"Волшебная шапка" - читать интересную книгу автора (Тухтабаев Худайберды)И у меня есть друзьяЯ разделся и обнаружил, что правое плечо у меня и локоть ободраны, побагровели и вспухли. Я вспомнил, что третьего дня волчонок цапнул меня за руку, но тогда я и не обратил на это внимания. Теперь я почувствовал ломоту и озноб во всём теле. Вот ведь как мы увлеклись дрессировкой! Несмотря на плохое состояние, я всё же вышел к гостям. – Теперь другое дело! – удовлетворённо воскликнул Вахид Салиевич, оглядев меня. – Садитесь поближе, Хашимджан, и расскажите нам, где вы были, что делали. – И почему неделями не изволите появляться в школе, – вежливо добавил мой «любимый» вожатый. – В школе? – повторил я, как попугай. – Да, в школе! – угрожающе подтвердил папа. Э-э, дело оборачивается неважно. Не зря, конечно, они собрались. Втроём, наверное, и обсудили, и осудили, и наказание мне придумали. – Я болею, – сказал я слабым голосом. – Вот, поглядите руку, если не верите, пожалуйста! Я скинул рубаху. – Что с твоей рукой? – спросил Вахид Салиевич, участливо вскакивая с места. – Да она у тебя опухла и посинела!.. Мой дорогой учитель так перепугался, так бережно взял мою руку, что я чуть не расплакался. Не он ли первым поверил, что я смогу стать человеком, не он ли подбадривал меня, заботился, а сегодня пожертвовал своим временем, чтобы проведать меня. Можно обманывать такого человека? Нет, конечно. – Меня покусал волчонок… – проговорил я, поднимая голову. И всё рассказал от начала до конца. – Жалко, что он убежал, – пожалел Вахид Салиевич, внимательно выслушав меня. – Вместе бы взялись за дело, глядишь, и добились бы каких-то успехов. А сейчас, выходит, ни волчонка, ни представления… Глядя, как убивается учитель, я до того пожалел, что занялись дрессировкой втайне от него, что слёзы сами собой полились из глаз. – Занимаешься разной чепухой… – проговорил отец с горечью. – Когда, интересно, ты наберёшься ума-разума! Я молчал. А что было ответить? Папа, Вахид Салиевич и мой «любимый» вожатый сидели в саду до позднего вечера. Бабушка готовила им плов, я носил чай. А Айша и Доно – хитрые! – сели у окна и делали вид, что готовят уроки. Мол, поглядите, товарищи, какие мы примерные и добросовестные. А сами небось или про наряды шепчутся, или пытаются подслушать, о чём разговаривают взрослые. А речь шла не о таких уж интересных вещах: у директора школы Атаджана Азизова корова объелась жмыха и сдохла, в этом году богатый урожай хлопка, шестиклассники Саддиниса и Хамрокул круглые отличники. – Так неужели эта Саддиниса у вас круглая отличница? – удивился папа. – Ещё бы! – проговорил довольный Вахид Салиевич. – Она уроки учит на неделю раньше. – Не может быть! Такая малюсенькая девочка? – Ну и что, если малюсенькая! Эта девочка любого мальчика за пояс заткнёт. Вот заладили! Ведь я знаю, что ради меня затеян этот разговор, ну так сразу и начинали бы, чем ходить вокруг да около. Но вот бабушка принесла глиняный кумган с водой, я полил гостям на руки, после чего они засобирались домой. А мне от этого стало хуже вдвойне, лучше б уж поругали, пожурили, постыдили за прогулы, за плохие отметки. – Вахид Салиевич, что же вы молчите? – не вытерпел я наконец. – А что мне говорить? – удивился учитель. – Но я ведь столько прогулял!.. – Да, но я вижу, что вы сами жалеете об этом. Сами себя наказываете. Зачем же мне ещё ругать вас? – Я больше не пропущу ни одного урока. – А вот это вы зря, Хашимджан. Не дело давать клятву, которую не сдержишь. – Думаете, я не умею держать слово? – Не знаю. Я этого не видел. – Хорошо, теперь увидите. Вот торжественно клянусь перед вами, папой, Закиромака, бабушкой, сестрёнками… – Э, бросьте вы эти торжественные клятвы! – махнул рукой Вахид Салиевич и отвернулся от меня. Я был готов броситься на землю, биться головой о камни, рвать на себе волосы. Я потерял последнего человека, который мне верил! Я пошёл в дом. Почему-то земля убегала из-под ног, к горлу подступала тошнота. Чтобы не упасть, я ухватился за перила веранды. – Что с тобой, сынок? – подбежала ко мне мама. – Тебе нездоровится? – Что-то голова кружится… – Да у тебя жар! Кузыбай, поди-ка сюда! – испуганно окликнула она папу, уводя меня в дом. Градусник показывал 39. И температура всё поднималась. Я это чувствовал по тому, как ломило суставы, волнами накатывал жар. Смутно помню, как мама привела медсестру Сабиру-апа, как та кипятила в блестящей металлической коробке толстые, как колья, шприцы. Потом, видно, температура моя поднялась ещё выше, и я потерял сознание. Не знаю, сколько времени я был в беспамятстве. Открыв глаза, я обнаружил, что лежу в своей комнате. Белоснежные подушка и простыня, атласное одеяло. На улице, точно разъярённый волк, завывает ветер. Бросает в стёкла песок, колотит ветками деревьев. У изголовья сидит мама, поминутно вытирает глаза. – Воды, – прошептал я, еле шевеля спёкшимися губами. – Ой, верблюжонок мой, очнулся? – Мама нагнулась ко мне, поцеловала в лоб, потом позвала папу. Он появился не один, а вместе с тем доктором, который недавно оперировал Донохон. – Я же говорил, что он очнётся, как только спадёт жар. Ну молодцом, Хашимджан, молодцом! – Доктор потрогал мой лоб. – Ну как, молодой человек, болит голова? – Побаливает. – Ничего, к вечеру пройдёт. Завтра можно будет вставать с постели, а послезавтра – смело отправляться охотиться на волков. – Кузыбай, надо бы сообщить Вахиду Салиевичу, что Хашимджан пришёл в себя, – проговорила мама. – Волновался очень, бедняга. – А что, мама, Вахид Салиевич… Вахид Салиевич знает, что я заболел? – Он уже трижды приходил узнать, как ты себя чувствуешь. Так он тебя любит. Я слабо улыбнулся, попытался пошутить: – Меня ведь, мама, нельзя не любить… Прежде чем уйти, доктор велел каждые три часа промывать мою рану раствором марганцовки, затем перевязывать, намазав какой-то вонючей мазью. А на улице ветер становился всё сильнее. В комнату вошла Айша. Она только что вернулась из школы: раскраснелась вся, на волосах подтаявшие снежинки. – Ака, Хашимджан-ака! – Чего тебе? – Ты не спишь? – Нет, сплю! – буркнул я. – У тебя же один глаз открытый, – рассмеялась Айша. – Я смотрю сон, поэтому он открытый. А то как же я увижу сон с закрытыми глазами? – А знаешь, ака, к тебе ребята собираются… – Какие ребята? – приподнял я голову. – Твои одноклассники. Хотят проведать тебя. Не успела она договорить, как в коридоре затопотало множество ног, послышался чейто громкий шёпот: «Давай, веди ты!» Емуответил другой голос: «Нет, первым ты!» Ктото хихикнул, кто-то ойкнул. Дверь распахнулась, но в комнату никто не входил, и возня в коридоре не прекращалась. Наконец появился Хамрокул. Рот до ушей, лицо сияет как медный начищенный таз. – Как ты себя чувствуешь, приятель? – спросил он. – Э, да я вижу, ты здоров как бык! – высунулся из-за его спины Мирабиддинходжа. Ответить ему я не успел: комната наполнилась ребятами. Они принесли букет подзамёрзших цветов, кулёк конфет и штук десять яблок. Положили всё это на стол и давай тормошить меня: кто щупает лоб, кто осматривает руку, а кто и пятки щекочет. Вопросы сыпались градом, я не успевал отвечать. Хорошо, что в это время появился Вахид Салиевич и навёл порядок – рассадил всех куда мог. – Теперь можно и поговорить с больным. Какое там поговорить! У меня что-тозастряло в горле, защипало в глазах, вот-вот заплачу. Не стану скрывать, я до глубины души переживал, что отстал от сверстников и очутился в чужом шестом «Б» классе, среди чужих ребят. Один из них казался мне хвастуном, другой – болтуном, третий – трусом. В класс этот я входил, как входит, наверное, птица в клетку. От тоски я готов был бежать куда глаза глядят. А ведь я, оказывается, здорово ошибался! И вовсе неплохие ребята мои новые одноклассники. Сам я хорош! Сам виноват во всех своих бедах! – Температура спала? – поинтересовался Абдусамат. Этот парень любит привязывать девочек косичками друг к другу. – Да, сейчас нормальная. Спасибо. – А что, не мог ты почитать над собой молитву, чтобы беду отвадить? – спросил Гияс. – Зря, что ли, учился у муллы Янгока? Ребята дружно засмеялись. Шахида, которая сидит за моей партой, кажется, почувствовала, что мне неловко, сама атаковала Гияса. – Хашим учился у муллы Янгока, чтобы проучить его. А ты зачем старался? Всё равно не научился ездить на быке! Хохот поднялся сильнее прежнего. Гияс вскочил с места, стал оправдываться. – Попробовали бы вы сами научиться ездить на таком быке! Он был такой высокий, что без лестницы не заберёшься ему на спину. Только начал подниматься, а он как шагнёт вперёд – я и брякнулся на землю вместе с лестницей. Вы не представляете, как мама обрадовалась приходу моих одноклассников! – Не думала, не гадала, что у моего непутёвого Хашима столько друзей-товарищей! Спасибо, детки, что решили проведать моего мальчика, спасибо вашим родителям, породившим таких милых детей, спасибо учителям, воспитавшим вас такими чуткими и добрыми! Она суетилась в комнате, что-то поправляла, доставала, но, не докончив начатое дело, спешила на кухню, потом опять появлялась, начинала делать совсем другое. Мама ни за что не согласилась отпустить ребят без угощения. И угостила на славу. Завалила стол разными конфетами, пряниками, сушёными фруктами, которые обычно прятала от нас в шкафу. – Хашимджан, поправляйтесь скорее, без вас класс наш совсем опустел, осиротел, – сказал, уходя, Вахид Салиевич. – Нет, не буду поправляться. И стараться не буду! – сказал я, пряча лицо под одеялом. – Почему же это, Хашимджан? – удивился учитель. – Потому что все они дразнят меня «муллой»! Ребята поняли, что я шучу, но что всё же в шутке кроется доля правды. Они зашумели, загалдели, обещая никогда больше не называть меня муллой. – Тогда считайте, что с сегодняшнегодня я уже поправился, – сказал я, откинув одеяло. После ухода ребят мама долго сидела возле меня, гладя мне лоб. – Какие чудесные ребята твои одноклассники, Хашимджан! Весёлые, добрые, ласковые!.. – Голос у мамы дрогнул. – Я ведь специально остался на второй год, мама, чтобы учиться вместе с ними! (Мама улыбнулась.) – Этот… как его… тот парень, который поймал волчонка, он тоже… – Акрам? – Да, да, Акрам этот… вчера весь день под окнами торчал. Выхожу пригласить его в дом, а он стремглав убегает прочь. Очень переживал за тебя. Материнское сердце не обманешь. И вообще отличные товарищи у тебя в классе, Хашимджан, сынок. Держись их крепче… не потеряй… |
||||
|