"Золотая муха" - читать интересную книгу автора (Хмелевская Иоанна)

* * *

Нагромождения ледяных глыб на берегу постепенно таяли, но так медленно, что невольно рождались сомнения — растают ли до июля? Я бездумно бродила по пляжу часами, отдыхая после охватившей меня янтарной горячки, продолжавшейся несколько дней. И теперь на досуге не могла не заметить мужчину и сразу же издали узнала. Тот самый, на которого обратил внимание еще Пупсик. Прошло семнадцать лет, а он совсем не изменился, остался все таким же красивым и стройным. Не молодой, молодость его давно прошла, наверняка намного старше меня, другое поколение, не меньше шести десятков за плечами. Возможно, именно поэтому в море он далеко не входил, как и я; в высоких резиновых сапогах бродил у самого берега. Время от времени мы перекидывались парой слов, на пляже все друг друга знали, а многие, непонятно почему, запомнили меня еще по прошлым приездам.

И вот этот стройный нестареющий красавец по неизвестной причине стал меня страшно раздражать. Где я, там и он, причем вот только что стоял у меня за спиной, а теперь черт знает каким образом оказался далеко впереди, куда я как раз направлялась. По воздуху, что ли, перелетел?

Оказалось, вовсе не по воздуху. У него был мопед, совершенно ублюдочный вид транспорта. Мужик оставлял его где-то в дюнах, обшаривал кусок берега, потом возвращался к своему убожеству и мчался к следующему проходу в дюнах, благодаря чему оказывался на другом участке намного раньше меня. И орудовал там, паршивец, извлекая из воды все мало-мальски стоящее, можно сказать, прямо у меня из-под носа. До того меня довел, мерзавец, что я назло ему стала поступать вопреки своим планам. Ага, он уверен — я пойду туда, так вот же тебе, наоборот, пойду в противоположную сторону. Хотя отлично знала — в противоположной фиг найду. Но не для того же я избавилась от собственного мужика, чтобы мне теперь отравлял жизнь чужой? К тому же жутко вредный и жадный: я видела, как у него тряслись от жадности и спешки руки, когда разбирал очередную кучку сора, торопясь управиться, пока я не подошла, шакал паршивый!

Возможно, кое в чем я и сама виновата. Как-то на полпути между Лесничувкой и Песками, где он следовал за мной по пятам, у меня легкомысленно и благожелательно вырвалось: «3десь ничего нет, пойду к русским». И не оглядываясь пошла к границе ускоренным шагом. Назойливый мужик отстал, я вздохнула с облегчением, а вскоре узрела негодяя далеко впереди — уже что-то извлекал из моря — и прокляла себя за собственную глупость. Ясное дело, пришлось повернуть назад.

Предположить, что шакал влюбился, было никак нельзя. Из тех слов, какими мы обменялись, следовало, что он точно так же не выносит меня, как и я его. Значит, нарочно портил мне удовольствие, стараясь лишить добычи. Правда, он местный, а я приезжая, но все равно не имел права, перед лицом янтаря все равны!

Однажды нахальный шакал не успел заняться мусором до меня или, возможно, застрял где-то на другом участке. Встав чуть свет, я на первом автобусе доехала до Лесничувки, опрометью выскочила на пляж и двинулась в сторону Песков, направо. Только начинало светать, наступлению дня мешали обложившие небо тучи. Я сообразила — если кто даже и успел побывать здесь раньше меня, в темноте все равно ничего бы не нашел.

Вся пылая от возбуждения, я принялась разгребать завалы в предвкушении богатства. Правда, обрабатывать янтарь я так и не научилась, разрезать большие куски мне не по силам, ничего, буду разглядывать и восхищаться. Маленькие же янтарики, ошлифованные морем, отлично годятся для кулонов, медальонов, бус. Я уже представляла, как собственными руками творю шедевры, и душа пела от счастья.

Обработав целый вал, я поразилась обилию добычи. Как таких камней не заметили? Слепые они, что ли? Приобретенный опыт помогал определять, что выбросило море, а что рыбаки вытащили своими огромными сетками-сачками. Может, уже в темноте разбирали?

Неподалеку виднелся еще такой же вал, к которому я и направилась не спеша, зная, что перехода через дюны поблизости нет, нечего опасаться конкурентов, а геологи в этих краях уже давно не работали. Добравшись до начала золотой жилы, я присела на корточки и неторопливо принялась копаться в мусоре.

— А пани уже здесь? — послышалось вдруг над моей толовой. — Работящая баба, ничего не скажешь!

Все во мне так и оборвалось. С трудом удержавшись от того, чтобы не вскочить, я подняла голову. Разумеется, он, проклятый шакал, чтоб ему!.. А так выглядеть в его возрасте — вообще свинство!

— Ну это смотря в чем, — постаралась как можно спокойнее возразить я. — Что касается обед сварить или посуду помыть — так это не для меня.

— А такой пани проглядела!

Шакал вынул из кармана и со злобной радостью продемонстрировал мне отличный крупный янтарь граммов в тридцать, не меньше, кивнув куда-то вперед на мой вал. Как я не померла на месте — не знаю. Сама виновата, дура безмозглая! Вместо того чтобы быстренько собрать лежавшие сверху кусочки, бросавшиеся в глаза, я вдалась в подробности. Ослица галактическая! Идиотка непревзойденная! Ну ладно, ослица и идиотка, но откуда он здесь взялся, как успел до меня? Ведь до следующего перехода через дюны не меньше километра. Впрочем, что для него быстрым шагом какой-то километр? Пустяки, несколько минут, как раз столько, сколько я здесь копалась.

— А пан только собирает? — спросила я, очень стараясь подпустить в вопрос побольше яду. — Когда-то пан сам ловил. Почему теперь не ловите?

— А, так пани помнит? — тоже весьма ядовито заметил он.

— Помню, ясное дело. Так почему?

— Теперь сыновья ловят, надо уступить молодым дорогу. А ко мне ревматизм привязался, он холодной воды боится. Да и наловил я за свою жизнь достаточно. Вот и пани тоже...

— Что тоже, что тоже? Ревматизма у меня пока нет!

— Пани тоже обижаться не приходится... Пожав плечами, я прекратила дурацкий разговор.

Мы не переставали копаться в одной куче мусора, этот тип нагло выковыривал янтарики у меня на глазах. Не выдержав, я встала, обогнула его и уткнулась носом в мусор чуть дальше. Нахал тотчас передвинулся поближе ко мне. У меня в глазах потемнело от ярости. Если сунется ко мне — укушу паршивца! Ей-богу, не выдержу и вопьюсь зубами ему в руку!

Возможно, нахал почувствовал грозившую ему опасность, разгадал мои кровожадные замыслы, потому что вдруг переместился подальше от меня, метра на три. Подобных номеров даже мой Драгоценный не откалывал! Негодяй, испортил такое замечательное утро! Может, бросить все к чертям и пойти в другое место? Ну а как увяжется следом? Здесь же, работая второпях и еще следя за мной, наверняка всего не углядит, лучше приду сюда еще раз.

А нахал вдруг вернулся к прерванному разговору.

— В прежние времена добыча попадалась получше, так ведь? — тем же язвительным тоном спросил он. — Попадалась такая, что о-го-го!

— В какие еще времена? — не совсем поняла я, ведь здесь была не один раз.

— Да в те, самые давние. Когда пани впервые сюда приезжала.

Первый раз я здесь была очень недолго, с Пупсиком, песиком моим сладким. Именно тогда мы и заметили этого мерзкого красавца. И девица, которую потом убили, в море тоже в тот раз ныряла. А вообще, тогда я лишь получила общее представление о янтаре, так что никакой особой добычи мне в тот год не попалось.

— А что, тогда был большой выброс? — спросила я.

— Будто пани не знает!

— Не знаю, тогда мы здесь провели всего несколько дней.

— Как же! — фыркнул он.

Непонятный какой-то разговор. Впрочем, с меня хватит. Я отошла от конкурента как можно дальше. Конкурент оказался рядом в мгновение ока.

— И муженек тоже кое-что тогда заработал, — загадочно заявил он.

— Какой муженек? — поинтересовалась я.

— Ваш, а то какой же!

Если не слишком придираться, можно говорить о трех моих мужьях. В упомянутые времена эту должность занимал незабвенный сладкий песик, он же Пупсик. Видимо, его и имеют в виду?

И я вежливо пояснила:

— Мой муж, проше пана, девками интересовался, а не янтарем. И о его достижениях мне далеко не все известно. Ну, хватит с меня, пожалуй, пойду к Крынице, в Песках вон уже люди набежали.

Поднявшись с карачек, я двинулась обратно вдоль черного вала. Тащиться аж в Крыницу я не собиралась, просто рассчитывала, что гнусный красавец повторит свой давешний маневр. То есть оседлает мопед и помчится к Крынице, чтобы меня опередить. Паршивец задумчиво произнес мне вслед:

— В янтаре разные вещи попадаются. Травинки, жучки, паучки. Вот еще мухи. Разные — большие, маленькие...

Тоже мне новость, на кой черт об этом говорить? Однако вежливо подтвердила, добавив:

— И даже папоротники, очень красивые.

— Но больше всего мухи! — упрямо повторил он и вдруг пошел прочь.

Нагнувшись, будто что-то нашла, я незаметно глянула, куда именно он направился. Оказалось — прямиком к дюнам. Верно я рассчитала, может, удастся избавиться от паршивца, пусть ждет за Лесничувкой до посинения. И все-таки с чего это он завел со мной такой разговор?

Домой я вернулась под вечер, не чуя под собой ног от усталости. От постоянных приседаний болели все косточки, разламывалась поясница. Переодевшись в сухое, я спустилась в кухню за чаем, и мне предстал ослепительный вид. На большом кухонном столе возвышалась янтарная гора, за столом сидел Вальдемар и перебирал свою добычу.

В доме, кроме нас, не было никого. Дедуля во дворе коптил лосося, Мешко куда-то убежал, а Ядвига с младшеньким отправилась навестить бабушку. Младшенький, точнее, младшенькая, Анжелика, родилась вскоре после моего первого проживания в этом доме, и ей шел десятый годок.

Воткнув в розетку электрический чайник, я с интересом стала следить за работой Вальдемара. Заключалась она в том, что он раскладывал янтарь на две кучки, в одну плоские камни, в другую объемистые, независимо от размера.

— Почему пан сортирует именно так? — полюбопытствовала я.

И услышала в ответ загадочное:

— Японцы.

Я жутко удивилась.

— Езус-Мария! При чем тут японцы?

— Японцы такие желают. Чтобы сделать шарики. Минимум сантиметр в диаметре, но чем крупнее, тем лучше. Говорят — покупают не глядя, и знаете, сколько платят?

— Ну?!

— Три тысячи долларов за килограмм. Представляете? Целых три тысячи!!!

— Господи! Здорово! За необработанный?

— Ну что вы! За уже готовые шарики, ошлифованные, идеально подобранные. Тут приезжал один перекупщик, он на ножах с Валтасаром.

— А на кой им шарики?

— Черт их знает. Но вот желают шарики — и все тут. А на шарики не всякий идет, только объемный.

Лишь теперь я поняла, откуда столько отличных плоских кусков янтаря осталось лежать в мусоре на берегу. Рыбаки их просто не брали! Все бросились на японские шарики, пренебрегая менее ценными. Хорошо, мне не надо на них бросаться, продавать свой янтарь я не собиралась, да и обрабатывать толком не умела.

Оказывается, Вальдемар не переставая что-то говорил, я отвлеклась, уловила за хвост последнюю фразу:

— ...а у меня есть знакомый шлифовальщик, только пусть пани никому не говорит. Получится, смогу продать готовые, а не получится — тоже неплохо заплатят, как минимум в пять раз больше, чем обычно.

Я стала ломать голову, зачем японцам шарики из янтаря. Для четок? Минутку, кто они, японцы? Буддисты или последователи Конфуция? Вот если бы они были мусульманами, тогда понятно, мусульмане перебирают четки, перебирали еще во времена крестовых походов, а может, и того раньше. Наверняка сейчас тоже перебирают. Но буддисты... А кроме того, на четки идут мелкие шарики, японцы желают, наоборот, крупные. Зачем им шарики?

— Они в них дырки просверливают?

— Нет, дырок не требуют. Может, там, у себя, и просверливают, у нас же берут целые.

— Интересно, для чего они им?

Мы стали вместе ломать головы. Вальдемар высказал предположение, что шарики нужны японцам для какой-то японской национальной игры. Я подумала об украшениях. Скажем, янтарный шарик в золотой сеточке? А может, для ритуального одеяния? Или применяют их в промышленности, японцы со страшной силой всех в этом деле опережают, — возможно, используются особые свойства янтаря, например в электронике...

Нам так и не удалось разгадать загадочное пристрастие японцев, зато Вальдемар нашел в одном янтаре сразу трех маленьких мушек, которые великолепно просматривались не только через лупу, но и невооруженным глазом. Тут я вспомнила и о своей загадке.

— Да, кстати, пан Вальдемар, есть тут у вас один такой... рыбак наверное, ему за шестьдесят, но держится молодцом, высокий и стройный. По берегу ходит с сеткой, но в море не залезает, а я помню — семнадцать лет назад залезал. Такой красивый, без бороды и усов, брови ровные, нос прямой. Что еще сказать? Ну да я вам его описала. Кто он?

— Терличак, рыбак. Факт, уже не рыбачит, да и зачем, сыновья ловят. Пятеро у него сыновей, двое в Песках ловят, один в Крынице, один в Стегне, а последний вовсе уехал, на флот подался. Правильно сделал, от папаши подальше. А Терличаку работать уже без надобности, он и без того богатый. Видели вон тот большой дом? Его. А что?

— Не нравится он мне. Вечно таскается за мной по пятам, а сегодня и вовсе ерунду какую-то нес.

— Какую же?

— Я не совсем поняла, но вроде бы намекал, будто я разбогатела на янтаре. Непонятно, откуда такое ему в голову пришло. И о мухах. Вдруг принялся поучать меня, дескать, в янтаре иногда попадаются мухи. Я что, выгляжу такой идиоткой?

— Мухи?.. — протянул Вальдемар и, оторвавшись от своих сокровищ, как-то странно посмотрел на меня. — Ну-ну...

— Что «ну-ну»? — возмутилась я. — Теперь вы начинаете. В чем дело?

— А вы не догадываетесь? А, правда, ведь пани не знает...

— Чего я не знаю? — взорвалась я, потому что хозяин не договорил и опять занялся янтарем. — Нет уж, выкладывайте! Опять какая-то тайна?

Вальдемар не сразу ответил, видно было — сомневается, но потом решился.

— Теперь-то он живет в том большом доме, а раньше жил в старой развалюхе, — помните, с красной крышей, рядом с нами? И из его дома было видно все, что происходит по ту сторону дороги, не было тогда еще этих построек. Ну, теперь пани догадывается, в чем дело?

Я напрягла память и умственные способности.

— Так вы думаете, он имеет в виду еще те времена? — недоверчиво предположила я. — Он что-то видел, когда тут разыгралась та история с убийствами? И видел янтарь с мухой, ведь помню, он тогда был на пляже... Ну хорошо, а при чем тут я?

— Видеть-то он видел наверняка больше, чем можно думать. А пани при том, что он считает — вы что-то знаете.

— Я?! — не поверила я своим ушам.

— А если не вы, то ваш муж. Тот мужчина, с которым вы тогда приезжали. Ведь это был ваш муж?

Я уже собиралась возмущенно отрицать — ничего мы не знаем, ни я, ни мой тогдашний муж, как вдруг четко припомнился тот вечер, когда было совершено преступление и мой сладкий песик почему-то пребывал в состоянии чрезвычайной раздерганности. Ведь тогда мне самой пришло в голову, что он что-то видел и что-то скрывает.

— Я лично ничего не знаю. Что же касается моего бывшего мужа, — раздельно и мрачно заговорила я, — то если он что и знает, никому ничего не скажет. Уже несколько лет, как он умер. А разошлись мы сразу же по возвращении отсюда, мне он ничего не говорил, ни словечка.

— Но Терличаку это неизвестно, и он думает — пани знает. Он уже с тех самых пор, как обнаружили трупы, стал всякие такие замечания отпускать.

— И еще муху приплел, — пожаловалась я. — Дурак какой-то, не мог сказать прямо? Только нервирует человека, вечно путается под ногами. И намекает. Пан Вальдек, раз уж мы так разговорились, скажите, от чего это он так здорово разбогател?

— Говорят, на янтаре и разбогател, но как умудрился — не скажу, потом долгие годы такого выброса не было. Думаю, он еще до этого порядочно накопил, а потом все сразу и продал. Возможно, подвернулась какая оказия, он и воспользовался, взял хорошую цену. Но толком никто не знает.

Да, Пупсик откуда-то вернулся чрезвычайно взволнованный, не стал ли он случайно свидетелем преступления? Или увидел его результаты? Например, как закапывали трупы, в кабаньей яме или как тащили украденный янтарь? Ведь только при мне за один заход молодая пара набрала целых три мешка, но они же и раньше ходили за янтарем, могло быть и пять, и шесть мешков. Их быстро не вынесешь; пока таскали, Пупсик мог и подсмотреть. Видел преступников...

Мороз прошел по коже. Разводился со мной Пупсик как-то странно, можно сказать небрежно, не настаивал на точном подсчете стоимости совместно нажитого имущества, не рвался поделить автомашину. Правда, она была только моя, но он даже не попытался этого оспорить, просто не возникал, а подобное не в его характере. Даже свой собственный торшер оставил у меня! И сразу же после развода купил квартиру. Среди наших общих знакомых ходили слухи о богатстве моей преемницы, но слухи эти появились уже после покупки квартиры, до этого никто о ее богатстве как-то не заикался. Впрочем, я тогда не особенно прислушивалась; может, теперь следовало бы немного разворошить старое. О покойниках плохо не говорят, но все-таки...

Шакал Терличак с такой ядовитой злобой отпускал замечания, прямо с ненавистью. Не ко мне же ненависть? А Пупсика за что ненавидеть? Может, есть за что. Ну, тогда заодно и меня. И невольно вырвалось:

— Холера!

Вальдемар бросил на меня сочувственный взгляд и решил еще кое в чем признаться.

— Если честно, то я до сих пор никому не рассказал всего, — начал он, разглядывая довольно крупный янтарь. — О, посмотрите, пани Иоанна, паучок! Целенький, в прекрасном состоянии! Да такого я ни за какие тысячи не продам. А меня спрашивали, и тогда, и потом, не видел ли чего, ну я и сказал — не видел. А это не правда:

— А что пан видел?

— Людей. Я смотрел из окна, темно было. Сколько уже лет прошло? Семнадцать? Вышел я из дому и подкрался, да припоздал, раньше надо было. Так вот, сначала заметил двух, а потом мелькнул третий. Вот когда увидел третьего, тогда всерьез заинтересовался. Я попыталась упорядочить показания свидетеля.

— Где вы их видели? И что они делали? Поточнее, пожалуйста.

— Какое может быть «поточнее» в темноте? Двое мужчин что-то делали у дома. А третьего с трудом разглядел в стороне, у леса. И сдавалось мне, он за этими двумя подглядывает. Тогда я и сам захотел подглядеть и вышел потихоньку.

— И что?

— А ничего. Пока одевался, ведь холодина стояла жуткая, пока дверь осторожно открывал, чтобы не скрипнула, не то мать проснется, ну и припоздал. Когда вышел, они уже и исчезли. Все трое! Только мотор машины услышал, снизу откуда-то доносился, из лесу. А может, две машины, так мне показалось, вроде одна за другой проехали. Вот и все.

— Похоже, вы ухватили самый конец представления, появились, можно сказать, под занавес. А во сколько это было?

— Перед самым выходом из дома слышал, как часы пробили двенадцать.

— И почему раньше не вышли посмотреть?

— Откуда же мне было знать, что там такое творится?! Ведь я уже заснул, а часы начали бить, вот и разбудили. Проснулся, в окно глянул. Уж признаюсь пани, интересно было мне, не явится ли к ним какой перекупщик, все время за их домом наблюдал.

— И этот, как его, Терличак, тоже мог любопытствовать и с самого начала за ними следить. А вы никого не узнали?

— Никого. Ну, почти никого...

— А что скажете о Франеке?

— Каком Франеке?

— Слышала я, какой-то Франек здесь бывал.

— А, вспомнил. Посредник, скупщик янтаря, такой клеш, всюду пролезет, а вцепится — не оторвешь. Совсем еще молодой парень, немногим старше меня. Впрочем, не только скупщик, он все умел. Сам янтарь добывал, даже на рыбную ловлю с местными выходил, умел найти подход к любому, ловко обделывал делишки. Не из солидных покупателей, зато очень оборотистый, быстрый. С той ночи как в воду канул, никто его больше не видел.

— Выходит, и вы Франека больше не видели? А среди тех троих...

— Нет, из них я никого не разглядел.

Я попыталась подойти к делу творчески, но, к сожалению, без особого успеха.

— Минутку, пан Вальдек. Вы говорили, что держали в руках янтарь с мухой, имели возможность рассмотреть как следует.

— Ну да, тогда еще не стемнело, я даже помог им унести с берега сумки. Знаете, пацану легко втереться в доверие. И упросил показать мне янтарь с мухой, уже когда домой пришли. Этот янтарь женщина спрятала в такой небольшой мешочек, да пани ведь сама там была, помните?

— Была, да людей-то собралось полно, все толпились, а мне неудобно было пролезать нахально вперед, я ведь не пацан. На мешочек тот внимания не обратила. Хотя... дайте-ка припомню... вроде бы он у девушки на шее висел?

— Нет, через плечо. И в благодарность за помощь она показала мне янтарь с мухой, из мешочка достала, это уже когда мы пришли к ним в дом. Один раз в жизни видел я такое, век не забуду! Огромный кусище, обломанный с одного боку, а в середке золотая муха. На свет видно отлично. Фантастика! Ну и любопытно было, кому они ее продадут и за сколько, а бы и за миллионы не продал. Вот и поглядывал в окно, а что сон сморил, так неудивительно.

Еще бы, ведь, если не ошибаюсь, в тот день он был на ногах с восхода солнца до самого вечера. Вот если бы затаился в кустах у дома, наверняка бы не заснул, холод собачий и мокро. А в тепле его и разморило.

Его-то разморило, а вот проклятый Терличак и мой сладкий песик... те в кустах затаились, а там не поспишь. Теперь уверена — оба они там были. Так что же тогда произошло, холера ясна?!

— Мог бы этот престарелый красавец членораздельно сказать, чего ему от меня надо, а не морочить голову! Может, тогда что-нибудь и прояснилось бы. Семнадцать лет прошло, того и гляди за давностью оправдают преступников.

— Возможно, он именно этого ждет? Чтобы прошел срок давности? — предположил Вальдемар.

— Лишь в том случае, если сам их прикончил. Не думаю, — возразила я. — Минутку, а Франек... У него была какая-то фамилия?

— Фамилия-то была, да я никогда ее не знал. Все так его и звали — Франек да Франек, без фамилии.

Вздохнув, я уставилась в окно на возвращавшегося в дом дедулю. В свете лампы над входной дверью его было хорошо видно. Огонь под бочкой с лососем уже погас.

— Знаете, пан Вальдек, мне надо серьезно подумать. Похоже, я недооценила случившееся, а могла бы сообразить... Очень боюсь — муж что-то видел и знал, один Бог знает что. А вот зато его прекрасно разглядел этот проклятый Терличак.

Резко подняв голову от янтаря, Вальдемар кинул на меня взгляд, который, кажется, я поняла. В нем выражалось и сожаление, и осуждение, и опасение. Наверное, так смотрит всякий нормальный человек на придурка, который лезет очертя голову сам не знает куда...