"Темный рай" - читать интересную книгу автора (Хоуг Тэми)Глава 24Остаток дня униженная и оскорбленная Саманта провела в своей комнате, отказываясь впустить туда Брайса. Он говорил с ней через закрытую дверь, уверяя, что все образуется, что ей не следует прогонять его. Но Саманта, зарывшись лицом в подушку, хранила молчание, и Брайс в конце концов удалился. Саманта прорыдала до тех пор, пока не почувствовала, что это может плохо для нее кончиться, после чего уснула тяжелым, глубоким сном без сновидений. Когда она проснулась, солнце уже скрылось за горами, и комната была полна сумраком и тенями. Как только сознание вернуло ее в реальность, Саманта закрыла глаза. Припомнилось сразу все: ее неудачное замужество, пьяный, спотыкающийся Уилл на террасе, то, как он ударил Брайса и каких мерзостей наговорил ей и про нее. Возьми мою жену… Черт, мне она никогда даром была не нужна! Глаза Саманты защипало, горло сдавил спазм, но слез не было. Она выплакала их все. Более несчастной Саманта никогда еще себя не чувствовала. Бедная, глупая девчонка! Решила, что сможешь притвориться другой, да ? Тупоумная мечтательница! Повзрослей, Саманта. Повзрослей и посмотри, кто ты есть на самом деле. Дрожа от самобичевания, Саманта встала с постели и посмотрела на себя в огромное зеркало в резной оправе, висевшее над белым бюро из сосны. Отражение было не из приятных. Даже слабое освещение не Могло скрыть следов недавних рыданий. Нанесенный с такой тщательностью макияж размазался по вспухшему лицу. Элегантное шелковое платье измялось. Прическа растрепалась, волосы спутались. Куда-то запропастилась одна серьга. Саманта выглядела жалкой. Она и чувствовала себя жалкой. Неудивительно, что Уиллу она не нужна. Наивная и глупая. Друзья Брайса, наверное, сейчас смеются над ней там, внизу. Бедная, недалекая официанточка с мальчишескими ухватками, возомнившая, что сможет вращаться в кругу богатых и красивых людей! Дыхание сбилось от подступивших к горлу новых спазмов рыданий, и она отвернулась от зеркала. Внутри Саманта ощущала пустоту — боль и пустоту, Плечи ее опустились, и вся она согнулась, точно старуха. Саманта подошла к выходившему на бассейн окну и прислонилась лбом к холодному стеклу. Подводные огни уже зажглись, но никого из гостей Брайса у бассейна не было. Саманта подумала, не собрались ли они все внизу и нельзя ли будет ей как-нибудь незаметно проскользнуть мимо них и потихоньку покинуть дом. Время пребывания Золушки на балу истекло. Давясь сухими рыданиями, Саманта собрала все наряды, купленные для нее Брайсом, и повесила их в шкаф. Она сняла оставшуюся серьгу, ожерелье и браслеты, после чего отправилась в ванную комнату, где смыла весь макияж и остатки аромата духов. Саманта заплела волосы в привычную «рабочую» косу, завязав ее красной лентой, извлеченной из собственной сумочки. Потом она натянула на себя старенькие джинсы, но тут остановилась, задумавшись, стоит ли надевать белую оксфордскую рубашку. Рубашка принадлежала Уиллу. Сжав в кулаках тонкую материю, Саманта потерла пальцами мягкий, ношеный воротник и поднесла его к лицу. Ей казалось, что она все еще может ощутить запах Уилла, почувствовать тепло его тела. Но теперь она поняла, что больше это не получится. Уилл ушел из ее жизни. Рубашка, быть может, все еще принадлежит ему, но Саманта уже нет. Уиллу она не нужна. И никогда не была нужна. Сердце Саманты заныло. Сложив рубашку, она положила ее в ящик комода, выбрав вместо нее белую шелковую футболку — самое простенькое из того, что она могла взять с собой. Желая оставить как можно меньше следов своего пребывания в этой комнате, Саманта разгладила покрывало на постели и вымыла ванну. Она просто ускользнет из дома, из жизни живущих в этом доме людей, и вернется к тому, что осталось от ее собственной жизни. Убогий домишко, ржавый автомобиль и щенок. Придется одолжить машину. Или, возможно, ее подбросит кто-нибудь из рабочих… — Саманта? — послышался за дверью голос Брайса. Похолодевшая Саманта на негнущихся ногах, чувствуя, что сердце бьется где-то в районе горла, направилась к двери. Она не хотела видеть Брайса и как-то не думала, что ей придется снова с ним столкнуться. Возможно, если она снова не ответит на его призыв, он… — Саманта, я знаю, что ты уже проснулась. Я слышал, как ты бродила по комнате. Открой дверь, дорогая. Я принес тебе кое-что на ужин. Нам нужно поговорить. — Я… я не знаю, что сказать, — пробормотала Саманта. — Тебе и не надо ничего говорить, — ласково сказал Брайс. — Ты будешь просто есть, а я буду говорить за нас обоих. Идет? «Он слишком добр», — кусая губы, подумала Саманта. Поколебавшись еще мгновение, она открыла дверь. На пороге стоял Брайс с подносом. Единственными видимыми признаками его борьбы с Уиллом были синяк и порез на щеке да свежие ссадины на костяшках пальцев правой руки. Нижняя губа была рассечена и распухла. Брайс долгим критическим взглядом оценил наряд Саманты и лишь слегка хмыкнул. — Я подумала, что мне осталось только уйти, — призналась Саманта и приглушила свет лампы, чтобы Брайс мог заниматься своим делом, не видя при этом ее заплаканных глаз и припухшего лица. Поставив поднос на небольшой круглый столик у окна, Брайс занялся сервировкой — снял с подноса салфетку и наполнил два бокала вином. Он предусмотрел подобную реакцию Саманты на происшедшее. Унижение было слишком тяжелым для хрупкого «эго» девушки. Рафферти еще заплатит за это. И расплачиваться он будет долго и мучительно. Парень держал в руках прекраснейшую розу и безжалостно сломал ее. — Почему ты решила уйти, дорогая? — ласково спросил Брайс. Саманта уставилась на него со смутным чувством, что она все еще не очнулась от сна. Тон Брайса был спокоен и участлив, будто ничего вообще не произошло. — Ну… после того, что случилось днем… я просто подумала… Повернувшись к Саманте, Брайс одарил ее самой теплой и понимающей улыбкой — отеческой, по его собственному мнению. — Ты в этом не виновата. — Уилл — мой муж… — Уилл болван! Он не имел никакого права являться сюда. Он не смеет говорить тебе такие вещи! Саманта проглотила подступивший к горлу комок. — Я его жена. — Уилл тебя не достоин. — Наклонив голову, Брайс подошел к Саманте, легко читая ее чувства по ясным карим глазам. Он осторожно извлек руки Саманты из карманов джинсов и заключил ее пальцы в свои сухие ладони. — Он не твой владелец. «Ты ему не нужна», — добавила про себя Саманта. Она не могла быть женой человека, отказывавшегося быть ее мужем. Она — не жена. У нее никого нет. У нее ничего нет! Новая волна слез наполнила глаза Саманты, и губы ее задрожали. Улыбнувшись, Брайс привлек Саманту к себе и обнял. — Саманта, он не стоит твоих слез. У него был бриллиант, а он его выбросил. Тут его потеря, а не твоя. Саманта прижалась к плечу Брайса и разрыдалась так, словно настал конец света. Брайс подумал, что для Саманты это конец ее прошлой жизни, сгоревшей как дешевая рождественская мишура. Словно, разбив скорлупу старого мирка, она выходит в новый, большой, лучший мир. Его мир. Брайс любил сравнения. Саманта была для него прекрасным птенцом в цветущем раю. И он введет ее в этот рай и всему научит. И она будет его. — Про… прости… те, — всхлипнула Саманта, пытаясь отстраниться от Брайса. С детства ей внушали, что нельзя плакать перед людьми. А она уже второй раз рыдала при Эване Брайсе, хотя знала его всего несколько дней. Брайс позволил ей отклониться лишь настолько, чтобы самому иметь возможность стереть подушечкой большого пальца слезы со щек Саманты. Его широкий рот снова расплылся в нежной улыбке, и он поймал взгляд девушки. — В таком случае я удостоился великой чести, — промурлыкал он. — Тебе уютно со мной. Ты мне веришь. Для меня это очень много значит — быть твоим другом. Саманта, я желаю тебе только добра. Саманта посмотрела в его сияющие добрым светом глаза и почувствовала, как на душе отчаянно заскребли кошки. Она ему нравится. Он думает о ней, как о друге. — Мне нужен друг, — прошептала Саманта. — Я здесь! — Брайс медленно привлек девушку к себе и снова обнял, гладя рукой ее волосы. Другая рука гипнотизирующе, ритмично поглаживала ей спину. — Я здесь, — прошептал Брайс и потерся губами об ухо Саманты. — Я буду всем, что тебе нужно. Саманта обняла Брайса, и он повлек ее в ленивый, медленный танец, все теснее прижимая к себе, Внешний мир погрузился в глухую, непроглядную черноту. Время исчезло, обратившись в нереальный, туманный мир. И Саманта пустилась в плавание по этому миру. Связав себя со своим новым другом, она позволила своим мыслям раствориться в сладкой мгле. Губы Брайса снова прикоснулись к виску Саманты, поласкали ее ухо. Я буду всем, что тебе нужно… Я дам тебе все… Я люблю тебя… Саманта, как сухая губка, впитывала в себя слова нежности. Она сама не понимала, действительно ли их произносит Брайс или же ей просто до боли хочется услышать эти слова от кого-нибудь вообще. Не во сне ли все это? Прежде такое бывало с ней только во сне. — Я люблю тебя, — прошептал Брайс, целуя Саманту в щеку и краешек губ. Она почувствовала его желание. — Мы не можем, — прошептала Саманта, но даже не шевельнулась, чтобы отстраниться, медленно дрейфуя в тумане мечты. — Можем, — промурлыкал Брайс. — Я люблю тебя, Саманта. Позволь мне показать тебе, как. Саманта подумала, что ей следует остановить Брайса, Но не могла. Она так долго не испытывала этого чувства, была так одинока! Она заглянула в горящие странным светом глаза Брайса: — Ты правда меня любишь? — Да, — ответил Брайс и в какой-то момент сам поверил в это. — Ты ее трахнул, да? — Шерон гневно выплюнула сознательно выбранное, резкое, гадкое слово, которым только могла описать случившееся. А в происшедшем она не сомневалась. Брайс не удостоил кузину ответом. Он стоял у большого окна в элегантной гостиной и смотрел в ночь. Он действительно едва обращал внимание на присутствие Шерон. Брайс пребывал в эйфории; тело его словно наполнила новая, неведомая энергия, заставив чувствовать, как в нем бьется мощь жизненных сил. Голова кружилась от стремительно сменявших друг друга идей и планов. Но Шерон в них места не было. Подобную идею Шерон уж никак не могла принять с благодарностью. Разъяренной тигрицей она металась по полутемной комнате. В тусклом свете бра глаза ее пылали гневом. — Она такая милая! — проворковал в черное пространство окна Брайс, охваченный необычайным умилением. — Просто не верится, до чего она была мила и желанна. Восторг Брайса бичом хлестнул по самолюбию Шерон, ранив ее в самое сердце. Она не умела быть «милой». Зато она прекрасно знала, что такое желание. Сейчас Шерон больше всего желала оторвать Эвана от его пассии. Если он слишком увлечется девчонкой, то просто вышвырнет Шерон вон. Мысль напугала ее, но Шерон никогда не показывала страха кузену. Никогда! — Все мы желанны, — выдохнула она, прижимаясь к Брайсу и давая ему возможность почувствовать свои полные груди под тонкой материей черной шелковой пижамы. Шерон принялась тереться о Брайса, точно кошка, и попыталась прикоснуться к нему сквозь плотную материю джинсов. Брайс отвернулся и отошел, не проявив ни малейшего интереса к ее поползновениям. Паника тяжелой рукой схватила Шерон за горло, и ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы не выдать страха. — Если она была так уж хороша, что ты делаешь здесь? Брайс остановился у бара, задумавшись, не пропустить ли стаканчик, но тут же отказался от этой идеи. Ему не хотелось, чтобы что-то смешивалось с его возвышенным состоянием, могло бы замедлить полет мысли. Он чувствовал себя бриллиантом — сверкающим, твердым, мощным. — Она такая хрупкая, — сказал он. — Но ей не хватает утонченности. Возможно, она себе на уме. Если я стану надоедать ей своей страстью, это может оттолкнуть ее. — Поглаживая щеку, Брайс уставился невидящим взором в пространство и довольно улыбнулся собственной сообразительности. — Утонченность. Это счастливый билет. — А как насчет того, чтобы сделать утонченной меня? — Выдавив из себя улыбку, Шерон снова подошла к Брайсу. В голосе ее послышалась легкая дрожь отчаяния. Она надеялась, что Брайс этого не заметит. В груди все сильнее и сильнее сжималась какая-то пружина. — Не сегодня, — нетерпеливо отмахнулся Брайс, снова отходя от Шерон, уже второй раз за вечер. Даже не взглянув на нее. Не прикоснувшись, не пообещав, что это будет завтра. Пружина сжалась сильнее. — Не сегодня? — выкрикнула Шерон голосом, вибрирующим гневными нотами. Обойдя белый кожаный диван, она преградила Брайсу путь к окну. — Ты намерен сохранить себя для своей драгоценной принцессы-девственницы? Ведь так? Брайс окинул ее холодным, безразличным взглядом: — Поди после этого разберись с женской логикой. Стоя на этом же самом месте, ты уговаривала меня переспать с Самантой. — Ты — подонок! — Вопль потерявшей над собой контроль Шерон теперь уже походил на рев дикого зверя. — После того, кем я была для тебя! После всего, что я для тебя сделала! — Брайс попытался опять отвернуться от Шерон, но она в ярости вцепилась пальцами в его руку, стараясь удержать его, а другой рванула на груди пижаму, обнажая грудь. — Посмотри на меня! Посмотри на меня, черт тебя побери! Брайс посмотрел. Без желания. Без эмоций. Уставившись на Шерон, Брайс поразился увиденному: отчаяние, униженность, развращенность; потрепанная, стареющая проститутка, похоть которой не знала границ. Правда, Брайсу и в голову не пришло, что смотрится-то он в зеркало. Он был выше этого и вне этого. Готовый к новой славе. Возрожденный в глазах юного и чистого существа. Посмотрев в глаза кузине, Брайс сказал без всякого выражения: — Ты теряешь контроль над собой. Шерон отпрянула и запахнула воротник пижамы. Пристыженная, прибитая, потрясенная тем, ради кого ее оставлял Брайс. Остолбеневшая от этой шокирующей мысли. — Я не из тех, кто теряет контроль, — прошептала Шерон. — На себя посмотри. Мозги твои полностью заняты этой девчонкой. Неделю назад ты и не оглянулся бы на нее. — То неделю назад. Теперь я ее знаю и вижу ее возможности. В этом — одно из твоих многочисленных слабых мест, Шерон, — отсутствие дара предвидения. — Нет уж. Я прекрасно предвижу, — с горечью ответила Шерон. — Ты просто одержим ею. Так же, как был одержим Люси… Усмехнувшись, Брайс покачал головой и сказал с поразившей Шерон желчностью: — Нет. Ты не права. Это совершенно другой случай. Пристально всмотревшись в Эвана, Шерон наконец прочла в его глазах незнакомую ей доселе эйфорию. — Ты ведь думаешь, что влюбился в нее, да? — прошептала она, едва выдавливая из себя малознакомые слова. Шерон почувствовала, как мир вокруг нее рушится. Мысленно она попыталась остановить это крушение. У нее было достаточно рычагов для того, чтобы не дать Брайсу себя бросить, достаточно информации о нем, способной превратить Шерон в ближайшего союзника или злейшего врага. Если ее вынудят, она способна сокрушить Брайса. Но Шерон не могла заставить его полюбить себя. Она никак не предполагала, что ее кузен способен на романтическую любовь. Брайс, не оглядываясь, прошел к двери и погасил свет. — Не думаю, что точно знаю, люблю ли ее. — Знай: она тебя бросит. — Шерон постаралась снова стать спокойной и продемонстрировать чувство собственного достоинства с элементами цинизма. — Стоит ей узнать, чем ты на самом деле занимаешься, как она тут же тебя возненавидит и сбежит. — Нет, — чувствуя себя всемогущим, пробормотал Брайс. — Я этого не допущу. Мэри вздрогнула и очнулась от тяжелого, страшного сна с бешено бьющимся сердцем, не соображая, где она. Темнота, холод, сырость. Мэри сидела… на веранде дома Люси. Глубоко вдохнув ночной воздух, она крепко обхватила себя руками. Глаза постепенно привыкли к темноте и уже различали знакомые очертания: перила веранды, высокие сосны, силуэты лам на пастбище у ручья. Мэри приехала из города, чтобы покормить животных. Лишь на минутку присела в кресло на веранде, как раз перед заходом солнца. Естественно, она не собиралась спать. Теперь же ощущение одиночества среди дикой природы заставило ее похолодеть, словно она погрузилась в холодную ночную росу. Три человека умерли насильственной смертью в этом темном раю. И каждая смерть каким-то образом коснулась Мэри. И Мэри шла за ними. По доброй воле. Не совсем по тому пути, который предполагала, бросив на заднее сиденье «хонды» свой деловой костюм и распрощавшись с жизнью в Сакраменто. Мэри приехала в Монтану отвлечься, а вместо этого пришлось искать убийцу. Она приехала сюда в поисках дружеских отношений, а осталась одна. Где-то внизу, в долине, завыли койоты. Мэри была одна, но внезапно почувствовала чье-то присутствие, ощутив тяжелый взгляд. В воображении всплыло круглое уродливое лицо Кендала Мортона. Мэри позвонила приятелю, работавшему в ночной смене компьютерной службы Калифорнийского дорожного патруля, и попросила его проверить данные на преступников за последние шесть лет. Не мог ли он связаться с банком компьютерных данных Монтаны (если таковой существует) и запросить сведения на Кендала Мортона? Тяжело вздохнув, приятель разорался было по поводу того, что может лишиться за это работы, но в конце концов обещал разузнать что-нибудь к утру. Кендал исчез из воображения Мэри, и его место занял Дел Рафферти. Еще одно видение из ее сна. Один из подозреваемых. Мэри жалела Дела, но не могла сбрасывать его со счетов. В свое время он научился убивать, и с тех пор война никогда для него не кончалась. Или, быть может, он сменил одну войну на другую: службу стране на службу землям Рафферти? Мэри не хотелось так думать. — Ты спишь, как городская девчонка. Из тени от угла дома отделился Джей Ди — руки в карманах джинсов, плечи сгорблены. Поднимаясь из кресла, Мэри взглянула на него через плечо: — Что ты здесь делаешь? — Какой-нибудь большой горный лев может поиметь тебя на ужин. — Вряд ли, — возразила Мэри, вспоминая прочитанные путеводители по Монтане. — Нет ни одного свидетельства о нападении горных львов на людей в этих краях. — Вероятно, — приподнял бровь Рафферти, — бедный сожранный сукин сын просто уже не мог дать свидетельские показания. Отказавшись от игр, занятая собственными проблемами, Мэри не обратила внимания на его шутливый тон. — Рафферти, я спросила, какого черта ты здесь делаешь? Тебя не приглашали. — Я увидел свет в верхнем окне, — прислонившись спиной к перилам веранды, спокойно ответил Джей Ди. Но чувствовал себя он вовсе не расслабленно. Джей Ди ощущал, как со всех сторон на него усиливается давление чего-то тяжелого и опасного. А Мэри Ли выглядела расслабленной и сонной. Если сейчас прижать ее к себе, тело ее, наверное, будет теплым, нос — холодным, а волосы пахнуть росой и сосной. Но глаза Мэри Ли под густыми бровями смотрели устало, и Рафферти понимал, что сейчас она не пойдет к нему по собственной воле. Он сам этого добился, оттолкнув Мэри Ли от себя. Потому что так было лучше, Потому что он не хотел, чтобы женщина расстроила и разбила его жизнь. Никогда не врешь, Джей Ди ? — Тебя освободили от присмотра за ранчо. Ты больше не отвечаешь за это место. Рафферти пришел сюда вовсе не по обязанности, но он не хотел в этом признаваться. — Привычка, — сказал он. — Отвыкать надо. — Дел сказал, что видел большую рысь у ручья Пять Миль, — сказал Рафферти, глядя на юг, словно рассматривал в темноте среди деревьев крадущееся существо. — Да, пари держу, Дел много чего видит, — гораздо резче, чем сама на то рассчитывала, ответила Мэри, нервно сжимая пальцы. Она полжизни отдала бы сейчас за сигарету. — Не надо, Мэри Ли, — предупредил Джей Ди голосом твердым и усталым. — И без того этот день выдался слишком длинным. Я не хочу говорить о Деле. — Ты еще будешь говорить. Утро у меня началось с того, что я нашла труп. Это задало тон на весь день. Понимаешь, о чем я? Джей Ди рывком оторвался от перил и уставился на Мэри: — Ты что? Мэри смерила Рафферти взглядом, исключающим малейший намек на желание пошутить. — Нашла труп. Вчера повезло тебе, сегодня — мне. — Кто? — Макдональд Таунсенд. Уважаемый судья. Развратник. Кокаинист. Тот Макдональд Таунсенд. Тебе, как и любому мачо, это должно понравиться: он разнес себе голову из «кольта» тридцать седьмого калибра. — Иуда! — Слово сорвалось с губ Джея Ди вздохом облегчения. Он прищурился и внимательно вгляделся в бледное лицо Мэри Ли. — Ты в порядке? Мэри сунула руки в карманы жакета и гордо вздернула подбородок, точно Рафферти задел чувство ее достоинства. — Вряд ли в скором времени я смогу есть овсянку. — Иуда, — снова пробормотал Джей Ди. Он отдал должное Мэри Ли за то, что та тут же не сорвалась в пересказ всей истории. Большинство женщин именно так и поступили бы. Но Мэри Ли лишний раз напомнила ему, что она — не из «большинства». Она «редкость» — в данном случае как раз такая, как он и ожидал увидеть… или хотел видеть. — Где ты его нашла? — хрипло спросил Рафферти, отступая. Мэри кашлянула, откинула волосы и уставилась в доски пола. — В кабинете. Я приехала поговорить с ним о Люси. Думала, он знает что-нибудь. Они же были любовниками. Мне кажется, Люси могла шантажировать Таунсенда. Мэри бросила взгляд на Рафферти, проверяя его реакцию. Но тот и бровью не повел в ответ на это предположение. Он ожидал от Люси чего-то в этом роде, по крайней мере, всегда считал, что шантаж — самое распространенное хобби среди людей, подобных Люси и ее компании. — Таунсенд… — Рафферти сосредоточенно свел брови, на переносице его залегла глубокая морщина. — Он ведь приятель Брайса? — Бывший. А что? Джей Ди не ответил. Он просто стоял и потирал большим пальцем нижнюю губу, соображая. Покинув Дела, на обратном пути он проехал вдоль ручья Пять Миль — проветрить мозги, а заодно проверить, нет ли там действительно следов рыси-фантома. Ручей протекал по узкой полоске земель лесничества, служившей границей между землями Рафферти и Брайса. На густо заросших лесом берегах ручья среди белого дня царил закатный полумрак, вполне способный создать ощущение покоя и умиротворенности, если бы не висевшее в воздухе странное беспокойство. Джей Ди не рассчитывал обнаружить здесь что-либо стоящее. Разве что несколько пикапов — не более. Район глухой, труднодоступный. Следов туристов или бродяг здесь не было. И то, что Рафферти обнаружил на берегу ручья, нельзя было отнести к следам воскресного пикника. Многочисленные следы лошадей и собак. Останки того, что еще неделю назад, или около того, было большой, сильной охотничьей собакой лежали на берегу, наполовину погруженные в ручей; тело болталось и покачивалось в стремительном потоке крутящейся и огибавшей его воды. Рафферти вытянул труп на берег, предоставив природе позаботиться о его «кремации». Тело настолько разложилось, что трудно было определить, как пес встретил свой последний час. Джей Ди вспомнил рассказ Дела о большой рыси и задумался. Лошади, собаки, окурки и стреляные гильзы. Следы охоты. Но сейчас был не сезон. Охота на рысей запрещена круглый год. Существовали, конечно, проводники, обещавшие охотникам за определенную плату выIвести их на «большую кошку». В штате Монтана браконьерство было одним из самых распространенных (и самых доходных) преступлений. Лошади, собаки, следы охоты. И к северу от Пяти Миль расположен частный рай Эвана Брайса. Брайс — спортсмен. Брайс — игрок. Брайс, который был другом застрелившегося судьи Таунсенда, любовником убитой Люси и клиентом покойного адвоката Даггерпонта. — Я сама принесла это известие Брайсу, — сказала Мэри. — Новость его потрясла. — Она выкатила глаза и изобразила кислую гримасу. — И что он сделал? — Устроил соответствующую шумиху, но сердце его было занято явно не смертью судьи. Вообще-то, мне кажется, ему все это было до лампочки. Он оставался абсолютно спокоен, пока на ранчо не заявился Уилл и не испортил вечеринку. Тогда он заговорил о «неподходящем моменте». — О Господи! — простонал Джей Ди, запустив пальцы в короткие черные волосы. Топнув ногой, он схватился за шею, будто тщетно пытался стащить с нее удавку. — И что было дальше? — Уилл дал Брайсу пару раз по роже и сказал пару ласковых Саманте. Та в слезах убежала в дом, а Брайс сломал стул о ребра Уилла. У него оказался жуткий темперамент. Не хотела бы я попасть ему под горячую руку. — Тебе вообще не следует ему попадаться. — Да, только кто бы об этом говорил. Мэри отвернулась, явно собираясь уйти, но Джей Ди поймал ее руку и гневно шагнул к ней. — Послушай, Мэри Ли, мне все это не нравится. — А мне не нравится, когда ты указываешь мне, что делать! — набросилась на Рафферти Мэри. Она чувствовала себя так, словно не спала несколько дней, а теперь ее сдержанный темперамент раскручивался слой за слоем, обнажая клубок нервов, которые Рафферти теребит всякий раз, как только оказывается рядом. — Насколько я могу судить, ты не игрок в этой игре, ковбой. Вчера вечером ты достаточно ясно дал это понять. И до этого, и еще раньше. Единственное, что тебе требовалось от Люси или от меня — это секс и этот участок. Тебе и сейчас ничего не нужно, и потому ты считаешь, что твоя хата с краю. Бандит. Ты не хочешь, чтобы я совала нос в обстоятельства смерти Люси. Ты не хочешь, чтобы я поговорила с твоим чокнутым дядюшкой. Ты не хочешь, чтобы я ошивалась около Брайса. В общем, знаешь что, Рафферти? Если не хочешь говорить со мной на равных, так убирайся к чертовой матери из моей жизни! Джей Ди молчал. Он стоял на веранде и смотрел, как Мэри скрылась за дверью. Несколько минут спустя, по ту сторону дома, она завела свою «хонду» и, газанув так, что из-под колес полетел гравий, выехала со двора. |
||
|