"Волшебное зеркало" - читать интересную книгу автора (Хупер Кей)

Глава седьмая

Гедеон вошел в фургон и закрыл за собой дверь. Лампа у постели Мэгги горела неярко, фитиль прикручен, но комната была столь мала, что казалась просто залитой светом. Мэгги сидела на кровати под одеялом, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Так как она не вставала, он подумал, что на ней, возможно, одета одна лишь тенниска, а ниже больше ничего нет.

— Уже поздно, — сказала она.

Он прошел небольшое расстояние между дверью и кроватью и присел на краешек, неотрывно глядя на нее.

— Я надеюсь, что еще не слишком поздно. Ты любишь меня, Мэгги?

Ее ресницы дрогнули, будто она собиралась отвести взгляд, но не нашла сил.

— Да.

— Я не верю тебе, — сказал он мягко. Мэгги молчала, выдерживая паузу, но это простое утверждение сильнее разрушало ее контроль над собой, чем что-либо другое. Она была влюблена, но старалась не говорить об этом, сдерживая себя, чтобы не захлестнуть Гедеона крутой, необузданной силой своих эмоций. И вот он сидит здесь с холодными глазами и каменным выражением лица и называет ее лгуньей.

Она не могла вынести это, не могла попытаться пропустить это мимо ушей, чтобы выиграть время и успокоиться. Он не позволит ей это сделать, а волнение давило изнутри, как нечто живое…

«Прикоснись ко мне, нет, не делай этого… Уходи. Но если ты уйдешь, ты вернешься? Я не знаю, чего ты хочешь… Неужели это и есть безумие? Мне это не нравится, совсем не нравится, по крайней мере, держать это внутри. Не давай мне выпустить это наружу, будет еще хуже, если это вырвется. Я не вынесу, если это вырвется, а ты не захочешь это принять»…

— Я не могу заставить тебя поверить, — она была потрясена.

— Разве? — его голос оставался ровным. — Я хочу увидеть это, Мэгги. Все, что ты сделала — это просто произнесла слова. Ты знаешь, о чем я думаю? Я думаю, что слова — это все, что у тебя есть. Ты очень хорошо отражаешь эмоции, совсем, как зеркало, и я был очарован. Или дитя, сидящее во мне, я полагаю. Все дети заинтригованы зеркалом. Их воображение занимает вопрос: а что там, по ту сторону?

— Прекрати, — вымолвила она. Он проигнорировал ее реплику.

— Но я вырос, Мэгги. Я знаю, как выглядит обратная сторона зеркала, она темная и тусклая, никакой тайны. И мужчина не желает отражения ни в своей постели, ни в своей жизни. Он желает теплую любящую женщину, а не плоское отражение в зеркале.

— Никто не говорил мне так, чтобы это столь сильно ранило меня. Не говори больше, разве ты не видишь этого? Это совсем не холодное зеркало… это горячее… почему ты не веришь мне? Зачем ты меня испытываешь таким способом? Не делай этого… пожалуйста, не делай…

— Это твой отточенный трюк, дорогая. Женщина таинственна лишь до тех пор, пока мужчина не в состоянии проникнуть слишком глубоко. Улыбки, когда я хочу их видеть. Злость, когда я чувствую, что мне нужно бороться. Страсть

или требовательность… — его голос сорвался на высокой ноте.

— Это не ты, — прошептала Мэгги. Боль и замешательство затмили ее мысли, в то время как давление эмоций изнутри только усилилось.

— Я не понимаю, зачем ты говоришь такие вещи.

Гедеон не знал, как долго еще сможет продержаться. Ее широко раскрытые глаза были так темны, что казались бездонными, ни единой искорки. Дверь все еще закрыта. Ну что с этим поделать, черт возьми? Мрачно, презрительным тоном он произнес:

— Почему? Я хочу, чтобы ты знала — я все понял. Это ведь просто игра, да? Все эти очаровательные отражения, ослепившие меня, ты была приманкой, Мэгги, верно? Приманкой, чтобы сохранить «Страну Чудес» в бизнесе, — он отчаянно надеялся, что прав, что подобрал ключ, ибо знал — она никогда не простит, если он посмеет выдвинуть подобное обвинение в следующий раз.

— Приманка?.. О нет… Зеркала… О, как бы я хотела ненавидеть тебя!

Когда это случилось, оно застало Гедеона врасплох. Он не знал, когда ему следовало этого ожидать, не знал, чего ожидать. Но узнал это сразу, несмотря ни на что. Это была самая гипнотизирующая вещь из всех, которые ему доводилось видеть в жизни.

Глаза стали окнами в душу. Скорее зеркалами могли быть чьи угодно глаза, только не Мэгги. Потому что когда появился свет, он пришел из такой глубины, что не осталось никаких сомнений в его происхождении. Теперь уже не было никаких намеков на то, что может происходить в самой глубине, это все было здесь, все, что есть в ней. Разум, неудержимость, страсть, юмор, мудрость, терпение, темперамент… все взгляды, говорившие о понимании безумных вещей, торжество, бессознательно вырвавшиеся слова и самое лучшее, что только было в ней.

— Мэгги, — прошептал он.

— Приманка? — тихо сказала она. Ее голос дрожал, показывая, как сильно она уязвлена и возмущена. — Я люблю тебя, ты, идиот! — она выбралась из-под одеяла, став на колени, серебристые волосы разлетелись по плечам, будто ее эмоции были буквально пронизаны электричеством. Тенниска скрывала совсем немного, и Гедеон был так ошарашен, что не сразу почувствовал маленькие руки на своих плечах, когда она попыталась встряхнуть его.

— Как ты осмелился сказать, что я — отражение?

Гедеон подчинился инстинктам. Он схватил ее в охапку и прижал к себе, одной рукой придерживая ее голову, ощущая, как струятся между пальцев серебряные шелковистые волосы, будто существовавшие сами по себе, в то время как он закрыл ее губы своими. Кулачки стучали по его спине и плечам еще некоторое время, затем стихли. Ее пальцы разжались, и Мэгги начала гладить его волосы. И тут ее губы раскрылись, и она ответила на его поцелуй.

Все еще целуя, он легко положил её на кровать, наклонившись, начал покрывать поцелуями ее лицо, ощущая соленый вкус ее слез.

— Не плачь, — сказал он хрипло. — Не плачь, Мэгги.

— Ты обидел меня, — прошептала она, глядя на него зелеными глазами, полными детской боли.

— Я знаю, прости. Но ты заперла меня, и мне нужно было найти выход, — он осторожно смахнул ее слезы большим пальцем, а затем нежно взял ее лицо в ладони. — Сначала я не видел ничего, кроме отражений, а затем я вообще ничего не мог видеть. Ты пряталась от меня.

Она закусила нижнюю губу.

— Я не хотела делать этого, но я так много чувствовала, а ты не хотел…

— Я хочу тебя, — сказал он с внезапным пылом. — Ты сказала, что принадлежишь мне, и я хочу тебя.

Мэгги почувствовала, как ее сердце замерло в груди, она резко сглотнула, надеясь, что чувства, которые она видела на его лице, были настоящими.

— А ты не боишься, что для меня не найдется места в твоем мире и я там буду не на своем месте?

Гедеон поцеловал ее.

— Милая, ты будешь к месту везде, даже на Марсе.

Ее сознание, утомленное такими сильными чувствами, рефлекторно поспешило отвлечься от темы.

— Марс? Но там ведь совсем нет людей, это доказано наукой. И каналы, они, на самом деле, не являются каналами, это…

Гедеон снова поцеловал ее.

— Почему ты заговорила об этом?

Она попыталась прийти в себя, но не получилось, слово все еще было у нее на языке.

— О Марсе? Потому что я должна отвлечься на минуту.

Может быть, и странно, но он понял ее.

— Тебе не нужно отвлекаться от нас, Мэгги. Мы ведь навсегда, помнишь?

— Ты уверен? — прошептала она. — Я не смогу перенести, если ты не уверен. Это одна из причин, почему я пряталась.

Гедеон отбросил серебряную завесу ее волос с лица и улыбнулся.

— Я уверен. Я полюбил тебя с того момента, как ты повернулась и впервые посмотрела на меня. Любимая, у меня просто не было возможности перестать думать об этом и начать чувствовать.

Ее улыбка была такой, какую он никогда еще не видел.

— Я ждала тебя всю жизнь. Где ты пропадал?

Он задумчиво ответил:

— Я уверен, что должен был пройти сквозь зеркало Алисы, прежде чем смог посмотреть сквозь твое. Я ведь, черт возьми, набил себе немало шишек.

— Вот что случается, если загадываешь то, что знает каждый ребенок, — сказала она важно. — Обратная сторона зеркала вовсе не тусклая и темная, если ты попадаешь туда правильным путем.

— Этот урок я никогда не забуду, — Гедеон поцеловал ее. Первое нежное прикосновение, ставшее внезапно чем-то большим, когда она загорелась желанием.

— Мэгги, — прошептал он, слегка касаясь ее губами. — Я чувствую, что ждал тебя всю жизнь.

— Теперь не нужно больше ждать, — ее руки крепче обняли его шею. — Я люблю тебя, Гедеон. Я так сильно люблю тебя.

Он, в самом деле, чувствовал, что ждал ее всегда, напряжение, желание, огорчения последних нескольких дней почти взорвались у него внутри. Теперь, зная, что женщина в его руках обладает способностью чувствовать то же, что чувствует он сам, и способна вернуть это ему с той же страстью, освободило его. Впервые за свою сознательную жизнь он мог позволить себе больше не контролировать себя.

Это было новое и пьянящее ощущение свободы — насыщаться сознанием эмоциональной и чувственной связи с другим человеком, это было так сильно, что потрясло его до глубины души. Эмоционально он чувствовал себя привязанным к ней, соединенным с ней благодаря чему-то родственному, что его разум прежде блокировал, как будто это всегда лежало внутри него, не ощутимое до этого момента. И его чувства вдруг открылись в той полноте, какой он прежде никогда не ощущал, поразив его бурным огнем желания. Гедеон подумал о том, что знал и прежде о своих желаниях, но это…

Сначала это было не больше, чем просто слепое побуждение прижать ее к себе так крепко, как если бы каждая клетка его тела нуждалась в том, чтобы соединиться с нею, стать одним целым. Но они не могли сблизиться так сильно, а просто держать ее в руках было недостаточно, совершенно недостаточно, чтобы удовлетворить его огромное страстное желание. Мэгги почувствовала прикосновение его рук к бедрам, а затем, как он потянул ее тенниску вверх, несколько нетерпеливо пытаясь снять ее. Стараясь подчиняться его движениям, она помогала ему, высвобождая руки из рукавов, когда он приподнял ее, чтобы стащить тенниску. Ее серебряные волосы разметались по подушке, ниспадая серебряным дождем почти до самого пола, куда полетела майка.

— Мэгги…

Ей даже не пришла в голову мысль, что ей следует стыдиться своей наготы. Выражение его лица не допускало подобных чувств, он смотрел на нее так, как будто она была самой прекрасной женщиной из всех, виденных им за всю его жизнь. Его серые глаза, теперь сверкавшие серебром, скользили по ней взглядом с таким волнением, с таким возбуждением, что это было сродни прикосновению к ее телу. В ответ искры, тлеющие внутри нее, разгорелись в жаркое пламя.

— Это… слишком… — она едва дышала. Собственные чувства переполняли ее. — Я не могу…

— Нет, ты можешь, — перебил он ее негромким хриплым голосом. Он поцеловал ее, на этот раз настойчиво, требуя, чтобы она не сдерживала себя больше. — Это мое. Все эти примитивные эмоции принадлежат мне, и я хочу их.

Она никогда не сомневалась в том, что он все понимает, угадывает, чувствует и видит неистовство ее эмоций. И Гедеон не скрывал этого, он требовал, чтобы она позволила выплеснуться этим чувствам, освободилась от них и разделила их с ним. И впервые за всю свою жизнь она уже не могла отвлечься от них. Издав звук, подобный стону, она протянула руку к его рубашке, помогая ему преодолеть последние из барьеров, которые еще разделяли их.

Мэгги даже не представляла себе, что он так прекрасен. Мускулы мощно перекатывались под его загорелой кожей, когда он двигался, теперь обнаружилась его сила. Вьющиеся спутанные золотисто-рыжие волосы, покрывавшие его грудь, были мягкими и упругими на ощупь. Она легонько прикоснулась к ним пальцами. Жесткие линии и изгибы его тела настолько отличались от линий ее собственного, что казались чужими, инородными и в то же время такими волнующе-знакомыми. И все ее эмоции вдруг начали бурно заполнять пространство внутри нее, еще занятое болью.

— Господи, Мэгги, — пробормотал Гедеон, легко ведя рукой вокруг ее упругой груди. — Я так сильно нуждаюсь в тебе.

Она вздохнула, когда его горячий рот сомкнулся вокруг ее набухшего соска, испытав настолько острое ощущение, что оно оказалось для нее почти болезненным. Ее пальцы взъерошили его густые волосы, и легкий стон вырвался у нее из груди. Он зажигал ее, каждая клеточка ее нервов занималась огнем, в то время как его губы скользили по ее телу. Его желание вызывало дрожь его сильного тела и ее ответную дрожь, которая горячей волной прошла по ее телу.

Все внутри нее пульсировало, билось, она уже не могла сдерживать себя, не могла дышать, не могла остановить звуки, рвавшиеся из горла. Она чувствовала, как его руки скользнули книзу ее живота, горячего и тяжелого, и она нетерпеливо раскрылась перед ним, инстинктивное напряжение удерживало ее на краю чего-то незнакомого, потому что он был так близко от ее ужасающей внутренней пустоты.

Она почти беззвучно закричала, когда он прикоснулся к ней, возбужденное тело изогнулось дугой. Он только пробовал, продвигая пальцы, усиливая ее болезненное нетерпение до такой степени, что ей казалось — она сойдет с ума, пока не почувствовала, как пустота начинает поглощать ее.

Его имя сорвалось с ее уст звуком, выражающим любовь, надежду, отчаяние, звук, вырвавшийся на свободу из самых ее глубин, потому что она теперь принадлежала ему. Он почувствовал, как этот звук пронзает его, задевая струны в глубине души, отозвавшиеся ответным аккордом.

Он сам издал гортанный звук, раздвинул ее колени и скользнул между ними, призывая на помощь последние силы, чтобы хоть немного дольше сдержаться.

Но нетерпеливое движение Мэгги вывело его из-под контроля. Она приподняла бедра вверх, чтобы встретить его и обладать им в той же мере, в какой он обладал ею. Ее тело принимало его, требовало его, и только любовь пронизывала теперь каждую клеточку, она была так же уверена в нем, как и в самой себе.

И Гедеон чувствовал эту уверенность так же хорошо, ощущая, как огонь соединяет их обоих, разгораясь в тесном единении их тел, ведя к кульминации и вершине чего-то, чего, как он знал, они так желали оба.

Это был момент величайшей физической радости и глубоких эмоций. Он понимал это. Он принадлежал Мэгги не только в переносном, но в прямом смысле этого слова. Их связь теперь сильнее из любых возможных социальных связей — Друг, любовник, жена — она была его второй половиной на всю жизнь…

— Ву-у-у-у?

Мэгги зевнула и крепче прижалась к Гедеону, думая о том, что бы мог означать этот необычный звук.

— Ву-у-у-у.

Она почувствовала, как его руки сильнее обняли ее, и сквозь накатившиеся волны ощутила восторг. Как хорошо спать с мужчиной, этим особенным мужчиной. Каждый дюйм ее тела испытывал теплое покалывание. Кто-нибудь должен был сказать ей об этом раньше. Тогда она хотела бы в Сан-Франциско и охотилась бы на этого мужчину еще много лет назад.

— Ву-у-у-у?

— Скажи ему, пусть идет прочь, — проворчал Гедеон, прижимая ее к себе на еще один невозможный дюйм ближе.

Мэгги снова зевнула. Одна, полностью бессонная ночь, и затем еще одна, почти бессонная, взяли свое. Она подумала, что поднимется, если только кто-нибудь разложит под ней костер, остальное — просто пустая трата времени.

— Ву-у-у-у!

— Золотце мое, если ты меня любишь, то прогони этого кота, — голос Гедеона звучал так же заунывно, как и голос животного снаружи.

— Он тоже любит тебя, — пробормотала она. — А ты оставил его этой ночью.

— Это его собственная вина. Он сам посоветовал мне сделать это, —

заставив себя открыть глаза, Гедеон увидел, как она подняла голову с его плеча и смотрит на него с легким изумлением. Короткий и довольно неуверенный смешок вырвался у него. — Не придавай значения. Это звучит так же безумно, как и по эту сторону зеркала.

Мэгги снисходительно приняла это.

— Который час?

Он посмотрел на свое запястье.

— Я не знаю. Мои часы пропали, — затем, взглянув через ее плечо, добавил: — Они справа на столе с твоей стороны.

Кровать не была такой уж большой. Мэгги потянулась и пошарила на ощупь у себя за спиной, пока не нащупала столик и на нем часы. Она с минуту смотрела на циферблат, затем тяжело вздохнула.

— Уже больше восьми. Я надеюсь, что Фэрли покормил зверей.

— Ву-у-у-у! — жалостно прокомментировал Лео с другой стороны закрытой двери.

— Он хочет войти, — сказала Мэгги.

— Он не войдет, а мы не выйдем. Ты слышишь это, Лео? — Гедеон слегка повысил голос. — Иди прочь и занимайся собственными делами.

— А почему это мы не выйдем? — спросила с интересом Мэгги. — Не то, чтобы я могла сейчас двигаться, нет, но мы должны поесть.

— Я хочу, чтобы ты полностью принадлежала мне, хотя бы некоторое время. Это очень интересный мир, с твоей стороны зеркала, но… там очень много людей.

Внезапно Мэгги села.

— Я только что вспомнила. Сегодня не будет слишком много людей. Один раз в неделю все едут в город, чтобы походить по магазинам и, возможно, сходить в кино. Но один из нас обычно остается, чтобы присмотреть за лагерем. Если останемся ты и я…

— Это значит…

— Что мы сможем поискать тайник, — закончила она.

Гедеон закрыл глаза, затем повалил ее на себя.

— У меня есть другое предложение. Давай поедем в Ричмонд. Сан-Франциско. Австралию.

Мэгги сложила руки у него на груди и оперлась на них подбородком.

— В любое место, чтобы уехать отсюда?

— Да, в этом заключается моя идея!

Она очень серьезно сказала:

— Я должна закончить то, что начала, Гедеон. Я должна это моей семье. Это не займет слишком много времени. Если я знаю моего дядю Сайруса, он найдет информацию, в которой мы нуждаемся. И после этого все, что нам останется, это найти тайник и добиться признания.

Гедеон внимательно смотрел на нее.

— И это все? Дорогая, я допускаю, что мы найдем тайник, если только он существует на самом деле. Мы даже можем найти виновного, но как, черт возьми, ты собираешься добиться признания? Да и зачем? Содержимое тайника, вполне вероятно, само изобличит его.

— Но не в убийстве.

Гедеон не был удивлен, у него было глухое предчувствие, что именно она может ему сказать. Он уже знал, что с ней бесполезно спорить, когда видел в ее глазах такую решимость. Но, естественно, попытался.

— Мэгги, ты сама сказала, что этому нет доказательств. Даже полиция квалифицировала эту смерть, как случайную. Ни один убийца в здравом уме не признается в… — он остановился, моргнув. — А есть ли здесь кто-нибудь в здравом уме, кроме меня и тебя? Есть?

Оставив его вопрос без ответа, Мэгги сказала:

— Да, признание может стать проблемой. Нам нужны доказательства. Или свидетель. Я должна заставить убийцу думать, что мне точно известно, как все произошло в ту ночь, когда погиб Мерлин.

— И сделать из себя мишень?

— Конечно же, нет, меня не было здесь, когда убили Мерлина. Как я могла об этом узнать? Очевидно, кто-то рассказал мне, а это означает, что кто-то еще знает правду. Тогда зачем убийце избавляться от меня? Это ему все равно не поможет.

— А что, если он не додумается до этого, Мэгги? Он может быть импульсивным убийцей. Может быть, именно поэтому Мерлин был сброшен в колодец вместо того, чтобы быть убитым более совершенным методом.

— Ты же будешь поблизости, — сказала она как нечто само собой разумеющееся. — Скрытым от его глаз, разумеется. Он станет разговаривать со мной, если будет уверен, что нас больше никто не слушает. У меня есть карманный диктофон с очень чувствительным микрофоном, поэтому я смогу записать наш разговор на пленку.

— Мы оба продолжаем говорить «он». Скажи мне, может быть, под подозрение попадает кто-нибудь из женщин?

— Нет. Никто из них не входит в состав труппы менее семи лет, исключая меня, разумеется.

— Значит, это Ламонт или кто-то еще?

Мэгги нахмурилась и посмотрела на Гедеона.

— А я задавалась вопросом, запомнил ли ты это, черт возьми.

— У меня превосходная память. Ты говорила мне, что Ламонт присоединился к «Стране Чудес» пару лет назад, когда цирк проходил через его город. Кстати, а какой это был город?

— Даллас. И это было три года назад, согласно книгам счетов. Ты не задумывался над тем, кем может быть второй подозреваемый?

— Фэрли, — сказал Гедеон без колебания.

— Почему именно он?

— Он мне не нравится.

Мэгги приподняла голову и посмотрела на него сверху.

— Это интуитивное замечание, да?

Он задумался на мгновение.

— Наверно, это так. Но, если исходить из логики, то он подходит на роль подозреваемого, и это не слишком сильно сказано. Я имею в виду, что думал над этим. Если взять, например, Малколма или Освальда — они в глубине души смеются над собой и своими позами.

— Весьма проницательно с твоей стороны, — Мэгги наблюдала за ним. Гедеон продолжал перечислять подозреваемых.

— Том и Сара — ни коим образом. Он убил бы, чтобы защитить ее, но он произвел на меня впечатление хорошего человека. Она же не смогла бы этого сделать. Родители Бастера кажутся наиболее чувствительными среди многих, но и наиболее удовлетворенными, я не думаю, что им хотелось бы большего, чем у них есть.

— А Тина?

— Она бы убила ради стоящей цели. Но не думаю, чтобы это были деньги, — Гедеон помолчал немного, затем сказал: — Мэгги, а как насчет Джаспера?

— Он со «Страной Чудес» больше двадцати лет.

— О'кей. А что, если в этом-то вся и прелесть? Если предположить, что несколько лет назад Джаспер уехал навестить семью и совершил грабеж?

— Черт, это совсем не приходило мне в голову.

— Ты же говорила, что он иногда уходит. И, кажется, никто не был удивлен, когда была найдена записка, в которой он сообщал, что уехал навестить родственников. Не может ли такое случиться, что он смылся и прихватил с собой содержимое тайника?

— Я бы предпочла этот ответ другому, который очень тревожит меня, — серьезно сказала Мэгги.

— Что он убит?

— Да. Но, Гедеон, если Джаспер убийца и он ушел, чтобы замести следы, кто же тогда следит за тобой?

— Может быть, я вообразил это. Господу Богу известно, что это место наводит на безумные размышления. Это все слишком странно, факт. Я даже не знаю, что и думать.

Мэгги улыбнулась.

— Ты не настолько озадачен, как об этом говоришь. Ты довольно верно охарактеризовал здешних людей. Из тебя получился бы неплохой детектив.

— Тщетные надежды, — вздохнул Гедеон. — Скажи-ка мне кое-что. Часто ты вовлекаешься в подобные истории?

— Да, но не в убийства, естественно. И у моей семьи нечасто случаются такие проблемы.

— Я знал, что мне следует побольше узнать о твоей семье, — сказал он, усмехаясь.

— Ты полюбишь их, я обещаю, — она отразила его усмешку, затем добавила честно. — Когда-нибудь ты привыкнешь к ним.

Он поднял голову и поцеловал ее.

— Я люблю безумного ангела. Но, полагаю, может быть и худшая доля.

— Конечно, может. Я-то люблю банкира.

Рука Гедеона скользнула вниз к ее округлой ягодице и слегка ущипнула ее.

— Не говори скверные вещи о нашем будущем источнике средств к существованию. Но, я должен отметить, офис будет казаться слишком мрачным после «Страны Чудес».

— Я буду навещать тебя ежедневно и приносить тебе ланч.

— Я смотрю в будущее с надеждой, — он снова поцеловал ее и пробормотал: — В твоей двери нет замка, верно?

— Никто не вздумает побеспокоить нас, разве только в самом критическом случае.

— Если кто-то побеспокоит нас, тогда сразу же жди критического случая.

Когда они часов в десять вышли из фургона, то увидели надувшегося Лео, мирно дремлющих зверей и прочих обитателей лагеря, сгруппировавшихся рядом с фургоном Тины и что-то бурно обсуждавших.

— Я думаю, мне нужно пойти побриться, — сказал Гедеон, глядя на группу и пытаясь представить, на какого рода вопросы ему придется отвечать после того, как он провел ночь в фургоне Мэгги.

— Трус, — улыбнулась она ему. — Но все к лучшему, я полагаю. Я пойду к этим зевакам и скажу, что мы с тобой остаемся в лагере. Нам нужно побыть одним, — добавила она нежно.

Гедеон, понимавший глубину ее чувств как никто другой, совсем не обиделся на ее поддразнивание.

— Так и поступим, — он взял ее за подбородок кончиками пальцев и поцеловал в губы.

— Ву-у-у-у?

Гедеон посмотрел через плечо на что-то бормочущего себе под нос кота, который подкрадывался к его тени и при этом выглядел надутым.

— Пошли со мной, кот, и ты сможешь посмотреть на то, как я бреюсь. Я понимаю, что это не ахти какое развлечение, но, кажется, вчера это зрелище доставило тебе удовольствие.

Лео презрительно фыркнул, но тем не менее последовал за своим павшим идолом, направившимся в другой конец лагеря.

Мэгги провожала их взглядом несколько мгновений, затем позволила некоторым из своих эмоций проявиться на лице и направилась к группе у фургона Тины.

— Доброе утро.

Фэрли прищурил один глаз и глянул на солнце.

— Едва ли, — изрек он.

— Это любовь заставляет мир вращаться, — пробормотал Освальд и затем поспешно прибавил: — Тише ты! — когда попугай, сидевший на его плече, начал свою первую фразу, целиком позаимствованную из матросского лексикона.

Ламонт, нацепивший голубой нос, выглядевший, скорее, как птичий насест, просто сказал:

— А мне он нравится.

— Попугай? — спросила Мэгги, несколько растерявшись.

— Нет, Гедеон. Он душка.

Тина слабо улыбнулась.

— Он будет им до тех пор, пока не начнет храпеть.

Мэгги попыталась выглядеть достойно.

— Если и будет, я не замечу. А почему вы все здесь стоите?

— Решаем, кто остается, — ответила Тина.

— Никаких проблем. Остаемся мы с Гедеоном, — к своему удивлению, Мэгги почувствовала, что заливается румянцем. — Мы не против того, чтобы провести немного времени наедине.

Шон посмотрел на нее несколько озадаченно.

— Я думал, вы были одни в твоем фургоне. Или там был кто-то еще?

Мэгги беспомощно посмотрела на Тину, которая немедленно приказала сыну:

— Иди в фургон и надень обувь. Босиком ты в город не поедешь.

— А почему нет, — настаивал мальчик.

— Они не пустят тебя в кино.

Эта угроза возымела на Шона эффективное действие, и он скрылся в фургоне без дальнейших возражений.

— Спасибо, — пробормотала Мэгги.

— Не стоит, — улыбнулась Тина. — Твой час еще настанет. Дети всегда задают самые неудобные вопросы.

— Кстати, чуть не забыла. По дороге в город ты не могла бы остановиться у мистера Дэвидса и заплатить ему за аренду поляны?

— Ладно. О, для того, кто останется здесь, у себя в фургоне я оставила кое-что перекусить. На тот случай, если вы с Гедеоном проголодаетесь. Мы же поедим в городе.

Мэгги кивнула, а затем вопросительно посмотрела на остальных.

— Нужны ли какие-нибудь припасы, о которых я не знаю?

— Мы могли бы запастись свежим мясом для кошек, — сказал Фэрли. — Это означает, что мне нужно взять батарею для холодильной установки и перезарядить ее.

— Хорошо, я принесу деньги. Всем вам лучше поторопиться, если вы хотите, чтобы у вас хватило времени на магазины, поесть и попасть в кино.

Они засуетились, когда Мэгги пошла к фургону, чтобы достать деньги из потайного места, устроенного на полу в бывшей клетке удава.

Примерно полчаса спустя фургон-кладовая был освобожден от оставшихся припасов, чтобы служить в качестве транспорта, затем он и еще один, не антикварный, а вполне приличный на вид фургон, были заняты группой отъезжавших. Кэрни заняли свои места, и два фургона покатились от поляны по направлению к дороге.

Гедеон, стоя позади Мэгги и наблюдая за отъездом, не мог сдержать мыслей о том, как выглядит эта процессия — одновременно смешной и трогательно-очаровательной.

— Они не собирают толпы зевак? — спросил он у Мэгги.

— Нет вообще-то. Мы получили специальное разрешение на въезд фургонов в город, и первую пару визитов привлекали большое внимание. Но теперь мы уже пробыли здесь несколько недель, и жители к нам достаточно привыкли.

Гедеон посмотрел на нее сверху, слегка улыбаясь.

— Ты всегда говоришь «мы», когда упоминаешь об этом месте.

— Один из способов вжиться — это рассматривать себя как часть окружающей обстановки.

— Да. Я вижу, — Гедеон обхватил Мэгги руками и привлек к себе. — Ну, а теперь кто ты?

— Кэрни, — сказала она невинно.

Он прислонился лбом к ее виску и вздохнул.

Мэгги хихикнула, затем посерьезнела.

— Ты знаешь, у меня была счастливая жизнь, но я никогда прежде не чувствовала себя такой живой, какой чувствую с тобой. Кажется, изменился весь мир, стал ярче и полон обещаний. Это все ты. Я люблю тебя, Гедеон.

— Я тоже люблю тебя, дорогая, — он поцеловал ее, затем негромко ругнулся. — Впервые мы с тобой, действительно, одни, а ты хочешь устроить охоту за сокровищами.

— Думай об этом иначе, — сказала она в утешение. — Чем скорее мы найдем то, что нам нужно, тем скорее сможем уехать отсюда.

Он просветлел.

— Это обещание?

— Вот тебе крест!

— Хорошо. Черт возьми, тогда приступим к обыску жилищ?

— Осторожному обыску. Мы же не хотим, чтобы кто-то узнал о наших поисках. И фургоны наиболее предпочтительны. В палатках трудно что-либо спрятать.

— О'кей. Какой первый?

Мэгги окинула лагерь задумчивым взглядом.

— Я не знала, что это имеет значение. У меня такое чувство, что где бы ни был тайник, он не будет находиться поблизости от того, кто его устроил. Он должен быть осторожным и рассчитывать на то, что тайник может быть обнаружен.

— Фургон Джаспера пуст. Ты обыскивала его вчера.

— И не увидела ни одной вещи не на своем месте. Я думаю, мы прибережем его напоследок.

Гедеон задумчиво кивнул и посмотрел на нее.

— Все остальные фургоны заняты. Если бы я собирался что-то спрятать в чьем-либо фургоне, я бы выбрал личность наименее наблюдательную, которая не станет обследовать трещины и укромные уголки, — он внезапно нахмурился. — У Мерлина был фургон?

Мэгги широко раскрыла глаза.

— Какая же я глупая. У него был фургон. Когда он погиб, Фэрли и Ламонт тянули жребий, оба хотели жить в фургоне. Ламонт выиграл.

— Тогда давай начнем оттуда.

Лео проводил их до самого фургона, но затем, очевидно вспомнив, что его раньше прогнали от фургона Мэгги, и не ожидая, что его пригласят внутрь этого, предпочел скользнуть в тень другого. Он не дулся больше, но выглядел скорее покорным, нежели удовлетворенным.

Так как кэрни прикрывали свои двери только на ночь или когда желали уединиться, дверь в фургон Ламонта была распахнута настежь.

— По крайней мере, нам не надо специально подбирать ключ к замку, — Гедеон усмехнулся.

— Все равно это выглядит так, будто мы взламываем дверь и входим, правда? — Мэгги взобралась по ступенькам впереди Гедеона и вошла внутрь. — Я рада, что у него есть окно, нам не придется зажигать лампу, чтобы видеть, что мы делаем.

Гедеон стоял, оглядываясь по сторонам. Как и во всех фургонах, здесь было не много места. Кровать на день была придвинута к стене под единственным, высоко расположенным окном. Она была покрыта пестрым одеялом, сшитым из лоскутков, рядом находилось видавшее виды легкое кресло, накрытое потертым в нескольких местах вельветовым чехлом ярко-алого цвета, небольшой деревянный столик, на котором стояла керосиновая лампа, поцарапанное сосновое бюро и, наконец, карточный столик, стоявший около стены, на которой прямо над ним висело зеркало. Столик был завален склянками, кистями, париками на подставках, на нем же стоял поднос с гримом и носами, недавно подаренными Гедеоном.

Оглядывая фургон внимательным взглядом, Мэгги сказала безразличным тоном:

— Все вещи Мерлина Балтазар переслал моему дяде Сайрусу.

— Но ведь фамилия твоего дяди не Дюран? Я имею в виду, если Балтазар знал это…

— Нет, это просто удача для дяди Сайруса. Мерлин носил фамилию Льюис.

Гедеон кивнул.

— Ты понимаешь, ведь мы даже не знаем, что нам надо искать?

— Да, понимаю, — Мэгги присела на кровать, нахмурившись. — Если бы я была чем-то ценным, где бы я находилась? — пробормотала она себе под нос.

— Ты — что-то вовсе бесценное.

Она одарила его быстрой улыбкой.

— Соберись, пожалуйста, с мыслями на нашем предмете.

— Если ты настаиваешь. Нечто ценное. Нечто небольшое. Нечто, что легко спрятать, — он обвел взглядом фургон.

— Золото тяжелое. Произведения искусства, как правило, слишком велики, чтобы их легко было спрятать. Драгоценные камни. Может быть, бумажные деньги или их эквивалент.

— Их эквивалент?

— Акции, облигации, депозитные чеки, что-то в этом роде.

Мэгги кивнула, затем сказала медленно:

— Мерлин, должно быть, нашел что-то, но, даже если и нашел, то как узнал, что его находка является свидетельством чьей-то вины? Если ты находишь нечто, спрятанное в твоем фургоне, ты автоматически решишь, что это было украдено. А если это так, если ты честный человек, то ты пойдешь прямо к владельцу цирка и скажешь ему: ха, посмотри-ка, что я нашел?

— Ты уверена, что Балтазар чист?

— Чист, дядя Сайрус проверил его.

— Имя твоего дядюшки слишком часто возникает в связи с этим делом, — мягко заметил Гедеон.

Мэгги слабо улыбнулась.

— У него свой способ узнавать вещи. Но у меня закралось подозрение, что он прекрасно знает, кто убил Мерлина.

— Тогда зачем, ради всего святого, он втянул тебя в это дело?

— У него свои цели. Может быть, потому что он не может найти доказательства и знает, что я из кожи вон вылезу, чтобы раскопать их. А может быть… — ее голос вдруг сник, когда она посмотрела на Гедеона, а глаза широко раскрылись.

— Может быть, что?

Она начала смеяться.

— Если он сделал… А я-то ничего не подозревала обо всем этом.

— Мэгги, о чем ты говоришь?

Наконец, посерьезнев, она откашлялась и сказала:

— Я думаю, что мы с тобой были подставлены.

— Твоим дядей?

— Ага. Я видела, как он работает, он, и в самом деле, изумляет. И он делает это уже так давно, сколько я себя помню. Мой отец непрестанно повторял, что если бы дядя Сайрус нашел другое применение своим талантам, то смог бы управлять миром.

Гедеон сделал шаг и сел рядом с ней на кровать.

— Дорогая, о чем ты говоришь? Какие таланты?

— Талант знакомить людей. О, не просто представить их друг другу, это легко. Дядя Сайрус устраивает все так, что два абсолютно ни о чем не подозревающих человека оказываются рядом в совершенно точно выбранный момент. Если необходимо, он вмешивается, чтобы устранить некоторые препятствующие, случайно возникающие проблемы, но я знаю некоторых людей, они никогда не видели его и понятия не имели о его вмешательстве и тем не менее были обязаны ему своим счастьем.

Через мгновение Гедеон сказал:

— Несколько дней назад я, наверное, сказал бы, что ты дурачишь меня. Но теперь я хочу допустить, что это не так. Только откуда он мог знать, что Балтазар будет убит и оставит мне цирк? Ведь именно поэтому я появился здесь.

Внезапный огонек веселья загорелся в ее живых глазах.

— Гедеон, я удивляюсь твоему простодушию. Забодан носорогом? Это самая сумасшедшая вещь, которую мне приходилось слышать.

— Ты вытягиваешь из меня все нервы, — сказал он, в глазах его загорелся ответный огонек.

Она хихикнула.

— Ну ладно, так вот. Я подумала, что все это сфабриковано сразу же, как только мы получили извещение от адвокатов. Я пришла к выводу, что дядя Сайрус купил у Балтазара цирк и сказал, чтобы тот попросил меня стать его менеджером, прежде чем уйти со сцены. Это позволило мне войти сюда, и каждый принял меня.

— Тогда зачем подстраивать мое появление здесь? О Господи! Для того, чтобы свести нас с тобой?

— Это именно так и выглядит. Мне следовало догадаться раньше.

— Это выглядит очень тщательно подстроенным.

Мэгги кивнула.

— Совершенно верно. Его планы всегда реализуются. Скажи мне, тебе не случалось получить в наследство черный кадиллак 1958 года выпуска?

— Нет, у меня даже не было такого желания.

— Это окончательно все подтверждает. Балтазар очень даже жив и, возможно, загорает на солнце на каком-нибудь из островов. Если верить кэрни, которые знали Балтазара значительно дольше, чем я, он любил эту машину, как собственное дитя. Никто не может убедить меня в том, что он в своем завещании позаботился о «Стране Чудес», а свое дитя оставил где-нибудь забытым на стоянке.

Гедеон смотрел на нее несколько мгновений, затем сказал:

— Я не знаю, благодарить ли мне твоего дядю или как следует стукнуть его по носу.

Она улыбнулась.

— Он никогда не допустит этого. Если любой из нас прижмет его к стене и потребует сказать правду, он широко раскроет глаза и у тебя уже не останется никаких сомнений по поводу полнейшей невинности старика.

Он скажет, что рука человека не может вести влюбленных. Это делает только судьба.

— Он так и скажет?

— Слово в слово.

— А сам он так считает?

— Уверена. Но еще, когда мне было десять, я решила, что судьба приняла облик моего дяди Сайруса.

— Это худший из видов памяти, которая хранит в себе только прошлое, — заметила Королева.