"Особые заслуги" - читать интересную книгу автора (Хмелевская Иоанна)

* * *

— Надеюсь, теперь им на ремонт хватит! — сказала Яночка, высыпая рядом с разоренным муравейником из большой сумки целую гору сосновых игл.

Отряхивая с джинсов иглы, листья и землю, Павлик ответил, все еще тяжело дыша:

— Хватит, конечно! И стройматериал мы им доставили, и сахару насыпали, продовольствие, значит, тоже есть. Подкрепятся и примутся за работу, теперь никто им не помешает. А больше мы с тобой им ничем не можем помочь.

— А вот когда еще шиповник разрастется... — размечталась Яночка.

Брат с сестрой, отдыхая после тяжких трудов, с удовлетворением смотрели на кучу строительного материала для реставрации муравейника и на три аккуратно посаженных вокруг него куста шиповника. Расстояние lefds пока еще не разросшимися кустами дети загородили непроходимыми баррикадами из приволоченных с трудом комлей и пней, ветвей и хвороста. И все это было переплетено проволокой, кое-где даже колючей. Да, потрудиться пришлось немало, зато теперь с чистой совестью могут утверждать, что полностью компенсировали ущерб, нанесенный ими муравьям. Теперь дело за самими муравьями.

— Солнце заходит, — промолвил Павлик; — Пора на кабанов отправляться.

Добравшись до места засады, брат с сестрой со вздохом облегчения опустились наконец на землю. Здесь, спрятавшись под развесистым кустом боярышника, они могли отдохнуть, ведь весь день вкалывали, как каторжники: копали ямы, таскали тяжеленные пни и ветки, нарушали государственную границу, устраивали непроходимые засеки вокруг муравейника. В общем, наработались на три года вперед. И вот теперь сидели расслабленные, предаваясь заслуженному отдыху. Вряд ли такая работа под силу подросткам, даже взрослым с ней управиться не просто.

Из их укрытия хорошо просматривалась лесная дорога, ведущая с пляжа к кемпингу, базе отдыха. И выглядела сейчас эта дорога совсем не так, как в памятный дождливый и туманный вечер. Тогда дорога была совсем пуста, теперь же по ней двигались целые процессии. То есть целые процессии отдыхающих, толпы. И отдельные особи. И пары. С треском то и дело пролетали мотоциклы, часто проезжали машины.

Сначала дети сидели спокойно, отдыхая после тяжелого дня. А когда немного отдохнули и осознали, что видят их глаза, встревожились. Какоето время они еще терпеливо пережидали это несвоевременное оживление на лесной дороге, надеясь, что вот совсем стемнеет и люди наконец угомонятся, потом потеряли терпение. Вечер наступил, солнце давно зашло, на небе даже луна показалась, а движение по дороге и не думало уменьшаться.

Павлик не выдержал.

— Толку от нашей засады! — проворчал он. — Такое впечатление, что здесь толкутся отдыхающие со всей округи. Кабаны ни в жизнь не придут!

— Я бы на их месте тоже не пришла, — согласилась с братом расстроенная Яночка. — Разве что попозже, в полночь например. Придется нам с тобой приискать другое место, где ни мотоциклы не ездят, ни автомобили и люди тоже не шляются толпами.

— Вот именно! Да еще орут на весь лес.

Еще немного посидели, уж очень устали, не хотелось двигаться. Да и обидно было не солоно хлебавши покидать место, где они уже давно прикармливали кабанов. И, судя по тому, что их хлеб регулярно исчезал — прикормили. Может, разойдутся эти шумливые люди, затихнет все и выйдут из лесу на кормежку осторожные кабаны. И только когда громогласная компания молодежи расположилась как раз напротив их засады по ту сторону дороги и принялась нестройно и фальшиво орать популярный шлягер, дети не выдержали. Пора возвращаться домой, тут ничего не высидишь. Дома их уже ждали. Еще издали, подходя к дому, Яночка с Павликом увидели у крыльца большую овчарку. Она очень хорошо смотрелась в ярком свете лампы над входной дверью. Овчарку увидели все трое. Бегущий впереди Хабр остановился, Павлик и Яночка тоже.

— Собака милиционера, — сказала Яночка. — Я ее по лицу узнала.

Милицейская овчарка лежала неподвижно и делала вид, что не замечает Хабра. Подняв нос, Хабр немного понюхал воздух у крыльца, но без особого интереса. Каждый день ему встречалось множество собак, к которым он относился довольно миролюбиво. А кроме того, двор не был его территорией, здесь часто сшивались чужие собаки, имевшие на двор такие же права, что и он, Хабр. Со своей стороны, милицейский пес был тоже умным, да к тому же и прекрасно обученным боевым псом. Обучили его многим милицейским премудростям, и он прекрасно знал, что без приказа нельзя набрасываться ни на кого. Здесь он был гостем, значит, следовало сохранять индифферентное спокойствие. Но на всякий случай овчарка все же предпочитала не глядеть на то (или на того), что могло нарушить это спокойствие. Каким-то шестым чувством Яночка поняла, что обе собаки заключили нечто вроде соглашения, но все же решила не рисковать и тихим, pexhrek|m{l голосом приказала:

— Хабр, домой!

Хабр не спеша поднялся по ступенькам крыльца, вбежал в дом и тут с ходу занялся новыми для него запахами. Яночка и Павликом вошли вслед за собакой, тихонько закрыв за собой дверь. Тихонько потому... Сами хорошенько не знали почему, просто подсознательно поступили так из вежливости по отношению к чужой собаке, которую пришлось оставить во дворе.

Итак, тихонько закрыв дверь, дети вслед за всегда бесшумно двигающимся Хабром так же тихо поднялись по лестнице. Не специально, просто на ногах были кроссовки на мягкой подошве, а поднимались они не бегом, как обычно, а шагом, так как здорово сегодня устали. Вот и получилось, что их никто не услышал, зато они; когда добрались до второго этажа, очень хорошо услышали громкий истерический голос женщины.

— А стекло в окне она выбила под предлогом тушения пожара! — почти кричала Мизина мама.

— Это я вам говорю, почему не записываете? Возможно, сама и подожгла дом, хотя там, говорят, были какие-то малые дети! И брильянты, разумеется, исчезли! Брильянты, неимоверные ценности! И это безобразие, что милиция позволяет воровкам действовать так нагло! Ведь если так и дальше пойдет, порядочной женщине нельзя будет на себя ничего надеть, буквально ничего!

Переглянувшись, Павлик с Яночкой так и замерли на месте, потрясенные и сбитые с толку.

Словно понимая происходящее, Хабр, уже подбежавший к приоткрытой двери, не вошел в комнату, а вернулся к детям, замер и лишь настороженно стриг ушами. Дверь распахнулась шире, и незнакомый мужской голос у самого выхода произнес:

— Да, да, я все понял, об этом вы уже говорили, благодарю вас.

Но от Мизиной мамы не так-то легко было отделаться.

— Говорю вам, она и в ванную заходила! Впрочем, женщину можно понять. Если в доме пожар, наверняка собралась толпа, а женщина не может показаться на людях, если она растрепана и не напудрена. Так что зашла попудриться — и все! Все драгоценности пропали!

И опять дверь вроде бы открылась пошире, но тут же ее кто-то потянул назад. Похоже, кому-то хотелось выйти из комнаты, а кто-то мешал этому человеку выйти. Мужской голос напрасно пытался положить конец показаниям разошедшейся дамы.

— Да, да, уважаемая пани, все это вы мне уже говорили, у меня все записано, не беспокойтесь. дама не унималась:

— А милиции на все наплевать, разве у нее найдешь понимание?

Тут дверь стремительно распахнулась — видно, у милиционера иссякло терпение и он силой вырвался из комнаты. Это был знакомый детям поручик милиции, хозяин овчарки.

Окаменевшие Яночка с Павликом не пошевелились, и поручик наскочил прямо на них.

— А, вот и вы! — обрадовался он. — Наконец-то пришли! А я уж жду вас, жду. Вы должны дать показания...

От необходимости отвечать детей избавила Мизина мама, поспешившая вслед за поручиком. За ней виднелась Мизя. Похоже, она уже легла спать, потому что была в пижамке, и вся так и пылала от возбуждения. Еще бы, такая сенсация! Наверное, она уже дала показания.

Одновременно раскрылась другая дверь, выглянул пан Хабрович. Внизу тоже заскрипели двери, слышно было, как кто-то поднялся по ступенькам лестницы. Видимо, там хотели знать, что такое происходит наверху.

Яночка уже поняла, что происходит, и лихорадочно пыталась вспомнить — о том, что выдуманная ею кража происходила в Рыбацких Контах, она сказала Мизе или только собиралась? И упоминала ли она о рубинах или дело ограничилось одними брильянтами?

Поручик милиции производил впечатление человека, оглушенного избытком информации, растерянного и вообще замученного. Но долг есть долг, и он приступил к его исполнению.

— Расскажите мне все, что знаете, — сказал он Павлику и Яночке. — Wrn-то тут напутано. Не бойтесь, это пока не официальный допрос, а просто сбор предварительных показаний. Уже поздно, поэтому давайте покороче. Что вам известно о краже и откуда? И тут Яночка с Павликом отчетливо осознали что загнаны в угол, откуда нет выхода. К поручику они сразу почувствовали симпатию. Это был еще молодой человек с худощавым, приятным и умным лицом. К тому же у него такая замечательная собака! Уже сам факт наличия у человека такой отлично воспитанной собаки делал человека достойным всяческого уважения и особого к нему отношения. И выходит, такому человеку они просто не имели права соврать, а сказать .правду... Признаться в присутствии всех этих жадно слушавших людей о том, что и пожар, и кражу брильянтов Яночка просто выдумала, было просто невозможно. Исключено! Да даже если бы и не было всех этих посторонних, дети не могли выявить истинную причину выдуманного преступления, то есть объяснить, зачем Яночке понадобилось задержать Мизю в порту и так далее. Нет, ничего объяснять и ни в чем признаваться Яночка с Павликом не имели права. Впрочем, отвечать следовало одной Яночке, это она выдумала сенсационную кражу, ей и отдуваться теперь. Павлик не мог прийти на помощь сестре и обреченно молчал, потому что насмерть забыл выдуманные сестрой подробности сенсации. Не помнил даже, принимал ли он личное участие в выдуманных ею событиях. Бедная Яночка тоже не сразу решилась говорить. Однако делать нечего, и девочка неуверенно начала давать показания;

— Ннну... я слышала... А Павлик не слышал! — живо добавила она, чтобы выручить брата. — Его при этом не было, он ничего не знает.

У Павлика немного отлегло от сердца, а милиционер спросил:

— Тогда рассказывай ты. Что знаешь и где слышала? Давай по порядку.

Стоя в проеме распахнутой двери своей комнаты, пан Хабрович внимательно наблюдал за происходящим, волнуясь за своих детей и в то же время отчетливо явно чувствуя — что-то здесь не то. Мизина мама напирала на них, явно решив не покидать поля боя и оставаться на посту до последнего вздоха. На лестнице жарко дышали несколько человек, стараясь не упустить ни словечка. Похоже, хозяева были рады такому неожиданному развлечению.

Яночка пришла в отчаяние. Ну что делать? Приходилось выкручиваться.

— Разговаривали какой-то мужчина с какой-то женщиной, — она сама не очень понимала, что говорит. И для правдоподобия добавила: — И даже меня предупредили, чтобы не носила с собой много денег...

Прекрасно знавший своих детей пан Роман понял, что Яночка говорит неправду, но не вмешивался. Он еще не разобрался в том, что происходит. Значит, дочке для чего-то нужно было выдумать несусветную историю. Но для чего? Что еще задумали его неугомонные дети?

А Яночка старалась припомнить, что именно она нарассказала Мизе. Не хотелось осложнять ситуацию новыми вымышленными деталями. А главное, где происходили выдуманные ею события? И если бы сейчас не слушал ее папа, она без колебаний перенесла бы место действия огненной кражи в Варшаву, к соседям по их варшавскому дому, и тогда сразу же пресекла бы все дальнейшие расспросы. Поручик наверняка с облегчением передаст проблему своим столичным коллегам. Тем самым одним махом она отсекла бы голову разрастающейся гидре сплетен и слухов, которые столь мастерски распускали люди типа Мизиной мамы. Но вот отец... Он наверняка тут же вмешается, услышав о ни в чем не повинных соседях. Ничего не поделаешь, приходилось брести все дальше. Раз совравши... Только надо врать поумнее и перенести место действия сенсационных событий куда подальше, но опять же не слишком далеко. Итак, Рыбацкие Конты — самое подходящее место. И Яночка принялась давать показания, оживляясь по мере рассказа. Поручик слушал внимательно.

Потом потребовал подробного описания действующих лиц. Яночка постаралась, чтобы та пани и тот пан оказались ни на кого из знакомых не похожими. С женщиной пошло легко, а вот при описании мужчины встретились трудности. Взять хотя бы глаза. Ну какие у него могли быть глаза?

— Случайно, не такие, что сидят близко друг к другу? — вдруг спросил поручик.

— Такие! — подхватила Яночка прежде, чем сообразила, что надо бы kswxe не соглашаться. — Такие, близко посаженные... И еще у него были уши...

— Торчащие? — обрадовался поручик.

Яночка прикусила язык, да поздно было. Вот и описала врезавшуюся в память внешность злоумышленника. Теперь поздно отступать. Ну и ладно, бросит на растерзание милиции преступный элемент, так ему и надо! Хотя... И она сделала попытку увильнуть.

— И еще он был лысый, — добавила решительно девочка.

— Лысый? — недоверчиво протянул милиционер.

— Ну, не совсем. Лысый на макушке, а вокруг головы немного волос осталось.

Поручик уже понял, слушая свидетельницу, что знает описываемого злоумышленника, однако ему не приходилось видеть макушку вышеупомянутого. Напротив, поручик хорошо запомнил буйные кудри подозрительного элемента и теперь пытался вспомнить, не просвечивала ли сквозь них лысина где-то на макушке. Эх, не удосужился раньше уточнить это обстоятельство! Такое упущение...

А Яночка совсем успокоилась и, давая заведомо ложные показания, одновременно решала, как следует поступить. Решила и пыталась теперь незаметно для других сделать знак Павлику, чтобы тот предпринял соответствующие меры. То, чем в данный момент занималась Яночка, было сознательным введением в заблуждение властей, за что по закону полагались какие-то штрафные санкции. Поэтому совершенно необходимо было отловить поручика в каком-нибудь укромном месте, где они окажутся с ним один на один, и смогут рассказать всю правду и только правду.

Павлик знаков не понимал; И только когда разозлившаяся Яночка, перестав церемониться, пребольно стукнула его каблуком в ногу по косточке, до него сразу дошло. Ему и самому неприятна была эта ложь, он тоже думал о грозящих им санкциях и сенсационные откровения Яночки приводили его в ужас. Итак, надо что-то предпринять. Перехватив указующий взгляд Яночки, он сразу понял, как действовать.

— Мне в туалет надо, — ни к кому конкретно не обращаясь заявил мальчик, повернулся и гордо удалился. Спускаясь по лестнице, удивился множеству скопившихся там слушателей — трое хозяев и две семьи курортников, проживающих в комнатах нижнего этажа. Все они вцепились в Павлика, ибо он спускался сверху и представлял собой ценный источник информации. И бедняге ничего не оставалось, как и в самом деле спасаться от них в уборной.

Заскочив в нее, Павлик автоматически заперся на щеколду, но потом тихонечко ее отпер. Мальчик понял — выйти из дому ему не дадут. Нормальный путь через прихожую и входную дверь перекрыли, там его непременно перехватят и примутся выпытывать подробности милицейского расследования. А если он примется вырываться, еще и заподозрят чего не следует... Значит, остается только бежать через окно в уборной.

Павлик дернул за спуск воды в бачке. С шумом обрушился водопад, заглушая все прочие звуки. Мальчик распахнул окно, влез на стоявшую у окна стиральную машину, с нее на подоконник и уже через минуту стоял на отмостке дома.

Поручик наверху поблагодарил присутствующих за помощь милиции, попрощался и решил удалиться. Правда, собранная информация представлялась ему несколько хаотичной и совершенно неконкретной, в ней оставалось много неясностей но у поручика уже не было сил выслушивать крикливые глупости вошедшей во вкус Мизиной мамы, вот он и стремился поскорее уйти из этого дома.

Точно такое же стремление испытывала и Яночка. Она не сомневалась, что как только уйдет милиция и разойдутся посторонние, родители, а главное, Мизя с матерью возьмут ее в обороты! Надо как-то подипломатичнее избежать этого. Поручик буквально вырвался из цепких рук Мизиной мамы и таки спустился вниз! Слышно было, как по дороге он пытается ответить на вопросы нижних жителей, как прощается с ними, как наконец выходит из дому.

— Яночка! — в один голос произнесли пан Хабрович и Мизина мама.

— Сейчас! — решительно заявила Яночка. — Но сначала позвольте мне bnqonk|gnb»r|q туалетом! И, не ожидая позволения, девочка с достоинством удалилась. За ней бросился Хабр. Пан Хабрович еще хотел сказать дочери, чтобы подождала, ведь помещение занято Павликом, но не успел. Супругам Хабровичам и Мизе с матерью ничего не оставалось, как терпеливо дожидаться возвращения Яночки и Павлика.

А внизу все еще плотной массой стояли хозяева и постояльцы, обсуждая чрезвычайные происшествия. Яночка не сочла возможным продираться сквозь эту толпу и на ее глазах гнаться за поручиком. И она не задумываясь закрылась в уборной, спустила воду и под ее шумок покинула дом тем же путем, что и ее брат, с той лишь разницей, что ей на спину спрыгнул тоже вылезший из окна Хабр. Поручик успел вывести со двора свой мотоцикл, сесть на него, свистнуть собаку и включить двигатель. Проехал он не более двадцати метров, как вдруг на дороге перед ним в свете фары появилась какая-то фигура, размахивающая руками. Милиционер притормозил. Это оказался мальчик, которого он оставил в доме, где проводил дознание.

— Пожалуйста, подождите немного, — сказал мальчик, — не уезжайте. Подождите мою сестру. Она хочет изменить показания. И выключите двигатель, не то услышат и еще сюда прибегут. Поручик послушно выключил мотор, еще не до конца осознав смысл услышанного. И треск мотора мешал, да и голова трещала от всего, что пришлось наслушаться от Мизиной матери.

— Показания изменить? — переспросил он. — А почему?

— Пусть сестра лучше сама вам скажет. Я-то окончательно запутался во всех этих кражах, там концы с концами не сходятся. А сестра сейчас прибежит, не сомневайтесь.

И, действительно, Яночка прибежала очень скоро.

— Мне надо спешить, — заговорила запыхавшаяся девочка, даже не отдышавшись, — они там ждут, когда мы из туалета выйдем. А я вовсе не собиралась вводить в заблуждение следственные, органы, просто мне пришлось повторить всю эту дурацкую историю, потому что Мизя и ее мама слушали. А ведь ничего не было — ни пожара, ни брильянтов, ни кражи. Все это я сама выдумала. Поручик внимательно и серьезно выслушал сбивчивую речь девочки (вдали от Мизиной матери к нему вернулась способность соображать) и коротко поинтересовался:

— Зачем?

— Чтобы отвлечь Мизю и чем-то ее занять. Нам навязали эту трусиху, и из вежливости приходится с ней цацкаться, а она ничем не интересуется, кроме глупых сплетен, и всего на свете боится. Вы не представляете, как это тяжело!

— Думаю, что могу, — сказал поручик, у которого перед глазами все еще стояла Мизина мама, а в ушах все раздавался ее крикливый, самоуверенный голос. И если дочка похожа на маму...

— Полагаю, что могу, — повторил поручик и задал умный вопрос: — А зачем тебе надо было ее отвлекать с помощью брильянтов?

Яночка сделала вид, что не совсем поняла милицию.

— А затем, — отвечала она, — что на нее ничего другое не действует. В порту она увидела рыбу и устроила представление. Напугалась, видите ли, бросилась бежать сломя голову. Я хотела ее успокоить, хотела, чтобы она там немного посидела спокойно. И мне ничего в голову умнее брильянтов не пришло.

— Чтобы посидела спокойно, — задумчиво повторил поручик. — Погоди, я тебя правильно понял — она рыбы испугалась?

— «Испугалась»! — фыркнула Яночка. — Не то слово! Да она просто с ума спятила от страха! Такое принялась вытворять — сказать невозможно!

— И бросилась бежать куда глаза глядят?

— Вот именно!

— А ты ее хотела удержать?

— Да, мне надо было...

— Зачем?

О, если в таком темпе будут задаваться вопросы, так и проговориться нетрудно. Яночка взяла тайм-аут и хорошенько подумала, прежде чем ответить.

— Чтобы она успокоилась. Ведь она бросилась бежать с закрытыми глазами, не глядя вперед! Могла налететь на что-нибудь, разбиться. А мне отвечать... Вот я и заставила ее сесть.

— А ведь будь она подальше от испугавшей ее рыбы — скорее бы успокоилась!

— Может, и скорее, но не могла же я ее успокаивать на бегу! — возразила Яночка.

— И ты заставила ее сесть и принялась рассказывать ей сказочку о брильянтах?

— Да. И знаете, она как-то сразу успокоилась, тут же позабыла о рыбе и даже принялась задавать вопросы. А когда появились вопросы, мне пришлось придумывать все новые подробности.

— Я тебя правильно понял — всю историю с брильянтами ты придумала? Никто тебе о них не рассказывал?

— Никто не рассказывал, я сама все придумала. Ну, немного присочинила, а в основном вспоминала о том, что когда-то в какой-то книжке прочитала...

— Понятно... А знаете ли, что о краже сообщила в милицию не она, а ее мать? Яночка рассердилась.

— А откуда мне было знать, что она все расскажет мамочке? И что мамочка поверит! Наша бы ни в жизнь не поверила.

Поручик о чем-то размышлял, нахмурив брови. Потом обратился к Павлику:

— А где был ты во время их заседания?

— В порту, — осторожно ответил Павлик. — На причале, у лодок с уловом. Интересно смотреть... Поручик опять немного подумал, потом задумчиво произнес:

— Ну что ж, теперь кое-что прояснилось. Это я виноват, что сразу не поговорил с вами с глазу на глаз. Так что извините.

— Ничего! — великодушно простила милицию Яночка. — Только вы уж нас сразу не выдавайте. Считайте, мы вам по секрету признались.

— Ясное дело. А теперь опять же конфиденциально, по секрету, признайтесь, откуда взяли того типа с близко посаженными глазами, торчащими ушами и лысиной на макушке? Ведь такой человек существует. С кем он общался? Только, чур, больше не врать!

Дети молчали. До них вдруг дошло: теперь разговор пойдет серьезный. Не о дурацких брильянтах, о вещах гораздо более важных. Впутались они по незнанию в преступную аферу, о которой поручик милиции наверняка информирован намного лучше их. Вот Павлик с Яночкой и молчали. Молчал и поручик, облокотившись на свой мотоцикл, ждал, что скажут. Молчали и обе собаки на дороге, по-прежнему старательно притворяясь, что не видят друг друга.

Наконец Яночка решилась.

— Я такого действительно видела, — призналась она.

— Где? — немедленно последовал следующий вопрос.

— Да именно там, в порту. Когда мы с Мизей сели... отдохнуть. Сидим в сторонке, на обочине дороги, там еще две машины стояли. А он как раз прибежал и сел в одну из этих машин. А с кражей брильянтов он ничего общего не имеет, и вообще я не имею понятия, кто он такой. И я не видела, с кем он общался.

Похоже, поручик взялся за них серьезно.

— А ты видел? — повернулся он к Павлику.

Павлик еще раньше понял, к чему идет дело, и подготовился к ответу. Врать властям нельзя, но ведь и всю правду не обязательно говорить! И он ответил;

— Точно не скажу. Когда я там между лодками шатался, так все вокруг друг с дружкой говорили, возможно, Ушастый тоже с кем-то разговаривал, да я не видел. То есть я хотел сказать — вообще не видел такого с ушами и глазами...

Мальчик не кривил душой. Лысого он выслеживал издали, видел его преимущественно сзади, да еще за грудой ящиков, так откуда же ему знать, какие у него глаза и уши? Правда, человека, с которым Ушастый общался, Павлик прекрасно знал и теперь сомневался, надо ли в этом признаваться. _mnwj», как всегда, поспешила на помощь брату.

— И вовсе не известно, действительно ли он на макушке лысый. Я это сама придумала, а как там в действительности — поручиться не можем. И вообще нам пора идти, там небось уже поняли, что с туалетом мы наврали, того и гляди начнут нас подозревать...

Поручик видел детей насквозь, понимал все их неуклюжие попытки отвертеться. Не хотели они в чем-то признаваться, а ведь он прекрасно запомнил этого светловолосого мальчика в порту. Видел, что он находился как раз в том месте, где интересующий поручика человек вдруг скрылся из глаз. Да, дети точно пытаются что-то скрыть от него. Уже одной настоятельной потребности задержать в порту спятившую от страха Мизю было достаточно, уже это говорило само за себя. Что-то там видели эти дети, что-то их там интересовало, поэтому и торчали оба в порту, не взирая ни на что. Только вот неизвестно, увидели ли то, что их интересовало? И что же их так заинтересовало? Очень важным было это для поручика, потому что он сам уже давно занимался очень сложным и запутанным делом, отравлявшим ему жизнь. Делом неприятным, чрезвычайно тонким, деликатным и неимоверно сложным, и каждая информация Об интересующих его людях была на вес золота. Конечно, у поручика не было уверенности, что дети почему-то тоже вышли на его запутанную аферу, но ведь чем черт не шутит? И в то же время поручик ясно видел, что сейчас они всеми силами пытаются скрыть от него какие-то свои секреты, и не знал, как побудить их довериться ему. А относительно глупой истории с брильянтами у него не осталось сомнений — тут Яночка наверняка сказала ему правду, сама ее придумала. Ну что ж, и на том спасибо.

И он заговорил официальным тоном:

— Милиция принимает к сведению ваши показания о деле с брильянтами. Итак, никаких брильянтов не было, не было и их кражи. И я весьма благодарен вам за то, что вы не стали ждать до утра, а еще сегодня вечером признались в этом. Думаю, мы с вами еще поговорим, а сейчас вам пора возвращаться домой. Спокойной ночи!

Пан Роман и пани Кристина сразу догадались — дело нечисто. Еще бы не догадаться! Ждали-ждали детей, когда те отправились в туалет — сначала Павлик, потом Яночка, за ней Хабр. Не дождавшись, сами спустились вниз и обнаружили это место общественного пользования пустым, а открытое настежь окно недвусмысленно указывало путь, которым удалилась троица. Ну и естественно было предположить — раз дети избрали такой путь, значит, предпочли удалиться незаметно, следовательно, опять какието секреты.

Возвратившиеся дети чистосердечно признались — кражу брильянтов Яночка выдумала, причем только для того, чтобы увести Мизю из порта где та смертельно испугалась несчастной рыбы. Навязали им эту Мизю, теперь сами видят, к чему приводит общение с нею. Не будь этой трусихи не пришлось бы придумывать несуразные истории не вмешалась бы милиция, а так...

Родители сразу поверили детям, ведь они в порту сами не были, на кладбище тоже, о подозрительных объектах понятия не имели, а вот Мизю и ее мамочку уже узнали достаточно хорошо, чтобы поверить в Мизину истерику и склонность обеих к сплетням.

У супругов Хабровичей язык не повернулся отчитать своих детей. Пани Кристина лишь попросила жалобным голосом:

— Я тебе буду очень благодарна, если в следующий раз ты сделаешь местом действия своих выдумок какой-нибудь более удаленный от нас пункт. Лучше всего Лондон или, нет, еще лучше — Австралию. В конце концов, географию ты знаешь неплохо....

Пан Роман поддержал супругу:

— И время действия тоже не мешает перенести в прошлое, хотя бы в дни молодости вашей бабушки. И тогда придумывай себе на здоровье! А теперь и ума не приложу, как мы выпутаемся из этой истории...

— Видела? — говорил Павлик сестре, укладываясь спать. — Они поняли — виновата Мизя, вернее, они сами, раз ее нам навязали. Так что чувствуют свою вину и в случае чего постараются вытащить нас из исправительного лагеря.

— А с другой стороны, мы перед ними тоже виноваты, — вздохнула Яночка. — Пришлось им столько наврать! К тому же ничего не знают о том, что мы дважды нелегально переходили государственную границу. Хотя... врать нас заставили обстоятельства.

— Знаешь, не по вкусу мне, что в эту аферу оказался замешанным пан Джонатан, — признался Павлик. — Он мне нравится. То есть, я хотел сказать — нравился.

— Мне тоже. Такой симпатичный. Хотя вот теперь думаю — может, только притворяется симпатичным? Маскируется, а сам нехороший человек. И еще мне кажется, милиционер не очень-то нам поверил.

Помолчали, вспоминая все события этого дня. Яночка взбивала подушку.

— Да нет, в брильянты он поверил, — возразил, подумав, Павлик. — То есть поверил в то, что никаких брильянтов и не было. А вот все остальное...

— А насчет остального он еще с нами поговорит, — подхватила сестра. — Сам сказал. Ясное дело, не поверил, что мы ничего не видели и не слышали.

Павлик одобрительно отозвался о милицейском поручике:

— И вообще неглупый парень. Сразу почуял — мы что-то знаем. Впрочем, на то он и милиционер, чтобы сразу почувствовать — дело нечисто. По-моему, он уже раньше следил за теми... гиенами кладбищенскими. Помнишь, в порту... или ты не видела, только я? Так вот, он наблюдал за этой гиеной, выходит, знает, что это за штучка. Милиция должна сразу чувствовать, где пахнет преступлением.

— Должна, — согласилась сестра. — Жаль, мы не можем ему ничего рассказать...