"Поход Армии Проклятых" - читать интересную книгу автора (Борисенко Игорь)

Город Колокольчика

Сорген очнулся и увидел застившую взор багровую тьму, странную, покрытую разводами, которые медленно клубились, меняя форму и размеры. Это были его веки, освещенные с той стороны ярким дневным солнцем. Он раскрыл глаза и застонал: так больно было вновь увидеть свет! Сорген перевернулся и уткнулся носом в мокрый песок… Ни один мускул его измученного тела не желал двигаться, тело сковывал знобящий холод, рождаемый мокрыми одеждами. Впрочем, мокрыми они были только на спине, потому что та была скрыта от солнца. Наверное, так чувствует себя старый, избитый и выгнанный под дождь пес. Ребра ноют сильнее всего, голова трещит, мысли путаются… Да, а есть ли у псов головная боль и мысли? Вопрос. Дурацкий вопрос, если разобраться. Гораздо важнее выяснить, где он оказался и что делать дальше? Способен ли встать, не говоря о большем?

Совсем рядом ритмично вздыхало море, шуршал гладящий песок прибой. Собрав последние силы и призвав на помощь волю, Сорген смог сесть на корточки – однако, поднять веки пока не решился. Стерев с лица песок, он прикрыл глаза ладонью и только тогда быстро посмотрел себе под ноги. Все еще больно! Тем не менее, он увидал носки сапог: потерявшие форму, потрескавшиеся, белые от налета морской соли. Потом он тщательно прищурился и поглядел вокруг.

Сколько хватало взгляда, плескалось нежно-голубое, на границе с зеленым, море. Кажется, такое ласковое и теплое, но Соргена бросила в дрожь мысль о том, что эти игривые волны могли бы сейчас стучать о берег его бездыханным телом… Небо тоже было голубым, но уже ближе к белому цвету, словно бы слегка полинявшее. Солнце заполонило его рядом с зенитом, оставляя для глаз узкую полосу вдоль горизонта. Там было пусто, если не считать крошечного облачка где-то справа.

Синее море под синим небом, прямо, направо и налево. Больше ничего и никого… Сорген тряхнул головой, отчего за шиворот ему посыпались песчинки. В который раз содрогнувшись всем телом, он решительно встал на ноги и тут же едва не рухнул обратно. К счастью, рука его уперлась в шероховатую стену, прятавшуюся за спиной. В глаза вернулась вчерашняя тьма, горизонт запрыгал, дурачась и норовя перевернуться вверх тормашками. Накатила волна тошноты, которая обожгла рот какой-то противной жижей. Схватившись за виски, Сорген согнулся и с омерзением выплюнул тягучую желтую слюну. Будто бы харкнул кислотой! Песок у дрожащих, подгибающихся ног запенился. Колдун злобно шаркнул по пятну подошвой; снова выпрямившись, он гордо вскинул голову и опять всмотрелся вдаль. Перед глазами танцевали разноцветные пятна, все кружилось и плыло, словно он стоял под водой. Кривая усмешка, с которой он привык встречать в жизни и радости, и горести, медленно вернулась на свое законное место. Лихорадочный взгляд, бледная кожа, взлохмаченные волосы: сбежавший сумасшедший, смеющийся в тон своим странным мыслям!

Медленно ведя взглядом слева направо, Сорген тоскливо кричал сам себе, глубоко внутри – хотя, кто бы мог его тут услыхать? Я один! Я гол и немощен! Я потерян для всех… Он знал, что положение отчаянное; но, также, он знал и то, что до сих пор жив и свободен. На самом деле, положение еще не безнадежное, потому как под ногами твердая почва. Сил мало, пищи нет никакой, времени на отдых – тоже, однако, если он смог встать, значит сможет и идти. Неважно как – спотыкаясь, падая. Идти и все-таки победить обстоятельства. Так, как он победил вчера в безнадежной битве с Облачным Соколом.

С такими мыслями он ощупал свой пояс. Почти все кошельки и коробочки все еще висели там, но они не волновали Соргена. Он застыл, не в силах двигаться и готовясь свалиться обратно, на мокрый берег: на поясе болтались пустые ножны, испачканные песком и солью… Дудочки тоже не было. Вот так, словно бы в пику всем решительным мыслям, жизнь лишает его двух самых нужных вещей. Кажется, дудочку он сжимал в пальцах в тот самый момент, когда его стукнуло об обрывистый берег. Быть может, она валяется где-то недалеко? А вот куда мог деться Вальдевул, никаких воспоминаний не было. В надежде найти пропажу Сорген быстро осмотрелся. За спиной, в паре шагов от него возвышался двадцатисаженный обрыв, сверху ощерившийся переплетенными корнями, чуть ниже желтевший глиной, а внизу скалившийся выпуклыми, сточившимися камнями. Узкая полоса пляжа, состоявшего из белого песка, тянулась направо и налево, загибаясь и исчезая за каменной стеной. Совсем рядом, в тени обрыва, Сорген вдруг заметил трех спрятавшихся маленьких человечков, которые доставали ему макушками разве что до колена. Если не присматриваться, их можно было принять за стоявшие в ряд камни. Тем не менее, это были живые существа – с крошечными ножками, грушеподобными телами, длинными корявыми ручками и бесформенными головками. Наверное, человечками их называть не стоило, больно не похоже… Скорее, какая-то глупая пародия на дро, уменьшенного раз этак в двадцать.

– Вот, человечишка уже очнулся! – пропищал тот карлик, что стоял справа. – Давайте, наконец, вливайтесь в меня, и мы покажем ему!

– Чегой-то в тебя? – возмутился тот, что стоял слева. – Я с самого рассвета тебе доказываю, что ничем не хуже!

– Вы, дуроломы! – басовито взвизгнул третий, который был чуть побольше остальных. – Мой кусок был гораздо больше ваших, значит, я и есть настоящий Шшурк!

Тут карлики завопили все разом и кинулись бороться друг с другом. Со стороны походило на кучку дерущихся крыс. Заинтересованный Сорген забыл о своей усталости и обескураживающих потерях. Он подошел к карликам чуть поближе и рявкнул:

– Эй, мелюзга! Не вы ли раньше были огромным страшным дро с гор Гирм-Марах?

– Это я был! – пискнул один карлик, прекратив мутузить других. Остальные тут же накостыляли ему по шее и обиженно закричали:

– Врет, это я! Нет, я! Я! Я!

Выдав друг другу еще по несколько тумаков, маленькие дро перестали драться и стали хором кричать, надрываясь и подпрыгивая:

– Конец тебе, человечишка! Мы тебя настигли, от нас не скроешься! Все знают – от дро не уйдешь! Проклятый слизняк, теперь ты узнаешь силу нашего гнева! Меча у тебя нету, чар тебе не сотворить, помочь некому. Уж все-таки увидим, какого цвета у тебя мозгушочки, да хорошо ли брызжет твоя кровушка!

Тут Сорген не смог удержаться и захохотал, уперевши руки в боки.

– Он от страха хохочет? – спросил один из карликов.

– Кто разберет этих мягких карапузов? – важно ответил ему другой. – Я уже не помню, как там у них – от страха смеются, от радости плачут, или наоборот. Наверное, так и есть, ведь он нас боится! Давайте, порвем его на кусочки!

После этой команды все три крошечных дро дружно бросились на Соргена. Средний, обладавший ножками чуть подлиннее, вырвался вперед. Как обычно, чудовища приняли облик той среды, в которой находились, то есть состояли из песка от макушки до пяток. Сорген поднял ногу повыше и со всех сил опустил ее на первого дро: тот рассыпался, как детский песочный замок. Встав на его останки, маг разметал их по округе несколькими пинками. Братец убиенного дро с писком впился в лодыжку Соргена, но прокусить голенище сапога своими мягкими зубками не смог. Правда, ему удалось повалить человека на пляж – слишком уж нетвердо тот стоял на ногах. Однако Сорген быстро дотянулся до него и ударами кулаков превратил в полудюжину куч песка, которые стали медленно ползти навстречу друг другу. Все еще лежа, колдун пяткой разбросал их по сторонам точно так же, как первого карлика-дро.

Пляж огласился заунывным тоненьким воем: последний дро улепетывал, неуклюже переваливаясь на своих коротеньких лапках и помогая себе руками, будто бы веслами. Сорген не имел ни сил, ни желания его преследовать. Поднявшись, он поглядел на песок в том месте, где впервые увидал всех трех карликов. Больно подозрительный там был бугор… Маг осторожно разгреб кучу и обнаружил свой меч. Увы, дудочки он так и не нашел.

Волны дурачились рядом, прыгая друг за другом на берег и тут же отступая обратно, но море приобрело цвет скорее стали, чем голубизны. Из-за горизонта быстро ползла серая пелена, будто бы дожидавшаяся там, когда солнце ослабнет и начнет устало клониться к закату. Над берегом пролетели несколько истошно вопящих чаек: заметив Соргена, бредущего по пляжу на запад, они стали носиться у него над головой, как преследующие вора оскорбленные хозяева украденного имущества. Иногда птицы пролетали над самой макушкой человека, обдавая его ветром, но колдун ничего не замечал. Мысли его путались от усталости и слабости, живот болел так, что, казалось, сейчас там появится дыра. За сутки, прошедшие с тех пор, как Сорген покинул палубу "Благочестивых намерений", в его желудке побывали лишь пять маленьких, мерзких на вкус устриц и один краб, для поджаривания которого пришлось потратить больше сил, чем было потом получено от крошечной порции жесткого мяса. Больших усилий стоило заставить себя передвигать ноги.

– Ну же! – шептал Сорген потрескавшимися губами. Жажда его тоже изрядно мучила. – Надо идти. Найти, где можно хоть чего-то поесть, потом как следует выспаться – и все будет в порядке. Этот берег не может быть необитаемым. Рыбачья деревушка, хижина отшельника… Нужно идти и искать. Каждый час дорог.

Он уговаривал сам себя, и за словами дикая усталость немного отступала. Ноги загребали песок, но продолжали шевелиться.

Сорген недоумевал: почему Рогез или Хейла не вызовут его? Это было бы лучшим решением… прекрасным выходом… логичным выходом… выпадом… выгулом… Ох, что за бред лезет в голову! Там песок, в точности как под подошвами пришедших в негодность сапог. Нет, не к добру это их молчание. Пускай Хейла после своего могучего морского заклинания была без сил и, к примеру, спит до сих пор, но Рогез… и еще Гуннир – или на него рассчитывать не стоит? Вот уж скользкий и мерзкий тип, от которого и помощи принимать не хочется. Пусть лучше и не вспоминает о Соргене… или все-таки не лучше? А может все гораздо проще и страшнее: эскадра не смогла отбиться от врага и сейчас их распухшие тела носят волны!? Или они захвачены в плен, обездвижены и лишены голоса, чтобы не могли колдовать. Нет, это слишком уж плохо, так что лучше о таком исходе не думать – тем более, он самый вероятный. Нет! Надо сосредоточиться на ходьбе. Впереди, далеко впереди темнели какие-то камни, торчащие из песка и из воды у берега. Перстень указал туда, как на ближайшее поселение людей. Сорген искренне надеялся добраться туда до темноты и найти там хоть какую-то помощь.

Камней было очень много – самого разного размера, формы и цветов, от черного до темно-коричневого. Самые большие были угловатыми, покрытыми трещинами глыбами размером с трех дро – настоящих, больших дро, конечно. Мелкие валялись тут и там между ними, а самые великолепные экземпляры, сточенные "в талиях", высились в воде, саженях в десяти от полосы прибоя. Впрочем, их скорее стоило назвать скалами, а не камнями. Одна из них, словно вожак в стае, была особенно велика. Ее плоскую вершину украшали несколько кривых маленьких сосен и росшая пучками серо-зеленая трава, в многочисленных выступах гнездились чайки, а крутые бока украшали дыры. Это уже остров, не иначе!

Оторвавшись от созерцания прибрежных скал, Сорген принялся огибать торчащие из песка камни. Один, другой, третий – и вдруг вода оказалась у него перед носом. Сначала он подумал, что запутался и свернул налево, но потом вгляделся внимательно. Он стоял на берегу залива… даже нет, на берегу впадающей в море реки. Мутная полоса текла точно с севера и шириной была саженей тридцать. Обрывистые кручи берега отступили прочь, а пляж резко повернул направо и раздался вширь. Камней там почти не было, да и песок вскоре кончался, превращаясь в полосу бурой глинистой почвы, поросшую редкими кустами и чахлой травой. Еще дальше к северу утесы постепенно снижались, расплывались и становились прерывистой цепочкой конических холмов. За ними даже можно было увидеть зелень леса, хотя это мог быть обман зрения… С его-то состоянием не мудрено ошибиться. Сердце Соргена, неподвластное холодному рассудку, судорожно сжалось: ему почудилось, будто он видит за холмами дубовые рощи со вкраплением красных пятен рябин. В страшной дали от родины он жил больше пяти лет и никогда его не мучила ностальгия; иная природа, другая погода, непохожие города – все оставляло равнодушным. Однако сейчас, едва увидев, или даже подумав, что увидел, такой знакомый и одновременно забытый лес, Сорген занервничал, как невеста на первой встрече с будущим мужем. Тело его стало необычно легким, а усталость переродилась в некое состояние, когда разум отделен от своей оболочки и не получает от нее никаких сигналов. Он видел себя со стороны: измученный человек, бледно-серый, как покойник, в грязных и рваных одеждах, с лихорадочным блеском во ввалившихся глазах и кривой щелью в том месте, где у обычных людей находится рот. Неравномерно шагая, качаясь и тяжело дыша, он брел к лесу и не видел, что творится под носом.

Впереди на склонах холмов теснились низкие хибары с грязными каменными стенами, а с той стороны холмов над водой возвышались мачты кораблей. На противоположном берегу стояли дома поприличнее, из огромных глиняных кирпичей красного цвета – в один и два этажа. Людей видно не было, но они должны были здесь жить, потому что ветер доносил запах дыма, а на окраинах лежали кучи свежего мусора. Именно дым вернул молодого мага к действительности. Он остановился, как вкопанный и огляделся, пытаясь сосредоточиться.

Кажется, он оказался в каком-то убогом портовом городке, на юго-восточной его окраине. Ближайшие три холма были тесно облеплены домишками, кое-как сделанными из мелких камней, с плоскими крышами из дубовых плах. Стояли они так плотно, что, свернув с кривой улочки, протиснуться между соседними домами можно было только боком. На «набережной» вместо халуп стояли длинные бараки, окруженные частоколом из небольших заостренных бревен. Еще дальше, у деревянных мостков-причалов качались на легкой волне, идущей с моря, десятки лодок и баркасов, казавшиеся в наступающих сумерках тушами морских животных, всплывших на поверхность. Среди них, как киты в стае дельфинов, затесались громады морских судов – не менее пяти штук вытянулись цепью вдоль реки. Шальной луч солнца, напоследок пробивший закрывшую небо пелену, окрасил вороньи гнезда на верхушках мачт в красный цвет; сами же корабли погружались во мрак. За ними, на другом берегу, Сорген с трудом разглядел группы точно таких же, как рядом с ним, хибар. Там тоже стояли корабли, правда, гораздо меньшие по размерам – что-то вроде парусных вельботов или мелких бригантин.

Сорген обернулся к ближайшей улочке: рядом, у домишки, размером заметно большего, чем остальные, появилась темная фигура. Изрыгая невнятные ругательства, она вывалилась наружу из раскрывшейся двери, а следом за ней неслись хриплые вопли, женский визг и стук посуды. Крохотные окна тускло светились, труба густо дымила. Судя по всему, это была таверна. Вышедший из нее посетитель до сих пор сжимал в руках здоровенную глиняную кружку, к которой периодически прикладывался. Даже с расстояния в двадцать шагов можно было увидеть пьяный блеск в глазах этого грязного, буйноволосого гиганта. Одет он был в распахнутую на голой груди полотняную куртку с рогожными вставками на плечах, а также в кожаные штаны, покрытые многочисленными белыми разводами. Морская соль.

– Эй!! – заревел вдруг гигант, явно обращаясь к Соргену, потому как больше на улице никого не было. Колдун вздрогнул: ему в голову немедленно пришло, что не стоило бы вот так сразу вступать в контакт с местным населением. Надо было спрятаться и понаблюдать… но теперь уже поздно. Не так он пьян, как кажется, этот здоровяк.

– Поди сюда, замухрышка! Не испытывай моего терпения! – снова заорал тот. Он допил из кружки и выбросил ее прочь.

– Ты мог бы разговаривать и повежливее, – заметил Сорген.

– Чего? – удивленно сморщился гигант. Нетвердой походкой он двинулся к колдуну, по дороге сплюнув тягучую слюну прямо себе на штаны. – С какого ты корабля, а?

– С "Благочестивых намерений", – ответил Сорген и криво ухмыльнулся.

– Врешь! – крикнул здоровяк, смешно тряся бородой. – Нет такого корабля!

Он подошел вплотную и теперь возвышался над колдуном на целую голову. Сивухой от него разило так, что впору было закашляться. Грозно заткнув большие пальцы обеих рук за широкий ремень, здоровяк зарычал:

– Э, да ты, видно, прочел мою татуировку? – он несколько раз ткнул себя в грудь, указывая все время в разные места. Впрочем, татуировка была всего одна, над левым соском: небольшой кораблик и непонятные закорючки под ним. – Понял, что я с «Гарделлы»? А ты, ублюдок, значит, с «Мониза». Все вы там такие худосочные и длиннорылые, недоноски. Ненавижу я вас, с «Мониза». Где вас ни встречу – всегда бил, бью и буду бить!

Гигант сорвал с пояса небольшой, но увесистый мешочек, которым как следует размахнулся. Сорген небрежно и устало опустил два пальца на засушенные глаза.

– Заргел!

Сил у него оставалось совсем немного, но тут особого напряжения не потребовалось. Здоровяк со стоном выпустил мешочек, с глухим стуком упавший на землю. Обхватив огромными кистями сразу всю голову, он с воем рухнул на колени. Раскачиваясь из стороны в сторону, он походил на плакальщика, убитого горем на похоронах любимой матушки.

Не успел Сорген сделать шаг в сторону, дверь таверны раскрылась и на вечерний воздух вывалилось сразу несколько нетрезвых личностей.

– Ого! Он обидел Безана! – с завидной для пьяницы реакцией заметил кто-то. Двое самых сообразительных немедленно вооружились дубинкой и ножом, а остальные покачивались, недоуменно пялясь на Соргена и «обиженного» Безана. Колдун, застонав от досады на собственную неповоротливость и тупость, вынул из ножен Вальдевул.

– Что за дерьмо! – сказал он трагически. – Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы драться! Поверите или нет, но мне совершенно не хочется разрубать на части ваши пьяные рожи. Только мне так и придется сделать, если вы полезете. И не пытайтесь показать свое мастерство – я волшебник.

– Чиивооо? – протянуло сразу несколько голосов. Сорген мучительно скривился: кажется, он сказал не то, что надо было. Потом кто-то из задних рядов добавил: – Ты ж Безана изуродовал, гад! Думаешь, это тебе с рук сойдет?

– Он первый начал! – огрызнулся Сорген. – К тому же, ничего с ним не случилось. Утром будет болеть только от похмелья, а про остальное и не вспомнит. Забирайте его и возвращайтесь в кабак, пейте дальше.

Пьяницы некоторое время нерешительно мялись. Кроме прочего, бросаться на человека с длинным мечом, когда ты вооружен только кривой палкой и коротким ножиком – это надо быть совсем уж не в себе. Посопев, забияки наконец подхватили скулящего Безана под руки и потащили прочь. По пути они оглядывались на Соргена, но тот неподвижно стоял на месте. Все силы его были сосредоточены на том, чтобы Вальдевул не слишком дрожал в руке и не опускался вниз. Пожалуй, напади на него враги всей толпой сразу, он бы не отмахался. Просто удивительно, что они оказались такими благоразумными!

Как только пьяницы скрылись в таверне, Сорген торопливо спрятал меч в ножны и скользнул прочь, в глубокую тень у стен домов. Потом он выглянул из-за угла, ожидая увидеть преследователей, но их не было. Хорошо бы перебраться на тот берег, вот только лететь нет никаких сил. К счастью, вскоре после того, как эта светлая мысль пришла ему в голову, Сорген увидал в просвете между бараками мост. Он был очень своеобразным: множество лодок, привязанных борт к борту, а сверху – настил из досок. Непрочно, но приемлемо и сделать проще, чем вбивать быки и делать насыпь.

Сорген смело вступил на колеблющуюся поверхность и пошел, пригибаясь, чтобы в случае чего упасть на доски, а не в воду. Когда он вышел на Улицу Больших Домов, сумерки еще более сгустились. Из-за плотной пелены на небе, ночь наступала раньше положенного.

В одном из домов раскрылась дверь, отчего в стене появился прямоугольник яркого света. Здесь пьяных криков не было: на улицу вышла женщина в фартуке и вытряхнула из подола мусор. Сорген последовал за ней внутрь.

– Все вино кончилось! – устало сказала ему женщина, не оборачиваясь.

– Мне вина не хочется, – тихо ответил Сорген. Женщина обернулась и немедленно сощурилась.

– Ты не наш, парень! – подозрительно пробормотала она. – По виду – городской щеголь, искупавшийся в болоте.

– И очень голодный, – добавил колдун. К счастью, кошелек его оставался на поясе, так что он смог поразить хозяйку парой золотых гейнджайндской чеканки. – Прошу тебя, принеси чего-нибудь съестного и поговори со мной.

Бросив на него еще один хмурый взгляд, женщина быстрым жестом сгребла деньги и ушла из общего зала заведения. Вскоре она снова появилась, выставляя на стол блюдо с холодным, полусъеденным бараньим боком и краюху хлеба.

– Пить ничего нет, даже пива, – пробурчала она.

– Налей хоть чего – пускай даже воды! – попросил Сорген. Женщина снова сходила на кухню и вернулась с кувшином молока. Колдун, жадно набросившийся на еду, повелительно махнул рукой, указывая на стул. – Садись!

Женщина настороженно опустилась на самый краешек и опустила руки на столешницу. Пожирая отвратительное, склизкое от жира мясо, Сорген рассмотрел свою невольную собеседницу. Осунувшееся лицо, серая кожа, блеклые редкие волосы; руки со вздувшимися венами, мешковатая фигура под застиранным платьем. Непонятно, сколько ей лет, хотя возможно, что всего лет десять назад она была красавицей.

– Что это за город, добрая женщина? – прошепелявил Сорген сквозь баранину, когда окончил разглядывать ее. Кабатчица изрядно удивилась.

– Как? Ты не знаешь, куда забрел?

– Я путешественник. Меня выбросило морем.

– Ох, не туда оно тебя выбросило, богатый господин. Твой корабль утопила вчерашняя буря?

– Нет. Меня… смыло за борт. Теперь хочу найти корабль – он должен был пристать к берегу.

– Ах, вот как! – женщина невесело улыбнулась. – Тебе везло и не везло, поочередно. То, что выпал – плохо, но смог выплыть. Правда, попал в плохое место… однако до сих пор жив! Пока ты шел сюда, тебя никто не встретил?

– Ну как же! Один невежливый пьяница пытался поколотить меня, но я отправил его проспаться.

– Как ты самоуверен, господин! А ведь это – Делделен!

– И что? Я должен испугаться? Извини меня, женщина, но я плыл издалека и не знаю, что творится на вашем северном берегу. Первый раз здесь…

– Первый и последний! Делделен – город жестоких пиратов, в котором правит Колокольчик. Уж он не даст тебе даже времени помолиться Белому богу и ты горько пожалеешь, что пустился в свое роковое плавание.

– Да? А каких же богов почитает этот Колокольчик?

– Никаких. Зачем они ему? Ведь это самый злобный, жестокий и страшный демон во плоти!

Сорген усмехнулся и задумчиво поглядел в угол, заполненный густой тенью. Возможно, здесь, нежданно-негаданно, он нашел себе союзника?

– Где живет Колокольчик? – спросил он. Идти ему никуда не хотелось: приятная тяжесть в желудке звала прилечь на мягкую кровать и вздремнуть. Нельзя. Нет времени, а кроме того, пока что Сорген здесь – опасный незнакомец, которого могут без лишних разговоров прихлопнуть. И вопрос даже не в том, получится у них это, или нет. Придется отбиваться и убить несколько человек, после чего заводить знакомство уже не так сподручно. Значит, надо скорее найти этого Колокольчика и расставить все на свои места.

– Удирай отсюда, покуда можешь! – горестно ответила кабатчица.

– К чему твои уговоры, – осклабился Сорген. – Почем знать, может быть, я еще более страшный демон?

Он отодвинул опустевшее блюдо и взглянул прямо в глаза женщины. Та в ужасе, беззвучно вскрикнула и закрыла рот ладонью.

– Ты!… Ты – Проклятый, полчища которого опустошают южные берега моря?! Добрался до нас, чтобы за все наши грехи перед Облаком уволочь в Вечногорящий мир??

– Ха! Не надо так пугаться, наивная женщина! Когда демоны приходят за твоей жалкой жизнью, они не разговаривают, а сразу вгрызаются в горло. Я просто пошутил. Смотри: сижу здесь, ем баранину, плачу тебе деньги, никого не трогаю… Неужели так страшно? Принеси, пожалуйста, воды, чтобы помыть руки, а потом укажи, куда идти. Обещаю, что никуда не стану тебя уволакивать.

Дом Колокольчика оказался приземистым особняком, скрывающимся за мощным каменным забором, по верху которого были набиты острые колья. У ворот неподвижно застыли высокорослые стражи в глухих ведроподобных шлемах, с алебардами в руках.

– Прочь! – рыкнул один, странно растягивая слово, будто бы собираясь расквакаться.

– Не кричи! – властно ответил ему Сорген. – Я не один из ваших пьяных бандитов. Я волшебник, прибывший из далеких краев и желающий поговорить с Колокольчиком.

Прежде чем он успел сказать еще что-то, второй страж молниеносным движением огрел его древком алебарды по голове. Да… Усталость, дополненная опасной сытостью, до добра не доводят, подумал Сорген, отлетая в призрачную тьму. Забор, стражники, темное небо мелькнули у него перед глазами и пропали…

… Ему чудилось, что он бьется с закованным в броню от макушки до пяток гигантом. Волосы вставали дыбом от тех скрежещущих звуков, с которыми Вальдевул отскакивал от похожих на каменные колонны ног противника. Враг поразительно тихо и тонко для своих размеров смеялся в ответ на каждую попытку пробить его броню. Глядя на напрасные потуги Соргена сверху вниз, он упер руки в бока и склонил голову в шлеме, похожем на ведро… нет, скорее на бочку – где взять такое здоровенное ведро? Смех напоминал перезвон бронзовых колокольцев. Догадка пронзила колдуна, словно в него попала волшебная молния. Это и есть тот самый предводитель пиратов! Зачем же он дерется с ним? Но руки, не подчиняясь разуму, продолжали бессмысленно стучать по непробиваемым доспехам. Великану тем временем надоело смотреть на суетящуюся букашку: он размахнулся дубиной, по размером схожей с человеком, и ударил по земле там, где только что стоял Сорген. Колдуну, к счастью, удалось отскочить – но комья земли, выбитые могучим ударом, засыпали его до самой шеи. Так не бывает! – ошарашенно подумал Сорген. Это сон! Глупый сон!!! Великан наклонился над ним, снова звонко засмеялся и плюнул. Это тоже было очень странно: на шлеме не было никаких отверстий, но колдун точно знал, что в лицо ему прилетел плевок. Теплый, странно пахнущий плохоньким вином…

Тут Сорген дернулся и очнулся. Он открыл глаза, вернее, один глаз, потому что второй держало что-то отвратительное, стягивающее пол-лица. Макушка саднила, и от каждого движения – будь это попытка пошевелить руками или опустившееся веко – тело пробирала леденящая дрожь. Руки, ноги… все остальное было стянуто путами, которые больно прижимали тело к какой-то плоской, жесткой поверхности. Вместо дыхания – хрип. Они стянули ремнем даже шею, так, что воздух проходил в легкие с великим трудом. В затылок врезались какие-то выступы. Мысли опять путались.

Рот, конечно, был заткнут дурно пахнущей тряпкой. У горла тускло поблескивало лезвие ножа, а того, кто его держал, Сорген не мог разглядеть. Лучше, чем сейчас, его не связывали ни разу в жизни! Сорген едва заметно усмехнулся, если только человек с кляпом во рту может усмехаться. Жаль, что он не может сказать об этом здешнему хозяину, то-то бы он порадовался.

После нескольких мгновений полного отчаяния и умопомрачения Сорген пришел в состояние угрюмого равнодушия. Ему вдруг стало все равно – убьют ли его, станут пытать или отпустят. Боль, словно озадаченная таким настроением человека, отступила. Левый глаз наконец смог увидеть что-то, кроме лезвия приставленного к горлу ножа. Слева впереди расстилалась поверхность огромного полированного стола, на котором стояла чаша с длинным узким носиком. Рядом небрежно были раскиданы свернувшиеся рулоны пергамента и письменные принадлежности. У ближайших углов стола стояли громоздкие подсвечники из тусклого золота, на пять свечей каждый; впрочем, на всех горели только по две, остальных просто не было. Дрожащий, оранжевый свет выхватывал из темноты самого Соргена, его туго связанные ноги и примотанные пеньковой веревкой к подлокотникам кресла руки. Напротив него сидел в другом, более удобном с виду кресле человек в плаще с капюшоном. Из-под небрежно наброшенного на голову колпака торчала звериная маска, сделанная очень искусно. Незнакомец не двигался, поставив локоть на ручку кресла и оперевши подбородок на ладонь. Глаза в черных провалах маски наверняка рассматривали Соргена с не меньшим вниманием.

– Приветствую тебя в моем городе, о смелый и безрассудный волшебник! – не пошевелившись, вдруг сказал незнакомец. Голос у него был чистый, нежный, мелодичный… как звон колокольчиков. – Прости мою невежливость: кляп во рту и все прочее. Я был бы рад усадить тебя за стол и поговорить, как полагается, однако, между любопытством и чувством самосохранения выбираю последнее. Надеюсь, ты поймешь, почему? Безан уже рассказал, как ты ослепил его одним-единственным словом.

Человек говорил, оставаясь совершенно неподвижным. Маска, изображавшая не то медведя, не то волка, притягивала взор и пугала своей схожестью с живой звериной мордой. Казалось, это настоящий волк одел плащ, чтобы через мгновение выпрыгнуть и вцепиться в горло. К Соргену снова вернулся страх. Почему-то быть загрызенным зверем ему не хотелось – если вдуматься, почему? Какая разница? Дурацкие размышления прервались, когда человек в маске снова заговорил.

– Признаться, меня страшно смущает твой поступок. Зачем ты пришел сюда, в Делделен, да еще и явился к моему дому? Или ты безумен? Все знают, что волшебника в городе Колокольчика ждет мучительная смерть. А ты, даже будучи предупрежденным, все равно пошел навстречу гибели. Служанка из таверны, правда, утверждает, что ты демон, Проклятый, явившийся с юга, чтобы низвергнуть нас всех в Вечногорящий мир. Глупая баба и глупые предрассудки. Мне плевать, демон ты или мелкий колдунишка… да хоть сам Бог-Облако! Все падут от моей руки.

К концу речи тон голос Колокольчика повысился, и сам он наконец шевельнулся. Как показалось Соргену, Облако пират помянул с особой злостью, от которой руки его впились в подлокотники. Резко отвернувшись, человек-зверь уставился куда-то в темноту. Сорген отчетливо видел торчащую из капюшона длинную морду, покрытую темной шерстью.

– Если ты могучий демон, покажи мне свою силу. Попробуй освободиться, попробуй сразиться с нами и победить. Ведь ты за этим пришел? Пусть победит тот, кто сильнее. Я буду рад любой смерти – твоей ли, моей.

Колокольчик снова повернулся к Соргену и склонил голову, как любопытный пес. Чуть подавшись вперед, он легонько покачал всем телом.

– Да слышишь ли ты меня, доходяга? Эк тебя отделал Велибад – непонятно, дышишь ли ты еще, или уже нет? Эх, все равно, вся эта болтовня есть ничто иное, как пустая трата времени. Рот я тебе освободить не решусь, а болтать с безответным столбом просто нелепо.

Колокольчик вяло махнул рукой, укутанной в просторный рукав. Оказывается, он не в плаще, а в какой-то хламиде, прямо как Фонрайль. Сорген вдруг вздрогнул, и на сей раз не от боли. Он вспомнил сразу всех Старцев и представил, как они отреагируют на известие о том, что какой-то никому не известный за пределами Белого моря пират справился с Соргеном, магом, на которого они возлагали столько надежд. Бьлоргезд назовет его слабаком, Фонрайль презрительно скривится и не удостоит словом, Рэмарде с мрачным осуждением покачает головой. В тот момент Сорген почувствовал такую жгучую ненависть к этой троице, какую не испытывал уже много лет, с того давнего момента, когда он покинул Энгоард. Неужели он вообще способен на такое?? Если бы ярость преобразовать в пламя, дом Колокольчика вспыхнул бы и разом превратился в пепел. Нет! Ни одна собака, сколь бы старой и мудрой она себе не казалась, не сможет скривиться и посмеяться над ним, Соргеном!! Из одного чувства противоречия, чтобы утереть нос всем возможным недоброжелателям и прочим, он должен победить. В мозгу его немедленно всплыли слова, которые давным-давно сказал ему старый Рабель: "Помни, мой мальчик, всегда помни одно. Волшебная сила – это само естество природы, прячущееся в непознанных до сих пор измерениях, которые люди в лучшем случае описывают весьма приблизительно и неточно. Магия живет не в замысловатых словах, выкрикиваемых колдунами, и не в высушенных жабах, которыми они потрясают. Чародейный олейз течет через твой разум, и всяческие ухищрения лишь помогают сконцентрироваться на нем и зачерпнуть энергии для сотворения чуда. Слабый ум нуждается в этих штучках, как безногий в своих костылях, но если человек обладает настоящим даром, если он – гениальное дитя неких Вселенских сил, для которого нет невозможного, сила будет находиться с ним всегда и везде. Пуповина, связывающая его с океаном олейз, безбрежным и нескончаемым, никогда не будет оборвана. Он сможет зачерпнуть любое количество и сотворить такое, что неподвластно никому иному. Нужно лишь суметь. Подчинить себе саму мысль, открыть потрясающие способности, освободить их из темницы косного мышления… Если ты сможешь сделать это – тебе не будет равных среди магов. Пытайся! Я вот не сумел… и не знаю никого, кто смог бы нащупать в себе ту самую пуповину".

В прежние времена Сорген пытался раз или два последовать совету Рабеля, но, видно, это были несерьезные попытки, ни к чему так и не приведшие. Сейчас от того, сможет ли он прибегнуть к магии, не пользуясь ничем, кроме разума, зависела жизнь… даже нечто большее, необъяснимое.

Воображение! Старый Рабель считал, что именно это – ключевое слово для того, кто желает стать настоящим магом, всемогущим и всесильным. Тот, кто сможет представить себе желаемое так ясно и четко, что оно превратится в реальность, станет победителем в битве с собственным разумом.

У Соргена не было времени для сомнений или ошибок. После того, как слова Рабеля горящими аршинными буквами проплыли перед его затуманившимся взором, он вспомнил свою юность и сражение под стенами города-крепости в Стране Без Солнца. Тогда он превратил целый откос под стеной в мягкое, рыхлое сало; теперь же требовалось гораздо меньшее. Представить, что во рту – не жесткая, вонючая тряпка, а ломоть смоченного водой хлеба, который сможет перекусить и выплюнуть даже младенец. Податливый, расползающийся сам собой и освобождающий путь для воздуха… О, если бы было время, чтобы удивляться, Сорген непременно застыл бы, сбитый с толку собственной ловкостью и неподражаемостью! Он закашлялся, когда вода скользнула в его пересохшее, сдавленное горло вместе с кусками проглоченного хлеба, кисловатого и довольно противного на вкус. Вторая половина ломтя вывалилась наружу и шлепнулась Соргену на колени; напряженные челюсти свела судорога, от которой жутко заскрежетали зубы. Через миг колдун опрокинулся на спину вместе с креслом, к которому был привязан. Смертоносное жало ножа осталось наверху, в руках озадаченного и стоявшего столбом солдата. Сорген стал легким, как пушинка, его распирало желание расхохотаться, а также странное, опьяняющее ощущение. Ему казалось, что в этот самый момент он может вырасти до размеров самой большой горы, схватить лежащий под ногами мир, скатать его в рулон и забросить так далеко, что никто и никогда, за целую вечность не сможет его найти. Хрипло закаркав – других звуков горло пока не могло издавать – лежащий на спине Сорген взлетел в воздух вместе с креслом и ножкой заехал в лоб вооруженному ножом солдату. Тот, как мешок, осел на пол, а колдун тем временем взмыл к потолку и скрылся в самом темном из углов. Там он принял обычное положение головой вверх и превратил путы в гнилые тряпки. Кресло, лишившись связи с парящим телом, тяжело рухнуло на пол и развалилось на куски.

Все это время Колокольчик оторопело водил медвежьим носом вслед за мечущимся Соргеном. Потеряв его из виду во тьме, пират привстал и застыл на полусогнутых ногах, сгорбленный и раскрывший пасть жуткой маски, словно это на самом деле был его рот. Грохот разбившегося кресла вывел его из оторопи. Вздрогнув и даже подпрыгнув, Колокольчик взмахнул руками и скинул с плеч балахон. Откуда-то с пояса он вынул короткий абордажный меч: оказалось, что кроме маски, предводитель пиратов украсил голову короткими толстыми рожками. Волосы у него были светло-серыми, короткими и жесткими.

– Хорошо! – хрипло сказал Колокольчик, обращаясь к потолку. – Значит, ты и в самом деле демон, пришедший по мою душу? Не прячься, иди сюда и возьми ее!

– Зачем? – со смехом спросил Сорген. Новые способности подействовали на него, как кувшин крепкого вина. В голове у него шумело, хотелось рассмеяться во все горло, пуститься вскачь, переворачивать столы и крушить стулья. Вытянув перед собой руки, чтобы в полутьме не врезаться головой в прокопченную балку, колдун заскользил из одного угла в другой.

– Откуда я знаю, для чего демонам человечьи души? – зло воскликнул Колокольчик, напряженно вглядываясь туда, откуда Сорген уже упорхнул. – Ну, просто убей меня, проклятое чудовище! Только не тяни, умоляю тебя!

– Чего это тебе так не терпится помереть? – снова спросил Сорген и тут же ускользнул от горящего в неверном пламени свечей взгляда предводителя пиратов.

– Какая разница? – с отчаянием закричал тот и вдруг запрыгнул на стол. Коротко взмахнув мечом, он рубанул воздух и едва не потерял равновесие. Вряд ли он такой плохой фехтовальщик… наверное, очень расстроен. Сорген плавно перевернулся, принимая вертикальное положение, и, в продолжение этого движения, заехал носком сапога в шею Колокольчика, под маску. Сапог был совсем мягкий, потерявший всякую форму и плотность, поэтому Сорген больно ушиб палец. Пирату пришлось гораздо хуже: он с жутким хрипом повалился набок и с грохотом скатился со столешницы на пол. Кракнула разбитая глиняная кружка, затрещали доски сломанного табурета. Сорген мягко спрыгнул следом за противником и наступил на запястье его вооруженной руки ногой. Колокольчик, тихо подвывая, попытался стукнуть колдуна подсвечником в бедро, но Сорген перехватил его в воздухе и легко вырвал из слабых пальцев пирата.

– Все кончено! – победно воскликнул колдун. Его необычный хмель еще бродил в голове, наполняя воодушевлением и на время отодвигая прочь усталость. Воздев руки вверх и потрясая захваченным подсвечником, Сорген полюбовался на мечущиеся по стене тени. Ни на что не похоже, но страшно… Он криво усмехнулся. Колокольчик лежал у его ног без движения, словно бы уже скончался от позора.

После того, как пират был обезоружен, а подсвечник с чудом не погасшими свечами вновь поставлен на стол, колдун отошел в угол и стал внимательно наблюдать. Колокольчик продолжал неподвижно лежать… хотя, присмотревшись повнимательнее, можно было заметить, что грудь его вздымается.

– Хватит валяться! – наконец сказал Сорген с нотками недовольства. Он уже не смеялся. Прилив кратковременного могущества оставил его, так что теперь это опять был уставший чуть ли не до смерти человек. – Вставай, и продолжим наш разговор. Я пришел сюда не для того, чтобы убивать тебя.

– Почему нет? – простонал Колокольчик. – Бьешь меня, унижаешь и издеваешься, а потом хочешь обратить все в дружескую шутку? Ты гнусный ублюдок!

– Возможно, но не надейся вымолить у меня смерть таким примитивным способом. Где твоя гордость? Куда подевалась жажда борьбы и жизни? И зачем, в конце концов, ты напялил на себя эту маску? У меня много вопросов…

– Чтоб ты провалился… – Колокольчик со стенаниями и кряхтением поднялся на ноги, прошаркал к столу и рухнул в кресло. – Как там Прото! Ты его, наверное, убил… счастливца?

Сорген быстро глянул на валявшегося без чувств солдата, который все еще крепко сжимал в руке нож. На лбу его красовалась огромная шишка.

– Не думаю… Отлежится. А что, он тоже стремится поскорее покинуть этот мир? Странные вы пираты, скажу вам. Вышли бы в море и затопились всем кораблем!

– Не зубоскаль, мерзавец!

– А ты – неужели праведник?

– Я… Если бы ты знал мою историю, то заговорил бы по-другому.

– В чем же дело? Поведай мне ее. Некоторым временем, чтобы послушать интересный рассказ, я располагаю… но все равно, давай не очень длинно.

– Пойди утопись.

– Это у вас вместо пожелания спокойной ночи? – Сорген, теряя терпение, вышел из своего угла и надвинулся на стол. – Я удивляюсь, каким образом до сих пор все это вытерпел – твою явную недоброжелательность, это дурацкое нежелание разговаривать и все прочее. Ну, скажем так: я нуждаюсь в некоторой помощи. Возможно, ты можешь ее оказать. Возможно, в ответ и я смогу тебе чем-то помочь? Послушай-ка, Мокрый Нос, сдается мне, что твои беды связаны с колдунами, так? Тебе не приходило в голову – там, где навредил один волшебник, другой может исправить?

– Лживые слова. Все колдуны одинаково отвратительны… – Колокольчик вскочил со своего кресла – как показалось Соргену, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Спрятавшись в полутьму, он еще и повернулся к собеседнику спиной. Тем не менее, говорить пират не перестал. – Хочешь, значит, все узнать? Стало быть, ничего раньше не слышал.

– Я в ваших краях недавно.

– Ах вот как… Знаешь, от меня только что ушел один наш шпион – он вернулся из ближайшего порта. Там только и разговоров о какой-то Армии Проклятых… или Проклятой Армии, которая растерзала южное побережье и теперь плывет сюда.

– Очень интересно! – восхитился Сорген. Медленно подняв на ножки упавший стул, он тяжело на него опустился. – Про это тоже можешь рассказать – надеюсь, я не успею уснуть.

– Я что, кабацкий сказитель? – зло рыкнул Колокольчик и ненадолго замолчал. – Гм… Ну, послушай, раз тебе так хочется… Ходят слухи, что из-за Барьерных гор вышла целая орда демонов, черных, как уголь, в неуязвимых доспехах. Облик у них далек от человеческого, и нрав такой же – одна лютость и кровожадность. В каком-то старом пророчестве было сказано о них – Армии Проклятых, которая уничтожит весь мир. Войска Гейнджайнда были разбиты, а все прибрежные города вырезаны до последнего человека. После этого Проклятые погрузились на корабли и поплыли, чтобы повторить трюк с северным побережьем… Ты не из них, случайно? Хотя, видок у тебя не ахти для неуязвимого демона.

– Что не помешало тебе меня этим демоном окрестить, – вздохнул Сорген. – Знаешь, я еще не слыхал, чтобы слухи были так чудовищно лживы – и одновременно, так близки к правде. На самом деле, мы действительно пришли из-за Барьерных гор, но никто нас не проклинал… по крайней мере, по настоящему, так, как это подразумевает молва. Если б ты увидел этих «демонов»… То в лучшем случае посмеялся бы. Неуклюжие увальни, привыкшие воевать лишь с бунтующими крестьянами и никогда не вылезавшие из дома дальше, чем на двадцать льюмилов. Сейчас, правда, они вошли во вкус и стали погрубее, пожестче… Гейнджайнд трусливо отказался драться, его армия сгрудилась вокруг короля и столицы, до которых нам нет дела. Единственный город, через который мы прошли, остался нетронутым… разве что немного пощипанным. Армия действительно плывет сюда… или плыла. К сожалению, я… меня выбросило на берег отдельно от остальных. Что с ними – я не знаю. Когда мы «расставались», они сражались с зурахатским флотом, и чем кончилась стычка, я тебе поведать не могу. Это было уже больше суток назад.

– Возможно, утром мы об этом услышим, – пробормотал Колокольчик. В голосе его слышались нотки заинтересованности. – Что ж это за армия? Куда она идет?

– Это армия черных колдунов. Она направлялась на север, в Энгоард, чтобы участвовать в великой войне между черными и белыми магами. Твоя помощь нужна мне, чтобы найти ее и продолжить наш поход. Понимаешь?

– О, да! – кажется, предводитель пиратов на самом деле воспрянул духом и вернулся к жизни. – В таком случае, пожалуй, мы на самом деле сможем найти общий язык. Я, честно говоря, даже не подумал, что ты можешь быть волшебником другого цвета. Давненько я не встречал черных.

– Значит, тебе насолили Белые? – полуутвердительно спросил Сорген.

– Не просто Белые… – голос Колокольчика сорвался от еле сдерживаемого гнева. – Это был сам Бог-Облако.

Сорген раскрыл рот и порадовался, что пират не видит его лица – наверняка, выражение на нем сейчас не самое умное. Потом он взял себя в руки и даже привычно усмехнулся. Мало ли что наговорит этот странный парень в прибрежной деревне!

– Так уж сам? – колдун не удержался от осторожного вопроса. Колокольчик не обиделся его недоверию, только грустно вздохнул.

– Я не заставляю тебя верить. Как хочешь; мне все равно. История эта очень давняя и мало кто остался в живых – только я и несколько моих товарищей… и еще ОН.

"Очередная трагическая история порока и его жестокого наказания. Жаль, Лимбул не слышит", – подумал Сорген и принялся чесать нос, чтобы скрыть новую недовольную ухмылку. Впрочем, Колокольчик ничего не видел и не стремился увидеть. Он рассказывал дальше.

– Видел ли ты лес, далеко на севере, вдоль берега реки? – вот как, это был еще не рассказ! Сорген заставил себя встрепенуться и ответить.

– Вроде бы, но не очень четко. Уже вечерело, да и от усталости зрение мое не блистало остротой.

– Когда-то там было мое королевство. Эта река, чье устье дает нам пристанище теперь, вьется на долгие льевы с севера на юг, а до того течет с запада на восток. Получается нечто вроде угла, которым я владел давным-давно. А у истоков реки, в маленькой светлой роще, бил в незапамятные времена Родник Счастья. Он наполнял водой маленький круглый прудик, дно и берега которого кто-то выложил дымчатым малахитом. Любой, кто пожелает, мог выкупаться в чистой, холодной воде… Злобных людей она смягчала, грустивших радовала, больных исцеляла. Вокруг рощи стояли дома самого прекрасного в мире города – моей столицы. Мы не рубили деревьев, чтобы построить жилище… На месте рощи стоял когда-то древний лес из гигантских дубов, но со временем, которого прошло, как видно, невообразимо много, великаны засохли и перестали зеленеть. Все сразу, словно сговорившись… Но стволы остались крепкими: в них мы и жили, застилая крыши слюдяными плитками и глиняной черепицей.

Жители в том городе не могли быть плохими, грустными или злобными – ведь они жили рядом с источником Счастья! Стоило искупаться там с утра, и все вокруг становилось прекрасным, чарующим, восхищающим! Мы не знали горестей и невзгод, потому что сам Бог-Облако покровительствовал нам. В разгар лета, когда в столицу съезжались люди со всех окрестных деревень, мы выбирали для него из десятков прекрасных девушек, чистых и прелестных, будто первые весенние подснежники, одну, самую лучшую. Она звалась Небесной невестой. В десятый день жаркого месяца на середину Родника Счастья выталкивали легкую лодочку, а невеста сидела в ней в венке из ромашек и пела песню: "Светлое Облако с Высокого неба, наш Добрый Господин, спуститесь ко мне, чтобы принять в свой Голубой Дворец!"

Когда Колокольчик пересказывал слова песни, голос его опять предательски дрогнул. Он звучно сглотнул и дернул головой, отчего в комнате жалобно звякнуло. Сорген мог поклясться, что, если бы он посмотрел сейчас в глаза пирата, то увидел бы там слезы. Озадаченно подобравшись, колдун нахмурился. Словно бы его захватила эта история. Сон пропал, и внимание не отвлекается на стонущие мышцы и суставы. Может, и он сам сейчас расплачется?

– С неба на город опускался туман. Со стороны казалось, будто бы кто-то невидимый свесил клубящееся одеяло, а оно лежало свободным концом на земле. Нет, не лежало – двигалось! Горожане тоже пели песню, провожая свою избранницу, а туман заволакивал поверхность пруда. Затем он сгущался в облако, по размерам повторяющее очертания пруда, и поднимался вверх. Лодка качалась на волнах пустая, и никто, никогда больше не видел Небесной невесты на земле. Она присоединялась на небесах к сонму жен Бога-Облака, счастливиц, попавших туда при жизни, и проводящих вечность в счастье и достатке. Сверхъестественный Бог дарил свою любовь им всем сразу, никого не обделяя, отчего каждая женщина чувствовала себя единственной и неповторимой.

Так нам рассказывали об этом мудрые старцы с седыми бородами. Везде считается, что чем белее у тебя борода, тем больше права считаться благоразумнее других.

Но все это только присказка. Как я сказал, та страна была моей вотчиной. В день пятнадцатилетия отец вручил мне корону, а сам с группой странствующих проповедников отправился в бескрайние степи Лейды, чтобы обращать к Богу диких кочевников. Прошло четыре счастливых года моего правления, и вот, нежданно-негаданно, прогуливаясь по городу погожим летним днем, я встретил Дуину. Увидел – и был сражен наповал "копьем любви", как я написал в письме, которое послал ей без подписи. У нее были неповторимые тонкие губы, такие изящные и нежные, что стоило им изогнуться в улыбке – колени мои подгибались. Брови – гордо выгнутые, пушистые, мягкого каштанового цвета. Наивные голубые глаза, чистые и прозрачные, как вода в нашем пруду, и круглые щечки с ямочками. Густые темно-русые волосы до плеч, тонкие пальчики, как будто выточенные из молочного мрамора, томные и плавные изгибы бедер и высокая грудь… Я не знаю, как могли остальные мужчины проходить мимо нее и не падать, сраженные наповал этой ослепительной красотой? Я упал и умолял одарить меня благосклонностью; тогда я был наряжен, как простолюдин, чтобы не выделяться из толпы. Она не узнала меня и со смехом велела подняться. Я тоже был тогда довольно привлекательным: высоким и красивым. Кроме того, никто не мог бы назвать меня грубым, злым или несправедливым. Несколько раз мы встречались, тайно – тайно от моего двора, так как я боялся ей признаться. Каждый день с утра я твердо давал себе слово, что раскроюсь перед Дуиной вечером, но, стоило увидеть ее – сердце ухало в пропасть. А вдруг она обидится, узнав, что я скрывал от нее свое происхождение? Я не мог представить, как пережить, если она посмотрит на меня с осуждением, обидится или – о ужас! – откажется меня видеть? Такое положение дел угнетало меня все больше и больше, но развязка пришла внезапно, и она была чудовищной.

С момента нашей встречи прошла всего лишь неделя, когда ко мне во дворец, где я очутился ненадолго, в перерывах между нашими встречами, явились Городские Старейшины. Самый древний из них вышел вперед из кучки таких же, как он, длиннобородых и беззубых развалин.

"Государь! – прошамкал он, глядя в мое непрестанно лучившееся счастьем лицо. – Четыре года ты правил нами с замечательной мудростью, удивительной для такого юного возраста, но теперь пришло время сказать, что ты поддался соблазнам и встал на дорожку порока! Весь город знает, что девица Дуина – первейшая красавица среди остальных, а потому ее предназначение – стать Небесной невестой. Ты должен забыть ее, немедленно!"

Можешь представить, каково мне было услышать такие слова? Я и думать забыл о приближавшемся празднике и всем том, что с ним связано. Эти старики словно бы выбросили меня спящего на середине бушующего зимнего моря, так я был ошарашен и втоптан в грязь злодейкой-судьбой. Я словно выпил яду, от которого медленно умирают – теряют аппетит, бледнеют и чахнут день за днем, пока не засыпают навсегда в постели. Конечно, я не смог пойти на свидание, а вместо этого носился по комнатам дворца, сделанного в стволах пяти дубов, как посаженный в клетку волк. В голове моей клокотали опасные мысли. Мне казалось несправедливым такое устройство мира, хотя раньше я ничего против него не имел. Почему она не может быть моей? Ведь на самом деле ее еще не выбрали Небесной невестой, а значит… Правда, закон запрещал девушкам моложе восемнадцати лет выходить замуж, но ведь я был король!! Истоптав за ту ночь пару сапог, я решился. Наутро город, весь мой народ и Дуина заодно узнали, что их молодой владыка решил идти наперекор закону, установленному Богом. Я объявил, что женюсь на своей возлюбленной, и провозгласил, что милосердное Облако простит меня, ибо для него эта девушка – лишь одна из многих, для меня же – единственная!

Меня переполняло чувство собственного величия; я старался не обращать внимания на сумрачные лица подданных, перекошенных злобой Старейшин и грустную Дуину. Мне казалось в ту минуту, что я всесилен и всемогущ, что все образуется и пойдет прекрасно… Как же иначе может быть в городе, в котором бьет Родник Счастья? Только Бог-Облако не был милосердным, как выяснилось очень скоро.

Я не стал откладывать свадьбу, чтобы на всякий случай успеть до праздника Выданья Небесной невесты. И вот, в нашу брачную ночь небо из темного вдруг стало белым, ярко-белым. В город волнами вползал жуткий, холодный и зловеще мерцающий серебряный туман. Окна в нашей спальне сначала покрыла изморозь, а потом они с жалобным звоном разлетелись на кусочки. Вся в клубах леденящего тумана, внутрь влетела нефритовая статуя, которая двигалась, словно живая: это был он, Бог-Облако, простерший перед собой карающие длани. Лица у него не было, и это долго еще снилось мне. Гладкий кусок камня, на котором только горящие огнем глаза.

– Ты взял мое, червь! – проревела статуя. Голос ее несся отовсюду и был так силен, что я упал на колени, а из ушей у меня пошла кровь. – Гнев мой будет ужасен и послужит будущим поколениям хорошим уроком!

После этого он…

На этом месте голос Колокольчика сорвался в третий раз. Он повернулся к Соргену и протянул руки, ходящие ходуном, к маске. В мигающем свете свечей пират сдернул с лица медвежью личину и отшвырнул ее в темноту. Сорген много успел повидать на своем веку, но сейчас непроизвольно вздрогнул, уж больно зловеще выглядели жесты Колокольчика после нагнетающего напряжение рассказа.

Вместо человеческой головы на плечах пиратского вожака сидела голова козленка, с непропорционально вздувшимся затылком и нежной серой шерсткой, покрывающей ее сверху донизу. Коротенькие крепкие рожки, которые колдун уже видел сверху, черные влажные глаза, трясущаяся жидкая бородка и бронзовый колокольчик под ней.

– Вот во что превратил меня наш добрый Бог в назидание остальным, в чьих головах могла зародиться идея перечить Облаку, – прошептал несчастный Колокольчик. – Он одарил меня козлиной башкой и бессмертием, чтобы я мог как следует осознал всю тяжесть своего греха и не мог найти забытья в смерти. А мою Дуину… О нет, прошло несколько сотен лет, но воспоминания крутят мою душу железными пальцами, они рвут меня всего на части, но никак не могут разорвать окончательно! Он унес ее и отдал одному из лейденских кочевников, грязному животному, славившемуся жестокостью, с которой он обращался с женщинами. Потом мне являлись видения, и в них я видел самые жуткие надругательства и истязания, выпавшие на долю моего нежного цветочка, моей девочки, моей несчастной жены… так и не успевшей ей стать. Сначала она жила у вождя племени, потом попала к его родственнику, потом была продана куда-то в далекое племя, где умерла от голода в одну из суровых зим. А я же должен был жить и каждую ночь… да что там, каждое мгновение бесплодно бичевать разум. ОН «помогал» мне и всегда напоминал, кто же виноват во всем случившемся. Я, только я!! Да, да, да! Если бы юность знала, я никогда не решился бы перечить этому чудовищу. Пусть Дуина не досталась бы мне, но зато она прожила бы спокойную и сытую жизнь… быть может, жила бы до сих пор, не зная отказа ни в чем, в Голубом дворце! Что я натворил?? Впрочем, теперь жалеть глупо. Теперь я хочу лишь мести, однако, мне ведь ни за что не добраться до главного виновника. Я вымещаю злобу на его пастве, в меру сил и способностей.

– Почему ты не пытался спасти ее? – спросил Сорген глухо. Исповедь Колокольчика на самом деле поразила его, хотя он больше задумывался не о жестокой судьбе пирата и его возлюбленной, а о коварстве и злобности Бога-Облака.

– Ты так думаешь? – хрипло спросил Колокольчик. Рассеянно оглядев стол, он нашел кружку и вытряхнул из нее содержимое в рот. – Стоило мне отойти от реки на пару десятков льювов, я просто терял сознание. Вино не вызывало во мне хмеля и заснуть я не мог неделями… да и засыпал только для того, чтобы увидеть очередной кошмар. Когда я бросался на меч, тот ломался. Веревка лопалась, море выбрасывало меня на берег. Если я прыгал вниз с обрыва, на острые камни, меня каким-то чудом подхватывал ветер и нес до мягких волн. Огонь вокруг меня почти не горит, яд не причиняет никакого вреда.

– Поэтому ты просил убить тебя?

– Да. Быть может, колдун сможет это сделать? Попробуй, я тебя умоляю!

– Э, ты опять за свое! Перестань.

Колокольчик ничего не слышал. Он шептал, как заведенный, сжимая в руке кружку и раскачиваясь.

– Моя жена давным-давно умерла после долгих лет позора и боли; мой волшебный Родник превратился в грязную лужу; мой народ изгнал меня, а те, кто посмел остаться верен, получили в награду бараньи головы – "за баранье упрямство". Видишь эту бронзовую побрякушку, которой я обязан своим теперешним именем? Его нельзя снять; Богу надоело мучить меня лично, так что он подвесил это, дабы напоминать мне о содеянном каждый миг, без отдыха и пощады.

Я стал пиратом. Я ношу маску на звериной роже и уже больше сотни лет граблю корабли в Белом море. Я неуязвим и потому почти непобедим, так же как и мой звероголовый отряд. Пойди на запад, на восток, плыви на юг, спроси кого хочешь – все боятся Колокольчика больше, чем всех демонов и черных колдунов. Колокольчик не берет в плен и не щадит. Он жжет корабли и рубит головы младенцам… Самое страшное в том, что это, в отличие от слухов про твою армию – чистая правда! Теперь я правлю самым отвратительным городом мира, грязным и вонючим, наполненным наигнуснейшими выродками рода человеческого, слетевшимися сюда, под мое крыло. Вместо чистого пруда – мутная река.

Он всхлипнул, роняя голову на грудь. Сорген замялся, не зная, что бы такого сказать, но Колокольчик еще не выговорился.

– Моя чистая и счастливая страна, лишившаяся Счастья, через год была вытоптана, выжжена, вырезана лейденцами. Все, что было вокруг того наивного юноши, задумавшего спорить с Богом, уничтожено. Остался только он сам и его горькая, жестокая память!

По щекам Колокольчика, оставляя в серой шерсти черные дорожки, текли крупные слезы. Сорген почувствовал себя неловко и заерзал на стуле, вдруг ставшем неудобным и жестким. Да уж, в данный момент грабитель и убийца, по его словам, наводивший ужас на все Белое море, мог растрогать кого угодно. В который раз легенда о человеке, совершившем неправедный поступок и платившем за него невыносимо тяжкую плату. Вот только все это год от года все дальше отходит в прошлое. Вряд ли кто-то помнит несчастного короля и его несостоявшуюся жену… если об этом вообще кто-то знал. У всех на слуху сейчас и здесь только одно – деяния сегодняшнего Колокольчика, а не то, из-за чего он стал таким. Вот так, превратно едва ли не все, что окружает нас, – философски заметил Сорген сам себе. Однако, для него лично кровь, в которой запачкался до самых кончиков своих рожек пиратский вожак, не играла никакой роли. Это чудовище легко поддастся дрессировке и станет прекрасным оружием. В том, что мощное оружие ему очень скоро понадобится, Сорген не сомневался.

Поглядев на Колокольчика повнимательнее, он тяжело вздохнул. Отдыхать ему все еще не предвидится. Поспорить с Богом? «Отменить» назначенное им наказание? Почему бы и нет – разве не покоился на дне моря Небесный Сокол, победить которого он сначала и не надеялся? Разве только что он не совершил чуда, поборов смерть одной лишь силой разума??

К тому же, главное наказание Колокольчика уже состоялось и его Сорген как раз побороть не мог. Времени вспять не повернуть и жену его не оживить… Может быть, звериная морда окажется не самым крепким орешком? Тут, правда, вставал другой вопрос – будет ли пират благодарен, когда избавится от козлиной головы?? Словно подтверждая эти сомнения, Колокольчик снова принялся за свое. Навалившись на стол, он приблизил к колдуну рыло и умолял:

– Убей! Убей меня, колдун! – резким движением отшвырнув прочь тяжелый стол, пират упал на колени и подполз к Соргену, чтобы вцепиться в полу рубахи. – Неужели я и теперь не доказал законность этого желания и ты до сих пор считаешь меня блаженным? Неужели грех мой был так велик, что века мучений до сих пор не искупили его?

– Твой поступок не имел ничего предосудительного, мой друг! – значительно произнес Сорген и встал, оставив клок рубахи в руках Колокольчика. – Ты стал жертвой вероломного и двуличного божества, прикрывающего свою подлость и коварство красивыми словами. Он наказал тебя неправедно и ты имеешь полное право на месть. Правда, убийства младенцев и тонущие корабли с грузами никому не доставят боли и страданий – кроме матерей и купцов. Бог-Облако ничего этого даже не заметил, уверяю тебя. Получается, что ты, своими поступками, как раз сравнялся по значимости с полученным вперед наказанием!

– Нет! – Колокольчик в ужасе скрючился у ног Соргена. – Нет! Нее-ет! Не говори так!

– Увы… – грустно покачал головой колдун. – Правда, лично мне на все это наплевать. Честно говоря, самого не раз обвиняли в том, что я ради развлечения режу ножом малых детей. Вранье, конечно, но… Знаешь, перед тобой человек, отвергший двурушничество Белых, а вместе с ними все бредни о милосердии, сострадании и справедливости. Поэтому мне плевать на твои мучения и злодеяния, однако, я уже говорил, что нуждаюсь в помощи. Если ты поможешь мне и моей армии проследовать на Энгоард, этим самым ты наконец-то нанесешь чувствительный удар именно Богу-Облаку. Понимаешь? Ну, и еще я попытаюсь снять с тебя эту рожу.

– А смерть? Как же смерть? – спросил Колокольчик, поднимая вверх покрытую мокрой шерстью морду.

– Кто знает? – многозначительно прищурился Сорген. – Возможно, тому, кто пойдет против Бога, вступит с ним в войну, на самом деле грозит смерть.

Дальше Колокольчик слушать не хотел. Он уже был согласен. Вскочив на ноги, он закричал:

– Теперь мне уже все равно! Туманное обещание, или же его полное отсутствие, какая разница…

По его приказу слуги тут же развили бурную деятельность. Они принесли множество зажженных свечей, наполнивших помещение оранжевым теплым светом. Тени металось на стенах, танцуя вслед каждому движению воздуха. За длинным столом собрались все заколдованные – Колокольчик и семеро его приближенных, когда-то последовавших за ним вопреки гневу бога. Соргену принесли зеркала, а также туши только что зарезанных козленка и барашка в корытах; животные плавали в собственной крови, теплой, еще дымящейся. Зачерпывая ее ковшом, колдун нещадно обливал застывших на коленях уродов. Затем Сорген брал зеркало и, держа его так, чтобы там отражался заколдованный человек, мазал по отражению волшебной краской лим. При этом колдун бормотал только что придуманное заклинание; в конце концов, он разбивал зеркало о козлиную или баранью голову. После этого оставалось только закрыть глаза, пожелать себе удачи и взяться за них руками.

Мощь этих чар жгла кожу, будто кислота и Сорген с трудом сдерживался, чтобы не кричать. Липкая шерсть на удивление легко зажималась в пальцах и отходила от черепов. Приоткрыв глаза, колдун даже испугался, что оставит пиратам одни лишь голые кости. Разбрасывая по сторонам вырванные клочья, он все же заметил, что головы превращаются в человеческие. Грязные, лишенные всяких волос, с мертвенно серой кожей, но человеческие… Сдирая личины с одного за другим, Сорген вдруг почувствовал, что умирает сам. Вот она, кара за то, что я тоже пошел против воли бога! – подумал он, как в тумане, с чмоканьем отрывая баранье рыло от лица последнего пирата. – Так как жены у меня нет, как и владений, а мучаться и страдать я не стану, меня просто убьют. Ну и ладно. Похлопав застывшего в священном ужасе пирата по щеке окровавленной, облепленной шерстью ладонью, Сорген криво ухмыльнулся и упал.