"Самая легкая лодка в мире" - читать интересную книгу автора (Коваль Юрий Иосифович)Глава XXVIII. ПАДЕНИЕ ЖЕЛУДЕЙДолго, очень долго приближалась ко мне Клара. Между нами и было три шага, но, кажется, она сделала все пятнадцать. Она шла ко мне, но то и дело сворачивала в сторону. Уже подойдя вплотную, она завернула, и я думал – пройдет мимо – и уже прошла, уже миновала, – но все-таки схватила меня за руку. Пальцы ее были сухими и слишком горячими для щуки. Взяв меня за руку, Клара повлеклась куда-то, и удивительно, что я поплелся за нею, безвольный и податливый. – Что вам угодно? – сказал наконец я. – Ничего. – Ну я тогда пошел. И я вправду куда-то пошел, но рука моя по-прежнему оставалась в руке Клары. Клара двигалась к лесу, я – к реке, потом она повернула к забору, я направился к сараю. Так вроде 6ы мы и шли куда-то, но и оставались на месте. Она не отпускала моей руки, но поворачивалась ко мне боком, а я к ней все больше спиной. – Поговорим, – шепнула Клара. – Говорить я с вами не намерен. – Почему? – Потому что вы – гидра. Приехала с Орловым, а целуется со мной. – Я приехала к вам. Клара застыла, замерла. Глаза ее то меркли, то переливались. Вдруг она выхватила из волос ромашку и бросила на землю. Бросанье ромашки как-то притормозило меня. Раздражала все-таки эта ромашка, привнесенная летающей рукой. – Возьмите меня в лодку, – шепнула Клара. – Самая легкая лодка в мире – это смысл жизни. Возьмите меня. Клара прикрыла глаза, отчего еще сильней заблистала под ресницами какая-то ртуть. – А как же капитан-фотограф? – Мне надо в лодку, – шептала Клара и тянулась ко мне. – А куда ж я дену капитана? – ошеломленно твердил я и уже тянул к ней губы, подобно степному дудаку, хотя откуда же у дудаков губы, у них же эти, клювья… О господи, не все ли равно – клювья ли, губы, все это ерунда, ромашка, Папашка, борьба борьбы с борьбой… Нет, но поцелуй все-таки странный фрукт – не груша ли он? Впрочем, с чего это, почему это поцелуй – фрукт? Он совсем непохож на фрукт. Кто же он? Не дерево ли? Наконец, обвешанный поцелуями как дуб желудями, я оторвался от предмета неожиданной моей страсти. В двух шагах от нас стоял художник Орлов. Он был потрясен, скомкан и смущен. Древо поцелуев остолбенило его. Остолбененный, глядел он на нас, хотел отвернуться и не в силах был, застигнутый врасплох. – Вы что это? – испуганно сказал он. – Целуетесь, что ли? – Между нами – дерево, – ответил я, полагаясь на головокруженье. – Да нет, почему, пожалуйста, – сказал Орлов. – Приехала со мной, а целуется с тобой. Все правильно. – Орлов, пойми, – сказала Клара, – мы теперь поплывем вместе. Голова моя кружилась, вертелась и таяла. Обремененный желудями, стоял я перед Орловым. Желуди звякали и стукались под ветерком, щелкали друг друга лакированными боками. – Интересно, – усмехнулся Орлов, – меня на лодку не взяли, мешал капитан-фотограф. А тут – никто не мешает. Клара промолчала. Просто и тихо она поцеловала меня в щеку. Это, пожалуй, было лишнее. Я и так уж кренился под тяжестью. Даже самый могучий дуб не может держать на плечах желуди всего леса. Послышался легкий стук о землю. Это сорвался последний лишний желудь. Тут же и несколько собратьев его посыпались с ветвей, позавидовав легкости паденья. – Как у вас просто и быстро, – сказал Орлов. – Меня побоку, капитана – за борт. – Уже плывут, уже мечтают. – В любви всегда так, – ответила Клара. Еще парочка желудей щелкнула об землю. – О любви мы не говорили, – сказал я сбоку. – Мы только целовались. – Поцелуй – это язык любви, – пояснила мне Клара ласково. – Поцелуй – это желудь, – заплетаясь, заупрямился я. – А о любви мы не говорили. Желуди сыпались с меня как какие-то семечки. – Что такое? Что такое? – заволновалась Клара и быстро-быстро стала нацеловывать меня в щеку. Это была диковинная картина – одни желуди нарастали, а другие отваливались. – Нет-нет, меня это не устраивает, – вырывался я. – Только поцеловались – и вот на тебе! – бросай капитана-фотографа, бог знает кого сажай в лодку… Ну ладно, хватит, я пошел… – Куда ты! Постой! – воскликнула Клара, схватила меня за руку. – А ну отпустите его! – послышался грозный голос, и, тупо топая болотными сапогами, из-за забора вырвался капитан-фотограф. В два прыжка он пересек двор, с разгону толкнул плечом Орлова. Потрясенный художник свалился в малину. И тут послышался гулкий, как землетрясение, звук. Качнулась земля под ногами. Это рухнули с дуба остатки желудей. |
||
|