"Драконья справедливость" - читать интересную книгу автора (Худ Дэниел)10Вдова Саффиан находилась в крепости. Вместе с эдилом Куспинианом и его старшим писцом она уточняла, как будет строиться заседание. Эласко и Лайам попросили ее спуститься во двор, где подсыхала на солнце их сомнительная находка. Госпожа председательница внимательно оглядела зеленовато-бурый комок, потом столь же внимательно посмотрела на Лайама, словно пытаясь определить, какой из объектов осмотра выглядит посимпатичней. – И это все, что вы раздобыли? – спросила она. Лайам кивнул. Вдова склонила голову на плечо, словно в таком ракурсе осклизлое месиво могло ей о чем-то сказать. – Вы полагаете, это книга заклятий? – Это Вдова Саффиан уверенности Лайама не разделяла. – Это Лайам уныло кивнул. Прекрасно, конечно, что его догадка оказалась верна, но это соображение не могло подсластить пилюли. Как дознаватель он потерпел неудачу – и уже во второй раз. «Сначала меня отставили от одного дела, затем я не справился и с другим. Успех просто невероятный». Он сделал над собой усилие, пожал плечами и улыбнулся. – Нам повезло, что мы ее вообще обнаружили. Если бы Раф не заделал сток, там бы совсем ничего не осталось. – А мы не можем припереть их к стенке вот этим? – несмело спросил Эласко. – Они ведь прекрасно знают, что это такое. Увидят, занервничают и развяжут свои языки. – Но суд – Эта штуковина их не заставит сознаться. Он поддал мокрую массу ногой, та тяжело хлюпнула. На раскисшей обложке остался след сапога. «Нет, Хандуиты не таковы. Томиться четыре месяца в каземате, пичкать себя отравой до посинения, а потом при виде каких-то мокрых ошметков растеряться и выложить все? Нет, этим их не расколешь. Вот если бы книга была целой…» Новая мысль пришла ему в голову столь внезапно, что он чуть было не высказал ее вслух, но вовремя спохватился и только спросил: – Скажите, ведь признание в содеянном является доказательством виновности, так? В том случае, если нет никаких других доказательств? Вдова с подозрением глянула на него, захваченная вопросом врасплох. – Конечно. Признание – это лучшее из доказательств. Если бы все преступники не запирались, а признавались, судебные разбирательства стали бы вообще не нужны! И если эта парочка вздумает вдруг сознаться, я прикажу их просто повесить – и все. Чтобы они умерли без мучений, а уж все остальное проделают с их телами потом. – Затем, видя, как оживилось лицо собеседника, она сурово добавила: – Но, квестор Ренфорд, учтите признание должно быть добровольным. Мы не устраиваем допросов с пристрастием. Ни испанского сапога, ни дыбы, ни тому подобных вещей. Ареопаг в них не нуждается. – Да я никого и не собирался пытать, – сказал озадаченно Лайам. – Просто мне показалась дельной идея коллеги Эласко. Хандуиты вполне могут дрогнуть, узнав, что мы обнаружили книгу. Им ведь не известно, что она уже ни о чем не может нам рассказать… Вдова нахмурилась, обхватив себя руками за плечи. – Это дурно попахивает, квестор. Мне не по вкусу признания, полученные нечестным путем. Кроме того, что будет, если обвиняемые раскроют обман? Они начнут отпираться, вопить, поливая суд грязью, – и у них будет на то полное право! Лайам поморщился. Он не предполагал, что госпожа председательница копнет так глубоко. Еще немного, и она докопается до вещей, о каких он и сам предпочитал пока что не думать. – Это не будет обманом, – быстро сказал он. – Я не стану им лгать, просто кое о чем умолчу. Пусть сами сделают вывод, пусть сами себя обманут. Ареопаг, как недавно вы мне говорили, не отвечает за то, что творится в чужих головах. – Все равно это смахивает на хитрость, – сказала женщина, но в голосе ее слышалось колебание. – Позволить заключенному строить предположения – это одно, а подталкивать его к нужному выводу – совершенно другое. Дорожка скользкая, а речь ведь идет о репутации герцогского суда. Лайам прижал руки к сердцу. – Госпожа председательница, я клятвенно обещаю – репутация ареопага не пострадает. – Как и ваша? – спросила она, приподняв бровь. – Как и моя! Никакой лжи, одна лишь правда – только поданная определенным образом, вот и все. Они сами сунут голову в петлю, поверьте! Его искренность, очевидно, произвела впечатление на вдову, поскольку та, после минутного раздумья, кивнула. – Ну хорошо! Делайте то, что считаете нужным. Но только чтобы потом горожане не поливали мой суд грязью на каждом углу! Лайам поклялся, что такого не будет, и двинулся было к выходу, но затем, резко обернувшись, спросил: – Госпожа председательница, а как поступают с запрещенными книгами? С теми, что попадают в руки ареопага? – Их сжигают, – сказала она. – А пепел пускают по ветру. – Отличное правило! – кивнул Лайам и побежал к тоннельчику, выводящему за стены тюрьмы. Колокола пробили девять, когда Лайам добежал до гостиницы. Он, не снижая темпа, тут же кинулся в свою комнату, не обращая внимания на изумленные взгляды служанок и слуг. Эласко трусил следом. «Время не ждет, время не ждет!» – стучало у Лайама в голове. Ему не терпелось вернуться в Водяные Врата и взять в оборот Хандуитов, но излишняя торопливость – плохой помощник в делах. На обвиняемых следовало произвести впечатление. Он быстро скинул грязное платье и стал обмываться над тазиком возле камина. Эласко ахнул, увидев его покрытый шрамами торс, но ничего не спросил, а Лайаму некогда было давать пояснения. Мозг его сейчас занимался только одним – выработкой тактики поведения с Хандуитами. «Лучше поговорить с ними поодиночке, – думал он. – Сначала с Эльзевиром». Оставшись один, тот скоро скиснет, ведь Ровиана уже не сможет подсказывать ему, что говорить. Если мужчина сломается, то его показания помогут припереть к стенке и женщину, и таким образом ловушка захлопнется для обоих супругов. Брать книгу с собой или не брать? А ну как они не поверят, что именно этот чистенький экземпляр и был обнаружен в подвале? Тогда им нетрудно будет сообразить, что у их дознавателя имеется запрещенный учебник. Ну и пусть себе соображают, кому они могут о том рассказать? Могут или не могут, а риск все-таки есть. Лайам достал из сумок свой лучший костюм и оделся, жалея, что у него в гардеробе нет ничего повнушительнее – в поражающем воображение стиле. Какого-нибудь халата с длинными рукавами, расшитого рунами и иероглифами, в каких щеголяют на театральных подмостках актеры, играющие чародеев. «Еще бы мне длинную бороду и светящийся посох – для полного счастья». Однако у него имелись книга заклятий и Фануил, и Лайам решил, что этого хватит. Он сгреб свою перепачканную одежду в один бесформенный ком и повернулся к Эласко. – Уокен, окажите мне небольшую любезность. Поищите, пока я тут собираюсь, какую-нибудь служанку, чтобы она забрала все это почистить. – Конечно, – кивнул с готовностью юноша. Когда он ушел, Лайам бросился к своим сумкам и вскоре нашел в них то, что искал. Он сунул «Демонологию» в дорожную ташку и повесил ее на плечо. Как раз вовремя, ибо Эласко уже входил в комнату, сопровождаемый мрачного вида слугой. Тот привычными движениями скатал ворох грязной одежды в узел и пошел прочь, стараясь не смотреть в сторону Фануила. – Ну, все готовы? – спросил Лайам, хлопнув себя по плечу. Эласко кивнул, а Фануил вспорхнул на указанное местечко. «Куда мы, мастер?» «В тюрьму. Я хочу, чтобы ты кое-кого припугнул». «Не понимаю, почему люди меня боятся? Мне кажется, не такой уж я, в общем, и страшный». «А ты постарайся выглядеть пострашнее, – откликнулся Лайам. – Уж постарайся, хотя, безусловно, с такой милой внешностью трудно кого-нибудь напугать». По дороге в тюрьму Лайам усердно уворачивался от взглядов Эласко, чувствуя, что тот только и ищет повода заговорить. Он, правда, не знал, что юношу больше интересует – его шрамы или его замыслы в отношении Хандуитов, но и в том и в другом случае ему нечего было сказать. Шрамы есть шрамы, что про них скажешь? Памятки о неудачах или беспечности – хлеб наемника не очень-то легок. А с Хандуитами придется действовать по наитию. Лайам напустил на себя глубокомысленный вид, надеясь удержать молодого квестора на расстоянии, и, кажется, в том преуспел. Саузваркский эдил считал своего помощника большим докой в искусстве допроса, но Лайам придерживался противоположного мнения на собственный счет. Кессиас с его прямодушием предпочитал забрасывать подозреваемых ворохом случайных вопросов, то же самое делал и Лайам, но с внутренним отвращением, ибо он понимал, что любой секретный замочек открывается лишь подходящим ключом. Град беспорядочных ударов мечом не стоит единственного разящего выпада. Но чтобы разить без промаха, надо уметь фехтовать. Они вошли в крепость, пересекли внутренний дворик и спустились в мрачное подземелье, попутно забрав у стражника ключи и пару свечей. Лайам выбрал ближайшую к лестнице камеру и велел Эласко ее отпереть. – Приведите сюда Хандуита, а затем возвращайтесь к его жене. Присматривайте за ней, но ни на какие вопросы не отвечайте. И сами пока что не спрашивайте ее ни о чем. – Как скажете, квестор, – пробормотал Эласко разочарованно и ушел. Ему явно хотелось присутствовать на допросе. Лайам нашел нишу в стене, укрепил там свечу и встал перед ней в позу. Тень, исходящая от его долговязой фигуры, была выше всяких похвал. Довольно кивнув, Лайам достал из ташки «Демонологию». Поза, тень, книга заклятий – все это выглядело довольно зловеще, но сам он должен вести себя деликатно. Не стоит кричать или грозить, полезнее выказать Хандуитам сочувствие. Ему ведь придется балансировать между правдой и ложью, а убедительными бывают только сочувственные слова. Он отыскал в книге страницу с заклятием для вызова лорда-убийцы, и тут вернулся Эласко. За ним с большой неохотой плелся Эльзевир Хандуит. – Спасибо, квестор, сказал Лайам. – Оставьте нас на пару минут. Эласко втолкнул Хандуита в камеру и, немного помявшись возле решетки, ушел. Лайам повернул книгу так, чтобы узник видел ее обложку. Лицо его при этом оставалось в тени. «Фануил, ты готов?» «Да, мастер». «Когда я дам знак – выкинешь что-нибудь этакое. Сумеешь?» Воцарилось молчание. Дракончик словно бы размышлял. «Сумею», – пришел наконец ответ. «Ну, хорошо». Лайам оторвал взгляд от книги и приветливо улыбнулся. – Доброе утро, сударь мой, доброе утро. Извините, что я вас потревожил, но нам с вами необходимо кое-что прояснить. – Как пожелаете, милорд, – заикаясь, пробормотал Хандуит. Он покосился на «Демонологию» и отвернулся, однако по лицу его невозможно было понять, знакома ли ему эта книга. Узник то мял в руках свою шляпу, то теребил концы засаленного шарфа. Лайам повернул книгу так, чтобы Хандуит увидел страницу. – Скажите, не это ли заклинание вы использовали в ту ночь? – Он ткнул пальцем в заголовок. Хандуит, шаркая ногами, подошел поближе. Продолжая мять в руках свою шляпу, он несколько мгновений разглядывал пентаграмму. – О нет, милорд, я уверен, что нет! «Фануил!» Дракончик выгнул спину и зашипел. Хандуит подскочил на месте, потом попятился, пока не уперся спиной в решетку. Лайам тоже был удивлен. На его памяти уродец ни разу не издавал подобного звука. «Отлично», – мысленно похвалил помощника он и подступил к Хандуиту. – Взгляните еще раз. На рисунок, на текст. Я ведь прошу вас опознать только это. Я знаю, что вы использовали отдельный листок. Хандуит кивнул и отодвинул книгу. – Да, милорд, просто листок, но это не то заклинание! Лайам закрыл книгу и сунул ее под мышку. – И демон забрал его? – Да. «Фануил!» Дракончик вновь зашипел, и Хандуит еще раз подпрыгнул. – И мел, и кошку? – Да, милорд. Лайам задумчиво покачал головой. – В том-то вот и загвоздка. Мел и кошку нашли, а листок куда-то пропал. Впрочем, тут нет ничего удивительного, если как следует поразмыслить. Демоны обычно стараются уничтожить тексты заклятий, которым они повинуются, чтобы никто больше не мог их потревожить. Вы ведь об этом знали? – Нет, милорд, я не знал, – Хандуит опасливо покосился на Фануила. – Ладно, как бы там ни было, они так поступают. Если сумеют выйти из власти призвавших их чародеев. А в вашем случае все ведь произошло именно так? Хандуит живо закивал. – Да, милорд, страшная тварь вырвала у нас тот листок и тут же исчезла! Фануил снова зашипел – на сей раз по собственной инициативе. Хандуит пискнул и сжался. – Тихо, – прикрикнул на дракончика Лайам, а про себя добавил: «Отлично, малыш!» – Тут, сударь мой, есть и еще одна закавыка. Понимаете ли, демоны – весьма своенравные существа. Они терпеть не могут, когда их вызывают. И расправляются с любыми наставлениями подобного рода. С теми, конечно, до каких они в состоянии дотянуться, – он постучал пальцем по «Демонологии». – Взять, например, эту книгу. Демон тут же бы ее уничтожил, будь у него такая возможность… – Он уничтожил не книгу, а листочек, милорд! Фануил вскинул голову, и Хандуит замолчал. – Теперь вот еще что, – продолжал Лайам, демонстративно не реагируя на восклицание Хандуита. – Такие книги дозволено иметь лишь чародеям. Им это разрешено по закону, но обычным людям такими вещами пользоваться запрещено. Хандуит потупил глаза. — Я знаю, квестор. Я сознаю свое преступление. Лайам помолчал, ожидая, что дракончик вмешается, но тот не издал ни звука. – Короче, вот этот экземпляр, в прошлом принадлежавший весьма искусному чародею, не подлежит конфискации и сожжению, как многие бумаги и книги, имеющие отношение к демонологии. Например, текст вашего заклинания, не забери его демон, суд непременно бы сжег. – Он улыбнулся, позволяя узнику поразмыслить над сказанным. – Теперь вы понимаете, в чем ваша беда? Согнув свою шляпу почти пополам, Хандуит покачал головой и уставился на свои башмаки. – Я бы помог вам, милорд, но никак не соображу, чего вы хотите. Мы ведь с женой уже признались, что преступили закон. Мы собирались лишь погадать, а обернулось иначе. Но у нас имелось только одно заклинание, и демон его унес… – Унес, вот именно, – перебил его Лайам, словно наконец-то услышал важную новость. – Но почему же тогда он не унес и книгу? Понимаете, мы еще раз обыскали ваш дом, точнее, подвал – и нашли там книгу заклятий. Очень похожую на ту, что я держу в руках. – Он помолчал, подбирая слова, понимая, что подошел к самому скользкому месту. Он не видел лица Хандуита – тот все еще не поднимал головы, однако шляпа в его руках замерла. – Я заглянул в водосборник и сам подивился тому, что там обнаружил. Раз уж демон вырвался на свободу, он должен был бы забрать и всю книгу, а не какой-то листочек, разве не так? – Не могу знать, – пробормотал Хандуит и повторил, спохватившись: – Не знаю, милорд. Лайам внутренне возликовал. Он как раз и надеялся получить подобный ответ. Именно потому он и стал допрашивать первым этого недотепу. Его супруга еще могла бы что-то придумать и как-нибудь извернуться, но только не тугодум-Эльзевир. – А объясняется все между тем очень просто. Вы стояли не вне пентаграммы, господин Хандуит, вы стояли с книгой внутри пентаграммы. С книгой, очень похожей на эту, не правда ли? – Он сунул разворот «Демонологии» Эльзевиру под нос. Посмотрите-ка, господин Хандуит, не это ли заклинание вы сотворили? Какое-то время Хандуит стоял неподвижно, тупо разглядывая рисунок. Затем он медленно поднял голову и впервые взглянул Лайаму прямо в глаза. – Четыре месяца, милорд, долгий срок. А водосборник не чистили долгие годы. Разве книга в таких условиях могла сохраниться? Лайам медленно улыбнулся, скрывая растерянность. Хандуит задал вопрос, которого он боялся больше всего и на который у него не имелось ответа. Через мгновение в кольце осады образуется брешь и добыча выскользнет из ловушки. Он закрыл томик и побарабанил пальцами по корешку, лихорадочно размышляя, как отразить неожиданную атаку. «Она же магическая». Магическая! Вот именно! Молодец, Фануил! – Господин Хандуит, – сказал многозначительно Лайам, – такие книги пишутся магами. Спрашивается, зачем им нужны книги, плохо переносящие сырость? Рот Хандуита задергался, надежда в глазах погасла. Лайам понял, что победа близка. «Не перегни палку», – предостерег он себя. – Они и горят-то с трудом, но у стражи имеется опыт и ваше пособие непременно сгорит. – Я… мы… – Помолчите немного, – мягко перебил его Лайам. – Позвольте мне кое-что вам объяснить. До сего времени вам грозила лишь порка, однако сотню плетей выдержать может не всякий. Те, кому посчастливится, от этого наказания не умирают, но остаются калеками до конца своих дней. Впрочем, шанс выжить совсем невелик, он, можно сказать, просто ничтожен. Вы были весьма осторожны и придумали правдоподобную версию происшедшего, убедительно выглядела и болезнь вашей жены. Больная невольно внушала к себе сострадание, пока мы не поняли, что ее недуг вызван снадобьями, которые она принимает. – В глазах Хандуита мелькнул ужас, он снова начал что-то там бормотать, но Лайам остановил его жестом. – Вижу, вы понимаете, что ваше и без того шаткое положение начинает усугубляться. Ваша жена симулирует тяжкий недуг, чтобы добиться смягчения своей участи, в подвале вашего дома найдена запретная книга… Вас поймали на лжи, господин Хандуит! А словам лжецов суд вряд ли поверит! – Мы… то есть те снадобья… Лайам наклонился к нему и доверительно прошептал: – За ваше преступление полагается страшная казнь. Для начала вас вздернут всем в назидание. Потом полуживых вытащат из петли и бросят в воду, но не дадут окончательно захлебнуться. Ибо на очереди четвертование, колесование, сожжение и… что там еще? Законы жестоки. Если же вы чистосердечно признаетесь в совершенном, то, обещаю, ничего этого не случится. Вас просто повесят – быстро и безболезненно. Все остальное уже свершится без вас. Вы ничего не почувствуете, вы будете мертвы, понимаете? – Он заставил Хандуита поднять голову и увидел в глазах его бездну отчаяния. – Вы призвали демона, чтобы тот убил вашего брата, ведь так? Хандуит попятился, уперся спиной в решетку, из груди его вырвался не то кашель, не то сдавленный плач. Несчастный все продолжал глядеть в глаза Лайама, словно умоляя о помощи, а потому лицо его разом осунулось и помертвело. Соглашаясь на участие в работе ареопага, Лайам и думать не думал, что ему придется заниматься такими вещами. Отнимать у человека надежду в будничной обстановке много хуже, чем лишать его жизни в бою. – Да, – хриплым дрожащим голосом произнес наконец Хандуит и уткнулся лицом в свою мятую шляпу. Словно ребенок, пытающийся спрятаться от чего-то ужасного. Лайам ждал от него еще каких-нибудь слов или рыданий, но узник просто стоял, спрятав лицо, и даже не шевелился. Тогда Лайам выскользнул потихоньку из камеры и двинулся в дальний конец мрачного тюремного коридора, запихивая на ходу «Демонологию» в ташку. Ровиана Хандуит, лицо которой уже несколько порозовело, осыпала его градом вопросов, но Лайам, не удостоив ее ни словом, поманил молодого квестора в коридор. – Приведите писца, – прошептал он, когда они отошли подальше. – Хандуит даст показания. Эласко просиял, расплылся в улыбке, затем вдруг обеспокоился. – А все было… ну, это.. – по совести? Председательница будет довольна? – Вполне, – ответил Лайам. Он и впрямь ни единожды не солгал, он лишь чуточку подправил реальность. – Надо бы все теперь по форме записать-подписать, так что если вы приведете знающего человека… Эласко снова заулыбался и побежал по коридору. Лайам вернулся в камеру к Хандуиту и увидел, что тот по-прежнему стоит, как стоял. Его нисколько не удивили бы истерические рыдания, вспышки ярости или брань со стороны подозреваемого, припертого следствием к стенке, но такое вот оцепенение нагоняло тоску. Поведение Хандуита было столь странным, что Лайам не ощущал никакого удовлетворения от успешно завершенной работы. Смущенный и растерянный, он прислонился к стене. «По крайней мере, дело мы сделали», – послал он мысль Фануилу. «Да,— отозвался дракончик. – У меня горло болит». «Извини. Но все уже кончено». Оказалось – не все. Когда пришел Эласко – с одним из тюремных писцов, началась новая мука. Хандуит не хотел говорить, он просто стоял столбом, прикрывая шляпой лицо, выдавить из него что-нибудь было попросту невозможно. После нескольких минут бесполезной возни Лайам махнул на дурня рукой и стал излагать факты сам, а Хандуит подтверждал сказанное кивками. Писец, принесший с собой кресло и ящичек для письма, нетерпеливо скрипел пером, щурясь на тусклое пламя свечи. Этот скрип и монотонный бубнеж Лайама были единственными звуками, оглашавшими камеру в течение получаса, но в конце концов черновую запись признания удалось завершить. Писец ушел, пообещав вернуться, когда все набело перепишет. – Здесь мало света, – счел нужным пояснить он и забрал с собой ящичек, оставив кресло на месте. Хандуит после его ухода неожиданно зашевелился. Он отнял от лица шляпу и посмотрел на Эласко. – Теперь я могу идти к своей жене, квестор? – вопрос прозвучал глухо и походил скорее на безжизненный шелест, чем на живую речь. Эласко вопросительно глянул на Лайама. – Через какое-то время, – ответил тот. – Обещаю, вы к ней вернетесь. Но сначала я задам ей пару вопросов. Уокен, побудьте, пожалуйста здесь. Он взял у молодого квестора связку ключей и побрел по коридору к камере Хандуитов, молясь, чтобы ему не пришлось никогда больше участвовать в чем-либо подобном. Ровиана Хандуит гневно уставилась на него, цепляясь бледными пальцами за прутья решетки. – Что ты сделал с ним, негодяй? Где ты его оставил? Именно такого приема Лайам и ожидал, а потому он лишь улыбнулся. – Вы выглядите гораздо лучше, сударыня. Мы нашли книгу, которую вы бросили в водосборник, и ваш муж признался во всем. – Глаза Ровианы чуть не выпали из орбит, она пыталась что-то сказать, но ярость перехватила ей горло. – Я полагаю, вам тоже придется признаться. – Женщина закричала и с такой силой бросилась на железные прутья, что Лайам невольно отпрыгнул к стене. Моряки в соседней камере тут же подтянулись к решетке, любопытствуя, что происходит. Дикий вопль сменился потоком грязных ругательств, и Лайаму сделалось легче. Когда Ровиана умолкла, чтобы со всхлипом вздохнуть, он спокойно продолжил: – Мы знаем всю правду, госпожа Хандуит. Признание вашего мужа обличает и вас. Не стоит противиться неизбежности. Она, уже сломленная, но еще не осознавшая этого, повисла на прутьях. Он видел – она лихорадочно соображает, как поступить. Смириться с тем, чего нельзя изменить, или вновь удариться в крик? Он ждал, спокойно глядя в ее ненавидящие глаза. Они долго, очень долго молчали. – Элдин Хандуит был сущим демоном, – произнесла женщина наконец. – Куда страшнее, чем то существо, которое мы на него натравили. Будь он проклят – и вы вместе с ним. Он знал, что ей ответить, но промолчал, потом сказал – после непродолжительной паузы: – Вам принесут признание вашего мужа. Подпишите его. Лайам оставил в подземелье Эласко, чтобы тот дал подписать признание Хандуитам, принял с усталым кивком его поздравления и выбрался на тюремный двор. Он надеялся хотя бы четверть часа побыть в одиночестве, чтобы прийти в равновесие, но там в окружении клерков и стражи стояли госпожа Саффиан и эдил. Председательница заметила квестора и знаком велела ему подождать. Он ждал, бесцельно поглядывая по сторонам, и, лишь когда вдова к нему подошла, сообразил, что не видит нигде останков испорченной книги. – Ее забрали, – сказала госпожа Саффиан, заметив, как заметался его взгляд. – Насколько я понимаю, Хандуиты признались? – Да. Глядя на него снизу вверх, она вопросительно нахмурила брови. – И все равно вы словно не рады, квестор Ренфорд. С признанием что-то не так? – Да нет, все в порядке. Репутация ареопага не пострадала. Наверное, я просто устал. Я никогда ничего такого прежде не делал. – Хм. – Она оценивающе всмотрелась в него и кивнула, словно нашла подтверждение каким-то своим подозрениям, затем взяла его под левую руку, а в правую вложила довольно тяжелую сумку, сняв ее со своего плеча. – Идемте в суд, и поговорим по дороге. Уже одиннадцать, а заседание начинается в полдень. Они покинули Водяные Врата и пошли прочь от реки по узким улочкам Уоринсфорда. Вдова держала его под руку, и Лайам только сейчас понял, насколько эта женщина маленькая, – она была ему едва по плечо. – У вас иной склад ума, чем у нас, дорогой квестор. Вы не ведете расследование – вы идете но следу. Для нас с квестором Проуном тюрьмы являются чем-то вроде библиотек. Мы все свое время проводим там, отыскивая ответы на встающие перед нами вопросы. И заметьте, обычно их получаем. Но вы скорее охотник, чем кабинетный работник. Вы ищете добычу, ответы вам не нужны. Вот и сейчас – вы носились по городу, а квестор Проун не покидал Водяных Врат. И потому он спокоен, а вам как-то не по себе. Хороший охотник всегда ставит себя на место добычи. Иначе он никакой не охотник, разве не так? Лайам задумчиво оглядел свои сапоги. Все они как сговорились. И эта вдова, и саузваркский эдил. Тот тоже считает его чем-то вроде человека-ищейки. Лайаму не нравилось такое сравнение. И на душе его мутно вовсе не от слюнявых переживаний. Хандуиты виновны, тут нечего переживать. Тем не менее участливые слова вдовы Саффиан как-то согрели его. Она желает ему добра, и было бы просто невежливым ей возражать. Лайам вздохнул и промычал в ответ что-то похожее на согласие. – И все-таки постарайтесь понять, это – не звери. Не благородные олени или гордые львы. Это просто преступники – жулики или бандиты. – Она немного помолчала, затем продолжила, уже другим тоном. – Задолго до того, как я стала членом суда, у моего мужа был квестор, очень похожий на вас. Тоже по своему складу охотник. Он настигал преступников, а что с ними станется дальше – и знать не хотел. Сейчас он эдил, и очень доволен своим положением. Он наводит порядок, а наказывают – другие. – Это Кессиас? – спросил Лайам, безуспешно пытаясь представить своего приятеля в роли охотника. Вдова Саффиан покачала головой. – Нет, его зовут Грациан. Вы встретитесь с ним в Дипенмуре. Что же до вашего драгоценного Кессиаса, то тот никогда не пасует перед необходимостью решить чью-то участь. В этом отношении он бьет Грациана, хотя Грациан в остальном не уступает ему. Только вот крови не терпит. Но муж его очень любил. Они на какое-то время умолкли. Лайам был озадачен тем, что его ни с того ни с сего вдруг стали сравнивать с каким-то там Грацианом. Прежде чем он успел решить, хорошо это или плохо, вдова сжала ему локоть и показала на здание, перед которым толпился народ. – Вот мы и пришли, – сказала она. Легкая морщинка пересекла ее лоб. – Это герцогский суд. Как видите, весь местный сброд уже тут и ожидает начала спектакля. |
||
|