"Беглый огонь" - читать интересную книгу автора (Зорич Александр)

Глава 11. Дом на деревьях

За воротник моего комбинезона проникла шустрая ледяная струйка.

Ой! Еще одна!

Вода растекалась по груди, бежала по кубикам пресса, скапливалась в ликерной рюмочке пупа, чтобы оттуда продолжить свое увлекательное путешествие в гущу паховых зарослей, где притаился страшный зверь ху-ху, бойтесь этого зверя, рано созревшие красные шапочки, беспечно идущие к своим бабушкам через лесные чащобы…

Тьфу ты! Струек стало две! И вторая течет по лбу, по скулам и тоже норовит за шиворот.

Я выругался в голос и окончательно проснулся.

Уселся. Шею ломило – как всегда бывает, когда мне приходится спать на чем-либо, помимо моего ортопедического матраса, набитого перегородками грецкого ореха, который я выменял у Самогона на редкий артефакт «снежинка».

Так-так… Где это мы?

На спальном мешке с эмблемой «Справедливости», давно почившего клана, к которому я много-много лет назад принадлежал, растеклась холодная лужа в форме озера Байкал. Волосы мокрые. Шея мокрая. Я поднял глаза.

По крыше, которая находилась в метре от меня, неистово барабанил дождь. Крышей последний раз занимались, как видно, довольно давно. Она успела прохудиться, причем по закону подлости – сразу в нескольких местах надо мной…

Какое счастье, что дождь пошел лишь под утро! Хрен поспишь под такую барабанную дробь. И ладно бы снились тонущие красные шапочки с бюстом не меньше третьего размера, но ведь вместо них всякие мысли в голову лезут. А с ними ненужные сожаления, страхи, воспоминания о Лодочнике!

Грянул гром. Затем еще раз, да так близко, что у меня заложило уши.

Я поморщился – болела голова.

Просачиваясь в комнатку, струи воды барабанили по половым доскам и, когда им это надоедало, споро ускользали в щели между ними, устремляясь к объятой ненастьем земле.

Земля находилась в десяти метрах под нами.

Да, в десяти метрах.

Потому что остаток той памятной ночи, когда пал Речной Кордон, мы с Тополем провели в доме на деревьях, некогда принадлежавшем сталкеру по прозвищу Нашатырь.

Я просидел не менее двадцати минут, флегматично вслушиваясь в осенний дождь.

Дождь был вездесущ – тарабанил в крохотное стеклянное окошко, швырял горсти капель в дверь, атаковал старую крышу.

Меж тем в моем мозгу медленно всплывали многочисленные подробности вчерашнего дня. Вот мы с Лодочником мчимся на чудо-лодке, паря над черными водами Припяти. Вот нас сцапали военсталкеры. Вот мы в капонире, стены которого плесень исписала причудливыми узорами. Наконец, бойня, кровь, мясо, истошные крики нечеловеческой боли и неутоленной ярости…

Помню, как, бросив разрушенный трамплином грузовик, мы бежали к пристани, как нелепо и страшно в сиянии ожившей «пирамиды» погиб Лодочник…

Потом мы с Тополем обнаружили, что пройти к схрону Кабула, как я собирался, никак не получится. И что идти надо дальше.

Самым тяжелым оказался последний участок маршрута – окрестности мертвого города Припять, где кишмя кишели зомби. Пришлось уложить с полдюжины, хотя мы и уклонялись от столкновений как могли. Ситуация осложнялась тем, что мне, и без того теряющему сознание от усталости, приходилось не только нести рюкзак, где имелись запасы на двоих и два спальника, но и понукать Тополя, которому досталось побольше моего – он получил касательное ранение головы.

Но мы все же добрались до рощи великанских грабов. И даже нашли То Самое Дерево – граб, чья феноменально густая крона, дополненная переродившимися, пышными паразитами-омелами, скрывала дом, о самом существовании которого в Зоне знали человек пять, не больше. Дом, который построил Нашатырь.

Я выстрелил в едва заметную мишень на первом ярусе ветвей. С третьего раза попал. Повинуясь немудрящей автоматике, нам на голову свалилась веревочная лестница. Я попробовал ее рукой. И, убедившись, что за прошедший год она осталась такой же крепкой, полез первым. Я знал наверняка, мой пример заставит обмирающего от боли Тополя шевелиться…

– Ну как ты, Костя? – спросил я, когда Тополь наконец проснулся.

Левый глаз моего боевого товарища напух и стал похож на пельмень. Его левый висок украшала плотная нашлепка из спекшейся крови шириной с ладонь. Волосы на голове были всклокочены и спутаны, а на затылке – так и вовсе обожжены.

– Как? Да бывало и хуже, – задумчиво процедил Тополь.

– Это когда еще? – недоверчиво спросил я.

Какая бы ни случилась передряга, она каждый раз кажется мне единственной и неповторимой. Небывало трудной. И беспрецедентно опасной! Такое свойство характера, наверное. А вот у Тополя такого свойства нет.

– Когда? Да хотя бы помнишь, возле Госпиталя, когда мародеры нас на дыбах над канализационным коллектором подвесили… Что-то им нужно было… А, чтобы мы их к своему схрону отвели… У меня потом суставы два месяца крутило. Никакие пилюли боль не брали. Вылечился, только когда к Болотному Доктору сходил. И голову Михая, предателя, ему пообещал…

История, о которой вспомнил Тополь, имела место пять лет назад. Тогда мы были победнее и, соответственно, понахальнее. Не один раз алчность бесплатно закидывала нас в такие мрачные дыры, куда мы теперь и за большие деньги-то не сунемся…

– А я думал, – сказал я, – ты имеешь в виду тот раз, когда Слон на минах анфоровских по неосторожности подорвался. А ты в старинный капкан угодил…

– А-а… Я тогда был уверен – точно кони двину… Оказалось, ерунда. А вот тебя тогда здорово приложило.

Я покачал головой – после того случая я полгода не смотрелся в зеркало. Ждал, когда ожоги подзаживут.

Как ни крути, у нас с Тополем была богатая совместная история. Которая однажды чуть не закончилась. Но вчера вроде бы началась вновь.

– Лечиться будешь? – Я потряс в воздухе флягой.

– Буду… Ч-черт, до чего же мне этот дождь на нервы действует…

В обычном своем состоянии я счел бы остро необходимым подковырнуть Тополя за дождебоязнь.

Ведь сталкеры делятся на две категории. Первая – те, которые ходят по Зоне в дождь, научились это делать виртуозно и получают от этого удовольствие. И вторые, которые дождь ненавидит, а все его преимущества (в виде четко оконтуренных аномалий и относительного безлюдья) считают несущественными.

Такие ни за что не пойдут по Зоне сквозь плотную завесу водяных струй, будь они даже в самом расчудесном защитном экзоскелете. Их, видите ли, одолевают дурные предчувствия.

Обычно сталкеры первой категории не выносят сталкеров второй. Но у нас с Тополем все было мирно. Хотя я был из «категории один», а он – из «категории два».

Несколько раз мне даже удавалось заставить упрямого Тополя наплевать на свои «предчувствия». Но куда чаще Тополь брал верх.

Тополь вернул мне флягу и достал аптечку. Наморщив свой высокий лоб, он принялся накладывать едко пахнущую мазь на неглубокую рану над виском. Рядом с порезом красовался синяк немалого размера.

Тополь казался таким несчастным… В общем, я решил, что дальше тянуть некуда.

– Костян… Я, собственно… Зачем к тебе вчера пришел-то?

– И зачем? – Тополь оторвал взгляд от раны и посмотрел на меня своими большими глазами старого сенбернара.

– Чтобы… хм… Извиниться.

– Извиниться?

– Да. За тот случай. Ну, в мае. Когда я, ну… твою Женьку шлюхой назвал.

– А, вот оно как…

– И за то, что машину твою требовал… Пьяный… И за то, что жлобом тебя называл. В общем, – тут мой голос предательски дрогнул, – я не очень знаю, как это нужно делать. Потому что никогда и ни за что обычно не извиняюсь, оно как-то и без этого прокатывает. Но… в общем… прости меня за все, дружище! И пусть меня накажут Хозяева Зоны, если я сейчас тебе вру!

Тополь отвел глаза и вперился в затянутый паутиной (нормальной паучьей паутиной, не «паутинкой»!) угол нашего двухместного гроба на деревьях.

Он думал о чем-то. Что-то решал.

«Вот выхватит сейчас пистолет, всадит в меня обойму со злости – и прав будет!» – идиотские мысли так и лезли в мою голову.

Наконец Тополь посмотрел на меня в упор. Его глаза были сухими, воспаленными.

– Ты это… насчет Женьки прав оказался. Она помимо меня с Кашей и его братом жила. Так что я за это на тебя уже не злюсь. А вот насчет машины ты и впрямь тогда немного перебрал. Думаю, все дело в том, что тот вискарь, который мы с тобой пили, был немножечко того. Вот у тебя крыша и поехала.

– «Того» – в смысле поддельный?

– Ну да. Ряженый. Но это классно, – видно было, что каждое слово дается Тополю с трудом, как и мне, – что ты счел нужным передо мной извиниться. И даже на Речной Кордон за мной приехал. Но только…

– Что только?

– В общем, я тебя уже простил. По большому счету, мы оба виноваты были.

– Вот как? – Я, не скрою, офигел.

– Ну да… Не нужно было так нажираться. В нашем возрасте глупо это – нажираться, как пацанам. Вот, соответственно, и результаты…

«А ведь Речной Кордон что-то в нем и впрямь изменил», – подумал я.

На самом деле по части «нажираться» Тополь всегда был профессором. И вот же – какие песни запел! Не хуже моей школьной учительницы Людмилы Ильиничны по прозвищу Моралистка! Впрочем, если посмотреть на эту тему отстраненно, Костя был прав – с загулами до бессознательного состояния и впрямь надо бы заканчивать. Ибо…

– А можно спросить? – робко произнес я.

– Спрашивай.

– Почему ты, если давно меня простил, четыре месяца в «Лейке» не показывался? В военсталкеры ушел?

Тополь наморщил лоб, сдвинул брови и замолчал. Я бы употребил литературное клише «повисла пауза», если бы не уверенность, что Тополь намеренно ее «повесил».

Минуты три мы сидели в тишине. Дождь, уже обессилевший, лениво колотил по дряхлой крыше нашего скворечника.

Я думал о Нашатыре, хозяине скворечника. Нашатырь любил промышлять именно в этом районе. Причем охотился он почти исключительно за «каменными цветками», которых в здешних местах было хоть задницей ешь.

Работал Нашатырь в одиночестве. В свободное же время писал – не то художественную книгу, не то мемуары в толстой тетради с клеенчатой обложкой. Бывало, зачитывал мне из этой тетради, были там даже стихи…

Вспомнил я и о том, как Нашатырь пропал без вести три года назад.

Это было зимой, в канун Нового года. Мы дважды ходили его искать в окрестностях ЧАЭС, откуда его ПДА в последний раз посылал сигнал подтверждения. И оба раза – с нулевым результатом.

Кто-то из «монолитовцев», с которыми общался на тему Нашатыря по нашей просьбе Любомир, сказал, что и впрямь видел его тело у северного входа на территорию АЭС. И что следы насилия на теле явственно указывали на то, что сталкером собиралась отобедать оголодавшая псевдоплоть. Эх, Нашатырь-Нашатырь… Какой сталкер был! А пропал как заяц.

Впрочем, кто как, а я лично никогда «монолитовцам» не верил. С чего бы мне верить про псевдоплоть и Нашатыря? Уж больно Нашатырь опытный был, чтобы стать добычей переродившейся свиньи…

– Я в «Лейку» к тебе не приходил, потому что хотел понять, какая она, другая жизнь, – наконец ответил Тополь.

– Как ты думал это понять, брат?

– Ну, «Лейка» и все наше шевеление вокруг нее – это как бы и есть моя «основная жизнь». Ходишь за хабаром, продаешь его Хуаресу, потом пивцо потягиваешь, знакомишься с барышнями… В Ялту отдыхать ездишь, там гудишь в казино или на катере рассекаешь… Это и есть «основная жизнь». Так вот к тому моменту, как мы с тобой поссорились, у меня такое чувство вызрело, что меня от этой основной жизни уже порядком тошнит, просто выворачивает! Упаси Черный Сталкер, меня тошнило не от тебя конкретно. И не от Женьки, хоть она и дрянь. И не от «мохито», который смешивает Любомир, хотя в нем, как на мой вкус, слишком много мяты. И даже не от необходимости все время пересекать Периметр, трястись за свою шкуру, выцеливать обнаглевших бюреров и воевать со случайными снорками…

– От чего тогда?

– Да от всего этого вместе! Это как коктейль из рома с колой. Тебе может до смерти осточертеть ром с колой. И ты даже смотреть на эту коричневую жидкость в стакане не сможешь без отвращения. Но к самой коле или к самому рому у тебя, возможно, никаких претензий и не будет.

– И ты решил найти другую жизнь, которая была бы не похожа на эту самую «основную жизнь», и поэтому устроился служить на Речной Кордон? – проявил догадливость я.

– Ну, если бы я действительно хотел устроить себе Другую Жизнь, я бы уехал в Магадан, пошел пахать на золотые рудники, женился на учительнице младших классов по имени Зина, она родила бы мне двух деток – мальчика и девочку, – и жил бы я себе поживал в двухкомнатной квартире посреди спального района этого самого Магадана. А так, на Речном Кордоне, это была лишь «в чем-то другая жизнь», а не сама «другая жизнь». Понимаешь?

– В общих чертах, – кивнул я. – Ну и как, успешно это ты… на Речном Кордоне?

– С одной стороны, вроде да. Я хотел перемен – я перемены получил. Но с другой стороны, на Речном Кордоне оказалось скучновато.

– Французы заманали?

– Они, родимые. Лягушатнички… Бонжур-тужур, мерси-вуаси… В шары свои как начнут играть – хоть святых выноси. Я тупее игры в жизни не видел! Или вот вино пили все время – за завтраком, за обедом, за ужином. А мне лично – что от этого вина? Оно мне не впирает, между прочим. Так, пустая трата времени… Все равно что компот хлебать! Или вот, бывало, как примутся губу катать, кто и что себе купит, когда из армии уволится! А я слушаю все эти губозакатайки и думаю: вы сначала доживите до увольнения, а потом уже и будете онанизмом заниматься, так ведь и сглазить можно… Но молчал, конечно. А ведь прав был, как теперь выясняется.

– Приставали? – спросил я встревоженно, припоминая читаную в газете статистику, согласно которой двадцать процентов мужчин Франции во время социального опроса признались в том, что хотя бы один раз имели гомосексуальный контакт. «А сколько же процентов не признались, промолчали?» – ужасался по этому поводу я.

– Да нет. Они нормальные были. Только скучные очень…

– А наши?

– Да и наши занудами оказались – в карты разве что неплохо играли. Но самое мерзкое – это ощущение, что ты просто занимаешь чье-то место. Что на твоей должности должен работать какой-нибудь Петя Сидоренко, Олесь Прохорчук или Джамаль Абдуллаев, молодой честный парень, который хочет добра, которому характер свой ковать надо… А мне чего характер ковать? У меня он уже и так… чугунный! – Тополь посмотрел на меня не без самодовольства.

– Что есть, то есть, – согласился я с «чугунным» характером. – Но, кстати, заметь, будь на твоем месте тот самый молодой парень, условный Петя Сидоренко, он бы вчерашнюю ночь вряд ли пережил. Так и остался бы там лежать на крыше капонира. Навсегда.

– С этим я спорить не буду. – Тополь степенно кивнул.

– То есть я очень вовремя явился. Потому что ты и сам уже собрался уходить, верно?

– Думаю, еще пару месяцев я на чистом мазохизме протянул бы… А кстати, что тебя-то, кроме мук совести и желания мириться, ко мне привело? Ты что-то там про озеро упомянул во время допроса. Это правда была? Или так?

На какие-то доли секунды мне захотелось рассказать Тополю все. Про визит Рыбина-в-штатском, про контейнер КМПЗ, затерянный невесть где на берегах Янтарного озера, про секретность и про мегагонорар, обещанный мне за то, что контейнер этот в «Лейку» невредимым доставлю.

Но потом меленькое благоразумие взяло верх.

Мне вдруг показалось: если я скажу всю правду, Тополь точно откажется. Придумает какой-нибудь предлог, разведет философию вроде этой, про «основную жизнь» и «другую жизнь», и… откажется. В конце концов, он ранен, он устал, имеет право. И я решил, что пора вытаскивать из рукава главный козырь.

– Повод был, конечно. Мне тут Синоптик на одну штуку наводочку дал. Незабесплатно, как обычно. И я подумал, что… ты мне не простишь, если я тебе о ней ничего не скажу.

Я посмотрел на Тополя со значением.

Мне хотелось, чтобы он сам догадался, что я имею в виду.

В наступившей ошеломляющей тишине – дождь прекратился, в воздухе пахло отсыревшим деревом и шампиньонами – я услышал, как в большой голове Тополя скрипят от натуги его большие мозги.

– Про «звезду», что ли? – наконец спросил Тополь. Его глаза лучились неподдельной детской надеждой.

– Про «звезду»! – радостно подтвердил я.

– И где она?

– Да за Янтарным озером. В районе скважины номер девять.

– Серьезно, что ли? Два раза там был и никакой «звезды» не видел!

– Видел… Не видел…Ты же знаешь, Синоптик – надежная фирма.

– «Звезда Полынь»… Круто! Вот это круто, да! – всплеснул руками Тополь и улыбнулся глупо-счастливой улыбкой школьника, которому пообещали на день рождения железную дорогу самой дорогой модели.

– Так что, если хочешь, можешь туда хоть сейчас отправляться.

– Отправляться… Ты имеешь в виду – одному отправляться? – недоуменно спросил Тополь.

– Ну да. – Я сделал лицо скромняги.

– Ну уж нет. Я если пойду, то только с тобой. Один – один не пойду. Тем более за озеро.

– Если так, то я с удовольствием! Я был уверен, что ты так скажешь. Готов идти практически когда угодно.

– А точнее? Когда? – спросил Тополь, нетерпеливо потирая руки.

– Да вот сейчас позавтракаем – и пойдем. Если ты не против.

– Что ж… – причмокнул Тополь, как бы пробуя мое предложение на вкус. – Как говорили древние римляне, кто дает скоро, тот дает вдвойне! Но только подожди… – вдруг опомнился он. – Ты говоришь, это возле Янтарного. Значит, нам еще дня два туда топать. И дня три потом выходить. А это в свою очередь означает, что еды нам надо много…

– Не переживай, провианта я нагреб с запасом. – Взглядом я указал на свой необъятный рюкзак. – В основном концентраты, конечно… Но есть и неплохое вяленое мясцо! Воды нафильтруем – и будем живы.

– То-то я думаю, чего ты вчера волочился, как беременная самка бегемота? А оно вон что… Вяленое мясцо мешало!

Я ухмыльнулся. Не впервой мне было страдать за свое комфортолюбие и встречать грудью иронические выпады в адрес своей запасливости.

Пока Тополь заклеивал лейкопластырем стертые до мозолей ноги, я сообразил нам горячий завтрак: две чашки наваристого горохового супа с булочками, гуляш и крепкий черный кофе с лимоном. Все это мы с аппетитом умяли, а кофе выпили.

Мы сидели друг напротив друга возле низенького столика, который был намертво прикручен к полу в центре дома – как видно, Нашатырь тоже был не против поесть культурно.

– А можно вопрос, Костя?

– Ну.

– Что за польза от этой «звезды Полыни»? Ты мне уже сто раз обещал рассказать.

– Стоит дорого. Для начала.

– Что стоит дорого – я знаю. Это и мне тоже нравится. А еще?

– А еще – про нее всякое говорят. Как-то она там изменяет физические свойства пространства-времени… Что-то с метрикой там…

– С метрикой? Ты ничего не путаешь?

– Ну да. То есть нет, не путаю. Еще легенды ходят, что «звезда» как-то с воронками связана.

– Ну, эти легенды я тоже слышал.

– Вот и все. Да разве тебе мало, что это один из самых редких артефактов Зоны? – Костины глаза блестели полоумным блеском.

– Почему мало? Мне – достаточно. Главное, чтобы тебе мало не было!

Затем мы долго и нудно перепаковывали вещи (я достал еще один рюкзак, взятый специально для Тополя, и переложил в него часть поклажи).

Через полчаса мы, сбросив вниз веревочную лестницу, спустились из тайного убежища. Отовсюду капало, грабы зловеще постанывали, стылые травы распространяли тревогу и неуют.

Тополь, наш дождефоб, зябко поежился.

Я сориентировался. Бросил на Тополя ободряющий взгляд, и, взяв курс на юго-восточную опушку Рыжего Леса, мы пошли.