"В глубинах океана" - читать интересную книгу автора (Клемент Хол)

Глава 19

При первой же возможности я изложил ему свой план, и он недоумевал, как же ему самому не пришла в голову такая идея. Он решительно одобрил мою выдумку и даже нацарапал мне столько красноречивых комплиментов, что вполне мог заработать себе спазм правой кисти. Затем мы стали обсуждать детали.

Затея была достаточно проста. Субмарина Джои, разумеется, никуда не делась. Мы просто ее сломаем, скажем Мари, что нашли останки и, если нужно, покажем их ей. Несложно будет позаботиться и о том, чтобы остались в целости регистрационный номер и другие важные вещи, по которым можно опознать субмарину. Придя к общему мнению, мы отправились в док, где находилась лодка. Мы могли бы сразу же взяться за дело, но еще поплавали полчаса порознь, отрабатывая детали. Когда мы возобновили общение, оказалось, что наши проработки не совпадают, и нам потребовалось еще полчаса, чтобы утрясти разногласия. На все дела, включая время, потраченное Бертом на поиски людей, которые помогли бы нам с транспортировкой субмарины, ушло около шести часов. Наконец, мы были готовы выводить ее из дока.

Мы не пытались вести ее своим ходом, хотя это было возможно. После того как Джои трансформировался, лодку заполнили жидкостью при местном давлении. Мы подумывали о том, чтобы отвести ее к «операционной», соединить с переходным шлюзом и наполнить воздухом«дри давлении в одну атмосферу, но мне пришел в голову лучший выход.

Как и все глубоководные агрегаты, судно Джои было снабжено очень большими подъемными и балластными резервуарами. Первые еще действовали; наполнитель из них не вытек, если судить по нынешней плавучести лодки. Вторые же теперь, разумеется, были заполнены окружавшей нас жидкостью. Балластные цистерны проходили с двух сторон лодки, почти на всю ее длину, параллельно килю, и каждая из них подразделялась на четыре секции, разделенных переборками с клапанами и перекачивающими насосами.

Мы открыли все эти клапаны. Затем мы сломали замки на лючках для обслуживания, не открывая их полностью, чтобы жидкость могла просачиваться между внутренностью трюма и оболочкой секций. Теперь, при наличии достаточного времени, можно было продуть трюм вместе с балластными цистернами.

Наконец, мы стали готовиться к разрушению корпуса. Казалось само собой разумеющимся, что мы воспользуемся взрывными запалами, но я вспомнил, как звук действует на погруженного в воду человека. На станции их было не найти; ими никогда не пользовались.

Мы наконец решили и эту проблему - вернее, нам так казалось, - открыв все смотровые и межпереборочные лючки для ремонтных работ. Мы были теперь почти уверены, что если корпус прокачать, то он не выдержит давления и «схлопнется».

Немало времени мы потратили на то, чтобы изобрести способ включить продувные насосы дистанционно или снаружи. Наконец, кому-то из нас - но не мне - пришло в голову, что насосы можно спокойно включить и изнутри, а затем выйти и задраить люк. Давление не начнет падать до тех пор, пока корпус не будет отрезан от внешней среды.

Похоже, все было готово. При помощи навешенного балласта субмарина уже была доведена до почти нулевой плавучести, так что мы подняли ее и повели к ближайшему выходу. Всего нас было десятеро, и груз казался почти невесомым. Мы остановили субмарину под отверстием в крыше, подняли ее кверху до границы между средами и оставили там, пока сами облачались в костюмы и шлемы.

К ним я еще не привык. Я даже не успел спросить, зачем этот небольшой резервуар на спине - если помните, моя теория не смогла объяснить его наличия. Сейчас было некогда. Берт помог мне получше приладить оборудование, хотя большую часть времени я не понимал, что именно он делает. Три-четыре минуты ушло на то, чтобы отцепить внешний балласт, и субмарина вышла в море в последний раз.

Мы оставили у нее небольшую отрицательную плавучесть, так что некоторые из нас шли, поддерживая корпус, а остальные двигались вплавь, толкая субмарину сзади. Мы с Бертом не договаривались о том, где конкретно следует ее разместить; ясно, что подальше от входов, иначе нам трудно будет объяснить, почему ее не нашли раньше. С другой стороны, мы не сможем оттащить ее слишком уж далеко, поэтому мы волокли ее в течение часа, а затем поставили на дно.

Лично я не смог бы вернуться к входу, через который мы вышли, а если бы и стал искать, наткнулся бы на какой-нибудь из них только по чистой случайности. Берт и другие, однако, не волновались. Я предположил, что или они хорошо знают местность, или у них есть какая-то неизвестная мне навигационная схема. Единственный свет исходил от наших фонарей, образуя крошечный освещенный круг в беспредельной темноте Тихого океана. Мы были уже далеко от тента, как я до сих пор еще называл площади фермерского хозяйства. Я даже не знал, в каком направлении оно располагается, а если бы и знал, то без пользы для себя, поскольку у меня не было компаса.

Берт жестом указал мне на люк. Я открыл его и забрался внутрь. Чувствовал я себя неважно, но я утешался тем, что идея достаточно хороша.

Со своим делом я управился в одно мгновение - нужно было просто повернуть два переключателя. Задраив за собой люк, я присоединился к остальным.

Мы зарядили батареи субмарины, поэтому можно было не беспокоиться, что энергии не хватит на откачивание жидкости. Я весьма гордился тем, что не забыл об этом - цистерны были достаточно большими, а если добавить объем корпуса, то нагрузка на насосы оказывалась огромной. Однако не успел я добраться до всей группы, как вспомнил кое о чем таком, что не пришло в голову ни Берту, ни мне, и за что нам не могло быть никаких послаблений.

Если откачивать балластные цистерны при полных подъемных, то лодка станет приобретать положительную плавучесть. Естественно, она стала подниматься.

К счастью, поначалу она поднималась не слишком быстро. Мне удалось ухватиться за нее, открыть люк при помощи автоматики - я не смог бы сделать это вручную из-за уже возникшей разницы в давлении - и открыть клапаны сброса. К тому моменту, когда я снова выбрался наружу, лодка находилась уже на высоте пары сотен футов от дна. Пловцы собрались вокруг, освещая всю сцену фонарями; взглянув поверх корпуса, я увидел маслянистые потоки выливающейся подъемной жидкости. Скорость подъема падала, затем лодка остановилась и начала тонуть. Она приземлилась почти на том же месте, откуда и всплыла.

И мы ждали, ждали и ждали.

Наши помощники переговаривались между собой знаками. Мы с Бертом вообще не могли общаться, поскольку блокнот остался у входа, где мы одевались. Каждый из нас в точности знал, что думает другой, хотя по мере того, как проходило время, мы стали вопросительно поглядывать друг на друга.

К этому времени помпы наверняка должны были откачать весь объем. Внутри корабля должен быть чуть ли не вакуум.

Мы не обратили внимания на то, оставалось ли что-нибудь в воздушных резервуарах. Но при таком давлении это не играло никакой роли. Из балластных клапанов не выходило никаких пузырьков, но любое количество воздуха, освобождаемое из резервуаров, при таком давлении вполне могло уйти в раствор перед тем, как оказаться снаружи.

Проблема состояла не в том, какое давление внутри, нулевое или в несколько атмосфер, - вопрос был в том, что мы могли сделать, если корпус не желал поддаваться давлению. Внутри лодки давление так и будет оставаться низким еще долго после того, как у помп кончится питание, но даже это займет много времени, потому что сейчас они работают вхолостую. Учитывая общую надежность оборудования Совета, могут пройти еще месяцы, пока какая-нибудь микроскопическая протечка сравняет внутреннее давление с внешним так, чтобы можно было открыть люки. Не знаю, сколько времени мы могли бы просидеть тут без кислородной пищи, но, конечно же, не месяцы. По сути дела, мне будет трудно оправдаться даже за те три дня, которые прошли с тех пор, как я говорил с Мари в прошлый раз. Объяснить более долгий «прогул» будет еще труднее, а я не мог позволить себе снова встречаться с ней, не имея на руках готовой и убедительной информации о Джои.

Очень помог бы глубинный заряд; даже простого взрывного запала было бы, вероятно, достаточно. Корпус должен был быть совсем близок к разрушению после всего, что мы с ним проделали. К сожалению, взрывчатки у нас не было.

У меня не было никаких соображений, кроме того, что нам придется отвести субмарину назад, присоединить к шлюзу отсека, где обычно встречали таких посетителей, как мы, снизить давление до одной атмосферы, чтобы Берт или я могли войти внутрь и начать все сначала. Мне эта идея не нравилась. Я был уверен, что она не понравится и Берту, но ничего иного в этих обстоятельствах придумать не мог. Такую мысль трудно было бы передать при помощи жестов, да и с блокнотом это займет немало времени.

Мне удалось дать Берту понять, что нам следует вернуться к месту, где лежит блокнот, и устроить конференцию. Когда я попытался объяснить ему, что субмарину мы должны взять с собой, он решительно воспротивился. Через пару минут я перестал настаивать. Как я уже говорил, мне не очень-то нравился и весь план. Берт сделал несколько жестов остальным, и большинство от правилось с нами, а четверо устроились на ровном участке донной поверхности ярдах в двадцати от корабля и стали играть в какую-то игру. В любое другое время я бы ею поинтересовался.

–Плыть обратно налегке, разумеется, было гораздо легче - вернее, я хочу сказать, было бы легче. Но мы не доплыли.

Не знаю, насколько мы удалились за восемь-десять минут. Может быть, примерно на четверть мили. Я не самый хороший пловец в мире, но даже я не перерабатывал.

Этот сбой в наших планах, как и все остальные ляпсусы, мы должны были бы предусмотреть - но ни один из нас его не предусмотрел. Если бы мы были умнее, то не стали бы сидеть рядом с субмариной после того, как были включены балластные помпы. По всем законам природы происшедшее было совершенно неминуемо, и единственная причина, почему я не осознал это в первую же секунду после катастрофы, состояла в том, что я еще не пришел в сознание.