"Наследство Империи" - читать интересную книгу автора (ИПАТОВА Наталия, ИЛЬИН Сергей)

Часть 1 Вода и ветер

Оставался последний неприятный момент перед приземлением. Таможенные службы Нереиды не посадят тебя, прежде чем ты не оплатишь им портовые взносы. Жадные маленькие буржуа. Можно подумать, их мокрый шарик – единственный в этом секторе Галактики, где может приютиться частный грузовик в затруднительном положении.

Кирилл вызвал на монитор счет-декларацию и негодующе присвистнул. Да они, видно, исходят из того, что без веской причины никто к ним не сядет. Если же веская причина налицо – ты заплатишь.

Форма-счет, предупредительно оттранслированная ему на орбиту портовой службой, была, в сущности, стандартным для Федерации набором полей, против которых ты, пересекая таможенную границу Нереиды, просто проставлял галочки. Однако в отличие от большинства обитаемых планет, подавляющее большинство портовых сборов на Нереиде предлагалось оплачивать вперед. Корабельный, маячный, лоцманский, причальный, а также канальный, якорный и в довершение всего – экологический. Когда на планете больше ничего нет, вот тут-то она и начинает гордиться своей экологией!

В графе «характер груза» Кирилл проставил «порожняк». Указал полезный объем трюмов, мощность двигателей, маршевых и прыжковых, характер топлива. Скрипнув зубами, кликнул жирную галку: требует ремонта. Еще бы не требовал: правая репульсорная турбина «Балерины» представляла собой один спекшийся комок металла, а о посадочной ноге и вовсе больно было думать. Чистые звери эти пограничные войска на Дикси.

Некоторое время капитан, суперкарго, а также единственный пилот «Балерины», угрюмо созерцал заполненную форму, а затем с тяжким вздохом ввел пин-код, подтвердил его и мрачно смотрел, как убегают денежки со счета. Чем восполнить потерю? Что можно вывезти с Нереиды, кроме соленой воды?

Денежный ключик сработал без промедления: шлагбаум, фигурально выражаясь, поднялся, на «Балерину» немедленно передали посадочные коды, и в течение следующего получаса Кирилл был очень занят.

«Как вы летаете один?»

Женщинам на такой вопрос он обычно плел что-нибудь романтическое, всякий раз другое: в зависимости от обстановки. А от самого себя секретов не было.

Те, кто тебе подчиняется, никогда не позволяют делать что хочется.

Проживи первые двадцать пять лет под объективами камер слежения, увидишь, насколько тебе захочется компании, за которой придется постоянно доглядывать: оберегать от искушений корыстью, растолковывать элементарные принципы контра... фу, какое слово грубое... бизнеса, свободного от налогов, разъяснять, когда драпать, а когда – и по каким мишеням! – не грех и отстреляться. Ибо, как говорится, не фиг! Нельзя быть добычей для всех. Вредно действует на психику.

К тому же им захочется прибыли.

Правда, на той же богом проклятой Дикси сунули Кириллу рекламный ролик «корабельных подруг»... Дескать, робот-универсал с модельной внешностью разгрузит вас на профессиональном поприще и скрасит долгие часы гиперпространственных перелетов. Функции навигатора, логиста, погрузчика: комплектация под заказ, возможность апгрейда. Ее всегда можно выключить!

В первый момент искушение было нестерпимым. Отрезвление наступило, когда Кирилл взялся подсчитать, во что ему это обойдется. Процент по кредиту, помноженный на коэффициент риска, установленный для лица его рода занятий, разбудил его нравственное чувство.

Он уже имел дело с душой, заключенной в механизм, и, скажем так, с осторожностью относился к рекламщикам, округляющим глаза при слове «этика».

Впрочем, едва ли его скромное мнение как-то повлияет на спрос.

Опустив «Балерину» на твердую почву, он потратил некоторое время, согласовывая график и стоимость ремонтных работ, в таможенном офисе подвергся процедуре снятия семнадцати параметров идентификации, получил прокси-карту, дающую право выхода на планету из карантинной зоны, а в довесок к ней – охапку цветных реклам и брошюрок.

Из соображений экономии Кирилл не стал заказывать «Балерине» срочный ремонт, так что возможностей на ознакомление с достопримечательностями морской планеты у него было хоть отбавляй.

Время проявлять вкус к жизни, и он начал с того, что поймал такси.

Таксист, белобрысый парень в широких клетчатых штанах, не то просто чумазый, не то так у аборигенов выглядит загар, оказался против ожидания неразговорчив. Буркнул только, что «не сезон нынче».

Нереида – Мекка спортсменов-экстремалов, жаждущих бросить вызов свирепой силе морской стихии. Или, если уж на то пошло, – воздушной. Планета славится своими торнадо. Немногочисленное местное население занято в туристическом бизнесе, содержит мелкие кафе и сувенирные магазинчики, расположенные большей частью вдоль побережья: ожерелья и ножные браслеты из раковин, маринованные представители местной фауны, керамика из синей глины и ткани с узором, неизменным со времен Трои. Да вот еще обслуживает консервные заводы-харвестеры, вынесенные на платформах далеко в океан. Море здесь видно отовсюду. Соответственно, и от пронизывающих шквальных ветров тут совершенно некуда спрятаться.

Кирилл буквально вытаращился, прилипнув носом к стеклу, когда увидел внизу дорогу, извивающуюся вдоль мола и безлюдного белого пляжа, и колесный транспорт, ползущий по ней. Подобное было бы немыслимо на любой вновь освоенной планете. Воздушный транспорт с вертикальным взлетом мобильнее и дешевле, достаточно благоустроенного пятачка.

Слишком уж здесь ветрено.

И безлюдно.

Последнее – вот уж совсем некстати. Вторым номером в культурной программе Кирилла числилось романтическое знакомство. Она должна быть симпатичной, по возможности юной аборигенкой, чтобы в глазах ее, потрясая прокси-картой, что на шнурке на шее, прикинуться бравым звездным волком. Такой у него был способ коллекционировать впечатления.

К слову сказать, а чем я не звездный волк?

Эстетическое чувство, а также опыт, правда по большей части не свой, заставляли его держаться подальше от искушенных профессионалок. Волк, ягненок – понятия относительные. Всегда есть те, кто ищет лоха, чтобы разжиться на нем, и никакая практика не позволит человеку раз за разом избегать западни. Нет смертного, что был бы разумен во всякий час или не имел слабостей. Кажется, это Эразм. А может, и нет. К тому же Кирилл сильно сомневался, что этот бизнес процветает на Нереиде. Не курорт все-таки. Слишком холодно тут для курортов. По доброй воле сюда съезжаются разве что суровые бородатые мужики в штормовках.

– Муссон идет, – озабоченно бросил таксист. – Я снижаюсь. И вот что, мистер, лучше бы вам найти местечко, где пересидеть.

– Долго пересиживать-то?

– А этого, – ухмыльнулся поганец, – заранее никогда не знаешь. Нереида!

Главная, она же единственная, улочка прибрежного городка опустела в одно мгновение. Впрочем, как подозревал Кирилл, она и в лучшие дни выглядела не слишком оживленной. Полоскали и хлопали, вырывались из рук тенты кафе – единственные цветные пятна в этом царстве серого. По улице, как в аэродинамической трубе, несло пыль и мусор – по большей части сухую рыбью чешую.

Вся их хваленая экология заключается, по-видимому, в отсутствии любых продвинутых производств. В том числе и очистных.

Одно слово – провинция.

По улице, впереди и справа, молоденькая блондинка боролась с ветром, попутно с помощью допотопного ключа опуская на витрину бронированную штору. Системы наведения зафиксировали цель.

Кирилл молча, придирчиво рассмотрел ракушечный браслет вокруг широкой щиколотки, мощные запястья, разношенные тапки без задников и младенчески розовые пятки. Национальный тип? В плюс зачлись тесные брючки-капри, выгодно обрисовавшие обращенную к улице и слегка оттопыренную от усилия часть тела.

Подойти. Помочь с этим идиотским ключом. Намекнуть, что прогрессивное человечество уже много лет пользуется дистанционными пультами. Изобразить в своем лице это самое человечество. Попросить убежища на время муссона: по всему видать, местные серьезно относятся к стихии. Затруднения в делах покамест не того порядка, чтобы нельзя было потратить энное количество денег в приятной компании. Сущая ерунда рядом с их экологическим сбором. Все равно, пока не починят бедняжку «Балерину», особенно не из чего выбирать.

Кирилл взялся за прокси, чтобы расплатиться и отпустить возницу, каковой автомедон уже нетерпеливо ерзал и проявлял разные другие признаки нетерпения, как вдруг кое-что на другой стороне улицы отвлекло его внимание.

Там, возле спортивного магазинчика, припарковался частный флайер, не новый, но известной модели, и производства явно не местного. Владелец стоял у раздвижных дверей, придерживая их для женщины и мальчика, и всей своей позой демонстрируя внимание и вежливость, словно этих и муссон подождет.

Вот вам щиколотка! Хитом курортной моды на Нереиде были нынче укороченные бриджи, и ничто не мешало в совершенстве разглядеть ее линии: породистые, сухие, с элегантно выступающей косточкой. Совершенно зиглиндианская – ах эта ностальгия! – щиколотка. Такой, скорее, кстати пришлась бы лакированная туфелька с немыслимым каблучком, чем прогулочно-беговой ботинок.

Рассматривая щиколотку, Кирилл, разумеется, упустил первую возможность: девица в тапках справилась сама и скрылась с улицы, захлопнув за собой дверь с табличкой «Закрыто». Однако он не расстроился. Он вообще, по правде говоря, тут же забыл про нее напрочь.

Ни одна нитка из всего, что было на особе надето, не изготовлена на Нереиде. Узкие черные бриджи, серебристо-серый облегающий жакет с карманами на груди. У брюнетки, что на пару с сыном заталкивала в багажный отсек флайера новую доску для серфинга, отличный вкус. К сожалению, всякий раз она вставала так, что он не видел ее лица.

Зато в пацаненке, болтавшемся вокруг с советами, пока мамаша, всунувшись в багажник по пояс, обустраивала там негабаритный груз, было что-то этакое... Взгляд Кирилла то и дело возвращался к нему. То ли восемь лет, то ли все двенадцать: он совершенно не разбирался в детях. И не собирался разбираться – в обозримом-то будущем.

Захлопнув багажник, дама распахнула дверцу со стороны пассажира, мальчишка резво нырнул в салон и притаился там. Леди села за водителя и, прежде чем включить двигатель, озабоченно посмотрела на клочки туч, несущиеся в небе.

– Вы выходите или как?

Кирилл мотнул головой и оскалился:

– За ними!

– Но я...

Взгляд, брошенный на него пассажиром, надолго отбил у аборигена способность возражать. Профессиональный взгляд, отработанный, чтобы держать во фрунте офицеров любого ранга... Впрочем, сейчас не до этого. Он, собственно говоря, не уверен был, что не обознался, однако не мог позволить себе упустить ее. Их. Теперь уже – их.

Бессмысленность затеи была очевидна, но некоторое время Кириллу вовсе не хотелось это признавать. «Нет, ты посмотри, посмотри! – бурчал автомедон. – Физика ей не писана. Видал, как пошла?»

Видал. Раздолбанное городское такси не годилось дорогой частной игрушке даже в подметки. Соотношение между военным пилотом Зиглинды – Кирилл мог ошибиться в ее внешности, но только не в стиле пилотирования! – и местным голопузым раздолбаем было еще оскорбительнее. «Жертва» шутя нырнула циклону под крыло и оторвалась, потерявшись среди ошметков облаков, в то время как их дребезжащую тачку ударило шквалом, накренило, тряхнуло, и что-то там в хвостовой части неприятно треснуло. Ненавижу полеты в атмосфере! Кирилл поймал себя на том, что изо всех сил напрягает ступни: будто бы топчет педали. Смешно, если посмотреть со стороны. А с другой стороны – тут еще один военный пилот Зиглинды. Вот только джойстик управления не в тех руках. Иначе еще погонялись бы, само собой. Обидно, Упустил. На роду ему, видно, написано бегать за этой семьей, всегда отставая на шаг. Он треснул себя по колену.

– Они с мальцом на пляже Раквере живут, в бунгало, – сказал таксист. – Эмигранты... откуда-то. Есть у нее свекор со свекровью, но те отдельно, в городе: он в Летной школе курсы читает. Заметные люди, их многие знают. Встретитесь еще. – И ухмыльнулся: – Чумовая баба!

Обнаружив за собой пристрастие целыми часами пялиться в пустой горизонт, Натали немедленно постаралась от него избавиться. Стеклянная стена с раздвижными дверями, обращенная к морю, большую часть суток была закрыта бамбуковыми жалюзи. У женщины, воспитывающей сына, найдутся дела поважнее, чем бесплодно себя растравлять.

Даже спустя двенадцать лет Натали не избавилась от привычки вставать рано, хотя сейчас в этом не было никакой необходимости. Она ведь не работала. Час, а то и два, прежде чем идти будить Брюса, заливать молоком хлопья, искать в комоде чистые носки без дырки. Кто-нибудь скажет, отчего дырки на носках зарождаются, когда все спят, и непременно являют себя утром, за пять минут до того, как школьному гидрокоптеру приводниться у дальнего конца дощатого мола?

Вот этот серый час между ночью и утром, между водой и небом, временем и пространством и был – ее. Сидя в гостиной, лицом к стеклянной стене, или на террасе – в зависимости от силы и направления ветра и, как тут шутят, от температуры забортной воды, – Натали наблюдала, как прилив гонит украшенные барашками волны прямо под сваи бунгало.

У Нереиды три луны, а потому график приливов непостоянен и ежедневно передается в метеоновостях. В силу специфики планеты пренебрегать этими передачами глупо. Вода подступает к дому, плещется внизу, а после отступает, обнажая до километра белого песка. Линия, от которой растут низкие, искореженные ветром ивы, проходит несколько дальше, за домом: темно-зеленая кайма вдоль пляжа. Соседей нет. Планета заселена слабо, и местные предпочитают жить в городах, где более развита инфраструктура. У Харальда и Адретт, к слову, премилый белый домик в петуньях и розах. Свекровь по сей день удивляется, чем Натали так тронул «этот сарай из гнилого штакетника».

Я и мой ребенок. Необитаемая планета была бы еще лучше.

Странное, подвешенное состояние. Как женщина, которая всю жизнь обеспечивала себя собственным трудом, Натали чувствовала себя весьма неуверенно, оказавшись на иждивении состоятельной семьи. Спору нет, родители Рубена – милейшие люди, а сумма на ее счету по меркам «фабрики» вовсе огромна... Но даже если бы муж был жив, она бы чувствовала себя висящей на нем, как на одном гвозде, а уж так... так это было, словно она рухнула с большой высоты, обнаружив внезапно, что закон тяготения отныне недействителен.

Хочу... работать? Хочу заняться чем-нибудь.

Эта последняя мысль не возникала ни разу, когда метеослужба объявляла штормовое предупреждение и школа присылала задания на дом по Сети. Как сегодня. Ветер с моря швырял тонны воды о стеклянную стену: пришлось от греха закрыть наружные ставни. Ну и внутренние, декоративные, надобно опустить – для уюта. Вечерами, когда Брюс уже седьмой сон видел и Натали оставалась одна, она их всегда опускала. Наступление черной воды в ночи до жути напоминало непроглядную космическую тьму, в которую они с сыном падали, как две искорки жизни, в пасть, разинутую во все небо.

Мама должна быть спокойной, деловитой, сильной. Мама не имеет права быть другой.

Они ждут, что она вырастит им Эстергази – умного, веселого, крутого. Лучшего из людей. Второго Рубена. То-то и Харальд является, как по часам, каждый выходной: с подарками, игрушками, билетами на стадион и пропусками в академию ВКС, в космопорт и в местную военную часть. Лучший свекор, какой только может быть. Будь он худшим, ничто не помешало бы ей захлопнуть перед ним дверь и со спокойной совестью объявить Брюса своим. Потом они скажут, что у Брюса нет выбора. Что он родился с крыльями. Интересно, что думает по этому поводу Адретт?

Эстергази отдали Империи больше, чем та была вправе просить. А она все равно издохла. У ее мальчика будет выбор.

Да, положительно, этот вид из окна бесценен, когда надо убить время. Час долой, его поглотили несчетные волны. Они довольно много часов поглотили. Даже при закрытых ставнях они бегут на внутренней стороне полуприкрытого века, на сетчатке глаз, неподвижно уставленных в стену.

Натали встряхнулась. У Брюски в последнее лето проявилась очевидная страсть к экстремальным развлечениям. Не иначе дед втихаря прививает вкус. Знает она эти маленькие шалости, вроде Лиги Святого Бэтмена, совершаемые втайне от бабушек и мам. Одно утешает: на Нереиде нет хулиганов, достойных карающего кулака Эстергази.

Зато тут есть ураганы. Лучшая в Федерации метеослужба предупредила, что сформированный теплым течением ураган Эгле движется по направлению к заселенному побережью. Населению рекомендовано до минимума сократить перемещения воздушным транспортом, по возможности оставаться дома и обозначить места своей дислокации. Брюс с вечера лазал на крышу включать инфракрасный маячок.

Спать он ушел недовольным. Проклятый ураган не позволил испытать купленную к одиннадцатилетию «взрослую» доску. Между тем – самое время. Всякий знает: настоящая волна идет, когда курортники уже упаковали чемоданы и разлетаются по своим планетам.

Личное... да все ее личное тут, сопит в верхней спальне. Никто, собственно, не заикался, что она должна похоронить себя в мавзолее под золотым на мраморе именем Эстергази, но... Руб, черти бы его взяли, слишком высоко установил планку. Возможные кандидаты или не выдерживали никакого сравнения, или умудрялись выставить себя полными дураками. Как вчерашний, вздумавший гнаться за ней на городском такси. Смешно. А коли бы догнал, у нее в бардачке станнер.

– Мам, а ты чего меня не будишь?

Все, время утренней рефлексии вышло. До чего забавны эти трикотажные штаны на веревочке, длиной до колен, а шириной с море Тиль. Стоп, почему до колен? Еще в среду были ниже минимум на два пальца. Запомнить и непременно спросить у Адретт: великолепный Руб в одиннадцать был таким же ушастым и тощим?

– Проверка биологических часов, рядовой.

– Ну ма-а-ам!

– Штормовое предупреждение, – сжалилась Натали. – Хлещет, как из брандспойта. Хотя из брандспойта так не хлещет.

Она приоткрыла жалюзи, подтверждая свои слова.

– Видишь? Программу вышлют по Сети, так что марш в ванную. Да, и уровень воды замерь.

– А что на завтрак? Каша?

– Угу, рисовая. Сладкая.

– А банан можно?

– Ну... можно, только учти – бананов мало, а доставка не работает. И на обед будет рис. С копченой рыбой.

– С рыбой – это бы еще ничего, – скривился мальчишка. – А каша вот...

– Разговорчики, рядовой.

– У-упс! – Дверь за «рядовым» захлопнулась.

– Эй, Брюс! – крикнула мать вслед. – А ты б согласился учиться экстерном? Час экономии на дороге... Ну и вообще...

Из ванной донеслось нечленораздельное блеяние. Ясное дело, вопрос застал чистку зубов в самом разгаре.

– ...и все равно права раньше четырнадцати не дадут, так куда торопиться? И друзья. Я разве инвалид – по Сети общаться?

То-то и оно, что друзья. Мозгов еще нет, а страсть выпендриться у мальчишки – как реактивный двигатель. Друзья ее только подогревают. Невольно задумаешься: а добрый ли то выбор – растить детей на планете Ураганов? Ох и времечко начинается! Матери только мантры читать.

– Ух ты, мам, а отметку-то скрыло! И холодина там, я тебе скажу...

Надобно как-нибудь посчитать, сколько Брюсов вертится вокруг одновременно. Судя по аппетиту – никак не меньше эскадрильи.

– Ну, – спросил Брюс после завтрака, – чем займемся, капитан? Планы есть?

– Иди, – распорядилась мать, – почту проверь. Ну и обработай все, что тебя касается.

– Адресованные тебе любовные письма – тоже?

Слишком ловок, чтобы воздать ему должное. Подзатыльником.

– Свистнешь мне, когда наберется дюжина, лады?

Она вздрогнула и переменилась в лице, когда «привратник» гулко и тяжко ударил в бронзовый гонг. Не потому, разумеется, что помешанный на антике Брюс тайком его перенастроил. В такую погоду на Нереиде по гостям не шастают. Взгляд на монитор. На пороге некто закрылся от камеры букетом белых роз. Натали это не ободрило, но законы этики на планетах с дурным климатом весьма строги. Поколебавшись меньше, чем ей бы хотелось, она велела «привратнику» открыть.

Букет и тот, кто прижимал его к непромокаемому плащу, с явным облегчением переступили порог. Брюс рванулся было принять цветы, потому что мать стояла окаменев, но ее повелительный взгляд буквально смел «рядового», заставив того отступить на вторую укрепленную линию. Сиречь на лестницу.

Сзади с сомнением и вроде даже с покаянием на лице маячил Харальд, но это был тот случай, когда свекор мог и подождать. Безмолвно она приняла розы, а гость освободился от плаща, под которым обнаружилась летная форма ВКС Зиглинды, снятая с производства уже лет этак десяток. Бог знает что они там носят сейчас. Ребенок на лестнице ойкнул и свесился с перил. Проще перечислить, кто из героических Эстергази не носил этой формы: и дед, и прадед, и отец на бесчисленных снимках в альбоме. И даже мать, невольно застывшая смирно, что, видит бог, довольно экзотично – в домашнем платье до полу и с этим необъятным веником в руках. Мы действительно не оставили пацану выбора.

– В-в-ваше Величество...

– Что вы, что вы! – замахал руками гость. Облако брызг встало вокруг него. – Все мы частные лица. Меня зовут Кирилл.

На ней красивое длинное платье, похожее на тунику, без рукавов, намокшее там, где его коснулись цветы. Горизонтальные полосы разной ширины переливаются из синих в зеленые, ткань струится, как вода, и ее легко представить себе подхваченной ветром. Только на Нереиде вещь подобного рода столь... природно уместна. Дожить до тридцати семи, пересечь Галактику из конца в конец и обнаружить: краше всех – зиглиндианка. В ней все женщины, встречавшие мужчин на пороге четыре тысячи лет.

У нее нынче длинные волосы – черные, как водоросли, пряди. Взгляд, которым гость окинул жилище, она истолковала неправильно.

– Мемориал в комнате Брюса.

И правда. Ни одной фотографии Рубена в интерьере, где прихотливо расставлена легкая мебель из ротанга, а на кресла брошены терракотового цвета пледы с бегущей по краю квадратной «критской волной». Ясное дело: парень нуждается в героической легенде, а его матери лишний повод к депрессии вовсе ни к чему.

– Я чай приготовлю, – придумала Натали, исчезая в кухне. – Харальд, Брюс, пожалуйста, вы знаете, что делать... К-Кнрилл, прошу вас, устраивайтесь.

Харальд мог бы и предупредить, какого гостя везет. Такого гостя! Еще одно мелкое напоминание, что все здесь принадлежит Эстергази. Включая и саму ее, и сына. Харальд – милейший человек, с его стороны это скорее промах, чем булавочный укол. К тому же свекор выглядит еще более ошеломленной жертвой. Общественная поза, которую избрали Эстергази, – обломки Империи! – насколько она отвечает каждому из них конкретно? Грубо говоря, насколько каждый из них сам по себе – Эстергази? И какой они видят ее роль во всем этом кордебалете?

Столько лет его не было, зачем теперь явился? Нужно что-нибудь? Позвольте, угадаю. Империя? Все, что осталось, включая Брюса?

Взглянуть на мальчишку поближе оказалось болезненно интересно. И похож... и не похож. Верхняя часть лица от матери: глаза карие, при отцовских серых, брови выше, но взгляд при этом более закрытый. Рубен был экстраверт. Ну или умел им казаться. И этот нос – с горбинкой. У Руба прямой. Улыбка... ну, это наследство, как говорится, будем посмотреть. Кирилл не успел выяснить у Натали, до какого момента она рассказывала сыну правду. Он даже не определился, докуда следует рассказать правду ей.

– Мемориал-то покажешь?

Да, вот она, первая улыбка Империи. Ослепило и даже обожгло.

– Ага, пойдемте.

Вот так, а Харальд пускай сидит в гостиной одинокий.

Войдя первым, Брюс смахнул в ящик стола скомканную футболку, дернул за угол покрывало, хоть и криво, но все-таки спрятал под ним мятую постель, весь остальной тарарам прикрыл тщательно отработанной невинной улыбкой. Вроде как – подумаешь!

– Ничего, – сказал Кирилл, – на «Балерине» все то же самое плюс пивные банки. Время от времени я их выбрасываю. Считай – прибрался.

Интересно, с матери станется надрать эту пару ушей?

Комнатка была маленькая, и снимков – всего два, в рамочках для сменных файлов. Рубен перед выпуском, красивый, молодой, двадцатипятилетний, и Тецима IX в боевом развороте, стремительная и изысканная, обтекаемая и светом, и мыслью. Интересные и вполне определенные мысли должно вызывать это соседство у вдовы.

– Вы вместе учились и служили? Мама говорит: отец был лучшим пилотом Галактики. Но это ведь всем детям твердят, нет? Звучит немного занудно в общем контексте.

– О! – Кирилл нашел в углу стул и уселся верхом, сложив руки на спинке и водрузив на них подбородок. Так удобнее. – Не в нашем случае. Рубен был тем, чем казался. Лучшим во всем. Как меня это доставало! Был бы он занудой, было бы проще. Сказал себе: мол, зануда он! – и жизнь заиграла красками. Любила б твоя мать зануду, ха!

– Н-иу, – Брюс посмотрел неуверенно, – посмертный брак... Вы же знаете, как об этом говорят?

Знаю. Посмертный брак. Парень погиб, а дети у него рождаются. Ничего удивительного для просвещенной Галактики, но на чопорной, скованной условностями Зиглинде это делалось с оглядкой, а поиск «матери» иной раз напоминал продажу на сторону секретных материалов. Потом они рассказывали детям, какими героями были их отцы, сгоревшие в небе, как звезды. Ничего удивительного: среда всегда гасит цинизмом романтические порывы, а мальчишка учится в школе.

Они лишили нас не только родины. Они посягают на нашу славу.

– Они летали в одной эскадрилье, – осторожно ответил Кирилл. – Их любовь была... легендой авианосца! Весь, до единого человека, «Фреки» знал, что твоя мать будет только с ним, и ни с кем больше. Что за черт, да я сам просил ее принять ключ от ячейки! Никакого преувеличения в ее словах нет. Я видел, как он воюет. Немыслимо... для человека.

Кирилл незаметно перевел дух. С Эстергази причитается. Мальчишка, впрочем, выглядел довольным, будто оказался против всего мира прав. Рубен, вспомнилось Кириллу, в таких случаях больше полагался на кулаки.

Ну и дальше что? Какими сказочками пацана кормить? Мол, жил-был хоббит, и был у хоббита грузовик, и промышлял хоббит космической контрабандой?..

– Во что рубишься? – спросил он, глядя на сиротливо мигающую заставку домашнего терминала. – И каковы успехи?

Брюс нервно оглянулся на монитор, шевельнул манипулятор, и понеслись по экрану золоченые колесницы, и огромные кони беззвучно ударяли копытами во вздрагивающий бубен земли. Высокие гребни венчали шлемы воинов, бронза мечей билась о бронзу щитов. На экране трехмерный мультик, в точности как на флотском тренажере, но в шлеме ВР, да еще с музыкой, взрывающейся в голове... Я знаю, сколько надо децибел, чтобы полностью погасить скучную реальность, ежедневно даваемую в ощущениях.

– «Гомериада»? Какая версия?

– Да уж последняя. Квест за Одиссея я еще в прошлом году одолел, а вот осада – это, простите, не для малых детей. Полночи не спал, но сделал великое дело: пожег корабли. Э-э... мать вообще-то не в курсе.

– Сроду никого не сливал, – буркнул Кирилл, притворяясь уязвленным. – Эта версия с богами или как?

– Богов можно включить. Да от них геморрой один. Они, конечно, помогают, но... врагу они помогают тоже, а пакостят... немыслимо! Да тут и без богов зарез. Я на Аяксе застрял. Камнями кидается, а у меня только меч против него. Хуже Барлога. Чего с ним делать-то?

– Не знаю. Обходить по возможности, наверное. Я за Ахилла играл. Гектор – выбор... бесперспективный.

– А вот не скажите. У Гектора больше индивидуальных схваток, он же там в каждом боевом эпизоде. Ахейских героев вон сколько, крутизна их растет, уделывать их по одному всяко веселее, чем отмахивать в толпе налево улицу, направо – переулочек. Я всегда подозревал, что система подыгрывает ахейцам. Аякс еще ничего, он прикольный. А фига ли Ахилл? Неуязвимый герой – не герой.

– Ну, неуязвимость-то должна отключаться, если богов за скобки вынести.

– ...и матери он не нравится.

Убойный аргумент.

– Матушка у нас... и «Илиаду»... того? Одолела, в смысле? Та ж нудней десятилетней осады!

Способности Брюса удерживаться от ухмылки исчерпались, видимо, начисто.

– Что вы хотите, она же пилотировала Тециму! Я, видите ли, сломался на середине Списка кораблей, а с школьной программой всяко же надо что-то делать. Матушка взялась зачесть текст и изложить его вкратце своими словами. Ну и завелась. Послушал бы Ахилл, какова пришла ему бессмертная слава, та, ради которой – все, в тот же час подался бы на Афон. Это невозможно пересказать. Это даже описывать бессмысленно. Это только воочию видеть и слышать. Я – тут, она – там...

Мальчишка непроизвольно дернул головой в сторону койки, и Кирилл отвлекся.

Будь она неладна, фантазия!

Она лежала тут на животе, с книгой, можно даже представить, что в сегодняшнем платье. Босиком, болтая ногами в воздухе. Черные волосы вдоль лица – на покрывало, на книгу. И завелась. Да я найду ей тысячу книг!.. Руб бы себе плохого не выбрал.

– ...словом, предпочтения у нее сформировались задолго до гибели Патрокла. А дальнейшее уже работало на образ.

– Ну, – сказал Кирилл, – это она на сцену свидания повелась. Андромаха, младенчик... Женщины вообще любят Гектора. Совершенный муж, одно удовольствие в глаза тыкать! Ахилл круче.

– А Гектор зато – по правде. Люди сеют хлеб и растят детей. Гектор держит над ними щит. Все остальное – политтехнологии. Мать сказала: у отца был в точности этот психотип.

– И потому ты играешь за троянца?

– И потому я играю за троянца. А кроме того, когда я завалю Ахилла – а я его завалю, я настырный! – наградой мне будет упоительное чувство, что я лично изменил ход истории, и Троя, свободная и прекрасная, незыблемо стоит и поныне. И знаете что?

– Что?

– Я-таки эту штуку прочитал.

– ...и в Троянской войне победили объединенные силы Эстергази.

– Н-ну, да. Мать, заходящая на бреющем с фланга, – это сильно.

Троя. Зиглинда. Есть подозрение, что при идиотском руководстве никакой героизм не спасет. Троя тому примером. Или Зиглинда. Кушай, экс-Император. Проблема-то не в том, что у них нет чести. Был бы у нас ум, до сих пор бы поплевывали на них с барбакана Скейских врат.

– Что, она до сих пор одна?

– У нее есть я.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Брюс пожал плечами и сделал взрослое лицо:

– А нам кто попало не нужен, она слишком хороша – для кого попало. Матушка у меня к тому же немного устрица. Через четыре года мне поступать в Академию, а она... она делает вид, будто это время никогда не наступит. Но тогда она действительно останется одна, и меня это, вообще говоря, тревожит.

Жалкое, должно быть, мы представляем зрелище.

По уму служить связующим звеном должен был Харальд, но свекор, привыкший, что светские обязанности с неизменным блеском исполняет его жена, предпочитал отмалчиваться. Его участие в разговоре ограничивалось разве что просьбами масло передать. Попытки Кирилла непринужденно царить среди подданных – частное лицо, ага, сказочник! – выглядели, надо признаться, довольно беспомощно, и Натали чувствовала, что по мере продолжения завтрака створки ее собственной раковины смыкаются все теснее.

Спасти положение могло бы, пожалуй, внезапное явление Адретт, но она была уже не в том возрасте, чтобы шнырять во флайере посреди урагана, и не в том состоянии духа, когда получают удовольствие от разговоров о прошлом. Эстергази – они больше Империя, чем сам экс-Император, потому что остались самими собой. Облаченные в собственное достоинство, они выглядят маленькими, одинокими и нелепыми. Особенно Адретт.

Да и сама Натали перешагнула уже критический рубеж, именуемый средним возрастом, вполне для себя уяснив, что в ее жизни не случилось и чему уже не случиться никогда. Кириллу вольно щебетать, делая вид, словно его миновало смятение духа на четвертом десятке, но сама она – иной случай. Респектабельная дама с ребенком и чувством собственного достоинства, даже будь оно трижды неладно. А что у нее вообще есть собственного, кроме достоинства?

Адретт – Адретт-Которая-Необходима-В-Любой-Щекотливой-Ситуации – совершенно неожиданно возродилась в Брюсе. Дети, усаженные с взрослыми за один стол, становятся если не невыносимы, то – совершенно незатыкаемы. Это от убеждения, что ради них-то все и собрались. Причем... в данном случае это чертовски походило на правду.

Так что оба ребенка пели дуэтом, а Натали с Харальдом переглядывались, делая выводы. Каждый – свои.

Это же кому сказать – никто не поверит. Космическая контрабанда! «Я сохранил Империю, – с комическим пафосом заявил Кирилл, – правда, в составе одного человека! Себя!» Чем себя и выдал с головой. Каждый из нас па четвертом десятке мечтает повернуть время вспять.

Где-то там, в детстве, я был счастлив.

Жалюзи на окне, выходящем на мол, Натали оставила открытыми: привычно, чтобы контролировать ситуацию. Вода струилась по окну снаружи, вдобавок стекло запотело изнутри, так что на нем можно было писать пальцем. Время от времени хозяйка поднималась, чтобы протереть его: иначе не было никакого смысла держать его открытым.

– А вам не опасно жить одной, с ребенком, в столь уединенном месте?

Задумавшись, Натали не в ту же секунду сообразила, что от нее ждут ответа.

– Людей я не боюсь. Нереида в плане преступности – заповедный галактический уголок. Взять здесь особенно нечего, если себя уважать, а буйной молодежи проще уехать и реализовывать себя в более развитых мирах, где и искушения, и соблазны. Да что я вам рассказываю!

– Угу, – согласился Кирилл с набитым ртом. – Мне уже сообщили, что даже ночных клубов тут нет.

– Не то что клубов, тут и правительства как такового нет. Одни ответственные службы.

– А погода? Вот как сегодня, к примеру?

– Наш маленький домик только выглядит неубедительно, – встрял Брюс. – Сваи у нас пласталевые и уходят в монолит, стекла – бронированные, по ним стрелять можно. Внутренняя конструкция – пористый пластик-рот. Монтируется за полчаса, а камышовая кровля и дощатая обшивка – это косметика. На Нереиде иначе не строят.

Харальд кивнул.

– Местная метеослужба очень хороша, – добавила Натали. – За двенадцать лет я не помню, чтобы она хоть раз дала неадекватный прогноз. Домик наш покрепче, чем кажется, приливы и отливы ходят в назначенное время. Опасность может представлять только торнадо или цунами. Но о движении волны нас должны предупредить заблаговременно. На площадке за домом стоит флайер, пяти минут нам для эвакуации хватит.

– А если вы не сможете взлететь?

– Тогда нас подберет коптер ЧС. Здесь это хорошо продумано: дома, как верно выразился Брюс, восстанавливаются за час, имущество застраховано. Прекрасный повод полистать каталоги и сменить обстановку. Домашних животных тут держать не принято. Ураган на Нереиде не бедствие, а часть повседневной жизни. Можно даже сказать, тут нет других развлечений.

– Вы ведь до конца были в зиглиндианском деле? – спросил Брюс. – Чем оно по правде закончилось?

– В каком смысле – по правде?

– В учебниках написано: «Объединенные силы союзников очистили сектор Зиглинды, отбросив противника к его базам, а после окончательно его разгромили». Потом пара-тройка намеков относительно «свободного волеизъявления электората Зиглинды», а дальше – снова скучная политэкономия Новой Надежды. Как оно было?

Кирилл послал Натали вопросительный взгляд, и в ответ она чуть заметно покачала головой. Для Брюса отец погиб. Бессмысленно и вредно бередить фантазию подростка: его устремлениям следует находиться в креативном русле. Учиться, искать себе место в механизме связей, пронизывающих Галактику, а не гоняться наобум в поисках артефактов минувших эпох и экзотических технологий сомнительной этической ценности. В день, когда Рубен предложил ей ключ от своей ячейки, ей стало ясно: он дал ей все, что мог. Кроме себя. В сущности, у нее не было выбора. Между будущим и прошлым выбора нет.

– В оговоренный срок Федерация прислала несколько транспортов спецназа. Знаете, из тех, кого одного запускаешь на вражеский АВ, а через сутки тебе остается только вынести трупы, залатать переборки и оформить трофейную коробку по своему ведомству. К тому времени аналитика передала разведке все возможные прыжковые векторы, и мы прижали уродов на их базах.

– А потом?

– Потом уже отрывалась ударная эскадра, а за нею – десантная. Абордажи, бои в коридорах, в отсеках, пальба, искры... Проще... да и дешевле было разнести всю их помойку в атомную пыль, но федералы дали слабину. Дескать, там детеныши и самки, конвенционное отношение к сложившим оружие, все дела. В общем, взыграл гуманизм. Впрочем, кому там было мало дела, так это перехватчикам: следить, чтобы никто не ушел.

– Что вы с ними сделали? – спросила Натали.

– Зиглиндиане, само собой, требовали полной генетической зачистки, – жестко сказал Кирилл. – С представителями союзников поладили на том, чтобы депортировать уродов на глухую кислородную планету. Там практически только камни и лес. Никаких технологий, позволяющих выйти в космос. Форма существования для них, мягко говоря, непривычная: социотехники, наши и Федерации, полагают, что несколько десятилетий побежденные будут заняты исключительно борьбой за выживание. Тем временем Федерация изучит возможность ассимилировать их в цивилизованное общество.

– То есть формально они вошли в состав Земель Обетованных?

– Получается так. Эти своего не упустят.

– А Шельмы?

– Рейнар Гросс нынче замминистра ВКС. Йоханнес Вале – помните такого? – секретарь в Министерстве тяжелой промышленности. Одно слово – Шельмы.

– А Черные Истребители? – чуть не подпрыгивая, спросил Брюс, которому про войну – подавай котелок и большую ложку, а «как мы обустраивали послевоенное пространство» – даже для рассказа не сюжет. – Они-то там были?

Кирилл разинул рот, а потом закрыл его и посмотрел на мать и деда с беспокойством.

– Ты про них откуда знаешь? Гриф «секретно» с Назгулов не снят.

Мальчишка, не сдержавшись, фыркнул:

– Есть такой фильм «Сокровища Рейна», и другой еще – «Заря над Городом Башен».

– А, этот знаю, он у меня любимый. Все время пересматриваю на «Балерине». Редкостным сукиным сыном меня там показывают. А первый, надо думать, тут, на Надежде, сняли?

– Меня вот интересует, – ровным голосом поинтересовался Харальд, – попали ли технологии изготовления Назгулов в цепкие ручонки Земель?

– Хех, ну морскому ежу понятно, что нет! – радостно развернулся Брюс. – Иначе как же осталась бы «девятка» лучшей моделью Галактики? «Одиннадцатая» у них не пошла, ее и с производства сняли.

– На это я могу ответить со всей определенностью «пет», – сказал Кирилл, делаясь серьезным и неотрывно глядя в неподвижные и темные глаза Натали. – Поскольку это от меня зависело. Ни разработчик технологии, ни его записи, ни сами опытные экземпляры в лаборатории ЗО не попали. Они их хотели, я знаю.

– Еще бы им не хотеть!

– Брюс, глянь-ка высоту воды, будь добр.

Мальчишка выказал очевидное желание быть добрым, немедленно, соскочил с кресла и высунулся на террасу. Ледяной мокрый ветер ударил в приоткрытую дверь, и мать поджала ноги.

– Полтора метра, мам!

Натали посмотрела на часы.

– А ведь отлив, – пробормотала она.

В этот момент завибрировал наручный комм Харальда. Повинуясь правилам хорошего тона, тот включил «громкую связь».

– С-сударь, – произнес на всю комнату заикающийся, встревоженный голос, – вы нужны нам немедленно. Как скоро вы сможете быть в штабе?

– Полчаса, – ответил Харальд. – Вы контролируете ситуацию?

– Д-да, – ответил голос с минутной заминкой. – Но нам хотелось бы иметь вас под рукой, как советника.

– Эвакуация?

– По всей видимости – неизбежна.

– Ясно. Вылетаю. Натали, эвакпакет у вас наготове?

– Да.

– Документы, карточки, ИД-браслеты?

– Только переодеться, – сказала Натали. – Я знаю инструкции.

– Кирилл, я попрошу вас остаться. Штаб Чрезвычайной Ситуации находится при космопорте. Сейчас, пока не дан сигнал эвакуации, лететь туда бессмысленно. Но как только он прозвучит... вы меня понимаете? Я надеюсь на вас.

Экс-самодержец с энтузиазмом повиновался. Он бы с радостью отдал все гены императора Улле за возможность вернуться в эту семью. Он, может, чувствовал себя больше Эстергази, чем все Эстергази вместе взятые. Сколько он себя помнил, всегда так было.

– Брюс, – вспомнил дед на пороге. – Э...

– Слушаюсь, сэр!

– Заряди-ка ты, дружок, «считак» под самое «не могу». Чтобы денька два-три тебе было чем заняться.

Кипящий рыбный суп. Подсоленный и даже с овощами. Вон как ярятся буруны вокруг кустов ивы: зелени почти и не видать, одни мокрые черные лохмотья. Брюс клялся, будто видел спины ламантинов, но Кирилл ему не поверил. Сплошное серое месиво, что сверху, что снизу, да еще глаза залило водой в первую секунду. А спины у ламантинов тоже серые, и их нипочем не отличить от перекатывающихся волн. Ламантинам, он думал, сегодня тоже несладко. Несет их, ламантинов, куда ни попадя, противу желания и всякого здравого смысла.

Волны перехлестывали через мол, и, когда вся компания покидала бунгало, доски террасы были уже по щиколотку скрыты водой. Брюс волок огромную сумку и неодобрительно зыркал в ответ на попытки ее забрать. И он, и мать переоделись в спортивные костюмы: неизвестно ведь, когда им разрешат вернуться домой. Синий с белым кантом у мальчишки и теплый цвета корицы – у Натали. На ней также была мягкая толстовка цвета ванили. Очень дорого и очень красиво. Толстовка мальчишки была светло-серой. Вдобавок на запястье у Брюса болтался стандартный ИД-браслет с именем и местом проживания родителей. Такой, объяснил он с невыразимой гримасой, надевали всем маленьким детям на случай, если им приспичит потеряться.

На Нереиде смотрят не на воду, а в небо. А в небе не было ничего утешительного. Небо расслоилось. Были в нем высокие облака, сплошной серый фон, откуда лился нескончаемый дождь, и рваные черные клочки, похожие на дым, шедшие низом со стороны океана. И еще накатывала верхом клубящаяся туча, вся в просверках молний, далеких, рокочущих чуть слышно, но грозных, как война.

«Электричество, – ошеломленно подумал Кирилл, – вода».

Натали, однако, вовсе не смотрела в сторону, откуда наступала беда. Быстрым шагом обойдя по террасе бунгало и ни усомнившись ни разу, что процессия следует за ней, как реактивный выхлоп за дюзой, она выбралась на площадку, где стоял флайер, откинула дверцу и стояла возле, ожидая, пока пассажиры загрузятся в салон. Брюс утолкался первым, вместе с сумкой.

– Э-э-э.. – начал Кирилл, – вы позволите мне вас отвезти?

Вопреки его опасениям, Натали не стала спорить, а просто нырнула, наклонив голову, на заднее сиденье. Видимо, времени действительно не было, как и на оглядывания по сторонам, и на прочие выражения благоговейного ужаса.

Сам флайер в плане представлял собой плоский треугольник. Стеклянный колпак кабины заостренным гребнем выдавался вверх. Конструкция, оптимизированная, чтобы резать встречный поток. Панель стандартная. Фирмы-проектировщики очень неохотно меняют расположение управляющих элементов: массового покупателя непривычное, как правило, отпугивает.

Репульсоры, покрытые водой, отплевались и прочихались, флайер приподнялся, сразу приняв па себя свирепый удар воздуха.

– Носом, – посоветовал сзади Брюс, – круче к ветру.

– Нам же не в океан лететь! – огрызнулся Кирилл.

– В том-то и фишка. Балансировать надо направлением.

Легко сказать. На Зиглинде испокон веку не было ураганов. Бывали, правда, снежные бури на Сив, имперской тренировочной базе, но, во-первых, та Сив осталась во многих годах позади, а во-вторых, курсантов в плохую погоду летать не выпускали. Ненавижу полеты в атмосфере!

– Держитесь за пеленг, – сказала Натали. – На нем и доедете до космопорта.

В том, чтобы держаться за пеленг, не было ничего сложного, тем паче – для военного пилота. А вот удержать плоский корпус перпендикулярно вектору гравитации посредством джойстика, рвущегося из рук... придумайте, как говорится, занятие сложнее. Тем, в салопе, тоже, по всему, приходилось несладко, мужественная семья Эстергази то и дело издавала сдавленный писк и непроизвольные восклицания. Кирилл от души надеялся, что они адресованы погоде, а не его манере вождения. Флайер, судя по всему, вообразил себя воздушным змеем и норовил задраться любым концом от каждого восходящего потока.

– Есть у этой хрр... фигни какая-нибудь автоматика? – прорычал он. Болтало так, что терялся пеленг.

– Ритм ловите, – напряженно, невыразительным голосом сказал сзади Брюс. – Три счета на восходящем, три – на нисходящем. Или не три... не, это чуять надо.

Кирилл разом вспомнил все идиомы, запрещенные в детском и женском обществе.

– Кирилл, прошу вас, – таким же невыразительным голосом попросила Натали, – пустите Брюса.

– Каким, интересно, образом?

– Спинку откиньте.

Не успел Кирилл обсудить и оспорить данное предложение, как мальчишка, просунув руку между бортом и креслом пилота, дернул рычажок, и пилот, только-только задравший проклятущему флайеру нос... между прочим, от серых волн, всплеснувших под самым брюхом... опрокинулся на спину, цедя меж зубов неприличное слово.

Ну не драться же с ними! Отстегнув ремень и опираясь на локти, он оттянулся назад, а Брюс на четвереньках ловко прополз на его место, пристегнулся и явно привычно подогнал кресло под себя. На все про все – не больше пяти секунд. Натали висела на ремне, который обхватывал ее поперек талии, и вдобавок держалась за ременную петлю над головой. Ее лицо было зеленым, но спокойным.

Швырять, как вредно отметил про себя Кирилл, меньше не стало. Та же песня – вверх-вниз, сопровождаемая прыжками всех внутренностей к горлу и обратно. Однако Эстергази вроде как даже расслабились. Красная маленькая лампочка на панели слева горела ровно, то есть пеленг на эвакпункт держался.

Мало-помалу отпускало. Рывки вверх и вниз как-то синхронизировались с ритмом дыхания.

– Эта штука может в случае надобности сесть на воду?

– У нас есть надувные баллоны, – вымолвила женщина, почти не разжимая рта. Видно, боялась язык прикусить. – И мы герметичны. Но при таком волнении продержимся недолго. Разобьет.

– Вот она, – выдохнул Брюс. – Мам, смотри!

Женщина только ресницы опустила, глянув вниз и вправо, а вот Кирилл прилип к стеклу, как в детстве, обеими ладонями и носом. То, что он там увидел, в прошедшем времени описать было потом невозможно. Оно существовало секунду, один промежуток между ударами сердца. Это даже после вспоминалось как фрагмент сна, величественного и страшного одновременно.

Она переливчато-черная, в прожилках пены, – или мраморная, или живая, на выбор, что угодно, кроме воды. Впрочем, при такой скорости и массе ударная сила воды неотличима от камня. Мы движемся, она движется навстречу, и мы почти касаемся ее... чиркнем хоть кончиком плоскости, и все – мы больше не хозяева неба. Хотя какое тут небо: вокруг – сверху и снизу – вода во всех ее проявлениях. Но взгляд от нее, от изогнутой мучительной судорогой спины чудища морского, оторвать невозможно, и тяга к ней – как головокружительная тяга к падению. На берегу после нее не останется... ничего. Очень вовремя смазали пятки. При этой мысли кровь Нибелунгов в Кирилловых жилах превратилась в ртуть.

– Давай-ка на курс к эвакбазе, – сухо напомнила мать. – Хватит баловства.

Мальчишка виновато оглянулся:

– Ма-ам, ну ведь, может, не приведется никогда больше увидеть? Ну прости, мам!

Вопреки ожиданиям, в зале космопорта не было никакой неразберихи. Люди и семьи в порядке живой очереди подходили к стойке, даже пластиковым щитком не отделенной, регистрировались у строгой девушки в офицерской форме, получали от нее посадочные талоны и двигались к челнокам, выбирая один из семи коридоров-гармошек. Без паники: видно, для населения эвакуация – явление рядовое. Разве что на детей покрикивали: мол, держитесь рядом.

Ну это все касается граждан, а мне куда? Кирилл огляделся, отыскивая менеджера или на худой конец сотрудника безопасности, который объяснил бы ему, какие меры предусмотрены в отношении гостей планеты. Не один же он тут. На крайняк вон «Балерина» стоит. Ну, не в смысле «вон она», но кто мешает вернуться на свой собственный борт и предаться безделью в обществе очередной книги? О, сейчас ведь Галакт-Игры идут! Трансляция круглосуточная, знай только выбирай виды спорта.

В сущности, можно было бы и свинтить отсюда: в каше, которая заваривалась, Кирилл едва ли мог рассчитывать на добросовестный ремонт, но... А вот фига ли он оплатил все их археологические поборы, включая канальный? Кроме того, у него возник тут некий призрачный интерес, и покуда возможность – некая туманная возможность, которую он не до конца сформулировал даже в собственном воображении, – не исчерпана и не отменена... В общем, почему бы ему и не поболтаться поблизости? Брюс, к слову, замечательно контактен.

– Вы владелец ТГС14/68, который стоит в пятом ремонтном доке?

Кирилл внутренне напрягся. Таможенные службы обеих Федераций имели массу оснований поискать на нем жабры и крепко взяться за них, но не в этот раз. Перед таможней Нереиды он был гол, как новорожденный. И чист.

– А? Да, я, а-а-а... что, собственно?..

– Ваш транспорт конфискован согласно Положению о чрезвычайной ситуации.

– Постойте... погодите, вы не можете! ТГС... «Балерина» – собственность лица, не являющегося гражданином Федерации Новой Надежды, а следовательно, относительно нее – суверенная территория.

– Законы Нереиды допускают конфискацию любого личного транспорта в случае глобальной катастрофы, – спокойно ответила офицер, незаметным движением опуская налицо щиток из прозрачного пластика. Предусмотрительно. Ожидает, что сейчас на нее слюной брызгать начнут. – Нам необходимо поднять на орбиту все население планеты. До единого человека. Мы нуждаемся в любом транспорте, который хотя бы теоретически способен взлететь. Вы вправе обжаловать приказ Комитета в инстанции любого уровня, но сейчас в первую очередь имеют значение соображения безопасности... и общечеловеческой морали.

Угу. Мораль общечеловеческая, а грузовик-то мой! Ничто никогда не звучит равнодушнее, чем слова «глобальная катастрофа» в устах официального лица Нереиды. Разве только «общечеловеческая мораль». Кирилл оттолкнулся обеими ладонями, словно признавая поражение в споре, но в тот же миг вновь стремительно наклонился над стойкой. Ага, вот ты и ногу над кнопкой вызова занесла!

– Вы не понимаете! «Балерина» – грузовик, она не предназначена для перевозки людей. Там рубка, крошечный кубрик и неотапливаемый трюм, половину которого занимает гравигенератор. Вы не можете переоборудовать ее так скоро, как вам это необходимо. Взгляните мои технические характеристики.

– Я видела ее характеристики. Ваш транспорт будет использован в качестве орбитального склада предметов первой необходимости, в частности – питьевой воды. Погрузка, – офицер мельком глянула на терминал, – завершена. Присутствовать на борту – ваше неотъемлемое право, но вам придется смириться с обществом эмиссара ЧС.

«О да. Это чтобы я не смылся, увозя весь груз драгоценных пластиковых бутылочек».

Кирилл буквально взвыл:

– «Балерина» серьезно повреждена, она нуждается в ремонте. Действует только одна репульсорная турбина. Ей не подняться с грузом!

– Это уже техническая, а не юридическая проблема. В случае необходимости мы поднимем грузовик на буксире. Поспешите, если не желаете, чтобы это произошло без вас.

Кирилл мгновенно взмок. Он был совершенно ошеломлен: ему никогда и в голову не приходило, что у него могут вот так, запросто, без какой-либо процедуры, отнять «Балерину». Она была его Империей и местом, где он оставался беспрекословным и единовластным, как Зевс-Громовержец. Это было важно!

Они вскрыли коды полицейским ключом и делают там что хотят. Ситуация болезненно повторялась, и не оставалось ничего другого, кроме как... Кирилл сжал и разжал кулаки, потом несколько раз постучал по воздуху ребром ладони... кроме как взять себя в руки.

– Я прекрасно понимаю ваши чувства...

Кирилл только плечом дернул:

– Не надо меня понимать! Натали, извините, я должен. У вас все будет в порядке?

– Разумеется.

Волосы ее поблескивали от влаги. Ее дом на пляже Раквере, скорее всего, уже не существует. Меняю всех эмиссаров ЧС Нереиды на женщину с ребенком.

– Это наша третья эвакуация, – встрял Брюс. – Нет ничего скучнее.

– Четвертая, – поправила Натали. – Одну ты не можешь помнить. Нас распределили на яхту «Белаква», вы можете связаться с нами по радио на специальной волне, которую укажет ЧС. Увидимся.

– Он свойский парень, и он не кто попало.

– Не болтай глупостей, – рассеянно одернула его мать.

Брюс пожал плечами.

– Я-то их только болтаю, – сказал он. – А кое-кто их делает. Последний, между прочим, в Галактике самодержец мог бы быть твоим. Возможность следует рассмотреть, прежде чем отвергнуть. Что-то мне подсказывает, будто дед с бабушкой не стали возражать.

– Поговорим об этом после, – взмолилась Натали, втайне надеясь, что «после» матримониальное настроение Брюса рассеется, – люди же кругом.

– Да им до нас никакого дела нет. Ты, в общем, смотри: я на него капкан расставил. Кто, кроме меня, о тебе позаботится?

Натали не ответила, потому что была занята: выбирала, куда поставить ногу в проходе, сплошь заставленном баулами с «самым необходимым».

Глупая идея. Настолько глупая, что глупо даже думать на эту тему. В присутствии Кирилла Натали чувствовала себя словно в перекрестье сотни прожекторов, и, сколько она помнила, так было всегда. Кажется, будто каждый твой жест нелеп, а каждое слово вызывает свист. Император. Чертовски странно думать о нем, как о парне с грузовиком и чувством юмора. В тридцать семь стараешься избегать сложностей.

Не то чтобы ей по-прежнему никто не был нужен, не то чтобы у нее имелось стойкое предубеждение против местного офицерства и не то чтобы среди них не нашлось холостых, но... чтобы войти в этот круг, пришлось бы пройти мимо Харальда. Скорее всего, ему это не понравится. А уж насколько это не понравится Адретт!..

Я не собственность Эстергози... но, глядя на Брюса, так легко усомниться.

– Ты как цирковая лошадь, мам, – хихикнул сзади сын.

Еще бы. Глядишь на стюардессу, что провожает нас па отведенные места, как на собственное отражение, дюжину лет дремавшее в Зазеркалье: одиннадцатисантиметровый каблук, напряженная голень, изогнутая стопа...

Впрочем, это уже перебор. Стюардесса Нереиды, напрыгавшись за день через все эти сумки, – да ведь не только в прыжках заключались ее обязанности! – уже переобулась в тапочки и накинула джемпер вместо форменного жакета. Да и круп свой эта юная леди едва протискивала меж рядами кресел.

Национальный тип!

Место для матери и сына Эстергази нашлось в конце салона, слева, ближе к хвосту, а стало быть – к туалету. Нe так уж и плохо, учитывая, сколько раз придется перебираться туда через все багажные баррикады. Опыт четырех эвакуаций приучил Натали пережидать катастрофу на комфортабельной прогулочной яхте с относительным оптимизмом. Все же не в тесном трюме спешно переоборудованной баржи. Спасибо классовому расслоению.

А вот с соседом не повезло. Из трех кресел, составлявших ряд, дальнее, у стены, было уже занято хмурым, помятым мужиком из тех, знаете, что без зазрения совести радуют окружающих видом своего складчатого волосатого пуза, когда им душно.

– Эй! Напитки когда будут?

– Кишка водовода у вас над головой, – оскорбилась стюардесса, которую уж во всяком случае звали не «Эй». – Рядом с кнопкой кондиционера. Расходуйте воду бережно, ее запас ограничен. Я принесу лимонад, когда освобожусь.

И удалилась, унося на спине слово из тех, с какими познакомиться бы Брюсу как можно позже.

Натали на ее месте утихомирила бы пассажира, попросту накачав его джином по самую ватерлинию. И пусть бы себе спал. К сожалению, кодекс чрезвычайной ситуации предполагает строжайший «сухой закон», а значит, ей всю дорогу придется терпеть эманации раздражения и недовольства. Стюардесса покинула место сражения с гордым видом: дескать, много вас, а ей надо взять ситуацию под свой контроль. Иногда это получается лучше, а иногда... Ну, будем надеяться. Сама невозмутимость, Натали заняла среднее кресло, притворившись, что всецело поглощена обустройством: откинула спинку, проверила кондиционер на всех уровнях, подняла и опустила персональный «конус тишины».

– Сервис, а? – кивнул сосед. – Я думаю, турфирма должна вернуть деньги! Одному-то не переорать их, надо объединиться и коллективный иск этой планетке вчинить. Да и моральный ущерб сверху! Сперва заманивают народ сезонными скидками, а после отмазываются: мол, катастрофа у них...

Чудная штука этот «конус». Армейская разработка, только недавно вошедшая в коммерческое использование. От целенаправленного крика в самое ухо, конечно, не спасет, но храп, плач младенцев и монотонный бубнеж кумушек по соседству отсекает напрочь, обращая их в монотонный шум наподобие морского. К слову сказать, и твой собственный шум «конус» наружу не выпускает. Использование его в людных местах стало хорошим тоном.

Брюс уже подключил считыватель к персональному экрану транслировались каналы спутникового видео. Катастрофа – не повод для отмены школьных занятий. Брюска всегда предпочитал сбросить с плеч обязаловку, а уж потом резвиться в свое удовольствие. «Считак» у него забит, вот только надолго ли его хватит? И для самой-то Натали бездельное, бессмысленное ожидание совершенно невыносимо, а для этой юлы в образе мальчишки – смерти подобно!

Подушечки и пледы, вытканные в национальных сине-голубых цветах, обнаружились в багажном ящике под креслом: туристические яхты Федерации выпускаются в миллионе вариантов, и куда только инженерная мысль не запихивает эти необходимые вещи! На освободившееся место они с Брюсом, переглянувшись, загрузили свою сумку, тем самым внеся посильный вклад в благое дело разгрузки прохода.

– Замаетесь доставать, ежли что понадобится, – откомментировал сосед.

Натали в первый раз подумала об убийстве. Глубоко и ровно дышать: говорят, это помогает.

– А папка ваш где? Ну, я мыслю, кто-то же вас привез?

Не твое собачье дело. Натали только еще задумалась, как облечь эту идиому в благопристойную и неконфликтную форму, как сын уже подоспел на выручку:

– Маме и самой не слабо.

– М-нэ-э? – Мутный раздосадованный взгляд уперся в Натали изучающе. – Не люблю женщин за рулем. Без них на магистралях было бы больше места. Намного больше!

Натали, в принципе, тоже была сторонницей более строгого подхода к выдаче разрешений на пилотирование, однако проводить водораздел на уровне пола... Когда-то мы это уже проходили. И благополучно прошли. Хотя не женское равноправие само по себе было нашей целью. Впрочем, к некоторым вещам глупо относиться серьезно. Ну не любишь ты женщин за рулем. Может, ты их вообще не любишь.

– Сначала они садятся за руль, – сосед продолжал развивать свою мысль, – потом занимают ответственные должности. Потом оказывается, что они самостоятельные по самое «не могу» – и ребенка без мужика родить могут, и поднять его за свои деньги. Да такая баба не всякому и нужна. Вот, к примеру, где все-таки ваш папка?

– Мой отец военный пилот, – отчеканил Брюс. – Он погиб. Он – герой.

Он уже большой мальчик и знает, что два слова – «Зиглинда» и «Эстергази» – без необходимости не произносятся вслух.

– Ага, папа был то и папа был это. Удобные вожжи, когда надо мальчишкой править. И ты тоже, конечно, хочешь стать военным пилотом?

– Почему хочу? Буду. Вариантов нет.

– Не люблю военных. Без них мир был бы лучше.

«Рядовой, молчать, улыбаться!» – просигналила Натали сыну. Судя по выражению лица, рядовой уже выполнил боевой разворот и держал палец на пуске торпеды.

Улыбайся. Не представляешь, как это всех раздражает. Вырастет – сам догадается. Успел ли догадаться всеобщий любимец Рубен Эстергази? Трудно растить мальчишку без возможности посоветоваться с его отцом.

Терпение – основа жизни на Нереиде. Первые два дня всякой эвакуации беспокоиться не имеет ни малейшего смысла. А следующие дни сливаются, и отсчитываешь их разве только по возгласам Брюса: «Задание прислали». Вот уж кому не скучно, так это учителям. Рассылать пакеты, проверять задания...

Может, выучиться вязать?

«Мам, я знаю, ты можешь, не меняясь в лице, трижды в день жевать рис, сваренный без сахара, соли и масла, но хоть не отрицай, что это подвиг!»

Табор весь перезнакомился из конца в конец, что естественно, когда изо дня в день пользуешься одной санитарной комнатой. Напротив, чуть наискосок, слева, сидит Ингрид, а дальше – Тюна, которую эвакуировали прямо с улицы, в дурацком прозрачном платьице из цветного стеклянного волокна. Волосы у Тюны жалкие, бессильные; чтобы заставить их виться, надобно каждый день колоть в кожу головы косметический препарат. Эвакуация безжалостно ставит нас лицом к лицу с самым неприглядным из наших «я». Ситуация с удобствами такая: утром привел себя в порядок, надел свежее белье, зубы почистил и снова очередь занял – на вечер. Дети, понятно, без очереди. Много детей, много капризов и крика. Почти все время приходится проводить в «конусе», а он, как оказалось, при длительном использовании притупляет чувство реальности.

За несколько суток устанешь глазеть на трансляцию катастрофы, картинку серых волн, где в нижнем правом углу неизменно мелькает показатель силы ветра и уровня воды... На поверхность планеты невозможно сесть. С поверхности планеты невозможно взлететь. Редкая драматическая комбинация трех лун спровоцировала ураган необычной продолжительности и силы, сместивший океанские течения. Необычной – для сколько-то-сотлетней истории заселения Нереиды. Потоп библейских масштабов. Космопорт, во всяком случае, раньше не заливало никогда. И спорт уже не увлекает, и балет скучен, и фильмы все кажутся похожими один на другой. И в голове ни одной позитивной мысли. Вообще ни одной, кроме как предложить соседу поменять носки. Хотя бы из вежливости.

Мы, конечно, и сами давно уже решились снять туфли, но наши носки чистые, на всех четырех ногах. И футболки. Отсутствие запаха – вопрос вежливости по отношению к другим и достоинства по отношению к себе.

Никто, кроме нас, тут не думает о достоинстве. Сидят полуодетые, босые, седьмые сутки в одном кресле едят и спят, большей частью даже не подозревая, что таким образом выдают: именно так они выглядят дома, в комфортной среде, когда никто не видит. Варево медленно закипает.

Девочка в кресле сзади говорит по комму. Специально из рубки принесли, установили связь с каким-то астрономическим далёком.

– Да, папа... Все нормально, ситуация, – голос смеющийся, беспечный, – штатная. Нет, ну что ты, ни в коем случае, даже не вздумай! Представь, как это будет выглядеть!

Зажимая микрофон ладонью, шепчет вслух:

– Па беспокоится! Хочет прислать прыжковый корабль, прикиньте. Совсем с ума сошел! Да, папа, конечно, он тут. Хочешь с ним переговорить? Н-ну... ладно. Я тебя тоже люблю.

Улыбается, извиняясь и глядя на мужчину в кресле у прохода.

– Отец говорит, вы сами знаете, что делать.

Парень кивает: ему как будто все равно. Он смотрит Игры.

Представитель Комитета Чрезвычайной Ситуации сообщил вчера – вчера? – что Нереида признала ситуацию вышедшей из-под контроля и запросила у Конфедерации гуманитарную помощь. Караван уже вышел из гиперпространства на внешней границе системы. Ожидаем технику, провизию, стройматериалы. Как только вода схлынет...

– До чего же паршиво все организовано, – жаловался сосед. – Больше ни ногой в эту дыру! Не желаю я слышать, что будет, когда схлынет. Я желаю оказаться в гипере, на борту лайнера, и чтоб лайнер улепетывал отсюда во всю мощь прыжковых дюз.

Комфортнее всех устроился Брюс. В первый же день, расправившись с заданием, мальчишка огляделся кругом, нацепил на рожицу самое располагающее выражение, просунул голову назад, между спинками своего кресла и материнского, и сказал:

– Привет!

– Ну, допустим, привет, – осторожно ответил девчоночий голос.

«Вижу цель?»

Когда-то – сколько же лет назад? – Рубен Эстергази точно так же улыбнулся и сказал: «Привет!» С этого началась вся ее жизнь.

Их там две: одна хорошенькая, как фарфоровая куколка, с темными волнистыми волосами ниже ушей и выше плеч, с ровным золотистым загаром, в дорогом спортивном костюмчике из трикотажных шортиков и бюстье. Невольно отмечаешь такие вещи, когда ежедневно имеешь дело с детской модой. Из чистого понта это бюстье, потому как нечего ему там еще скрывать или подчеркивать. Девчоночка не старше Брюски. И в изящной золотой змейке вокруг запястья ИД-браслет не сразу признаешь. «Ее зовут Мари, мам. Чья-то высокопоставленная дочка, ну, неважно». Красавица. Из тех, про кого прежде даже, чем родиться, известно – будет красавицей. Вторая попроще: льняная блондинка с голубыми глазами, в полосатом хлопчатом платьице. И волосы длинные, хоть в косы их заплети, хоть так пусти. На таких в рекламных журналах большой спрос. Чтобы выявить в ней «изюминку», нужен стилист получше теперешнего или просто умная мама. Это Игрейна, компаньонка при первой. Подружка по найму, заодно и горничная. Вместе живут, вместе учатся, вместе выехали на каникулы на дикую планету. Вдвоем, оно же как на двух ногах. Откуда? Вот этого не сказали, переглядывались и хихикали, но он вытянет, вот увидишь, мам! Спорим? Говорок меж ними шелестел непрестанно, создавая за пределами «конуса тишины» ровный, почти неслышимый фон: словно прибой или, к примеру, ветер. Играли в географические названия, в ассоциации, в ниточку... Во все, на что оказалась горазда неистощимая фантазия Игрейны. Все оставшееся время эвакуации Брюска провел, свинтившись в талии штопором, а потом и вовсе лежа на пузе в кресле, разложенном назад.

– А я на лошади ездила. Верхом. На настоящей. Живой.

– А я флайер водить умею.

– А Грайни языком до носа достает.

– Это... пусть покажет!

Несколько минут вся компания молча, предельно сосредоточенно пыталась воспроизвести увиденное.

– А я зато плавал с ламантином.

Вот это уже вранье. Но оно спровоцировало ажиотаж: мол, а каков ламантин на ощупь, и как на нем сидеть-лежать, и за что держаться, а это, видимо, и было целью рядового.

Сегодня вместо туристического завтрака раздали армейский рацион. Плитку шоколада оттуда рядовой как раз артистично проигрывал в скрэббл. «Это, мам, тонкая политика. Ты заметила, Грайни Мари всегда поддается?»

Это не есть хорошо, рядовой согласен. Но в каждом монастыре свои правила.

Кресла вроде черепицы раскладываются. Голова одного над коленями другого. Днем держать спинку поднятой – хороший тон. Натали вынуждена была спросить, не мешает ли ее сын соседу сзади.

– Нисколько. Не беспокойтесь, мадам.

Сперва думала, что он отец темненькой, и до сих пор считала бы так, когда бы ни разговор Мари по комму. Некое отдаленное сходство меж девочкой и мужчиной было, вероятно, всего лишь расовым. Брюска-то вон тоже черноволос и кареглаз.

В жизни не видела более ненавязчивого и апатичного существа. Натали и слышала-то соседа, только когда тот суставами пальцев похрустывал, потягиваясь. Смотрел, как она успела заметить, Игры, все виды подряд. Девчонками своими командовать даже и не пытался, а больше дремал, лишь иногда перебрасываясь парой слов с Игрейной по правую руку. «Меня тут нет» – оптимальная тактика для переполненного пространства. И правильно. Если от тебя ничего не зависит, сделай одолжение – помолчи.

«Телохранитель, – пояснил для матери Брюс. – Норм – классный парень, он мне устройство термической бомбы рассказал». С Брюсом они за руку здороваются. Выглядит комично, но что-то, без сомнения, значит. Стараниями бабушки Брюска кто угодно, только не демократ. Правда, критерии отнесения в категорию «кто попало» у него очень уж свои.

Само собой, кто этакую принцесску одну гулять отпустит? Удивительно, что их не пять. Впрочем... бывают такие, что дюжины стоят. Из этих, что ли? Серые брюки в армейском стиле, все в карманах, черная футболка. Накачанный. Побритый. Из категории достойных сопровождать юную леди.

Впрочем, ну его. Брюска ведь задразнит. Не Рубен, отнюдь. Нет, ну а Рубен-то тут при чем?

Что-то происходило вокруг, с наружной стороны «конуса», отделившего внешний мир от внутреннего «я» Натали. Стюардессу вызвали в кабину к пилотам, она пронеслась по проходу, все бросив, со скоростью небольшого торнадо, что вообще-то было ей не свойственно. Корпус «Белаквы» вздрогнул. Включились двигатели. По персональным экранам прошла полоса помех. Натали отключила «конус», и волна звука больно ударила ее по ушам. И не ее одну. По всему салону народ, болезненно морщась, выключал «конусы», переспрашивая друг у друга, что происходит, и верно ли, что происходит вообще.

Стюардесса Айрин появилась в салоне, перевела дух, прижавшись спиной к дверям пилотской кабины:

– Уважаемые пассажиры, прошу минуточку внимания. В связи с нештатной ситуацией нам придется принять на борг несколько десятков дополнительных пассажиров. Экипаж убедительно просит вас освободить проход. Родители, пожалуйста, возьмите в свои кресла детей в возрасте до трех лет.

Что тут началось! Даже в первые дни эвакуации подобная просьба была бы встречена без восторга, но на седьмой! Салон взорвался протестами, улюлюканьем и свистом.

– А физиологические нормы когда отменили?

– Что, черт побери, происходит?..

И даже:

– С места не сдвинусь, хоть режьте! А что вы сделаете?

К слову, систем ректификации воды на «Белакве» нет. Не предусмотрены они на яхте ближнего радиуса. А лишние пятьдесят человек дышат и излучают тепло.

В крайней растерянности Айрин лупала близорукими голубыми глазками на вышедший из подчинения салон. Развернулась, сунула голову в кабину:

– Пассажиры категорически против.

– У пассажиров права голоса нет! – рявкнул со всех экранов голос Харальда Эстергази. Натали вздрогнула. Трансляция пресеклась, теперь пассажиры «Белаквы» могли любоваться кучкой взъерошенных военных в координационном центре, который тоже болтался где-то на орбите. – У нас нет времени гонять челноки. «Белаква», вы стыкуетесь с «Лейбовицем» и снимаете с него всех до последнего человека. Вы отвечаете за каждую гражданскую жизнь. Слово «приказ» знакомо вам? Мне некогда усмирять ваших овец!

Здесь до большинства уже дошло, что там, за стенами пласталевой коробки, происходит что-то серьезное, и большинство немедленно возжелало узнать, что именно. Другие в лучшей бараньей традиции обиделись на «овец». Никто, само собой, не желал страдать молча, а менее всех – чертов сосед справа.

Есть такое выражение, весьма специфичное для Нереиды, «как рыба в воде». Он долго ждал и наконец дождался звездного часа. Когда бы еще ему удалось возглавить митинг? Никто его пока не слушал, потому что у каждого было что сказать, но в конечном итоге побеждает в этом деле тот, у кого хватит выдумки, воображения и злости.

«Куда это годится?», и «Жертвы преступной некомпетентности!», и даже «Исполнительные комитеты Нереиды должны быть преданы независимому суду!» Он даже в кресле подпрыгивал, жаждая быть услышанным, и только досадовал на двух или трех младенцев, разовравшихся во всеобщем гвалте и грозивших унести его лавры.

– ...вы ведь согласны?

– Совершенно, – согласилась Натали. – О боже, у них еще и муха тут!

Ничего умнее ей в этот момент не придумалось. Сосед вытаращился на нее непонимающе, а она, протянув руку к его шее, придавила «муху» пальцем.

Абсолютно запрещенный прием, который отрабатывают на Зиглинде все без исключения стюардессы на случай вроде этого. Тонны объяснительных по каждому факту применения. Натали только оглянулась пугливо: не видел ли кто? Ничего ему не сделается, часок поспит, но тут, на Архипелаге, все повернуты на правах и свободах.

И, к ужасу своему, встретилась глазами с соседом сзади.

– Я и сам хотел, – вполголоса сказал он. – Только вы успели раньше. Вы очень терпеливы мадам.

И снова откинулся в своем кресле, будто ничего не произошло. И не произойдет.

Не старше сорока, не моложе тридцати пяти, лучики морщин у глаз подчеркнуты загаром. Натали, по привычке старавшейся избегать излучений любого рода, всегда казалось странным дикарское пристрастие к ультрафиолету. И все же как-то уверенней себя чувствуешь, когда рядом мужик «при исполнении». Будто бы щит, который он держит и тебя прикрывает. Будто можешь на это рассчитывать.

Все возмущение стихло, словно его выключили с пульта, когда Айрин вместе со стюардом-мужчиной приняли у входного люка мужчину, наспех замотанного в окровавленные бинты. Не говоря ни слова, молодая мамаша слева от входа взяла на руки своего младенца. В гробовой тишине стюарды свалили ношу на свободное место и вновь направились клюку – принимать еще. Все уши развернулись в ту сторону и все шеи вытянулись туда же:

– Что там происходит?

И из уст в уста, словно круги по воде:

– Обстреляли... Обстреляли? Обстреляли!!!

С Брюски можно было гусенка рисовать. Ну, или аллегорию любопытства, в зависимости от того, как на жизнь смотреть. Норм приподнял брови.

Сумки из прохода, казалось, растворялись в воздухе. Вместо них подходили, садились и ложились на пол люди с пострадавшего, потерявшего управление и, как уже говорили, горящего «Лейбовица». Норм поднялся со своего места, уступая его расхристанной, мелко дрожащей женщине с сумкой-колыбелыо, а сам небрежно и очень естественно устроился на ковровой дорожке, словно в том не было для него ничего особенного. Набежавшая Айрин тут же вколола новенькой аж четыре кубика фастрелакса, и та немедленно отрубилась, уронив голову на плечо и некрасиво раскрыв рот.

Рядовой, сложив два и два, вывел из результата формулу поведения «мужика в экстремале» и вскочил, уступая место старушке с саквояжем. Он даже поднял для нее кресло, дабы та могла убрать туда свое драгоценное имущество, благо у них с матерью сумка была одна на двоих, но бабушка посмотрела на мальчишку с испугом и прижала саквояж к груди. Брюс сделал независимое лицо и отступился. Сделал-де все, что мог. Теперь пусть Айрин разбирается.

Айрин разобралась. Стюардесса обладала решительным характером и ничуть не усомнилась в своем праве погрузить в сон очередную жертву, на этот раз – с помощью кислородной подушки, посчитав, видимо, что пассажирам «Лейбовица», наглотавшимся ядовитого дыма, не будет лишним провентилировать легкие. Вот, правда, лицо ее при этом выглядело несколько... эээ... зверски. Дорвалась, подумала Натали. Можно представить, как осточертел ей за неделю плаксивый и недовольный салон.

– Что у нее там? – шепотом предположил Брюс. – Бомба?

– Деньги? – поделилась версией Мари. – Огромные? Жемчуга и бриллианты?

– Совершенно секретные данные промышленного шпионажа? – это Игрейна. – Или генетические образцы. Зародыши монстров!

– Двенадцать пинт рома в маленьких бутылочках, – как бы в сторону заметил Норм. – Больше не влезет.

Брюс поджал губы, как делал всегда, когда бывал сосредоточен,

– Экстремальная ситуация, мам, – прошептал он, поддевая пальцем замочек-«молнию». – А вдруг там?..

– Тяфф, – шепотом сказала из сумки маленькая собачка с большими грустными глазами.

Рядовой в ужасе отскочил, и Натали пришлось придержать сумку, чтобы та не упала. Только собаки, мечущейся но салону с истошным лаем, им тут не хватало. Впрочем, воспитанное животное, ошеломленное ярким светом, с большим облегчением вновь очутилось в темноте. Задергивая обратно архаичную «молнию», Натали успела заметить, что задняя часть псины заботливо упакована в детский впитывающий вкладыш.

Господи, ей можно позавидовать! Своя отдельная сумка!

Зато уж стало не скучно. Норм с Брюсом, минуту повозившись, переключили Брюсов экранчик на камеру внешнего обзора и вперились в него, как понимающие. Бодигард стоял скрестив руки на груди и только изредка потирал подбородок. Только сейчас заметила, что подбородок у него чуть скошенный, узкий. Интеллигентный такой, вовсе не характерный для профессионального брави подбородок. И чуть заметный шрам под правой скулой. Такие от подростковых прыщей остаются. Сегодня не побрился, но это его не портит. Встретишь в толпе и не скажешь ведь, что живой щит. Спокойный парень, погруженный в себя.

Никто не запрещает пассажирам смотреть друг на друга. Больше-то все равно не на что. Не Тюну же разглядывать.

– ...и это они называют Вооруженными Силами? Пять истребителей, которые и движутся-то кое-как?

Здравствуйте. Очнулся. Не очень-то ловкое положение, когда все вокруг тебя превратились в заинтересованных зрителей, тянутся и тычут пальцами в один монитор. Ладно бы Брюска, где-то понимает, где-то делает вид, и не надо забывать про впечатление, которое он жаждет произвести на прекрасных дам, но этот-то куда лезет?..

– Да я бы не сказал, что кое-как, – задумчиво заметил Норм. – Делают что могут... и кое-что такое, что, я думал, сделать нельзя.

– Их не может быть пять! – вскинулся Брюс. – Боевые машины нечетным числом не летают.

– Их пять, – возразил Норм особенно невыразительным голосом, на который Натали вновь подняла голову и посмотрела на него в упор. Так говорят о потерях. – Они, обрати внимание, вынуждены сражаться в малом объеме, маневрируя между пассажирскими судами.

– Их мой дед тренирует, – не выдержал и продал страшную тайну Брюс.

Норм кивнул:

– Дед дело знает.

– ...а покрупнее у них просто нет ничего, для более эффективной тактики? Что им ваши блошиные укусы? Вывести крейсер, да и махануть всем бортом...

– Все, что покрупнее, под завязку набито гражданским населением. Да и негде тут развернуть что покрупнее. Что же до эффективности... – Норм сделал паузу, с искоркой интереса глянув на оппонента. – В нашем с вами положении стоит быть благодарными его деду за то, что он придерживается этой тактики.

– Ох, парень, ну и зануда ты. С этой падалью надо жестко, чтоб неповадно было!

Норм пожал плечами и вернулся к картинке, которую транслировала камера с борта.

– Кто-нибудь скажет мне, кто и в кого тут стреляет? – спросила Натали, адресуясь главным образом к сыну, но ответил сосед справа:

– Кому-то приглянулся караван с гуманитарной помощью. Добыча-то легкая: кластерное соединение из десятка барж, управляемых с одного пульта. Приходи и бери. Мы ж почти не сопротивляемся.

Как завороженная, Натали следила за картинкой на экране. Бортовая камера давала прекрасный вид на караван барж Архипелага, следующих гуськом, словно нанизанные на бечевку консервные банки. Вереница плоских цилиндров, грузовые трюмы которых, расположенные посегментно, заполнялись последовательно, путем перемещения по кругу соответствующей крышки с прорезью. Для путешествий в вакууме обтекаемая форма ни к чему. И сейчас эти цилиндры были облеплены капсулами десантных шлюпов, будто бородавками.

Эти могли принадлежать любой из федераций. Более того – когда случалось досадное недоразумение с флибустьерами, каждая стремилась откреститься: мол, у нас порядок. На взгляд Натали, были они однообразно помятыми, и номерные знаки на них обколоты или стерты. Кое-кому это, правда, не мешает, кое-кто способен опознать их происхождение и год производства по одной лишь форме стабилизатора, и этот кое-кто даже подпрыгивает от нетерпения, дабы ему позволили сей секунд проявить эрудицию, но...

– Кластерное соединение, – задумчиво повторил Норм, и головы сидящих поблизости повернулись к нему, не исключая и головы Натали. Парень, вероятно, собирается протереть себе ямочку на подбородке. – Управляются с одного пульта. А уж пиратам-то как удобно. Сэкономила Федерация, просто слов нет. ВКС по уму наплевать бы на шлюпы да раздолбать каравану прыжковые дюзы. Все, что в пространстве Нереиды упало с возу, в конечном итоге Нереиде же и останется.

– Они так и делают, – робко сказал Брюс, к великому своему неудовольствию обнаружив, что не один он тут великий знаток оборонительных стратегий. – Только у тех тоже истребительная авиация имеется. Связали нашу по рукам и ногам.

– И снова о крейсере, – вымолвил в его сторону Норм. – Нужно ведь время, чтобы вывести его па расчетную позицию и развернуть.

Если они подбили «Лейбовиц», у них тоже как минимум крейсер. Кто-то же выгружает с борта эти жестянки короткого радиуса действия. Смешно соваться без крейсера в чужое пространство, в особенности если ты там собираешься пострелять.

Безотчетно Натали вытерла влажный лоб, убедившись попутно, что кондиционер работает на пределе. В сущности, можно было снова включить «конус», но кто из тех, что трезво воспринимает реальность, пошел бы на это сейчас?

Мари и Игрейна неистово обмахивались цветными буклетами с рекламой курортов Нереиды, лицо соседа справа лоснилось от пота. «А ведь нас надо спасать, – сообразила Натали. – Системы охлаждения не в состоянии поддерживать в равновесии температуру переполненного салона. А ведь есть еще и электроника с ее диапазоном допустимых температур. Едва ли на прогулочной яхте у нее восьмидесятикратный запас прочности».

А Нереида, которую при этом показывала камера правого борта, сияла перламутром в черноте небес.

Не успела Натали про все это подумать, как по экранам «Белаквы» прошла волна помех, словно яхту накрыло сильным электромагнитным полем, а затем последовал удар в левый борт. Всех, кто не был пристегнут, – а кто был-то, учитывая седьмой день! – швырнуло друг на дружку, Натали – на соседа, а Брюса – на сумку с собачкой, чьего слабого протеста никто в общей сумятице не услышал. Норму спинка кресла пришлась в точности под дых, зато он удержался на ногах. Лежащие в проходе отделались легче прочих: их только с боку на бок перекатило. Охая и взаимно извиняясь, пассажиры принялись разбирать конечности и даже не обратили внимания на бледность стюарда, который возник на пороге тамбура, отделявшего салон от пилотской кабины. В этот же тамбур выходил люк стыковочного шлюза.

– Уважаемые пассажиры, экипаж «Белаквы» просит вас сохранять спокойствие, оставаться на местах и не делать резких движений. Яхта захвачена вооруженными людьми.

– Брюс, – сказала Натали, – на пол. На пол!

Толчком в спину стюарда направили в салон, а следом вторглось до десятка молодцев в униформе как минимум пяти государств из состава обоих галактических монстров, причем установленного образца в точности не придерживался ни один. Двое прошли в рубку, там полыхнул разряд, донеслось негодующее восклицание, пахнуло оплавленным пластиком, и спустя несколько секунд в проход на пол швырнули обоих пилотов, без оружия и крайне сконфуженных на вид. Кондиционер издох, испустив напоследок сиротливую струйку дыма.

– Прошу меня извинить, – раскланялся посередь салона огромный детина, странным образом сочетавший шутовство и свирепость в своем облике – в блекло-рыжих волосах, всклокоченных и слипшихся в сосульки, в веснушках на бледном мясисто-складчатом лице, в огромных зубах. – Ближайшие четверть часа мне хотелось бы обойтись без сюрпризов. Оцените жест моей доброй воли: я мог бы пристрелить не пульт, а тех, кто за ним сидит. Убедительно призываю вас всех к благоразумию.

Съежился и словно даже усох сосед справа, до сих пор не упускавший случая выразить свое недовольство соответствующим службам или хотя бы в воздух. Люди, как оказалось, обладают способностью уменьшаться в занимаемом объеме. Во всяком случае, Натали не заметила, чтобы кто-то из лежавших в проходе пискнул от боли, хотя ноги в огромных ботинках, черных, снабженных системами вакуумных присосов, не выбирали, куда ступить.

– Вот и славно, – продолжил гигант, утверждаясь посреди салона, недалеко от Натали и Брюса. – Теперь поговорим, Кармоди, тащи сюда связь.

Норм сидел на полу, сцепив руки за головой, как все мужчины, и выглядел очень спокойным. Очень. Род его занятий, догадалась Натали, предполагает ношение оружия. Другое дело, эваккомиссия наверняка не пропустила на посадку ничего функциональнее пластикового ножа. А пластиковый нож – слишком слабый аргумент против лучеметов, грамотно размещенных в ключевых точках и накрывающих весь салон.

Адъютант, или кем он там приходился пиратскому адмиралу, раскрыл перед своим командующим портативную деку и споро набрал код, инициирующий связь.

– Госпожа Дагни Таапсалу! – прогудел гигант в черном. – Еще раз доброго утречка! В прошлый наш разговор вы пренебрегли серьезностью моих намерений, так что то корыто пришлось расстрелять. Исключительно ради престижа слова МакДиармида, не более. Не стоит держать на меня обиду, тем более, я разрешил вам снять с него гражданских. Дайте картинку, черт вас побери! Я хочу видеть, кто шепчет вам на ухо!

В том, кто именно шепчет на ухо главе комитета ЧС, Натали почти не сомневалась. Учитывая необходимость координировать военно-космические силы, никого лучше Харальда Эстергази у Нереиды на подобный случай нет.

– Вот теперь ладно. – Он был почти добродушен. – Можете и на меня посмотреть. Кармоди, делом займись!

– Да, Мак. Э-э... Мак, а дети – это до скольки, хоть примерно?

– Бери всех моложе пятнадцати. Живее, у тебя на все минут десять. Итак, мадам, вам следует поверить, что мне известны все схемы штурма, по каковым может работать спецподразделение. Я предлагаю вам прекратить тщетные попытки повредить наши дюзы. Вы не представляете, что я устрою, если вы вынудите нас остаться. Да и вам, мадам, лучше этого не знать. Щит, которым я прикрылся, очень хрупок. Хрупче стеклянного. На каждом транспорте будут ваши дети. Вы ведь не хотите, чтобы они перешли в волновое состояние?

Лицо Кармоди выглядело так, словно его когда-то разрезали по линии глаз, а потом склеили заново, нахлобучив верх на низ и потеряв на этом пару сантиметров.

– ...неотапливаемый трюм, да что там – всего одна незаметная глазу дырочка в герметичной переборке. С другой стороны, будете благоразумны – получите их обратно по счету.

– Встань, – говорит Кармоди. – Иди.

Волна жалоб и слезных протестов сопровождала его движение по салону, в точности как она сопровождает смерть, когда та вырывает близких из любящих объятий. Те, к кому он приближался, затравленно замолкали, втянув головы в плечи в ожидании своей очереди, – авось, пронесет! – и более всего сейчас Натали ненавидела соседа справа. Ему-то ничто не угрожало.

У других существ столько разнообразных интересов, а к ним – столько философских обоснований, что и общепринятая этика, и сострадание, и уж тем более элементарная доброта для них – категории совершенно излишние. Эта доброта так же беззащитна и столь же скудна смыслом, как любовь одной матери к одному сыну. Потерять посреди Галактики ребенка проще, чем забросить яркий мячик за соседский забор. А мысли об этом – точно гвозди в ладони.

– Он никуда не пойдет, – заявила она в ответ на приглашающий жест лучемета, обращенный к Брюсу, и посмотрела на Кармоди так свирепо, что тот невольно обернулся на шефа.

Рядовой смутился, но не двинулся с места, выжидаючи глядя на мать.

– Вы что, дамочка? – рычит Кармоди. – Не расслышали или, может, недопоняли?

Трубка с системой кристаллов, аккумулятором и спусковым крючком. Сущая ерунда в сравнении с огненными цветами, которые расцветают в вакууме. Она знает, она даже сама зажигала иные из них. Кармоди растерян и брызжет слюной, драгоценное время уходит, пассажиры нервно шикают. Особенная укоризна в глазах тех, кто уже выпустил детей из своих рук, молясь теперь, чтобы каждый шаг каждого вовлеченного в этот кошмар лица оказался верным. Даже Брюскина рожица выражает смятение. Ну, это понятно. Ему просто неудобно!

– Мадам! – Норм прикоснулся к ее плечу, и Кармоди не воспрепятствовал. – Будьте благоразумны, не лишайте вашего сына шанса. Все будет хорошо. Мы все сделаем правильно. Так?

Лошадей таким голосом успокаивать! Натали разом лишилась сил, словно их у нее позаимствовали. Хорошо бы – для дела.

– Угу, да не волнуйся ты так, мам! Я же там не один 6уду!

Брюс задрал голову, выпятил подбородок и проследовал на выход независимой походочкой, нарочито медленно – единственный доступный способ сопротивления. Натали, глядя ему в спину, чувствовала себя так, словно ее напрочь разгерметизировали. А Кармоди уже указывал лучеметом Мари и Игрейне.

– Я приду, – пообещал Норм. – Будьте умницей. С нами Игрейна.

Они с беленькой обменялись теплыми улыбками, а Брюска у выхода притормозил, поджидая обеих барышень. «Психология мальчиков», учебник для мам: вот если бы на нее напали, а я бы ее спас! Основы Безопасности Жизни Брюска, сколько Натали помнила, называл предметом для овец, и все его двойки были весьма демонстративны. И вот сейчас слишком многое зависит от того, что у него осталось в голове от раздела «Если вас взяли в заложники».

– Конечно, – охотно согласилась Мари. – А как же иначе. Если бы на свете был кто-то лучше вас, Норм, он был бы здесь вместо вас. Таких просто нет.

– Я пригляжу, – сказала Игрейна, выбираясь из кресла, такого безопасного и уютного.

Теперь, когда воздух, кажется, ушел весь, внутри себя Натали обнаружила моток колючей проволоки с ржавыми иглами. Кармоди нет-нет да и поглядывал на нее с пугливой ненавистью: он-то думал, что страшен, а тут чумовая мамаша дерзает не повиноваться. Рука его сомкнулась на сумке-колыбели. Из пеленок едва виднелось зажмуренное крохотное личико, и – вот незадача! – мать его крепко спала. Некому даже молить.

Как мы ей объясним? Кто сможет это сделать?!

– Оставь, – сказал Норм. – У прочих есть шанс, а этот умрет, если ему не согреть бутылочку.

– Приказ у меня! – Кармоди это почти провизжал. Видно было, что он ничего не понимает в детях, что он не любит их и даже боится, что душевное равновесие его хрупко и уже нарушено в предыдущем поединке с бабой, в котором победил не он, и он это помнит. Теперь даже можно угадать причину, по которой его комиссовали без выходного пособия. А МакДиармид с интересом наблюдал всю сцену со стороны.

– Ну и что? – это совершенно другой Норм, нежели тот, что неделю продремал в удобном кресле. – Ты будешь его грудью кормить?

Снятый с предохранителя лучемет опустился к его виску. Некоторое время рассеянный огонь по салону с этого ствола никому не угрожает. Жилы на руках боди-гарда напряглись и пульсируют.

– Эти люди повинуются тебе, – сказал он спокойно, веско и громко – на весь салон, – до тех пор, пока надеются сохранить жизнь, играя по правилам. Любой выстрел на борту этой скорлупки, куда бы он ни пришелся, нарушит ее герметичность. Удастся вам сдержать объятых паникой гражданских, если они поймут, что вы не оставили им шанса? Да вы сами у себя в заложниках – до первого выстрела.

– Первыми-то, по любому, твои мозги зажарятся!

– Промахнешься, – ухмыльнулся человек с лучеметом у виска. – А второго выстрела я тебе не дам.

– Погоди, – вмешался МакДиармид, подкравшись неслышно, – не взрывайся. То есть, я бы, конечно, посмотрел на аттракцион, хоть и видел уже, как ваш брат «сайерет» летит между лучами, но сейчас ты и сорока процентов эффективности не выдашь. Увязнешь в гражданских. Таких, как ты, по правде, на первом слове стрелять, на втором – перекупать, и, видит бог, я предпочел бы второе.

– Что, собственно, мешает? Только стою-то я дорого. Детишек придется отпустить всех, и насчет каравана сейчас... потолкуем.

– Не льсти себе. Моделью, при виде которой девки на пляже втягивают животы, Шеба торговала десять лет назад. Им надо было рынок завоевывать. Сейчас в моде лысенький, с пузцом, и чтоб росточка никакого. Или новее тетка с помятым лицом и перманентом. Фактор внезапности, знаешь ли... – Оборвав себя, МакДиармид расхохотался, выставив ладони вперед, словно взял свои слова обратно. – Отец мой продавал подержанные флайеры, парень, так что тебе со мной не торговаться. Хотя я почти увлекся. Нет, нет и нет! Безопаснее держать шприц с ядом в нагрудном кармане, чем тебя на борту. Я должен взять детей, другими заложниками Галакт-Пол может пожертвовать. Оставь сосунка, Кармоди, это не есть дело принципа. Дамы и господа, благодарю за понимание и отзывчивость. До новых встреч.

– Где мы получим детей?

МакДиармид пожевал губы:

– Об этом я стану договариваться не с тобой, «сайерет». Но... увидимся, чую.

Натали всегда казалось, что в ситуации вроде этой, когда случается самое страшное, – она непременно впадет в оцепенение, в ступор, будучи не в состоянии действовать и говорить самостоятельно. Только за ручку и только под диктовку. Шок перепуганной мамаши, его так хорошо представляешь себе, думая о нем со стороны.

Ничуть не бывало! Прошло несколько минут, прежде чем к «Белакве» пришвартовались боты ВКС и специалисты занялись оказанием экстренной психологической помощи, сортировкой и эвакуацией пассажиров, – никто не должен оставаться на поврежденной, потерявшей управление яхте, – и все эти несколько минут субъективный мир Натали был залит режущим хирургическим светом. И никакой анестезии.

«Что теперь с нами будет?» – спрашивали те, кого этот вопрос волновал больше, чем «где наши дети и что вы делаете, чтобы спасти их?».

Очевидно, комитету ЧС было проще ответить на первый вопрос. Теперь, когда дерзкая акция МакДиармида лишила обитателей Нереиды возможности восстановить инфраструктуру, не оставалось иного выхода, кроме как просить Федерацию принять беженцев под юрисдикцию объединенного правительства и распределить их по планетам. В связи с этим новым приоритетом следовало произвести перегруппировку пассажиров и составить график движения для транспорта, способного перемешаться в гиперпространстве. В соответствии с этой задачей комитет обратился к пассажирам, предлагая тем определить, каким маршрутом им следовать, и более того – покинуть орбиту Нереиды самостоятельно, если сыщется такая возможность.

Запрос на детей с координатами места встречи, назначенного МакДиармидом, был уже передан в Галакт-Пол, и когда Натали прорвалась наконец к служебному комму, Харальд на том конце линии связи выглядел выпитым досуха, таким усталым и старым, что все слова застряли у нее в глотке.

– Брюс... тоже?

– Да. Что вы можете сделать?

– Немного. Я не могу, – проскрипел Эстергазн, – покинуть пост сейчас. Я готов подать в отставку, чтобы заняться Брюсом лично, но...

Рука его поднялась расстегнуть пуговку, чтобы ослабить хватку воротничка.

– И не надо, – перебила его Натали. – Проследите, по крайней мере, чтобы спецназ не наделал глупостей. Я сама поеду. Будет ведь какой-то транспорт для родителей?

– Туда возьмут не всех, – сказал Харальд. – Спецназ, медперсонал, ну тех, кто мог бы пригодиться.

– Вы можете договориться. Немедленно. Уверена, что команду уже набрали.

Она отвлеклась, краем глаза заметив, что Норм, впрягшийся в объемистую сумку, уже пробивался к шлюзу сквозь стенания и воздетые руки. Молоденький лейтенант, распоряжавшийся эваккомандой, был, очевидно, его целью. Вот этой кильватерной струи и следует держаться.

– Не говорите ничего Адретт, – распорядилась она, ни на секунду не задумавшись о том, кому приказывает, и имеет ли право сообразно иерархии, и кинулась следом, наступая на чьи-то ноги и яростно орудуя локтями. Некогда извиняться.

– Сержант «сайерет»? Настоящий?.. Простите, сэр! Действующий?

– В отставке. Я вам пригожусь.

– Не сомневаюсь, сэр. Я только свяжусь со своим командованием. Чистая формальность, сэр, уверен, они будут счастливы взять вас на борт. Советником или...

– Можете использовать в ударной группе. Это моя специальность. Одна из них.

– Меня тоже, пожалуйста!

Оба обернулись к Натали с нескрываемым изумлением.

– Но, мэм...

– В силе вашего духа я не сомневаюсь, – сказал Норм, указывая подбородком па салоп, полный бьющихся в истерике осиротевших родителей. – Но не будет ли лучше для всех, если...

– Вы не отец! – бросила она в раздражении. – Вы-то можете сохранять спокойствие.

Тоже мне, открытие сделала.

– Я отвечаю головой за каждую клетку Мари, – спокойно возразил он. – Это вопрос не только денег, но и профессиональной репутации, и чести. А если что-то случится с Игрейной, для меня это будет личной потерей. Мы с нею добрые друзья.

Да. Глупо получилось. Ничто не может противостоять доброжелательному спокойствию. Оно как стена. Хоть головой бейся.

– Чем вы можете помочь? Реально? Только, прошу вас, не говорите про кухню.

– Я военный пилот, – сказала Натали, беря себя в руки. – Управляла машиной класса Тецима. Вам подойдет?

– Подойдет? – переспросил бодигард, повернувшись к юноше в погонах, который, похоже, ожидал уже, что на десерт подвалит эскадрилья Черных Истребителей. Вынырнув из шлюза, к офицеру торопился связист.

– Право, я не знаю, – нерешительно начал тот. – Я не ошибаюсь, ваша фамилия?..

– ...Эстергази, – нанесла решающий удар Натали.

С Харальда хоть шерсти клок.

Чем еще хорошо доброжелательное спокойствие: оно помогает сохранить лицо, если вы проиграли.

Натали приютилась в медотсеке, который, как всякий медотсек, казался слишком большим до тех пор, пока оставался пуст. Прочие помещения крейсера, высланного за детьми, были битком забиты военными.

Замечательно. Двенадцать лет назад, оказавшись одна среди людей, меж которыми у нее не было ни одного знакомого, да еще летя неизвестно куда – крейсер ВКС «Тритон» получал координаты прыжков дробно: МакДиармид не то развлекался казаками-разбойниками, не то выигрывал время, не то вправду рассчитывал таким образом запутать следы, если его условия не будут соблюдены в точности, а в погоню пустятся оперативные силы Галакт-Пола... так вот, двенадцать лет назад, оказавшись в полном одиночестве перед лицом враждебного мира, Натали изошла бы вся на страх и дурные мысли.

Теперь на это не было никакого желания.

Вышло так, что единственный, кого она более или менее знала, к тому же объединенный с ней схожестью цели, был Норм, но за все время экспедиции Натали едва обменялась с ним парой кивков, сталкиваясь только в кают-компании за какой-то едой. Возле него постоянно вился кто-то из молодых, преданно заглядывая в глаза и норовя перенять ауру «мужика, который знает, что делает». Норм не возражал.

Не хотелось думать, что эти вот – тоже мне специалисты! – ничего толком не знают. Каждая новая ситуация, обмолвился кто-то на бегу, как первая.

Салаги. Замечательно.

Больше всего, ясное дело, Натали желала знать, как там Брюс, услышать его голос, но эта информация была целиком и полностью в руках МакДиармида, а тот, сукин сын, забавлялся. «Если что и передано в командный центр, – сказал ей офицер связи, отловленный в коридоре на бегу, – они нам ничего не пересылают, кроме очередной порции координат. Считается, что нам это не нужно. Передача по лучу через гипер – это же чертова энергия. Деньги. МакДиармид тоже считать умеет. Исходим пока из того, что дети живы».

«Да отдаст он их, никуда не денется, – успокаивали ее в медотсеке. – Вагон детей на борту, это ж какие хлопоты! Ждет не дождется сам, когда их сбросит».

Сбросит. Только вот куда?

Сама-то Натали полагала, что не нуждается в утешениях, а только в информации и адекватных, продуманных действиях тех, кому по статусу положено действовать, что она потрясающе, патологически спокойна, но, видимо, такое уж у нее всю дорогу было выражение лица.

– Что такое МакДиармид? – спросила она, когда в кают-компании ей попался затравленный корабельный аналитик. – Невозможно же подвизаться на этом поприще с тем, чтобы на тебя в Галакт-Поле не держали досье?

– Бывший офицер Космических Сил Земель Обетованных, – отвечал аналитик, жуя, да так интенсивно, что в такт челюстям двигались нежно-розовые уши. Все они тут слишком молоды, это не может не внушать опасений. – Боевой офицер, замечу, чуть ли не командир эсминца. Уволен «по дисциплинарному несоответствию». Отцы-командиры ему, видите ли, мешали. Якобы он лучше знал... Впрочем, может, и в самом деле знал. Харизма-то у него – ого! Вот и начали вокруг нашего Мака кучковаться всякие отбросы. Регулярные силы ЗО ловят его так же, как мы, будьте спокойны, правда, до сих пор – с тем же результатом. Мак мобилен и никогда не бывает сегодня там, где его видели вчера.

– Но караван ведь не иголка, – сказала Натали, провоцируя дальнейшую беседу. – Он не может кануть как в воду. Неужели его так трудно отследить?

– Галактика велика, мэм. Колонии на вновь открытых планетах никогда не снабжаются достаточно: корпорации, ведущие там разработки, экономят каждую кредитку. Знаете эту формулировку: «Использовать, по возможности, местные ресурсы»? Поэтому, когда МакДиармид появится там с грузом неизвестного происхождения да еще предложит его за две трети минимальной цены, никто не задаст ему неудобных вопросов. Провизия, стройматериалы и техника могут исчезнуть в окраинных секторах как по волшебству.

– Много на нем смертей?

– Мак хорошо считает, – поразмыслив, ответил ей юноша. – Жертв в его рейде на Нереиду могло быть куда больше. Скорее артист, чем злодей. «Гляньте, как я танцую, ну разве я не прелесть?» Кукольник.

– Злой? Кукольник, в смысле.

– В смысле, может ли он убить детей просто ради забавы? Едва ли. Однако если мы допустим со своей стороны какие-либо действия, каковые он сможет объявить провокацией... можно не сомневаться, что Мак будет исходить из того, какая рубашка ему ближе к телу.

Ободряет.

Восемь дней превратились в вечность. Она думала, ей тяжело дается эвакуация на орбите Нереиды? Верните Брюску – мы там еще месяц просидим! Без слова жалобы.

И вот наконец по корабельному радио:

– Полный офицерский сбор!

А я ведь офицер! Не тех ВКС и не сегодня, но... пускай они об этом сами скажут, да если и скажут – поспорим еще!

Найдя себе оправдание, Натали рванула в рубку, где народу было уже полно и приходилось тянуть шею, чтобы рассмотреть что-то из-за спин. О, такой уж и офицерский этот ваш сбор! Вон сержант Норм стоит, окруженный пустотой, вроде слона в посудной лавке, потому как уже в шлеме с поднятым лицевым щитком, в вороненой полуброне и с лазерным резаком на правом бедре – переборки вскрывать. На кухне у Натали был точно такой для хозяйственных работ, этот разве что помощнее. Никак готовится группу захвата вести.

– Радары поймали объект, – известил капитан. – Расстояние полтора мегаметра. Вращение беспорядочное. Связи нет.

– Связь есть, сэр, – вмешался офицер связи. – Вызывает база. Это они.

– Группа контакта, давайте на позицию, – устало сказал командир. – Норм, есть разумные соображения? Могут нас обстрелять, к примеру?

– Могут. Но вы же не станете крейсер стыковать, а пошлете спецгруппу, надеюсь?

– Само собой. Неужели вы думаете, мы откажемся от удовольствия притащить столько пиратских скальпов, сколько сможем?

– МакДиармид тоже так думает и вашу спецгруппу ждет. Значит, «челнок» не должен отвечать на огонь.

– Что-о? – вырвалось как минимум у половины.

– Ни в коем случае, – подтвердил «сайерет». – Выстрел с нашей стороны провалит всю операцию. МакДиармид не просто делает бизнес, он делает бизнес играючи. Лично я об уровне его шуток могу только догадываться. Ответим огнем на провокацию – сами же детей и погубим. Во всяком случае, позволим МакДиармиду кричать об этом на каждом галактическом перекрестке.

– Вот удовольствие – идти беспомощной мишенью!

– Таковы правила, – сказал Норм. – Откроют огонь по «челноку» – дешевле отойти будет. Рискуем слишком многим. Я пойду в группе контакта. Остальные, как я понимаю, или добровольно, или начальство назначит. Поверьте только, я знаю, что делаю, и прошу со мною считаться.

– Принимаем. И?..

– Нас могут обстрелять на подходе. Судно может быть заминировано. Нас может ждать бой в коридорах, хотя зачем бы это МакДиармиду после всех этих телодвижений и запутывания следов, я представить не могу. В любом случае это ничего не меняет: идем быстро, но осторожно. Снаряжение стандартное: резак, миноискатель, «ночное видение», камера на каждом шлеме, детектор движущихся масс...

– Сэр, снова база! – подал голос связист. – Пираты вышли на связь.

– Какой сектор? – подался вперед командир. – Наш, соседний? Вектор взяли?

– Пеленгуют. Нет, не отсюда... Они в парсеках и парсеках... тут только баржа с заложниками. База просит выезжать немедленно. Говорят, там нарушена герметичность! Вот она, шуточка клоуна!

– Отставить спешку, – буркнул капитан. – Кинемся сломя голову, а там мины на каждой переборке. Зиглинда вон в последнюю войну так авианосец потеряла. Тоже людей спасали, приняли в шлюз троянского коня с ядерной начинкой.

– Шестьсот километров до контакта!

– Я пошел, – сказал Норм, и командир спецгруппы на рысях вылетел за ним следом. И еще Натали, которой пришлось бежать, чтобы быть вровень. Воображение рисовало ей страшные картины: иней на черных стенах, тонкий посвист уходящего воздуха, пронзительный детский плач...

– Какой процент потерь считается допустимым?

– Десять, – ответил он лаконично.

Спецназ, снаряженный так же, как «сайерет», поспешно нырял мимо него в шлюз «челнока». Десять. О божички, это пять ребятишек.

– В-вы... сделаете для Брюса то же, что и для девочек?

– Не сомневайтесь.

Норм опустил поляризованный щиток, сделавшись недосягаем ни для голоса, ни для взгляда. Правда, все равно его ни с кем нельзя было спутать. Самый высокий. Самая прямая спина. Шлюз за ним закрылся. И что теперь? Сидеть тут, дрожать, покуда не вернутся?

Вот же дура! А картинка с камер куда идет? В командный центр!

С момента, когда группа захвата покинула «Тритон», в рубке говорили только вполголоса, и никто не прогнал Натали, прислонившуюся к переборке и претендующую только на то, чтобы смотреть и слушать. Час, пока «челнок" шел к барже, показался ей длиннее, чем восемь дней бесплодных скачковых скитаний по следам МакДиармида.

– Тяжести там, скорее всего, нет.

Камера, установленная на борту «челнока», скрупулезно показала баржу со всех сторон.

– Что они тянут? – нервно пробормотала Натали.

– Ищут иней на корпусе. Если найдут, смогут быстро поставить латку и прекратить утечку. Говорят... – связист переключил связь на «громкую», – ...нет никакого инея! Разыгрывают бандюки?..

– Погодим судить.

Натали, кажется, не дышала, пока «челнок» присасывался к борту, уравнивал давление в шлюзах, пока вскрывали люк. Использовали ли при этом резаки или сработала автоматика, было не видно.

– Дайте картинку с камеры «сайерет», – велел капитан.

И внутренность шлюза появилась на мониторе в тот самый момент, когда группа вступила в темное нутро вражеского корабля. «Р.Норм», – начертано белыми буковками в нижнем левом углу.

– Прожекторы! – распорядился голос командира, искаженный треском помех.

Тьма стала еще темнее, а лучи прожекторов, укрепленных на шлемах, сплелись беспорядочно, как змеи, в зависимости от того, как были повернуты головы. Норм, видимо, поправил камеру, потому что картинка па мониторе начальства сделалась четкой: теперь снималось то, что было ярко освещено. Но если бы Натали приспичило изучать внутренность баржи серийного производства только по этой картинке, она подумала бы, что та состоит из балок и металлических лесенок, решетчатых палуб и труб, перепутанных как попало. Больше всего это напоминало одну из трехмерных игрушек Брюса, где надо бегать по лабиринту, убивая монстров, норовящих напасть из-за угла. Вот только где они, монстры?

– Осторожно, мина!

– Пустышка, – произнес голос Норма пару секунд спустя. И сразу же: – Стой! А вот эта рабочая.

– Да их тут сто!

– Придется снять все.

Натали застонала, запрокинув голову. Впрочем, исключительно мысленно. Несколько минут пришлось наблюдать, как сноровисто работает «сайерет», пока другие вертят головами, разгоняя тьму. Гулкое эхо шагов отдавалось по связи: спецназ включил магниты подошв.

– Как будто чисто. Проверьте, я мог и не заметить.

– Угу, – командир, который был намного моложе Норма, оказавшись тут, похоже, готов был доверять тому безоговорочно. – Чисто. Идем дальше.

И пошли, только маячок поставили, что эту развилку миновали.

– Хорошо работает «сайерет», – задумчиво сказал капитан Тейя. – Перекупить бы к нам. Смотри: один работает, остальные только контролируют пространство.

– Эти, осмелюсь сказать, дороги больно, сэр. Да и не пойдет. Соскучится у нас. Они же, «сайерет», всегда при таком деле. Это нас в жизни раз на пирата вынесло, а он... Он так каждый день. По идее.

Кто такие «сайерет»? Не забыть выяснить.

– Стой!

– Что, опять игрушка?

– Игрушка, да не та. Камера! Вон, в уголке притаилась.

– Бандюки балуются? Любуются на нас?

– А что, убудет от вас? – осведомился голос МакДиармида. – Или страшно? Если я на вас смотрю, значит, и кнопочку кой-какую могу нажать, так ведь?

Камера вся освещена, МакДиармида, вероятно, нещадно слепит. Это Норм смотрит прямо в объектив.

– А зачем тебе это?

– Затем, чтобы ты про это спросил, «сайерет». Люблю играть. А ты со мной играть взялся. Будь ты проклят. У счастливцев вроде тебя никогда выбора нет. Детишки за этой переборкой. Давай, входи и забирай их. А я, пожалуй, поехал.

Несколько минут лихорадочной возни, пока разбирались с приводом герметичной двери, и каждую секунду Натали ждала оранжевой вспышки, которая поглотит всех. Этот кокетливый МакДиармид ей ох как не нравился! Хватило же ему времени и азарта нашпиговать баржу взрывчаткой. Чего, спрашивается, ради? Только поиграть? Верно ли, что там дети? В какой-то момент Натали показалось, что у нее от напряжения пережало сосуды в шейных позвонках и будто бы кровь перестала поступать в мозг. Панически боясь потерять сознание прямо здесь, она обеими руками вцепилась себе в шею, разминая мышцы, особенно сзади, у основания черепа.

Дверь стронулась с места, открывая за собой глубокую черноту и гулкое безмолвие. Натали невольно прижала к груди стиснутые кулаки и сделала шаг вперед. Там, где дети, не может быть тишины! И только несколько ударов сердца спустя услышала через динамики сдавленный плач, изо всех сил норовящий сделаться неслышным.

Это, должно быть, жуткое зрелище: громадная черная фигура на пороге, с прожектором, бьющим в глаза, и лучеметом наизготовку. Это были нормальные, нормально воспитанные дети. Теперь они знают, как по правде выглядит лучемет.

Так много, так много! В тесноте, в беспорядке. Да еще Норм вертит головой вовсю, отыскивая своих: не сфокусировать взгляда. А, вот! Остановился. Поднял лицевой щиток: значит, в самом деле наврал МакДиармид насчет утечки воздуха. Вокруг него словно море вспенилось: дети беспорядочно барахтались в невесомости, а спецназу оставалось их ловить. По двое, по одному в каждую руку. Кто-нибудь их считает?

Капитан «Тритона» и те, что с ним в рубке, радоваться не спешат. Радоваться будут, когда вернутся на базу. До тех пор МакДиармид способен преподнести любой сюрприз.

В пучке света возникла Игрейна: чумазая, и видно, что до смерти уставшая. Спокойная, невзирая на давку вокруг. Стояла прямо и прямо в камеру смотрела. Одна. Потом, будто вся заминка нужна была ей исключительно чтобы траекторию рассчитать, оттолкнулась и над всей толчеей впорхнула Норму на руки. Бодигард прижал ее к себе, неумело погладил спутанную желтую гривку.

– Эй! – донеслось из динамика. – Ты же знаешь, кого тут не нужно утешать. Я всегда в порядке.

– Угу. Будем считать, это мне нужно. Договорились?

– Ага, – снизошла беленькая. – Тогда ладно. Тогда давай утешай.

А Брюса нет. И Мари.

Грайни сидела в медотсеке, на койке, в гнезде из пледов и одеял, сама только-только из ионного душа и в чистой одежде, прихлебывала горячий шоколад и высокомерно позволяла оказывать себе первую помощь.

Натали пристроилась рядом на хрупком больничном стульчике, а Норм – напротив, на корточках, опираясь спиной о переборку: уже не рыцарь в доспехах, а просто мужчина в несвежем камуфляже, в брюках, испачканных на коленях. Медики смотрели на него неприветливо, но прогнать не решались, думали – отец. Взрослые вели себя тихо: обоим было стыдно за сцену в командирской рубке, где они в два голоса орали на капитана Тейю, требуя продолжить спасательную экспедицию.

– Куда? – резонно огрызался капитан. – У вас есть координаты МакДиармида? Или его постоянной лежки, при всем моем сомнении в том, что она у него есть? Или пункта его назначения? У меня полный медотсек детишек, которых надо немедленно раздать мамам. Потеряли двоих ребят? Укладывается в допустимый процент, и не называйте меня при этом поганым циником! Будь я частным лицом, непременно бы кинулся ловить МакДиармида по всей обитаемой Вселенной, чтобы собственноручно оторвать ему... – тут он колко посмотрел на Натали и продолжил уже тише: – ...все, что, на мой взгляд, у него лишнее.

От левого локтя Игрейны тянулась трубка капельницы, насыщавшей ее кровь глюкозой. Голубые глазки взблескивали, как глянцевые декоративные пуговицы, стоило им обратиться к бодигарду. Угу. Добрые друзья.

– Благодарю, но в этом нет необходимости, – так она встречала каждого, кто норовил что-то для нее сделать, пока все не отстали и не оставили ее наедине с Натали и Нормом.

– МакДиармид ничего нам, разумеется, не объяснял, – сказала девочка. – Но он считал данные с ИД-браслетов и знает, кто у него на руках. Видимо, теперь он обратится за выкупом.

Норм шевельнул губами: выругался беззвучно. Натали растерялась.

– Тринадцать лет назад – возможно, но теперь?.. Сейчас Эстергази – частные лица с очень небольшим капиталом. МакДиармид получил бы больше, если бы потребовал выкуп с Нереиды за всех детей скопом.

– Боюсь, он рассчитывает за одну Мари содрать больше, – хмуро заметил Норм. – С двумя проще, чем с пятьюдесятью.

– Да уж, – сказала Игрейна. – Он присылал Кармоди кормить нас. Шутник. Не знаю, кому было страшнее. Бьюсь об заклад, этот больше никогда не свяжется с детьми. Ваш Брюс – молодчина, настоящий парень. Всю дорогу рассказывал анекдоты. Это много значило, когда мы были – чего уж греха таить! – перепуганы.

– Ах, Грайни, я была бы рада услышать это, если бы он сидел тут, рядом!

– Самым плохим, – задумчиво произнесла Игрейна, словно догадавшись, о чем не решалась спросить женщина, – был момент, когда нам отключили свет и гравигенератор. Видите ли, когда отключают генератор, начинаются... ммм... санитарные проблемы. Особенно у девочек. Но Брюса и Мари к этому времени уже забрали. Этот их главный, здоровый такой, он за ними сам пришел. Мы, сказать по правде, испугались, решив, что этих он пока решил сохранить, а остальные только мешают.

Натали прерывисто вздохнула. Сколько из этих ребятишек, среди которых были ведь и совсем малыши, до конца жизни обречены сходить с ума от сознания замкнутости пространства, прислушиваться к характерному посвисту – не уходит ли драгоценный воздух, непроизвольно принюхиваться, если мерещится запах мочи, да просто задыхаться в объединяющих все это ночных кошмарах?

– Едва ли что-то угрожает их жизни, – сказала Игрейна. – Было бы совершенно нелогично тащить их куда-то в другой уголок Галактики, чтобы причинить им вред.

– Логику нам диктуют правила игры МакДиармида, – возразил Норм. – Грайни, ты знаешь, что я должен делать.

– А ты сам-то знаешь?

– Я сказал – «что». «Как» – угу, понятия не имею. Ну да война план покажет.

Это были слова, к которым Натали прислушалась более чем внимательно. Она тоже знала – «что», и понятия не имела – «как». Очень схожие проблемы. Однако возникший на пороге связной, вежливо козырнув, обратился к ней по имени:

– Вы просили связь с командным центром, мэм? Ваш... командор Эстергази готов поговорить с вами.

– Отлично.

Она кинулась в рубку со всех ног, а Норм последовал за ней.

– Харальд?

– Я уже знаю. Есть какие-то новые данные, зацепки? Вы расспрашивали других детей?

– Какую ценность может представлять Брюс? Кому он так уж нужен, кроме нас?

– В Галактике, Натали, происходит много странного. Но, я думаю, мы не можем ждать ничего хорошего от людей, которые... которые желают завладеть им в обход нас.

– Вот что. Не имеет ни малейшего смысла возвращаться на Нереиду. У планеты свои проблемы, у меня – свои. Мне нужен прыжковый корабль. В полное мое распоряжение. Сделаете?

– Это практически невозможно, Натали. Комитет контролирует все, что способно войти в гипер. Мы же эвакуируем людей.

Натали даже зажмурилась от негодования. Этот мямля не в состоянии даже воспользоваться служебным положением! К счастью, ее осенило прежде, чем свекор прервал сеанс.

– А «Балерина»?

– «Балерина»?! – Эстергази выглядел совершенно ошарашенным. – Но... я не могу распоряжаться... сами знаете кем!

– А почему, собственно? Вы всю жизнь ему служили. Ваш сын погиб, защищая его планету. Вы – часть его Импе... ну, неважно. То есть важно. Вы – единственное, что у него осталось, он обязан вас защищать. Он будет последней сволочью, если откажет.

– Я же не могу сказать ему все это... в таких выражениях!

– Попросите. «Балерина» – идеальный вариант. У неё крошечный жилой отсек, она не может представлять интереса для эвакуационной программы Нереиды. Вы можете ее отпустить.

– Хорошо, – покорно согласился Харальд. – Я попрошу. Немедленно. Оставайтесь на связи.

– Мадам, – вклинился в паузу Норм. – Все ресурсы, которые вы в состоянии мобилизовать для вашего сына... Могу я рассчитывать, что вы сделаете то же самое для Мари? Возьмите меня на буксир. Пригожусь.

– И меня.

На детский голосок обернулись все, кто пребывал в рубке по долгу службы.

– У меня тоже есть достоинства, которые вам пригодятся, – заявила Игрейна, стоя на пороге с пледом, волочащимся по полу наподобие королевской мантии. – У меня не бывает истерик.

– Игрейна, – начал Норм, – тебе лучше бы остаться в безопасном месте.

– Полностью с тобой согласна, – ехидно парировала девочка. – Самое безопасное место в Галактике – в метре от тебя.