"Мутный поток" - читать интересную книгу автора (Итиё Хигути)

Мутный поток

1

Эй, ты, Кимура Син, давай-ка сюда! Ты же обещал! А-а, видать, к Футаба в винную лавку намылился, а меня, значит, побоку, ну, так я сама к тебе туда нагряну, ладно? А то зашел бы... из бани, небось, возвращаешься, самое сейчас бы и заглянуть... но вы лгуны, нет вам веры» - так, стоя у порога, она уловляла проходящего мужчину; тот же в сандалиях, державшихся на ноге с помощью петли для большого пальца, похоже, был ее старым знакомым, она и зазывала его, словно бранилась, а он, нимало не обижаясь, отбивался: «потом, потом»; девица проводила его взглядом, прищелкнула языком: «не-ет, не придет! раз женился - считай, отрезало», - бурчала она себе под нос, возвращаясь в заведение; «Така, малышка, тут много чего можно сказать, но не стоит огорчаться, про такое говорят: «потухшая головешка», - поворожишь, подождешь - любовь и разгорится снова, он сам спохватится да дружки намекнут-напомнят». - «Я тебе не чета, подружка Рики, ты эту науку превзошла, ты - мастерица, а меня злит, если кто перестает приходить; для таких, как я, бедолаг, и ворожба не в помощь, опять придется ночь напролет перед воротами маячить без всякого интересу», - охваченная негодованием, она уселась перед входом и вырезанным из цельного куска дерева гэта пнула твердую землю; она лет на семь-десять постарше двадцати, подведенные брови, лицо набелено вплоть до края прически, отталкивающий ярко-алый рот, ну точь-в-точь хищная собачья пасть; та, что зовется Рики, - приятной полноты со стройной фигуркой; свежевымытые волосы уложены в большую прическу Симада и прихвачены косицей из свежей соломы; естественная белизна кожи не нуждается в блеске пудры - ее и не видно почти, даже на шее; кимоно распахнуто на груди; она курит, пыхая - пых-пых, - длинную трубку, довольная, что рядом нет никого, кто бы осудил ее вызывающую позу - нога на ногу, одно колено высоко задрано; на ней летнее кимоно с незабываемым крупным рисунком и поясом из черного атласа, явно поддельного - как же иначе, если сквозь скрытый шов на спине то и дело промелькивает пунцовая нить; без долгих слов понятно, что она в квартале веселых домов, словно старшая сестра; пока Отака говорила, она длинной мельхиоровой шпилькой почесывала голову прямо сквозь прическу «Небесное Божество» и что-то припоминала; «Рики, подруга, значит, письмо, говоришь, отправила?» - Орики равнодушно ответила «угу» и прибавила: «Письмо-то - так, пустая любезность», - она засмеялась; «Шутишь?! Хорошенькая любезность! - два свитка исписала, на конверт две марки налепила... это, небось, то знакомство, что с Асакаса тянется, да? Неужто из-за пустячной размолвки решилась порвать отношения? Все ведь от тебя зависит, приложи хоть чуток сил, чтобы удержать его, с гостями нельзя так грубо...» - «Спасибо за твою доброту, но позволь заметить: я к нему ни на полстолечко не привязана, между нами и не было ничего такого, пойми», - она говорит с полным равнодушием, словно все это ее не касается; «Удивляешь ты меня! привыкла к роскоши - вот и капризничаешь; а мне уже не до капризов - надеяться не на что», - и она принимается обмахивать веером ступни, - «Как говорится в песне, "а прежде я цветком была..." - забавно, не правда ли?» - она продолжает следить, не пройдет вдруг какой мужчина мимо заведения, но в сумерках у входных дверей - обычное вечернее оживление.

Узкий двухэтажный дом, всего два кэна по фасаду, свисающий с карниза крыши фонарь, на при-вратной подставке - блюдце с солью на удачу; внутри, за раздвижной решетчатой дверью, видны полки с рядами бутылок высокосортного сакэ, правда, полные или порожние - не разглядеть; там же - расчетный прилавок с кассой; с кухни доносится шум - похоже, разводят огонь в очаге; хозяйка заведения умеет приготовить разве что простейшее варево да яичную болтушку, хотя фасадная вывеска с определенностью обещает «угощение для посетителей»; здесь даже не задумываются, как быть, если кто и вправду закажет обед: придется извиняться, мол, только-только все припасы закончились - звучит дико, но что делать? или - того хуже - напрямую заявить: если вы мужчина, то извольте проследовать к барышням; впрочем, люди опытные, знающие толк в жизни, и не станут заказывать, к примеру, жареную или там тушеную рыбу, такое разве что тупой деревенщине в голову взбредет; та, что зовется Рики, или уважительно Орики, для заведения поистине незаменима, что называется, единственная в своем роде, да еще и сильно моложе остальных, в ней чувствуется какая-то тайна, неизменно привлекающая гостей; не то чтобы она проявляла особенную любезность, напротив, капризничает без меры, и подруги не упускают случая посудачить, дескать, иногда красотой своей кичится до дерзости, а порой - само обаяние, даже женщины не могут от нее оторваться. Ах, не может человек утаить свою душу! даже лицо ее буквально светится, отражая нрав ясный и легкий; ее знает каждый из гостей недавно открытого заведения Кикунои, «Орики из Кикунои» или «Кикунои, где Орики» звучит на все лады; поистине она - редкостная находка для веселого дома, под сенью этой девицы новое заведение немедленно процвело на зависть соседям, которые уверены, что хозяева в знак благодарности обязаны поместить ее изображение в божнице и поклоняться ей.

Отака, убедившись, что на улице пусто, произносит: «Рики, подружка, не мое это дело, конечно, но я всем сердцем переживаю случившееся с Гэном - пускай нынче он не слишком завидный гость, но вы же любите друг друга - это главное! Ну постарше он тебя намного, ну ребенок у него, ну жена - нельзя, что ли, с женой расстаться? Ни за что не отступайся! Непременно позови его! Вот мой возлюбленный - вертопрах, каких поискать: глянет на меня - и наутек, а я смирилась, от судьбы-то не уйдешь; ты - другая, по первому твоему знаку он пошлет жене три строчки, развожусь, мол, и все такое; но ты о себе много понимаешь, и вряд ли сохранишь ему верность, так что смело зови его, напиши письмо, скоро явится посыльный из лавки Микава - с ним и передашь; ты не кисейная барышня, чтобы стесняться мужчине на развод намекнуть, да и с отказом не стоит так легко примиряться... обязательно пошли письмо! Мне жалко твоего Гэна...» - она смотрит на Рики, а та молчит, похоже, полностью углубившись в чистку курительной трубки.

Вот она насухо вытирает чашку, продувает мундштук, постукивает трубкой о ладонь, набивает табак и протягивает Отаке: «Пожалуйста, потише! Еще услышит кто - ужас-то какой! решат, что у Орики из Кикунои в тайных любовниках - подручный чернорабочего, а ведь все это - дела давно минувших дней, я и думать о нем забыла, не помню, то ли он Гэнсити, то ли Гэннан... и давай не будем больше об этом...» - с этими словами она выходит на открытую веранду; тут появляется компания недорослей - у них и пояса на кимоно, как у детишек, - девица их окликает: «Эй, почтенные Исикава и Мураока! Уж не запамятовали ли вы, где живет Орики?» - «Нет-нет, мы по-прежнему готовы вам всецело подчиняться!» - они заворачивают к дому, входят, и тотчас из прихожей слышится дробный перестук шагов, голоса: «сестрица, сакэ, пожалуйста!» - «как насчет закуски?» - бравурные звуки сямисэна и громкий топот танцующих.