"Слепец" - читать интересную книгу автора (Борисенко Игорь Викторович)

15.

– А теперь поведай нам, как же ты ухитрился попасть в эту деревню? - под серым небом, изредка прорезаемом яркими голубыми полыньями, трое путешественников брели уже третий день, но только сейчас Слепец дошел до весьма интересовавшего их с Приставалой вопроса. Он шел во главе маленького отряда, мерно проламывая тяжелыми шагами твердую корку поверх съежившихся сугробов. Слепец не видел солнце, но он точно знал, что его тускло-золотые лучи пронзают воздух вблизи западной части горизонта. На севере затаилась на время темное пятно метели; в спины дул пронзительный, порывистый ветер.

Тройной след, дырявивший наст глубокими ямками с четко очерченными краями, тянулся вдаль и исчезал там, откуда дул этот злой ветер. Человек-мышь, которого звали Фило, плелся рядом с остальными двумя путешественниками с опущенными плечами и мукой на лице. Хотя у него не было совершенно никакой ноши, выглядел он намного более усталым, чем другие. Сквозь черную гримасу боли, то и дело искажавшую черты, мелькало вымученное веселье, внушающее только большую жалость к бедняге.

– Я пришел туда потому, что так рассудила судьба и Смотрящие Извне, - так начал Фило свой ответ на вопрос Слепца. Он тяжело вздохнул, но потом снова попытался улыбнуться. Улыбку почти сразу перекосило, и она уползла куда-то вбок, исчезнув за поднятым воротником. - Историю следует начинать издалека. Все в моей жизни начиналось далеко не так печально, как сейчас. Моя мать была горда, когда Клуммат, волшебник Хелброна, выбрал меня в свои ученики. Вы не бывали в Хелброне? Маленький городок, больше похожий на деревню, далеко на юго-восток отсюда. Так вот, мать моя была невообразимо рада. У нее много было детей, а мужа - ни одного, только старая мельница, которая потихоньку разваливалась. А Хелброн не из тех мест, где можно без труда устроить свою жизнь… Мамаша все-таки любила нас, хотя и не стеснялась при случае огреть плеткой. Так вот, меня, старшего, она сплавила колдуну. Думала, что я стану опорой, большим человеком, который поможет вырастить и вывести в люди остальных детишек.

Однако, Клуммат и не думал учить меня своим колдовским премудростям. Он, по правде сказать, колдун был никуда не годный, да к тому же еще и пьяница. Обязанности исполнял абы как, постоянно ошибался в чарах или вообще не мог их сотворить по причине сильного похмелья. Люди в городе начали роптать, и тогда Клуммат придумал хорошее решение для своей проблемы: он взял меня, отвез в другой город, Тайль, огромный и страшный. Там жил его знакомец, волшебник Илдо, они вместе когда-то начинали учениками у какого-то знаменитого колдуна. Илдо был прилежен и умен, а Клуммат - ленив и туп, потому один стал великим чародеем в большом городе, а второй - хозяином провинциального городишки. Однако, отношения почему-то сохранились. Этот Илдо за короткий срок сделал из меня того, кого вы теперь видите перед собой - канихура, оборотня. Правда, Клуммат очень торопился, а у Илдо не было подходящих компонентов для волшебной мази, и я стал оборотнем-мышонком.

Вот так, смешно и грустно. Старому пьянице было плевать. Он показывал меня крестьянам в начале трансформации, и этого хватало, чтобы испугать их на месяц, а то и на два. Потом ритуал устрашения повторялся, и снова, и снова. Матушка, узнав, кого из меня сделали, говорят, хотела утопиться в омуте рядом с нашей мельницей, но потом передумала. Взяла детей и уехала в неизвестном направлении. А мне куда было податься? С моим-то даром? Клуммат, надо сказать, меня берег, кормил да поил… Так и жил бы я до самой его смерти, но дернула меня нелегкая связаться с его дочерью! Тут и завершилась моя спокойная жизнь, ибо этой красивой стервочке папа прочил высокую судьбу. Хотел отдать ее за какого-нибудь могучего колдуна, чтобы старость свою обеспечить, а тут я… Ну, и окончилось все плачевно: дочка забрюхатила и побежала отцу жаловаться. Он, конечно, колдун никудышный, но в гневе, да от большой охоты мог такого со мной сделать, что я решил не ждать наказания. Был у Клуммата пузырек с эликсиром перемещений, которым он передо мной не раз по пьяной лавочке хвастался. Только вот, как пользоваться толком не объяснил. Схватил я его - и вылакал. Перед глазами помутнело все, словно я залпом крепкой браги выпил, а когда прояснилось, оказался я у подножья Светящейся горы, а рядом - деревня… Дальше вы знаете.

– Да уж, история грустная и поучительная, - подвел итог Слепец. - Значит, тебе надо идти подальше на север, на случай, если старый пьяница вздумает догонять?

– Угу…

– А я как раз на север иду. Ну, и Морин со мной тоже… пока.

– Что же ты, зовешь присоединиться к вам? - в голосе Фило послышались радость и недоверие сразу.

– Да вроде как ты итак присоединился, - усмехнулся Слепец, представляя себе легкий свет жизни на худом лице парнишки. Неужели он так не привык к радостям и добрым людям? - Только учти, путь мой лежит прямиком к Мездосу.

– Ух ты!! И не боишься? Говорят…

– Он съедает по утрам суп из мяса младенцев? Но я-то не младенец, чего мне бояться.

Фило стушевался и замолк. Наверняка, смотрит сейчас под ноги да хлопает ресницами. Длинные они у него, поди. Пользуясь паузой в разговоре, слово взял Приставала.

– Можешь поверить, Мышонок? Мой незрячий друг поперся в эти гиблые края по собственной воле, а вернее, от собственного упрямства! Уж как я ни уговаривал его обойти проклятые степи и эти мерзкие горящие клыки по югу - он никак не соглашался.

– Ну и правильно сделал! - вмешался Слепец. - Вон сколько времени сохранили, а сами до сих пор живы-здоровы!

– Чудом! Чудом! - назидательно воскликнул Приставала. Палец ведь к небу задирает, стервец, как служка Смотрящих Извне на проповеди. - Ну и, конечно, благодаря помощи нашего нового друга Мышонка.

– Должен признаться, что такой поступок слишком смел даже для здорового человека, - осторожно сказал Фило. Боится обидеть, понял Слепец. Не знает еще точно, как себя вести со мной…

– А он вообще такой уж весь из себя необычный! - снова воскликнул Приставала. - Утверждает, между прочим, что явился с того берега Реки!

– Не может быть! - Фило даже застыл на месте, а Морин смотрел на него покровительственно и улыбался, довольный произведенным эффектом. - Это невозможно.

– Вот и я говорю, - поддакнул Приставала. Подлец, ведь уже с таким жаром кричал, что верит! - беззлобно возмутился про себя Слепец. Наверное, просто, чтобы подстроить мне каверзу.

Следующие несколько тысяч шагов были заняты громкими восклицаниями, размахиваниями рук, короткими рассказами Слепца и недоверчивым восхищением Мышонка. Незаметно для самого себя, он перестал быть понурым каторжанином, бредущим на виселицу, и даже немного раскраснелся. Вырвавшись вперед, Фило повернулся к ним лицом и пошел спиной вперед.

– Это так необычно и потрясающе! Все-таки, я считаю себя немного просвещенным человеком, а не каким-нибудь темным крестьянином, поэтому могу осознать величие этого события. Человек из-за Реки! Сколько мудрецов ломали головы и писали толстый трактаты в попытках разработать принципы устройства заречья, а тут есть живой свидетель! - в порыве восхищенного ликования Фило взмахнул руками особенно сильно и вдруг рухнул в снег.

– Эй, чего ты так разгорячился? - хохотнул Приставала, но уже в следующее мгновение они со Слепцом тоже оказались лежащими в снегу, а вернее, скользящими по нему. Казалось, они попали на очень скользкий лед, но вместо того, чтобы барахтаться на одном месте, продолжали двигаться вперед, пока не уткнулись ногами в сидящего Фило. Тот непонимающе и испуганно озирался.

– Что такое? - досадливо пробормотал Приставала, потирая ушибленную задницу. Фило молча вскочил на ноги и помог подняться Слепцу.

– В самом деле, что случилось? - спросил тот, тщетно пытаясь понять это самостоятельно.

– Ничего не понимаю! - Фило вжал голову в плечи. - Там, где мы с вами волочились, теперь видна земля, словно мы прошли с лопатами! Три полосы черной, мокрой землицы.

– Ну да ладно, что тут голову ломать! - зло бросил Приставала. - Пошли себе дальше.

Он развернулся и намерился продолжить прерванный путь, и даже сделал первый шаг. Остальные уже собрались было следовать за Морином, однако Фило предупредительно схватил Слепца за полу куртки.

– Постой!

Теперь Слепец сам мог понять, что происходит. Сопящий Приставала усердно передвигал ноги, со скрипением перемалывал снег, но не сдвигался ни на ладонь. Через некоторое время он понял, что все попытки идти бессмысленны, тихо выругался и повернулся к компаньонам - испуганный, растерянный. Фило сделал шаг в обход, поскользнулся и снова оказался в снегу, причем на сей раз упал туда прямо лицом. В таком положении неизвестная сила оттолкнула его к остальным…

– Не понял!! - пробормотал он, отирая испачканное лицо.

– Чего уж тут не понять! - сказал Приставала дрожащим голосом. - Попались в ловушку, не иначе. Ну и жизнь, из огня - да в полымя!!

– Какая такая ловушка? - спросил Слепец, хмурясь. Из всех троих он меньше всего понимал происходящее, ибо сейчас внутреннее око ничем помочь не могло.

– Да, наверное, - уныло вздохнул Фило. - Точно. Это воронка, слыхал я про такие штуки: большущий круг, в котором земля под тяжестью человека двигается, и только в одном направлении - к центру. Всякий, кто попадает внутрь, ни за что не выберется, если не умеет летать или прыгать на длину десяти своих ростов. Вы можете?

– Нет, - жалобно признался Приставала.

– Я тоже. Было бы хоть дерево недалеко, попытались бы арканом за него зацепиться да вытянуться, но тут даже кустика нету поблизости. Так что…

Приставала всхлипнул и вдруг бросился бежать, но быстро поскользнулся и на брюхе вернулся на прежнее место.

– Мы тут и умрем? - закричал он с земли, подымая к попутчикам залепленное мокрым, грязным снегом лицо. Снова стал прежним, с жалостью подумал Слепец. Трудно его в этом винить, столько всего обрушилось на наши бедные головы за последние дни.

– Все зависит от хозяина этой ловушки, - задумчиво сказал Фило. - Для чего он ее тут поставил? Охотится на дичь для обеденного стола? Трудно рассчитывать на путников, таких как мы. Здесь если кто раз в десять лет проползет - и то хорошо.

– А твой Клуммат не мог сюда добраться?

– Не знаю. Вряд ли, он бы помчался к своему другу, Илдо, а для того подобные ловушки - не стоящее внимания баловство. Щелкнул бы пальцами - и я испарился, а возник уже там, у его ног, в цепях или веревках. Видно, Клуммат или крепко напился от горя, или просто подумал, что я сам по себе сдохну. А значит, это не он.

– Да о чем ты болтаешь?? - завопил Приставала. Вскочив на ноги, он принялся метаться в пределах, ограниченных ловушкой, постоянно поскальзываясь и разбрасывая вокруг себя комья черного от грязи снега. - Я же тебя спрашивал, сколько нам тут сидеть?? Как выйти? Как!!??

– У меня-то зачем это спрашивать, словно я эту ловушку ставил?? - возмутился Фило. - Сам подумай: погода снова к теплу повернула, так что бросать пойманную дичь в ловушке - это значит получить гнилой труп. Если, конечно, хозяин хочет получить дичь, а не убить прохожих. Может, мы в какие запретные земли шли? Тогда точно, сдохнем тут и никто про нас не вспомнит еще тысячу лет.

Приставала взвыл и сел на землю, на сей раз по собственной воле. Фило с понурой головой стоял рядом, а Слепец скреб указательным крючком правой руки свою бороду и ждал спасительной мысли. Она не замедлила появиться.

– Послушай, Фило! - жизнерадостно начал он, чем изрядно удивил удрученных товарищей. В такой-то момент говорит чуть ли не с радостью в голосе? - А мышь тоже потянет обратно?

– Какую мышь? - не понял Фило. Зато Приставала все понял еще даже раньше, чем Слепец договорил последнее слово. Вскочив с земли, Морин вцепился что было сил в подрезанный тулуп Мышонка и затряс его из стороны в сторону.

– Да-да!! Как же мы сразу не додумались??! Превращайся скорее!

– Ах вон вы чего? - в отличие от остальных, на лице Фило не появилось радости. Он ведь до сих пор еще толком не отошел от прежнего превращения, отнявшего столько сил, и теперь от него требовалось новое… Однако, другого выхода не было… Мышонок снял шапку и застыл, напряженно нахмурившись. Слепец и Приставала посторонились, насколько им позволила это ловушка, сразу почувствовав, как от их товарища в стороны начал расходиться теплый воздух. В бледно-фиолетовом свете, которым представлялся Слепцу Фило, он "видел" все происходящие с оборотнем перемены в малейших подробностях. Худощавое лицо стало темнеть от полезших наружу густых волос, черты расплывались. Макушка растаяла, словно кусок воска в костре, зато шея непомерно растолстела и вскоре совсем исчезла, сливаясь с сжавшимися по ширине плечами. Полы тулупа сами собой втянулись в тело, которое поглощало внутри себя руки и ноги, оставляя снаружи только короткие лапки со сросшимися розовыми пальчиками. Между ног зазмеился голый, узкий и заостренный хвост, густая, ровная шерсть незаметно для глаза покрыла все тело новоявленного зверя. Голова уже тоже не имела с человеческой ничего общего: челюсти вытянулись вперед, выбрасывая по сторонам подвижные усики, нос стал черной блестящей сливой с расставленными в разные стороны ноздрями. Глаза смотрели из шерсти, как две огромные гладкие гальки темно-коричневого цвета, уши сильно смахивали на приставленные к голове ладони, которые неизвестный шутник сложил лодочками.

Трансформация заняла совсем немного времени. Не успели Слепец и Морин вздохнуть по десять раз, а перед ними стояла на задних лапах чудовищных размеров мышь, пышущая жаром и неприятно пахнущая. Еще через мгновение она встала на четыре конечности и с хлопком уменьшилась до обычного - для мышей, конечно - размера. Порывы ветра разметали по сторонам теплый воздух и запах, так что теперь никто не мог бы поверить в происходившие здесь чудеса. Даже Приставала, и тот потряс головой, чтобы восстановить ясность мышления. Однако, мышь бегала у него под ногами, реальная и очень шустрая. Несколько раз пискнув, она помчалась прочь из ловушки, ловко огибая вывороченные наружу комья земли и громадные, по ее понятиям, груды снега. За границами рокового круга, которые отмечало начало трех следов скользивших там человеческих тел, мышь скользнула в сугроб и пропала. Пуфф!! - зашипел снег. Вверх, к серому небу поползли клубы пара, а из сугроба, разваливавшегося на части, поднялась бесформенная черная фигура…

Приняв человеческий облик, Фило рухнул прямо в грязь и некоторое время лежал там неподвижно и не отвечая на вопросы встревоженных товарищей. Наконец, он подал голос.

– Ох, как мне плохо!! Не знаю, смогу ли я вытянуть из ловушки даже ваши сумки, не говоря о чем-то более тяжелом…

Слепец быстро ткнул в бок Приставале, уже открывшему было рот для обиженного вопля, и закричал сам:

– Ничего, Мышонок! Набирайся сил, пока нам торопиться некуда. Сейчас я кину тебе свой мешок, найди там еды и пожуй. Потом отдохни, как следует.

– Дурак ты! - прошипел Приставала. - Мы же ведь этого парнишку знаем всего три дня! А если он заберет твой мешочек - и был таков!?

– Это ты дурак, - беззлобно ответил Слепец. - Он нам два раза жизнь спас, а ты до сих пор подозреваешь подвохи! А в данный момент он, кстати, пытается тебя спасти в третий раз.

Кажется, Приставале стало стыдно, потому что он отвернулся от Слепца и совсем уж тихо прошептал:

– И вообще, мы тут уже замерзнем скоро…

– А я вот сейчас начну тебя по кругу пинками гонять, чтобы думал в следующий раз, прежде чем обвинять голословно, - ответил Слепец. Сняв с плеч мешок, он некоторое время примеривался, как бы его половчее бросить, но потом передумал и заставил кидать Морина. Фило дополз до упавшего мешка, раскрыл его и что-то недолго жевал. Потом он полежал на земле еще с полчаса, а Слепец в это время тычками не давал Приставале стоять на месте - ветер дул холодный, и застыть можно было запросто, тут Морин был прав.

Наконец Мышонок поднялся на ноги. Вид у него, даже с расстояния в полтора десятка шагов, был достаточно плачевный.

– Раздевайся! - воскликнул Слепец, и сам стал скидывать одежду, нещадно при этом цепляясь крючьями за густой мех. Приставала громко ворчал, но повеление выполнял. Мало того, что тащить через ловушку лишний груз было совсем ни к чему, имевшаяся у Слепца веревка оказалась слишком короткой. Пришлось бросать Фило куртки и рубахи, с завернутыми в них для тяжести сапогами. Мышонок связывал предметы одежды между собой, пока в конце концов нужная длина не была достигнута. Привязав к концу импровизированной веревки сапог, он бросил его к застрявшим в ловушке попутчикам. Увы, упал он слишком далеко. Пришлось тратить силы на сматывание веревки, на новый бросок, тоже вышедший неудачным… Только с третьего раза Мышонок попал под ноги Слепцу.

Первым делом Фило стал вытягивать Приставалу. Оставшийся в одних лишь серых, полотняных подштанниках Морин вцепился в веревку мертвой хваткой. Последовала долгая, изматывающая схватка: человек тащил другого человека в одну сторону, коварная ловушка пыталась унести его в другую. Постепенно, шаг за шагом, шатающийся от усталости Фило отходил прочь. Один раз он едва не упал, выпустив веревку, отчего Приставалу оттащило обратно на несколько шагов. Скорее всего, при этом он ободрал свое пузо, да еще и затаил обиду на Мышонка - дескать, нарочно отпустил. Однако, Фило снова ухватил веревку и наконец, к великой радости их обоих, Приставала встал на недвижную поверхность.

Потом Мышонок отдыхал, а Морин выволакивал наружу связку вещей. Чтобы выудить Слепца, пришлось сделать петлю, ведь он не мог ухватиться как следует, и обвязать себя вокруг талии тоже не мог. Из-за недостаточной длины веревки петля вышла чересчур маленькой: надевать ее пришлось на голень. Как попавший в силок заяц, Слепец проехал длинную дорогу до края ловушки головой назад… Когда он, грязный с головы до ног и дрожащий от холода, встал на ноги, Фило радостно сжал его плечо - и тут же, качнувшись, повалился наземь. Слепцу не нужны были глаза, чтобы представить, как он выглядит: смертельно бледен, под глазами черные мешки, скулы заострились. Мышонок тяжело дышал и дрожал всем своим нездорово горячим телом. Да, новое превращение не прошло для него даром…

Через несколько часов, проведенных в чистом поле, вернее, в чистой степи, где единственная выпуклость - несказанно далекий и маленький бугорок ближайшей Светящейся Горы, Фило неуверенно заявил, что может идти дальше. Все это время Слепец и Приставала были заняты тем, что по очереди бегали кругами вокруг разбитого лагеря, а потом залазили под ворох наваленной поверх Мышонка одежды, грели его неподвижное тело. Устали они при этом чуть ли не так же, как несчастный оборотень. Чтобы не свалиться наземь без всяких сил, пришлось почти подчистую уничтожить запасы пищи. Фило, очнувшись от обморока, тоже изъявил желание поесть, и сделал это с большим аппетитом. В результате, когда они снова были готовы продолжать путь, оказалось, что еды едва ли хватит на следующий день…

Теперь маленький отряд передвигался с большой осторожностью. Фило, так как он был самым маленьким и легким, шел впереди с веревкой, а Слепец и Приставала брели позади него в двух десятках шагов. Однако, как это всегда бывает, напастей больше не случилось. Приставала не преминул заметить этот факт, с уверенностью заявив, что если б они не приняли мер предосторожности, угодили бы в ловушку еще разок-другой. Можно было подумать, он был недоволен!

В тот день до захода солнца они прошли весьма небольшое расстояние, так как Фило надолго не хватило, да и остальные тоже вымотались порядком. Устроившись на ночлег одной тесной кучкой, они скудно поужинали (причем Мышонку, не сговариваясь, отдали каждый по полкуска лепешки. Тот пытался было отказаться, но потом признал со вздохом, что без этого и завтра вряд ли сможет нормально идти).

На небе еще блуждали слабые отсветы вечерней зари, расплывавшиеся по облакам, из звезд загорелись лишь самые яркие, а трое путешественников уже устроились под грубым одеялом из козьей шерсти, а также ворохом курток и тулупов. Несмотря на усталость, никто не мог уснуть сразу. Стоило одному начать поворачиваться с боку на бок - он тревожил остальных. Фило несколько раз надолго закашливался, пугая остальных надсадным хрипом в груди.

– Не спится, - высказал очевидную мысль Слепец.

– Ага, - мгновенно ответил Приставала. Мышонок промолчал, хотя тоже не спал - он вообще после первого своего рассказа предпочитал слушать беседу, а не участвовать в ней.

– Вот скажи Морин, ты ведь жил далеко на юге?

– Ну… достаточно. Хотя до Края Мира от нашего Коррознозда ой как далеко!

– И все же. Значит, ты можешь сравнить - что хуже, а что лучше, жара или холод.

– Тут я даже думать не стану! - Приставала протяжно вздохнул. - Холод, по-моему, это всегда только смерть.

– От жары тоже сдохнуть можно, - подал голос Фило. - Куда бы мы сейчас делись, будь вокруг та же степь, а над головой ни единого облачка и горячее июльское солнце?

– Ты что, знаешь больше меня? Бывал у нас на юге? От солнца спасение простое: носи с собой раздвижные шесты, да тент поплотнее. Ну, и воды конечно. Днем лежишь себе под навесом, иногда полоскаешь горло водой, но не пьешь ее, а выплевываешь обратно в бутыль, и крышкой закупориваешь. Раз в час - глоток можно выпить. Так долго можно протянуть, даже в самом сердце пустыни. Ночью идешь себе по звездам… А здесь, посреди зимы, каким навесом можно отгородиться от холода? На многие тысячи шагов вокруг ни единого деревца для костра! И еще учти, что сейчас не холод, так, баловство. Я ведь давно тут живу, знаю, какие бывают зимы.

– В сугробе можно спрятаться и не замерзнуть, в любой мороз, - пробормотал Фило, засыпая. - И так же, как ты воду попиваешь в пустыне, можно настоечкой лечебной… согреваться иногда…

Раздалось тихое сопение, а потом и храп - Мышонок уснул. Все же, ему сегодня досталось больше остальных. Однако Приставала этого словно не заметил, продолжал тихонько бубнить.

– Настоечкой погреться! Научился, видно, у своего колдуна за воротник заливать. Так согреешься до того, что уснешь в том сугробе вечным сном. Нет, меня никто не переубедит: жара лучше холода раз во сто! Жара у меня в мозгу сладкие видения вызывает… Полураздетые красавицы, легкая, освежающая водяная пыль, которую ветерок несет от бьющих фонтанов. Благословенная тень у стены, где стоят столики и подают охлажденное виноградное вино… А здесь, в этом болотно-лесном краю с его холодами, откуда взять тот прекрасный искрящийся напиток, веселящий одним своим видом? Грубые скоты, они лакают вместо него разную бурду, которую некоторые святотатцы осмеливаются тоже называть вином! Оно-то не веселит, оно мозги набекрень сворачивает. А неотесанной деревенщине только того и надо, она никогда не сможет понять, как это так - смаковать алкогольный напиток, чтобы почувствовать его божественный аромат! В их куцых мозгах одна мысль: как бы быстрее замутить свой разум, подраться, выблевать всю закуску и уснуть с чувством выполненного долга!

По мере произнесения речи Приставала говорил все громче и громче, пока Слепец наконец не ткнул его в бок.

– Ладно, уймись, я ведь только про жару спрашивал, а не просил пропеть оду вину.

– Что ты знаешь о вине и одах?? - сварливо, но уже тише спросил Приставала.

– Достаточно. Хотя и не знаток, как ты.

– Вот и помалкивай.

– Ты тоже. Давай спать. Только знаешь что мне пришло в голову: раз здесь посреди голой степи ловушки стоят неизвестно на кого, значит, могут бродить и хозяева тех ловушек? Кто ведает, какие они из себя, какие у них повадки? Короче, надо караул нести. Будем по очереди, а Фило пускай спит.

– С чего это?

– Поздно сейчас уже рассказывать очевидное такой дубине, как ты. Напомни завтра утром, я тебе растолкую. Я гляжу, ты болтаешь без умолку и сна ни в одном глазу. Будешь первым караулить?

– Нет уж, не буду.

– Тогда спи быстрее. Я тебя поближе к утру разбужу.

Приставала резко отвернулся и обиженно дернул на себя одеяло. Несмотря ни на какие обиды, вскоре его храп присоединился к храпу Мышонка. Слепец лежал, уставив незрячие глаза в темное небо, которое вновь заволокло тучами. Он не видел, он знал: ни одна звезда не светит им сверху. В кромешной тьме на землю, кружась, падали редкие маленькие снежинки.

Утром хорошо выспавшийся Фило был полностью готов к пути, а вот его попутчики выглядели изрядно не выспавшимися. Морин брюзжал и ругался из-за всякой чепухи. От него досталось и погоде, и предстоящей дороге, и товарищам (больше всего - добродушно молчащему Фило).

Они двинули в ту же самую сторону, откуда по небу начал свой путь размазанный по мутной, но тонкой пелене облачности солнечный круг. В его окрестностях из сплошного серого покрова проступали зловещие очертания - то огромная волчья голова, то крылатое чудовище с длинной шеей, то гигантская кривая сабля. Все, даже Слепец непрестанно обращали внимание на эти причудливые облачные фигуры, и никто не заметил появившуюся у самого горизонта точку. Если бы кто-то из двоих зрячих обернулся, он сразу разглядел бы ее на фоне серого однообразия на земле и в небе.

Приставала, как это зачастую с ним случалось, был всем и вся недоволен, отчего светился впереди ядовито-желтым, желчным светом. Фило, равнодушно бредущий рядом, казался еле различимым во тьме серым пятном, изредка озаряемым вспышкой, когда он видел в небе наиболее причудливое облако. Небо ни с того, ни с сего стало представляться Слепцу ровной белой поверхностью, на которой прорисовывались загадочные силуэты. Ради интереса он пару раз вслух описал то, что видел, и убедился: в точности такая же картина предстает перед глазами его товарищей. Вот, еще одна загадка внутреннего ока, еще одно применение, правда, совершенно бесполезное. Зачем ему облака? Любоваться прекрасными закатами и потрясающими рассветами? Ну что ж, не самая плохая штука. Улыбнувшись сам себе, Слепец отвлекся от созерцания такого странного неба и немедленно встрепенулся, ибо заметил позади себя еще одно, крошечное сияющее пятно. Поначалу он решил, что таким образом в его призрачный мир вторгается Светящаяся Гора, но тут же понял - не она. Пятно медленно двигалось… И, вернее сказать, там было целых два пятнышка! Слепец сосредоточился на них и вдруг его будто бы рывком приблизили к загадочным пятнам, хотя тело оставалось на месте и даже шло в противоположную сторону! Опять новое умение! Слепец порадовался бы, поудивлялся, да некогда было. Сосредоточившись, он пытался определить, что же такое "разглядело" его внутреннее око?

Такого видеть ему еще не приходилось: одно пятно, бледно-зеленое, вытянутое, подпрыгивало верхом на другом, красным. Разноцветные кляксы становились все четче, приобретали знакомые формы… Флегматичное, равнодушное зеленое пятно стал походить на человека, а красное - на стремительное и гибкое животное большого размера. Достаточно злое и нетерпеливое.

– К нам гости! - негромко сказал Слепец, не замедляя шага. Приставала обернулся и воскликнул:

– Ого! Вот это кошка!

Да, вот на кого похоже красное пятно! Трудно было представить себе кошечку такого размера, поэтому Слепец и затруднялся определить вид. Теперь видения обрели четкость

– Где кошка? - нервно спросил Фило. Видно, он был немного близорук и не мог разглядеть визитеров издалека. - Я не люблю кошек!

– Да уж, такую киску не полюбит никто, потому что размером она с корову. Для нее каждый человек - что мышка! - мрачно заявил Приставала. Похоже, в нем зародились нехорошие предчувствия по поводу предстоящей встречи. - Правда, на спине у нее сидит некто в развевающемся плаще, вот только нам с этого польза, или убыток?

Тем временем преследователи подобрались уже совсем близко. Снег оглушительно хрустел в такт тяжелым прыжкам гигантской кошки, двигавшейся без единого слышимого вздоха. Путешественники, как по команде, остановились.

Кошка дымчато-серой масти, с прищуренными желтыми глазищами, одним мощным прыжком перемахнула через головы настигнутых людей, гибко и элегантно развернулась и приникла к земле. Человек, с ног до головы одетый в светло-желтую кожу - от щегольских сапог с загнутыми носами до отороченной мехом шапочки и тяжелого плаща с хитроумным орнаментом - не спеша перекинул ногу через хребет скакуна и с противным скрипом придавил снег подошвами. Дунувший ему в спину ветер облепил плащ вокруг крепко сбитого тела и перебросил из-за спины жидкие пряди седых волос. Человек лениво взмахнул рукой над своим плечом, будто прогоняя надоедливого собеседника, и ветер тут же стих. Где-то в стороне он продолжал свистеть в малейших неровностях наста, а вокруг людей воцарился полный штиль. Незнакомец наморщил высокий лоб и приподнял голову, чтобы разглядеть путешественников из-под густых бровей. Его горбатый нос и длинный, тяжелый подбородок нацелились на стоявшего впереди остальных Приставалу.

– Ага, - сказал человек, оглядев каждого неспешным, пристальным взглядом. - Значит, это вы сбежали из моей ловушки?

– Как ты нас нашел? - с удивлением и легким страхом спросил Приставала. Незнакомец усмехнулся, презрительно, одним только краешком рта.

– В этом не было никакой сложности, и даже прибегать к волшебству не пришлось. Вы, трое, оставили за собой столь ясно видимые следы, а снег ночью прошел очень небольшой. Так что даже я без труда видел, куда вы пошли и сколько вас, а уж Клотка и подавно…

– Зачем ты поставил ловушки, зачем мешаешь людям идти своей дорогой? - Слепец прервал неторопливую речь незнакомца довольно резко и сердито. Казалось, человек в желтом наряде не обратил на его грубость никакого внимания.

– Странный он какой-то, - неуверенно пробормотал Фило. - Пойдем, что ли?

Он шагнул в сторону, пытаясь обойти незнакомца, однако гигантская кошка тут же приподнялась и беззвучно обнажила клыки. Ее морда со ставшими круглыми глазами, встопорщившимися седыми усами и торчащими треугольными ушами выражала неприкрытую агрессивность.

– Пожалуйста, тише! - поморщился незнакомец. - Я пытаюсь сообразить, как довезти вас до моего дворца.

– Зачем это? - робко спросил Приставала. - Хотите пригласить нас в гости?

– Можно сказать и так, - снова зловеще усмехнулся человек в коже. - На обед, хех. Мы с Клоткой давно уже не ели нормального мяса… Кроме того, мне непременно нужна попона, которая гармонировала бы с моим изысканным нарядом.

Он элегантно взмахнул рукой, поднимая и отпуская полу плаща. Путешественники пораженно молчали.

– То есть… - срывающимся голосом выговорил наконец Приставала. - Нас он сожрет, а шкуры выделает и положит на хребет своей киске?

Слепец узнал об этом немного раньше остальных, но поразился своему открытию не меньше. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что один человек запросто может съесть плоть другого! Ладно, Уроды, они настолько отличаются от привычных людей, так что в их случае легче. Но здесь! Совершенно нормальный с виду человек… Очевидно, уродство скрыто у него внутри, в строении его разума.

Неясные, как далекое бормотание пьяницы, мысли вползли в голову Слепца почти сразу, как только человек на кошке приблизился к ним вплотную. Он пытался разобраться в мутном потоке мыслей и их обрывков, но смог только определить некий чувственный фон - удовлетворенность незнакомца смешивалась с легким раздражением. Понемногу Слепец стал понимать, о чем конкретно размышляет человек в желтой коже. Он узнал, что их пока еще полные жизни тела в представлении седого людоеда стали мертвыми тушами, которые он распределил так: того, что потолще и повыше, в драном полушубке, на ужин, а остальных, тощих, на потом. Проблема с доставкой тоже была решена. Будущим мертвым тушкам следовало дать немного повышающего силы волшебного порошка, привязать к Клотке и заставить бежать следом за ней до самого дворца…

Исследуя таким образом незнакомца, Слепец постепенно обнаружил и еще один поток неясных мыслей (странным образом, разумы обоих спутников никоим образом не мешали ему заниматься этим трудным делом - словно их вообще не существовало). Судя по всему, Клотка тоже имела некое подобие разума, очень примитивного, действующего короткими импульсами. "Скоро. Еда. Много. Вкусно. Скоро". Слепец сосредоточился на этом потоке, представляя себе сплюснутую голову с торчащими треугольными ушами и прищуренными глазами. Кошка лежала, приникнув к земле и положив морду на вытянутые вперед передние лапы. Длинный хвост нетерпеливо трепетал, остукивая кончиком грязные сугробы.

– Эй! Что же нам делать? - зашептал Приставала, отвлекая Слепца от его занятия. - Этот гад развязывает какой-то мешочек!

Что делать? - мысленно повторил Слепец. В голову ему мгновенно пришла безумная идея, и он быстро взялся за дело, пока сомнения не помешали. Кошка! - подумал он, стараясь направлять эти беззвучные слова только ей одной. Кажется, большая красная голова, мерцающая в темноте, встрепенулась и оторвалась от лап. Слепец представил, как вынимает огромный меч и отрубает кошке голову, которая катится в сторону и исчезает. Это видение он тоже постарался "показать" Клотке. Следом отправилась новая порция: сильная, рвущая плоть боль в шее и туман, заволакивающий разум зверя пеленой смерти. Кошка жалобно мяукнула, выгнула спину дугой и отпрыгнула в сторону. Прижимая уши к голове, стелясь у самой земли, она поползла прочь. Незнакомец - бледно-зеленый столб с неясными контурами - обернулся и удивленно воскликнул:

– Клотка! Что случилось?

– Мясо. Ешь. Теплое, вкусное. Много. Ешь. Не ешь - смерть. Боль. Темнота, - старательно, очень медленно "передал" кошке Слепец. Он, как мог, старался создать картину пожирания Клоткой собственного хозяина, и, кажется, преуспел. Красная фигура вспыхнула ярким багровым пламенем злобы, переходящим в алое сияние голода. Кошка раскрыла пасть и безмолвно прыгнула на оторопевшего человека в желтой коже. Он успел только поднять руки, защищаясь от приближающегося разинутого зева, но что такое слабые человеческие конечности перед напором огромного хищника? Кошка повернула голову левым ухом к земле, ухватила клыками тело хозяина и с легкостью перекусила его пополам. Незнакомец не успел даже вскрикнуть - за него это сделали хором Приставала и Мышонок. Кровь брызнула во все стороны, прожигая сугробы, мешаясь с грязью, пачкая людей. Слепец равнодушно стоял, так как раньше куртка и штаны уже не раз были испачканы, что им десяток новых капель? Так же равнодушно он слушал хруст разгрызаемых костей и сочные шлепки выпадающих на снег внутренностей. Людоеда жалко не было, ни капельки. Помогая себе лапой, Клотка разодрала труп хозяина на несколько больших кусков и жадно проглотила их, урча и бросая подозрительные взгляды на окружающих ее людей. Впрочем, Морин и Фило быстро не выдержали жуткого зрелища, повернулись и побежали прочь. Слепец остался рядом с кошкой один, его зрелище пожираемого человеческого тела не пугало - ведь он не видел его. Он был занят, непрерывно обрабатывая Клотку мыслями о дружбе и любви, которые она должна отныне испытывать к новому повелителю. "Тепло. Хорошо. Сытно. Хороший. Накормил. Добрый. Друг." Однако, занятая пищей, кошка стала невосприимчивой к внушению - по крайней мере, не реагировала на него так молниеносно, как вначале. Она буквально переливалась разноцветными огнями. Оттенки красного постепенно сходили на нет, уступая место голубоватым тонам спокойствия, сытости и благодушия. Вскоре кошка покончила с едой, брезгливо задирая лапы отошла далеко в сторону от места пиршества. Можно подумать, ей тоже не нравилась кровь и валяющиеся тут и там куски плоти! Усевшись на задние лапы, Клотка принялась тщательно вылизывать лапы и умывать морду. Теперь упорное внушение быстро достигло цели. Зверь принялся излучать яркий золотистый свет счастья, иногда покрываясь серебряными пятнами: она немного робела. Слепец смело подошел к страшному хищнику вплотную и погладил тыльной стороной ладони морду, от усов к уху, как это больше всего любит каждая кошка. Клотка оглушительно заурчала, осторожно улеглась у ног человека и думать забыла об умывании. "Хорошо. Друг. Слушайся. Приятно." - неторопливо посылал ей Слепец. Он представил, как нежно щекочет крючьями брюшко маленькой Клотке. Кошка мурлыкнула и с готовностью перекатилась на спину. Слепец едва успел отпрыгнуть, чтобы не оказаться придавленным мощным боком. Он немного пощекотал кошкино пузо, как и обещал в мыслях, а потом немного отвлекся, пытаясь определить, где сейчас его дружки и что поделывают. Клотка немедленно вскочила на ноги и стала тереться о грудь огромной мордой, да так рьяно, что едва не свалила новоиспеченного повелителя с ног! Слепец мягко, но твердо отпихнул ее в сторону.

– Эй, парни! - закричал он притаившимся вдалеке попутчикам. - Идите сюда, пора нам двигать дальше. Садитесь на нашего нового скакуна!

Кошка послушно прижалась брюхом к снегу, однако, ждать ей пришлось долго, потому что Морин и Фило никак не соглашались приблизится к ней.

– Не знаю, чем ты ее купил, - бормотал Приставала. - А вот меня, стоит мне подойти поближе, она сожрет так же ловко, как того злодея!

Фило вообще боялся кошку до такой степени, что бледнел при одном взгляде в ее сторону. Оно и понятно: все-таки, Мышонком его звали не просто так. Однако постепенно Слепец смог уговорить обоих, налегая при этом на один неоспоримый факт: Клотка только что хорошо поела, поэтому вряд ли в ближайшее время захочет думать о еде. Наконец, со стонами и воплями о нехороших предчувствиях, обоих трусов удалось заставить взобраться на подрагивающую от нетерпения кошку. Мощно распрямив лапы, отчего седоки едва не свалились вниз, Клотка сделала первый прыжок…

Скакать на спине гигантской кошки оказалось делом весьма и весьма непростым. Мало того, что спина выгибалась и ходила ходуном, а вместо седла и узды к услугам седоков была только длинная шерсть, им еще приходилось сидеть в жуткой тесноте. Клотка, конечно, была очень большим животным, но сразу трое человек на спине - такое даже коню не под силу! К счастью, кошка оказалось существом гораздо более сильным и выносливым, чем лошадь. Поначалу она даже пыталась передвигаться огромными прыжками, но Слепец быстро понял, что так кто-нибудь из них обязательно свалится вниз, и не раз. Он велел кошке двигаться быстрым шагом. Так вышло гораздо медленнее, да к тому же ужасно тряско, но зато держаться на спине стало намного проще.

Несколько часов прошли, как кошмарный сон. Слепец, сидевший первым, жутко устал, так как ему приходилось держаться, главным образом, ногами - крюками шерсть не больно-то захватишь. Приставала, стонущий и периодически порывающийся блевать, предпочел ухватиться за талию впереди сидящего, а не за шерсть. Только Фило притаился где-то сзади, ну совсем как мышка, и за всю дорогу не издал ни звука. Наверное, очень сильно хотел, чтобы о нем все забыли - и особенно кошка.

Сумерки растянулись надолго, так как свет зашедшего солнца еще долго разливался по перистым облакам, которые разукрасили своими длинными мазками все небо. В черной тени, укрывавшей горизонт, появилась странная белая полоска, будто там полыхал яркий, страшно длинный костер. Едва Приставала увидел это, он забыл о собственно тошноте и заорал так, что Клотка испуганно прижала уши к голове.

– Тракт!!! - все разом встрепенулись, стараясь сидеть бодрее, ибо мучительная поездка подходила к концу. Слепец пытался представить себе, на что же похож этот загадочный Тракт, но кроме полосы тянувшегося из стороны в сторону белесого сияния, очень смахивающего на банальную оштукатуренную стену, ничего не привиделось.

В скором времени измученные путешественники сползли с кошачьей спины наземь, и принялись охать. Ноги у все затекли, задницы превратились в мозоли, спины скрючило, а головы водили хороводы сами с собой. Слепец нашел в себе силы заняться Клоткой, послушно ждущей рядом. Она ведь потратила столько сил, доставляя их сюда, наверное, проголодалась. Оставлять ее рядом уже опасно.

"Свобода. Снег. Охота. Далеко отсюда. Беги!!" - приказал Слепец. Кошка мяукнула, отбежала немного в сторону, потом обернулась. "Иди!!" повторил человек. Клотка мяукнула еще пару раз и засеменила прочь. Через некоторое время она перешла на большие прыжки, и скоро растворилась в густеющих сумерках.

Тем временем Мышонок и Приставала слегка оклемались. Жалобы, непрерывным потоком лившиеся из последнего, иссякли, и теперь он только изредка протяжно охал. Мышонок невозмутимо стоял, разглядывая попутчиков и улыбаясь. Наверное, он был счастлив, когда увидел, как страшная кошка наконец уходит.

– Идемте, - устало сказал Слепец. Так как Тракт отчего-то виделся ему стеной, он махнул рукой, чтобы кто-то шел перед ним. Фило с готовностью стал головным, и через пару мгновений просто растворился в белесой стене. Приставала без раздумий последовал за ним, и Слепец тоже двинулся вперед. Стена растаяла, стоило подойти ближе, просто исчезла, оставив только шипение. Некоторое время ощущения Слепца были очень странными: казалось он стоит в густом тумане, в котором окружающий мир растворился без остатка. Однако, стоило сосредоточиться, прежний мир, окрашенный невообразимыми красками, вернулся на место. Белая, ровнехонькая степь, редкие зеленоватые деревца и черная дорога прямо перед носом. Слепец стоял на самом ее краю, внутри неосязаемой преграды, накрывшей Тракт со всех сторон. С другой стороны от обочины дороги до края защитной пленки было несколько шагов, и там нашлось место для травы и даже жиденькой шеренги небольших буков, как ни в чем ни бывало, шелестевших зеленой листвой! Да, в тоннеле, который образовывала вокруг Тракта волшебная пленка, царило настоящее лето! Легкий ветерок, дувший строго вдоль дороги, показался наряженным в шубы путешественникам дыханием кузнечного горна. Вокруг трещали ночные цикады, мягкая, как шерсть молодого ягненка, трава призывала сесть и отдохнуть. Так они и сделали.

Расположившись у дерева, они разложили на куске кожи два небольших куска вяленой говядины и три лепешки - все, что у них осталось. Снег, зачерпнутый за преградой, в сугробе, с шипением таял в котелке, небольшой костер весело трещал, наполняя души тихим счастьем. Позади страшная голая степь, ледяной ветер, позади угроза диких земель, населенных негостеприимными существами. Только одно беспокоило Слепца, хотя и не так сильно.

– Что мы будем есть завтра? - пробормотал он. - На этой вашей замечательно дороге встречаются города?

– Я в этих местах по ней не ходил, - ответил Приставала, зевая и почесываясь. - Вот у нас, на юге, у Тракта вообще ни одного нету. Города ведь - они штуки древние, стоящие испокон веку. А дорожку эту проклятый Мездос всего-то сотни три лет назад сделал. Так что, может какая деревенька попадется, хотя сомнительно. Крестьяне - народ глупый, но не настолько, чтобы к Тракту лепиться.

– А чего в нем такого страшного? - удивился Слепец. - По-моему, так очень удобная и приятная штука. Посреди зимы - лето, посреди степи - дрова и отдых.

– Да разное говорят про Тракт этот. Что люди на нем пропадают, а то и целые караваны, - неуверенно сказал Морин. Помешав остатки снега, плавающие в котелке, он добавил таинственно: - Тут, сказывают, чудища разные обретаются. Для того мол и дорога построена, чтобы их кормить. Чудища, само собой, на службе проклятого Мездоса состоят, кого сожрут - все его имение тащат в Замок-Гору, так-то. И вообще, ты этот Тракт не хвали. Все знают, для чего он строен. Уж не для того, чтобы нам с тобой путешествовать легко было…

– А для чего же?

– Ловушка это. Вон как удобно, да хорошо! К чему бы Мездосу такой подарок делать всем подряд, он ведь сколько сил да золота разного на нее потратил! Неспроста, это и валуну понятно. Чтобы люди сюда шли, а тут их…

– Да что? Ты постоянно рассказываешь о слухах, изрекаешь туманные угрозы, но ничего конкретного так и не сказал! - вспылил Слепец. - Сколько можно пугать байками!

– Ты не знаешь ничего, - пробормотал Приставала. - Люди зря не говорят, да и сам я не дурак, в бескорыстие не верю.

– Дурень ты!

После этого Морин обиженно затих. Фило на некоторое время покидал их, а когда вернулся, всунул в крючья Слепцу нечто твердое и округлое. Тот непонимающе поднял голову, провожая Мышонка поворотом головы.

– Попробуй, откуси! - посоветовал Фило, шумно устраиваясь у костра. Слепец тщательно ощупал попавший ему в руки предмет: судя по всему, он походил на яблоко, только кожура на ощупь казалась шелковистой и нежной.

– Похоже на хлеб в сладком вине! - воскликнул Слепец, откусив и прожевав кусок. - Вкусно!

– Растут тут, промеж буками, на небольших деревцах, - просветил его Фило. - А ты, Морин, почему не ешь?

– Вот еще! - буркнул Приставала. - Не буду я их есть, они ведь тоже Мездосом созданы! Добра не жди. Даже если сразу дуба не дашь, потом обязательно что-нибудь гадостное приключится.

– Как хочешь, дурная голова, - усмехнулся Слепец в перерывах между пережевыванием странного плода.

– Тут еще орех растет, по полкулака каждая орешина! - похвастался Фило. - От голода не помрем…

Он бросил быстрый взгляд на мрачного Морина. Тот с решимостью взял себе больший из кусков мяса и принялся жадно его грызть. Не столь боязливые, как он, товарищи с удовольствием скушали по три сочных плода и закусили парой орехов. Потом они еще разделили между собой одну лепешку, но ели ее безо всякого удовольствия. По сравнению со свежими фруктами вкус лепешки можно было назвать разве что глиняным.

Костер весело потрескивал сучьями, ветер шелестел в кронах буков и заставлял поскрипывать их стволы. Приставала сразу после ужина уснул мертвым сном, а Слепцу и Фило не спалось. Некоторое время они лежали молча. Улегшись на спину, Слепец никак не мог отделаться от странного ощущения - словно бы он снова здоров, задержался на королевской охоте и заночевал на опушке леса. Стоит открыть глаза - и он увидит черное небо, яркую звездную пыль на нем, отсветы костра, прыгающие по ветвям ближайшего дерева… Нет, конечно нет. Глаза потеряны безвозвратно, но вот как насчет увидеть? Стоило ему подумать о звездах и ветвях, он как наяву представил себе серебристую, словно полог низкой облачности, пленку над головой. Звезд здесь не увидишь, однако огненные сполохи действительно озаряют склонившуюся вниз ветку бука. Тишина, лишь шепот ветра и мерное дыхание Морина. Треск костра, такой тихий и спокойный. Благодать! Тепло пламени оглаживает левый бок, а вдоль правого тянет легкой прохладой, как и положено в летнюю ночь.

– Послушай, - прошептал вдруг Мышонок, осторожно подползая ближе. - Ты вправду слепой, или только притворяешься?

– Не верится? - усмехнулся Слепец. - Могу вынуть наружу смоляной шарик, который вставлен в глазницу.

– Да нет, на слово поверю. Только больно ловко ты ходишь, да мечом орудуешь, да все остальное. Отчего так?

– Если б я знал, то обязательно объяснил тебе, дружок, - Слепец глубоко вздохнул и поправил служивший подушкой мешок. - Сам не пойму, что это такое? Сначала вроде как мне казалось, что я сплю: что ни представлю, все вокруг так и оказывается, как мне грезится. Будто бы в каждом месте, куда случится угодить, я был раньше, и не раз, и будто так прекрасно все запомнил, что теперь могу найти любую мелочь, не глядя! Вот, скажем, представится мне, что рядышком лежит высохшая буковая ветка, протяну руку - и точно! Тут, как тут.

Слепец задумчиво помолчал, отправляя ветку в костер и сторонясь от взлетевших искр, которые, надо думать, ему тоже явственно пригрезились. Фило многозначительно вздохнул и пробормотал:

– Колдовство, не иначе.

– Да откуда оно возьмется! Я же ведь с того берега Реки, где никакого волшебства отродясь не было! И сам я там рожден, и отец мой оттуда, насколько я знаю. Правда, много в его жизнеописании тайн и разных туманностей…

– Вот видишь! Может, на самом деле, был он великим колдуном с этого берега, которому удалось Реку одолеть?

– Ну да, скажешь тоже. Когда в наших краях появился колдун, это все разом заметили, ох как заметили! Такое не утаишь от потомков. Если бы отец был волшебником, до меня обязательно дошли хотя бы слухи, но нет, ни одного.

– Скрывал почему-то, может быть…

– Что об этом гадать? Все равно правды уже не узнать, потому что отец пропал давным-давно, и следа за собой не оставил. Ты лучше послушай дальше обо мне, ведь рассказ еще не окончен! Теперь стал я будто бы видеть, хоть глаз у меня и не выросло, только картины предстают какие-то странные. Нет белого света, нет черной ночи… Просто прямо посреди полной тьмы, в которую я погружен - странной, надо сказать, такой, что и цвета-то ее толком не определишь - появляются разноцветные пятна, и каждое пятно - это чье-нибудь чувство. Красное - это злоба, или сильный ужас, багровый - ярость с ненавистью, зеленым видится страх или раздражение. Даже равнодушие можно уловить, вот как… И все эти цветные сияния не просто сами по себе плавают посреди темени, они еще и высвечивают вокруг себя тех, кто их порождает. Можно разглядеть лицо, фигуру, или даже окружающие предметы, или например сугробы. Однажды я таким образом небо увидел, словно бы оно тоже что-то чувствовало.

– Ух ты! - восхитился Мышонок. - А вот я, к примеру, каким сейчас цветом тебе вижусь?

– Сейчас - никаким. Сейчас я как будто обычный слепой, или человек с закрытыми глазами. Мелькнула в мозгу картина нашего бивака - и исчезла. Все это появляется, когда у меня возникает в том потребность. Опасность или еще что. Например, когда мне очень интересно увидеть, чего такого рядом творится? И пожалуйста, сразу представляется, или же те цветные пятна разгораются.

Удивленный Фило молча переваривал услышанное. Так, в думах, он и уснул, а вслед за ним и Слепец. Даже о карауле не вспомнил…

К счастью, никто и ничто не пыталось обидеть их во время ночлега. Проснулись они поздно, включая Приставалу, уснувшего раньше остальных. Чего-чего, а поспать и поесть он любил больше всего на свете. Едва проснувшись, Морин стал разжигать потухший костер, сбегал с котелком за пределы волшебного "тоннеля", снова разложил на куске кожи нехитрую снедь.

– Чего это вы ничего не жрали вчера? - спросил он, не отрывая взгляда от еды. - Животы, небось, сводит?

– Да не особо, - пожал плечами Слепец. - Съели-то мы не меньше твоего, да еще свежего, вкусного - пальчики оближешь! Лепешка по сравнению с той прекрасной пищей - земля землей! Кстати, Мышонок, ты не сходишь за этими замечательными фруктами и орехами?

– Уже сходил.

– Молодец! Давай сюда мою долю, а наш мучимый подозрениями друг может грызть плесневелое мясо, сколько хочет.

– Сколько хочет! Да там его на один укус, и одна лепешка несчастная осталась.

– Ну, может ты передумал и присоединишься к нам?

– Ишь чего захотели! Это в вас уже говорят зловредные соки, которые вы вчера так неосмотрительно поглотили. Хотят и меня тоже… того. Вот увидите, и вспомните мои слова, да только поздно будет! Придем к Замку-Горе, увидите его - и сами собой побежите внутрь, под топоры, в чаны кипящие!!

– Вообще-то мы туда шли еще до "встречи" с фруктами, - напомнил Слепец разошедшемуся в своих обвинениях Приставале. - А про топоры ты откуда знаешь? Уже бывал, или опять "люди говорили"?

Таким образом, после короткого разговора Морин снова был погружен в состояние мрачной неразговорчивости. После еды, когда они отправились в путь по гладкой и прямой дороге, в приглушенном свете, схожем с мягким сиянием пасмурного дня, Приставала долго молчал. Фило и раньше не отличался разговорчивостью, Слепец тоже не имел желания болтать. Так они прошли, в полной тишине, несколько тысяч шагов. Наконец Морин не выдержал и плаксиво сказал, словно собираясь продолжить оборванный разговор:

– Чего же мне делать-то, а??! Куда податься?

– О чем это ты? - деланно удивился Слепец, представляя, как при этом лицо Приставалы искажает гримаса недовольства.

– Как о чем? Не улыбается мне в гости к твоему любимому Мездосу шагать. Тебе-то что, тебе Река по колено, заречник треклятый. А я здешний, я про него столько наслышан, что в здравом уме не могу туда путь держать…

– Ну так давай мы тебя разок о дерево башкой шмякнем, чтобы поубавилось разумности, - предложил Слепец. Морин шарахнулся от него в сторону - чего доброго, еще взаправду шмякнет!

– Нет уж, спасибо! Мне мой ум-разум дорог… Не то что вам, даже жизней своих никчемных не жалеете. Лезете прямо в зубы разным опасностям, на авось надеетесь, на удачу.

– Мы-то ладно, безголовые, - согласился Слепец. - А как же ты, такой разумник, все время за мной увязываешься? Как это назвать?

– Бросить тебя жалко. Куда ж ты такой - безрукий, слепой? Как кутенок новорожденный, честное слово, - важно заявил Приставала. Слепец сначала едва не споткнулся от такого поворота мориновской мысли, потом открыл рот, чтобы сказать в ответ что-нибудь особенно едкое, но в конце концов промолчал, ибо понял - Приставала сейчас борется со своим страхом и уговаривает сам себя не бояться и идти дальше вместе с остальными.

– Ладно, не мучайся! - сказал Слепец после тягостного молчания. - Встретим какой-нибудь караван по дороге, или может деревня все-таки попадется, там и останешься. Мне вот гораздо интереснее узнать, как бы нам с вами постирать одежду? Не знаю, как вы, а я задыхаюсь, потому что смердеть стал уже не хуже Уродов.

Кровь залила его куртку и штаны во время схватки в степи, посреди метели. Юшка орошала его из растерзанных разбойничьих носов в таверне, горячие соленые брызги попадали на него во время страшного пиршества Клотки совсем недавно. На холодном ветру, посреди снежных просторов, пропитавшая одежду кровь не давала о себе знать, однако теперь, в тепле, быстро начала гнить. Слепец пытался оттереть крутку и штаны снегом, но слишком поздно к нему пришла эта идея. Кровь впиталась и накрепко присохла к ткани, затаилась на меховой оторочке рукавов и воротнике. Вонь не давала спокойно дышать, лезла в горло, даже временами кружила голову. Тут Слепец снова познал обманчивую сущность своего внутреннего ока: порождаемые запахами, в мозг непрестанно лезли видения одно хуже другого. То ему казалось, что он идет по огромному кладбищу, могилы которого были разрыты и наружу вырывались удушающие испарения гниющей плоти, то вдруг грезилось, что попал на бойню, и вот-вот сам пойдет под топор, как обещал Приставала. Меховая куртка давно была снята и подвешена к мешку, за спиной, но избавиться от смрада это не помогло. Пришлось заматывать лицо тряпицей сомнительной чистоты, нашедшейся у Морина. В таком состоянии проблема стирки становилась самой главной.

Жара вдруг оказалась совсем не шуточной. Теперь не было того ласкового ветерка, который пробирал дрожью ночью, и, хотя солнце тоже не палило сверху, разгоряченные ходьбой путники скоро скинули все теплые одежды. Слепец постепенно снял и переложил в изрядно опустевший мешок свою безрукавку, теплую шапку, расстегнул рубаху. Сапоги его, потраченные едким туманом, совсем рассохлись и нещадно терли ноги. Штаны, тоже изрядно пованивающие, снять не было никакой возможности - когда Таттлу собирала его в дорогу, то никак не думала о Великом Тракте с его волшебным тоннелем, хранящим внутри лето в самую студеную зиму. Потому штаны она дала очень толстые, теплые, и других у Слепца просто не было. Приставала мог бы дать запасную рубаху, даже плохонькую шапку, но вот вторых штанов тоже не имел. Фило вообще обладал только тем, что было на него одето, или висело на поясе.

Поэтому приходилось терпеть полный набор страданий, от жары до неприятного запаха. К полудню всю одежду с верхней половины тела Слепец нес за плечами. Мышонок тоже разделся, и только Приставала шел, как ни в чем ни бывало, разве что скинул свой тяжеленный драный полушубок.

– Надеюсь, теперь ты счастлив, - ворчал на него Слепец. - Жара ведь у тебя любимое время года…

– Это так, - жизнерадостно заявлял Приставала. Настроение у него значительно улучшилось, уж не от того ли, что он видел мучения остальных? - Идешь себе и не боишься упасть в сугроб и больше оттуда не встать. Вам нехорошо? Вам не нравится? Пожалуйста, в двух шагах отсюда вас ждет ваша любимая зима, холодный ветер, растаявшие, а потом накрепко замерзшие сугробы и прочие радости. Там жара вас не станет донимать, выходите и продолжайте путь с той стороны!

Слепец и Фило сносили издевательства стойко и молча, потому что Приставала был прав. Не нравится жара - иди по холоду. Правда, там нет такой удобной дороги, напротив, того и гляди соскользнешь в рытвину между сугробами и рухнешь наземь. Приходилось терпеть.

Дорога, убегая далеко вперед, исчезала в серебристо-зеленой дымке. После обеда стал дуть слабый ветерок, заставляющий шеренгу буков и вязов провожать путешественников дружным шелестом листвы. Казалось, она приглашает остановиться, отдохнуть в тени… хотя какой тени? Солнца-то не видно.

Кроны деревьев наполняли щебечущие птички, которые, видно, слетались сюда со всей округи. Частенько дорогу прямо перед носом путников перебегала серая мышь или даже наглый заяц, не торопясь переваливавшийся с коротких передних лап на длинные задние.

– Эх, жирный какой! - провожал такого наглеца Приставала, и непременно вздыхал. Мясо прыгало мимо, но поймать его не представлялось возможным, потому что ни Морин, ни Фило не могли похвастаться способностью точно метать ножи на два десятка шагов. Слепец мог бы попробовать, но не с крючьями вместо пальцев… Они облизывались и понуро шли дальше.

В стороне, за серебряной пеленой волшебной пленки, можно было разглядеть окрестности. Там снова бушевала зима: сильный ветер мел поземку над сугробами, которые походили на обломанные зубы. Оттепель заставила их потечь, заостриться - а потом вернулась зима и превратила мягкий рыхлый снег в твердокаменный лед. Случись брести по такому - беды не оберешься… Упал - считай наверняка до крови, если не до смерти. Еще снаружи стали попадаться торчащие к небу, изъеденные ветрами скалы, только не светящиеся, а самые обычные, небольшого росточку, в два-три человеческих. Изредка крючились вдоль дороги голые деревца, вставали на горизонте гряды холмов… По словам Приставалы, неустанно описывавшего увиденные им картины, все это он видел, словно ожившую гравировку на тянувшейся рядом стене. Слепец сам не старался охватить окрестности разумом, его мир ограничивался дорогой под ногами, деревьями и некоей мощной силой, отгораживающей теплое лето от свирепой зимы.

Однако, помимо воли, разум улавливал еще кое-что. Смутную угрозу, нечто зловещее в окутавших маленький отряд спокойствии и благолепии. Казалось, из неимоверного далека прилетали обрывки тающих мыслей, в которых не разобрать смысла, мысленные вскрики боли. Слепец даже не мог быть уверенным, что действительно "слышал" их. Глаз, и тот может обмануть, увидеть то, чего на самом деле нет, или не заметить нечто существующее, а уж эфемерное внутреннее око… Сколько раз в последнее время оно готово было сыграть со своим обладателем злую шутку? Однако дело было сделано: Слепец мог не доверять собственным ощущениям, но тревогу в его душе они заронили. Еще немного - и он поверит в демоническую сущность Великого Тракта, о которой неустанно повторяет Приставала.

– Не пора ли поесть? - хрипло осведомился Морин после очередного долгого перехода. Кажется, он тоже перестал изображать наслаждение жарой и разделся до нижней рубахи.

– Ты проголодался? - насмешливо спросил Слепец. За весь день упорный Морин кушал только остатки своей, принесенной издалека пищи и по-прежнему не прикасался к дарам дороги. Остальные постоянно лакомились хлебными плодами и орехами, немного устав от однообразия, но зато имея полный желудок. Приставала мужественно отказывался. Утром он скушал половину лепешки, в обед доел кусок мяса, очень маленький и заветренный, а на ужин его ждала вторая половина последней лепешки. Недостаток пищи он пытался компенсировать обильным поглощение воды, но толку от этого не было никакого. В результате Морин просил передышки через каждые пару тысяч шагов и долго набирался сил, прежде чем снова двинуться в путь. Слепца стало несколько раздражать его глупое упрямство, но он сдерживал себя, памятуя, что после второго своего рождения, вроде бы, стал человеком очень мягким и добрым. Все равно завтра жрать Приставале будет совершенно нечего, и придется-таки перейти на фрукты, - думал он, усмехаясь. Поэтому привалы устраивались по первому требованию, и сейчас Слепец лишь пожал плечами и скинул с них наземь мешок.

Они принялись разбивать лагерь - вернее, делали это двое зрячих, а слепой посиживал на травке, с наслаждением вытянув гудящие ноги.

– Последний кусочек остался, - уныло бурчал Приставала, доставая из сумки свой скудный ужин.

– Может, наконец попробуешь фруктов? - предложил Слепец, но ответа не получил. Фило уже разжег костер и убежал за ужином, и тут вдруг Приставала дико заорал и опрометью бросился прочь от кустиков, к которым присоседился, дабы справить нужду.

Слепец молниеносно вскочил на ноги, пытаясь одновременно нашарить на боку рукоять меча.

– Что случилось?? - закричал он.

– Не знаю! - отозвался Морин дрожащим голосом. - Что-то такое склизкое и зеленое торчит из земли.

– Наверное, корень дерева? - насмешливо поинтересовался Фило, тоже прибежавший на крик с кучкой плодов в подоле рубахи.

– Думаешь, я совсем спятил? - ощерился Морин.

– От голода, - спокойно предположил Мышонок.

– Вот уж нет! Как ни голодай, а все равно корней толщиной в два меня не бывает… по крайней мере, у буков.

– Шевелится? - спросил Слепец.

– Вроде нет, - неуверенно отозвался Морин. Слепец смело двинулся вперед, присел и пошарил в траве рукой.

– Не успел тут намочить, приятель?

– Нет… Осторожно!

– Не бойся… Судя по всему, какая-то падаль.

Слепец поднялся, брезгливо отирая руку и поправляя пояс с не пригодившимся мечом. Подошедших приятелей он попросил описать находку, потому что сам никак не мог представить ее в подробностях - почему-то, она так и представлялась ему гигантским древесным корнем.

Оказалось, что рядом с самым настоящим буковым корнем в невысокой траве лежит массивная полуистлевшая туша - квадратная спина, пупырчатая и твердая, как копыто, кожа. Конечности походили на сросшиеся вдвое бычьи рога, причем все четыре ушли под землю, словно перед смертью существо пыталось зарыться в грунт. Головы не было вовсе… Судя по строению тела, чудовище передвигалось как человек, на двух ногах.

– Что это, Фило? - спросил Слепец после того, как внимательно выслушал описания.

– Не знаю… Никогда не встречал ничего похожего, - прошептал тот.

– Давайте уйдем отсюда подальше! - добавил Приставала.

– Да… - грустно протянул Морин, выплевывая последние косточки от съеденного фрукта. - И зачем я только соблазнился? Продал жизнь свою за проклятое колдовское яблоко!! А оно… Вы нарочно расхваливали, а сами поди тайком кривились да плевались? И хлеб кисловат, и вино водянистое больно. А орехи горчат. Как можно грызть эту гадость второй день подряд? Я мяса хочу!!

– Чего расстонался? - возмутился обычно спокойный Фило. - Никто тебя не заставлял и не обманывал, не придумывай! Просто ты привередливый и вредный. А если мяса хочешь - сбегай к тому дереву да отрежь себе кусочек.

От таких слов Морина едва не вывернуло наизнанку.

– Больше так не говори, придурь! Я такое никогда жрать не буду, даже при смерти от голода!

– Ну, ты и про фрукты с орехами похоже говорил, а вон, уплел столько, сколько мы вдвоем.

– Это я от потрясения. Неужели правда вдвое больше? Эх, как бы плохо не стало. Коли фруктами обожраться, так и от самых обыкновенных поплохеть может, не то что от колдовских… А того монстра я даже свежеубитого есть не стал бы. Он на лягушку похож.

– А я лягушек ел, - заметил Фило. - Они вкусные, на цыплят похожи, только мяса очень мало, все больше кожа да кости. Из них суп наваристый выходит.

– Хватит! Хватит меня мучить своими выдумками! - завопил Морин и вскочил на ноги. Казалось, он готов прыгнуть на невозмутимо сидящего перед огнем Мышонка, но нет, Приставала быстро успокоился и уселся обратно. Только зло зыркнул на Мышонка.

– Если хотите, можем сойти с дороги, - как ни в чем ни бывало заговорил тот, сменив тему. - Здесь Край Мира недалеко, и между ним и Трактом деревень много, как я слышал. Наверняка и дороги есть - надо почаще за пелену выходить и смотреть. Пойдем по дороге, и не пройдет дня, как в какое-нибудь поселение забредем.

– Ладно, спи. Утром посмотрим. Морин, как твой живот?

– Не знаю еще.

– Тогда посиди на часах, пока не узнаешь. Костер прогорит - разбудишь меня.

Как оказалось утром, они спали совсем рядом с перекрестком, где к Великому Тракту подходила еле заметная в траве дорога. Путешественники немедленно вышли наружу, надеясь за пределами волшебного тоннеля обнаружить глубокие колеи, но там ничего не было, только снежная равнина. Фило и Приставала разглядывали ее из-под приставленных ко лбам ладоней, так как восходящее на юго-востоке солнце заставляло осевшие и превратившиеся в скопище ледяных кристалликов сугробы нестерпимо блестеть.

– Что там? - нетерпеливо спросил Слепец

– Никакого намека на дорогу, или других признаков человека, - грустно ответил Приставала. - Похоже, с лета тут никто не ездил. Вон, вижу только столб кособокий, который из сугроба торчит, а на нем щит с надписью… "Путник, иди прочь! Там не осталось ничего живого."

В тот момент, когда Морин прочел эти строки, Слепец снова обрел "зрение", увидев его ярко вспыхнувший страх. В его свете, как с помощью факела, он разглядел щит, явно сделанный из куска телеги. Писал кто-то либо плохо это умеющий, либо по каким-то причинам неспособный сделать это нормально. Буквы были корявыми, строки косыми. Да и чем писали? Черная, сильно отшелушившаяся краска. Может быть, кровь?

– Что бы это значило? - пробормотал Приставала.

– А я тут проезжал три года назад, - вдруг сказал Фило. - Тогда здесь рожь росла.

– Это значит, - вздохнул Слепец. - Что мы и дальше будем идти полуголодными.

– Ага! - с ноткой торжества сказал Приставала. - Значит, не очень-то тебе нравится фрукты с орехами грызть?

– Приедается, - пожал плечами Слепец. С тем они вернулись под прикрытие волшебной пленки и, понурые, продолжили свой путь.

Солнце с трудом пробивалось сквозь серебристый барьер и подталкивало в спины своим странным, мутно-белым светом. Фило неожиданно обнаружил во время одной из стоянок несколько конских волос, срезал с бука мало-мальски гибкую ветвь и сделал лук. Он был совсем слабый, чуть больше локтя в длину. Теперь всю дорогу Мышонок стругал для него стрелы, концы которых обжигал на костре. Перьев под деревьями находилось сколько угодно.

Дорога быстро наскучила своим однообразием, совсем как недавно степь, просто здесь вместо бесконечных сугробов вокруг шумели деревья, вместо злого свиста ветра слышались птичьи трели. Нет слов, идти было намного легче, приятнее и безопаснее. Далекие скалы высились слева, но это были самые обычные скалы, они не пугали ночью призрачным сиянием от подножья до вершин.

Вместо пронизывающего, сырого степного холода здесь их мучила жара. Будь они одеты полегче, пот не стал бы литься в три ручья и щипать глаза, но каждая меховая одежина либо заставляла преть тело, либо ее приходилось тащить на горбу. Путники безучастно шагали вдаль, туда, где серебристые стены сжимались и поглощали всякую перспективу. Любые темы для разговоров казались малозначительными; привалы становились чаще и чаще, и каждый раз все трое засыпали мертвым сном, вне зависимости от того, сколько каждый дрых ночью. Изредка Мышонка вдруг пробирала жажда действий: он покидал Тракт, выходил на ближайшую возвышенность и смотрел вдаль. Увидеть чего-то хорошего ему не сподобилось. Первое время вокруг царствовала прежняя снежная пустыня, украшенная редкими кучками дрожащих на ветру деревьев, а потом на мир снова набросилась жуткая метель.

Но в один прекрасный день, ближе к вечеру, в это однообразие ворвались перемены: сзади послышались медленно приближающиеся крики людей, скрип телег, храпение лошадей. Их нагонял обоз, шедший на север аж из самого Коррознозда. Полсотни повозок и полторы сотни людей. Слепец весьма порадовался этой встрече, ибо исподволь, сквозь обволакивавшую тело и разум леность в нем проявлялся страх. Ему казалось, что Великий Тракт и в самом деле поражает его организм волшебным недомоганием, выпивает соки, пожирает стремление жить. Еще немного - и он бросил бы его коварную приятность, побрел бы рядом, навстречу порывам колючего ветра. Иначе можно было однажды уснуть навсегда в мягкой траве, под нежные трели неведомых птичек…

Обоз двигался ненамного быстрее путешественников. Нагнав, телеги продолжали двигаться, как ни в чем ни бывало, возницы и пассажиры не удостаивали путников особым вниманием. Грохочущие, огромные колеса с торчащими далеко в сторону осями согнали Слепца и его спутников на обочину. Толстые крестьяне в легких хлопчатых рубахах и остроконечных шляпах с мягкими полями угрожающе вертели кнутами, а воины в кожаных доспехах хмуро оглядывали сбившихся в кучку незнакомцев. Слепец и Фило вскоре перестали даже разглядывать катящиеся мимо повозки, прячась от них за деревьями. Крепкий запах лошадиного пота и еще множество других ароматов дразнили, напоминая о людском обществе, холодном, бодрящем пиве, горячей каше и мягкому, сочному мясу… Увы, никто не собирался даже разговаривать с грязными оборванцами. Приставала, почувствовавший тягу к своей прежней профессии, пританцовывал у самой дороги, выпрашивая поесть и даже требуя подвезти. Крестьяне хрипло и весело ругались, лениво замахиваясь на него кнутами.

– Эти жирные боровы - ужасные жадины, - пробормотал Морин, когда присоединился к остальным. Зад последней лошади к тому времени удалялся, постепенно сливаясь с серебристыми стенами волшебного тоннеля.

– Не узнал, куда они направляются? - спросил Слепец.

– Так они мне рассказали!! - воскликнул Приставала. - А у кнута один разговор - вжик, да шмяк! Но мне и так понятно, что они едут далеко на север, везут свежие фрукты для столов тамошних богачей. В Адонрице уже больше месяца лежит снег, как никак. А у нас на юге недавно созрел очередной урожай…

– Отчего же твои земляки такие плохие люди? Почему не захотели даже остановиться, поговорить?

– Ха-ха!! Кто же станет болтать с нищими попрошайками, бредущими под колесами твоей телеги, которой надо изо всех сил торопиться? Фрукты не станут ждать вечно, даже обложенные снегом из-за стены тоннеля они постепенно портятся. И вообще, ты и сам бы не стал разговаривать с собой теперешним. Грязный, страшный, дикий видом. Невежды, они не могут разглядеть под слоем дорожной грязи благородного путешественника!

– Да, уродливые жабы! - поддакнул Слепец. - Нет бы подобрать, помыть, накормить, в постель уложить…

– Да-да! - воодушевленно продолжил Приставала, не замечая, или не желая замечать насмешки в словах товарища. - Это же надо, один гад обвинил меня в том, что я воровал его апельсины! Кстати, ты любишь апельсины?

– Сейчас не время для выяснения вкусовых пристрастий! Тем более, что я в первый раз слышу о такой штуке. Давай его сюда!

– Но у меня только две штуки…

– Ничего, поделим! - Слепец засмеялся и потрепал Морина по плечу. Вскоре их радость была дополнена новой: одной из свежевыструганных стрел Фило смог сбить в траве бегавшего там кулика, достаточно жирного и большого.

– Похоже, сегодня у нас будет славный ужин!! - радостно воскликнул Приставала. Впервые за долгое время он перестал дуться на весь мир и бурчать себе под нос разные ругательства.

Действительно, настроение их значительно улучшилось. С отвращением проглотив обычную порцию фруктов, каждый поглодал нежные косточки кулика. Мяса на них почти не было, однако мясной дух от костра расплывался на славу. Как мало нужно человеку, чтобы вновь почувствовать себя живым! Такой крошечный кусочек животной пищи, скорее даже ее запах - и они уже не сидят, нахохлившись, как замерзшие птицы, а шутят, рассказывают друг другу разные истории. Потом Морин поделил на равные части апельсины, которые оказались очень ароматными, сладкими и сочными. Правда, Слепец с большей радостью съел бы сейчас кусок простого копченого окорока, но на худой конец сгодилось и такое.

Если присмотреться, впереди можно было разглядеть мерцающие в мутной темноте огоньки - это ночевал не уехавший далеко обоз. Утром, когда трое путешественников снова были голодны и угрюмы, они пересекли место их лагеря. Длинная полоса костров, куч мусора и объедков тянулась вдоль дороги. В шеренге деревьев теперь торчали три уродливых пня… Приставала едва ли не обнюхивал места остановок купцов, и в конце концов вернулся с бурдюком, отзывающимся на потряхивание несмелым плеском. Изнутри пахло неплохим вином. В карманах у Морина лежали две бараньих кости с остатками мяса и полусъеденная краюха хлеба.

– Свежая, - мечтательно прошептал Фило, потянув носом. - Наверное, у них в обозе походная пекарня.

– Это непременно! - подтвердил Приставала. - Южные люди привычны к разным удобствам, которых полно в их городах, и возят за собой все, что только могут захватить. Даже ванны!

– Глупость, - пробормотал Мышонок, а Слепец молча вздохнул, потому что на ванну он променял бы что угодно… разве что кроме вон того почти что целого куска мяса на длинном ребре!!

Наскоро уничтожив скудные находки Приставалы, даже не запалив при этом костра, путешественники отправились дальше. Морин жизнерадостно рассуждал, что следует идти как можно быстрее и всю дорогу питаться отбросами, оставленными позади себя богатыми обозниками. Мысль была подходящая для нищего попрошайки, однако и бывший король не нашел в ней ничего зазорного. Он только выразил легкое сомнение, что сможет шагать достаточно споро в своих полуразвалившихся сапогах.

Следы идущих впереди попадались постоянно - то куча навоза, то рваный бурдюк, то огрызок фрукта, то сломанное колесо. Однако обоз, без сомнения, двигался быстрее, чем они втроем могли шагать на своих усталых ногах. Расстояние увеличивалось, что заставляло Приставалу ныть. Когда он начинал обыск очередного покинутого лагеря, объедки приходилось добывать с боем у разной животной мелочи. Вороны, мыши и какие-то длинненькие хищники, похожие на хорьков, не собирались оставлять трем измученным путникам ничего съестного. Однако, вечером на третий день после встречи с обозом, зоркий Фило снова разглядел впереди, на дороге, черные пятнышки возов.

– Неужели они так рано остановились сегодня? - удивился Слепец.

– Да мало ли, может, лошадям решили дать побольше отдохнуть, или праздник какой, - откликнулся Приставала. В окружавшей Слепца вечной тьме он сиял сейчас многоцветным переливчатым огнем: наверняка, задумывал какую-то хитрость. - Я про праздники уже и не помню ничего, столько времени прошло! А может, просто начальника обоза растрясло? Вы того… не подходите ближе, ладно? Чтобы они нас не заметили, да не стали гнать подальше или там охрану усиливать. Я лучше по темноте к ним наведаюсь да посмотрю, что к чему.

Да, хитрец так хитрец! Даже сам себе не хочет признаться и сказать все напрямую: проберусь мол, да чего приворую. Однако, Фило, терпеливо выслушав обоих, сказал, что стоит обоз вовсе не из-за прихотей командиров или усталости лошадей. Просто впереди находился город. Морин сначала не поверил этому и даже побежал за пределы тоннеля, чтобы проверить. Вернулся он с недовольной усмешкой на лице.

– Что же, ты прав. Скажи, знал поди наперед?

– Ну, я же говорил, что ездил тут года три назад, и город этот видал, только не помнил, как скоро мы до него дойдем. Называется он, если я ничего не путаю, Борт.

– Город - это хорошо, - пробормотал Приставала, подозрительно озираясь. - Это даже лучше, чем просто внезапная остановка обоза…

Радость по поводу появления города притупила внимание путешественников. Они скорым шагом направились к крайним телегам обоза, не замечая куч фруктов, валявшихся как попало на обочинах, завалившихся набок повозок, павших лошадей. Слепец не меньше других погрузился в предвкушение нормальной пищи, так что не сразу ощутил волны ужаса и злобы, наползавшие на его разум издалека. В конце концов он остановился, как вкопанный, ибо ему показалось, будто он попал в мрачные подземелья, где десятки палачей одновременно мучают несчастных жертв. Только вопли и стенания последних разносились не в воздухе, а в той таинственной субстанции, что воспринимается непосредственно мозгом.

Многие уже умерли, но их предсмертные крики еще бились вокруг, как затихающее эхо, как задыхающиеся рыбы, которые трепыхаются из последних сил в рыбацких сетях на берегу. Вдруг Слепец явственно представил себе, как они извивались далеко впереди, во тьме, в последний раз отчаянно сверкали - и потухали навсегда. Те, кто до сих пор был жив, пронзали тьму тусклыми лучами ярости.

Погруженный в свои чувства Слепец очнулся только тогда, когда Фило потряс его за плечо. Они с Приставалой стояли впереди, видимо, вернулись, заметив отсутствие вожака.

– Ты что? - хрипло спросил Морин. Не нужно было видеть голубого сияния страха, чтобы понять, как он испуган. Теперь все знали: с обозом случилось нечто ужасное. Настолько отчетливо в воздухе витала угроза, настолько отчетливо здесь пахло болью, кровью и смертью. Проделавшие длинный путь коррозноздцы нашли здесь для себя плохой конец… Потому Слепец не стал отвечать, просто взмахнул рукой, прося товарищей двигаться дальше.

Они не успели сделать и десятка шагов, как снова остановились. От близких уже телег, явственно познавших на себе чью-то необузданную ярость, к ним навстречу полз изувеченный воин. Левая рука вместе с клоком бока отсутствовали, бедро и живот стали черными от крови, которая тянулась за упорно ползущим человеком широкой полосой на мятой траве. Человек, загребая скрюченными пальцами жирную землю, вырывая напрочь хрупкие стебли и едва заметно толкаясь ногами, пытался покинуть место бойни. Он уже не осознавал, что скоро умрет, и ему станет глубоко наплевать, умер ли он у телег, или в паре десятков шагов от них. Ничего не соображая, ничего не видя помутневшими глазами, он просто полз прочь. Путники подбежали к умирающему воину и перевернули его извивающееся тело на спину. Человек дрожал, пускал кровавые слюни при каждом сиплом выдохе, пытался слабо оттолкнуть схватившие его руки. Черно-красная, густая жидкость уже не бежала, а всего лишь сочилась из ужасной раны на боку. Из клочьев растерзанных мышц торчали судорожно подрагивающие обломки ребер и вырывалось сипение.

– Что тут стряслось? - шепотом спросил Фило. Мертвенно бледный, с покрасневшими глазами - таким представлял его себе Слепец. Морина так трясло от страха, что он опустил ослабевшие руки и пускал слюну с трясущейся нижней губы.

– Мездос… - прохрипел умирающий. Пупырчатые клочки на его боку затрепетали, с жутким бульканьем разбрасывая вокруг крошечные розовые капли. - Проклятый Мездос послал чудовищ, чтобы напасть на мирных крестьян… Пусть умрет он в страшных муках!!

На эти несколько фраз воин потратил все оставшиеся у него жизненные силы. Последнее проклятие окончилось страшным, идущим с двух сторон - изо рта и из бока - кашлем, который выгнул тело умирающего дугой, а потом бросил наземь обмякшей тряпицей. Человек умер.

– Мездос послал чудовищ? - потерянно повторил Слепец. - Но зачем?

– Откуда тебе знать, какие такие важные у него были причины? - зло воскликнул Приставала, к которому вернулись силы. Он вскочил на ноги и так замахал руками, что поднял ветер. - Быть может, на завтрак ему не хватало пары апельсинов, и он приказал добыть их? Может…

– Ладно, не кричи! - властно приказал Слепец, тоже поднявшись с колен. Морин немедленно заткнулся, булькнув так, словно ему залили в глотку воды.

– Может быть, никаких причин и не нужно, - задумчиво вымолвил Фило. - Ведь волшебники, как и люди, бывают сумасшедшими. Я много раз слыхал от разных людей, что Мездос не в своем уме. Правда, раньше этим объясняли совсем не такие поступки, как этот. Постройку Великого Тракта, например.

– Вот!! Я ведь говорил! - снова вскричал Морин. - Безумное чудовище, засевшее в своей пугающей любого нормального человека цитадели, беснующееся на костях людей - и ты собрался к нему в гости? Кто ТЫ после этого?

– Я? Быть может, тоже безумец, - пожал плечами Слепец. - Однако я, по крайней мере, должен лично убедиться в безумии пресловутого волшебника.

– Какое ЕЩЕ доказательство тебе нужно!!?? - взвизгнул Приставала. - Огненные буквы на небе? Вылетающая из-под земли песнь?

– Предсмертных слов простого солдата мне недостаточно, - твердо сказал Слепец. - Он мог быть твердо убежден в своей правоте, но сколько людей на свете твердо убеждены в чем-нибудь обманчивом?

– Хочешь убедиться сам? - усмехнулся Морин, наконец-то сбавивший тон. - Убедишься… Когда он будет хохотать, глядя как тебе заливают расплавленный свинец в рот и уши!

Слепец выждал, когда Приставала опустит кулаки, которыми он потрясал, и шумно заглотит воздух. Сияние страха бедняги разгорелось как никогда ярко.

– Ты боишься, - тихо сказал Слепец. - Ты очень странный человек, я не могу тебя понять до сих пор. Я не заставлял идти следом за собой - ты сам выбрал свой путь! Ты непрерывно ругаешь меня за глупость, проклинаешь себя за безволие и отсутствие силы бросить меня - и продолжаешь идти. Вот еще одна возможность: поверни, останься здесь…

– Среди носящихся туда-сюда чудовищ? Спасибо, друг.

– Но мы не видели ни одного!

– Нет, нет, нет!! Я запутался в твоей паучьей сети: чем дальше, тем крепче она держит. Можно было смотаться в Ушке, так нет, подумал я - ловко этот приятель народ развлекает, можно с ним легкой жизни добиться, но без всяких унижений, как у нищих заведено! Ан нет, он попер в голую степь, на смерть, к Уродам! Почему я тогда не повернул, на что надеялся? На то, что этот каменный, безглазый, безрукий, бездушный человек повернет назад?? Слишком много времени прошло, прежде чем я понял, каков он на самом деле. Ему плевать, будет ли он жить дальше, или сдохнет назавтра, будет ли ему тепло и сытно - или холодно и голодно… Теперь поздно поворачивать, ибо далеко затянула меня трясина. Оторвусь от тебя - и тут же захлебнусь. Пошли, пошли куда угодно - в Замок-Гору, по лестнице на небо, прямо в гости к Смотрящим Извне… - произнеся свою пламенную речь, Приставала разом сник, опустил руки и сгорбился. Слепец покачал головой и молча пошел к видневшимся в серебристом мареве стенам города. Фило, бросив на Приставалу удивленный взгляд, последовал за ним.

Морин тяжело вздохнул раз, другой. Крупная слеза скатилась из уголка его левого глаза и проторила себе дорожку по грязной, заросшей редкой бороденкой щеке… Когда она сорвалась и исчезла внизу, Приставала закусил губу, вцепился руками в скатанный через плечо тулуп и побежал за остальными.