, и в комнату, сопровождаемый Викентием, вошел новый человек.

– Господа, прошу внимания! – перебил спорящих. – Разрешите представить вам, ну, скажем, Ивана Сидоровича Петрова.

Задвигались стулья, собравшиеся, оценив «Ивана Сидоровича Петрова», сами называли почетному гостю из Петербурга свои подлинные имена и фамилии.

А зря! Потому что при виде вошедшего Гошка сначала было не поверил своим глазам, а потом с ужасом вжался в стул, на котором сидел. Какой Петербург?! Какой Иван Сидорович Петров?! Чуть снисходительно с присутствующими здоровался Матька. Да, Сухаревский барышка – да уж какой там барышка: Федор Федорович Коробков! – собственной персоной пожаловал на нелегальное собрание.

Гошкины мысли заметались: «Как быть? Сейчас здоровающийся и стоящий к нему спиной Матька обернется и тогда… Трудно было даже представить, что произойдет тогда!» Стараясь не производить шума и не привлекать к себе внимания, Гошка встал со стула и неслышно юркнул в дверь. Никто из присутствовавших, занятых петербургским гостем, этого не заметил. Выскочив во двор, Гошка перевел дух. Теперь, по крайней мере, можно было обдумать, что делать дальше. Он в свое время рассказывал Николаю Ивановичу о Матьке и своих подозрениях насчет его роли в убийстве Сережи Беспалого и пожаре. Николай Иванович оказался едва ли не единственным человеком, который внимательно и без недоверия выслушал Гошку.

– Все могло быть, конечно, цепью совпадений. И твой Матька не более чем обычный Сухаревский торгаш. Но и твою версию происшедшего отвергнуть нельзя. Могло случиться так? Вполне. Постой, ты говоришь, он занимается перепродажей музыкальных инструментов и особенно интересуется скрипками?

– Да, и, похоже, в них разбирается.

– Видишь ли, – Николай Иванович говорил медленно, взвешивая слова. – Года два назад мы узнали, что в Москве некий агент Третьего отделения подписывает свои донесения кличкой Смычок. Нашему человеку не удалось выследить, кто скрывается под этим именем. А надо сказать, агент этот порядочно напакостил нам в свое время и погубил не одного нашего товарища. Вот я и думаю сейчас: не есть ли Смычок и твой Матька одно и то же лицо? Уж очень подозрительны и внезапный визит квартального, и пожар, и, особенно, ваше выдворение из Москвы. Какие там Гуськовы? Тут чувствуется рука покрепче. Скрипка – Смычок… Могли дать и по такому признаку.

Все это сейчас вспомнилось Гошке. Он понимал: необходимо предупредить Николая Ивановича, что петербургский гость не кто иной, как Матька. Кинулся к студенту, который прогуливался с папироской возле дома. С большим трудом уговорил его пойти и вызвать Николая Ивановича.

– Только, пожалуйста, незаметно для всех и гостя тоже. Это очень важно!

Минут через десять, не раньше, должно быть студенту не сразу удалось выполнить Гошкину просьбу, вышел Николай Иванович. Без раздражения – зачем, мол, побеспокоил – тихо спросил:

– Что случилось?

– Матька… – свистящим шепотом отозвался Гошка.

– Что?!

– Матька там… Гость этот и есть Матька…

– А ты не ошибся?

– Точно, он…

– Однако… Ну что же, проверим…

Николай Иванович помолчал, вероятно обдумывая план действия.

– Вот что. Я постараюсь как можно дольше затянуть встречу, чтобы потише было кругом. Затем попрошу гостя и двоих-троих из наших остаться. Тогда и выясним отношения. А ты постой-ка возле двери и послушай – он ли.

Николай Иванович дал подробные инструкции на тот случай, если гость и впрямь окажется не тем человеком, за которого себя выдает.

– Сергей! – обратился затем к студенту. – Никого больше в дом не пускать. Предупредите: возможен провал, близких направляйте патрулировать окрест на предмет выяснения, нет ли слежки. А сейчас вызовите, пожалуйста, Викентия. Только очень осторожно!

Викентий, выслушав Николая Ивановича, присвистнул:

– Не может быть! – и покосился на Гошку. – Детские, извиняюсь, фантазии во взрослом деле.

– Вот это и следует проверить…

Николай Иванович с Викентием прошли в дом и затем в комнату. Гошка притаился за дверью.

– Что-нибудь случилось? – услышал Гошка знакомый – ох, какой знакомый! – чуть картавящий голос Матьки.

– Все в порядке, Иван Сидорович. Извините, наши текущие дела. Кстати, господа! Невозможно дышать в комнате. Прошу с папиросами выходить в переднюю или во двор, хотя бы по очереди. Исключение, полагаю, мы сделаем только для нашего многоуважаемого гостя. Итак, продолжим.

Долго, томительно долго тянулась встреча и Гошкина вахта возле двери. У него быстро исчезли остатки сомнений насчет гостя. В комнате витийствовал и одновременно вопросами, задаваемыми будто бы между прочим, выяснял подробности о здешних людях и делах Сухаревский Матька. Выйдя вместе с Викентием, Николай Иванович вопросительно взглянул на Гошку.

– Он…

– Иди на кухню. Отдохни. А когда услышишь, что все разошлись, действуй, как договорились.

Гошка кивнул головой и с облегчением покинул свой пост. Чего только он не передумал, пребывая в темноте и одиночестве! Все вспомнилось. Все горести и злосчастья, выпавшие на долю Яковлевых. И виноват во всем был только один человек – Матька. «Мало того, оказывается, он и друзьям Николая Ивановича напакостил! Сейчас сочтемся!» – мстительно думал Гошка. Наступил час, когда Матьке, а может, и Смычку, придется ответить за всю гнусную службу и все преступления.

Наконец большая часть участвовавших в сходке поодиночке, по двое разошлись. Из комнаты выглянул Викентий и кивнул головой.

Как было договорено, Гошка подошел к двери и раздвинул дешевенькие портьеры.

Матька сидел в кресле боком к двери, лицо строгое. Говорил с пафосом, но внушительно, солидно.

– Матька, – сказал негромко с порога Гошка. – А Сережа Беспалый остался жив…

Эффект от сказанной тихо, но внятно фразы превзошел все ожидания. Матька так и замер, застыв с открытым ртом на полуслове, потом резко повернувшись к двери, побледнел, словно увидел не живого человека – Гошку, а привидение. Впрочем, длилось это мгновение, Матька взял себя в руки и изобразил на лице недоумение:

– Что сказал этот мальчик?

– Он пошутил, – ответил за Гошку Викентий. – Сережа Беспалый, к сожалению, мертв, не пугайтесь…

– Ничего не понимаю! – театрально пожал плечами гость. – Матя? Сережа Беспалый? Тут какая-то ошибка…

– Нет, Смычок, никакой ошибки нет, напротив, все встает на свои места… – спокойно, вполголоса сказал Николай Иванович.

Этого удара Матька вынести не смог, рванулся из-за стола к двери. Однако на его пути встал Викентий.

– Сядьте! – приказал Николай Иванович.

Матька, покосившись на глядевший на него в упор револьвер, опустился в кресло.

– Проиграл, господа, сдаюсь. Но… – лицо и голос его сделались искательными, – надеюсь, мы найдем общий язык…

– Маловероятно… – заметил Николай Иванович.

– Однако прежде всего убедительно прошу вас, господин штаб-ротмистр, уберите эту штуку… – Матька страдальчески посмотрел на револьвер, который все еще держал Николай Иванович.

Похоже, даже на невозмутимого Гошкиного друга такое обращение произвело впечатление. Про Гошку, Викентия и двух других студентов и говорить не приходится. А Матька между тем продолжал:

– Действительно, вам ли, гордости полка, отличному гимнасту, да еще с друзьями не управиться со мной, коли понадобилось бы. А я всякое оружие ненавижу с детства… Право, вас, кажется, зовут теперь Николаем Ивановичем? Спрячьте эту гадость…

Когда Николай Иванович выполнил Матькину просьбу, тот облегченно вздохнул:

– Благодарю вас. Так гораздо лучше. А то, знаете ли, эти револьверы-пистолеты имеют обыкновение внезапно стрелять.

– Итак… – оборвал Матькину болтовню Николай Иванович, – мы слушаем.

– Простите старика. Это, знаете ли, с перепугу. По правде, не ожидал. А ведь признайтесь, кабы не этот молодой человек, с которым наши пути некогда перекрестились… Кстати, – это уже Гошке, – скрипка Гварнери дель Джезу в полной сохранности. Позволю себе вернуть ее другу, извиняюсь, покойного владельца.

– Мы вас слушаем! – уже с угрозой произнес Николай Иванович. – Если, разумеется, у вас есть, что сказать.

– Господа! – выспренно произнес Матька и даже слегка стукнул себя кулаком в грудь. – Мудрая русская пословица гласит: надейся на лучшее, а готовься к худшему. При нашей, извините, собачьей службе умному человеку приходится предвидеть возможность и таких скверных ситуаций, в какую ваш покорный слуга нынче угодил.

– Нельзя ли покороче! – перебил Викентий.

– Можно, милостивый государь! Так вот, как вы изволили заметить, я обладаю сведениями, – он отвесил поклон в сторону Николая Ивановича, – коими не все располагают. Предусмотрительный человек потому таковым именуется, что предусматривает самые различные, извините, ужимки и прыжки фортуны. На скверный случай я запасся… – Матька сделал многозначительную паузу, – обширнейшими сведениями, касающимися деятельности небезызвестного вам Третьего отделения собственной его величества канцелярии… – опять пауза, еще более многозначительная, – и в особенности его агентуры!

– Шкуру спасаешь! – брезгливо поморщился один из студентов.

– Жизнь, молодой человек, жизнь! – поспешно отозвался Матька. – А она, так уж устроена натура, заключена, как вы несколько вульгарно выразились, в шкуре. Если содрать с вас шкуру, то есть, извините, кожу, что получится?

– Послушайте! – не вытерпел опять Викентий.

– Миль пардон, господа, заговорился. Итак, агентура Третьего отделения в Москве… Вуаля! – Матька сделал неуловимое движение и извлек из кармана узкий конверт. Викентий протянул руку, но Матька проворно убрал свою.

– Терпение, господа. Минуту терпения. Ведь, кроме Москвы, в Российской империи существуют и другие города, к примеру Казань. И в ней, увы, тоже имеются тайные осведомители.

Матька был, несомненно, выдающимся артистом. Все, включая Николая Ивановича, словно зачарованные наблюдали за его словами и действиями.

– …Имена и фамилии некоторых из них своей неожиданностью способны потрясти достопочтенную аудиторию. Итак, вуаля!

Еще одно неуловимое движение, и в правой руке Матьки сверкнул револьвер, направленный в лицо Николая Ивановича.

Как ни учил его старший мудрый и умелый друг, Гошка ничего не успел сделать в это короткое мгновение, даже выхватить заранее приготовленный «Бульдог».

Грохнул выстрел. Комнату заволокло дымом. Гошка с ужасом смотрел на Николая Ивановича, лицо которого, казалось, даже не дрогнуло. И вдруг с изумлением увидел, как Матька стал опрокидываться из-за стола, судорожно цепляясь за скатерть, и, словно рыба, выброшенная из воды, хватать ртом воздух.