"Путь мертвеца" - читать интересную книгу автора (Борисенко Игорь)

Финал

Медленно и величаво, как следует захватчику-победителю, Сорген вышагивал по полутемному "коридору статуй" в доме Бартресов. Следом за ним поспешали Лимбул с перевязанной рукой, Хак, Гримал, Термез и еще полтора десятка переживших сражение наемников. Застывшие в нишах истуканы, которые, как говорили, на самом деле были окаменевшими снаружи, но живыми внутри людьми, провожали новых хозяев с неведомыми чувствами. Хотя, могут ли в них остаться какие-то эмоции, если они на самом деле долгие годы пялятся в один и тот же угол коридора, все понимая и ощущая, но не имея сил выйти или даже закрыть глаза? Нельзя было поверить, что человек, потерявший власть над своим телом, может оставаться в своем уме даже год или два.

За покосившимися дверями, в гардеробной, забрызганной кровью последних, редких защитников, Сорген вдруг криво усмехнулся, вспомнив, как самые последние лакеи встречали его здесь насмешками и презрением. Через другой проем, с вышибленными дверями, они вышли в большой зал, где когда-то танцевали по праздникам сотни пар.

У сводчатых потолков метались хриплые крики Грязнуль, шнырявших по залу в поисках добычи. Как сороки, они подбирали блестящие вещи, не делая различия между бронзой и золотом. Сверху над залом склонялись на своих витражах рыцарь в белых доспехах и девушка в голубом платье – казалось, поблекшие и состарившиеся от горя. Впору им было ронять слезы, при виде того разрушения и грабежа, который устроили здесь наглые захватчики. Тут и там валялись разодранные Грязнулями платья и камзолы, обломки мебели, измятые свитки и небрежно выброшенные книги. Мраморный пол украшали следы грязных сапожищ – Сорген невольно поглядел вниз и увидел, что сам принес сюда изрядное количество глины.

Зал был пуст, так что эхо шагов и вопли грабителей метались между семиугольными колоннами. Лучи осеннего солнца, проходившие через разноцветные витражи на крыше, были тусклыми и водянистыми, словно в деревенском доме с дрянными оконцами. Только в дальнем конце горели несколько ламп, дававших насыщенный и плотный свет. Сорген направился туда и скоро услышал голоса. За очередными дверьми – сейчас валявшимися на полу – таился другой зал, гораздо меньших размеров, но избежавший грабительских выходок Грязнуль. У стен стояли золоченые подставки с волшебными свечами, окна были полуприкрыты тяжелыми портьерами из синего бархата. На полу лежала широкая дорожка, которая вела от дверей к ступенчатому возвышению, а на нем в полукруг стояли мягкие диваны на резных ножках. Один, с алой обивкой и золотой отделкой спинки, самый высокий и массивный, занимал Ргол. Возлежа на мягких диванных полушках с бокалом вина, он важно улыбался, разглядывая своих собеседников. Удельные князья, командиры тсуланских тысяч, Черные волшебники и даже Ямуга с парой младших вождей сидели на остальных диванах, поглощая вино и закуски, которые стояли в центре на широком столе. На возвышении, охраняя его со всех сторон, рядами стояли навытяжку дайсдаги с копьями и мрачные демоны в громоздких шлемах, из прорезей которых горели по три красных глаза.

– Ах, мой дорогой Сорген! Ты слегка задержался, – воскликнул Ргол, заметив подходившего молодого колдуна. Перстенек приветственно взмахнул бокалом вина и указал им на свободное место рядом с собой. – Наверное, ты решил сначала ознакомиться с достопримечательностями?

– Они мне ни к чему, – коротко и мрачно ответил Сорген, останавливаясь вдалеке от возвышения и не собираясь садиться на диван. – И задерживаться здесь я не собираюсь.

– Что ж, это тоже мудро, – кивнул Ргол, нисколько не обижаясь на невежливое поведение соратника – в отличие от некоторых из присутствующих, которые негодующе заворчали и даже прекратили есть. – Здесь скучно, а у тебя, должно быть, есть еще много важных дел. Сколько твоих старых знакомцев осталось в живых? Возможно, кто-то из них здесь?

Ргол весело стрельнул глазами по сторонам и все послушно захохотали, снова принимаясь за вино и закуски.

– Пленники, – снова скупо сказал Сорген, прищурившись и обводя взглядом зал. – Я пришел из-за них. Говорят, здесь у вас сын и невестка Симы.

– Да, точно, мой милый. Они, и еще пара десятков других важных птиц, которые имели глупость и наглость слететься в дом Бартресов, чтобы праздновать победу над вторгшимися варварами. Сейчас им очень неуютно осознавать, что сами варвары поглощают заготовленное для праздника вино… Так ты хочешь получить их?

– Да. Лорму Эт Симу и его жену, Изуэль.

– Наглый выскочка! – возмутился Бейруб. Выбросив за спину бокал, он подбоченился и насупил седые брови. – Не рано ли ты взялся требовать себе что-то перед лицом старших орманов?

Ргол нетерпеливо взмахнул рукой, в сторону толстяка, и тот, напыжившись, примолк. Яростный взгляд и багрянец на щеках говорили, что он остался при своем мнении.

– Не слушай старого ворчуна, Сорген. Воистину ты заслужил все, чего бы ни попросил, и эти два пленника – самое меньшее из нашей добычи. Юлайни, Сима и Нанья Сванд – все они пали от твоей руки, или от твоего разума, не будем уточнять. Черные старцы будут довольны, вне зависимости от того, что подумает обо всем этом Бейруб.

Ргол медленно обвел взглядом собравшихся вокруг него людей, одновременно пригубив вина. Затем он медленно отставил бокал, вытер губы тонким розовым платком и приказал капитану дайсдагов привести пленников.

Сорген невозмутимо стоял в окружении своих людей и смотрел на стену поверх голов Перстенька и остальных пирующих. Бейруб и Земал шушукались, поочередно бросая на молодого выскочку злые взгляды, а прочие же предпочли не замечать его вовсе – все, в том числе и Ямуга. Коротко усмехнувшись, Сорген подумал, что это есть предвестник тех осложнений после победы, о которых говорил ему перед битвой Ргол. Ростки, пока лишь едва заметные. Размолвки в лагере победителей – а что потом? Бейруб прекрасно знает, как сражался Сорген, но тем не менее, предпочитает считать его селер ормани. Потом он обратит свое ядовитое жало на Ргола… Бедный Перстенек! Предводитель стаи злобных скорпионов, на краткое мгновение решивших действовать сообща.

Однако Соргену нет дела до претензий Бейруба или до того, что ждет Теракет Таце и армию захватчиков в будущем. У него есть одно маленькое дело, одна тоненькая ниточка, протянувшаяся в прошлое, к канувшему там Дальвигу.

В зал ворвались крики негодования и боли, сопровождающие подгоняемых уколами копий и тычками пленников. Два десятка людей в богатых нарядах, сплошь покрытых дырами и пятнами грязи, были загнаны в зал, будто стадо скота. Скалящиеся и весело ругающиеся дайсдаги вытолкали пленников к одной стене, выстроив их под двумя широкими окнами. Садящееся солнце посылало прощальные лучи над их головами, высветив на противоположной стене тоскливые тусклые пятна. Ргол, с удовольствием всмотревшись в толпу, повел в их сторону раскрытой ладонью, будто приглашая Соргена выбрать себе подарок по вкусу.

– Дерел[2], Сорген. Бери, кого только пожелаешь, и делай с ними, что хочешь. Убивай, насилуй, мучай, – сказал Ргол, с явным наслаждением разглядывая ужас на лицах пленников, услышавших последние слова.

– Дейре[3], – ответил Сорген, быстро кивнув Перстеньку и тут же отвернувшись от него. Отодвинув со своего пути Термеза и Лимбула, Сорген не спеша прошел ближе к пленникам и всмотрелся в их лица. К его удивлению, здесь было больше мужчин, чем женщин. Два старика, с перекошенными от страха губами и седыми бородами, два совсем зеленых юнца и чуть ли не десяток здоровых молодцов, которым надо было лечь на поле битвы, а не сидеть за спинами бойцов и дожидаться результата… Да и сейчас они не пытаются защищаться! Жалкие, обреченные овцы. Теперь понятно, почему Старцы решились напасть на Империю. Если каждый из присутствующих здесь мужчин – дворянин, не пожелавший биться за свою страну… малого стоит такая страна, и такой народ. Сорген еще раз обвел взглядом молчащих пленников. Дорогие куртки с позолоченными вставками на полах и позументами на груди были испачканы грязью, а кое у кого порваны. Подолы блестящих платьев дам измялись, прически растрепались, а глаза были красными от слез. Впрочем, один мужчина, молодой, с пухлым лицом и длинными, волнистыми волосами тоже явно плакал недавно. Сорген хмыкнул; ему нужен был не этот сопляк, а другой человек. Лорма Эт Сима держался лучше других, хотя щеки у него были бледными, губы плотно сжатыми.

– Жалкое зрелище! – с презрением сказал Сорген, обводя глазами толпу и останавливая взгляд на сыне Симы. – Империя погибнет из-за таких, как вы, а не из-за поражений в битвах. Вместо того, чтобы сражаться, вы сидели здесь и ждали, пока вас захватят в плен.

– Мы не солдаты! – истерично воскликнул человек с заплаканным лицом. Его пухлые щеки покрывали красные пятна, а губы ходили ходуном. – Мы не могли участвовать в битве!

– Замолчи, Нионард! Не унижайся перед черным отродьем, – тихо, но твердо сказал Лорма. Нахмурившись, он поглядел Соргену прямо в глаза. Тот криво усмехнулся и ответил:

– А тебе самому сказать нечего? Почему ты, такой смелый, остался сидеть за спиной войска? Возможно, будь ты рядом, твой отец смог бы остаться жив.

Лорма испуганно заморгал и выпрямил спину, словно пытаясь сдержать удар. Очевидно, он до сих пор не знал ничего о судьбе Симы и лелеял надежду на то, что тот жив и придет к ним на помощь. Изуэль, изящная женщина с растрепанными золотистыми волосами, судорожно вцепилась в руку мужа и заплакала.

– Отец… сам заставил меня остаться здесь, во дворце, – пробормотал Лорма, беспомощно шаря взглядом где-то под ногами Соргена. Голова его едва заметно качалась из стороны в сторону, будто бы он пытался отогнать ужасные известия. – Он сказал, что я должен избежать случайностей сражения, обязательно остаться в живых. Быть рядом со своим сыном.

– Удобное оправдание для труса! – жестко сказал Сорген. Лорма встрепенулся и мягким движением локтя оттолкнул от себя жену.

– Труса?! – воскликнул он, разом превратившись из растерянного слюнтяя в бойца. – Ты называешь меня трусом, ублюдок? Если бы в руках у меня оказался меч, я бы показал тебе, с каким «трусом» ты столкнулся!

– Ах так! – Сорген шаркнул ногой и склонил голову в притворном почтении. – Значит, ты желаешь помахать кулаками после драки? Прекрасно. Я дам тебе меч и шанс показать доблесть, которого тебя лишил собственный папаша.

– Нет! – истерично завопила Изуэль, снова вцепляясь в рукав мужа. Сейчас, заплаканная, с перекошенным от страха лицом, она не казалась красавицей. Сорген старался не смотреть на нее.

– Если ты сможешь победить меня, вас всех отпустят, – сказал он. Ему не нужно было оглядываться, чтобы увидеть, как прореагируют на это обещание остальные Черные. Он точно знал, что у Лормы нет шансов.

– Хорошо, – согласился молодой Братрес. Он снова плотно сжал губы и выпрямил спину, и только тяжелое дыхание выдавало его волнение. – Я не могу положиться на твое слово, но другого выхода у меня просто нет. Кто ты такой? Я должен знать, с кем стану биться.

– Какая разница? – пожал плечами Сорген. – Хотя, наверное, тебе будет интересно, отчего я болтаю с вами и устраиваю этот дурацкий поединок? Дело в том, что шесть лет назад я стоял в соседнем зале посреди веселящейся толпы и дарил тебе на свадьбу несколько лет спокойной жизни. Как ты считаешь, подарок получился достаточно щедрым… или не слишком?

– Что? – прошептал Лорма и подался вперед, открывая рот и всматриваясь в лицо Соргена. – Ты… Ты? ТЫ!!!

– Да, это я, – спокойно ответил Сорген. От удивления, потрясения и злости его будущий соперник потерял дар речи: сжав кулаки, он шумно сопел и снова тряс головой, отказываясь верить своим глазам. – Тогда вы не поверили мне, даже не оскорбились особо – только посмеялись в спину. Думали, что Кальвин Геди прикончит наконец наглого юнца и тем решит все проблемы. А все повернулось так, как повернулось. Я снова здесь, чтобы прервать ваши счастливые жизни одну за другой. Ты можешь попытаться остановить меня, сразить меня в бою, но по силам ли тебе это – задумайся? Будешь ли ты сильнее своего отца или Юлайни?

– Проклятье! – наконец смог выговорить Лорма. Застонав, он отчетливо скрежетнул зубами. – Ведь я знал, знал что нельзя оставлять тебя в живых! Я говорил об этом отцу, но он был слишком беспечен. Неужели… неужели вся эта страшная война и разорение Империи вызваны тобой, твоим диким желанием отомстить?

Запрокинув голову, Сорген громко рассмеялся. Смех его взлетел к полутемному потолку и затерялся там, за тускнеющей завесой солнечных лучей, проникающих в узкие горизонтальные оконца на самом верху стены.

– Какая разница, кто затеял это – я или не я! Главное в том, что пришла пора скрестить мечи и поглядеть, за кем остается последнее слово.

Сорген, не оглядываясь, сделал резкий жест рукой. Гримал шагнул вперед, вынимая из ножен и протягивая рукоятью вперед длинный, прекрасно уравновешенный, хотя и простой с виду меч.

– Нет! Нет! – снова закричала Изуэль, как только увидела блеск лезвия. Она скользнула мимо мужа и бросилась на колени перед Соргеном. Протягивая руки к нему, словно желая, но не решаясь обнять колени, женщина стала неразборчиво причитать, всхлипывая и сотрясаясь всем телом. Можно было понять только, что она просила пощадить Лорму ради их маленького сына.

– Вот как, – сказал Сорген, задумчивая поглаживая подбородок и глядя на сложившуюся в мольбе фигурку Изуэли. Когда-то она была недосягаемым, безнадежным объектом его любви. Еще одна причина ненавидеть Бартресов, еще один мучительный штрих в жизни несчастного Дальвига. Хм, с виду она осталась по-прежнему соблазнительной – несмотря на прошедшее время и рождение ребенка. Определенно, ее нужно будет забрать себе. Наклонившись, Сорген ухватил Изуэль за плечи и рывком поднял на ноги. Лорма немедленно рванулся вперед, но Гримал одним быстрым движением перехватил свой меч за рукоять и нацелил острие в грудь Бартреса.

– Щадили меня твой муж и твой свекор? – прошипел Сорген прямо в заплаканное лицо Изуэли. Та не поднимала глаз и не пыталась убрать свисающие со лба пряди. – Думали Высокие про ребенка, когда расправлялись с моими родителями? Отчего ты считаешь, что я должен поступать иначе? По крайней мере, Лорма успел пожить в счастье и радости хотя бы шесть лет! Его отец находился рядом, а дворец не был разрушен и разграблен. Теперь же Лорма получает шанс сразиться за свою жизнь и свободу, а в случае неудачи погибнет быстро и без мучений.

– Он очень слаб в магии… – прошептала Изуэль. Она встала на ноги и Сорген смог отпустить дрожащие, горячие под тонкой тканью платья плечи. Женщина отступила на несколько шагов, все также не поднимая глаз.

– Вот в чем дело, – усмехнулся Сорген. – Ладно, поединок будет еще честнее: я тоже не стану использовать магию. Лимбул, дай мне свой меч.

На сей раз он явственно услышал за спиной ропот Черных и негромкие, удивленные восклицания наемников. Однако никто не пытался остановить схватку. Лорма вышел на середину зала и, наконец, получил меч. Сорген встал напротив него, в окружении наемников, готовых схватиться за оружие. Ковры убрали прочь, чтобы дуэлянты не поскользнулись на них ненароком. Пол из серых и белых мраморных плит равнодушно отражал Размытые пятна света, струящегося из окон и блики ламп. Кольцо выстроившихся рядом солдат было открыто только в одну сторону – чтобы сидевшие на диванах Ргол и его полководцы могли видеть все без помех.

– Ну что же, Лорма. Покажи нам, как умирают Высокие! – сказал Сорген и сбросил тяжелый плащ на руку подоспевшему Лимбулу. Бартрес, сжимающий меч так, что побелели костяшки пальцев, сделал несколько неловких движений. Впрочем, через несколько мгновений он собрался и овладел собственным телом. Меч Лормы совершил несколько быстрых финтов. Кажется, в фехтовании он был гораздо искушеннее, чем в магии – тут Соргену в голову пришло, что он совершает опрометчивый поступок, отказываясь от колдовских трюков. Сам он никогда не был хорошим бойцом на мечах, потому что Вальдевул, разрубающий на части вражеские клинки и доспехи, не требовал особых умений.

Возможно, какие-то сомнения и неуверенность отразились на лице Соргена, потому что его противник вдруг стал почти спокойным. Поведя плечами, он встряхнул короткой шевелюрой, сплюнул под ноги и зло пробормотал:

– Я покажу тебе все, черная свинья. Все, в том числе твои собственные кишки. Защищайся!! – последнее слово он выкрикнул во весь голос, кидаясь в атаку. Он сделал громадный шаг вперед и нанес широкий удар сверху вниз. Сорген, предупрежденный криком, легко отступил, сделав скользящий шаг назад и в сторону. Лорма, не закончив первого удара, плавно перевел его во второй, горизонтальный, на уровне пояса. Сорген отступил еще раз, а потом – еще раз, потому что Лорма ударил и в третий раз, снова без паузы переводя одно движение в другое. Черный колдун оказался чуть ли не за кольцом наемников, приблизившись к возвышению, на котором пировали остальные победители.

– Сопляк! – буркнул Бейруб, а Хойрада, наоборот, подбодрила, призывая вспороть Лорме брюхо. Сорген высоко подпрыгнул, приземлившись за спиной растерявшегося Лормы. В полете он повернулся и легко чиркнул острием меча по лопатке противника. Бартрес с горестным воплем изогнулся дугой: из пореза длиной в ладонь показалась кровь. Обернувшись, Высокий застыл в оборонительной стойке, с перекошенным от ярости лицом.

– Ты подлец, Пер Кобос! Люди не умеют так прыгать!! Это волшебство!

– Отчего ты так думаешь? – спокойно возразил Сорген. – Только потому, что сам не умеешь прыгать, как я?

Со стороны диванов донесся дружный хохот Черных, а в толпе пленников раздались горестные вздохи. Краем глаза Сорген заметил, что кто-то начал падать, но другие подхватили оседающее тело под руки. Наверняка Изуэль.

Нахмурившись и опустив голову, как атакующий бык, Лорма снова бросился вперед. Теперь Сорген позволил себе скрестить с ним меч; когда он отражал несложный и несильный удар, Лорма вдруг поскользнулся и во весь рост растянулся на полу.

– Здесь очень грязно, – невозмутимо оповестил всех Сорген. – Надо быть очень осторожным.

От диванов снова донесся смех. Даже наемники стали ухмыляться, так как поняли – их повелителю ничего не грозит.

Лорма долго барахтался в Волшебной луже, даже не пытаясь высушить ее каким-нибудь заклинанием. Наверное, он не мог даже понять, что угодил в магическую ловушку. Когда он все же поднялся, взъерошенный и еще более помятый, чем раньше, улюлюкающие зрители принялись бросать в него яблочными огрызками и персиковыми косточками. Сорген ждал соперника, легонько упершись в пол кончиком меча и сложив ладони на его рукояти. Стоило только Лорме встать и приблизиться мелкими шажками, колдун быстро приготовился отражать его выпады.

В это мгновение из кучки пленников донесся протяжный, горестный стон – словно кому-то вонзили в грудь кинжал. Сорген бросил в сторону короткий взгляд: он увидел Изуэль, с наполненными страданием прекрасными глазами. Она была такой красивой в своем горе, такой хрупкой, словно испытывающий лишения цветок. Она нуждалась в заботе, жалости и любви. И все это досталось Лорме? Почему?

Несколько мгновений, потраченных на взгляд в сторону, едва не стоили Соргену жизни, потому что Бартрес не обращал внимания жену. Как леопард из засады следит за ланью, он следил за колдуном и воспользовался его самонадеянностью. Увидев, что Сорген отвлекся, Лорма сделал длинный выпад.

Колдун увидел острие клинка на расстоянии ладони от собственного сердца: отразить его мечом он уже не успевал. Магия, в отличие от оружия и руки, действовала мгновенно. Призванный в помощники пепел Ассаха на поясе помог сотворить заклинание изрядной силы. Лезвие меча Лормы вспыхнуло ярким зеленым светом и превратилось в облако. Бартрес потерял равновесие и был вынужден сделать два поспешных шага вперед. Оставшейся у него рукоятью меча он уперся в живот Соргена и поднял на него искаженное яростью лицо. Колдун, действуя мечом, словно палкой, стукнул по руке Лормы, отбивая ее в сторону. Братрес издал полный боли вскрик и отшатнулся назад: из его правого запястья обильным потоком полилась кровь. Сын Симы зажал рану второй рукой и согнулся, будто раб перед господином. Полный бурлящей злости и запоздалого ужаса, Сорген с размаху ударил противника в лоб самым кончиком лезвия. Лорма, на сей раз молча, опрокинулся на пол и стал биться в конвульсиях. Кровь крупными каплями слетала с его рук и лица: прямо посреди лба зияла черно-красная впадина. Глаза Бартреса закатились, кончик языка всунулся наружу из покрытых розовой пеной губ. В своих судорогах Лорма внезапно перевернулся со спины на живот и несколько раз стукнулся лицом о мраморный пол. Лужа крови расползалась из-под его головы с ужасающей скоростью.

В зале повисло молчание, только Изуэль снова издала низкий горловой стон-рычание.

– Ах извините, госпожа! – спохватился Сорген. – Я, кажется, обещал вашему мужу смерть без мучений.

Он сделал шаг к извивающемуся, как разрубленный червяк, Лорме и одним точным ударом прекратил его судороги. Пробив затылок, острие меча вышло изо рта и со скрежетом прочертило линию на мраморной плите. Новые потоки крови хлынули в разные стороны, заставляя ближайших наемников отойти в сторону. Сорген развел руки и повернулся к зрителям, чтобы наградить Бейруба победной ухмылкой.

Не задерживаясь на месте кровавой гибели последнего из рода Бартресов, Сорген вместе со своей свитой и лишившейся чувств Изуэлью покинул дворец Симы. Его светло-коричневые стены, шпили с позолотой и фигурные башенки, на смотровых площадках которых, на флагштоках, трепыхались флаги умерших или готовящихся к еще более страшной участи Высоких – все вокруг безучастно дожидалось финала. Быть ли этому огромному сооружению резиденцией новых владык, или же в скором времени здесь останутся одни лишь руины? Такие вопросы не волновали камни. Им было все равно, сколько жизней прервалось здесь, сколько крови пролилось, сколько судеб сломалось. Если бы камни могли хоть немного чувствовать… они обрушились бы вниз и превратились в мрачную груду, уродливое надгробие – урок и упрек прошлого будущему.

В прекрасном дворцовом саду пьяные кочевники ради развлечения рубили декоративные деревья, которые садовники старательно подстригали долгие годы напролет. Беседки были превращены в отхожие места; крошечные пруды с облицованными галькой берегами использовались как водопои для многочисленных коней. Камни выкрошились, вода убыла и стала мутной. У стены, рядом с воротами, длинным рядом лежали трупы, и среди них немало женских, иной раз совершенно голых. К утру их станет больше – частые крики насилуемых и пытаемых доносились то из дальних концов сада, то из подвалов дворца.

Рядом с дворцом, на холмах, копошились похожие на муравьев захватчики. В потускневшее небо тянулись кривые полосы костров, тут и там стучали топоры. Так было везде, и рядом с шатром Соргена, на одном из склонов – тоже. Вокруг расположились кочевники, но многие из них, непривычные к крепкому, неразбавленному вину, уже спали вповалку в самых разных местах – у костров, даже в прогоревшей золе руками и ногами, в кустах со спущенными штанами. Лишь некоторые, самые крепкие, горланили нестройные песни или ругались заплетающимися языками.

Изуэль, так и не пришедшую в себя, положили в один из темных закутов в шатре, на пуховый матрас самого хозяина. Внутри и снаружи встали на часы надежные солдаты, остальные занялись ужином. Сорген отправился на поиски нужных ему вещей: хорошего женского платья, косметики, духов, приличного вина и хорошего ужина. Не мог же он вместе со своей «гостьей» довольствоваться кое-как разделанной говядиной и пшенной кашей!

Для того, чтобы найти искомое, пришлось возвращаться во дворец, в надежде найти какие-то запасы, избегнувшие алчных глаз многочисленных грабителей. Можно было, конечно, попросить обо всем этом Ргола, но Сорген не хотел больше встречаться ни с ним, ни с кем-либо еще. Пройдя ходом для слуг, молодой колдун проник на верхние этажи дворца, где, туда, где находились многочисленные апартаменты и сразу несколько кухонь. Почти сразу он обнаружил несколько пьяных дружинников какого-то удельного князя, развлекавшихся надеванием женских нарядов. К счастью, внутри покоев, в огромных шкафах осталось еще много нетронутых одеяний, из которых можно было выбрать нечто подходящее. Сорген взял три платья: белое, голубое и красное. Там же, в куче хлама на полу нашлась простенькая пудреница, помада с кисточкой для ее нанесения и тушь для бровей и ресниц. Собравши все это в узел, Сорген послал Лимбула, чтобы тот отнес вещи в шатер, а сам спустился в подвал. Пол был чуть ли не полностью покрыт лужами вина и кучами объедков – все это осталось от разгульного пира, который устроила себе потерявшая всякий человеческий вид солдатня. Несколько человек, похожие на напяливших человеческие одежды свиней, ползали между столов и под ними. К счастью, все они не могли уже даже говорить, не то что доставить какие-то неприятности колдуну. Правда, найти стоящей еды ему так и не удалось. В самом дальнем углу, под тряпьем, он обнаружил две буханки хлеба из пшеничной муки и две большие груши восхитительного золотистого цвета, да еще в углу, вонявшем мочой – чудом сохранившийся кувшин с вином.

С тем он и вернулся. Сложив свою добычу на столик, рядом с низеньким канделябром, на котором горели три маленькие магические свечи, Сорген зашел за ширму, поглядеть на пленницу. Часовые, повинуясь взмаху руки, вышли прочь, оставив их вдвоем. Если не знать, как здесь появилась эта женщина, можно подумать, будто она просто спит, утомившись во время каких-то, уже преодоленных, испытаний. Такая хрупкая, красивая, только чересчур измученная. Увы, Сорген не испытывал никаких сомнений в том, как поведет себя Изуэль, когда очнется. В лучшем случае – сойдет с ума. В худшем… Нет, лучше об этом не думать. Для чего он взял ее сюда, в свой шатер? Он не мог сказать точно. Разумом он понимал, что лучше было бы убить ее одним быстрым ударом, потому как ничего хорошего в жизни этой женщине не видать. Никто, а Изуэль, какой он себе представлял – тем более, не сможет спокойно жить после того, как вся его жизнь обрушилась и превратилась в пепел. Рядом с человеком, убившим мужа и свекра.

Так может быть, пока не поздно, велеть Грималу задушить ее? Сорген уныло покачал головой и поплелся к выходу. Прогнав еще двух часовых, колдун уселся на пороге и уставился невидящим взором на запад. Закат переливался зловещими темными красками, переходя из насыщенного красного в багровый, а потом в черный. Кучевое облако, а может быть и грозовая туча, огромная, похожая на высокую башню, медленно ползла вдоль горизонта с севера на юг и через некоторое время похоронила за своей махиной всякие отблески солнца. Холодный осенний ветер радостно засвистал, приветствуя тяжелую безлунную ночь, которая постепенно разлилась вокруг, затопляя холмы, луга и человеческие жилища. Только оранжевые пятна костров, редкие и крошечные, дрожали в этой зловещей тьме, да дворец Бартрес подсвечивался слабыми сполохами разных цветов и оттенков.

Дождавшись, когда ночь полностью утвердится в своих правах, Сорген очнулся от своего бездумного созерцания и поднялся, встряхивая затекшие руки. Он вошел в шатер, запалил еще несколько магических свечей, осветивших полупустые внутренности его «хором». Застелив столик чистой скатертью, Сорген несколькими взмахами руки порубил хлеб на ломти, разрезал груши и выставил из сундука кубки для вина. Затем он взял одну свечу, поярче, и заглянул в закуток. Изуэль уже очнулась: сжавшись в комочек, она забилась в самый дальний угол своего крошечного убежища и теперь смотрела оттуда, как увидевший голодного кота мышонок. Платья и косметика, сложенные у изножья лежанки, оставались на месте, нетронутые.

– Отчего ты забилась в уголок? – спросил Сорген, чувствуя себя дураком. Нужно же ему было что-то говорить!

– А что же мне делать? – вдруг ответила ему Изуэль свистящим, полным ненависти шепотом. – Броситься тебе на шею? Целовать ноги победителю и умолять о пощаде? К тому же я слышала, что ты обещал моему мужу.

– Победители бывают разные, – ответил Сорген. Он потер лоб и осторожно опустился на самый краешек матраса, чтобы не испугать пленницу резкими движениями. – Если бы я желал тебя унизить и обидеть, то не стал бы нянчиться… не стал бы приносить эти платья, в конце концов. А Лорму я просто обманул, чтобы ему было еще страшнее умирать…

Сорген хищно усмехнулся, но тут же стер ухмылку с губ, когда увидел, как задрожали губы Изуэли.

– Ах, вот какой ты добрый! Спасибо тебе, – пробормотала она и быстрым движением руки смахнула с уголка глаза слезинку. – Уж был бы добрым до конца и сдержал свое слово. Неужели тебе, черная мразь, непонятно, что я не стану примерять твоих платьев! Не стану мазать губы ради того, чтобы услаждать твой взгляд!

Грубое слово в устах Изуэли резануло слух Соргена так сильно, что он скривился. Эта женщина определенно была совсем не такой, какой представлялась снаружи. Нахмурившись, он смотрел ей в глаза – горящие, уже совсем не похожие на глаза испуганной косули. Скорее, это была волчица, загнанная в угол и готовящаяся к смерти.

– В твоих силах, конечно, сделать со мной все, что угодно! Но придется тебе довольствоваться грязной, визжащей и дурно пахнущей женщиной, а не благоухающей, красиво одетой и страстной.

– Что за глупости! – воскликнул Сорген и, забывшись, вскочил. Изуэль немедленно сжалась еще больше и попыталась втиснуться в угол еще дальше. На мгновение в глазах ее опять мелькнул ужас, но Сорген, не глядя на нее, принялся метаться по шатру. Потрясая руками, он кричал: – Глупая баба! Будь мне надобно что-то подобное, уж я нашел бы способ преодолеть твое сопротивление. Забыла, что я владею магией, в отличие от твоего тупого муженька? Я мог превратить тебя в послушную куклу, которая одела бы эти платья, намазала лицо, выпила мое вино и легла в постель, выказывая все признаки страсти и обожания…

Изуэль высоко подняла подбородок, словно пытаясь так загнать обратно струящиеся по щекам слезы.

– Что же тебе нужно?! – истерически воскликнула она.

– Что? – переспросил Сорген, застыв, как вкопанный. Захлопав глазами и облизывая губы он превратился в нерадивого ученика, забывшего урок. Упорно вглядываясь в темный пол, он пытался высмотреть там ответ. – Что мне нужно? Если бы… если бы я знал, то непременно сказал бы тебе, Изуэль. Но я не знаю. Я пришел сюда не за тем, чтобы взять тебя в свой шатер и надругаться над тобой. Мне не нужна была эта страна, все те люди, что умерли вчера, сегодня и умрут завтра. Нет! Но Сима, Лорма и несколько других Высоких должны были умереть. Это я знал точно и именно для этого я пришел к порогу их дома. Ведь ты помнишь меня? Помнишь мои унижения, помнишь отношение этих снобов к бедному мальчишке, которого лишили родителей?

– Значит, мальчишка решил наказать обидчиков? – горько спросила Изуэль. Покачав головой с растрепанной прической, она вдруг встала, выпрямилась во весь рост. При этом она доставала Соргену лишь до груди, но, казалось, что именно женщина здесь хозяин и владыка.

– После того, как тебя с головой окунут в смерть и унижения, ты перестаешь быть мальчишкой! – возразил колдун с жаром. Он понял, что похож на оправдывающегося, и захлопнул рот, из которого готовилась вылиться длинная тирада. – Но я вовсе не чудовище, желающее смерти всего сущего.

– Да! Один коготь этого чудовища, вот кто ты! – обвиняющее сказала Изуэль и быстро возвела очи горе. – Но Священное Белое Облако накажет все, что рядится в черный цвет!

– Глупости! Все эти краски – бредни и чушь! – снова закричал Сорген. – Мне плевать на них, на оба этих проклятых цвета… Я просто человек, который отомстил за родителей и за себя самого.

Изуэль опять отшатнулась, на этот раз не садясь, а просто пятясь в угол. Она спрятала лицо в ладонях, словно уже больше не могла смотреть на собеседника. Сорген сделал небольшой, опасливый шаг к ней и заговорил, теперь уже тихим, почти вкрадчивым голосом.

– Послушай меня, Изуэль! Ведь ты должна помнить меня! Шесть лет – не такой уж большой промежуток для человеческой памяти. Бледный, плохо одетый юноша, который приезжал в замок твоего отца и не мог оторвать взгляда от грациозной девушки! Она была для него настоящим идеалом женщины и недостижимой мечтой.

– Ах вот как… – она медленно отняла руки от лица, чтобы поглядеть на Соргена долгим, испытывающим взором. – Уязвленный юнец, которому не досталась вожделенная женщина! Ради этого ты привел сюда полчища варваров, которые изнасиловали твою собственную родину??

– Нет!!! – заорал Сорген, теряя самообладание и сжимая руки в кулаки. Изуэль закрыла глаза и отвернулась, в то же время гордо выпрямляясь, будто бы в ожидании удара. – Нет, нет и нет!!! Разве можно так извращать происшедшее? Я должен был отомстить за смерть своего отца, безумие матери и все прочие беды, на которые обрекли нашу семью.

– И чем же я насолила твоей семье и тебе? – спросила Изуэль, не поворачивая головы. – Чем я провинилась перед тобой, за что ты лишил меня разом и счастья, и любви, и еще многих, невозвратных более вещей?

– Что? – осекся Сорген. – Хочешь сказать, что ты была счастлива в доме этих ублюдков? Любила этого тупицу Лорму?

– Да! – горько усмехнулась Изуэль. Величавым движением она вернула Соргену взгляд. – Или же ты считал, что я должна была выбрать тебя, серенького замухрышку с грязными ногтями и в застиранной одежонке? Ты думал, Сима и Лорма не могут любить и окружать счастьем и умиротворением любимых женщин? Какой же ты глупец!

Выпрямившись, Сорген закусил губу и кое-как выдавил из себя:

– Ах так! Это все слова, которые ты можешь сказать мне? «Замухрышка» и "грязнуля в обносках"?? Хорошо. Хорошо. Ты знаешь? Ты права, абсолютно права. Я был глупцом и слепцом, блуждавшим в каких-то своих дурацких фантазиях. И теперь, когда ты сказала мне о том, кто я такой на самом деле, я это ясно увидел.

– Ты… несчастный, заблудший мальчик! – прошептала Изуэль. – Сейчас мне даже почти что жаль тебя… несмотря на все то, что ты сделал.

Сорген тихо рассмеялся, опустив голову и качая ей из стороны в сторону.

– Судьба зло насмехается над тобой, колдун. Она ведет тебя прямиком в топки Вечногорящего мира. Ты станешь поленом, поддерживающим огонь злобы Трех Черных Демонов! – торжественно и тихо проговорила Изуэль. Сорген, словно впав в ступор, кивал вослед ее словам и твердил:

– Точно! Это точно.

– Для мира, для всего доброго и прекрасного, что в нем есть, ты уже потерян, и спасти больше ничего нельзя, – продолжала Изуэль. Сорген не замечал, что она стала медленно выходить из своего угла – шажок за шажком, и с каждым новым движением в глазах женщины разгорался дикий, безумный огонь. – Ради всех, кто остался еще жить, ради всех их надежд и счастья, ты должен быть остановлен!

На последнем шаге она запустила руку в свои растрепанные волосы и выудила оттуда длинную заколку – не меньше мизинца длиной. Сорген потерянно смотрел, как женщина сделал резкий замах, на мгновение застыла и, выдохнув еще раз "Должен быть остановлен!!", нанесла удар. Все так же бессознательно, колдун выставил перед собой левую руку и перехватил тонкое запястье, когда острие заколки уже коснулось куртки на груди. Изуэль вздрогнула, очнувшись от транса, в который вогнала себя размеренными фразами. Скривившись от страха и бессильной злобы, она взвыла:

– Демон! Ты отвратительный демон!!!

Если бы всю ненависть, горевшую в ее глаза, можно было выплеснуть наружу, то шатер и оба его обитателя превратились бы в пепел. Сорген заставил себя смотреть в эти заполненные яростью колодцы и видеть там, за черным пламенем гнева, конец своего жизненного пути. В этот момент он четко осознал, что пришел к самому краю пропасти, за которым колеблется только черная пустота. Ни стремлений, ни поводов, чтобы оставаться в живых. Он дошел до конца; теперь есть только одна возможность. Родиться заново. Снова попасть на начало дороги, которой он прошел один раз, но на этот раз пройти ее правильно. Прожить еще раз. Возродиться. Вернуться из мертвых. Но сначала нужно умереть, ведь без этого просто никак. Прыжок вперед в бездонную тьму – полет – и возвращение! Неважно, как он сможет вернуться, неважно, как сможет восстать из мертвых и получить в распоряжение новую жизнь. Тот, кто задумается над подобными вопросами, никогда не сможет шагнуть в пропасть. Так ведь, Призрак?

– Так ведь, Призрак? – повторил Сорген вслух. Воздев лицо, он попытался отыскать Призрака в полутьме над своей головой и, со счастливой улыбкой на губах, резко воткнул заколку в грудь, как раз между ребрами, в том месте, где билось сердце. Из-за резкой боли он не смог сдержать вскрика и, как в тисках, сжал хрупкую руку Изуэли, которую не выпускал из хватки. Кровь выступила из раны и мгновенно пропитала рубаху и шерстяной борт крутки, сбежала по заколке на запястье Изуэли и темными пятнами выступила на рукаве ее платья. Женщина тоже закричала и стала биться, пытаясь вырваться из сведенных смертельной судорогой пальцев Соргена. Как только она отпустила заколку, ей удалось выскользнуть и отпрыгнуть обратно в угол; в тот же момент колдун зашатался и стал заваливаться навзничь. Черный кровавый ручеек выбежал из уголка рта и зазмеился по подбородку. Затем самая последняя усмешка перекосила губы Соргена: он тяжело выдохнул через нос, выдувая капли крови, упал и закрыл глаза.

Он уже не видел и не слышал, как в шатер ворвались наемники во главе с Лимбулом, как они вопили и кривили лица в плаксивых гримасах, словно были не воинами, а испуганными бабами. Он не видел, как обезумевший от увиденного Термез одним яростным ударом срубил голову несчастной Изуэли, а потом стал пинать ее труп, изрыгающий потоки крови на матрас.

… И в тот самый момент, когда черные потоки смыли последнюю усмешку с лица мертвого Соргена, далеко-далеко от него в пространствах и измерениях родились три новые улыбки, довольные и зловещие. Черные Старцы в своей темной и жаркой норе молчаливо и удовлетворенно переглянулись. Один из них хищно потер руки, второй упер ладони в голые, жирные бока и гулко расхохотался, а третий – торжественно кивнул головой и прищурился. Для них все сложилось как нельзя лучше.