"Кельтика" - читать интересную книгу автора (Холдсток Роберт)Глава первая НИИВЯ бывал в этих местах, но не очень хорошо помнил их. Когда я был здесь в последний раз, мой путь в дикий заснеженный лес — северные земли Похйолы — проходил через узкое ущелье, охраняемое безобидными песцами, шумными норками и темнокрылыми птицами. Выйдя из березового леса к ущелью, я наткнулся на стоящие в ряд деревянные изваяния с мрачными лицами. Они были в пять раз выше человеческого роста, их зловещие черты освещались факелами, расположенными вокруг каждой фигуры. Я насчитал десять таких чудищ. Они загораживали вход, а растущий между ними колючий кустарник оставлял проход разве что для снежной крысы. Так что если и существовала дверь в этой зловещей стене, то я ее не видел. Используя колючки с кустов как крюки, я соорудил грубое жилище из шкур, что лежали в моем багаже, покормил коней и принялся по очереди изучать лица каждой фигуры. Мое внимание привлек истукан с листьями вместо волос и зловещим взглядом. Через некоторое время я вдруг понял, кто это. И был потрясен. Это же Скоген, мой старый жуликоватый товарищ. Его имя переводилось как «тень незримых лесов», а он таким и был. В те далекие времена, когда Скоген еще был человеком, мы вместе пережили немало рискованных приключений. А теперь он стоит здесь, в вечной ночи, деревянный божок с потрескавшимся от мороза лицом. Ему здесь совсем не место. Когда я позвал его по имени, факелы вокруг него весело мигнули. Мне было не до веселья, я все вспомнил. Еще одно лицо показалось мне знакомым, когда я вгляделся в его черты. Еще один «друг» моей молодости, но не такой грубый. — Так-так, Синизало. Ты любила лазить по деревьям. А теперь сама стала одним из них. Ты любила разыгрывать меня, а потом удирала со скоростью ветра. А теперь ты вросла корнями в землю. Синизало была вечным ребенком. Я тоже был таким «синизало». Все на свете существа какое-то время бывают «синизало». С годами эта способность быть ребенком утрачивается. Но в некоторых из нас продолжает жить забавный резвый детеныш, которого можно вызывать по желанию. Вечный ребенок. Пример перед нами, пять тысяч лет, память, вырезанная из березы. — Синизало, — прошептал я с чувством и послал ей воздушный поцелуй. Выражение лица громадной статуи не изменилось, но большие темные птицы вдруг поднялись со своих гнезд и закружились над головами изваяний. Я так давно не сталкивался с этими существами, что почти забыл их всех. Зато помню, что всякий раз, когда я видел их в камне, дереве или кости, в виде маски или на цветных рисунках на стенах пещер, всякий раз, когда наши дороги пересекались, моя жизнь менялась. К худшему. У меня создавалось ощущение, что эти десять знакомцев наблюдают за мной, появляясь как непрошеные вестники перемен в моей жизни. Нельзя сказать, что мне нравилось пробираться через эту ледяную пустошь, горы и лес, но я пришел сюда по личному делу и надеялся на перемены к лучшему. Нет, созерцать эти уродливые, ухмыляющиеся тотемы — небольшое удовольствие. Кости ныли. Имена других — кроме Скогена и Синизало — никак не удавалось вспомнить. Я, конечно, понял, что это живые сущности и что они выследили меня с какой-то тайной целью. Интересно, заметили ли они мое замешательство и нежелание вспоминать? — Послушайте! — крикнул я им. — Я знаю двоих из вас. Возможно, я знаю вас всех, только не могу вспомнить. Я — друг. Я следую предначертанным мне путем. Это уже мой сотый поход. Хотя кто считал? Да, я бывал здесь уже сто раз. И сейчас мне нужно пройти. Будьте добры, позовите тех, кто поставил вас здесь. Я хочу поговорить с ними. Мне нужно, чтобы ворота открылись! Потом я уснул и проспал долго — так я вымотался. Меня разбудили вороны. Я был окружен стеной светящихся факелов, которые держали в руках люди верхом на оленях. Один из седоков спешился и смотрел на меня, стоя на каком-то возвышении за колючей изгородью. Я заметил, что их было пятеро, все были закутаны в богато украшенные меховые шубы и шапки и поэтому казались огромными рядом с оленями. Рога животных заиндевели, спины были покрыты яркими попонами с капюшонами, из-под которых вырывались клубы пара. Человек, который разглядывал меня, спросил, кто я такой. Я видел только его глаза, лицо было закрыто. Я ответил на его диалекте, что я молодой воин, который уже проходил здесь полторы сотни лет назад и сражался вместе с их героическим предком Лемкайноном против Куллааво в медвежьей шкуре, мрачного духа этих мест. — Ты сражался с Лемкайноном? Против чудовища? — Да. — Ничего у вас не вышло. Куллааво по-прежнему обитает в лесу. — Мы попытались. Я назвал ему имя, которое носил в прошлый свой приезд, и напомнил, что время моего возвращения было предсказано, и это как раз сейчас. Незнакомец холодно посмотрел на меня и сказал: — Если это правда, то ты — чародей. Некоторые из них живут так долго, что их плоть отделяется от костей. И даже тогда их кости могут передвигаться. Ты чародей? — Да. Пропусти меня. Он еще пристальней посмотрел на меня. Быть может, он плохо видел в темноте. — В скольких птицах ты летал? Я понял, что он хочет знать мой возраст. Народ Похйолы измерял возраст шаманов количеством птиц — духов, в которых они вселялись во время транса, примерно одна птица в десять лет. — В двух. — Только в двух? Но ты же сказал, что был в этих местах пять поколений назад? — Я использую только двух — так я быстрее перемещаюсь. Чем моложе, тем лучше. — Больше птиц — больше знаний. Чем старше, тем мудрее. — В принципе, да. Но чем меньше птиц, тем больше желаний. И энергии. Это же очевидно! Я помню времена, когда Похйола еще не поднялась из ледника. Но все равно я летал только с двумя птицами — соколом и вороном, кстати, я довольно давно их не видел. Я не очень люблю их общество — для меня важнее сохранить молодость. Хотя бы на какое-то время. Мой собеседник призадумался, потом спросил, что я делаю в Похйоле. — Хочу искупаться в Кричащем Озере, — ответил я. Он удивился: — Ужасное место. В нем утонуло больше людей, чем отыщется во всей стране Калевалы. Зачем тебе это понадобилось? — Я ищу затонувший корабль. — На дне озера сотни кораблей, — возразил страж. — Водяной выстроил себе дворец из корабельных останков и костей утопленников. Недоброе место. — Ни один водяной не коснется того корабля, который ищу я. Мой собеседник за колючей изгородью теребил свой нос, размышляя над смыслом сказанного мной. — Не думаю. Енааки жаден. Все равно лед на озере толщиной в человеческий рост. Даже войтази не смогут его проломить. Войтази — водяные демоны, которые ловят людей на берегу и утаскивают на дно. Люди Похйолы боялись их. — Я знаю, как справиться с ними. Северянин рассмеялся: — Любой может спуститься в озеро — пробить лед не проблема. На дне озера покоится немало заклинателей, которые колдовали с помощью песен, трещоток и барабанов, им удалось попасть туда. Но лед сомкнется над твоей головой. Как ты выберешься? — А что, если я знаю? — самонадеянно заявил я. — Значит, это твоя тайна, — парировал хозяин этих мест. — Если хочешь, чтобы мы тебя пропустили, ты должен открыть ее нам. Я думал, что он шутит, и рассмеялся, но быстро понял, что он говорит совершенно серьезно. Насколько я помню, люди Похйолы обожали магические заклинания и торговали ими, как греки торгуют оливками и сыром. Этот человек начал раздражать меня. Стало ясно, что они просто так не пропустят какого-то моложавого, длиннобородого, хвастливого, упрямого и зловонного незнакомца. Сначала нужно поторговаться. Я подозревал, что он невысокого мнения о самих чародеях — для него все они были просто заклинателями, использующими песни, трещотки и барабаны, — поэтому я рискнул предположить, что он обожает колдовские штучки, которые в их стране назывались седьями. — Я не стану раскрывать подобную тайну, и ты это прекрасно знаешь. Но у меня есть на продажу талисманы и средство от зимней стужи, я могу их показать. Пропусти меня. Я должен попасть к озеру. — У тебя есть средство от зимней стужи? И мужчины, и женщины, и дети, и даже волки в этих пустынных землях, где зима длится полгода, мечтают избавиться от страданий, которые причиняет мороз, пробирающий до костей. Я давно обнаружил, что лучшее средство от стужи — вера в то, что такое средство есть. Северянин соскребал лед со своего носа. — А зачем тебе корабль? От раздражения и нетерпения я сказал ему больше, чем следовало. — По-моему, я знаю название этого корабля. Когда-то я плавал с его капитаном. Он все еще на борту. Хочу положить цветы на его могилу. Незнакомец что-то пробормотал и внимательно осмотрел тотемы, преграждающие вход в ущелье. — Я не понимаю почему, но похоже, что раятуки готовы пропустить тебя. — Он замолчал, напряженно размышляя, потом пожал плечами. — Можешь проходить. Я обошел по очереди всех раятуков и поблагодарил каждого. Ворота открылись. Я, не мешкая, перешел на территорию Похйолы, ведя за собой упирающихся лошадей, сплетенная из колючек изгородь позади меня снова сомкнулась за спинами деревянных божков. Меня представили каждому из похйольцев, ожидавших по ту сторону изгороди, но только один из них, Юхан, проявил ко мне хоть какой-то интерес. Лутапьо, их главный, тот, что разговаривал со мной, осматривал моих лошадей. Он предложил обменять их на оленей, но я отказался. Мне нравились мои кони. Хорошие кони, выносливые, таких непросто найти, они со мной уже пять лет. Кони стали моими друзьями. Самое трудное для тех, чей жизненный путь долог, — это терять лошадей, собак и диких кошек, тоже моих добрых друзей. На моем пути осталось много могил старых товарищей, много воспоминаний о них. Я решил, что Лутапьо ожидает платы за гостеприимство, и не замедлил ее предложить, но он отказался от вознаграждения. Он пригласил меня ехать с ними до озера, там, в этой лесистой пустыне, они должны сделать кое-какие свои дела, что займет некоторое время. А дела их были связаны с холмом духов, где царствовала Лухи, Хозяйка Северных Земель. Это священное место — узкая пещера в крутом ледяном откосе горы, скрытая и охраняемая тесно растущими, переплетенными между собой деревьями. В двух каменных чашах по обе стороны от входа трепетало синее с красным пламя. На ветках деревьев покачивались гладкие медвежьи черепа, отражая мрачные отблески огня. Северяне поставили две палатки рядом с входом и разожгли два больших костра, им приходилось беспрерывно бегать в поисках дров для поддержания огня. Олени на привязи принюхивались и фыркали. Забавно, я приблизился к пещере, но Лутапьо запретил мне входить в нее. Я слышал пение трех женщин. Одна из них солировала, другие подпевали. Песня, постепенно нарастая, превратилась в крик боли, потом наступила тишина, нарушаемая приглушенными рыданиями и хрустом ломаемого дерева. Потом все повторилось сначала. Лутапьо утащил меня назад, к теплу костра, и предложил выпить. — Ее зовут Ниив. Возможно, она захочет поговорить с тобой, а может, и нет. — Он не стал объяснять, от чего зависит ее решение. — Ее отец погиб в озере совсем недавно. Это был великий колдун-странник, его дух принимал в себя многих животных, но лучше всего у него получалось с медведем. Ниив — старшая дочь мага. Старшего сына убил волк-оборотень. Юхан, его младший сын, не хочет принимать на себя колдовскую силу отца. Вот поэтому Ниив здесь, а с ней ее сестры. Она хочет спросить Лухи, может ли она забрать себе чары отца. Чтобы сделать это, ей нужно на время превратиться в него, пройти через его боль, его жизнь и его смерть. Как слышишь, они уже подходят к концу. Ей, должно быть, очень страшно. — А если Хозяйка Северных Земель скажет — нет? — Ниив не отступится, — бесстрастно ответил Лутапьо, показывая на канаву, прорытую в снегу до самой мерзлой земли. Место было помечено шестом, к которому привязали янтарное ожерелье. — Надеюсь, Хозяйка ей не откажет, — предположил я. Несколько человек засмеялись, и Лутапьо вместе с ними, он сказал: — Насколько я знаю Ниив, Лухи сделает все, что она захочет. — Далеко отсюда до озера? — Пять привалов, может быть, шесть, если не поторопишься. Юхан и Ниив проводят тебя. У озера полно чужеземцев, среди них немало чародеев. Там просто смердит от зелий, заклятий и дерьма. Так что будь начеку. Хотя ты и сам это знаешь. Я поблагодарил Лутапьо и заверил его, что подготовился к трудностям, которые ожидают меня. Шесть привалов, так он сказал, — наверное, он имел в виду сон, то есть ночь. В стране, где ночь длится полгода, слово «день» теряет свое значение. Теперь я примерно знал, сколько времени мне добираться до места, к тому же путь оказался короче, чем я ожидал. Из священной пещеры Хозяйки Северных Земель задул ледяной ветер. Наши костры стало прибивать к земле, искры полетели к туго натянутым палаткам, но быстро гасли на смазанной вонючим жиром поверхности шкур. Вскоре появились три женщины, они бежали, пригнувшись к земле. Из-под ярких шарфов, которыми они прикрывали лица, оставляя открытыми только сверкавшие в свете костра глаза, слышался смех. Женщины пронеслись мимо и, нырнув под низкий полог, скрылись в своей палатке. Смех стал еще громче, потом они запели, но на этот раз три красивых, ликующих голоса слились и звучали очень мелодично. Ниив почувствовала в себе какую-то часть колдовского дара ее отца и радовалась этому. Лутапьо и его спутники забрались в палатки спать. Я посидел еще немного у огня, раздумывая, стоит ли связываться с Хозяйкой Северных Земель. Конечно, я о ней слышал, ее власть ощущалась повсюду. Но я никогда с ней не встречался. Мои неспешные размышления пришлось прервать: одна из женщин вышла из палатки, посмотрела в мою сторону, потом подошла ближе. Она опустилась на колени, ее пышные юбки выглядели очень живописно на снегу. Красную шерстяную шапочку она натянула по самые глаза, шарф скрывал лицо. Через оставшуюся щелочку на меня смотрели голубые глаза. Я смутился под их пристальным взглядом. Она поймала меня, словно рыбу на костяной крючок, я был очарован. Мне казалось, что эта женщина меня знает. В таком положении мы оставались целую вечность. Я вертел в руках горящие факелы, а она, медленно хлопая в ладоши, пристально глядела на меня. Неожиданно женщина заговорила: — Ты один из тех, что следуют предначертанным путем. Так? Я изумился такой проницательности и ответил: — Да, а как ты догадалась? — Седовласая Лухи научила меня видеть суть. Ты нарушил ее покой. Я не могу рассмотреть твое лицо из-за бороды. Интересно, кто ты? Я это выясню. Ты направляешься к озеру. Она не спрашивала, но я все равно ответил: — Да, я ищу корабль. — Я выясню, кто ты такой, — повторила она с легкой угрозой, потом поднялась на ноги, стряхнула снег с юбок и нырнула в свою палатку. — Я бы сам сказал, если бы ты спросила, — пробормотал я ей вслед, когда женщина скрылась за шкурами своего жилища. Когда все проснулись, Юхан дал мне свежего оленя и помог забраться на него. Седло было неудобным, ноги приходилось держать слишком широко. Три сестры смеялись под своими шерстяными масками, потом слегка насмешливо предложили мне — они скорее дразнили меня, чем пытались оскорбить — ехать следом за ними по заснеженному бездорожью. Мой олень помчался следом. Поскольку я держал в руках еще и поводья моих лошадей, то чуть не вылетел из седла, но удержался и затрусил за веселящимися женщинами, все время подпрыгивая в седле. Оставив северное сияние у себя за спиной, мы пробирались через унылый лес на юг, стараясь двигаться по чужим колеям и следам. Путешествие было утомительным, но я, чувствуя приближение рассвета, готов был ехать без остановок. Мои проводники, однако, предпочитали делать привалы. Они спешивались, немного болтали и что-то ели. Меня подобные задержки раздражали. — Чтобы добраться быстрее, одного желания мало, — дразнила меня Ниив. Она доедала остатки соленой рыбы. Как она мне объяснила, ей было запрещено есть мясо, потому что она дочь шамана. Скоро ей предстоит принести жертву на могиле Госпожи Похйолы, и та что-нибудь предпримет, если сочтет нужным. Пока, по мнению Ниив, все шло хорошо. Юхан был ее старшим братом, защитником, но прекрасно понимал, что она сама себе хозяйка. — Я должен защищать ее от волков и медведей, — улыбаясь, сказал он. — А она предпочла бы с ними танцевать, и, наверное, так и будет. Поскольку рыбу нам не давали, мы с Юханом жевали длинные полоски оленьего мяса, такие несвежие, что я чуть не спросил, уж не кишки ли утопленника я жую. Но другой еды не было, поэтому я промолчал. Чтобы отвлечься, я наблюдал за женщиной, которая с жадностью жевала рыбу. Вокруг ее губ образовывались кристаллики льда и соли. Она наблюдала за мной с таким любопытством, что я начинал нервничать, а она это заметила. С ее лица не сходила понимающая улыбка. — Это озеро — самое опасное место во всей Похйоле. За исключением разве что Туонелы, черного озера. Ты знал об этом? Я знал, что озеро таит опасности, но не более того, и еще я знал, что оно скрывает в своих глубинах кричащий корабль. Я чувствовал, что это моя старая галера, затонувшая по своей воле, с моим добрым другом на борту, но говорить не стал. Я знал про озерного водяного, но что-то в тоне женщины заставило меня призадуматься. Возможно, мне придется тряхнуть стариной и вспомнить о своих талантах. Она продолжила: — Еще летом заклинатели целую неделю просидели у его вод, распевая свои заговоры, они пытались умилостивить Енааки, старого водяного, чтобы тот позволил им спуститься в озеро. Иногда он хватает кого-нибудь из них и утаскивает к себе. Но зимой он обычно разрешает посещения. Тебе нужно захватить с собой внутренности целого оленя или лошади — он ими питается. Иначе Енааки не пустит тебя в свое логово. Ты знал об этом? Я не знал. Если бы я знал, что требуется подношение, то обязательно купил бы оленя. Я не мог трогать лошадей. Ниив с удовольствием просвещала меня: — Сто войтази, зубастых духов, охраняют затонувшие корабли. Дворец Енааки — настоящий лабиринт, бревна связаны между собой водорослями, а крыша сделана из человеческих костей. Он тянется на много миль, и в нем царит темнота. Настоящего дна у озера нет, его заменяет крыша дворца со множеством отверстий и ловушек. Если водяной захочет тебя схватить, он сделает это так быстро и утянет тебя так глубоко, что твой дух не успеет понять, что к чему. — Я позабочусь о хорошем угощении для него. — Постарайся. — Она пристально посмотрела на меня и нахмурилась. — Енааки давным-давно съел твоего друга, а кричит его дух. — Если это так, я напрасно теряю время. Наконец я понял смысл ее слов. Она с легкостью догадалась, что я пришел сюда не почтить память друга, а в надежде, что тот еще жив и что это из-за его воплей озеро назвали Кричащим. — Но я так не думаю, — осторожно заметил я. — Почему? — Потому что корабль должен был защитить его. Этот корабль не по зубам даже Енааки. — Если это тот корабль, — усмехнулась она. — И если это тот друг. — Да. — Сколько тебе лет, Мерлин? Скажи. От нетерпения она подалась вперед. Ее дыхание было свежим, несмотря на то что она питалась рыбой. Инстинктивно я тоже потянулся вперед и едва не коснулся носом ее носа, нас потянуло друг к другу, словно двух влюбленных. Я чуть не сказал ей правду. Она была так неодолимо очаровательна и так красива, что только отсутствие подходящих слов остановило меня и не позволило рассказать ей, как тысячи и тысячи лет я хожу по кругу, оказываясь то в реальном мире, то в потустороннем. — Я старше, чем выгляжу, — неуклюже ответил я. — Понятно. Слишком часто твое лицо напоминает лицо черепа. Ты, должно быть, умер очень давно. Уже тысячи раз умирал. Расскажи, как тебе удается сохранять молодым свое тело? — Лучше спроси у моей молодости. Она очень давно прошла. Женщина обдумала ответ, потом коснулась моего носа, но не своим изящным пальчиком, а последним кусочком соленого окуня. — Не думаю, что прошла, — шепнула она. Она вскинула голову, улыбнулась покрытыми солью и снегом губами и натянула на лицо шарф, решив вернуться в палатку и поспать, но задержалась у костра. Юхан уставился на меня, его челюсти трудились, пытаясь разжевать кусок вяленого мяса. Он мало что понял из нашего разговора. — Если ты и найдешь своего друга целым, а не разрубленным на кусочки на кухне у Енааки, как ты вернешь его на сушу? Лутапьо говорил, что лед здесь толщиной в человеческий рост. Он сомкнется над твоей головой в считаные секунды. Еще одна попытка удовлетворить свое любопытство. Вопрос только казался невинным, на самом деле Юхан пытался выведать мои секреты. Ему я сказал: — Спроси меня еще раз через несколько привалов. Я должен добраться туда первым. Мне нужно узнать правила игры. — Я почувствовал голод и попросил: — Дай мне оленьего мяса. Юхан не понял: — Оленьего мяса? Я показал на коричневые ссохшиеся кусочки в его руке. Он засмеялся и отрицательно покачал головой: — Это не олень… А ты думал — это олень? Если бы… — Он посмотрел на свою еду. — У меня желудок сводит, когда я вспоминаю, что это такое. — Извини! — торопливо прервал я его. — Не надо говорить. Он передал мне кусочек отвратительного мяса. А Ниив, наблюдая, посмеивалась, прикрывшись шарфом. |
||
|