"Луд-Туманный" - читать интересную книгу автора (Миррлиз Хоуп)
Глава 4 Эндимион Хитровэн назначает Ранульфу лечение
На следующее утро мастер Натаниэль проснулся с более легким сердцем, чем того требовали обстоятельства. К нему пришел позор, и не было сомнений, что рассудок и сама жизнь сына находятся в опасности. Но к этому беспокойству примешивалось приятное чувство обретения новой собственности - внезапно вспыхнувшая любовь к сыну, вызвавшая в нем такую же гордость и удовольствие, как когда-то в детстве покупка нового пони. Сюда примешивалось ощущение зыбкости реальности и пластичности фактов, похожих на ядовитые растения, которые можно срывать исключительно по собственному усмотрению. Но даже сорвав, их можно тут же выбросить за ненадобностью.
Ему бы хотелось излить свой гнев на Вилли Виспа. Но прошлой зимой Вилли исчез при загадочных обстоятельствах. И хотя он не получил жалованье за целый месяц, его никто больше не видел.
Однако чувство ответственности, которое родилось вместе с любовью к Ранульфу, заставило его действовать, и он решил пригласить Эндимиона Хитровэна.
Эндимион Хитровэн появился в Луде-Туманном неизвестно откуда тридцать лет назад.
Он был врачом и вскоре приобрел самую большую практику в городе в среде торговцев и беднейшей части населения, так как все семейства из высшего общества отличались консерватизмом и всегда относились к иностранцам с некоторой подозрительностью. Они также считали, что Эндимион Хитровэн пренебрегает общественными условностями, а его чувство юмора часто приводило их в смущение. Например, он мог испугать избранное общество вроде бы нечаянно вырвавшимся восклицанием:
– Жизнь и смерть! Жизнь и смерть! Вот краски, которыми я работаю. Запачканы ли ими мои руки? - И с сухим смешком принимался внимательно их рассматривать.
Однако его искусство врача и глубокие знания были столь бесспорны, что заставляли обращаться к нему в особенно серьезных случаях даже людей, его недолюбливавших.
Среди небогатых клиентов он пользовался безграничным уважением, так как всегда был готов назначать плату, исходя из возможностей их кошелька, а тем, у кого кошелек был пуст, оказывал услуги бесплатно. Он испытывал истинное удовольствие от самого искусства врачевания. Об Эндимионе Хитровэне рассказывали, что однажды ночью его вытащили из постели и отвезли на какую-то ферму в нескольких милях от города, где обнаружилось, что пациент - всего лишь черный поросенок, единственное выжившее существо из всего многочисленного помета. Он воспринял это без тени обиды и после отчаянной борьбы за жизнь детеныша утром смог сказать, что тот вне опасности. Возвратясь в Луд-Туманный и став объектом насмешек за то, что потратил столько времени на такой недостойный объект, врач ответил, что и свинья, и мэр являются рабами одного и того же хозяина и для лечения первой искусства надо не меньше, чем для лечения другого. Затем он добавил, что хороший скрипач играет ради самой музыки и ему все равно, где играть - на деревенской свадьбе или на купеческих похоронах.
Интересы Эндимиона Хитровэна не ограничивались медициной. Родившись не в Доримаре, он, тем не менее, знал почти все о традициях приютившей его страны. Несколько лет назад его попросили написать официальную историю Палаты Гильдий - дворца герцогов до революции, самого знаменитого здания в Луде-Туманном. Этому делу он какое-то время посвящал немногие часы своего досуга.
У сенаторов не было критика более сурового, чем Эндимион Хитровэн. Он был автором большинства шуток по их адресу, ходивших в Луде-Туманном. Но к мастеру Натаниэлю Шантиклеру он, кажется, испытывал личную антипатию и в тех редких случаях, когда они встречались, вел себя почти грубо.
Возможно, его антипатия объяснялась тем, что Ранульф, будучи еще совсем маленьким мальчиком, вывел его из себя. Указывая на него своим пухленьким пальчиком, он произнес:
Когда Шантиклер закричит,
Эндимион Хитровэн убежит.
Когда мать стала ругать сынишку за грубость, он сказал, что этому стишку его научил смешной старичок, которого он видел как-то во сне. Эндимион Хитровэн смертельно побледнел - от ярости, как полагала госпожа Златорада. С тех пор на протяжении нескольких лет он не мог простить Ранульфу его детской выходки.
Но это было много лет назад, и, вероятно, его обида сгладилась.
Мысль о том, что придется рассказать этому выскочке о позоре, случившемся с Шантиклерами, доставляла мастеру Натаниэлю большое страдание. Но если кто-то и мог вылечить Ранульфа, то только Эндимион Хитровэн, поэтому мастер Натаниэль спрятал свою гордыню в карман и попросил врача прийти.
В ожидании доктора мастер Натаниэль мерил шагами курительную (так назывались его личные апартаменты), со всей отчетливостью осознавая весь ужас происшедшего. Ранульф совершил неслыханное преступление - он отведал волшебный фрукт. Если об этом когда-нибудь узнают - а такие вещи рано или поздно становятся известными, - то для общества он погиб навсегда. В любом случае это будет годами сказываться на его здоровье. В воспаленном мозгу мастера Натаниэля билась только одна мысль: Шантиклер отведал волшебный фрукт, малыш Ранульф в опасности.
Слуга объявил о приходе Эндимиона Хитровэна.
В комнату вошел кругленький человечек невысокого роста лет шестидесяти, курносый, веснушчатый, с разными глазами: голубым и карим.
Встретив его пронзительный, слегка насмешливый взгляд, мастер Натаниэль испытал беспокойство, привычное в присутствии этого человека; ему казалось, что тот читает его мысли. Поэтому он не стал ходить вокруг да около, а напрямую сказал, зачем его позвал.
Эндимион Хитровэн присвистнул. Он бросил на мастера Натаниэля почти угрожающий взгляд и резко спросил:
– Кто дал ему эту штуку?
Мастер Натаниэль объяснил, что это сделал служивший у него когда-то парень по имени Вилли Висп.
– Да, Вилли Висп… будь он проклят, этот негодяй, - злобно сказал мастер Натаниэль. И добавил с некоторым удивлением: - Вы его знаете?
– Знаю ли я его? Да, я его знаю. Кто же не знает Вилли Виспа? - ответил доктор - Видите ли, - добавил он, фыркнув, - так как я не сенатор и не купец, я могу общаться с кем захочу. Вилли Висп со своими проделками был просто чумой для города, и жители отнюдь не благословляли его милость мэра за то, что он держал такого мерзавца.
– Ну что ж, если я еще раз его встречу, то изобью до полусмерти, - в ярости выкрикнул мастер Натаниэль, а Эндимион Хитровэн посмотрел на него со странной улыбкой.
– А теперь покажите-ка мне лучше вашего сына и наследника, - сказал он после паузы.
– Как вы думаете… вы сможете его вылечить? - по пути в гостиную спросил мастер Натаниэль сдавленным голосом.
– Я никогда не отвечаю на подобные вопросы, прежде чем не увижу пациента, и далеко не всегда даже после этого, - ответил Эндимион Хитровэн.
Ранульф лежал на кушетке в гостиной, госпожа Златорада сидела там же и вышивала. Она была очень бледна и держалась с несколько вызывающим видом, каждой клеточкой ощущая себя Виджил. Она была полна негодования против обоих Шантиклеров, отца и сына, втянувших ее в этот ужасный скандал.
Пока Эндимион Хитровэн осматривал язык Ранульфа, щупал пульс, задавал по ходу вопросы, касающиеся симптомов, мастер Натаниэль, близкий к обмороку из-за мрачных предчувствий, стоял рядом.
Наконец доктор повернулся к хозяину и попросил:
– Оставьте нас вдвоем. Он будет чувствовать себя свободней без вас и вашей супруги. Докторам всегда следует осматривать своих пациентов наедине.
Но Ранульф в ужасе отпрянул:
– Нет, нет, нет! - кричал он. - Отец! Отец! Не оставляй меня с ним.
И потерял сознание.
Мастер Натаниэль схватился за голову и снова стал жужжать и гудеть, как майский жук. Но Эндимион Хитровэн остался совершенно спокойным. А человек, сохраняющий спокойствие, обязательно останется хозяином ситуации. Мастер Натаниэль почувствовал, что его вежливо, но уверенно выталкивают из собственной гостиной, закрывая дверь прямо перед его носом. Госпожу Златораду постигла та же участь, и обоим не оставалось ничего другого, как терпеливо ожидать в курительной.
– Клянусь Солнцем, Луной и Звездами, я вернусь обратно! - диким голосом закричал мастер Натаниэль. - Не доверяю я этому типу, не собираюсь оставлять Ранульфа с ним наедине. Я возвращаюсь.
– О! Прекрати, Нат! - устало сказала госпожа Златорада. - Пожалуйста, успокойся. Мы не можем запретить доктору пользоваться своими методами.
Плохо скрывая свое беспокойство, мастер Натаниэль с четверть часа мерил комнату шагами.
Гостиная была расположена как раз напротив курительной, их разделял только узкий коридор, и, открыв дверь, мастер Натаниэль услышал доносившиеся из комнаты приглушенные голоса.
Они свидетельствовали о том, что Ранульф уже пришел в себя, что само по себе обрадовало отца.
Но вдруг он весь напрягся, его зрачки расширились, лицо стало пепельно-серым, глухим от ужаса голосом он закричал:
– Златорада, ты слышишь?
В гостиной кто-то пел.
Мелодия была красивая и печальная, а прислушавшись, можно было различить слова:
А может ли доктор вылечить больного?
А может ли волшебник сказать, какая ждет
нас судьба
Без лилий, дубровника и горячего вина?
Только с помощью розы-эглантерии,
И костра,
И земляники,
И водосбора.
– Боже милосердный, Нат! - изображая отчаяние, воскликнула госпожа Златорада - Ну что еще на этот раз?
– Златорада! Златорада! - повторял он хрипло, хватая ее за руку - Разве ты не слышишь?
– Я слышу самую обычную старинную песенку, если ты это имеешь в виду. Я знала ее всегда. Это так мило со стороны Эндимиона Хитровэна взять на себя роль няньки и так по-домашнему возиться с Ранульфом!
Но мастер Натаниэль слышал Звук! Несколько мгновений он стоял неподвижно, и на лбу у него проступили капли пота. Вдруг, обезумев от ярости, он бросился в коридор, забыв, что гостиная заперта. Тогда он выскочил в сад и вломился в комнату через открытое окно.
Сидевшие там были настолько поглощены друг другом, что абсолютно ничего не заметили ни того, как мастер Натаниэль ломился в дверь, ни даже того, что он влез в окно.
Ранульф лежал на кушетке с безмятежным и умиротворенным лицом, а над ним, тихо напевая мелодию, уже без слов, склонился Эндимион Хитровэн.
Заревев, как бык, мастер Натаниэль набросился на доктора и, осыпая его самыми обидными эпитетами, какие только мог вспомнить, включая, конечно же "мать твоя - фея", стал трясти его, как терьер крысу.
Ранульф захныкал и стал жаловаться, что отец все испортил, а ему было так хорошо с док тором.
На шум сбежались перепуганные слуги и принялись колотить в дверь, а госпоже Златораде пришлось влезть через окно, выходящее в сад. Зардевшись от стыда, почти истерически умоляя мужа образумиться, она стала оттаскивать его от Хитровэна.
Он уступил ее мольбам, только когда полностью выбился из сил и, наконец, оставил свою жертву - багрового и еле дышащего от такой яростной встряски доктора.
Бросив убийственный взгляд на мужа, который тоже тяжело дышал, но чувствовал себя победителем, она рассыпалась перед Хитровэном в извинениях. С трудом восстанавливая дыхание, Эндимион Хитровэн упал на стул. Мастер Натаниэль стоял рядом и глядел на него с крайней свирепостью, а Ранульф с побелевшим от страха лицом лежал на кушетке. Наконец доктор встал, слегка отряхнулся, вынул платок и, промокнув им лоб, заметил с коротким смешком без намека на обиду:
– Ну что ж, хорошая встряска - это прекрасная вещь для поднятия тонуса. Благодарю вас… сердечно благодарю за лечение.
Но мастер Натаниэль спросил суровым голосом:
– Что вы делали с моим сыном?
– Что я с ним делал? Я давал ему лекарство. Песнями лечили задолго до того, как начали лечить травами.
– Мне было так хорошо, - стонал Ранульф.
– Что это была за песня? - тем же суровым тоном потребовал отчета мастер Натаниэль.
– Очень старая песня. Няньки пели ее детям. Да вы наверняка знали ее всю жизнь. Как она называется? Вы ведь знаете ее, госпожа Златорада, правда? "Водосбор" - да, это она. "Водосбор".
Деревья в саду шептались с ветром. Кричали птицы. Где-то вдалеке на здании Палаты Гильдий били часы, а в гостиной пахло весенними цветами и ароматической смесью из сухих лепестков.
Мастер Натаниэль немного успокоился. Он провел рукой по лбу и неестественно засмеялся:
– Я… Я, право, не знаю, что на меня нашло. Я так волновался за мальчика, наверное, это и вы вело меня из себя. Мне остается только просить у вас прощения, Хитровэн.
– Не стоит извиняться… совершенно незачем. Ни один доктор, если он чего-то стоит, не станет обижаться на… больного, - и он бросил на мастера Натаниэля веселый, но немного странный взгляд.
Мастер Натаниэль снова нахмурился и выдавил из себя:
– Благодарю вас.
– А теперь, - продолжал доктор, словно ничего не произошло, - мне хотелось бы немного поговорить с вами наедине об этом юном джентльмене. Это возможно?
– Конечно, конечно, доктор Хитровэн, - поспешно согласилась госпожа Златорада, видя, что ее муж колеблется. - Он будет вам крайне признателен, я уверена. Хотя, по-моему, вы очень храбрый человек, если доверяетесь такому чудовищу. Нат, пригласи доктора Хитровэна в кабинет.
Мастер Натаниэль повиновался.
После первых же слов доктора он почувствовал себя успокоенным, и все его недавние страхи мгновенно улетучились. Даже смущение прошло.
А доктор сказал:
– Не горюйте, ваша милость! Я ни на йоту не верю, что ваш мальчик пробовал то, что упоминать не должно.
– Что? Как вы сказали? - радостно засуетился мастер Натаниэль. - Клянусь Золотыми Яблоками Запада! Так, значит, это была буря в стакане воды! Вот негодник, как он нас испугал!
Конечно же, он все время знал, что это не могло быть правдой! Факты не могут быть такими упрямыми и такими жестокими.
Человеку свойственно относиться даже к неприятным фактам с неисправимым оптимизмом, хотя лишь недавно его охватывал ужас перед неизвестным.
Однако, вспомнив о мучительной сцене с Ранульфом прошлой ночью, мастер Натаниэль опять почувствовал, что его охватывает леденящий страх.
– Но… но… - бормотал он в нерешительности, - зачем же тогда эта дурацкая история? С какой целью он ее рассказал? Нет сомнений в том, что мальчик болен душой и телом, и зачем, во имя Млечного Пути, ему понадобилось выдумывать историю о том, как Вилли Висп дал ему попробовать эту проклятую штуку? - Он умоляюще посмотрел на Эндимиона Хитровэна, и во взгляде его читалось: "Таковы факты. Я предоставляю их вам. Будьте милосердны и объясните мне, что происходит".
Что Эндимион Хитровэн и попытался сделать.
– Откуда мы знаем, что это была… "проклятая штука"? - спросил он. - Единственное, что нам известно, это слова Вилли Виспа, а насколько я знаю этого джентльмена, они так же надежны, как… как шаловливый ветерок. Весь Луд знает о его проделках… Он скажет, что угодно, только бы кого-нибудь испугать. Нет, нет, поверьте мне, это одна из его шуток, которую он разыграл с мастером Ранульфом. У меня есть некоторый опыт в этом деле - вы же знаете, у меня обширная практика в порту, - а у вашего сына симптомы другие. Нет, нет, то, что ваш сын отведал волшебных фруктов не более вероятно, чем… если бы вы отведали их сами.
Мастер Натаниэль улыбнулся и с облегчением протянул ему руки.
– Благодарю вас, Хитровэн, благодарю вас, - сказал он осипшим от волнения голосом. - Все это было так ужасно, что я совершенно потерял голову. А вы так добры, что не рассердились за мое чудовищное поведение в гостиной.
На мгновение мастеру Натаниэлю показалось, что он действительно любит этого странного, острого на язык маленького выскочку.
– А теперь, - продолжал он, сияя, - в знак того, что все действительно забыто и вы меня простили, мы должны выпить за здоровье Ранульфа немного чабрецового джина… - И он вынул из буфета два стакана и графин благоухающего зеленого напитка, который остался от вчерашнего ужина.
Несколько минут они с удовольствием молча потягивали джин.
Наконец Эндимион Хитровэн, словно обращаясь к самому себе, задумчиво сказал:
– Да, возможно, это выход. Зачем нам искать другое лечение, если наши предки гнали джин из дикого чабреца? Нет, джин не дикий. Джин из чабреца, из времени, из терновника. Это отрадно.
Мастер Натаниэль что-то промычал. Он очень хорошо понял, о чем говорил Эндимион Хитровэн, но решил этого не показывать. Любое замечание, касающееся поэзии или философии, всегда приводило его в смущение. К счастью, подобные замечания редко звучали в Луде-Туманном.
И он, поставив свой стакан, бодро произнес:
– А теперь, Хитровэн, давайте перейдем к делу. Вы сняли с моей души тяжелейшее бремя, но все-таки мальчик не в себе. Что с ним такое?
Эндимион Хитровэн как-то странно улыбнулся, а потом медленно и спокойно сказал:
– Мастер Натаниэль, а что с вами такое? Мастер Натаниэль вздрогнул.
– Что со мной? - холодно переспросил он. - Я пригласил вас не для того, чтобы проконсультироваться насчет собственного здоровья. Мы, если позволите, продолжим разговор о состоянии моего сына.
Эндимион Хитровэн саркастически прищурился.
– Ну что ж, возможно, я ошибаюсь, - сказал он, - но у меня такое ощущение, что вы, ваша милость, довольно эксцентричны и находитесь во власти каких-то странных фантазий. Знаете, как я называю ваш дом? Я называю его Гнездом мэра. Да, Гнездом мэра!
И, откинув голову, он искренне засмеялся своей шутке, в то время как мастер Натаниэль злобно взирал на него, не произнося ни слова.
– Так вот, ваша милость, - продолжал доктор более серьезно, - если я проявил нескромность, вы должны простить меня… как я простил вас за то, что произошло в гостиной. Видите ли, врач обязан быть внимательным… Он лечит своих пациентов, исходя не из их рассказов, а из того, что замечает сам. Для врача все является симптомами… даже то, как человек раскуривает трубку. Например, однажды ваша милость оказали мне честь быть моим партнером в карточной игре. Возможно, вы забыли - это было несколько лет назад у Пайпаудеров. Мы проиграли. Почему? Потому что всякий раз, когда у вас оказывалась самая ценная в колоде карта - Червовая Лира, - вы тут же выбрасывали ее, словно она жгла вам руки. Подобные вещи заставляют врача задуматься, мастер Натаниэль. Вы чего-то боитесь.
Лицо мастера Натаниэля медленно заливалось краской. Теперь, когда доктор упомянул об этом, он очень хорошо вспомнил, как действительно когда-то не мог держать в руках Червовую Лиру. Для него ее имя каким-то образом было связано со Звуком. Как мы уже знаем, он мог воспринимать самые невинные вещи как табу. Но подумать только, что кто-то мог заметить это!
– Это необходимое вступление к тому, что я должен сказать по поводу вашего сына, - продолжал Эндимион Хитровэн. - Видите ли, я хочу объяснить вам, что, хотя человек и вовсе не подходил к волшебным фруктам, у него могут быть все симптомы того, как если бы он их употреблял постоянно. Погодите! Погодите! Вы слушайте меня! - пытался остановить собеседника доктор.
Ибо, подавив крик, мастер Натаниэль вскочил со стула.
– Я совсем не хочу сказать, что у вас есть все эти симптомы… отнюдь нет! - продолжал док тор. - Но вы же знаете, что бывают ложные имитации многих недугов - состояния, в точности совпадающие со всеми симптомами болезни, и сами доктора часто идут у них на поводу. Вы хотите, чтобы я продолжал говорить о вашем сыне… Так вот, я считаю, что он страдает от мнимого пресыщения волшебными фруктами.
Хотя мастер Натаниэль был еще очень зол, он почувствовал большое облегчение. Такое объяснение его собственного состояния, лишенное всякой тайны и поставленное каким-то об разом на рациональную основу, было благотворно, как лечение. Поэтому он позволил доктору продолжать, больше не перебивая, разве что чисто машинально пожимая иногда плечами, выражая этим недоумение или протест.
– Далее, - продолжал доктор. - Я довольно серьезно изучал воздействие волшебных фруктов на организм, которое мы считаем болезнью. На самом деле оно скорее похоже на мелодию, которую человек не может выбросить из головы. - Его яркие глазки сверкнули. - Воздействие фруктов, мне кажется, лучше всего можно представить, как изменение внутреннего ритма, в котором мы живем. Вы когда-нибудь видели малыша лет трех-четырех, который идет по улице с отцом за руку? Они как будто идут в ритмах совершенно разных мелодий. И хотя они держатся за руки, но расстояние между ними не меньше, чем если бы они находились на разных планетах… Каждый видит и слышит абсолютно разные вещи. В то время как отец спокойно идет к какой-то заранее намеченной цели, ребенок дергает его за руку, без причины смеется, с любопытством оглядывается на какие-то невидимые для нас предметы. Так вот, любой человек, от ведавший волшебных фруктов (простите меня, ваша милость, за то, что я называю вещи своими именами, но человек моей профессии обязан это делать), идет по жизни в ритме совершенно другой мелодии, отличаясь от остальных людей. Совсем как ребенок с отцом. Но кое-кто может и родиться в другой мелодии… Именно таков, мне кажется, случай Ранульфа. Но если он собирается в будущем стать гражданином и приносить пользу обществу, ему, не теряя своей собственной мелодии, нужно научиться ходить в ритме остальных людей. Он не научится этому здесь… пока. Мастер Натаниэль, вы плохо обращаетесь со своим сыном.
Мастер Натаниэль заерзал на стуле и напряженно спросил:
– Так что же вы посоветуете?
– Я бы посоветовал научить его другой мелодии, - быстро сказал доктор. - Отличной от тех, которые он слышал до сих пор, но совпадающей с шагом похожих на Ранульфа людей. У вас в морском порту наверняка есть капитаны или еще какие-нибудь приятели. Разве среди них не найдется честного малого, с разумной женой, у которых мальчишка смог бы пожить месяц-другой? Или, скажем, - продолжал он, не давая мастеру Натаниэлю ответить, - пожить на какой-нибудь ферме, что тоже было бы полезно, - а, возможно, так даже лучше. Сев и сбор урожая, спокойные дни, запахи и звуки, похожие на старинные мелодии, целительный покой ночи… джин времени, джин неторопливости! Клянусь Урожаем Душ, мастер Натаниэль, я бы предпочел быть скорее фермером, чем купцом… Волнующаяся от ветра рожь - лучше моря, и телега - лучше корабля, их груз - слаще и здоровее любого шелка или специй, так как в них - мир и покой для души. Да. Мастеру Ранульфу необходимо провести несколько месяцев на ферме, и я знаю одно местечко как раз для него.
Мастера Натаниэля слова доктора тронули больше, чем ему бы того хотелось. Они были похожи на крик петуха, но без печали. Однако когда он задал вопрос, где же находится эта чудесная ферма, то попытался придать своему голосу безразличие и естественность.
– О, довольно далеко, на Западе, - неопределенно ответил доктор. - Она принадлежит одной моей старой знакомой - вдове Бормоти. Это приятная хлопотунья, она умеет все, что должна уметь женщина, а ее внучка Хейзел - симпатичная, смышленая, трудолюбивая девочка. Я уверен…
– Бормоти, вы сказали? - переспросил мастер Натаниэль. Это имя показалось ему знакомым.
– Да, вы могли слышать его в суде - оно довольно редкое. Она однажды судилась, много лет назад. Кажется, какой-то проворовавшийся работник подал на нее в суд, требуя возместить убытки за то, что ее покойный муж избил его и выгнал после очередной кражи.
– А где находится эта ферма?
– Миль за шестьдесят от Луда, около деревни Лебедь-на-Пестрой.
– Лебедь-на-Пестрой? Так это же совсем близко от Эльфских Пределов! - возмущенно закричал мастер Натаниэль.
– Почти в десяти милях, - невозмутимо ответил Эндимион Хитровэн. - Ну и что из этого? Для фермы, где люди работают, чтобы обеспечить себя всем необходимым, десять миль - это такое же большое расстояние, как сто - в Луде. Однако при данных обстоятельствах я могу понять, почему вас смущает и даже пугает Запад. Ну что ж! Попробую придумать еще что-нибудь.
– Да уж придумайте! - проворчал мастер Натаниэль.
– И все же, - продолжал доктор, - вам совершенно не следует бояться этого района. На самом деле там мальчик будет намного дальше от искушения, чем здесь. Контрабандисты, кем бы они ни были, подвергаются большому риску, привозя фрукты в Луд, и они не станут переводить их на крестьян и батраков.
– Все равно, - упрямо возразил мастер Натаниэль, - я не собираюсь отправлять сына так близко к… определенному месту.
– Месту, которое для Закона не существует, да? - улыбнулся Эндимион Хитровэн.
Он наклонился и в упор посмотрел на мастера Натаниэля. Теперь его глаза были не только проницательными, но и добрыми.
– Мастер Натаниэль, я хочу обратиться к вашему здравому смыслу, - сказал он. - Я знаю, что здравый смысл - это всего лишь лекарство и как всякое лекарство действует недолго. Но, подобно маковому молочку, он часто приносит временное облегчение.
Какое-то время доктор сидел молча, словно заранее выбирая слова. Наконец он заговорил:
– Мы имеем несчастье жить в стране, граничащей с неведомым, а это может породить болезненные фантазии. Хотя мы смеемся над старыми песнями и сплетнями, именно из этих сплетен сплетается наша картина мира.
Он на секунду умолк, чтобы оценить свой каламбур, а затем продолжал:
– Но давайте хоть раз посмотрим фактам в лицо и назовем вещи своими именами. Страна Фей, например… Никто не помнит, чтобы там кто-то побывал. Вот уже для нескольких поколений это запретная земля. И, как следствие, любопытство, невежество и необузданная фантазия, объединив усилия, породили страну, где с золотых деревьев свисают рубины и жемчуг, а жители, ее населяющие, бессмертны и ужасны, так как обладают какими-то неземными способностями, и так далее. Но - и в данном случае я отнюдь не разделяю точку зрения некоего археолога, пользующегося дурной репутацией, - нет ни одной привычной вещи, которая, если на нее посмотреть под определенным углом, не стала бы волшебной. Представьте себе Пеструю или Дол, когда их воды несут на восток отблески закатов. Вспомните осенний лес или боярышник в мае. Майский боярышник - вот вам и чудо! Кто мог представить себе, что это кривое колючее старое дерево может стать таким прекрасным? Что же, все это для нас привычно, но что бы мы подумали, если бы прочитали их описание или впервые увидели? Золотая река! Пламенеющие деревья! Деревья, на которых внезапно распускаются цветы! Для постороннего взгляда Доримар вполне мог бы стать тем, чем является Страна Фей для живущих по эту сторону Гор Раздора.
Мастер Натаниэль вбирал каждое слово, словно нектар. Чувство безопасности бурлило у него в крови, как молодое вино…
От этого пьянящего напитка у него с непривычки слегка закружилась голова.
Эндимион Хитровэн глядел на него с легкой улыбкой.
– А теперь, - сказал он, - может быть, ваша милость позволит мне поговорить о вашем случае. Я думаю, вы страдаете от того, что можно назвать "болезнью жизни". Вы, если можно так выразиться, плохой моряк, и движение жизни сводит вас с ума. Под вами и вокруг вас, везде, со всех сторон вздымается и волнуется, течет, беспрестанно перекатывая волны, великая, неуправляемая и безжалостная стихия, которую мы зовем жизнью. Ее движение проникает вам в кровь, у вас кружится от него голова. Избавьтесь от морской болезни, мастер Натаниэль! Я не хочу сказать, чтобы вы перестали ощущать движение… Чувствуйте его, но научитесь его любить или, если не любить, то, по крайней мере, выдерживать, твердо стоя на ногах и не теряя голову.
На глазах мастера Натаниэля появились слезы, и он как-то застенчиво улыбнулся. В этот момент он, безусловно, чувствовал под собой terra firma* [Твердая почва (лат.).], а нам всегда кажется, что любое наше настроение, пока оно длится, станет постоянным состоянием души. И в этот момент он был убежден - никогда больше он не будет страдать от "болезни жизни".
– Вот и прекрасно, - улыбнулся доктор, - тогда доставьте мне удовольствие вылечить вашего сына. Для меня самое большое удовольствие в жизни - лечить людей. Позвольте мне устроить для него поездку на эту ферму.
Находясь в таком настроении, мастер Натаниэль не мог ему отказать. Итак, было решено, что в ближайшем будущем Ранульф отправится в Лебедь-на-Пестрой.
Перед тем, как уйти, Эндимион Хитровэн сказал с какой-то странной торжественностью:
– Мастер Натаниэль, я хочу, чтобы вы запомнили одну важную вещь - никогда в жизни я не ошибался в выборе лечения.
Уходя от Шантиклеров, Эндимион Хитровэн потирал руки, посмеиваясь про себя.
– Просто не могу не быть хорошим врачом и не проливать бальзам на раны, - бормотал он. - Кроме того, это был крайне удачный прием. Иначе бы он никогда не позволил мальчику поехать туда.
Вдруг он вздрогнул и, прислушиваясь, замер. Откуда-то издалека доносился какой-то призрачный Звук. Может быть, это кричал петух вдалеке, а может, звенел чей-то тихий издевательский смех.