"Повесть о Сегри и Абенсеррахах" - читать интересную книгу автора (Перес де Ита Хинес)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ В ней рассказывается про торжественный праздник и игру в кольцо, устроенные в Гранаде; и про то, как вражда Сегри и Абенсеррахов разгоралась все больше

Доблестному мавру Абенамару стало известно, что виновником столкновения под окнами королевского дворца был храбрый Саррасин. Абенамар решил отомстить ему за то, что он прервал его серенаду, и за нанесенную рану, хотя она и была легкой. Тем временем, бывая в королевском дворце, он видел, как прекрасная Галиана оказывала Саррасину великие милости, что повергло храброго мавра в великую скорбь и страдание. И, видя, сколь велика неблагодарность Галианы, которая совсем позабыла о том времени, когда он ей служил, а она принимала его услуги, и он ради нее совершил в Альмерии и в Гранаде много подвигов, он решил в свою очередь позабыть ее и обратить свой взгляд на прекрасную Фатиму, возвратившуюся уже из Альгамы в Гранаду. Он знал, что Мусу, влюбленного в Дараху, не занимает любовь Фатимы. Он начал изо всех сил служить Фатиме, и та охотно приняла его в свои рыцари и выказывала ему расположение, ибо Абенамар был очень знатным рыцарем, храбрым и приветливым человеком и большим другом Абенсеррахов. Впрочем, сама она не находилась в особенно хороших отношениях с родом из-за причин, о которых говорилось раньше. Но, ценя достоинства Абенамара, все остальное она предала забвению. К тому времени Дараха и Сулема Абенсеррах уже готовились к свадьбе, почему доблестный Муса перевел свои взоры на прекрасную Селиму, сестру прелестной Галианы. И все остальные знатные рыцари и дамы двора были влюблены друг в друга, и потому так было весело при дворе и столько устраивалось праздников, что можно лишь удивляться. Храбрый Аудала любил прекрасную Аху и, будучи знатным рыцарем из рода Абенсеррахов, постоянно устраивал пиры и игры, так что весь город Гранада предавался празднествам и удовольствиям.

Храбрый Абенамар, чтобы отомстить прелестной Галиане и досадить храброму Саррасину, договорился с королем об устройстве торжественного празднества в день святого Хуана, который должен был скоро наступить, и именно о состязаниях на копьях и игры в кольцо; при этом он изъявил желание быть устроителем игр.

Король как любитель праздников, желая повеселить свой двор, одобрил устройство этого праздника, особенно же в честь счастливого спасения Алабеса от рук храброго дона Мануэля Понсе де Леон, ибо не малым чудом было уйти от его руки; кстати, Алабес к тому времени уже поправился.

Получив позволение короля, Абенамар приказал разгласить по всему городу об игре в кольцо и состязании на копьях, причем было объявлено следующее условие: всякий рыцарь, пожелавший состязаться на трех копьях с устроителем игры Абенамаром, должен выступить и представить изображение своей дамы, сделанное в естественную величину, и если устроитель три раза кряду выиграет на копьях, соревнователь лишается портрета своей дамы; если же победит соревнователь, то он выигрывает портрет дамы устроителя праздника, а с ним и золотую цепь ценою в тысячу дублонов.

Все влюбленные рыцари очень обрадовались таким условиям, ибо им представлялся случай одновременно выказать свою храбрость и показать красоту их дам. И все они надеялись выиграть у устроителя портрет его дамы и драгоценную цепь.

Храбрый Саррасин очень хорошо понял причину, заставившую Абенамара взять на себя устройство праздника, и тоже чрезвычайно обрадовался; этим путем он намеревался показать своей даме Галиане свою храбрость и ловкость. И затем он и все рыцари, намеревавшиеся состязаться в кольце, сделали для своих дам все, что смогли лучшего, изобразив их разукрашенными одеждами и платьями, в каких они обычно появлялись, чтобы все их узнали.

Наступил день святого Хуана (этот праздник чтут все народы в мире), и все гранадские рыцари – как принимающие участие в игре, так и не принимающие – нарядились. Особенно пышные одежды надели на себя участники игры, и все отправились на берег прохладного Хениля. Участники игры разбивались на квадрильи – отряды: один – Сегри, другой – их противников Абенсеррахов; особый отряд образовали Альморади и Венеги, а с противоположной стороны – Гомелы и Масы. Под звуки множества аньяфилов и атабалов началась великолепная игра в копья. Отряд Абенсеррахов весь был одет в одежды цвета золота и темного пурпура, с многочисленными украшениями; девизом у них было солнце, а на шлемах – алое оперение. Сегри оделись в зеленые, золотыми звездами вышитые, одежды, с рассеянными между звезд полумесяцами – их эмблемой. Альморади выступили в пурпуровом и лиловом, Масы и Гомелы – в лиловом и соломенно-желтом. Великолепное зрелище представляли собою эти квадрильи рыцарей и вызывали всеобщее восхищение. По два и по четыре в ряд поехали они по Долине. Особенно красиво они выглядели, когда показалось солнце. И тогда началась игра, хорошо видимая с башен Альгамбры. Сам король, великолепно одетый, разъезжал среди участников, чтобы не случилось какого-нибудь замешательства или ссоры. Королева и дамы смотрели на игру с башен Альгамбры. Игра протекала весело и оживленно. Особенно отличились в тот день рыцари Абенсеррахи и Альморади. Храбрый Муса, Абенамар и Саррасин совершали настоящие чудеса. По окончании игры – а окончена она была по приказанию короля, видевшего, что Сегри и Абенсеррахи уже начинают распаляться, – все рыцари помчались, подбрасывая в воздух свои копья так высоко, что они терялись из виду. Смелый Абиндарраэс особенно отличился в тот день. Его дама любовалась им с башен Альгамбры. Королева сказала ей: «Харифа! Твой рыцарь смел и отважен». Харифа молчала, алая словно роза. Фатима делала вид, что смотрит на своего Абенамара, и казалось, что ее очень занимают и радуют его успехи, но Харифа видела и понимала, что на самом деле она тоже смотрит на ее Абиндарраэса. И тогда, преисполнившись ревности, она обратилась к ней с такими словами:

– Велики чудеса любви, сестра Фатима! Где бы она ни господствовала и ни царила, нигде не может она остаться скрытой. По крайней мере ты не можешь отрицать, милая Фатима, будто ты чужда этой страсти, ибо твое прекрасное лицо ясно о том свидетельствует. Обыкновенно ты бываешь розовой и красивой, как роза в цветнике, а сейчас лицо твое печально, меланхолично и желто. И все это как раз очевидные признаки любви. И я думаю, что не ошибусь, сказавши, что привели тебя к такому состоянию достоинства Абиндарраэса. И если это так, ты не должна от меня ничего утаивать, ибо ты знаешь, какой верный и преданный я тебе друг. И моей дружбой к тебе клянусь, что если тебе от меня что-нибудь нужно, ради моей любви к тебе я все для тебя исполню.

Умная Фатима тотчас же разгадала хитрость Харифы и, зная про ее любовь к Абиндарраэсу, не захотела признаться в своей к нему любви. И она притворно ответила такими словами:

– Если и велики чудеса любви, то мне о них ничего не известно, и я не испытываю на себе их действия. Причины того, что мое лицо утратило свой прежний румянец и я так печальна, известны: то совсем недавняя кончина моего доброго родителя и не затихающая вражда между Сегри и Абенсеррахами. Но даже допуская, что я подвержена любви, уверяю тебя, милая Харифа, что причиной этого несчастья не был бы Абиндарраэс, как ты утверждаешь: там, среди участников игры на копьях, есть рыцари, не уступающие ему в мужестве и храбрости. В этом ты убедишься сегодня же позже, когда начнется игра в кольцо: самые славные и знаменитые рыцари Гранады выступят с изображениями своих дам, и ты увидишь тогда, кто любимая дама и кто верный ей рыцарь.

Тут она замолчала и, не добавив более ни слова, обратила взоры в сторону сражающихся в Долине рыцарей. Фатима не отрывала глаз от своего Абенамара, совершавшего в тот день чудеса, и она легко отличала его по лиловому стягу на копье, с серебряной буквой «Ф» и золотым полумесяцем на нем – буква и эмблема прекрасной Фатимы.

Король и рыцари, развлекавшиеся с восхода солнца до одиннадцати часов дня, вернулись в город только для того, чтобы подготовить все необходимое для игры в кольцо.

Про день святого Хуана и про игру в копья сложили такой старый романс:

В день Хуана утром ранним,Только солнце показалось,Под стенами городскимиМавры праздник начинают.Копья мечут метко в кольца,На древках трепещут флаги,Каждый флаг рукою нежнойМаврам дамы вышивали.А возлюбленный счастливый,Дамы дар себе стяжавший,За него своим искусствомНа турнире этом платит.И внимательно смотрелиНа игру со стен АльгамбрыВместе с доброй королевойМногочисленные дамы.Там Харифа и Фатима;Они обе лишь недавноНаходились в тесной дружбе,Ныне сделались врагами.С той поры не говорилиМеж собой еще ни разу.Но Харифу мучит ревность,Говорит, словами раня:«Ах, Фатима, сразу видно,Как любви тебя жжет пламя!Раньше щек твоих цветущихАл и ярок был румянец;Ныне щеки побледнелиИ уста хранят молчанье.Хочешь видеть, где твой рыцарь?Так взгляни отсюда с башни;Там, в Долине, смел и ловокНа коне Абиндарраэс».Ей в ответ Фатима скромно:«Знай, Харифа, дорогая,Мне любви изведать в жизниНе пришлось еще ни разу.Если ж щеки стали бледны,То причина тут такая:Мой отец убит Маликом,Об отце я горько плачу.А когда б любви хотела,То, поверь, найти смогла быМного рыцарей достойныхЯ средь юношей Гранады.Мне они служили б верно,Для меня бы совершалиМного подвигов не хуже,Чем свершил Абиндарраэс».Тут беседу меж собоюЗаключили обе дамы.

Вернемся к нашему повествованию. Король и рыцари, не принимавшие участия в игре, поместились на балконах, выходивших на Пласа-Нуэва, чтобы оттуда смотреть на игру рыцарей в кольцо. В конце площади, около фонтана Львов, они заметили красивый шатер из дорогой зеленой парчи, а рядом с ним высокую подставу под балдахином из зеленого бархата. На подставе было разложено много драгоценностей, а посреди них – прекраснейшая и драгоценная цепь, стоившая тысячу золотых дублонов. То была цепь, предназначенная вместе с портретом дамы в награду победителю. В целом городе Гранаде не осталось ни одного человека, кто бы не пришел посмотреть на этот праздник, и даже из всех окрестных селении собрался народ. Все знали, что в день святого Хуана в Гранаде всегда устраивались великолепные и пышные празднества.

Скоро зазвучали сладостные звуки флейт, доносившиеся из улицы Сакатин. То храбрый Абенамар – владелец кольца и устроитель праздника – шел занять свое место. И выехал он на площадь следующим образом: впереди четыре красивых мула, нагруженные копьями для игры в кольцо; на копьях были стяги из зеленого дамаса, все усыпанные множеством золотых звезд. На мулах, на шнурах из зеленого шелка, было подвешено множество серебряных колокольчиков. Их сопровождали конные и пешие слуги. Мулы остановились у шатра устроителя праздника, и тут же по его приказанию слуги раскинули еще один шатер из зеленого шелка и сложили в него все копья. После этого нарядных мулов увели. Затем следовало тридцать рыцарей, богато одетых в зеленые и алые одежды, с серебряными нашивками, с белыми и желтыми перьями на шлемах. Пятнадцать рыцарей ехало с одной стороны, пятнадцать – с другой, а посередине – храбрый Абенамар, одетый в зеленую парчу, марлоту и плащ большой ценности. Он ехал на очень красивом коне в серых яблоках. Украшения коня также были из зеленой парчи, на голове же его – плюмаж, очень дорогой, из зеленых и пурпуровых перьев. По всей одежде отважного мавра были разбросаны многочисленные золотые звезды, а слева на богатом плаще его – сияющее солнце с такой надписью:

«С нами может кто сравниться?С дамой избранной – красою.Иль отвагою – со мною?Нашей славе мир дивится».

Этот же самый девиз был выставлен и на площади.

За отважным Абенамаром следовала красивая триумфальная колесница, обшитая дорогим шелком. Она состояла из шести богато разукрашенных ступеней. Над самой верхней ступенью была сделана триумфальная арка причудливой формы; под аркой стоял трон, к которому с великим искусством было прикреплено изображение прекрасной Фатимы, столь похожее, что если бы не было известно, что это – портрет, его можно было бы принять за самый оригинал. Изображение было столь прекрасно и столь богато украшено, что не нашлось ни одной дамы, которая при взгляде на него не замерла бы от зависти, и ни одного рыцаря, не сраженного любовью. Она была одета по турецкому образцу в одежду очень странной, никогда не виданной формы. Половина – светло-желтая, другая половина – лиловая, и обе – затканные золотыми звездами со многими золотыми нашивками и украшениями. Платье было сшито с большим вкусом, подкладка его была серебристой парчи, ее волосы были распущены, подобно золотым нитям; поверх них гирлянда из алых и белых роз, настолько естественных, что казалось, будто их только что сорвали в саду. Над головой ее парил бог любви – нагой мальчик с распростертыми крылышками, каким его изображали древние; оперение крыльев – тысячи цветов. Казалось, точно он опускает прекрасный венок на прелестный образ; У ног дамы лежали лук и колчан Купидона, как бы трофеи победы. Дама на портрете держала в руках букет чудесных фиалок, будто только что сорванных в саду Хенералифе. Так следовало прекрасное изображение Фатимы, являя собой никогда не виданное зрелище. Колесницу ее везли четыре красивых кобылицы, белых как снег. Возница был одет в такую же одежду, что и рыцари. За колесницей следовало тридцать рыцарей, одетых в зеленые и алые одежды, с плюмажами тех же цветов. Так прибыл на место состязаний храбрый Абенамар – устроитель состязаний. Под звуки гобоев и других музыкальных инструментов он сделал круг по всей площади, проехав под самыми балконами короля и королевы и настолько восхитив всех присутствующих своим видом и великолепием выезда, что ничто в мире не смогло бы превысить это восхищение, ибо никакой властелин, как бы он богат ни был, не смог бы превзойти великолепия этой процессии. Когда колесница проезжала мимо балкона королевы, последняя и ее дамы испугались при виде портрета прекрасной Фатимы: так он был похож. Фатима стояла рядом с королевой, и тут же находились Дараха, Саррасина, прекрасная Галиана и ее сестра Селима, Коайда, и много прекрасных дам. Все они поздравляли Фатиму и говорили ей, что она очень обязана доброму рыцарю Абенамару. И если он сумеет служить ей и защищать ее портрет в игре в кольцо так же хорошо, как он устроил триумфальный выезд, она сможет считать себя самой счастливой дамой в мире. Фатима отвечала им, что ей ничего неизвестно об этом деле и она тут ни при чем; если же Абенамар сам захотел все это устроить, то ее никак не занимает, отстоит ли он ее изображение или нет.

– Так, значит, – спросила Харифа, – рыцарь Абенамар тайно решил совершить свой подвиг и выставил ваш портрет?

– Это дело Абенамара, – ответила Фатима, – и касается его одного. Но посмотрите лучше на вашего Абиндарраэса, ибо он ради вас совершил уже много подвигов, достойных запоминания.

– Мои отношения с Абиндарраэсом, – возразила ей Харифа, – открытое дело, и всем известно, что он мой рыцарь, но дело с Абенамаром нам всем представляется совершенно новым, и поистине мне было бы очень тяжело, если бы Абиндарраэс и Абенамар стали сегодня соперниками.

– Станут они ими или не станут – что вам до этого за дело? – спросила Фатима.

– Мне потому это было бы тяжело, – ответила ей Харифа, – что мне не хотелось бы, чтобы ваш портрет, прибывший сюда сегодня с такой пышностью, попал в мои руки…

– Так вы настолько твердо уверены в успехе вашего Абиндарраэса, что уже считаете мой портрет своим? – сказала Фатима. – Ну, так не беспокойтесь же преждевременно и не оценивайте столь высоко доблесть вашего рыцаря, ибо судьба может сделать как раз обратное тому, что вы сейчас предполагаете; нельзя слишком верить в рыцарей: ведь они тоже подвластны произволу судьбы.

Королева, очень хорошо слышавшая спор, сказала:

– Зачем вести бесплодные разговоры? Вы обе одинаково прекрасны. Сегодня мы узнаем, кому из вас достанется венец и слава красоты, а пока умолкнем и подождем, покуда не кончился праздник, ибо конец венчает дело.

На этом спор закончился.

Тем временем Абенамар, объехав кругом площадь, достиг красивого шатра. И когда его богатая колесница остановилась около подставы с многочисленными драгоценностями, он приказал поставить среди них портрет прекраснейшей Фатимы, что и было выполнено под музыку многих флейт и гобоев. После чего он соскочил со своего коня, отдал его слугам и сел у входа в шатер на красивое и дорогое кресло, где стал дожидаться появления какого-нибудь рыцаря-оспаривателя. Все рыцари, сопровождавшие храброго Абенамара, расположились вокруг него. Судьи заняли места на помосте, откуда можно было очень хорошо видеть состязание на копьях. Все ждали, чтобы выступил какой-нибудь оспариватель. Судьями были двое рыцарей Сегри, очень уважаемых, двое других – Гомелы и один – рыцарь Абенсеррах по имени Абенамет. Последний был главным альгвасилом Гранады, – должность, поручавшаяся лишь очень знатным и уважаемым рыцарям. Недолго пришлось ждать, и из улицы Гомелов донеслась громкая музыка аньяфилов и труб, и скоро показалась красивая квадрилья всадников, одетых в богатые одежды из алого и белого дамаса, со множеством золотых и серебряных вышивок. Все перья и ленты тоже были белые и алые. За кавалькадой ехал рыцарь, пышно одетый по-турецки, на прекрасном вороном коне; одежда рыцаря была из пурпурной парчи с золотыми вышивками; плюмаж такого же самого цвета; марлота и шлем обильно украшены драгоценными каменьями. В этом рыцаре тотчас же все узнали храброго Саррасина. За ним ехала пышная колесница, очень богато отделанная, с четырьмя триумфальными арками чрезвычайной красоты, и на них изображение всех столкновений и сражений, когда-либо происшедших между маврами и христианами в Долине Гранады; среди этих изображений имелась и битва славного Гарсиласо де ла Веха [53] с храбрым мавром Аудала, битва из-за четок, которые мавр привязал к хвосту своего коня; а кроме этого еще множество изображений, сделанных весьма искусной рукой. Под четырьмя триумфальными арками находился круглый трон, хорошо видимый отовсюду, сделанный из лучшего алебастра, с великолепными на нем украшениями. На троне помещалось изображение дамы великой красы, облеченное в голубую парчу, со многими золотыми вышивками и оборками. У ног этого красивого образа были сложены военные трофеи и среди них – сам бог любви, побежденный и поверженный, со сломанным луком, стрелами и колчаном, с рассеянными повсюду перьями его прекрасных крыльев.

Эмблемой храброго Саррасина было море, в нем скала, омываемая множеством волн, и надпись:

«В сердце веры крепость со скалой сравнится,Что ни ветра, ни прибоя не страшится».

Такая же надпись была помещена на площади, чтобы ее все видели.

Так выступил храбрый Саррасин со своей колесницей, не менее красивой, чем колесница устроителя праздника. Ее везли четыре красивых гнедых коня в очень богатой упряжи, с украшениями пурпурового цвета.

За колесницей ехал нарядный отряд рыцарей в таких же пурпурных одеждах. Так, под торжественную музыку, объехал Саррасин площадь, доставив своим видом удовольствие всем зрителям. Тотчас портрет дамы был всеми узнан, будучи портретом прелестной Галианы, и красотой ее восхищались. Все говорили: «Достойного соперника имеет устроитель торжества!»

Королева взглянула на стоявшую около нее Галиану и проговорила:

– На этот раз, прекрасная Галиана, не скрыть вам вашу любовь. Очень меня радует, что вы себе избрали столь знатного и славного рыцаря. Хотя, говоря по правде, достоин был избрания и храбрый Абенамар, а вы его тем не менее отвергли.

Прекрасная Галиана молчала, вся зардевшись от смущения.

Король же сказал своим рыцарям: «Сегодня предстоит нам увидеть великие дела, потому что рыцари – участники игры обладают великой храбростью, и каждый из них постарается сделать наилучшее. Посмотрим же, что сделает храбрый Саррасин».

Тем временем колесница Саррасина уже успела объехать площадь; он велел остановить ее рядом с колесницей Абенамара и затем, сойдя с коня, пешком отправился к шатру храброго Абенамара и сказал ему:

– Знай, рыцарь, что я сюда явился соревноваться в метании трех копий в кольцо. И если судьбе будет угодно, чтобы я выиграл у тебя все три раза, я возьму тогда портрет твоей дамы, а вместе с ним и выставленную тобой цепь ценою в тысячу дублонов; если же выиграешь ты у меня, – твоим будет портрет моей дамы и нарукавник, вышитый ее рукой, который господа судьи оценили в четыре тысячи дублонов.

Правду говорил доблестный Саррасин: нарукавник, облекавший его правую руку, был большой ценности и вышит собственноручно прелестной Галианой! И про тот нарукавник сложили такой романс, весьма всем понравившийся:

На верху Комарес башниРаз сидела Галиана,С прилежаньем и уменьемНарукавник вышивала.Саррасин, ее любимый,В дар получит нарукавник,Он играть поедет в копья,А его в заклад поставит.Чистым золотом оборкаНарукавник украшает,Изумрудов и рубиновВ нем горит нарядный пламень.Пылью звездною рассыпанЯсный жемчуг, блеск алмазный,Не найти на целом светеДрагоценности прекрасней.Как отрадно СаррасинуДамы избранной вниманье,Сколько чувствует он в сердцеБлагодарности и страсти!Пусть любовь его безмерна –Галиана любит равно,Саррасин любви достоинИ владеет ей по праву.Галианы верен выбор:Заслужил тот рыцарь славный,Чтоб ему вручил бы сердцеЛучший цвет девиц Гранады.Много мавров безуспешноГалианы добивались,Одному лишь СаррасинуУлыбнулась здесь удача.Для него она презрелаВсе усилья Абенмара.Полны радостной надеждыСаррасин и Галиана.Свадьбы близок день счастливый,Близок пир и близки самбры,И на брак есть позволеньеАльмерийского алькайда.Тот алькайд – отец невесты.Сам король устроит праздник.«Будет свадьба непременно», –Говорят по всей Гранаде.

Короче, не было цены нарукавнику.

И могучий Саррасин, уверенный в своей силе и ловкости, захотел поставить залогом драгоценный нарукавник, не считаясь с тем, какого он имел перед собой опасного противника. Последний, выслушав смелого Саррасина, ответил, что он принимает условия состязания: три копья, брошенных в кольцо, решают, кому владеть закладом. Затем он потребовал себе коня, и ему подвели одного из восьми, нарочно для этого приготовленных и покрытых богатой попоной. Он вскочил в седло, не коснувшись ногою стремени. Ему подали копье для игры, и он поехал вдоль площади, посадкой и ловкостью своей восхищая всех зрителей.

Король сказал окружавшим его рыцарям:

– Теперь никто не сможет отказать Абенамару в том, что он преискуснейший наездник, но Саррасин ему не уступит. Так что сегодня в игре в кольцо нам предстоит увидеть великие дела.

Тем временем доблестный Абенамар достиг конца ристалища, назначенного для разбега, и, повернув коня, сделал большой прыжок, поднявшись от земли не менее, чем на три локтя. И затем конь помчался, будто молния, направляемый рукой такого отличного наездника, каким был Абенамар. Достигнув кольца, Абенамар на всем скаку вытянул вперед копье и с силой ударил им в кольцо; он задел его верхнюю часть, и не хватило только какого-нибудь полпальца, чтобы воткнуть его в самое отверстие. Так, коснувшись кольца, но не выиграв его, он промчался мимо, чрезвычайно раздосадованный своей неудачей. Постепенно, сдержав коня, он шагом отъехал к своему шатру, откуда стал наблюдать, чего достигнет могучий Саррасин.

Саррасина смутил и рассердил меткий удар Абенамара, едва не выигравшего кольцо. Но, уверенный в собственной ловкости, он попросил себе копье и, получив его, сдержанным шагом, гарцуя поехал к концу ристалища. Отсюда, повернув коня, он помчался с невиданной быстротой, точно он был молнией. Достигнув кольца, он вытянул копье настолько ровно, как если бы его конь в бешеной скачке оставался совсем без движения, и, метко вонзив копье в середину кольца, промчался, как ветер, унося кольцо, надетым на конец копья. И тогда весь народ, присутствовавший на площади, и все, смотревшие из окон и балконов, громко воскликнули:

– Абенамар проиграл свой заклад!

А доблестный Саррасин, гордый своим успехом, заявил, что он победил. Но благородный Муса, бывший дружкой Абенамара, возразил, что еще нет, ибо по условию они должны были состязаться три раза, так что двух еще недоставало. Однако дружка Саррасина, рыцарь из рода Асарков, возразил на это, что приз уже выигран с первого копья. Тут все подняли крик, и каждый настаивал на справедливости своего решения. Но судьи приказали всем замолчать, заявив, что решают они; и они решили, что заклад еще не выигран, так как остаются еще два копья.

Ярым гневом запламенел могучий Саррасин из-за того, что ему не давали награду, хотя и был неправ, но страсть превозмогала в его мужественном сердце над справедливостью. Но если недоволен и разгневан был Саррасин, то Абенамар был не менее его раздосадован; ему хотелось умереть от досады и гнева: так огорчил его проигрыш первого копья. Кто взглянул бы в это время на прекрасную Галиану, тот сразу бы узнал по ее лицу о радости, которой переполнилось ее сердце при выигрыше ее рыцарем первого копья.

Совсем противоположные чувства испытывала Фатима, и, хотя она их скрывала тщательно, все же совершенно их скрыть ей не удалось. Харифа, насмешница и хитрая придворная дама, заметила ей: «Друг мой Фатима! Не повезло вашему рыцарю с самого начала; если так будет с ним продолжаться до конца, не выиграть ему приза».

– Меня не печалит это начало, – ответила Фатима. – Не удалось ему сейчас, удастся после. И удастся настолько, что вы станете завидовать его удаче. Я уже говорила вам, что славу поют под конец.

– Сейчас вы хорошо разговариваете, – ответила Харифа, – подождем лучше конца.

И, обратив взоры на состязание, они увидели, как Абенамару подали другого коня и новое копье. С клокочущим внутри гневом, но наружно совершенно спокойный, точно не кипела в нем страсть, он красиво, шагом доехал до конца ристалища и, взяв таким образом нужный разбег, с неслыханной стремительностью повернул коня и полетел, точно птица. Он вытянул копье; недрогнувшей стрелой вонзилось оно в кольцо, и с быстротою мысли оказалось кольцо на острие копья.

Народ закричал:

– На этот раз выиграл владелец заклада!

Во второй раз подали тогда копье могучему Саррасину. Он поехал к концу ристалища, повернул коня, помчался на нем, словно ветер, и, хотя он и хорошо нацелил копье, на этот раз ему не удалось задеть кольца, и он промчался мимо.

Могучий Абенамар сказал тогда:

– Нам остается еще по одному копью; третье копье решит наше состязание. Так выполним же его, не откладывая.

И с этими словами он потребовал себе новое копье, взял разбег, повернул коня, молнией налетел на кольцо, ударил в него копьем – и кольцо оказалось у него на копье. Тут снова поднялся шум и крики, и все утверждали, что безусловно победил Абенамар.

И теперь было хорошо видно по лицу прекрасной Галианы, что она, видя, как ее Саррасин проигрывает, далеко не так довольна, как раньше.

А Саррасин, почти потеряв надежду на победу, взял новое копье, проехал к концу, птицей помчался и на этот раз задел кольцо сбоку, сбил его на землю, но на копье не нанизал.

Тут судьи объявили ему, что он проиграл и должен отдать заклад.

– Пусть сегодня я проиграл кольцо, – отвечал могучий Саррасин, – но настанет день, и я выиграю в настоящем поединке на копьях с двойным острием. И утраченное сегодня верну себе тогда.

Абенамар, затаивший против него злобу за старое, о чем мы уже рассказывали, возразил на это, что если он в поединке собирается вернуть себе проигранное, то незачем это откладывать.

Но тут вмешались судьи и дружки и помешали им продолжать распрю. После чего могучий Саррасин, его дружка и все явившиеся с ним на состязание рыцари покинули площадь, оставив портрет прекрасной Галианы и драгоценный нарукавник. И портрет, и нарукавник под веселые звуки гобоев и других музыкальных инструментов сложили к подножию, на котором стоял портрет прекрасной Фатимы, испытавшей немалую радость, но старавшуюся ее не выказывать. Саррасин покидал площадь печальный и недовольный. Придворные рыцари провожали его, ибо он был хорошим и знатным рыцарем, смелым и сильным мужем.