"Драконья справедливость" - читать интересную книгу автора (Худ Дэниел)8От стражников, томившихся возле крепости в карауле, они узнали, что остальные члены судейской комиссии уже покинули стены тюрьмы и что ужин назначен, как и вчера, на восемь. Эласко предложил проводить Лайама до гостиницы, но тот заверил юношу, что и сам распрекрасно найдет дорогу. Ему хотелось немного побыть одному. Они пожали друг другу руки, и Эласко ушел. «Фануил, – мысленно позвал Лайам, как только молодой человек скрылся из виду. – Возвращайся в гостиницу и жди меня там». «Да, мастер». Лайам вскинул голову и через пару мгновений увидел, как маленькая черная тень взвилась над стенами крепости и метнулась к востоку. Тогда он и сам побрел в сторону пантеона, рассчитывая пройти к гостинице уже знакомым путем. Он шел, сосредоточенно глядя себе под ноги, и размышлял. Мысль, что оба убийства в чем-то смыкаются, была сама по себе неплоха, но в деталях гуляла. Новая проработка версии могла обнаружить зацепки, которые ранее от Лайама ускользали. Если «нужный человек» – чародей, почему он не сносился с аптекарями? Возможно, ему от них ничего и не требовалось, однако верилось в это с трудом. Подлинный маг не упустит случая покопаться в кореньях и травках. Прежний хозяин дракончика регулярно наведывался к фармацевтам, хотя покупал у них что-то далеко не всегда. Мастер Танаквиль порой наносил им визиты из одной любознательности, чтобы, как он говаривал Фануилу, «знать, что у этих пентюхов можно достать». Лайам попробовал предположить, что незнакомец – не чародей, и тут же себя одернул. Пассендуса не закололи, не задушили, не застрелили из лука. Он был убит при помощи магии. Ни одна, даже самая развеселая, шутка на свете не может вызвать на лице человека столь жуткий оскал. «Значит, он – чародей, умеющий искусно маскироваться. И только особенный, предположительно харкоутский, выговор может выдать его». Но харкоутский выговор сам по себе – далеко не улика. Через Харкоут идет вся торговля, и тамошние торговцы и моряки рассыпаны по всему королевству, словно горох. Нахмурившись, Лайам выбросил из головы «нужного человека» и попытался сосредоточиться на Хандуитах. Чтобы их обвинить, не хватало совсем ерунды, и это ужасно его раздражало. Дурость уоринсфордских властей лишила саузваркского квестора возможности себя проявить, а ведь он мог разобраться со всем этим легко, красиво и быстро. Супруги, безусловно, виновны, но каким образом это теперь доказать? Он миновал пантеон. Солнце спряталось за крышами зданий, и городские улицы погрузились во тьму. Теперь он стал подвергать сомнению собственную уверенность в виновности подозреваемых. Хандуиты вполне могли вызвать демона с невинными целями. Каждому любопытно узнать, что сулит ему завтрашний день. И впрямь, если вдуматься, зачем для убийства обычного человека призывать в помощники потустороннюю тварь? Это все равно что снаряжать против муравья катапульту. «Нужный человек» применил против Пассендуса магию просто потому, что он маг. Но ведь Хандуиты-то – никакие не маги. Демонология для них – темный лес. Ну пришла им охота убить своего родича, так зачем городить огород? Почему бы попросту его не зарезать, не отравить или не вытолкнуть из окна? Ответ пришел неожиданно и был так прост, что Лайам замер на пороге гостиницы. «Мастер?» «Тсс! Помолчи!» Он даже не попытался нашарить дракончика взглядом. Многие знали, что Элдин Хандуит собирает запретные манускрипты. Многим было известно, что человек он замкнутый, скрытный и по ночам запирается у себя наверху. И если однажды бедолагу, свихнувшегося на магических опытах, растерзала бы какая-то жуткая тварь, кто усомнился бы в том, что он сам виноват в собственной смерти? Лайам очень живо представил себе Хандуитов, горестно качающих головами. «Бедный Элдин, он нас не слушал, он всегда поступал по-своему, небо ему судья!» Эта догадка придавала смысл и кое-каким мелочам, которые прежде не лезли ни в какие ворота. Голубой мелок с дохлой кошкой, найденные в спальне убитого, и должны были там обнаружиться. Демону приказали перенести их туда. Как доказательство того, что Хандуит-старший сам творил заклинание. А Хандуиты-младшие не успели стереть пентаграмму вовсе не потому, что были потрясены случившимся, а потому, что не ожидали скорого прихода незваных гостей. «Они не думали, что демону захочется насладиться воплями жертвы. Они полагали, что тварь убьет их родича тихо и что им хватит времени все прибрать не спеша». Но жуткие крики Элдина Хандуита привлекли внимание стражи и подняли с постели служанку. И преступников взяли с поличным. Губы Лайама раздвинула торжествующая усмешка. Когда все выводы окончательно сформировались, он переправил их Фануилу вместе с вопросом: «Ну как?» Фануил спикировал откуда-то сверху и шлепнулся на камни крыльца. «Все сходится, мастер!» Подхватив дракончика на руки, Лайам вошел в гостиницу и быстрым шагом двинулся к своей комнате. «А настоящие чародеи вполне могут обходиться и без аптек». Лайам нахмурился. Уродец опять подслушивал. «Давай пока забудем о деле Пассендуса. Сосредоточимся на Хандуитах. Подумаем, куда мог деваться листок с заклинанием. Допустим, его и впрямь отдали демону, и тот действительно уничтожил бумагу». К счастью, Проуна в номере не оказалось. Лайам тщательно запер дверь, вытащил из угла дорожную сумку и принялся ее разбирать, продолжая разговор с Фануилом. «Нет, мастер. Лорда тьмы следовало отпустить». – Разве невозможно его отпустить без этого текста? «Невозможно. Загляни в свою книгу, и ты все поймешь». Лайам достал из кармана «Демонологию» и открыл на странице, номер которой подсказал ему Фануил. «Вызов лорда-убийцы» гласил заголовок, ниже красовался чертеж пентаграммы, дальше шел текст заклинания, к нему прилагалось пространное наставление. Само заклинание являло собой набор труднопроизносимых и лишенных всякого смысла слов, но наставление читалось легко. Рисуется пентаграмма, с помощью заклинания вызывается демон, ему говорят, кого надо убить. Демон может уйти, только когда умертвит названного человека, и отпустить его можно, лишь стоя внутри защитного круга. Процедура отпущения была достаточно сложной и также сопровождалась длинной словесной абракадаброй, запомнить которую не представлялось возможным. Далее – после пробела – шло предостережение, взятое в рамку: «Это очень старое наставление, пояснил Фануил. – Оно составлено задолго до того, как Семнадцать семейств пришли в Таралон». – Так-так. Водя пальцем по линиям пентаграммы, Лайам спросил: «Значит, можно предположить, что Хандуиты сумели отпустить своего лорда?» «Если бы не сумели, в Уоринсфорде сейчас не осталось бы ни души». Ему представилось, как Хандуиты, теснясь на пятачке, ограниченном пентаграммой, торопливо бормочут слова отпущения, в то время как стражники рыщут по дому, выкрикивая их имена. Им удается отпустить демона, и что же потом? Они пытаются стереть пентаграмму, а куда девается текст? «Успевают они его каким-то образом уничтожить? Или все-таки нет?» Почему-то ему вдруг показалось, что текст этот находится в книге. Точно такой же, какую он держит в руках. Он повертел в голове эту мысль. Итак, Эльзевир ползает по полу с тряпкой, а Ровиана пытается избавиться от довольно пухлого томика. Ей необходимо его уничтожить. «Но как? Выбросить некуда. Остается лишь сжечь!» Но в подвале нет ни очага, ни камина. Значит, что же? Использовать как-то огонь свечи или фонаря? Но чтобы сжечь «Демонологию» на пламени свечки, надо иметь в запасе приблизительно вечность. «Оставь в покое „Демонологию“, мастер. Они утверждают, что пользовались отдельным листком». – Мало ли что они утверждают! «Прикинь-ка вот что, продолжил он мысленно, по-прежнему обводя пальцем контуры пентаграммы. Маг, приехавший из Харкоута, очень искусен. „Демонология“ ему не нужна. В конце концов, это просто учебник. Зачем ему рвать учебник на части? Почему не продать его целиком?» «Пособие мог расплести книготорговец». «Нет. Он знал, что на целую книгу Хандуит клюнет скорей». Чем дольше Лайам об этом раздумывал, тем больше в нем крепла уверенность, что его догадка верна. Она потрясала своей четкостью, связывая разрозненные фактики воедино и привнося кое-какую конкретность в портрет «нужного человека», пока еще не имеющий определенных черт. О боги, в каком страхе, должно быть, металась по подвалу злосчастная Ровиана, не зная, куда девать обжигающую ей руки улику! «Мы не можем этого утверждать, остерег его Фануил. – У нас нет фактических подтверждений». – Конечно-конечно, – кивнул Лайам, жестом прерывая зануду. «Сжечь книгу она не могла, так что же она с ней сделала? Спрятала! Она спрятала ее где-то в подвале!» «Мы не можем этого знать», – повторил упрямо уродец. – Знать не можем, – согласился Лайам, язвительно ухмыляясь. – Но выяснить – можем. Побрившись и переодевшись, Лайам спустился в трапезную ужасно довольный собой. «Демонологию» он надежно укрыл от чужих глаз на дне одной из своих сумок, охрану которых поручил Фануилу, но грело его вовсе не это. Лайама окрыляла уверенность, что дело Хандуитов практически разрешено. Он не опоздал, но все равно оказался последним, и с его появлением собравшиеся стали рассаживаться, после чего обнаружилось, что за столом не хватает матушки Хэл. Эдил Куспиниан, покосившись на пустое местечко, объявил, что та не придет, и повелительно потряс колокольчиком, давая понять слугам, что их уже заждались. Ужин в обилии яств не уступал вчерашнему, однако его течение было иным. Эдил вел себя на диво учтиво, а Лайама попросту принялся опекать, подкладывая ему лучшие кусочки в тарелку и неустанно нахваливая искусство гостиничных поваров. – Может быть, в Дипенмуре имеются кулинары и поискуснее, но вряд ли вам приходилось пробовать что-либо, идущее в сравнение с местными бараньими отбивными. Их готовят особым способом, и, согласитесь, они чудо как хороши. Не положить ли вам еще пару котлеток? – Да-да, конечно, – сказал Лайам, протягивая тарелку. «Видно, он и впрямь полагает, что герцогу без меня день не в день». – Приятно иметь дело с людьми, понимающими толк в хорошей еде. Вдова Саффиан, сидевшая дотоле спокойно, вдруг отложила в сторону вилку и нож. – Простите, любезный эдил, нельзя ли нам отступиться сегодня от правила не говорить о делах во время еды? Куспиниан, уже успевший положить на тарелку Лайама отбивные, благодушно махнул рукой. – Как пожелаете, госпожа председательница. Серьезные раздумья порой очень даже способствуют возбуждению аппетита! Пожалуйста, как пожелаете! – Благодарю, – вдова облокотилась на стол, растирая костяшки пальцев. – Меня очень тревожит дело, связанное с холодной палатой. Настолько, что я даже подумываю, не отказаться ли нам от него? Проун хрюкнул от неожиданности и шумно сглотнул, взгляд Куспиниана выразил удивление. – С холодной палатой? – С самым мощным подразделением гильдии магов, – пояснила вдова. – Убийство чародея каким-то краем затрагивает их интересы. Ареопагу незачем нарываться на неприятности. Думаю, это дело надо закрыть. – С гильдией шутки плохи, – осторожно заметил Куспиниан. – С холодной палатой – т-тем более! – Новость Проуна так поразила, что он стал заикаться. – Вы абсолютно правы, сударыня! Пусть с этой историей разбираются маги. Лайам ошарашено смотрел на своих сотрапезников, не понимая, что происходит. Спятили они, что ли, все разом или съели что-то не то? – Простите, но какое нам дело до гильдии? Убит человек, нарушен закон – гильдия тут ни при чем! – Убитый был чародеем, – сказал Куспиниан. – Он даже не из нашего герцогства, фыркнув, добавил Проун. – Так что мы вовсе не обязаны им заниматься. И раз уж стало известно, что холодная палата имеет тут свой интерес… – Откуда вам это известно? – перебил его Лайам, едва сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей. Он повернулся к госпоже Саффиан. – Наоборот, сударыня, Пассендус в своем письме недвусмысленно заявляет, что услуги холодной палаты ему не нужны. Эласко, который до сих пор сидел молча, запинаясь, добавил: – Разве гильдия не будет довольна, если мы отыщем убийцу ее человека? – Вот именно! – Лайам был просто ошеломлен. Эти люди, столь ревностно пекущиеся о репутации ареопага, вдруг отказываются исполнять свои прямые обязанности. И почему? Да лишь потому, что какая-то гильдия может косо на то посмотреть. Неужели они так трусливы? Председательница ареопага покачала головой. – Гильдия становится весьма щепетильной во всем, что касается ее внутренних дел. Более того, квестор Ренфорд, признайтесь, в этом дознании вы не очень-то преуспели. – Лайам готов был уже возразить, но вдова мягким жестом остановила его. – Нет, я думаю, это дело лучше пока отложить. Сосредоточьте свои усилия на Хандуитах. – Вот-вот, поддакнул Проун, откинувшись с самодовольным видом на спинку кресла. – Докажите-ка сперва очевидное, а потом уж тягайтесь с холодной палатой. Лайам дернул губами, но сдержался. – Очень хорошо, – сказал он сквозь зубы. – Как прикажете, госпожа председательница. – Так и прикажу. И прошу, не считайте, что кто-то из нас сомневается в ваших талантах, – продолжала вдова, бросив на Проуна многозначительный взгляд. – Просто дело это весьма щекотливое и какое-то время лучше с ним подождать. Лайам склонил голову. – Да, сударыня. Как вам будет угодно. За столом воцарилось натянутое молчание. Мужчины заерзали в креслах. Возникшей неловкости не ощущала, казалось, только вдова. Она спокойно принялась за еду, словно все остальное перестало ее занимать. – Нет, господа, – через пару минут выпалил Куспиниан, – это уж слишком. Оставьте вашу серьезность и выпейте по бокалу вина! – Он щелкнул пальцами, и вокруг стола забегали слуги. Пить Лайам не стал, но сделал вид, что пьет, потом он повернулся к вдове и спросил как бы между прочим: – Скажите, госпожа председательница, будет ли у меня завтра немного времени, чтобы еще кое-что для себя прояснить? За председательницу ответил эдил. – Да, безусловно! Раньше полудня заседание не начнется. Все утро в вашем распоряжении, квестор. – Он осекся и поглядел на вдову. – Разве что госпожа председательница решит по-иному. – Нет, – ответила та. – Можете провести утро как вам угодно. Да и у квестора Проуна есть еще кое-какие заботы, ведь так? – Да, – важно кивнул жирный квестор. – Дело Лонса Кеммера наиболее тонкое. Мне придется допросить пострадавших девушек на дому, чтобы не проводить эту процедуру публично. Бедняжкам досталось и так. Остальные хвосты и вовсе пустячные. Маскерри с его фальшивыми снадобьями тут же расколется, если на него немного нажать. Он уже, можно сказать, у меня в кармане. Понятно, в чей огород метил камешком Проун, но он старался напрасно. К полудню Хандуиты будут в кармане и у него. Лайам был твердо в этом уверен. И раз уж ему приказали оставить в покое убийцу Пассендуса, то вряд ли потом станут спрашивать, почему он его не нашел. – Попробуйте отбивные, – миролюбиво улыбнулся он толстяку. – Они превосходны, можете мне поверить. Незачем заводить ссору с соседом по комнате, даже если тот смертельно тебе надоел. Надо быть проще и смотреть на все философски. Проун – скотина, вдова Саффиан шарахается от собственной тени, но ареопаг – это их забота, а не твоя. Делай что тебе говорят, и вся недолга. Настроившись таким образом, Лайам почувствовал себя сносно, а усилия эдила Куспиниана и вовсе привели его в хорошее расположение духа. Тот, стараясь развеселить хотя бы себя самого, приложил все усилия к тому, чтобы согнать кислое выражение с лиц своих сотрапезников. Он сыпал шутками и поминутно всех тормошил, с комичной настойчивостью уговаривая каждого съесть и выпить побольше. Ах, квестор Проун, да неужели же вам не нравится пирог с куропаткой? Дражайший Эласко, не спите, к вам приближается сыр! Мало-помалу напряженность ослабла и за столом завязалось нечто вроде общего разговора. Куспиниан тщательно эту искорку раздувал. К тому моменту, как со стола убрали тарелки и пришло время выпить опорто, собравшиеся выглядели куда оживленнее, чем получасом назад. Эдил даже умудрился выжать из Проуна пару более-менее осмысленных фраз по поводу пирога. Лайам просто был восхищен тем, как искусно и осмотрительно этот человек вел застолье к общему примирению, но он не мог также не думать о тайных мотивах, движущих им. После каждой своей остроты эдил поглядывал на госпожу Саффиан, а затем бросал быстрый взгляд в сторону Лайама, словно ища его одобрения и поддержки. Казалось, что великан пытается установить с ним какую-то связь. «И ведь вовсе не от избытка радушия, – лениво подумал Лайам. – Тут нечто другое. Он чего-то от меня хочет». Желудок его отяжелел от обильной еды, голова кружилась от выпитого вина. «Он ведь все еще полагает, что нас с герцогом водой не разлить». Чего именно может хотеть от него эдил, Лайам сообразить не мог, но мысль эта почему-то его забавляла. Пусть себе хочет, кому от этого плохо? Приятное опьянение не давало ему воспринимать окружающее всерьез. Как бы там ни было, Куспиниан в этот вечер ни о чем говорить с ним не стал. Когда опорто допили, он пожелал всем сотрапезникам хорошего сна и откланялся. Эласко ушел вместе с ним. Госпожа председательница, взяв со стола свечу, также покинула трапезную. Оставшись наедине с Проуном, Лайам вдруг вспомнил об их недавней размолвке и помрачнел. Толстый квестор, видимо вспомнив о том же, надул щеки. Шагая бок о бок к своей комнате, мужчины хранили ледяное молчание. Там уже был затоплен камин. Лайам мысленно выбранился – он не любил духоту – и обратился к Фануилу. «Ты видел когда-нибудь такой дурацкий колпак? Проун как раз натягивал на голову ночную шапочку с кисточкой. – Держу пари, за ночь у него все мозги вместе с потом вытекут на подушку!» «Да, мастер». Лайам, кряхтя, стащил с ног сапоги, потом разделся и остался в исподнем. «А что ты думаешь об эдиле?» «Он странно себя ведет». «Ему что-то от меня надо». «Может, стоит ему объяснить, что ты с герцогом вовсе не дружишь?» Лайам забрался в постель, натянув на себя самое тонкое одеяло. «Пусть все идет, как идет. – Его вдруг одолела зевота. – За книгой приглядываешь?» «Да, мастер». «Разбуди меня пораньше». Он успел услышать, как Проун задувает свечу, но то, с какими стонами толстый квестор устраивается на своей половине кровати, до его сознания уже не дошло. Сон Лайама был ярок – сказывалось влияние хмеля. Он плыл куда-то на фрипортском корабле, испытывая самые приятные ощущения. Стояла прекрасная погода, в корму задувал западный ветерок, однако на судне не имелось команды. Лайаму приходилось бегать от мачт к рулю и обратно. Он подтягивал паруса и крутил штурвальное колесо, нисколько, впрочем, не уставая, правда, не успевая при этом выполнить и половины нужной работы. Потом появилась команда, и он замер у борта, глядя на горизонт, затем ракурс сменился, и Лайам стал любоваться летящим над волнами судном со стороны. Наконец от корабля отделилась какая-то точка, она все росла и росла, пока не превратилась в дракона. «Мастер, проснись!» Подавив стон, Лайам заставил себя подняться с постели. Склонившись над тазиком для умывания, он промыл глаза и немного взбодрился. О боги, ну почему ночи так коротки? Или это Фануил что-то напутал? Небо за окном было все еще темным, и комната освещалась лишь слабыми отблесками, идущими от догорающих в камине поленьев. «А ты уверен, что ночь миновала?» «Вчера ты проснулся в это же время», – ответил Фануил из угла. Нет, похмелье его не мучило, просто он недоспал, ох как недоспал – ему очень хотелось забраться обратно в кровать и угнездиться там еще на часок, пусть даже под самым боком у этого толстого борова. Кисло скривившись, Лайам покосился на спящего Проуна и потянулся. «Терпение. Что тебе за дело до жалкой личности, слишком многое о себе возомнившей? Пусть спит подольше – спящие не вредят». С этой мыслью он стал одеваться. |
||
|