"У любви свои законы" - читать интересную книгу автора (Ховард Линда)

Глава 3

— Папа сегодня не ночевал!

Моника стояла в столовой у окна, и у нее было несчастное выражение лица. Грей продолжал как ни в чем не бывало завтракать: ему трудно было испортить аппетит. Так вот отчего Моника поднялась сегодня так рано. Обычно она спала как минимум до десяти часов. И чем она занималась, интересно, все это время? Отца в окно высматривала? А от него-то, Грея, чего она, собственно, ждет? Что он отправит отца, когда тот все-таки вернется, в постель без ужина?

Сколько Грей себя помнил, у отца всегда были женщины. Впрочем, его связь с Рини Девлин что-то и вправду уж очень затянулась.

Его матери Ноэль было все равно, где ночует Ги, лишь бы только не с ней. Она просто делала вид, что ничего не происходит. А раз матери было наплевать, то и Грею тоже. Все было бы иначе, если бы Ноэль хоть раз выразила по этому поводу что-нибудь вроде недовольства, но куда там! И дело было не в том, что она не любила Ги. Грей-то как раз полагал, что мать его по-своему любит. Беда была в том, что ей был органически противен секс, она терпеть не могла, когда до нее даже просто дотрагивались, хотя и случайно. Так что иметь любовницу — это был, как ни крути, лучший вариант для Ги. С Ноэль он держал себя неизменно обходительно и нежно, и, несмотря на то, что он не особенно скрывал своих измен, о разводе не могло быть и речи. Отношения, которые существовали между родителями, были освящены традициями, но Грей наверняка знал, что сам он подобного не допустит, когда ему придет время жениться. Родителей же их положение, по-видимому, вполне устраивало.

Моника, однако, была не в состоянии понять это. Она возомнила себя выразительницей ущемленных интересов Ноэль и вообще относилась к матери так, как Грей никогда бы не смог относиться, ибо знал, что Ноэль отнюдь не оскорбляют и не унижают любовные шашни мужа. Вместе с тем Моника и отца обожала, и счастью ее не было предела, когда тот обращал на нее внимание. В ее сознании давно сложился образ идеальной, благополучной семьи, где все тесно привязаны друг к другу, каждый помогает другому, где родители верны друг другу до гроба. Всю свою жизнь Моника стремилась к тому, чтобы ее семья соответствовала этому образу.

— Мама знает? — спокойно спросил Грей. Ему захотелось добавить к этому: «Неужели ты всерьез полагаешь, что ей есть какое-то дело до этого, даже если она все знает?» Но он сдержался. Временами ему становилось жалко Монику, он любил ее и никогда нарочно не причинял ей боли.

Моника покачала головой.

— Она еще не вставала.

— Так о чем же тогда беспокоиться? К тому времени, как она встанет, отец уже вернется, и мама решит, что он просто уходил куда-то утром.

— Он провел эту ночь с ней! — прошипела Моника, резко оборачиваясь к брату. Ее темные глаза блестели от стоявших в них слез. — С этой Девлин!

— Ты этого не можешь знать. А если он просто засиделся за покером?

Грей знал, что Ги любит покер, но на самом деле чувствовал, что на сей раз карты ни при чем. Он хорошо знал своего отца и поэтому не сомневался в том, что покеру тот предпочел бы провести ночь вместе с Рини Девлин или с какой-нибудь другой женщиной, на которую положил глаз. Если Рини полагала, что он будет сохранять ей верность, то она просто дура.

— Ты так думаешь? — спросила Моника. Она была готова поверить сейчас в самое невероятное объяснение, лишь бы не думать о самом вероятном.

Грей пожал плечами.

— Вполне возможно.

А про себя подумал: «Так же возможно, как и то, что сейчас в дом может ударить метеорит. Возможно, но маловероятно».

Он допил кофе и, отодвинув стул, поднялся.

— Когда он вернется, передай ему, что я уехал в Батон-Руж. Хочу глянуть на тот дом, о котором мы с ним говорили. Вернусь самое позднее к трем.

Поскольку вид у сестры был несчастный, он обнял ее за плечи и притянул к себе. Монику каким-то образом угораздило появиться на этот свет совершенно лишенной качеств, которыми были наделены другие члены семьи: решительности и уверенности в себе. Даже Ноэль, несмотря на равнодушие и холодность, отлично отдавала себе отчет в том, что она хочет и как этого добиться. Отец, мать и Грей являлись сильными личностями. Моника на их фоне выглядела беспомощной.

Она на несколько секунд ткнулась лбом ему в плечо. Вот точно так же она поступала в детстве, когда поблизости не было отца, чтобы развеять ее страхи и неприятности. И хотя Грей был всего на два года старше Моники, он всегда защищал ее, так как с давних пор знал, что ей не хватает внутреннего стержня.

— Ну, что мне делать, если он все-таки провел ночь с этой шлюхой?! — спросила она несчастным голосом.

Грей не хотел показывать поднимавшегося в нем раздражения, но нетерпеливые нотки в его голосе все же угадывались:

— Ничего не надо делать. Это не твое дело. — Его слова уязвили Монику. Она отшатнулась от брата и посмотрела на него с упреком.

— Как ты можешь так говорить?! Я же волнуюсь за него!

— Я знаю, что ты волнуешься, — через силу смягчившись, проговорил Грей. — Но с твоей стороны это пустая трата времени и чувств, отец все равно не скажет тебе за это спасибо.

— Ты всегда становишься на его сторону, потому что ты такой же, как он! — Слезы побежали у нее по щекам, и она отвернулась. — Наверняка у твоего «дома»в Батон-Руж имеются длинные ноги и большие сиськи! Что ж, езжай, развлекайся!

— Так и сделаю, — иронично заметил он. Сначала ему действительно нужно было взглянуть на один дом, а потом…это уже другое дело. Он был сильный и здоровый юноша, и половое влечение, впервые сильно проявившееся лет в пятнадцать, с тех пор не ослабевало. Оно все время давало о себе знать. Грей был постоянно мучим этой жаждой и благодарил Бога за то, что ему нетрудно было находить женщин для ее утоления. Этому способствовали денежки, водившиеся у него в семье. Грей не был склонен ханжески преуменьшать их роль.

Причины, которые побуждали женщину ложиться с ним в постель, его не волновали. Ему было все равно, приходит ли она к нему, потому что он ей нравится или потому что она положила глаз на банковский счет Руярдов. Грей думал только об одном: что вот сейчас под ним будет нежное и теплое тело, которое примет в себя его пышущую страсть и даст временное облегчение. Он еще ни разу не любил, но секс ему нравился. Секс и все, что с ним было связано: запахи, ощущения, звуки. В состояние особенного восторга его приводило «мгновение проникновения», когда он сначала преодолевал легкое сопротивление женского тела своему давлению, а потом чувствовал, что его принимает и обволакивает влажная и жаркая тугая, нежная плоть. Боже, это было просто бесподобно!

Грей всегда был исключительно осторожен и надевал презерватив даже тогда, когда женщина говорила, что она принимает противозачаточные таблетки. Ибо он знал, что женщина всегда может соврать, а умный человек рисковать не станет.

Он не знал наверняка, но подозревал, что Моника до сих пор оставалась девственницей. И хотя она была более эмоциональна, чем мать, в ней все-таки было что-то от Ноэль. Какая-то внутренняя холодность, которая отпугивала мужчин. От Ноэль она унаследовала холодность, но не унаследовала уверенности в себе; от отца взяла эмоциональную возбудимость, но прошла мимо его исключительно развитой чувственности. Грей же, наоборот, взял от отца юный пыл, а от матери — внутренний стержень. Он любил заниматься сексом, но не становился заложником и рабом своей плоти, как Ги. Он знал, как сказать «нет», и умел это делать. К тому же Грей считал, что на женщин вкус у него развит лучше, чем у отца.

Он легонько потянул за темный локон Моники.

— Я позвоню Алексу. Он должен знать, где папа.

Александр Чилетт был местным адвокатом и являлся лучшим другом Ги.

Губы ее дрожали, но она улыбнулась сквозь слезы:

— Он найдет папу и скажет, чтобы тот шел домой. — Грей фыркнул. Его изумляло то, что Моника, дожив до двадцати лет, так ничего и не узнала про мужчин.

— Насчет этого сомневаюсь, но по крайней мере его информация может тебя успокоить.

Он знал, что если Алекс что и скажет Монике, так только то, что ее отец просидел всю ночь за покером. Даже если на самом деле Алексу был известен номер в отеле, который снял его лучший друг.

Он прошел в кабинет, из которого Ги управлял своей собственностью, всеми своими финансами и где давал уроки бизнеса сыну. Бизнес завораживающе действовал на Грея. Настолько завораживающе, что молодой человек добровольно отказался от карьеры профессионального футбольного игрока. Впрочем, для него это не явилось такой уж большой жертвой. Грей знал, что был бы неплохим профи, но звезды первой величины из него бы не получилось. Если бы он посвятил свою жизнь футболу, то играл бы лет восемь или около того, если бы ему, конечно, повезло избежать серьезных травм, получая хорошие, но не особенно большие деньги.

Футбол он любил, но бизнес привлекал его сильнее. В эту игру можно было играть дольше, зарабатывать больше и, в сущности, по тем же правилам, главным из которых являлась беспощадность к сопернику.

Хотя Грей знал, что отец гордился бы, если бы он ушел в профессиональный футбол, ему показалось, что Ги вздохнул с некоторым облегчением, когда сын все-таки предпочел вернуться домой. За те несколько месяцев, что прошли после университетского выпуска, отец вложил в голову Грея такие практические знания о бизнесе, которых не найдешь ни в одном учебнике.

Грей провел кончиками пальцев по полированной поверхности отцовского рабочего стола. В углу в рамке стояла фотография Ноэль «восемь на десять». Вокруг были разложены карточки поменьше, на которых в разные годы были сняты он и Моника. Они окружали Ноэль, словно подданные королеву, но не как дети, прижавшиеся к юбке матери. Лучи утреннего солнца падали прямо на большую фотографию, высвечивая на ней такие детали, которые в жизни, как правило, оставались в тени. Грей задержался взглядом на снимке, внимательно вглядываясь в лицо матери.

Ноэль была красивой женщиной, но это была не та броская красота, которой отличалась Рини Девлин. Если Рини была вся яркое солнце, жар и смелость, то Ноэль олицетворяла собой луну, холод и сдержанность. У нее были густые и блестящие темные волосы, которые она закручивала сзади на свой собственный манер, и красивые голубые глаза, которые не унаследовали ни Грей, ни Моника. Она не была французской креолкой, а происходила из старой доброй американской семьи. Поначалу кое-кому в их округе казалось, что она не пара Ги Руярду, но в итоге по царственности поведения Ноэль превзошла всех креолок, и скептики быстро замолчали. Единственным напоминанием о происхождении матери оставалось теперь только его собственное имя — Грейсон. Это была фамилия родителей Ноэль. Но оно давным-давно было укорочено до Грея, и все думали, что его назвали так потому, что это имя было созвучно имени его отца Ги.

На столе лежал раскрытый журнал отца. Присев на край стола и потянувшись к телефонному аппарату, Грей на секунду задержался взглядом на журнале. Сегодня у отца на десять часов была назначена встреча с банкиром Уильямом Грейди. Только сейчас Грей испытал нечто вроде беспокойства. До сих пор Ги ни разу не позволял женщинам вставать на пути его бизнеса. Отец не мог явиться на деловое свидание небритым и в несвежей сорочке.

Он быстро набрал номер Алекса Чилетта. После первого же звонка на том конце провода трубку сняла его секретарь:

— «Чилетт и Андерсон, адвокатская контора».

— Доброе утро, Андреа. Алекс уже появился?

— Конечно, — весело ответила она, тут же узнав Грея по его характерному густому бархатному голосу. — Ты же его знаешь. Он всегда является ровно в девять, и я не знаю, что могло бы его задержать хоть на минуту. Разве что землетрясение. Подожди, сейчас он возьмет трубку.

Грей слишком хорошо знал Андреа, чтобы предполагать, что она свяжется с Алексом по внутренней связи. Он часто бывал в этой адвокатской конторе еще с детства и знал, что Андреа пользовалась интеркомом только тогда, когда у нее в приемной сидел какой-нибудь незнакомый человек. В остальных случаях она просто поворачивалась в своем крутящемся кресле и звала Алекса — открытая дверь его кабинета была как раз перед ней.

Грей улыбнулся, вспомнив одну историю из жизни Алекса, о которой ему со смехом рассказывал отец. Как-то Алекс попытался повлиять на свою секретаршу и приучить ее к официальному стилю поведения в офисе. Однако инициатива добряка Алекса благополучно провалилась. Оскорбленная Андреа мгновенно превратилась в ледышку, и в адвокатской конторе задули полярные ветры. Вместо обычного «Алекса» она стала обращаться к нему исключительно «мистер Чилетт», стала пользоваться только интеркомом, и скоро дружеская атмосфера, которой славился их офис, исчезла без следа. Стоило Алексу остановиться у ее стола, чтобы немного поболтать, как она тут же вставала и уходила в туалет. До этого Андреа добровольно брала на себя выполнение разных мелочей и тем самым заметно разгружала рабочий график Алекса. Теперь все это в одночасье свалилось на его плечи. Он поймал себя на том, что стал приходить раньше, а уходить позже, в то время как Андреа вдруг стала отличаться страшной педантичностью в отношении своего рабочего времени. Уволить ее и заменить кем-нибудь другим нечего было и думать: в Прескоте нелегко подыскать равноценную замену секретарю адвокатской конторы. Словом, через две недели Алекс запросил пощады, и с тех пор всякий раз, когда он зачем-либо требовался, в офисе раздавался ее зычный голос.

Алекс поднял трубку у себя в кабинете.

— Доброе утро, Грей, — лениво, растягивая по своему обыкновению слова, проговорил он. — Что-то ты сегодня раненько?

— Не так уж и рано. — Грей начинал свой день раньше Ги, но многие по традиции думали: «Как у отца, так должно быть и у сына». — Собираюсь в Батон-Руж взглянуть на один дом. Алекс, ты случайно не знаешь, где отец?

На том конце провода возникла некоторая пауза.

— Нет, не знаю… — Снова молчание. — А что, что-то случилось?

— Он не ночевал дома, а в десять у него встреча с Уильямом Грейди.

Алекс негромко чертыхнулся, и Грей понял, что тот встревожен.

— О Господи, честно говоря, не думал, что он… О, черт!

— Алекс, — ледяным голосом проговорил Грей. — Что происходит?

— Клянусь, Грей, я не думал, что он все-таки пойдет на это, — несчастным голосом отозвался Алекс. — Может, это еще и не так. Может, он просто проспал.

— Что «не так»?

— Он пару раз говорил об этом, но только за выпивкой. Клянусь, я не знал, что он это серьезно… Боже, как он мог?!

Грей так сильно стиснул в руке трубку, что она хрустнула.

— О чем ты, Алекс? Ты сказал: «Я не знал, что он это серьезно». Насчет чего серьезно?

— Насчет того, чтобы бросить твою мать, — сглотнув, проговорил Алекс. — И сбежать с Рини Девлин.

Грей аккуратно положил трубку на аппарат. Несколько секунд он стоял неподвижно, уставившись на телефон. Нет, невозможно. Отец не мог этого сделать. Зачем? Зачем убегать вместе с Рини, если ему и так никто не мешал ее трахать? Алекс ошибся. Ги никогда не бросил бы своих детей и бизнес.

Но тут Грей вспомнил, какое видимое облегчение испытал отец, когда сын вернулся из университета домой, а не остался в команде. Вспомнил он и то, как торопливо отец стал передавать ему свои знания и вводить в курс дел…

Грей еще примерно с минуту отказывался верить в то, что произошло, но он был реалистом и не мог себя долго обманывать. Первоначальное оцепенение стало проходить, и на его месте начала закипать слепая ярость. Схватив телефонный аппарат, он зашвырнул его в окно. Послышался звон разбитого стекла, а затем торопливый стук шагов, приближавшихся к кабинету из холла.

Фэйт и Скотти проснулись, когда весь дом еще спал. Фэйт быстро накормила младшего брата завтраком и, взяв его за руку, пошла к ручью, где Скотти мог поплескаться на мелководье. Она знала, что он снова будет пытаться поймать руками речного рака. До сих пор ему это ни разу не удавалось сделать, но, приходя на ручей, он всегда начинал охоту. Утро стояло прелестное, солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев и играли на воде ручья. В воздухе носились свежие и крепкие запахи, полные хороших, чистых цветов. Фэйт быстро забыла о кислой перегарной вони, которой наполнило их лачугу дыхание четырех родственников, дрыхнувших после вчерашней гулянки.

От Скотта не приходилось ожидать, что он не промокнет. Это все равно, что надеяться на то, что солнце взойдет на западе. Поэтому, когда они пришли на место, она сняла с него шортики и рубашку, оставив лишь нижнее белье. Фэйт принесла с собой также сухую смену белья. Она аккуратно развесила его одежду на ветке и вошла в ручей, чтобы присматривать за братом, который совершенно не обращал внимания на змей, потому что не знал, что они опасны. Фэйт тоже их не боялась, но в отличие от Скотти понимала, что нужно быть осторожной.

Она дала ему поиграть часа два, потом вытащила из воды и отнесла на берег. Скотти отчаянно брыкался и протестовал.

— Нельзя долго сидеть в воде, — говорила она. — Посмотри на свои пальцы на ногах. Они все сморщились, как чернослив.

Опустившись на землю, она сменила ему белье, затем одела. Ей пришлось нелегко, так как Скотти продолжал сопротивляться и все порывался удрать от нее обратно к воде.

— Давай посмотрим на белочек, — предложила она. — Ты видишь их?

Внимание малыша было мгновенно отвлечено от ручья. Он задрал голову и стал вглядываться в кроны деревьев. Круглые глазенки его засветились живым восторгом. Фэйт взяла его за руку и медленно повела по лесной тропинке, которая, сильно виляя, вела к дому. Может, к тому времени, как они дойдут, Рини уже вернется домой.

Мать и раньше не приходила ночевать, но Фэйт не могла к этому привыкнуть. В ней постоянно жил потаенный страх, что однажды Рини уйдет и больше никогда не вернется. Фэйт не принадлежала к числу тех людей, которые рады обманываться, и понимала, как это и ни было горько, что, если мать встретит мужчину с деньгами, который наобещает ей с три короба, она исчезнет имеете с ним, только ее и видели. А из Прескота она до сих пор не уехала, возможно, только из-за Ги Руярда. Если же Ги ее бросит, мать не задержится в доме ни одной лишней минуты.

Скотти заметил двух белок. Одна прыгала по длинной ветке, а другая взбиралась по стволу дерева. Они были как раз впереди, поэтому он не упирался и шел с Фэйт охотно. Когда же деревья кончились и показался их дом, он протестующе засопел и попытался вырвать свою руку.

— Перестань, Скотти, — сказала Фэйт, когда они вышли на неровную грязную дорогу, ведущую к дому. — Я сейчас больше не могу играть с тобой, но обещаю, что поиграю в машинки, когда…

До нее донесся шум мотора приближавшегося автомобиля, который с каждой секундой становился все громче. В первую минуту, облегченно вздохнув, она решила, что это мама. Но в следующее мгновение из-за поворота показалась отнюдь не спортивная машина Рини. Это был черный «корвет»с откидным верхом, купленный Греем недавно и сменивший «корвет» серебристого цвета, на котором он ездил, будучи студентом. Фэйт остановилась как вкопанная, мгновенно позабыв и про Скотти, и про Рини. Ей показалось, что у нее на секунду остановилось сердце, но тут же забилось с такой неистовой силой, что ей стало дурно.

Господи, Грей!.. Он приехал сюда, к ним!..

Она была настолько ослеплена ощущением неземной радости, что позабыла обо всем на свете. Чисто механически она вытолкнула Скотти с дороги на обочину. «Грей!»— пело ее сердце. От одной мысли о том, что сейчас, возможно, он снова заговорит с ней, пусть даже просто поздоровается, в коленях началась мелкая дрожь, которая стала быстро подниматься по ее стройному телу.

Она, не отрывая глаз, смотрела на него, упиваясь одним видом его машины, которая все приближалась. Он сидел за рулем, и ей почти не было его видно, по Фэйт показалось, что он еще больше похудел с тех пор, кик играл и футбол за университетскую команду, а волосы стили еще длиннее. Глаза остались такими же: черными, как угли, манящими… Они скользнули по ней, когда «корвет» проезжал мимо нее и Скотти. Он едва заметно кивнул ей в знак приветствия.

Скотти потянул ее за руку, захваченный зрелищем красивой машины. Ему очень правилась машина Рини, и Фэйт постоянно приходилось следить за тем, чтобы он не приближался к ней, ибо одна мысль о том, что он может оставить на ее блестящем корпусе отпечатки своих маленьких, вечно грязных ладошек, способна была вывести мать из себя.

— Хорошо, — прошептала Фэйт, завороженно глядя вперед. — Пойдем посмотрим на красивую машинку.

Они опять вышли на дорогу и пошли к дому, перед которым как раз затормозил «корвет». Дверца распахнулась, и сначала показалась одна длинная нога, затем другая. Грей вышел из машины и вытянулся во весь свой рост. Фэйт подивилась, как он мог уместиться в автомобиле с таким низким кузовом. Взлетев по шаткому крыльцу, состоявшему всего из двух ступенек, он рывком распахнул внешнюю дверь-сетку и скрылся внутри.

Фэйт обратила внимание на то, что он не постучал. Что-то случилось. Он не постучал…

Она ускорила шаг настолько, что Скотги стал спотыкаться. Младший брат явно не поспевал за ней, и, несмотря на то, что он вынужден был отчаянно перебирать своими маленькими ножками, они у него стали быстро заплетаться.

Он протестующе захныкал. Вспомнив про его сердце, Фэйт почувствовала, как ее охватил ледяной ужас. Остановившись, она наклонилась к нему:

— Прости, милый, прости меня! Я не хотела заставлять тебя бежать.

С этими словами она подняла его на руки. Скотти был тяжел для такой хрупкой девушки, как Фэйт. Она почувствовала, как болезненно напряглись мышцы спины. Она пошла вперед, не замечая камешков, на которые наступала босыми ногами, и клубов придорожной пыли. Скотти тянул вниз, и дом, казалось, совсем не приближался. В висках отчаянно пульсировала кровь, она начала задыхаться.

Из дома до нее донесся какой-то нечленораздельный рев. Она узнала голос отца, который был тут же перекрыт более мощным и раскатистым баритоном Грея. Тяжело дыша, она еще ускорила шаг и, наконец, дошла до двери. Та, скрипнув, отворилась, и Фэйт вошла в дом. Глаза сразу не могли привыкнуть к полумраку. Она остановилась на месте. Дом был наполнен криками отца и проклятиями Грея. У Фэйт появилось ощущение, что она застряла в черном кошмарном туннеле.

Она опустила Скотти на пол. Малыш был напуган криками и тут же прижался к ее ногам, уткнувшись в них лицом.

Глаза постепенно привыкли к темноте, крики на время стихли, а звуки стали более или менее членораздельными. Фэйт стала вслушиваться и тут же пожалела об этом.

Грей стащил Эмоса с постели и поволок его на кухню. Эмос орал, отчаянно ругался и хватался руками за дверную притолоку. Но где ему было тягаться с крепким молодым человеком! Поэтому когда Грей вытолкнул его на середину кухни, Эмос едва удержался на ногах.

— Где Рини? — рявкнул Грей, грозно нависнув над Эмосом, который испуганно отшатнулся назад.

Эмос стал водить своими налившимися кровью глазами по комнате, словно пытаясь отыскать жену.

— Во всяком случае, не здесь, — пробормотал он.

— Это я вижу и без тебя, урод вонючий! Я хочу знать, где она?!

Эмос покачнулся на нетвердых ногах и вдруг рыгнул. Он был бос, и на нем висели только штаны с расстегнутой ширинкой. Нечесаные волосы торчали в разные стороны, на подбородке темнела щетина, глаза были красные, изо рта шел жуткий запах. В отличие от него Грей имел совсем другой вид. Его черные волосы были аккуратно зачесаны назад, на нем были безупречной белизны сорочка и сшитые на заказ по фигуре широкие брюки.

— Какое ты имеешь право допрашивать меня?! Мне плевать, кто твой папаша! — жалобно простонал Эмос. Словно убоявшись смысла собственных слов, он продолжал пятиться от Грея.

Расс и Ники показались из своей комнаты и остановились на пороге кухни. Они не попытались защитить отца — связываться с таким громилой, как Грей, им явно не хотелось. У них не было привычки налетать на того, кто мог дать сдачи.

— Ты знаешь, где находится Рини? — вновь спросил Грей.

Эмос нервно передернул плечами.

— Наверно, ушла куда-то, — угрюмо проворчал он.

— Когда?

— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?! Я спал! Откуда мне знать, когда она ушла?!

— Она ночевала здесь?

— Разумеется! Проклятие, на что ты намекаешь?! — заорал Эмос. Язык у него заплетался: он все еще окончательно не протрезвел после вчерашнего.

— Я намекаю на то, что твоя шлюха тебя бросила! — рявкнул в ответ Грей, тряхнув головой. Волосы разлетелись по плечам, на шее вздулись вены.

Ужас сковал Фэйт, перед глазами все поплыло.

— Нет! — задохнувшись, прошептала она. Грей услышал и резко обернулся. В его темных глазах, скользнувших по ней, светилась ярость.

— Ты по крайней мере выглядишь трезвой. Тебе известно, где Рини? Она ночевала здесь?

Фэйт машинально покачала головой. Ощущение катастрофы навалилось на нее, и в нос ударило острым и ядовитым, желтым запахом… собственного страха.

Губы его скривились в злой усмешке, обнажив два ряда крепких белых зубов.

— Я так и знал. Она сбежала с моим отцом.

Фэйт снова покачала головой и уже не могла остановиться. Нет, нет, нет… Словно кто-то молотком вбивал ей в мозг это слово.

«Боже мой, нет!»

— Ты лжешь! — взвизгнул Эмос. Нетвердой походкой он приблизился к шаткому кухонному столу и бессильно опустился на одну из табуреток. — Рини ни за что не бросила бы меня и детей. Она меня любит. А твой развратный папашка просто подцепил себе на ночь новую подстилку…

Грей молниеносно, будто змея, метнулся к нему и засадил кулаком в подбородок, Эмос полетел на пол вместе с табуреткой, которая раскололась на мелкие щепы.

Взвыв от ужаса, Скотти крепче прижался к Фэйт, уткнув лицо в ее бедро. Он заревел, а она была настолько потрясена всем происходящим, что даже не подумала о том, чтобы обнять его и как-то утешить.

Эмос с трудом поднялся с пола и встал так, что между ним и Греем оказался кухонный стол.

— За что?! — заныл он, держась за ушибленный подбородок. — Что я тебе сделал?! По-твоему, это я виноват в том, что Рини задумала вместе с твоим папашкой?

— Что за крики? — вдруг раздался с порога знойный голос Джоди. Подобным голосом она говорила всегда, когда хотела соблазнить мужчину. Фэйт оглянулась на дверь, ведущую из ее с сестрой комнатки в пристройке, и глаза ее округлились от ужаса. Джоди стояла, развязно прислонившись к косяку. Нечесаные светлые с рыжинкой волосы рассыпались по голым плечам. На ней были только красные кружевные трусики и такой же лифчик, который еле закрывал ее груди. Она невинно смотрела на Грея, и эта невинность была настолько фальшива, что Фэйт внутренне содрогнулась.

Грей оглянулся на Джоди, и на его лице появилось выражение крайнего отвращения. Презрительно скривившись, он нарочно повернулся к ней спиной.

— Чтобы к вечеру вас здесь не было, — ледяным голосом произнес он, обращаясь к Эмосу. — От вас одна только вонь на моей земле, и мне надоело вдыхать этот смрад.

— Что?! — задохнувшись, воскликнул Эмос. — Ах ты, высокомерный недоносок! Ты не посмеешь выгнать нас! Есть законы…

— Вы не платите арендную плату, — усмехнувшись, спокойно проговорил Грей. — На таких, как вы, эти законы не распространяются. Так вот, вон отсюда.

Он повернулся и пошел к выходу.

— Подожди! — взвыл Эмос, облизав пересохшие губы. В глазах его была паника, он ошеломленно озирался по комнате, словно пытаясь найти выход из положения. — Ну зачем так торопиться? Может… может, они просто решили прокатиться? Они вернутся! Точно! Рини вернется, ей незачем было убегать.

Грей неприятно рассмеялся. Взгляд его скользнул по убогой обстановке лачуги. Кто-то, — наверное, младшая дочь, — явно пытался содержать эту конуру в чистоте, но это все равно что пытаться сдержать морской прилив.

Эмос и братья, такие же пьяные, как и отец, мрачно следили за Греем. Старшая дочь все еще стояла в дверях, выставляя напоказ свои прелести и только что не скидывая лифчик. Маленький мальчишка с синдромом Дауна выл и цеплялся к ногам младшей дочери. Та стояла на месте, будто превратившись в камень, и смотрела на него широко раскрытыми и пустыми зелеными глазами. Волосы свободно падали по плечам, босые ноги были в грязи.

Фэйт стояла близко к Грею и поэтому легко прочитала то выражение, которое появилось у него на лице после того, как он огляделся вокруг. Прочитала и внутренне съежилась. Взгляд Грея медленно скользил по лачуге, по ее обитателям и наконец задержался на ней. Фэйт поняла, что он хотел сказать этим взглядом: «Ты, вся твоя жизнь и жизнь твоей семьи ничего не стоят».

— Незачем убегать, говоришь? — Он усмехнулся. — Насколько я вижу, ей незачем возвращаться!

Ответом ему была тишина. Он обошел Фэйт и, рывком распахнув дверь-сетку, вышел. Дверь стукнулась о стенку и захлопнулась. Через минуту на дворе взревел мотор.

Грей уехал. Фэйт, замерев, по-прежнему стояла в прихожей. Скотти все еще жался к ее ногам и плакал от страха. Фэйт охватило оцепенение. Она знала, что нужно что-то делать, но что? Грей сказал, чтобы они убирались с его земли, и это были настолько страшные слова, что трудно было сразу понять их смысл.

Он их выгнал. Но куда им податься?

Фэйт никак не могла расшевелить свои мысли. Она лишь машинально погладила рукой, которая стала такой тяжелой, что, казалось, налилась свинцом, Скотти по голове и произнесла:

— Все будет хорошо, все будет хорошо…

Фэйт знала, что лжет. Мамы больше нет, и хорошо уже никогда не будет. Глава 4

Грея била сильная дрожь. Скоро его начало трясти так, что он вынужден был остановить машину. Он уронил голову на руль и зажмурился, пытаясь как-то совладать с охватившей его паникой. Боже мой, что ему теперь делать?! Еще никогда в жизни ему не было так страшно.

Сердце щемило от невыносимой душевной боли, и он почувствовал себя ребенком, который бежит к матери и прячет лицо у нее в коленях. Почти как тот недоразвитый Девлин, который цеплялся к костлявым ногам своей старшей сестры. Только Грей не мог пойти к Ноэль. Никогда не мог, даже в детстве. Она всегда отталкивала от себя его маленькие ручки. Поэтому он быстро научился искать утешения у отца. Даже если бы Ноэль не была такой холодной, он все равно не смог бы найти у нее сейчас поддержки, ибо она сама в ней нуждалась.

Грей понял одно: теперь он и только он отвечает за мать и сестру.

Как отец мог так поступить? Как он мог их бросить? Предательство Ги разрывало Грею сердце. Что могла Рини предложить ему, чем могла настолько вскружить голову, что он повернулся спиной к своим детям, ко всей своей жизни? Грей всегда был близок с отцом, всегда чувствовал его любовь к себе и был за ним, как за каменной стеной. Теперь ничего этого не осталось. У Грея будто земля ушла из-под ног.

Он был охвачен ужасом. Ему всего двадцать два года. Размеренная, спокойная жизнь резко оборвалась, и впереди теперь его ждали проблемы, напоминавшие недоступные горные вершины. Ноэль и Моника еще ничего не знают. Ему необходимо найти в себе силы сказать им. Теперь он должен стать их защитником. Необходимо подавить собственную боль и сделать все, чтобы сохранить деньги семьи, иначе они в одночасье все потеряют. Если бы Ги умер, все было бы иначе. В этом случае Грей унаследовал бы его акции, деньги и положение. Но Ги просто исчез, не передав сыну никаких полномочий. И теперь состояние Руярдов может быть растащено быстро — глазом моргнуть не успеешь. Многочисленные хитрые инвесторы и советы директоров заберут власть в свои руки.

Грей понимал, что ему придется вести схватку не на жизнь, а на смерть, чтобы попытаться сохранить хотя бы половину из того, что у них было.

У него, Моники и Ноэль были на личных счетах кое-какие средства, но их будет недостаточно. Ги постарался передать сыну все свои знания о бизнесе и ввести его в курс своих дел, но не наделил властью. Впрочем, может, отец оставил письмо, в котором передавал Грею полномочия?

Перед ним забрезжила надежда.

Если письмо существует, то оно может быть только в одном месте — на столе в отцовском кабинете.

Необходимо будет связаться с Алексом и попросить у него помощи в выработке тактики действий в сложившихся условиях. Алекс неглупый человек и очень хороший юрист. Он мог бы далеко пойти, но не собирался никуда уезжать из Прескота. Помимо дружбы с Ги, он еще и заправлял всеми его делами, так что в отношении того, что предусмотрено законом в той ситуации, которая сложилась сейчас, он мог знать столько же, сколько и отец, если не больше.

«Мне нужна помощь от всех, кто может помочь, — уныло подумал Грей. — А если письма с передачей полномочий не окажется, то тогда все. Конец. В этом случае даже если мне удастся сохранить за нами только дом, я буду считать, что мне крупно повезло».

Он поднял голову, почувствовав, что наконец смог взять себя в руки. Боль отошла на второй план и сменилась ледяной решимостью. Черт возьми, матери и сестре придется тоже нелегко, и, будь он проклят, если лишит их крыши над головой.

Тронув машину с места, он устремился вперед, оставив детство у себя за спиной.

Первым делом он поехал в Прескот к Алексу. Грей понимал, что необходимо было начинать действовать, если он хотел успеть хоть что-нибудь спасти. Андреа при виде вошедшего Грея расплылась в широкой улыбке. Женщины всегда улыбались, завидев Грея. Легкий румянец выступил на ее круглом, приятном лице. Ей было сорок пять, и она годилась ему в матери, но возраст не играл никакой роли. В данном случае улыбка была естественной женской реакцией на встречу с высоким и физически крепким мужчиной.

Грей машинально улыбнулся в ответ.

— У Алекса кто-нибудь есть? Мне нужно с ним повидаться.

— Нет, он один. Проходи.

Грей обогнул ее стол и скрылся в кабинете Алекса, плотно прикрыв за собой дверь. Алекс поднял на него глаза. Он сидел за своим рабочим столом, заваленным бумагами, которые, однако, лежали не кучей, а аккуратными, тщательно отсортированными пачками. На лице Алекса отразилась тревога.

— Ну что? Ты нашел его?

Грей отрицательно покачал головой.

— Рини Девлин тоже не ночевала дома.

— О Господи… — простонал Алекс, бессильно откинувшись на спинку кресла. Зажмурившись, он стал растирать переносицу. — Невероятно! Я не знал, что он это серьезно… Боже мой, как он мог?! Ему же… — Он не договорил и только растерянно заморгал.

— …и так никто не мешал ее трахать, — грубовато закончил за него Грей. Подойдя к окну и сунув руки в карманы, он остановился и стал смотреть на улицу. Прескот был небольшим, городом. Всего около пятнадцати тысяч населения. Но сегодня на площади перед зданием городской администрации было весьма оживленное дорожное движение. Скоро все узнают о том, что Ги Руярд бросил жену и детей и сбежал с этой шлюхой Девлин…

— Мать знает? — напряженно спросил Алекс. Грей опять покачал головой.

— Нет еще. Я расскажу ей и Монике, как только вернусь домой. — Первоначальный шок уже прошел, и боль отпустила. Грей собрал свою волю в кулак и был сейчас на удивление сдержан. Будто смотрел на самого себя и на все происходящее со стороны. Сухо и деловито он спросил:

— Отец оставил у тебя какое-нибудь письмо с передачей мне полномочий?

До той минуты Алекс думал только о личных последствиях дезертирства Ги. Теперь же, осознав всю тяжесть сложившейся ситуации, он испугался по-настоящему.

Он приглушенно чертыхнулся.

— Нет, Ги ничего мне не оставлял. Иначе я понял бы, что он всерьез это задумал, и постарался бы его остановить.

— В таком случае письмо должно быть дома. Он может также позвонить не сегодня-завтра. Если так, то за финансовую сторону дела можно не беспокоиться. Но если письма нет и если он не позвонит… Словом, я не могу ждать. Необходимо начать продавать акции. И как можно скорее, пока весь город не узнал о том, что произошло, тогда котировки начнут стремительно падать.

— Он позвонит, — слабым голосом проговорил Алекс. — Не может не позвонить. Он не может вот так просто забыть о своих финансовых обязательствах. Ведь на карту поставлено целое состояние!

Грей пожал плечами и нарочито спокойно ответил:

— Он бросил свою семью. Неужели ты думаешь, что дела для него имеют большое значение? — И после паузы добавил:

— Я лично сильно сомневаюсь в том, что он вернется или позвонит. Полагаю, он твердо решил бросить все раз и навсегда. В последние месяцы он спешно вводил меня в курс дел. Теперь я понимаю почему. Если он думал остаться боссом, зачем ему было со мной так возиться?

— В таком случае должно быть письмо, — проговорил Алекс. — Ги был деловым человеком и не мог не позаботиться об этой стороне дела.

— Возможно. Но я теперь отвечаю за маму и Монику и не могу ждать у моря погоды. Я должен начать продажу акций немедленно и выручить столько денег, сколько только смогу. Чтобы иметь средства для того, чтобы начать новую жизнь. Если я не поспешу и если выяснится, что он ни о чем не позаботился, то завтра у нас не останется даже ночного горшка.

Алекс тяжело сглотнул и кивнул.

— О'кей. Я сейчас же принимаюсь за дело. Постараюсь сделать для тебя все, что в моих силах, но предупреждаю сразу: если Ги не оставил письма и если он не позвонит — дело табак. Конечно, Ноэль может развестись с ним и по суду отобрать себе половину денег, но на это уйдет время.

— Будем готовиться к худшему, — сказал Грей. — Я сейчас отправляюсь домой. Буду искать письмо. Но ты не жди от меня известий и начинай думать уже сейчас. Если письма не окажется, я сразу же звоню брокеру и начинаю продавать. Так или иначе, я дам тебе знать. И еще. Пока что обо всем этом — молчок.

Алекс поднялся из-за стола.

— Я даже Андреа ничего не скажу.

Он запустил руки в темную шевелюру, что говорило о крайней степени озабоченности, ибо Алекс вообще-то был не склонен к внешним нервным проявлениям. В глазах его сквозили боль и участие.

— Черт, мне так жаль, Грей… Такое ощущение, будто это я во всем виноват. Надо было что-то сделать…

Грей покачал головой.

— Не вини себя. Как ты сказал: кто же мог знать, что он это всерьез задумал? Нет, я обвиняю только его и Рини Девлин. — Он холодно улыбнулся. — Ума не приложу, чем она соблазнила его настолько, чтобы он бросил семью, но, похоже, все-таки соблазнила. — Мрачные мысли на минуту вновь овладели им, и он нахмурился, но затем тряхнул головой, словно отделываясь от наваждения, и направился к дверям. — Если найду что-нибудь, позвоню.

Когда он ушел, Алекс бессильно опустился в кресло, ноги не держали его. Когда Андреа заглянула к нему, стремясь удовлетворить свое любопытство, он с большим трудом смог как-то взять себя в руки.

— Что случилось с Греем?

— Ничего особенного. Он хотел поговорить со мной насчет одного личного дела.

Андреа обиделась на то, что он не доверяет ей.

— Может, я могу чем-нибудь помочь?

— Нет, все будет нормально. — Он вздохнул и провел рукой по глазам. — Почему бы тебе не пойти обедать? Заодно принесешь мне сандвич или еще что-нибудь в этом роде. Я жду звонка и не могу отлучиться.

— О'кей. Так что тебе конкретно принести? — Он махнул рукой.

— Все равно. Ты знаешь мои вкусы. Сделай мне приятный сюрприз.

Она ушла к себе, через несколько минут выключила компьютер, который Алекс купил год назад, сложила дискеты, забрала сумочку и ушла. Подождав еще какое-то время, Алекс вышел из своего кабинета и запер дверь в приемную. Сев за ее стол, он включил компьютер и стал быстро вводить текст.

— Будь ты проклят, Ги! — пробормотал он. — Сукин сын!

Грей остановил «корвет» перед широким парадным крыльцом дома, хотя Ноэль не раз говорила, что машины следует оставлять в гараже за домом. Аллея перед крыльцом была для гостей. А так, если машина кого-нибудь из членов семьи стоит на виду, значит, он дома и к нему можно заглянуть. А если он не хочет никого видеть, то уже не может отпереться и поэтому вынужден принимать посетителей, в том числе и незваных. В этом была вся Ноэль. Она во многом исповедовала стародавнюю викторианскую мораль. Обычно Грей потакал ей в этом, но сейчас мысли его были заняты гораздо более важными вещами, и к тому же у него не было времени.

Взлетев по крыльцу в два прыжка, он распахнул двойные двери. Моника, должно быть, увидела его из окна своей спальни, потому что торопливо спускалась по лестнице навстречу ему. Лицо ее было искажено тревогой.

— Папа еще не возвращался! — отчаянно прошептала она, оглядываясь на гостиную, где в эту минуту, очевидно, сидела за поздним завтраком их мать. — Зачем ты высадил стекло в его кабинете? А потом еще вылетел из дома как ошпаренный! И почему ты остановился перед домом? Ты же знаешь, что мама этого не любит.

Грей не ответил сестре. Быстрым шагом он направился по коридору в сторону отцовского кабинета. Каблуки его гулко стучали по паркетному полу. Моника устремилась вслед за ним и тоже юркнула в кабинет. Широко раскрытыми глазами она следила, за тем, как брат стал расшвыривать в разные стороны бумаги, лежавшие у отца на столе.

— Если Алекс будет говорить про покер, я ему не поверю, — сказала она. Губы ее слегка подрагивали. — Позвони ему, Грей. Пусть он скажет, где папа на самом деле.

— Подожди, — отозвался Грей нетерпеливо и даже не оглянувшись. Среди бумаг на столе письма о передаче ему полномочий не оказалась. Он стал открывать все подряд ящики.

— Грей! — резко повысив голос, проговорила сестра, — Неужели ты не понимаешь, что разыскать отца важнее, чем рыться у него в столе?!

Он замер, глубоко вздохнул и выпрямился.

— Моника, сядь вот сюда и немного помолчи, — мягко, но веско проговорил он, — Я ищу один очень важный документ, который папа мог здесь оставить. Через минуту ты можешь задавать мне свои вопросы.

Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но, наткнувшись на его взгляд, передумала. Она молча опустилась на стул. На лице ее застыло недоуменное выражение. Грей тем временем возобновил свои поиски

Спустя несколько минут он бессильно опустился в отцовское рабочее кресло. Он понял, что проиграл. Письма не оказалось, хотя все говорило за то, что он должен был его найти. Отец столь торопливо вводил его в курс своих дел, а потом сбежал, не передав ему никакой доверенности на ведение этих самых дел?.. Бессмыслица! Алекс сказал, что Ги не мог не подумать об этом. Если же он намеревался остаться боссом, зачем же он тогда положил столько трудов на то, чтобы научить всему сына? Может, сначала он хотел передать дела Грею, но потом передумал? Да, похоже, других объяснений не существовало. Значит, скоро он, так или иначе, объявится. Максимум через пару дней, ибо его дела были так сложны, что требовали постоянного присутствия хозяина.

Но, как Грей уже сказал Алексу, он не мог ждать, пока все само собой образуется. Да, он не мог вообразить себе, что Ги «забыл»о своем бизнесе. Но до сегодняшнего утра он также не мог вообразить себе, что отец забудет о собственной семье и предпочтет жене и детям Рини Девлин. Невозможное стало возможным, и теперь Грей уже ни в чем на отца полагаться не мог. Ответственность за мать и сестру, столь нежданно-негаданно свалившаяся на него, жестоко давила на молодые плечи. Он не мог рисковать их благосостоянием.

Грей потянулся было к телефону, но не нашел его. Он смутно вспомнил о том, что разбил его утром. Оглянулся на окно. Оно уже было заложено досками. Грей поднялся и вышел в коридор. Второй телефонный аппарат стоял внизу на столике у самой лестницы. Моника следовала за ним по пятам. Она по-прежнему сохраняла молчание, хоть и злилась на брата за то, что тот заткнул ей рот.

Первым делом Грей позвонил Алексу. Тот снял трубку сразу же.

— Письма нет, — коротко бросил Грей. — Попытайся как-нибудь продумать вопрос о предоставлении мне доверенности на ведение дел.

Грей понимал, что предоставление доверенности на ведение дел — долгая песня, но надо было попробовать.

— Я уже начал, — ответил Алекс.

Затем Грей позвонил брокеру и отдал ему лаконичные и ясные инструкции. Если подтвердится самое худшее, ему понадобится максимум наличности.

А потом пришла очередь самого тяжкого. Он обернулся и увидел, что Моника смотрит на него широко раскрытыми, исполненными тревоги глазами.

— Что все это значит? — тихо спросила она. Грей внутренне собрался, затем взял Монику за руку и сказал:

— Пошли к матери.

Она хотела спросить что-то еще, но он только покачал головой.

Ноэль допивала чай и просматривала светскую колонку газеты Нового Орлеана. В Прескоте выходил свой небольшой еженедельник, в котором регулярно упоминалось ее имя, но для нее было гораздо престижнее прочитать о себе в газете из Нового Орлеана. А там пропечатывали ее имя довольно часто, чему завидовали прочие леди в округе. На ней было ее любимое белое платье, волосы были закручены сзади французским узлом. Красилась Ноэль мало, но умело. Драгоценностей тоже носила немного, но все дорогое. Во внешнем облике Ноэль не было ничего кричащего и вульгарного. Она не носила бантов, а все элементы одежды гармонировали между собой по цвету. Словом, чистые классические тона. Она даже ногти покрывала только прозрачным лаком.

Ноэль подняла глаза на вошедших Грея и Монику и на мгновение задержала взгляд на их сцепленных руках. Она ничего не проронила по этому поводу, ибо это было бы проявлением ее личного интереса к ним, что вызвало бы у них ответный личный интерес к ней.

— Доброе утро, Грей, — сдержанно, как всегда, поприветствовала она сына. Если Ноэль и ненавидела кого-нибудь лютой ненавистью, то об этом невозможно было догадаться, ибо голос у нее всегда был исключительно ровный и в нем не было ни намека на какие-либо эмоции, будь то дружелюбие или гнев. Ноэль считала, что эмоциональность в голосе свойственна многим людям, а она не хотела вставать с ними в общий ряд. — Может, заказать еще чаю?

— Нет, спасибо, мама. Мне нужно поговорить с тобой и Моникой. Случилось нечто весьма серьезное.

Он почувствовал, как задрожала рука Моники, и крепко стиснул ее.

Ноэль отложила газету.

— Может, нам уединиться? — спросила она, беспокоясь, что их подслушает кто-нибудь из прислуги.

— Не нужно. — Грей выдвинул стул для Моники, а сам встал у нее за спиной и положил руки ей на плечи. Он понимал, что Ноэль будет огорчена услышать то, что он собирался сказать. Но знал наверняка, что Монике придется гораздо тяжелее. — Хотел смягчить, да вижу, что не получится. Как ни крути, а все одно выходит. Отец не оставил записки, но, судя по всему, он сбежал вместе с Рини Девлин. Их обоих нет в городе.

Ноэль вскинула изящную руку к горлу. Моника будто окаменела и, кажется, даже перестала дышать.

— Представить себе не могу, что он мог взять с собой в командировку такую женщину, — спокойным, уверенным голосом отозвалась Ноэль. — Сам подумай, как это выглядело бы со стороны.

— Мама… — Грей осекся, чувствуя, что вот-вот может сорваться. — Он не в командировке. Папа и Рини Девлин… Они сбежали. Он больше не вернется к нам.

Моника всхлипнула и закрыла рот обеими руками, чтобы сдержать рвущийся из сердца крик. Ноэль побледнела, но по-прежнему держала себя в руках. Она аккуратно поставила чашку с чаем на блюдце.

— Я уверена, что ты ошибаешься, милый. Твой отец не стал бы рисковать своим положением в обществе ради…

— Боже мой, мама! — рявкнул Грей, не выдержав. — Да ему насрать на положение в обществе, которое только для тебя одной имеет какое-то значение!

— Грейсон, грубить вовсе не обязательно.

Грей стиснул зубы. В этом она была вся: нарочно старалась не обращать внимания на тяжелое и неприятное и вместо этого цеплялась за банальные пустяки.

— Отца больше нет, — выразительно и отчетливо проговорил Грей. — Он бросил тебя ради Рини. Они сбежали вместе, и он уже не вернется. Пока никто об этом еще не знает, но, вполне возможно, что уже завтра утром слух разнесется по всему округу.

При его последних словах ее глаза широко раскрылись, и в них застыл ужас. Наконец-то она поняла всю унизительность своего положения.

— Нет, — прошептала Ноэль. — Он не мог так поступить со мной.

— Он это сделал.

Качая головой, она медленно поднялась из-за стола.

— Он… он в самом деле сбежал? — едва слышно спросила она. — Он бросил меня ради этой… этой…

Не договорив, она быстро вышла из комнаты. Ее уход скорее напоминал паническое бегство.

Как только она ушла и как только Моника поняла, что ее никто не упрекнет за проявления чувств, она уронила голову на руки и заревела. Рыдания сотрясали все ее тело. Разозлившись на мать почти так же, как он разозлился на отца, Грей опустился рядом с сестрой на колени и обнял ее.

— Будет нелегко, — сказал он, — но ничего, переживем как-нибудь. У меня сейчас много дел. В эти первые дни надо будет постараться сохранить деньги, но я буду рядом по первому твоему зову. — Он не стал рассказывать ей о том, что сохранение денег было под большим вопросом. — Я знаю, как тебе сейчас больно, но… все будет нормально.

— Я его ненавижу! — сквозь рыдания крикнула Моника. — Он бросил нас из-за этой… шлюхи! Это даже хорошо, что он не вернется. Я его ненавижу! Я больше не желаю его видеть!!!

Резко оттолкнув его, она вскочила со стула, перевернув его, и бросилась из комнаты. Он слышал, как она бежала вверх по лестнице. Спустя несколько секунд на втором этаже с оглушительным грохотом, отозвавшимся по всему дому, хлопнула дверь ее спальни.

Грей не знал, чего ему больше хочется: в страхе закрыть лицо руками или засадить куда-нибудь кулаком. Лучше всего по отцовской переносице. Казалось, охватившая его ярость не ведала никаких границ. Положение их само по себе было аховое, так почему же Ноэль сделала его еще хуже, озаботившись лишь тем, что на все это скажут ее друзья? Неужели она не могла хоть раз в жизни принять в свои материнские объятия собственную дочь? Неужели она не понимает, как сильно Моника сейчас в ней нуждается?

Впрочем, Ноэль всегда была верна себе. С чего это он взял, что она вдруг может измениться? В отличие от Ги Ноэль была, по крайней мере, постоянна в своих правилах.

Грей понял, что ему необходимо выпить. И что-нибудь покрепче. Выйдя из гостиной, он вернулся в кабинет, вспомнив о бутылке скотча, которую Ги всегда держал в баре за рабочим столом. Ориан, их бессменная экономка, как раз поднималась по лестнице со свежими полотенцами и бросила на него взгляд, исполненный любопытства. Ориан не глухая и, конечно же, не могла не слышать шума, который устроила Моника. Грей наперед знал, с каким жаром это будет обсуждаться между ней, ее мужем Гарроном, который служил у них садовником, и кухаркой Дельфиной. Им, конечно, тоже придется рассказать, но только не сейчас. Сейчас у Грея не было на это сил. Может, после стаканчика виски…

Открыв дверцу бара, он достал бутылку и плеснул себе в стакан граммов сто янтарной жидкости. Пригубив, он почувствовал на кончике языка пряный аромат виски. Он опрокинул стакан одним махом. Он пришел сюда успокоиться, а не смаковать вкус.

Едва он налил вторую порцию, как вдруг сверху донесся дикий крик Ориан. Она звала его.

Моника…

Грей сразу это понял. От навалившегося страха стало дурно. Он бросился вон из кабинета и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, устремился по лестнице вверх. Оказавшись в коридоре второго этажа, он увидел бегущую к нему навстречу Ориан с округлившимися от ужаса глазами.

— Она себя порезала! Страшно порезала! О Боже, Боже! Там повсюду кровь!..

Грей промчался мимо нее, не останавливаясь, и ворвался в спальню Моники. Сестры в комнате не оказалось, но зато дверь в ванную была открыта. Грей вбежал в нее и… замер прямо на пороге.

Моника сама обставляла свою спальню и ванную комнату. Здесь преобладали мягкие розовые и жемчужно-белые тона. Спальня от этого походила больше на детскую, а розовая плитка на полу ванной всегда напоминала Грею конфеты. Только теперь на ней отчетливо выделялись темно-красные пятна… Моника спокойно сидела на закрытом крышкой бачке, уставившись большими темно-карими и совершенно пустыми глазами в окно. Руки ее были аккуратно сложены на коленях. Кровь хлестала из глубоких ран в обеих руках. Юбка уже вся намокла от крови, которая, стекая по ногам, собиралась лужицей на полу.

— Извини, что вышел такой переполох, — чужим голосом проговорила она. — Я не ждала, что ко мне с полотенцами войдет Ориан.

— Боже мой… — простонал он. Оглядевшись, он схватил с пола у порога полотенца, принесенные Ориан, опустился перед Моникой на одно колено и взял ее левую руку. — Черт возьми, Моника, за это тебе следовало бы как следует надавать по заднице!

Обмотав руку одним полотенцем, он затем изо всех сил завязал ее другим.

— Оставьте меня в покое, — прошептала она, пытаясь вырвать руку. У нее ничего из этого не вышло, так как она уже очень сильно ослабла.

— Заткнись! — рявкнул Грей, повторив проделанную процедуру на правой руке. — Господи, как ты только додумалась до этой глупости?! — Ему за сегодняшний день пришлось столько всего вынести, что этот поступок сестры стал уже последней каплей. В душе его страх боролся с яростью, Грей задыхался от переполнявших его чувств. — Только о себе думаешь! А тебе не приходило в голову, что мне, возможно, потребуется твоя помощь и поддержка? Ты не задумывалась о том, что не одной тебе сейчас тяжело?

Грей цедил все это сквозь стиснутые зубы, накладывая повязки. Затем он подхватил сестру на руки и, прижав к груди, бросился из комнаты вон. Он промчался мимо Ноэль, которая просто стояла внизу в холле с недоуменным выражением на совершенно бескровном лице, а также мимо Ориан и Дельфины, которые от страха прижались друг к другу.

— Позвоните в больницу и передайте доктору Богарду, что мы сейчас будем у них, — распорядился он на ходу, вышел из дома и понес Монику к своему «корвету».

— Я испачкаю кровью всю машину, — слабым голосом запротестовала было сестра.

— Я тебе уже сказал: заткнись! — прорычал Грей. — И не раскрывай рта до тех пор, пока у тебя не появится хоть одна разумная мысль.

Может быть, ему следовало бы быть помягче с человеком, который только что покушался на собственную жизнь, но Грею было плевать. Главное заключалось в том, чтобы успеть спасти ее. Это была его родная сестра и, будь он проклят, если позволит ей покончить с собой. Им овладела бешеная ярость. Казалось, за последние несколько часов его жизнь превратилась в кромешный ад. Люди, которых он любил больше всего на свете, словно сговорившись, наделали столько глупостей. Грей уже был сыт этим по горло.

Не дав себе труда открыть дверцу машины, он просто положил сестру на переднее сиденье, благо верх был поднят, и тут же сам сел на водительское место. Он завел мотор, отпустил сцепление и сразу выжал полный газ. Скрипнув покрышками по гравию подъездной аллеи, мощная машина сорвалась с места. Моника поникла головой и закрыла глаза. Он бросил в ее сторону испуганный взгляд, но останавливаться не стал. Лицо сестры стало быстро покрываться мертвенной бледностью, губы посинели. Кровь уже начала проступать через полотенца. Ярко-красные пятна, появившиеся на белоснежной ткани, резали глаз. Грею запомнились ее раны. Это отнюдь не были мелкие порезы, которые наносятся в демонстративной попытке привлечь к себе внимание и напугать окружающих. Нет, Моника всерьез решила свести счеты с жизнью. Мысль о том, что родная сестра может умереть только из-за того, что отец не нашел в себе сил сопротивляться притягательности рыжей проститутки Девлин, сводила Грея с ума.

До больницы было пятнадцать миль. Он покрыл это расстояние за десять минут. Стоянка была забита машинами, поэтому он завернул за одноэтажное здание и остановился напротив заднего выхода во дворе. Дав сигнал, он выскочил, подхватил Монику на руки и понес к дверям. Сестра к тому времени совершенно обессилела, голова ее безжизненно склонилась ему на плечо. Слезы вот-вот готовы были брызнуть из глаз Грея.

Двери распахнулись, и во двор выскочил доктор Богард в сопровождении двух медсестер.

— Первая дверь направо, — бросил он.

Грей, взойдя на крыльцо, повернулся боком, чтобы пройти вместе с Моникой в проем дверей. Сэйди Ли Фэнчиер, старшая медицинская сестра, держала дверь приемного покоя открытой. Грей занес Монику внутрь и аккуратно положил ее на узкую кушетку, обтянутую скрипучим винилом.

Сэйди Ли обернула предплечье Моники манжетой для измерения кровяного давления, а доктор Богард в это время стал снимать грубые повязки, наложенные Греем дома. Сэйди Ли быстро накачала манжету резиновой грушей и, приложив металлическую бляшку стетоскопа на сгиб локтя Моники, стала слушать.

— Семьдесят пять на сорок, — бросила она через несколько секунд.

— Глюкозу внутривенно, — приказал доктор Богард, обращаясь ко второй медсестре Китти, которая тут же бросилась исполнять распоряжение.

Работая, доктор Богард бросил внимательный взгляд на изуродованные запястья Моники.

— Ей нужна кровь, — сказал он. — И побыстрее. Придется отвезти ее в больницу в Батон-Руж. Я здесь не смогу это сделать. Там к тому же найдется специалист, который сошьет ей сосуды. Я стабилизирую ее состояние, Грей, но это все.

Китти повесила пакетик с глюкозой на металлический крючок и умело ввела иглу Монике в руку.

— Готовить машину «скорой помощи» нет времени, — сказал Богард. — Повезем в моей машине. Ты сядешь за руль? — спросил он Грея, бросив на него пристальный взгляд.

— Да, — твердо ответил тот.

Доктор Богард наложил на руки Моники плотные повязки.

— Это должно остановить кровотечение. Китти, мне нужна пара одеял. Одно постели у меня на заднем сиденье, а во второе закутаем Монику. Грей, бери ее, только осторожно, не задень иглу. Сэйди Ли, позвони в больницу и передай им, что мы выехали. И свяжись с департаментом шерифа — пусть освободят дорогу, если можно.

Грей осторожно поднял сестру на руки. Доктор Богард пошел рядом, держа в одной руке пакетик с глюкозой, в другой — свой медицинский чемоданчик. Они вышли во двор и направились к его «крайслеру». Доктор забрался в машину первый и помог Грею бережно усадить Монику на заднее сиденье. Пакетик с глюкозой повесили на крючок для верхней одежды у окна. Доктор встал на колени рядом с Моникой в проеме между сиденьями.

— Не гони, как угорелый, — предупредил он, увидев, что Грей втиснулся на водительское место. Рост доктора Богарда едва достигал пяти футов, и поэтому сиденье было так близко к рулевой баранке, что та касалась груди Грея. А отодвинуть сиденье назад он не мог, потому что в проходе стоял на коленях хозяин машины. — Тише едешь, дальше будешь. И включи фары.

Они отъехали от клиники на более разумной скорости по сравнению с той, на которой он сюда примчался. Грею хотелось изо всех сил вдавить педаль газа, но он сдерживался, зная, что машина с просторным салоном сделана не столько для гонок, сколько для комфортной езды, и увеличение скорости до добра не доведет.

— Как это случилось? — спросил доктор Богард.

Грей посмотрел на него через зеркальце заднего вида. Доктор был маленький энергичный человечек с умными голубыми глазами. Несмотря на свою фамилию, он не был креолом. Седеющие, песочного оттенка волосы довольно точно указывали на его возраст: лет пятьдесят пятьпятьдесят шесть. Грей знал его, сколько себя помнил. Ноэль никогда не ходила к нему, предпочитая пользоваться услугами врача из Нового Орлеана, но все остальные члены их семьи всегда обращались к нему за помощью, а дети — практически с пеленок. Приходили со всеми своими бедами, начиная от мелких порезов и гриппа и заканчивая переломами. Он залечил Грею сломанную руку, когда тот получил травму во время одной весенней тренировки в пятнадцатилетнем возрасте.

Грею не хотелось полностью раскрываться перед ним. Надо было дать брокеру достаточно времени для того, чтобы осуществить продажу акций, и Алексу для того, чтобы он подготовил юридическую почву для передачи всех деловых полномочий ему, Грею. Но о главном он доктору Богарду все же сказал:

— Наши родители расстались, а Моника… — Он не договорил.

— Понятно, — со вздохом отозвался доктор Богард. Всем в округе было известно, как боготворила Моника своего отца.

Грей сосредоточил все внимание на дороге. У «крайслера» были хорошие рессоры, машина шла мягко даже по неровному покрытию, резина шуршала по асфальту. Ощущение нереальности происходящего вновь вернулось к нему. Солнце жарило немилосердно, обжигая Грею коленку. Мимо проносились сосны. День был исключительно ясный, стояла середина лета, и места, которые они проезжали, он знал как свои пять пальцев. Это-то и было странно. Сегодня утром вся его жизнь пошла прахом, а окружающий мир остался прежним, не претерпев никаких изменений. Как такое возможно?

Доктор Богард проверил у Моники пульс и вновь измерил кровяное давление.

— Грей, — негромко произнес он. — Давай-ка побыстрее.