"Штормовое предупреждение" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Джек)

12

«Дойчланд», выставив каждый клочок паруса, делала двенадцать узлов. Море начало покрываться белыми барашками под однообразным свинцово-серым небом.

Дождь налетел с юго-запада, и сестра Анджела стояла под ним у поручней и говорила проповедь другим монахиням на палубе внизу с дюжиной членов команды, достаточно религиозных, чтобы выйти на заутреню.

Хотя несколько матросов были католиками, остальные, если вообще принадлежали какой-либо церкви, были лютеранами, поэтому ей приходилось вести службу таким образом, чтобы никого не оскорбить.

Она как раз подошла к концу общей исповеди, голос чисто звучал в сыром воздухе.

— … и благослови нас, милостивый боже, на праведную и спокойную жизнь, к вящей славе своей.

Несколько мгновений стояла тишина, пока она молилась, закрыв глаза и сжав руки. Она перекрестилась и сказала:

— Теперь споем гимн, специально для тех, кто на море, и, стало быть, для всех вас. Вечный отец, великий спаситель, усмири безустанные волны.

Лотта и другие монахини храбро подхватили слова и Рихтер, стоявший позади нее, вступил тоже, побудив и других членов команды запеть нестройным хором. Сестра Анджела разок повернулась, бросить взгляд на Бергера и Штурма, и капитан обнаружил, что он, несколько беспомощно, тоже присоединился к хору.

— Услышь нас, когда молим тебя за тех, кто в бедствиях моря.

А потом, когда хор начал иссякать, в небе раздался гул мотора. Бергер в тревоге повернулся и увидел черный самолет, идущий над морем с юго-востока на высоте не более ста пятидесяти футов.

— Боже милостивый, вот оно! Вот оно, наконец! — подумал он и в тот же миг схватил сестру Анджелу и пригнул ее. На палубе внизу было полное замешательство, команда рассыпалась, а сестра Кэт пронзительно закричала.

Штурм, припавший на одно колено позади Бергера, возбужденно закричал:

— Поглядите, господин капитан! Это один из наших!

Бергер мельком увидел пролетающий Юнкерс, ясно увидел кресты на крыльях, свастику на хвосте, потом самолет накренился влево и начал набирать высоту.

Внизу на палубе люди подбежали к поручням, двое-трое карабкались по снастям, все радовались, Рихтер и Лотта стояли вместе, рука боцмана на талии девушки, и оба смотрели в небо.

— Что теперь, господин капитан? — спросил Штурм.

Бергер, собрав утерянное было хладнокровие, поднялся на ноги. Он перегнулся через перила и рявкнул:

— Рихтер, спусти шведский флаг. В моей каюте в большом шкафу ты найдешь флаг Кригсмарине.

Он повернулся к Штурму:

— Быстро за радио. Посмотрим, удастся ли контакт.

— Шведский? — спросил Неккер. — Ты уверен?

— Определенно, господин капитан — заверил его Руди. — Я ясно видел флаг.

Вмешался Кранц, хвостовой стрелок:

— Могу подтвердить, господин капитан.

— Парусник — сказал Неккер. — Ни за что бы не поверил, если бы не видел сам. Посмотрим еще раз.

Он заложил вираж, на этот раз заходя на не более чем на ста пятидесяти футах, и, когда судно появилось, увидел, что шведский флаг спускается.

— Какого черта они меняют раскраску, господин капитан? — спросил с изумлением Руди Хюбнер.

— Догадайся — сказал Неккер и с удовольствием хрюкнул, когда начал подниматься другой флаг.

Когда они проносились мимо, флаг развернулся на ветру и Кранц сказал с изумлением:

— Флаг Кригсмарине, господин капитан! Клянусь!

— Нет необходимости — отозвался Неккер. — Я тоже его видел. Но в этом нет никакого смысла. Сделаю еще круг.

Радиооператор Шмидт тронул его за плечо:

— Я что-то принимаю сейчас, господин капитан. Должно быть, они. Переключаю.

Через мгновение, к его полному изумлению и с чистотой, возможной только на таком близком расстоянии, он ясно расслышал в наушниках голос Йоханна Штурма, говорящий:

— «Дойчланд» вызывает Большого Черного Орла. Как слышите меня?

— Большой Черный Орел? — с изумлением спросил Шмидт. — О чем он говорит?

— Он не хочет обращаться к нам, дурак, на случай, если кто перехватит передачу — сказал Неккер. — Ну-ка, дайте мне поговорить с ним.

Джин Синклер пила последнюю чашку чая перед тем, как пойти в церковь, когда появились Рив и Джанет.

— Приятный сюрприз — сказала она. — Обычно я не добивалась заметного успеха, когда пыталась побудить его подняться в воскресенье утром.

— Боюсь, причиной являются дела — сказала Джанет. — Тем не менее я убедила его надеть форму, так что хватайте его, если можете.

Джин глядела озабоченно. Рив сказал:

— Из Маллейга сообщили, что у лейтенанта Джего трудности с двигателем. Крайний срок для ремонта — вторая половина дня, иначе за Герике пришлют кого-то другого. Кто бы ни был, очевидно, он не прибудет до позднего вечера. Даже, наверное, до завтрашнего утра.

— Понимаю. — Она посмотрела на часы — Служба, я должна напомнить вам, начнется через пятнадцать минут, и если мы не хотим получить от Мердока публичного выговора, во время которого придется горбиться за спинами прихожан, то лучше поторопиться.

— Хорошо — скучно сказал он. — Я приду, только я вас догоню. Попрошу у Мэри масло и яйца. У меня все кончилось.

Дверь за ним закрылась и Джин повернулась к Джанет:

— А как вы?

— Пожалуй, нет — не этим утром.

— Что вы собираетесь делать?

— Я кое-что придумаю.

Джин улыбнулась:

— Я так и знала.

Герике хорошо позавтракал овсянкой и жареным беконом и, достаточно неожиданно, томатами, принесенными матерью Лаклана. Когда она ушла, Лаклан возвратился на свой пост у стены.

Герике сказал:

— Спи, Лаклан. Когда ты думаешь немного поспать?

— О, я ужасно хочу спать. Страшная проблема, что для матери я остаюсь крошечным ребенком.

Лаклан посмотрел на часы:

— Не беспокойтесь, капитан. Мердок сменит меня в одиннадцать после утренней службы.

— А, да — сказал Герике. — Он здесь что-то вроде пастора, не так ли?

— Верно — и коксвейн на «Мораг Синклер».

— «Мораг Синклер»?

— Величайшая любовь в жизни Мердока. Это спасательное судно в сорок один фут с двигателем Ватсона. Станция находится в Южной Бухточке на другом конце острова. Мердок там живет.

Герике сказал:

— Не понимаю, почему не здесь?

— Потому что в действительно плохую погоду море так сильно бьется в волнолом гавани, что из нее невозможно выйти. Гораздо легче из Южной Бухточки.

— Всегда так?

— Нет, раз или два в году невозможно отплыть из бухточки.

— И что случается, если в это время получен сигнал?

— Еще один спасатель находится на острове Барра.

— А вы, Лаклан, вы были членом команды спасателя перед вступлением в армию?

— Не с моим животом — ответил Лаклан. — Но мой отец был.

Он перестал улыбаться и Герике, который не мог найти слов, стоял, сжимая прутья решетки. Внешняя дверь хлопнула и голос Джанет позвал:

— Кто-нибудь дома?

На ней был плащ из овечьей кожи, твидовая юбка, ботинки до колен:

— Как он вел себя, Лаклан?

— Выбора не было — ответил Герике. — Юный Лохинвар просидел у стены, глядя на меня всю ночь с винтовкой на коленях.

Она передала через решетку пачку сигарет и пару журналов:

— Поможет провести время.

— Теперь уже не долго — сказал он. — Лейтенант Джего появится в полдень, чтобы забрать меня. Разве не так?

— Поломка двигателя у Сторновея. К вечеру, как минимум, а может быть, даже завтра.

Он стоял, глядя на нее сквозь решетку, словно ожидая чего-то. Внезапно она почувствовала смущение, наполовину злясь на себя за то, что вообще оказалась здесь.

— Мне надо теперь идти. У меня дела.

— Благодарю — мрачно сказал Герике и взял журналы. — За это — среди прочего.

Она повернулась и быстро вышла.

В разведотделе в Тронхейме Неккер в дурном настроении мерил шагами комнату, куря сигарету. Он все еще был в полетном комбинезоне, лицо в полосах грязи и пота, очевидных знаках защитной маски.

Альтрогге за столом глядел на него поверх составляемого рапорта:

— Это не поможет, Хорст. Почему бы тебе не сесть. Выпить кофе.

Он потянулся к кофейнику на подносе и Неккер покачал головой:

— Нет, спасибо.

А потом взорвался:

— Почему все эти оттяжки? Я хочу знать, что, к черту, происходит?

— Командующий группой разбирается лично, ты знаешь, но с подобными вещами всегда связаны задержки в инстанциях. Тебе надо набраться терпения. — Он откинулся и осторожно добавил — Я подозреваю, мой друг, что тебе надо подготовиться к гораздо большей головомойке.

Неккер перестал ходить:

— О чем ты?

— Ты не сделал, что тебе сказано, Хорст. Ты не следовал приказу.

Неккер изумленно уставился на него:

— Не следовал приказу? Ради бога, Ханс, чего ты ждал от меня?

Дверь открылась и вошел Майер. Он нес несколько листочков сообщений и лицо его было мрачно:

— Я связался со штабом Кригсмарине в Киле и новости пошли прямо к самому Деницу. Я получил подтверждение и благодарность нам за информацию.

— И это все?

— Нет, они также прислали другой сигнал с выражением чрезвычайного неудовольствия из-за отсутствия информации относительно местонахождения конвоя из Галифакса.

— Не сомневался — сказал Неккер. — А что про «Дойчланд»?

Майер сел на краешек стола и аккуратно выбрал сигарету:

— Они все о ней знают из разведисточников в Аргентине. Покинули Бразилию несколько недель назад с командой разных типов из Кригсмарине под управлением фрегаттен-капитана Бергера. У них на борту также несколько гражданских пассажиров — монахини, мне кажется.

— Фантастика — сказал Неккер. — Провести под парусом такую штуку с одного конца Атлантики до другого под носом у британского и американского флотов. Это воспламенит страну.

— Нет, не воспламенит, мой друг, по той доброй и достаточной причине, что новость не будет опубликована. Для такого интеллигентного человека, Хорст, ты временами можешь быть до раздражения глупым. Ты свел свой радиоконтакт с «Дойчланд» к минимуму, разве не так? Ты сымпровизировал грубый код, не правда? Зачем ты делал все это?

— На случай, если кто-то перехватит передачу и будет способен засечь судно.

— Именно. Британский флот, Хорст, имел более чем преходящий интерес к активности ветхого старого парусника, пытающегося достичь Киля из Бразилии, главным образом потому, что никто не давал и кончика пальца за ее шансы пройти даже половину пути.

— Ну и?

— Но теперь ситуация изменилась. Наши друзья по другую сторону Северного моря так же убеждены в ценности хорошей пропаганды, как и мы. Позволь им только подозревать, что «Дойчланд» в этом районе и так близко к дому — и они немедленно что-нибудь сделают, мобилизуют каждое судно, которое имеют в этих водах, и не позволят ей прорваться.

Наступила тишина, которую нарушил Альтрогге, заговорив с явной симпатией в голосе:

— Так что видишь, Хорст, никто не должен знать. Любое публичное объявление на этой стадии стало бы фатальным.

Неккер медленно кивнул, внезапно почувствовав сильную усталость и повалился в кресло.

— «Дойчланд», Хорст, должна быть предоставлена собственной судьбе — сказал Мейер. — Ты это понимаешь? Мы можем молиться за нее, но не более.

— Да, господин полковник.

— И ты совершил ошибку, Хорст. Ты не имел права отвлекаться от поисков. Ты мог бы оставаться в этом районе по меньшей мере еще полтора часа. Ты мог бы прекрасно заметить конвой из Галифакса.

Неккер устало кивнул и Майер положил руку на его плечо:

— Мы все ошибаемся, но подобную ошибку дозволяется допустить только раз. Ты понимаешь?

— Да, господин полковник.

— Хорошо, теперь иди, поешь что-нибудь, а потом спи. Много спи. Где-то в течение следующих двадцати четырех часов ты вылетишь снова.

Неккер встал:

— В тот же район?

— Тот же — кивнул Майер. — Но на сей раз конвой из Галифакса, Хорст.

Неккер медленно вышел, шаркая ногами. Дверь за ним закрылась. Настала тишина, потом Майер тяжело вздохнул:

— Забавная штука, Ханс — сказал он Альтрогге. — Но я, конечно, откажусь, что говорил такое.

— Что именно, господин полковник?

— О, просто будь я на его месте, у меня гнусное подозрение, что я сделал бы то же самое, что и он.

В Сторновее туман рассеялся поднявшимся ветром, а с моря пришел дождь, когда Джего сошел по трапу с мостика и двинулся на корму. Он припал на колено у открытого люка и уставился в тесный отсек двигателя.

— Как дела?

Янсен сидел на корточках возле Астора и Чейни:

— Еще час, сэр.

— Вы уверены, что он заработает?

Астор, слегка обиженный, поднял глаза:

— Я с Чейни и с тем липовым офицером из мастерских ВВС сделали новые части сами. Хорошая медь. Будет как новенькая, лейтенант.

Янсен поднялся по трапу:

— Он прав, сэр, они выполнили превосходную работу.

— Хорошо, — сказал Джего, направляясь к мостику. — Передай в Маллейг, что мы думаем выйти через час. — Он посмотрел на часы. — Что означает, что мы просрочили время Мюррея на десять-пятнадцать минут. Я, естественно, пошлю подтверждения реальному выходу.

Он толкнул дверь, вошел и сел за стол для карт. Янсен помедлил и сказал:

— За последний час барометр упал весьма существенно, лейтенант.

— Ну и?

— И общий прогноз, не слишком хорош в деталях, сэр, пованивает.

Джего засмеялся:

— Разве ты не тот парень, что когда-то пересек Атлантику в одиночку?

— Море, лейтенант, нуждается во мне большую часть моей жизни — мрачно сказал Янсен. — Мы наслаждаемся с ним весьма особыми отношениями. Пару раз оно встряхнуло меня, но я всегда возвращаюсь для очередной встряски. Вот в такую игру мы и играем.

Джего ощутил неожиданный озноб:

— О чем ты говоришь, черт побери?

— Бог знает — Янсен казался смущенным. — Наверное, старею — Он уставился в открытую дверь. — Острова выглядят совсем по-другому. Море другое.

— О, дошло — насмешливо сказал Джего. — Ты имеешь в виду, что оно ждало тебя здесь всю твою жизнь?

— Или я этого ждал — сказал Янсен. — Что, опять-таки, совсем иное. Тем не менее, мне лучше отправить сообщение, сэр.

Он вышел. В окна мостика хлестал дождь и снаружи ветер стонал в стальной оснастке. Джего, под впечатлением сказанного Янсеном, сидел, слегка повернув голову, словно к чему-то прислушиваясь.

На столе лежал прогноз погоды и он взял его. Морские районы Рокэлл, Бейли, Мэлин, Гебриды; картина была однородно черной. Глубокая депрессия быстро двигалась сюда с Атлантики. Сильный дождь, ветер четыре-пять баллов, усиливающийся до полного шторма к вечеру.

Он скомкал бумагу и бросил в угол:

— А, ладно — тихо сказал он. — Догадываюсь, что это просто не мой день.

На «Дойчланд» Бергер сидел над картами в каюте, прокладывая курс на следующие несколько дней. Он различал снаружи монотонное бренчание помпы, звуки подымающегося ветра. Отто Прагер лежал на койке, читая книгу. Он сел и снял очки.

— Похоже, проклятая штука будет работать вечно.

— Ты так думаешь?

Раздался стук в дверь и вошел Штурм:

— Вызывали, господин капитан?

— Как там?

— Вчера два часа — сегодня два с половиной.

— И все еще не сухо?

— Почти.

Штурм поколебался:

— Мы постоянно забираем воду, капитан, что совсем не помогает нашим усилиям. Мне кажется, капитан, если бы мы убавили паруса…

— Ни клочка, господин Штурм. — Бергер хлопнул ладонью по столу — Доже обрывка не трогайте без моего разрешения. Понятно?

— Как прикажете, капитан.

— Теперь возвращайтесь к обязанностям и пришлите сюда Рихтера.

Штурм удалился, а Прагер встал и подошел к столу:

— Он изменился, этот мальчик. Месяц назад он прыгал бы, чтобы привлечь внимание, и щелкал бы каблуками, заговори вы с ним подобным образом, а сейчас…

— …он мужчина — оборвал Бергер. — И он должен благодарить за это «Дойчланд». Ничего и никогда не будет прежним.

— Так он прав?

— Только отчасти. Что мы забираем большое количество воды, это верно, как и то, что это не улучшает и так не простой ситуации ниже ватерлинии. То, что основной причиной является настойчивость в постановке всех наших парусов, тоже верно. Но плохая погода — наш лучший союзник, потому что нас труднее найти. Мы ее используем, Отто, чтобы выиграть время, в котором на этой стадии игры мы нуждаемся любой ценой. — Он обоими руками разгладил карту. — Я не должен провалиться. Не теперь. Не зайдя так далеко.

Прагер положил руку на его плечо:

— Мы сильно обязаны тебе, Эрих. Мы все.

В дверь постучали и вошел Рихтер. Он был в клеенчатой куртке с руками в стокгольмском дегте:

— Господин капитан?

— А, Рихтер. Ты был наверху, я вижу.

Боцман глянул на руки:

— На топ-мачте развязался блок.

— Ты уделил внимание солнечному фонарю в салоне?

— Мы постоянно заняты, господин капитан. Сейчас для дам внизу темно, но лучше, чем все время хлещущая вода.

— Хорошо — сказал Бергер. — А теперь я хочу услышать твое мнение о нашей общей ситуации.

Рихтер, казалось, колебался:

— Вы капитан, а не я.

— Я знаю — нетерпеливо сказал Бергер. — Но, за исключением меня, ты провел больше времени на море под парусами, чем кто-либо. Ты, по крайней мере, понимаешь, о чем я говорю.

Рихтер пожал плечами:

— Как хотите, господин капитан.

Бергер наполовину повернулся к карте Западного Пролива и постучал по ней пальцами:

— Большинство прерывателей блокады в прошлом пыталось пройти Датским проходом между Гренландией и Исландией, а потом прямо к Норвегии. Ты согласен?

— Именно здесь можно пройти, господин капитан.

— Но это нам не годится, да? Почему?

— Возможность свободно плавающего льда в районе Гренландии и мы потратили бы слишком много времени к северу от Полярного Круга.

— Согласен. А теперь, выбрав Гебриды, где должны мы проложить курс? Оркнейским проходом?

— Нет, капитан — ответил Рихтер. — По моему мнению нам лучше повернуть где-то севернее Шотландских островов, а потом срезать прямо на Берген.

— Хорошо, Хельмут. Очень хорошо. Приятно, когда твое решение подтверждается. — Бергер свернул карту. — Еще одно. Штурм думает, что мы несем слишком много парусов. Ты согласен с ним?

— Нет, если господин капитан хочет выиграть время — сказал Рихтер. — Тем не менее, я бы обратил внимание, что барометр падает. По моему мнению, наступает плохая ночь.

Бергер, который начал улыбаться, раздраженно нахмурился:

— Все в порядке, я не вчера родился. Ты думаешь, я не знаю, что барометр падает?

Боцман вышел. Бергер раскатал карту и, хмурясь, уставился в нее.

Герике пододвинул койку ближе к решетке, чтобы избежать дождя, который слишком часто с порывом ветра залетал в разбитое окно. Когда передвижка его удовлетворила, он вернулся к окну и посмотрел сквозь решетку.

Было чуть больше семи, ночь быстро наступала, и сцена была самой бурной на его памяти: клочковатые волны до горизонта, сильный дождь, небо от свинцового до черного, здесь и там прорезанного оранжевым и золотым.

Внезапно далеко в море за концом пирса высоко на волне он увидел «Мертвую точку», она сразу глубоко зарылась носом.

В коридоре послышались шаги, он обернулся и по другую сторону увидел Джанет. Она была в зюйдвестке и клеенчатом плаще, блестящем от дождя, и несла закрытую корзинку. Она встала на колено и протолкнула корзинку через маленькую заслонку возле пола.

— Это вас поддержит. Шотландцы называют это добрым чаем с окороком.

Герике поднял корзинку и поставил на койку:

— Ваш друг, лейтенант Джего. Он сейчас заходит в гавань и, судя по морю, я бы сказал, что он в этом чертовски нуждается.

— Харри? — спросила она и ее лицо осветилось. — Здесь?

Она повернулась и выбежала. Герике достал сигарету, сверху пришел Лаклан с кружкой чая в руке, которую передал внутрь.

— У вас есть спички, Лаклан?

— Есть, капитан. — Лаклан передал коробок сквозь прутья. — Можете его оставить.

Герике зажег сигарету и повернулся к окну. Канонерка теперь подпрыгивала возле пирса, команда высыпала на палубу.

Он увидел Джего, сходящего с мостика, потом Джанет, бегущую по пирсу, желтый плащ ярко горел в вечернем свете. Джего помахал, сошел по трапу и перепрыгнул через поручни. Через мгновение она была в его объятиях.

— Вот в чем дело — прошептал Герике. И так как ветер все усиливался, задувая дождь через решетку, он отвернулся.

В особняке Фада-Хаус ветер завывал в камине, вторя гудению поленьев. Джего протянул руки к огню:

— Изумительно, миссис Синклер. Я начинал думать, что никогда больше не согреюсь. Чертовский переход.

— Еще кофе?

— Нет, спасибо. Мне действительно стало хорошо.

Он взглянул на Джанет, тихо играющую на рояле. Джин сказала:

— Я извиняюсь, что адмирал не смог прийти.

— Ну, как он говорил, в такие ночи он предпочитает прилипнуть к радио.

— Знаю — сказала она. — Может прийти запрос спасательного судна. Я бы хотела, чтобы подсоединили подводный кабель. Иначе жизнь для всех весьма трудна. Знаете, Кэри — это наша единственная связь с цивилизацией.

Часы пробили одиннадцать и Джего улыбнулся:

— Я действительно думаю, что мне нужно вернуться. Утром ранний старт. — Он повернулся. — Я провожу тебя, Джанет.

— Я переночую здесь, дорогой — сказала Джанет, продолжая играть.

— О понимаю. Ну, тогда мне лучше идти.

Она не показала никакого намерения шевелиться. Джин Синклер проводила его в холл. Подавая ему плащ, она сказала:

— Вы сказали, что отплываете рано утром, лейтенант, не так ли?

— Верно, мэм.

Она покачала головой:

— Не выйдет. Не завтра и, вероятно, не в течении двух или трех дней.

Она улыбнулась:

— Я знаю, о чем говорю. Когда ветер начинает дуть над Фадой, как сейчас, все может случиться.

Джего улыбнулся, вдруг сильно обрадовавшись:

— Вы действительно можете это гарантировать?

— Мне кажется, да.

Когда она открыла дверь, пытаясь удержать ее на ветру, он поцеловал ее в правую щеку:

— Кто-нибудь говорил вам, что вы ангел? — спросил он и нырнул в шторм.

Когда Джин вернулась в гостиную, Джанет стояла у огня, надевая свой плащ:

— Он ушел?

— Очевидно.

— Хорошо.

Джанет прошла мимо нее в холл, Джин последовала за ней.

— На чьей стороне ты играешь?

— Если быть абсолютно честной, не знаю — сказала Джанет и добавила — У меня возникла великая идея. К дьяволу мужчин.

— Это мысль. — Джин открыла дверь. — Ну, утро вечера мудренее.

— Точно — сказала Джанет и ступила в хлещущий дождь.

— Лично я думаю, что поиски конвоя из Галифакса — пустая трата времени — сказал Ханс Альтрогге. — Но они все еще настаивают, чтобы ты посмотрел.

Была почти полночь и разведкомната была в полутьме. Неккер склонился над картой и кивнул:

— Согласен. Все предприятие — лишь потеря горючего.

— Не совсем, Хорст. — Альтрогге открыл папку с предполетными инструкциями. — Что-то выстраивается здесь в Атлантике, что-то совершенно необычное, сообразно нашей станции погоды на мысе Бисмарка в Гренландии.

— Насколько необычно?

— Глубокая депрессия движется очень быстро и предвещает исключительно жестокие штормы. Конечно тебе, на тридцати пяти тысячах, не о чем беспокоиться.

— А если мне надо будет спуститься?

— Мы должны надеяться, что этого не потребуется. В одном можно быть уверенным: полет будет весьма ценным для статистики погоды, если не для другого.

— Хорошо — сказал Неккер. — Когда мы вылетаем?

— Ноль-пять-ноль-ноль — Альтрогге посмотрел на часы — Время немного поспать. У тебя будет три-четыре часа.

— Я подумаю над этим — сказал Неккер и вышел.