Итак, по окончании учебы в Академии архитектуры я пошла работать. В те годы в вузах существовала система распределений. Меня распределили в Энергопроект, чем я была смертельно напугана, потому что настроилась работать в области жилищного строительства или, на худой конец, социального. С ужасом принялась расспрашивать своих более опытных коллег, что мне с этим фактом делать, с чего начать подготовку, а те, как сговорившись, советовали уже теперь, не откладывая, купить «кошки» и начать тренировку. Умение взбираться на столбы – главное в работе инженера-электрика.
В должности ассистента я приступила к работе в одном из отделов Энергопроекта, а моим начальником был один жуткий тип, фамилию которого я все же не назову, потому как дети его еще живы. Полуграмотный, невежественный, он еще до войны приобрел практику, работая с землемерами. Считалось, что к архитектуре имел отношение, а поскольку происхождение у него пролетарское, без труда поступил в Архитектурную академию и получил диплом инженера. Или сдал экстерном? Не имеет значения, факт, что стал моим начальником. Глупый, необразованный, с непомерным апломбом, он командовал своими сотрудниками, шпыняя их по любому поводу и самодовольно ругая на чем свет стоит нынешнюю молодежь, которая и в подметки ему не годится. В общем, куча дерьма на дорожке, которую лучше обойти, иначе долго будет вонять.
Я бы и рада была обойти, да ведь начальник, куда денешься? Приходилось терпеть, стиснув зубы, хотя я с самого начала вспомнила первую лекцию профессора Гриневецкого и его заповеди.
Из нашего начальника архитектор получился такой же, как валторна из козлиного хвоста. Не то что о тридцати вещах, он и об одной-то был не в состоянии думать. Проекты разрабатывал, жизнь заставляла, но учесть все составляющие элементы было свыше его сил. Каждый элемент он проектировал по отдельности, и в результате в его проектах стены влезали в середину окон, санузлы оказывались разбросанными по разным вертикалям, фасады были перекошены и не согласовывались никоим образом с крышами и стенами. В мои обязанности входило красиво и грамотно изобразить в чертежах его восхитительные проекты, и я на стенку лезла, тем более что он не разрешал ничего исправлять. Когда я, схватившись за голову, чуть не плача рассматривала очередное задание, начальник удовлетворенно гундосил у меня за спиной:
– Ну и молодежь пошла. Чему их только учат? Ни хрена не умеют. То ли дело я, с моим опытом.
Просыпаясь, я с ужасом думала о том, какой день мне предстоит. Восемь часов в одной комнате с этой холерой и чумой! Так не повезло с первой работой! Мне как-то сразу разонравилась моя профессия. А тут еще началась разработка грандиозных проектов двух электростанций, Люблинской и Конинской. Электростанции мы в академии не проходили, я действительно не имела понятия об особенностях их строительства. Наверняка должны быть какие-то особые фундаменты, ведь там будут установлены машины, наверняка следует руководствоваться специальными нормативами. И откуда мне знать, сколько места надо оставить для прохода между этими машинами? Может, они током ударяют?
Спасли меня две веши. Вместо проекта мне поручили изготовить макет Люблинской электростанции из стекла и бристоля. Стекло я резала с помощью своего кольца (вспоминаете «Что сказал покойник» ?). в котором два алмазика немного торчали и очень хорошо подходили для этой цели. А второй вещью были два административных здания при Конинской электростанции, разработку которых поручили мне. Слава Богу, не электростанцию, а нормальные здания для людей.
Через несколько лет, уже переключившись на журналистику, я поехала на Конинскую электростанцию, чтобы написать о ней репортаж. В своих поездках я собирала материал для большой статьи о значении колористических решений на рабочих местах. И вот я стою, смотрю на электростанцию и думаю: «Очень неплохо получилась у нас эта громадина. И общий ансамбль неплохо смотрится. Только вот интересно, какой кретин запроектировал над двумя административными зданиями эти высокие черепичные крыши? На кой черт они здесь, могли бы сделать более подходящие».
И вдруг вспомнила – ведь я сама же их здесь присобачила! Пришлось отказаться от прекрасного материала для статьи, прямо просился в нее этот отрицательный пример. Но другие крыши исключались, в соответствии с существующими тогда нормативами крыши на всех вспомогательных зданиях при электростанциях должны были быть высокими и черепичными.
Начальник меня допек, и я сделала все от меня зависящее, чтобы перейти в другой отдел. Теперь у меня стал другой начальник, а именно пан Северин. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что в "Бесконечной шайке" написала о нем достаточно много, но пан Северин Буковский был такой потрясающей личностью, и я так его люблю, что позволю себе еще кое-что рассказать о нем. Он вполне заслуживает этого. И не думайте, пожалуйста, что я его придумала. Нет, он существовал на самом деле и был именно таким, каким я его описала. Правда, его настоящее имя было Теодор, Северином я его назвала в "Шайке ", но так привыкла к Северину, что теперь иначе его и не называю. Очень хочется верить в то, что милый пан Северин не будет на меня в претензии.
Его рассеянность превосходила всякое понятие. Наши столы стояли рядом, телефон был на моем, и сколько бы раз пан Северин ни звонил, разговор всегда начинался одинаково. Вот он поднимает трубку, набирает номер и приступает:
– Добрый день! Это говорит... э-э-э... говорит... того, значит... говорит...
– Буковский! – из сострадания подсказываю я.
– А! В самом деле. Говорит Буковский!
Тут я позволю себе небольшое отступление, но уж очень к слову приходится. По этому же телефону как-то говорил другой сотрудник, мой коллега. Позвонил, попал на коммутатор, назвал номер, с которым попросил соединить, и поинтересовался:
– Могу я попросить пани Капусту?
Занятая своими делами, я поначалу не обращала внимания на коллегу, но вскоре до меня дошло, что у него какие-то осложнения.
– Как это не работает? – орал он в ярости. – Ведь номер я назвал правильно! Должна работать и ждет моего звонка! Да, да, сто сорок шесть! Попросите пани Капусту! Капусту!!! Ну что вы мне говорите, она у вас работает. Нет, я не ошибся!
И вдруг, к моему изумлению прервав ругань на полуслове, швырнул трубку и испуганно посмотрел на меня.
– Езус-Мария! – произнес он. – Я перепутал, ее фамилия Зайцева.
Второй раз он позвонить не решился и попросил меня вызвать пани Зайцеву. Она и в самом деле там оказалась и уже ждала телефонного звонка. Коллега очень боялся, что у нее могут возникнуть нехорошие ассоциации.
Но вернемся к пану Северину. В "Шайке " о нем написана чистая правда. И угольщикам он заранее заплатил за краденый уголь, который они ему так и не привезли, и рисовал портреты по фотографиям для американских поляков по двести долларов за штуку. С «Цыганкой» у него нет ничего общего, на самом деле это вовсе была и не цыганка, а араб, к тому же в одном экземпляре, а не в двух. А жена пана Северина и в самом деле вынуждена была сама всегда обо всем помнить, не доверяя рассеянному супругу.
При всей своей рассеянности пан Северин умудрялся совершать весьма прибыльные поездки в Советский Союз. Ну кто бы еще догадался привезти, например, стиральную машину, доверху наполненную столь дефицитным и дорогим тогда у нас перцем-горошком? А территория ВДНХ была для пана Северина просто Эльдорадо. Как-то он привез туда и в мгновение ока распродал двести комплектов дамского белья и уехал, нагруженный электротоварами и оргтехникой.
Однажды он вез к себе в Польшу среди прочих вещей арифмометр и счетчик для такси. Как всегда, честно заполнил таможенную декларацию, перечислил в ней все свои товары, ничего не скрывая, а когда доехал до арифмометра, призадумался. Уж не знаю почему, слово «арифмометр» показалось ему слишком серьезным на фоне его прочих скромных товаров, и он обозвал его «счетами». Так и написал в декларации. Кто скажет, что на этом не считают? Когда дошел до счетчика, вдохновленный прежним успехом, не стал снова ломать голову и второй раз написал «счеты». Ведь счетчик считает километры, значит, можно так его обозвать.
В таможне разыгралась странная сцена. Очень с виду порядочный и симпатичный пан, похожий на представителя богемы, но упорно называющий себя инженером, пытался уверить таможенника, что вот этот предмет называется счетами, хотя за арифмометр не пришлось бы платить пошлину, так как он для инженера является орудием труда. Этот факт таможенник постарался довести до сознания странного инженера. Когда же тот принялся уверять, что счетчик для такси является тоже его орудием труда, таможенник разгневался и попросил уточнить профессию. Пан инженер, так ведь? Конечно, инженер, с ангельским выражением лица подтвердил странный пассажир, но разве теперь на инженерскую зарплату проживешь? Вот и приходится подрабатывать таксистом на своей машине. Так что счетчик – тоже орудие труда. Бесхитростный вид и честные глаза пана инженера исключали всякое подозрение в незаконных махинациях. Таможенник только рукой махнул. Пан Северин беспрепятственно пересек границу со своими счетами.
И тут я не утерплю опять немного отступить от плавного повествования. Пусть пан Северин еще немного подождет, а я расскажу о том, что мне вспомнилось в связи с таможней. Рассказал мне об этом один пожилой таможенник.
Было ему уже за пятьдесят, за плечами два десятка лет работы в таможне, огромный опыт и интуиция. Все знают, что в таможню поступает информация из разных источников, таможенный контроль принимает ее во внимание, но главное в работе таможенников – так называемый нюх. У этого таможенника нюх был развит поразительно. И вот этот таможенник как-то наткнулся на одну пассажирку.
Пассажирка выглядела чрезвычайно благопристойно: милая, культурная женщина, очень спокойная и вежливая, но пресловутый нюх подсказывал таможеннику, что надо быть начеку, дело тут нечисто. Она наверняка везет контрабанду. И он принялся просматривать ее вещи. Все чемоданы просмотрел самым внимательнейшим образом – ничего подозрительного, все в норме, все указано в декларации. Тогда он попросил показать сумочку. Пощупал, вытряхнул все содержимое – ничего! Посмотрел на пассажирку и колебался не больше секунды: нюх кричал страшным голосом.
– Пройдите, пожалуйста, на личный досмотр, – попросил таможенник.
– Что ж, извольте, – ответила спокойно женщина, но было видно, что подозрение для нее оскорбительно. – Раз вы требуете, я вынуждена подчиниться, хотя и считаю это необоснованными придирками, так что буду вынуждена жаловаться.
– Ваше право, жалуйтесь сколько угодно, но на личный досмотр пройдите вон в ту комнату.
Личный досмотр не дал ничего, пани оказалась чиста как слеза ребенка. И тут мой таможенник растерялся. Что же это происходит? Интуиция подсказывает – тут дело нечисто, а досмотр не дал никаких результатов. Ох, видно, он стареет, с нюхом что-то не в порядке, придется менять профессию на старости лет...
Чрезвычайно огорченный, нет, просто убитый случившимся, таможенник вежливо извинился перед пассажиркой и предложил ей помощь в упаковке чемоданов. Гора вещей на прилавке высилась немым укором. И тут эта спокойная и выдержанная женщина совершила свою единственную ошибку. Проигнорировав ткани, свитера, обувь, первым она схватила купленный в «Деликатесах» рулет с маком, чтобы положить его на дно чемодана.
– Позвольте, – произнес таможенник, вынул у пассажирки из рук сладкий деликатес и переломил его пополам. В середине рулета оказались спрятаны пять тысяч долларов.
Таможенник признался мне в горячем желании отпустить пассажирку с ее недозволенными вложениями на все четыре стороны и сделал бы это, да на беду слишком много вокруг толпилось свидетелей, в том числе и коллег-таможенников. А отпустить контрабандистку он хотел от радости, что она оказалась контрабандисткой, что нюх его не подвел, что рано ему менять профессию. Постарался оформить контрабанду с наименьшими для пострадавшей убытками и отпустил с миром.
О пане Северине и его перипетиях на таможне можно рассказывать бесконечно, ограничусь одним случаем. Во время очередной поездки в СССР на обратном пути то ли родня в Бресте, то ли знакомые подбросили ему уже на вокзале сувениры для их польских друзей. Сувениры заняли несколько огромных чемоданов, которые с трудом поместились в купе. Пан Северин не протестовал, он всегда брал все, чем бы его ни нагружали, и только пытался запомнить количество мест. Естественно, на границе таможенники сразу обратили внимание на мощные чемоданы.
– Это чьи вещи? – сурово поинтересовался таможенник.
– Мои! – поспешил заверить пан Северин.
– Что же вы везете? Вот в этом чемодане что?
И таможенник ткнул в бокастый неподъемный чемодан.
Пан Северин не имел понятия о том, что может быть в этих чужих чемоданах, при отъезде в спешке ему не сказали ничего на сей счет. И он назвал первое, что пришло в голову:
– Продукты.
– Посмотрим, – недоверчиво отозвался таможенник.
Позвал коллегу, вдвоем они сняли с полки чемодан и открыли. Он оказался битком набит аккуратно уложенными мужскими сорочками из русской ткани «панора», чрезвычайно модной у нас в те годы. Молодой таможенник только головой покачал.
– Ничего себе продукты.
И, опять обратясь к верхней полке с толстыми чемоданами, ткнул пальцем в следующий:
– А что в этом?
Удрученный пан Северин решил быть хотя бы последовательным и опять ответил:
– Продукты.
Опять сняли с верхней полки жуткую тяжесть. Откинули крышку чемодана, и глазам присутствующих предстали уложенные аккуратными рядами, переложенные мягкой бумагой литровые бутылки то ли «Столичной», то ли другой такой же замечательной водки.
– О, в самом деле продукты! – обрадовался пан Северин.
Немедля он достал одну из бутылок, и все трое тут же ее осушили, уединившись в туалете. Остальной багаж пана Северина уже не вызвал интереса у таможенников, а пан Северин так никогда и не узнал, что же он такое привез.
Однажды пан Северин приобрел мотоцикл ИЖ-750 с коляской. Кто-то помог ему доставить мотоцикл на вокзал в Бресте, и метров за двести до цели кончился бензин. Поезд отправлялся через две минуты. Тут рядом остановились двое русских, тоже на мотоцикле. У сидящего сзади была канистра в руках.
– Это бензин? – крикнул пан Северин, подбегая к нему.
– Нет, это нефть, – ответил озадаченный русский, но его ответ запоздал. Выхватив канистру из рук мотоциклиста, пан Северин спешно отлил немного ее содержимого в бак своего мотоцикла.
Каким образом мотоцикл доехал до вокзала и как удалось его погрузить в поезд, вопреки правилам, с пятью литрами горючего в баке, понятия не имею. Возможно, виной всему спешка. Волнение пассажиров часто передается обслуживающему поезд персоналу, а в случаях с паном Северином это было обычным явлением. Во всяком случае мотоцикл отбыл из Бреста, прибыл в Варшаву, и наступил момент, когда следовало его получить в багажном отделении Главного вокзала.
Хорошо зная своего мужа, жена пана Северина заявила, что на мотоцикле он поедет только через ее труп. Пусть ведет мотоцикл кто-нибудь другой. Нашелся умелец, бывший мастер мотоциклетного спорта. На вокзал пан Северин отправился вместе с ним.
Покончив с формальностями, пан Северин вывел из багажного отделения мотоцикл за руль, и мотогонщик пнул стартер. Двигатель оглушительно выстрелил и замолчал, из выхлопной трубы вылетела туча черного дыма. Гонщик пнул вторично, мотор заработал, только как-то странно. Немедля оба сели и выехали на Товарную улицу под аккомпанемент оглушительных выстрелов. На Товарной улице мотоцикл дал завершающий залп и отключился. Ничего не понимающий мотоциклист с трудом вновь завел двигатель, домчался до площади Завиши, залихватски вскочил на тротуар, с трудом направил свою непослушную машину на мостовую, промчался по ее середине, потом мотоцикл упрямо ворвался опять на тротуар, оглушительно стреляя и распугивая прохожих. Над улицей и тротуаром повисли клубы черного дыма, а проклятый мотор опять заглох. На почтительном расстоянии столпились привлеченные канонадой прохожие, а мотогонщик, вытирая пот с лица, признался пану Северину, что последний раз сидел на мотоцикле еще до войны, а с мотоциклами с коляской вообще не имел дела никогда. И закончил проклятиями в адрес хваленого русского бензина.
В создавшейся ситуации пану Северину некогда было отстаивать честь русского бензина и выводить гонщика из заблуждения. Не время и не место.
– Ничего! – мужественно заявил он. – Только бы добраться до бензоколонки.
По-прежнему в облаках черного дыма и под непрерывным обстрелом добрались они совершенно невероятным слаломом до Иерусалимских Аллей, и тут мотор злорадно заглох как раз на трамвайных путях. Разогнавшийся трамвай, оглушительно трезвоня, был уже близко. Проявив удивительное самообладание, пан Северин соскочил с сиденья и оттащил с рельсов мотоцикл вместе с уцепившимся за руль гонщиком. Наблюдавший все это милиционер сначала остолбенел, потом подскочил с претензиями. Ему в красках описали случившееся, нещадно понося Советский Союз с его бензином и русских вообще. Кое-как добрались наконец до бензоколонки и, не слив оставшуюся в баке нефть, влили туда десять литров бензина.
– Пустяки! – беззаботно заметил пан Северин. – Само по себе смешается.
Гонщик не имел сил возражать. Все еще стреляя и испуская черный дым, добрались они до гаража мотогонщика, где пан Северин оставил свое приобретение, а потом забыл, где располагался гараж, и долго не мог его отыскать.