"Вещие сны" - читать интересную книгу автора (Хупер Кей)

Глава 14

На каком-то уровне сознания Джоанна была готова услышать от Скотта эти безумные слова — с того самого момента, как она узнала, что его отношение к Риген резко переменилось несколько лет назад. Это было единственное возможное объяснение внезапной холодности отца к малому невинному ребенку. А учитывая все, что она знала о Кэролайн, такое объяснение было более чем вероятно.

Но Джоанна не ожидала, что ей будет так больно услышать это обвинение в адрес Гриффина.

— Нет, — сказал Гриффин. Он не смотрел на Джоанну, он не сводил глаз со Скотта.

— Вы думаете, я вам поверю? Мне сказала это сама Кэролайн еще много лет назад.

Гриффин подался к нему и, по-прежнему не сводя с него глаз, очень спокойно сказал:

— Послушайте меня и постарайтесь поверить. Она солгала вам. Я не знаю зачем, но она солгала. У нас никогда не было романа. Мы ни разу не ложились в постель. Риген никак не может быть моей дочерью.

К Джоанне постепенно возвращалась способность дышать.

— Я не верю вам, — хрипло проговорил Скотт. — О таких вещах не лгут. Это невозможно.

— Хотите, я пройду тест на отцовство, чтобы доказать вам, что это ложь? С радостью. Но тогда и вы его пройдите. Она ваша дочь, Скотт.

Повисло тяжелое молчание. Прервала его Джоанна.

— Я знаю, Скотт, вам кажется, что Риген похожа на Кэролайн, — тихо сказала она. — Но всмотритесь внимательнее. Разрез глаз, форма ушей у нее ваши. У нее ваше выражение лица, ваши гримаски. А руки? Это просто женская версия ваших собственных рук! Вы просто слепы как крот!

Скотт шагнул вперед и ухватился за спинку кресла для посетителей. Он смотрел на Гриффина и не видел его. Он вообще сейчас ничего не видел. Взгляд его был направлен в глубь себя; лицо побелело.

— Как долго я был в заблуждении, — наконец произнес он.

— Кэролайн ослепила вас своей ложью, — сказала Джоанна. — Когда она вам это сказала, вы стали смотреть на Риген с сомнением — и все, все было отравлено. Должно быть, она хотела сделать вам больно — очень больно.

Скотт медленно покачал головой, все так же глядя в пространство.

— Нет, она хотела не этого. Теперь я понимаю. Она хотела, чтобы Риген принадлежала ей одной, а я ей мешал. И она заставила меня отвернуться от ребенка. О! Она отлично знала, что я не смогу этого вынести.

Док прав — эта женщина всегда добивалась своего, неважно, какой ценой. Джоанна сразу поверила, что Кэролайн могла поступить столь чудовищно жестоко и эгоистично для того, чтобы девочка любила только ее одну. Ей, вероятно, даже в голову не пришло, что она нанесла Риген глубокую рану, лишив ее отцовской любви; она искренне считала, что малышке вполне достаточно любви матери. И, надо сказать, она была прекрасной матерью, она всю себя посвятила ребенку — но какую цену пришлось заплатить за это бедняжке Риген!

И какую цену пришлось заплатить за это Скотту!

Джоанна с Гриффином молчали, ожидая, когда Скотт придет в себя. Постепенно он возвращался к действительности, к тому, что происходит здесь и сейчас. И проходило это тяжело и болезненно — столь гордому, всегда застегнутому на все пуговицы человеку сейчас было стыдно, что в этом маленьком кабинете он так обнажил свои чувства.

Скотт молча взглянул на нее, потом на него и пошел к двери. Но перед тем, как уйти, он обернулся к Джоанне.

— Вы были правы, — сказал он и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

— В чем? — спросил Гриффин, когда они остались одни.

— В том, что он любил Кэролайн, — сказала Джоанна, глядя вслед Скотту. — Несмотря на все, что она делала, он все эти годы любил ее.

— Боже мой, — пробормотал Гриффин, тяжело опускаясь на стул. — Неудивительно, что он так меня ненавидел.

Джоанна глубоко вздохнула.

— Тебе, наверное, и в голову не приходило, что он может считать Риген твоей дочерью?

— Господи, конечно, нет! А то бы я давно уже поговорил с ним прямо. — Он покрутил головой. — Поскольку это совершенно невозможно, как мне могло прийти такое в голову? Он был не очень близок со своим ребенком, но, черт возьми, с кем вообще он был близок?

Джоанна не удивилась, услышав, что ни Гриффин, ни все остальные практически не обратили внимания на внезапное безразличие Скотта к дочери. Заметить эту резкую перемену и удивиться ей мог только человек, который много времени проводил с их семьей — как, например, Дилан.

— Но, наверное, ты все-таки недоумевал, с чего это он вдруг стал тебя ненавидеть? — спросила она.

— Я думал…

— Думал что?

Гриффин замялся, потом, вздохнув, заговорил:

— Ты как-то сказала, что в прошлом между Кэролайн и мной явно что-то было. В каком-то смысле ты права. Что-то действительно было.

Джоанна молча ждала. Наконец она узнает, какое влияние на Гриффина оказала эта женщина, несшая в себе соблазн и разрушение.

— Тогда я только-только поселился в Клиффсайде. Я уехал из Чикаго, потому что был на грани нервного срыва от нескончаемого потока ежедневных жестоких преступлений, с которыми там приходилось иметь дело. Поэтому когда в Портленде я услышал о вакансии шерифа в маленьком городке, это место показалось мне раем, и я, не раздумывая, представил свои документы. Городской совет их одобрил, и уже недели через две я переехал сюда, в этот коттедж. Первые недели работы здесь после Чикаго показались мне блаженным отдыхом. Я пришел в себя, обжился, начал знакомиться со здешними людьми. Кэролайн была едва ли не первой леди города. Молода, всего года два как замужем, во всем, что здесь происходило, она принимала участие. Она на первый взгляд показалась мне хрупкой и застенчивой, но, наверное, надо было всмотреться получше.

— Она в тебя влюбилась, — прошептала Джоанна. Гриффин кивнул.

— И захватила меня врасплох, признавшись в этом у меня дома, наедине. Она сказала, что гуляла неподалеку и зашла спросить о чем-то, сейчас уже не помню, о чем. В общем, когда она заговорила о своей любви, я просто не знал, как быть. Я к ней ничего такого не чувствовал, воспринимал ее только как жену Скотта и вообще женщину не моего круга. Да и вообще, она всегда казалась мне скорее ребенком, чем женщиной.

«Вот где подвела тебя, Кэролайн, прелестная младенческая невинность», — злорадно подумала Джоанна.

— Я попытался ее образумить, — продолжал Гриффин. — Говорил, что достоин осуждения за то, что она неверно истолковала мои чувства, произносил еще какие-то идиотские клише, типа того, что она скоро поймет, что ошибается, что мы останемся друзьями…

— И как она это восприняла?

Гриффин сокрушенно потер затылок.

— Она залилась слезами, а потом мы как-то оказались на диване, и я ее обнимал, утешал.

Слезы. Господи, Кэролайн, какие ты только штуки с ним не проделывала!

— Между нами ничего не было, — поторопился уверить ее Гриффин: вероятно, на ее лице что-то отразилось. — Но в какой-то момент я заметил, что она уже не плачет. Она взяла мою руку и положила себе… ну, неважно.

— Спасибо, — сказала Джоанна. Он усмехнулся.

— Ладно, ладно. Спрашивали — отвечаем. Как-то мне удалось освободить диван и выпроводить ее из дома. После этого некоторое время у нас были довольно напряженные отношения, но она больше к этому не возвращалась. — Он перестал улыбаться. — Однако она часто обращалась ко мне с разными небольшими просьбами, и, наверное, Скотт это заметил.

— Вот почему он сказал: наш пострел везде поспел?

— Да. И так сложилось, что я всегда, когда это было в моих силах, облегчал жизнь Кэролайн. По большей части это были вещи незначительные. Ну, скажем, быстро выдать разрешение на парад для школьников или помочь убедить городской совет в том, что местный театр должен работать… Такого вот рода просьбы.

— И когда ты понял, что Скотт тебя ненавидит…

— Я подумал, что он знает или подозревает, что Кэролайн была в меня влюблена, и ему, естественно, не нравится, когда мы общаемся с ней. Но я-то знал, что я чист — я не оставил у нее никаких сомнений, что встреч наедине больше не будет. А поскольку я нечасто видел Скотта, меня не очень-то интересовало, как он ко мне относится.

— Понятно, — кивнула Джоанна. — Ты просто ставил себе в вину то, что не встретился с ней в тот последний день — ведь ты привык всегда ей помогать.

— Тебя это мучило? — спросил Гриффин.

— Немного. Кэролайн так сильно воздействовала на своих мужчин, даже когда отношения прекращались, что я все думала…

— Что я ее любил?

— Да, — призналась Джоанна. — Хотя ты и отрицал связь с ней, я не могла избавиться от ощущения, что между вами что-то было. Это казалось очень правдоподобным. А поскольку другие ее любовники до сих пор еще… Ладно. Оставим. Просто живая соперница — это одно, а бороться с привидением невозможно.

Особенно если оно охотится за тобой так же, как в свое время за этим мужчиной, которого ты любишь.

Гриффин встал, обошел вокруг стола и обнял ее.

— Мне казалось, все достаточно ясно, — несколько сухо сказал он, — но, по-видимому, это не так. Милая, я никогда никого не любил — пока не встретил тебя. И уж конечно, я полюбил тебя не за то, что ты слегка похожа на Кэролайн или на кого-то там еще. Ни у кого, кроме тебя, нет таких огромных золотистых глаз, такого сладкого певучего голоса, никто, кроме тебя, не может довести меня до того, что я теряю голову и совершаю безумные поступки.

— Но… — чуть растерянно сказала Джоанна, — мы ведь знакомы всего неделю…

— Разве это важно? — напрямик спросил он.

— Нет, — честно ответила она. — Гриффин…

Раздался резкий стук в дверь: один из помощников Гриффина быстро вошел в кабинет с толстой пачкой бумаг.

— Ах, простите, — с досадой сказал он. — Но, Грифф, ты просил всю информацию о Батлере нести к тебе срочно, как только она поступит. Только что пришел факс из Сан-Франциско.

— Кэси, — сказал Гриффин, — ты даже представить себе не можешь, как ты не вовремя.

Джоанна, освободившись от его объятий, не могла удержаться от смеха.

— Ничего, мы договорим потом, — сказала она. — Послушай, мне нужно еще кое-что сделать, так что я лучше пойду в отель, а ты займись работой.

— Сейчас время ленча, — возразил Гриффин; он такими глазами смотрел на Джоанну, что не оставалось сомнений в том, какого рода голод он испытывает.

— Давай устроим поздний ленч, — предложила она. — В два ты заезжаешь за мной в отель, хорошо?

Гриффин почти с ненавистью посмотрел на Кэси, который невозмутимо стоял и ждал.

— Придется нам так и сделать. Только не забудь, на чем мы остановились.

— Ни за что, — мурлыкнула она.

Как только Джоанна вышла из Отдела шерифа, ее охватило всегдашнее томительное беспокойство. Как все-таки благотворно на нее действует Гриффин! Только с ним это постоянное внутреннее напряжение отпускало ее, и ей мгновенно и остро захотелось вернуться в его объятия, потому что силы ее были на пределе. Она не знала, сколько еще сможет выдержать.

Столько, сколько нужно! Эта решимость и постоянное чувство необходимости делать что-то тоже были частью ее беспокойства, которое изматывало, лишало сил и уверенности в себе — и не покидало ни на минуту.

Может быть, поэтому, когда примерно через квартал она снова столкнулась с Диланом, ее голос звучал чуть резче, чем нужно.

— Можно вас на минутку? — спросила она, подходя. Вокруг никого не было, и ей не хотелось упускать случай поговорить без риска, что их кто-то подслушает.

— Конечно, Джоанна. Что случилось? — Его красивое лицо улыбалось, но в глазах застыла настороженность, которую она уже привыкла видеть на лицах жителей Клиффсайда.

Джоанне некогда было миндальничать, а кроме того, тактика бури и натиска вполне оправдала себя в разговоре с доктором. Поэтому, зажмурившись, она спросила в лоб:

— У вас был роман с Кэролайн?

На мгновение его лицо стало непроницаемым. Потом он чуть улыбнулся.

— Вы спрашиваете из злорадного любопытства?

Она, покачав головой, настойчиво повторила:

— Так был у вас роман с Кэролайн?

Дилан посмотрел на свой портфельчик, словно бы избегая требовательного взгляда Джоанны.

— Леди из высшего общества снисходит к… Вы это хотите услышать? Пожалуйста. Да, это правда. Когда я вернулся и стал работать у Скотта, мне было страшно тяжело. За то время, что я провел в колледже и в Сан-Франциско, она выросла и расцвела.

— Она тоже полюбила вас?

Его губы горько искривились.

— Нет, черт возьми! Она меня только дразнила. Улыбалась, флиртовала, когда Скотта не было поблизости, — и все время держала на расстоянии. Я просто с ума сходил.

— Но роман у вас все-таки был. — «Говорит так же, как и другие», — с горечью подумала Джоанна.

— Если это можно так назвать. — Он резко передернул плечами. — Примерно с неделю мы встречались каждый день, набрасывались друг на друга как сумасшедшие, почти что срывали друг с друга одежду. А потом она сказала, что все кончено, и стала вести себя так, словно ничего и не было.

Джоанне больно было смотреть, с каким трудом он пытается улыбнуться и какой горькой получается эта вымученная улыбка, но она заставила себя задать еще один вопрос, очень тихо:

— А где вы встречались?

Он коротко хохотнул.

— На заднем сиденье моей машины. Можете себе это представить? Я сказал, что сниму комнату, но она изо всех сил настаивала на машине. Так что я уезжал в какое-нибудь место, где можно было незаметно припарковаться подальше от дороги, и мы перебирались на заднее сиденье.

«Еще одно нелепое, неудобное место, — подумала Джоанна. — Словно Кэролайн хотела наказать себя, даже ища наслаждений».

— Дилан… это было недавно?

— Нет, это было много лет назад, когда я только вернулся сюда. А теперь позвольте вас спросить, какое, черт возьми, вам дело до всего этого?! — вдруг возмутился Дилан.

— Я просто стараюсь составить для себя целостную картину, вот и все. Я никому не расскажу, Ди-лан, честное слово. — Она чуть поколебалась. — А Кэролайн не пыталась поговорить с вами примерно за неделю до своей смерти? Вам не показалось, может быть, ее что-то волновало?

Он нахмурился.

— В ту неделю я ее почти не видел. Мне нужно было трижды съездить в Портленд, причем два раза я оставался там на ночь. Но это неважно, она меня и так совершенно не замечала. С чего бы ей вдруг захотеть поговорить со мной?

Может быть, она и не хотела. Может быть, она уже научилась не искать больше помощи у брошенных любовников. Может быть, она тогда и решила обратиться к Гриффину.

— Я просто спрашиваю, — сказала Джоанна. — Хочу понять, не была ли она чем-нибудь расстроена в ту неделю.

— Кэролайн никогда не расстраивалась, я вам уже говорил. Она была леди из высшего общества и отлично умела держать себя в руках.

Эти слова прозвучали так, словно гнев и горечь вытеснили в сердце Дилана страсть, но Джоанна не сомневалась, что рана, нанесенная Кэролайн, будет кровоточить еще долго. Как и у всех остальных ее мужчин.

Джоанна чуть улыбнулась.

— Спасибо вам за откровенность.

— Простите, не могу ответить «пожалуйста».

Дилан повернулся и пошел прочь, ничуть не в лучшем настроении, чем доктор после аналогичного разговора.

Вздохнув, Джоанна продолжала свой путь. Мысли ее были взбудоражены. Скольких еще мужчин Кэролайн использовала и бросила? Был ли среди них Кейн? И не был ли именно он ее последним любовником, несмотря на роман с Холли?

Черт возьми, Кейн, куда ты подевался?

Всю дорогу до Портленда Холли твердила себе, что совершает ужасную ошибку. Нужно было внять совету Джоанны и потерпеть, дождаться, когда Кейн сам вернется в Клиффсайд и все объяснит. Но когда сегодня утром она вышла в город, разговоры шли уже такие, что Кейн скрывается от ареста за убийство Амбер Уэйд.

Утром она еще поговорила с Гриффом, когда он выходил из гостиницы, и, хотя он был в добром расположении духа, довольный тем, что его отношения с Джоанной углубляются, его отнюдь не радовало странное отсутствие Кейна, и он вовсе не собирался ждать вечно, даже ради дружбы.

Вот почему Холли решила, что должна ехать в Портленд. Если Кейна нет в городке и машина его тоже исчезла — а так оно и было, она проверяла, — тогда он скорее всего в своей студии в Портленде. Никто в Клиффсайде, кроме Холли, не знал об этой студии, или, во всяком случае, не знал, где точно она расположена. Кейн не любил о ней распространяться. А поскольку там не было телефона — Кейн также не любил, когда его отрывали от работы по любому поводу, — у нее не было выбора, и она отправилась прямо туда.

Она не знала, что ему скажет. Даже припарковав машину и уже входя в огромный перестроенный товарный склад, где студия Кейна занимала верхний этаж, она все еще не знала, что скажет, когда он откроет ей дверь — если он ее откроет.

В вестибюле она настойчиво позвонила, но прошло несколько минут, прежде чем через домофон раздался раздраженный голос Кейна:

— Что там?

— Кейн, это Холли. Можно мне войти?

После короткого молчания огромный лифт загудел, спускаясь в вестибюль. И, даже поднимаясь в лифте, Холли все равно не знала, что будет говорить.

Кейн ждал ее наверху. Он открыл перед ней наружную дверцу лифта и явно был рад ее видеть.

— Привет, малыш. Что привело тебя сюда?

— Где, черт возьми, ты пропадаешь? — услышала она свой сварливый, совершенно неузнаваемый голос.

Кейн поднял брови.

— Последние два дня? Здесь.

Холли испугалась, что если спросит еще о чем-нибудь, то снова услышит этот противный голос торговки рыбой, которая, видимо, жила в ней, и потому молча прошла за ним в большую комнату. Здесь разбегались глаза от множества мольбертов, столов, заставленных стаканами с кистями, тюбиками красок и бесчисленными кувшинами и вазами. Повсюду торчали разноцветные коврики, с постамента, задрапированного тканью, где обычно позируют модели, небрежно свисало что-то непонятное. Прочие атрибуты ремесла художника были раскиданы где попало.

— Исчез, почти ничего не сказав, и оставил меня один на один со всеми сплетниками Клиффсайда?

— Ты думаешь, я смог бы их остановить? — спросил он со скукой и безразличием. — Мое присутствие вряд ли изменило бы что-нибудь. Не обращай на них внимания, Холли. Все эти разговоры скоро затихнут…

— Нет, не затихнут, — сказала она. — Как ты не понимаешь, Кейн? Ты солгал шерифу о том, где был в воскресенье ночью, и теперь весь город это обсуждает.

— А как он это узнал? — нахмурился Кейн.

— Незадолго до полуночи кто-то увидел твою машину. Куда ты поехал? Сюда?

Кейн, помолчав, кивнул.

— Да, я поехал сюда.

— Зачем?! Работать? Что могло случиться такого важного, что тебе понадобилось среди ночи мчаться сюда работать?! И ради бога, скажи, почему ты солгал Гриффу?

— Это не его дело. Послушай, я не убивал эту девушку…

— Черт возьми, я-то знаю! Я только не могу понять, зачем лгать, зачем прятаться здесь, когда там все летит к черту, и почему ты мне ничего не сказал… — Ее взгляд упал на один из мольбертов, и она споткнулась на полуслове.

Это был портрет Кэролайн, уже законченный. Он был великолепен.

— А может быть, понимаю, — в растерянности пробормотала она. — Как замечательно ты ее написал. Кажется, ее ты знал достаточно хорошо, а? Действительно, прекрасно! Ты был ее любовником, правда?

— Да, — ответил Кейн.

Когда Джоанна подошла к отелю, небо затянуло тучами. Перемена погоды точно соответствовала ее настроению. На душе у нее было тяжело, она непрерывно думала о том, что нужно сделать, чтобы помочь Риген.

Она по-прежнему беспокоилась о девочке, и очень сильно. У нее было такое чувство, будто опасность притаилась где-то рядом. Но все же кое-что изменилось, и ей хотелось верить, что в лучшую сторону.

Изменился Скотт. По крайней мере, ей так казалось. И причиной этого стала она, Джоанна. Если бы она не рассказала Скотту о своих подозрениях, вряд ли он стал бы просматривать вещи Кэролайн, вряд ли задумался бы о том, как может оказаться важен маленький медный ключик. И тогда не состоялся бы тот, важный для них обоих, разговор с Гриффином — они продолжали бы избегать друг друга, как много лет до этого.

Так что, возможно, Джоанна и помогла, помогла вернуть Риген отца. Но это было не то или не все, что требовала Кэролайн.

Джоанна понимала, что эта внезапная перемена в отношениях не будет легкой ни для Скотта, ни для Риген. У Риген накопилось много обид на отца. И за смерть матери, и за то, что много лет назад он необъяснимо оттолкнул ее от себя. Но почему-то Джоанна была уверена, что Скотту удастся восстановить отношения с дочерью — уж если он обожал ее когда-то, то это чувство быстро вернется.

Когда она вошла в отель и поднялась в свой номер, ее мысли вернулись к Гриффину. Она уже не боялась призрака Кэролайн, но по-прежнему не хотела облекать свои чувства в слова, поэтому, когда Кэси прервал их объяснение, она была едва ли не благодарна ему. Да и вряд ли Гриффину будет приятно услышать: «Я люблю тебя, но в голове у меня по-прежнему Кэролайн».

А пока все это не кончится, что она может еще сказать? И даже потом, даже если предположить, что головоломка наконец сложится, все три убийства будут раскрыты и Риген перестанет что-либо угрожать — кто знает, избавит ли ее Кэролайн от своего зловещего присутствия?

Раньше Джоанна об этом не думала, но даже гипотетическая возможность того, что Кэролайн будет вечно охотиться за ней, приводила ее в трепет.

— Только не это, Кэролайн, — вслух мрачно пробормотала она. — Пожалуй, я выдержу чье угодно присутствие в моем сознании, только не твое.

Джоанна села на кровать и перевела дыхание, стараясь погасить вдруг накатившую волну отчаянного страха. Этого не случится! Не случится! Все должно прийти к счастливому концу, так или иначе. А когда все это кончится, голова ее будет занята только лишь Гриффином.

Точка.

Она немного посидела, стараясь поймать ускользающую мысль, соображая, что же все-таки не дает ей покоя. То, что она видела? То, что она слышала от кого-то? Что?! Она встала и подошла к туалетному столику, чтобы причесаться, и чуть нахмурилась, когда ее взгляд упал на дорожную шкатулку. Так вот что не дает ей покоя!

Ожерелье Кэролайн. Джоанна открыла шкатулку, вынула его и посмотрела на изящное украшение.

— Черт! Я совсем забыла отдать его Риген, — пробормотала она.

Она покрутила в пальцах тонкую цепочку, поворачивая сердечко к свету то одной, то другой стороной. С кем из своих любовников встречалась Кэролайн в старой конюшне в тот день, когда потеряла это ожерелье? Может быть, с Кейном? Может быть, ему удалось успешно обманывать одновременно двух женщин этого маленького городка, и ни одна не подозревала о существовании другой?

А если ее последним любовником был Кейн, что так страшило ее? Или, может быть, Джоанна не права и страх Кэролайн не был связан с ее любовником?

С ожерельем в руке Джоанна вышла на балкон, подышать холодным влажным воздухом, и стала смотреть на дом Скотта и Кэролайн, напряженно размышляя.

Ее привел сюда сон. И почти все в нем оказалось реально существующим. Грохот океанских волн и огромный дом над морем — все как в ее ночных кошмарах. Дом может, кстати, указывать на Дилана, на связь Кэролайн с человеком из ее собственного дома. Картина на мольберте привела Джоанну к Кейну. Но может быть, она уделила недостаточное внимание тому, что написал ее именно Кейн; или тому, что она изображает маленькую девочку? Может быть, она не учла важности картины?

— Черт. — Джоанна перебирала в памяти образы. Что там еще? Розы, безусловно реальные, привели ее к Адаму Харрисону и, кажется, другого значения не имеют. Карусельная лошадка — любимое место Кэролайн. Бумажный самолетик! Его она не видела ни разу. Не было в Клиффсайде бумажных самолетиков.

Может быть, это символ?

— Бумага. Летающая бумага. Движущаяся бумага, — сказала она вслух. — Что, черт возьми, это значит?

Ничего — казалось ей. Тиканье часов — очевидно, ход времени. Плачущий ребенок — конечно, Риген, дочь Кэролайн.

А чувства, которые испытывает Джоанна? Этот страх, что сжимает ей горло и заставляет просыпаться с колотящимся сердцем, — зачем это? Предостережение Кэролайн? Отчаянная мольба о помощи ее ребенку? Или это просто чувства, которые испытывает женщина в момент насильственной смерти?

Нет. Нет, это нечто большее! Джоанна была уверена, что попала сюда не случайно. Причина где-то здесь. Опасность где-то здесь. Иначе почему кто-то покушался на ее жизнь?

Она отрешенно блуждала взглядом по большому дому, по зарослям деревьев между домом и «Гостиницей»… Там, за деревьями, невидимая отсюда — беседка Кэролайн. Джоанна подумала, что можно отнести ожерелье в беседку и оставить там для Риген. В конце концов, именно это было любимое место Кэролайн…

Вдруг перед ее мысленным взором снова возник бумажный самолетик, парящий и кружащий, перед тем как приземлиться — но уже в другом месте. Вот в чем дело! Вот в чем изменился сон! Раньше самолетик приземлялся на траву, Джоанна живо помнила яркую зелень. А в последние несколько раз он приземлялся… на доски.

Такие, как на полу в беседке!

— Наверное, ты думаешь, что мне это безразлично? — сдавленным голосом произнесла Холли.

— Знаю, что не безразлично. Потому и не рассказывал.

— Пошел к черту!

— Холли, послушай. — Он не пытался подойти к ней или взять ее за руку, он говорил спокойно и твердо. — Это было много лет назад, еще до тебя. В мой первый приезд в Клиффсайд. И длилось всего одно лето.

— Но на следующее лето ты вернулся.

— Но не из-за Кэролайн. Просто потому, что я полюбил этот городок. Потому, что там хорошо работать. Я вернулся не из-за нее.

— И ты хочешь, чтобы я в это поверила? — Холли отрывисто хохотнула. — На тебя так подействовала ее смерть, что ты исчез на неделю. А это? — Она мотнула готовой в сторону портрета. — Ты писал его, когда она погибла, я знаю, я видела его в твоем коттедже.

— Холли, это был заказ. Весной Кэролайн попросила меня написать ее портрет. Она хотела подарить его Риген. Потом у нас у обоих не было времени — и, когда она погибла, портрет остался незаконченным. Теперь я его закончил и почти уже решил подарить Риген на следующий день рождения. Собственно, этого и хотела Кэролайн.

— Всеми средствами стремиться к тому, чего хотела Кэролайн!

Кейн чуть сжал губы, но говорил по-прежнему спокойно.

— Я так понимаю, что мы должны покончить с Кэролайн раз и навсегда, а не то разговора не получится. Да, я уехал, когда она погибла, — но мне нужно было готовиться к выставке, и ты об этом знала. Я должен был полностью сосредоточиться на работе. Ты, помнится, тоже была занята — ты трогательно держала бедного Скотта за руку, и практически весь город был в трауре, — вот я и уехал. Но не из-за нее. Холли, я никогда не любил Кэролайн.

— Хотела бы я в это поверить, — прошептала она. — Но я видела, как к ней относились мужчины. Все мужчины! Глаз с нее не сводили. Смотрели на нее так, словно она — самая большая в мире драгоценность. Это не любовь?

— Нет. — Кейн глубоко вздохнул. — Во всяком случае, для меня — нет, да и, наверное, для многих других. Ты удивлена? Не удивляйся. Да, за эти годы у нее сменилось несколько любовников — и только с Гриффом у нее, кажется, хотя и был роман, но до секса дело не дошло. Она мне рассказывала о своих увлечениях очень подробно, но о сексе с Гриффом — никогда.

— Она рассказывала тебе о других любовниках?! — потрясенно спросила Холли. Он чуть улыбнулся.

— Ты снова удивлена? Вот такой была Кэролайн, Холли, — и это одна из причин, почему я считал ее обворожительной. Она была очень женственна, вела себя с прелестной неуверенностью, но при этом брала и бросала любовников, испытывая те же чувства, что кошка во время течки. Не думаю, что она вообще понимала, что такое любовь, во всяком случае, любовь к мужчине. Она, кажется, никогда ее не испытывала, даже к Гриффу.

Холли не знала, что и подумать, — просто чувствовала громадное облегчение, потому что он рассказывал об этом отстраненно и даже равнодушно.

— Не знаю, может быть, она уродилась такой, — продолжал он. — Может быть. А может быть, если бы у нее был выбор, если бы она не вышла замуж так поспешно, практически сразу после школы, она была бы другой. Впрочем, возможно, просто такова ее натура. Она любила секс, но избегала чувств. Я верю, что она самозабвенно любила Риген — но той же любовью, что кошка любит своих котят, А когда котята вырастают, кошка видит в них только лишь других кошек, чужих для нее; боюсь, что, когда Риген стала бы взрослой, Кэролайн относилась бы к ней просто как к другой женщине, то есть как к возможной сопернице.

Холли больше не думала, что Кейн любил Кэролайн.

— Кейн, как можно быть в интимных отношениях с женщиной, о которой ты такого мнения?

— Когда все это началось, я еще не знал ее — в ходе романа я, собственно, и начал понимать ее натуру. — Он покачал головой. — Не буду отрицать, я был очень увлечен ею в то лето. Но я никогда ее не любил, Холли, и, когда приехал через год, чувствовал к ней только жалость.

Холли трудно было представить, как можно жалеть Кэролайн.

— Жалость?

Он серьезно кивнул.

— Она никогда не знала счастья. Краткое удовлетворение — и все.

Помолчав, Холли понимающе кивнула.

— Прости. Я наговорила лишнего, словно я…

— Ревнива, — закончил он, улыбаясь и сияя зелеными глазами. — Кстати, для меня это хороший знак.

— Хороший знак?

— Э-э. Сначала давай покончим с ложью Гриффину?

— Давай, — неуверенно согласилась она. Наконец Кейн подошел к ней и взял ее за руку.

— Я не хотел говорить Гриффу, куда я ездил ночью, потому что ты сидела рядом, а я не хотел, чтобы ты знала. Потом бы я ему, конечно, сказал, но, честно говоря, мне даже в голову не пришло, что это может быть так важно.

Холли сразу поверилось в это. Она знала, что, когда Кейн погружен в работу, он теряет способность замечать окружающее, полностью сосредоточившись на том, что пишет.

Он подвел ее к одному из мольбертов, завешенному плотной тканью.

— Вот над чем я работал в последние недели, уезжая сюда. Я не хотел тебе говорить, пока не был уверен… пока непонятно было, что у меня получилось. — И он решительно сорвал покрывало.

Перед Холли был ее собственный портрет. Она смотрела на море, ветер играл ее темными волосами, откинутыми назад. Как и на всех его картинах, краски были живые и яркие, и «модель» тоже выглядела как живая — настолько, что Холли казалось, что ее губы на картине вот-вот приоткроются и она заговорит.

— Кейн, это… прекрасно, — прошептала она. — Но ты ведь говорил, что недостаточно хорошо меня знаешь.

— Это был самый легкий ответ, — тихо сказал он. — Просто отговорка, когда не можешь чего-то объяснить. На самом деле я долго не мог приступить к работе, потому что знал тебя слишком хорошо, видел слишком часто. Я не мог увидеть тебя в перспективе, необходимой художнику, я был слишком близко, ты все время стояла у меня перед глазами. И пока я не разобрался со своими чувствами, я не знал, как тебя писать.

Она наконец оторвалась от портрета и посмотрела на него. Сердце ее судорожно колотилось.

— Значит, ты… разбирался со своими чувствами?

Его губы чуть шевельнулись, а живые зеленые глаза стали вдруг абсолютно беззащитными.

— Да, и я понял, что без тебя моя жизнь будет пуста. Я люблю тебя, Холли.

Холли глубоко вздохнула и повисла у него на шее.

— Слава богу. Я так давно уже тебя люблю, — прошептала она сквозь поцелуи.

В итоге они оказались на задрапированном постаменте для позирующих натурщиков. Постель не самая удобная, но они это заметили только потом — Холли мягко удивилась, почему они не смогли дойти до кровати. Всего-то тридцать футов.

Кейн засмеялся.

— Наверное, можно было попробовать. Но знаешь, мы не виделись столько дней, что ты должна простить мне мое нетерпение. — Он поцеловал ее — сначала нежно, потом все крепче и крепче. — Ты останешься у меня на ночь, малыш?

— Но сейчас середина дня, — растерянно сказала она и тотчас добавила:

— Конечно, останусь. А в «Гостинице» подежурит за меня Дана.

— Ах. — Он поднял голову и улыбнулся. — Неужели случилось чудо?

— Ну, я же обещала, что у нас будет больше времени. А на Дану вполне можно положиться. — Она провела указательным пальцем по его нижней губе. — Но завтра давай лучше вернемся в Клиффсайд или найдем телефон и позвоним Гриффу. Он на тебя обиделся. Надо все же объяснить ему, почему ты солгал.

— Должно быть, я подозреваемый номер один, — предположил Кейн, и ясно было, что это не слишком его волнует. — Интересно, кто же на самом деле убил эту девушку?

— Не знаю, но очень надеюсь, что Грифф докопается до сути — до того, как общественное мнение Клиффсайда окончательно навесит это преступление на тебя, — грустно сказала Холли. Потом чуть нахмурилась. — Я слышала, он пытается как-то связать смерть Кэролайн и смерть Амбер. Ты не знаешь, был у Кэролайн с кем-нибудь роман? Ну, в те последние дни перед ее гибелью?

— Если только она не бросила его после того, как перестала мне позировать, — ответил Кейн. — Тогда ее любовником был Дилан Йорк.

Это займет всего несколько минут, подумала Джоанна и поспешила через вестибюль к веранде. Гриффину еще рано, и она вполне успеет добраться до беседки и благополучно вернется обратно до его прихода. Она понимала, что лучше дождаться Гриффина, но ей очень хотелось поскорее проверить свою догадку.

— Хей, Джоанна, что за спешка?

Она замедлила шаги и в дверях веранды с удивлением увидела Дилана.

— Да так, кое-какие дела. А вы, Дилан, как здесь оказались?

— Я здесь живу, разве вы не знали? — Он пожал плечами. Выражение его лица было куда приятней, чем когда они расстались в городе после разговора о Кэролайн. — Я живу в отеле, как и Холли. Вот вернулся домой, Скотт отпустил сразу меня после того, как я закончил в суде. Могу я угостить вас чашечкой кофе?

— Спасибо, но я тороплюсь. Дождь перестал?

— Вот, всегда так. А что до дождя, то он только еще собирается, если вы не в курсе. Вот-вот польет как из ведра.

— Ничего, не растаю, — беспечно сказала она, помахала рукой и вышла на веранду.

— Ты поверил тому, что тебе сказали, — тихо заговорила Лисса, глядя, как Скотт нервно меряет шагами кабинет.

— Я не должен был в это верить, — очень низким, охрипшим от волнения голосом произнес он. — Я должен был пройти тест на отцовство вместо того, чтобы принимать все, что она говорила, на веру. Я должен был заставить ее доказать, что Риген не моя дочь! А я ее слушал, как будто меня околдовали. Господи, прости меня за то, что я позволил Кэролайн разрушить любовь моей дочери ко мне!

— Скотт, ты же не знал, что это ложь. Откуда ты мог знать? — Лисса подошла к нему и несмело положила руку ему на плечо. Это не предусматривалось сценарием, но сегодня все шло иначе: около часа назад он позвонил ей, попросил прийти и рассказал, что сделала Кэролайн.

Лисса и сама была в шоке. Она никогда не любила Кэролайн, но так подло поступить — в подобную жестокость Лисса просто отказывалась верить.

Она не знала, как к этому относиться. Не знала, как его утешить. Она никогда не видела его таким уязвимым, таким страдающим, и не знала, чего он от нее ждет. Она вела себя так, как подсказывало ей чувство — чувство, которое она давно уже испытывала к нему, и очень надеялась, что не сделает ему хуже, руководствуясь столь эфемерными ориентирами.

Он не ответил на прикосновение, но продолжал говорить все тем же низким голосом, который она едва узнавала, с бледным и застывшим, но отнюдь не отрешенным, как обыкновенно, лицом.

— Она очень хорошо все рассчитала. Я его ненавидел. Я знал, что она была влюблена в него. Это было не вожделение, как с другими, это была любовь — или очень близко к тому. Любовь, которая была доступна Кэролайн. И когда она сказала, что родила ребенка от него, что Риген не моя, а его дочь… почва была подготовлена.

Лисса открыла было рот, желая что-то сказать, но вдруг резко повернула голову — из холла донесся какой-то негромкий звук.

— Слышишь?

Скотт уже мчался через всю комнату к неплотно закрытой двери. Он распахнул ее…

Сначала Лисса подумала, что там никого нет. Но Скотт наклонился, а когда выпрямился, в руках у него была кукла — единственная кукла, с которой Риген не расставалась.

— Нет, — прошептала Лисса.

Скотт повернулся к ней, его лицо было серым, и оба они услышали, как гулко хлопнула наружная дверь.

— О господи, она все слышала, — хрипло сказал он.

Факс из Сан-Франциско содержал самую разнородную информацию — от оценок Роберта Батлера в колледже до официальных сведений о его многочисленных предприятиях, и Гриффин уже безумно устал читать эту ерунду страницу за страницей. Он боялся пропустить что-нибудь действительно важное, а потому внимательно вчитывался в каждое слово.

В последние годы Роберт Батлер стал весьма состоятельным человеком — во всех отношениях преуспевающий бизнесмен. Гриффин терпеливо читал длинный перечень его успешных операций, ища хоть каких-нибудь связей с Клиффсайдом или его жителями.

Он почти уже добрался до конца, и вдруг знакомое имя прыгнуло со страницы ему в глаза. Он удвоил внимание и стал читать еще медленнее. Потом перечитал. И факты, о которых упоминалось в личных бумагах Батлера, полученных от его сестры, совершенно прояснились.

Вот она, искомая связь.

Много лет назад Дилан Йорк работал на Батлера. И обокрал своего работодателя. Он украл много и успел скрыться буквально за момент до разоблачения. Батлеру же пришлось долго потом наводить порядок в своих бухгалтерских книгах. Он не выдвигал против Дилана формального обвинения — может быть, потому, что сильные мужчины, такие, как он, предпочитают сами разбираться со своими проблемами, не впутывая в это дело полицию.

Слепо глядя на страницу, Гриффин принялся строить догадки. Допустим, что или в ходе какой-то деловой операции, о которой упоминала его сестра, или от специально нанятых для поисков людей Батлер узнал, что Дилан Йорк живет в Клиффсайде. Допустим, что Батлер приехал сюда, желая лицом к лицу встретиться с человеком, который его обокрал. Допустим, они встретились, случайно или намеренно, за «Гостиницей», где живет и Дилан, и между ними возникла борьба.

Это лишь догадки, одернул себя Гриффин. Но то, что Роберт Батлер разбился насмерть об острые пики скал, уже не догадка, а факт.

Итак, первая смерть? Гриффин лихорадочно выстраивал последовательность событий, перемежая факты предположениями.

Дилан снова работает на богатого человека; стало быть, он вполне мог взяться за старые штучки. Эту изначально порочную натуру искушало, с одной стороны, богатство работодателя, а с другой — привычка Скотта во всем полагаться на своих служащих. И за годы, проведенные в Клиффсайде, Дилан мог наворовать действительно много.

Может быть, Кэролайн как-то обнаружила это или узнала об убийстве Батлера — она ведь была близка с Диланом. Почему она не предупредила Скотта? Должно быть, потому, что у нее была связь с Диланом; возможно, ей даже трудно было поверить в то, что он вор.

Дальше… Дальше Гриффин не знал. Что-то напугало Кэролайн, и она решила, что ей нужна помощь. Может быть, она нашла какие-нибудь доказательства. Они-то, вероятно, и спрятаны в шкатулочке, которой никто не видел. Дилан мог узнать или заподозрить, что они у нее есть.

Тогда дальнейшее может выглядеть так: Дилан возвращается из Портленда раньше, чем ожидалось, и видит у старой конюшни машину Кэролайн. Полный подозрений, он начинает выяснять с ней отношения, и она в ужасе бежит от него, прыгает в машину… Дальше — две машины мчатся одна за другой по мокрому шоссе, навстречу ветру, пока первая — машина Кэролайн — не выходит из-под контроля и не падает в пропасть…

И если все так, то совсем нетрудно предположить, что, когда Джоанна начала расспрашивать о Кэролайн, восстанавливая картину случившегося, Дилан увидел в ней угрозу своей безопасности. Очень серьезную угрозу.

Да, Джоанна была права. Права во всем.

— Господи боже, — бормотал Гриффин, одной рукой хватая телефонную трубку, а другой шаря в нижнем ящике стола, где хранился пистолет, который он ни разу не брал в руки со времен Чикаго.