"Поход Армии Проклятых" - читать интересную книгу автора (Борисенко Игорь)Глаза, не увидевшие опасностиКапли утреннего дождя давно высохли на ветвях величественных деревьев. Это были кипарисы, но не такие, как на крыше гостиницы – маленькие и круглые, а высокие, пирамидальные красавцы с ярко-зеленой хвоей. С ними мешались кривые старые кедры, дикие финиковые деревья и бальзовые деревья с прочной сухой древесиной. Каждый лучик солнца без остатка ловился бесчисленными листьями и хвоинками. Соргену они напоминали толпу голодных людей, жадно борющихся за бесплатное угощение. Конские копыта выбивали желтую пыль – пока еще немного, потому что дорога оставалась слегка влажной. Извиваясь, она вела на север мимо частых маленьких рощ и крошечных участков возделанных полей. Высоко в ярко-синем небе парил уродливый силуэт эзбанса. Сорген, верхом на погрузневшем от времени Дикаре, вел за собой маленькую армию. Тридцать пять сытых, прекрасно экипированных наемников сонно оглядывали окрестности; сто двенадцать солдат Халаина были измучены скитаниями, столь непривычными для оседлых жителей Приморья. Они были злы и встревожены происходящим. Некоторые пытались взбунтоваться утром, когда от них потребовали продолжать поход на Сурахию. – Там смерть! – вопили самые горластые. – У Ануара огромное войско. Пусть волшебник докажет свою силу! Сорген не возражал. Выделив из толпы одного крикуна, коротышку с перекошенным в трусливой злобе крошечной физиономией, он указал на него пальцем и приказал: " – Кому-то еще нужны доказательства? – любезно осведомился у притихшей толпы Сорген. – Вам не надо будет даже сражаться, болваны! Бунт был подавлен, а слава колдуна и внушаемый им страх возросли неимоверно. Через некоторое время после того, как крошечная армия покинула настороженный Вейдзал, на одной из полян Сорген провел ритуал проникновения в мир демонов. Оттуда он вызвал трех эзбансов – небольших летающих чудовищ, покрытых острой чешуей. Разевая пасти, демоны наперебой зашипели: они требовали платы. Движением руки Сорген закрыл врата, ведущие в их мир, и бесцеремонно сказал: – Заработайте плату, прежде чем ее просить. Здесь достаточно жарко и сыро, чтобы вы могли летать без лишних усилий. Пусть двое направляются на север и наблюдают там за большим городом и войсками вокруг него; третий останется над моей головой – будет оглядывать окрестности в поисках засад. Когда мы перебьем вражеских солдат, вы сможете вдоволь напиться их крови. – С-с-се-ус! – недовольно зашипели демоны, однако, послушно подпрыгнули на своих неуклюжих ногах и взлетели в небо. Солдаты Халаина провожали их долгими взглядами, ни живы, ни мертвы. Наемники презрительно посмеивались: они-то к таким фокусам были привычны… – Так ты уверен, Мастер? – пробормотал державшийся рядом с магом юноша с короткими черными волосами, кривым носом и острым подбородком. – Я видел много твоих побед, но сейчас против нас разом выступают и большая армия, и сурахийские волшебники! – Брось, Лимбул, – отмахнулся Сорген с кривой ухмылкой. – Как можно называть волшебниками здешних шарлатанов? Где был вейдзальский чародей, когда я прибыл в их город? Ты же знаешь, что князь Ирдел опасался агрессии с нашей стороны? – Сбежал? – "Уехал в загородный дом". Хитрости ему, конечно, не занимать, но вот магических талантов явно хватает только на то, чтобы заговорить шторм или вызвать дождь на какой-нибудь засохший огород. Здешние волшебники – одиночки. Их знания и умения скудны, потому что нет организации, способной оказывать помощь. Они, как прочие, покорно ждут, когда отправятся на дно моря, в объятия своего любимого бога… Никто особенно не станет бороться и цепляться за жизнь, надеясь на загробное счастье и покой. Только Черные, которых после смерти ждет не отдых, а продолжение борьбы, отчаянно сражаются и постоянно находятся в поиске. Кроме того, Черная Лига с ее знаниями, накопленными за века, тоже немало значит. – Я знаю! – воодушевленно воскликнул Лимбул. – Жду не дождусь, когда сам смогу стать Черным – таким же, как ты, Мастер! – Всему свое время, – буркнул в ответ Сорген. Он отвернулся, чтобы мысли ненароком не отразились на лице. Лимбул обожал его и ловил каждое слово, впитывая их, как сухая тряпка – воду. Как и все чрезмерное, эта черта характера мальчишки не нравилась волшебнику, но в остальном Лимбул был неплох. Исполнительный, смышленый, смелый и расторопный. Быть может, когда пройдет юношеская восторженность, из него выйдет толк… Пока же Сорген не торопился приобщить его к Теракет Таце, хотя понемногу учил магии. Особых талантов Лимбул не имел, но упорным трудом в конце концов постигал то, что несколькими годами ранее давалось Соргену с потрясающей легкостью. По сути дела, только увидев мучения и изнурительное старание, проявляемое мальчишкой, Сорген осознал в полной мере правоту удивления Ргола Перстенька. Странный колдун, мужчина с повадками и внешностью жеманной красавицы, был поражен легкостью, с которой молодой колдун овладевал волшебными премудростями… – Смотри! – строго сказал Сорген, прервав цепь воспоминаний и опять вернув Лимбулу все свое внимание. – Видишь те темно-зеленые пятна? Это начинаются плантации кукурузы; они уже во владениях Ануара. Рядом с ними, по другую сторону дороги, есть просторный луг. Встанем там лагерем и будем ждать противника. – А если он не придет? – Сомневаюсь. То, что я слышал о теперешнем князе Сурахии, говорит, что он не похож на большинство тутошних людей. Вы, жители далекого юга, смелы и горячи. Мы, с севера, рассудительные и тоже смелые. В Приморье люди не удались: они слишком жизнерадостны и слабы. Борьба – не их сильная сторона. Они любят праздновать, предаваться распутству, интриговать, бить исподтишка… Но Ануар не таков. Он порывист и смел – может потому, что его матерью была твоя землячка? – Запросто! – гордо просиял Лимбул. Сорген смиренно усмехнулся: он позволял мальчишке прерывать себя. – Стоит нам вторгнуться в его земли – он примчится, невзирая на опасности, и нападет. Пусть его солдаты идут сюда и выдыхаются по дороге. Пусть военачальник кипит от злости и совершает безрассудные поступки. Мы спокойно будем ждать. – Отлично придумано, Мастер! – Отправляйся, передай этот план Грималу. А я поговорю с Халаином… – Опять! – застонал князь в изгнании. – Разве мы недостаточно ждали? Останавливались у каждого куста! Умоляю тебя, давай двинемся на Сурахию немедленно!! – Как хочешь! – Сорген равнодушно пожал плечами и отвернулся, разглядывая сверкающий кусочек моря за плоским холмом. – Бери командование в свои руки и наступай, куда хочешь, хоть в пучину моря. Так как ты мне платил только щедрыми обещаниями, я в полном праве развернуться и отправиться восвояси. – Нет! – Халаин едва не расплакался. Его благородно-глупое лицо скривилось и покрылось большими красными пятнами. – Но почему тут? Зачем стоять посреди поля, как куча пугал? Соргену не хотелось во второй раз описывать свой простой план. Одно дело, когда объясняешь его сопливому мальчишке – и совсем другое, когда приходится разжевывать довольно-таки зрелому человеку, к тому же, в недавнем прошлом – правителю целой страны. Сорген тяжело вздохнул. Ему было даже немного жаль Сурахию, на трон которой он собирался вернуть этакое «сокровище». – Я предвижу будущее! – громким и торжественным тоном заявил Сорген вслух. Закрыв глаза и воздев руки с растопыренными пальцами, он гнусаво завыл: – Здесь, на этом поле нас ждут великие свершения. Кровь прольется рекой, и многие будут убиты, но победа осенит нас своим крылом. Халаин судорожно сглотнул и дернул Соргена за рукав: – Так ты умеешь предсказывать будущее? – Неужели ты в этом сомневался? – Нет-нет, просто мне это не приходило в голову… Но, может быть, тогда ты предскажешь будущее мне? – А ты не боишься? Вдруг оно окажется неприятным? Вдруг тебе суждено пасть в грядущем сражении, в двух шагах от вожделенного трона? – Как? – голос Халаина сорвался на писк. – Ты же обещал, что сам все сделаешь… Что мне и моим воинам не придется даже вынимать мечей – разве что для преследования убегающих? – И что с того? В большой битве всегда есть мелочи, играющие роковую роль. Стрела, которая полетела дальше, чем ей следовало… нора суслика, попавшая под копыта твоего коня, когда ты преследовал удирающего Ануара… – Нет, я никого не стану преследовать! – испуганно пообещал Халаин. Оглядевшись по сторонам в поисках телохранителей, он добавил: – Надо бы закрыться щитами. Сорген криво ухмыльнулся, раздумывая, какую бы еще злую шутку сыграть с трусливым князьком. – А как же тогда предсказание будущего? Для ритуала мне понадобится два ковша твоей крови. Лицо Халаина покинули краски: оно стало равномерно серым. – Два ковша? Но… нельзя ли взять кровь барана, или козла? – Тогда мы узнаем о будущем барана. – Нет… После двух ковшей крови ты сможешь предсказать мне только скорую смерть. – Согласись, это будет точное пророчество! – с воодушевлением воскликнул Сорген. Левая щека Халаина задергалась от ярости. Он открыл было рот для какого-то гневного восклицания, но тут же его захлопнул. Раздувая ноздри и гордо вздернув подбородок, князь развернул коня и поехал отдавать приказы своим солдатам. Оставив позади рощи, отряд разбил лагерь почти точно посреди луга, имевшего клиновидную форму. Справа простиралось огромное поле, густо поросшее кукурузой со стеблями в руку толщиной и ростом немного ниже человека. Слева луг поднимался на склон холма, довольно крутой по здешним меркам: за его гребнем виднелись крыши домов небольшой деревеньки. Солдаты немедленно отправились туда, чтобы чем-нибудь поживиться, но несколько наемников остановили их и отправили обратно – возводить поперек луга насыпь. Земля здесь была рыхлой и мягкой, так что даже лентяи из армии Халаина быстро соорудили вал приемлемой высоты. Сверху на него уложили тюки с палатками, мешки, сундуки, походные котлы и прочую мелочь. К вечеру оборона была подготовлена, как следует: вал перегораживал луг от подошвы холма до кукурузного поля. Под его прикрытием запалили несколько больших костров, на которых жарили мясо. Солдаты роптали, требуя вернуть котлы и сварить кашу, а также выдать привычную кружку вина. Наемники в это время спали почти всем отрядом. Сорген не хотел доверять ночную стражу ненадежным сурахийцам. Сам колдун, чуть наступили сумерки, в сопровождении Хака и Лимбула скрылся в кукурузных зарослях. Помощники волочили следом за ним охапку сучьев. Кто-то мог счесть их кучкой сумасшедших, занимающихся совершенно бессмысленным делом. Они бродили туда-сюда, продираясь через сопротивляющиеся ряды толстых стеблей, переходя через ведущую сквозь поле дорогу несколько раз. Сорген выбирал самые большие початки, толстые, длинные, покрытые белесыми листьями, с рядами мелких светло-зеленых зерен. Из баночки, которую подавал ему Хак, колдун вынимал кисть из конского волоса и обмахивал ею кукурузные «колосья». На них оставались разводы тусклой серебристой краски. Затем Лимбул поджигал кусочек сосновой коры. Сорген брал его в правую руку – и дерево тут же ярко вспыхивало, превращаясь в золу. На пальцах мага оставалось едва заметное красное сияние: им он касался початков. Зловещее багровое мерцание просачивалось между зернами и медленно угасало. Любовно поглаживая початок, Сорген отколупывал одно зернышко и бросал его в мешок. Вернувшись, Сорген не стал заходить на территорию лагеря. С темнеющего неба, шипя и извивая шеи, упали эзбансы. – А-сс-с! – выдавил один. – Два сосавших мать, двуногих и бескрылых, совсем недавно были здесь, у рощи на той стороне холма. Потом они уселись на огромных чудовищ с зубами на концах ног, чтобы убраться на север. – Ис-сс! – подхватил второй демон. – Я видел их! Они примчались к стае таких же, как они, двуногих – дальше отсюда на север. Зубоногому чудовищу скакать недолго… Сосатели матерей одеты в железную кожу. Они сидят рядом с ручными пожарами и кормят их деревом. Много. Их столько, что для каждого пальца каждого из вас найдется по три противника. – В-сс-си! – заключил третий. – Дальше на север нет никого. – Завтра вы напьетесь крови всех этих двуногих, – повелительно сказал Сорген. Демоны недовольно зашипели и принялись требовать корма прямо сейчас. Колдун безжалостно покачал головой. Уныло свистя, эзбансы неуклюже взлетели в воздух и исчезли в темноте. Проводив хлопанье крыльев поворотом головы, Сорген опустился на корточки и развязал мешок с кукурузными зернами. Насыпав туда что-то из двух мешочков поменьше, он долго мешал содержимое большого мешка и приговаривал при этом неразборчивые слова. Изнутри начало пульсировать белое сияние, сначала тусклое, потом разгорающееся все ярче и ярче. Голос Соргена возвысился и разнесся в ночи громким воплем. Из мешка, как язык ловящей муху жабы, метнулся толстый белый луч. Он скользнул к небесам и будто бы разбился о них, усеяв кукурузное поле настоящим дождем падающих звезд. Сорген наблюдал его с кривой, довольной усмешкой. Удовлетворенно кивнув, он завязал мешок и вернулся в лагерь, чтобы спокойно улечься спать рядом с храпящим Хаком. Утром его разбудил Халаин. – Вставай, вставай! – твердил он срывающимся шепотом, будто боялся, что его услышат. Сорген недовольно сбросил руку князя со своего плеча. Сморщившись, он поднялся на локтях и осмотрелся. Солдаты, прижимаясь животами к внутреннему скосу вала, осторожно выглядывали из-за него. Впрочем, рядом стояли во весь рост невозмутимые наемники, которые показывали на север пальцами и о чем-то негромко советовались. На всех были надеты шлемы, кирасы и прочая броня; заряженные арбалеты лежали поодаль. – Ради Наодима, вставай! – вновь зашептал Халаин. Казалось, сейчас он заплачет и упадет на колени. – Что мне твой Наодим, – пробурчал Сорген, но князь не заметил святотатства. Озираясь, будто беглый вор, он запричитал: – Ануар идет! Он совсем близко! Солдаты хотят убегать! Сорген легко вскочил на ноги. Вдали, на узком конце луга развертывались под красно-синим штандартом войска нынешнего сурахийского владетеля. Среди многочисленных пехотинцев виднелись редкие всадники в латах, поблескивающих в лучах поднимающегося солнца. Пехота воспринималась безликой серой массой – там металла не было и в помине, даже бронзы. Копий разглядеть нельзя было, как и прочих деталей, но Соргена они не очень-то интересовали. Покончив с осмотром вражеской армии, колдун зычно крикнул: – Наружу, все наружу! – и сам первый исполнил свой приказ, ловко перебравшись через вал. На ходу он протирал глаза и оглаживал волосы. Наемники немедленно повиновались. Они проворно, несмотря на доспехи, преодолели вал и выстроились за спиной повелителя. – А ты не хочешь сразиться за престол? – насмешливо спросил Сорген у Халаина, сжавшегося за спасительным валом. – Для этого я нанял тебя! – пискнул тот. – Давай выходи, или мы откажемся от сделки! – Зачем? – продолжал ныть князь. – Зачем нам выходить наружу? Для чего мы рыли эту землю? – Что-то я не видел, как ты копал, – пробормотал Сорген, вновь вглядевшись в ряды копошащихся солдат врага. За его спиной стонущий Халаин принял из рук оруженосца щит, шлем и меч. Со страдальческой гримасой на лице князь полез через вал; за ним двинулись сумрачные телохранители, а потом и некоторые солдаты. Сорген закрыл глаза и плавно взмахнул руками. Разум его слегка помутился – так всегда бывало, когда он затевал серьезное дело. Он мысленно оторвался от земли и полетел в звенящей тьме – до тех пор, пока не увидел свет, бивший из ниоткуда. Луч был ярким, плотным и мягким. Его можно было взять руками, которые на самом деле остались далеко внизу, за завесой тьмы, и мять, рвать на части, растягивать и сплетать вновь. Отделив от луча гигантское полотнище, Сорген заставил его полоскаться на неощутимом эфирном ветру… Ком подобрался к горлу, навевая тошноту, но он легко отогнал это неприятное ощущение. Открыв глаза, Сорген увидел себя стоящим на прежнем месте. Хак деликатно поддерживал за талию его расслабленное тело. Воздух впереди, на пространстве между армиями, колебался, словно от сильного жара – но солнце, ярко-розовое и пока беспомощное, только поднималось над горизонтом. Клубы желтой пыли постепенно стали закрывать марширующее войско Ануара, будто бы спеша спрятать его от хищного взгляда Соргена. Солдатам Халаина пыль не мешала во всю дать волю воображению: – Во имя дарующего жизнь Моря, бежим! Их там десять тысяч, не меньше! – Смотри, как блестят доспехи! Наверняка, подлый Ануар успел нанять себе рыцарей из чужих стран. – А где же колдун? Может, на наши головы сейчас посыплются молнии? Не выдержав этих речей, один из солдат развернулся и бросился наутек. Сорген небрежно шевельнул рукой, посылая ему вдогонку плотный рой серебристых искр. Они облепили паникера, как разозленные пчелы, заставили трястись и орать, подпрыгивать и крутиться на месте. Когда искры постепенно погасли, несчастный уже упал: тело его обгорело, обуглившийся череп скалился голыми зубами, а панцирь превратился в дымящееся решето. Остальные солдаты, думавшие последовать за первым беглецом, застыли, неестественно прямо вытянув спины и судорожно сглатывая. Даже Халаин не мог унять мелко трясущуюся нижнюю челюсть. – Позор трусам, – сурово сказал Сорген, исподлобья оглядывая ближайших сурахийцев. – Не заставляйте меня тратить волшебство, предназначенное для врагов, на вас. Повелительно взмахнув руками, колдун приказал разойтись в стороны наемникам, оказавшимся чуть впереди него. Солдаты Халаина, пугавшиеся теперь каждого движения Соргена, дружно застонали от страха. Однако, на сей раз мощь волшебства должны были испытать на себе враги, а не друзья. Сделав несколько неторопливых шагов вперед, Сорген простер руки перед собой и выплеснул далеко над лугом струи белых искр. Их яркое сияние на мгновение затмило солнце; потом над армией Ануара расцвели десять круглых шаров, издали похожих на огромные одуванчики. Так же, как одуванчики бессильно и покорно распадаются от порыва сильного ветра, волшебные шары превратились в ворох тусклых клочьев, которые медленно уплыли над головами врагов за склон холма. Какой-то глазастый солдат рядом с Соргеном возбужденно завопил: – Я вижу их волшебника! Он радуется! Это он отразил магию!! Сорген криво ухмыльнулся и сложил руки на груди. Все, что нужно было, он сделал. Теперь оставалось только ждать, когда враги поглубже засунут свои головы в ловушку – и захлопнуть ее, чтобы никто не мог сбежать. Нестройные шеренги вражеских солдат, старательно закрывавшихся свежеокрашенными круглыми щитами, неотвратимо надвигались. Солнечные лучи поблескивали на остроконечных шлемах всадников и золотили шитье на одиноком знамени в тысяче саженей, в восьмистах, шестистах… Наемники приготовили к бою арбалеты. Самые смелые из сурахийцев спешно последовали их примеру. К счастью, они были не слишком расторопны: в небе над головами мелькнула тень, и солдаты завопили, приседая и пытаясь спустить тетивы. – Не стреляйте, недоумки! – вскричал Сорген. Это был эзбанс. Не садясь, он покружил над головой волшебника. Шея его свесилась далеко вниз, а из пасти лилось противное сипение. – Ссуа! Странное дело! Множество двуногих не хочет сражаться. Они отправились пастись в сочной траве! Быстрым жестом Сорген отпустил демона. Итак, они не преминули тайком пробраться по кукурузному полю, чтобы нанести удар с фланга. Именно этого он и ожидал… Обидно было бы потратить впустую столько труда, заколдовывая зерна. Хорошо, что Ануар гораздо смышленее, чем его двоюродный брат. Теплое чувство собственного превосходства растеклось по груди Соргена. Оно было приятнее, чем любовное наслаждение, чем любое другое ощущение. Он был повелителем жизни и смерти, Высшим существом, которое имело силу и право миловать и казнить. – Сок, похожий на жидкую, водянистую кровь, тек по руке Соргена и исчезал за съехавшим к локтю обшлагом. Из кукурузных зарослей раздался протяжный, перекатывавшийся по всему полю с места на место, громкий треск. Между стеблей мелькали тусклые вспышки пламени; в небо летели ошметки зеленых листьев и крошево, оставшееся от початков. А еще – фонтаны крови, взметающиеся тут и там. Шелест сбитых стеблей не мог заглушить многоголосые крики боли, похожие на какой-то безумный хор. Жуткие влажные шлепки, скрежет металла… Над кукурузным полем поднялся красный туман. Сорген, как заведенный, доставал из мешка все новые и новые пригоршни зерен. Не прекращая повторять заклинание, он давил их и выбрасывал бурое месиво на землю. Когда он закончил, никто не вышел из поредевших зарослей. Сквозь потрепанные стебли, устоявшие перед колдовством, виднелись беспорядочные темные груды, в которые превратилось кравшееся для флангового удара войско. Лишь несколько изорванных листьев, взлетевших особенно высоко, медленно падали на луг. Брезу, наемник, стоявший справа, ближе остальных к кукурузе, носком сапога вырыл что-то из земли. Кривыми грязными пальцами он поднял маленький шарик и показал товарищам: с виду это походило на угловатое зернышко недозревшей кукурузы, но было твердым, как сталь, и горячим. Наступавшие, однако, продолжали двигаться вперед. Если они и замешкались, увидев избиение обходного отряда, то это прошло почти незаметно. Их командир, нисколько не смутившись силой противодействующего колдовства, гнал армию вперед. Сорген уже мог расслышать зычные выкрики рослого человека в посеребренной кирасе, на громадном белом коне. Лазоревая попона закрывала круп лошади и ее задние ноги, витиеватые наплечники над панцирем казались торчащими из-за спины крыльями. Черт Ануара разглядеть было нельзя – у конического шлема имелась проволочная маска, скрывшая лицо. Рядом с вождем держалось несколько конных воинов и волшебник в длинной мантии и кожаном переднике. – Хочешь убить его сам? – спросил Сорген Халаина, полуобернувшись. – Я нанял тебя! – ответил тот дрожащим голосом. Спрятавшееся глубоко в шлеме лицо было бледным, с заострившимися чертами – будто князя поразила тяжелая хворь. Впрочем, страх чем-то похож на болезнь. Совсем недалеко, за валом, стоял княжеский конь, развернутый мордой на юг… Чего можно было ожидать от подданных столь смелого государя? Сурахийцы нетерпеливо перебирали ногами, как скакуны, которым не терпится понестись вскачь. С побелевшими от ужаса лицами они разглядывали приближающиеся шеренги противника. Когда до них осталось меньше сотни саженей, войско Ануара замерло. Первый ряд опустился на колени, упирая щиты в землю, а поверху выставив арбалеты. Второй ряд в качестве опоры использовал верхушки кожаных шапок присевших воинов. – Ого! – крякнул Гримал. – Где он набрал столько стрелялок? Вопль ужаса огласил окрестности. Халаин проворно отскочил назад и прыгнул под защиту вала. Рухнув на живот, князь ногами вверх съехал по южному скосу. Его «гвардейцы», словно тараканы, заметались по сторонам, бросая оружие, сталкиваясь друг с другом. Сорген от души рассмеялся, показывая на них пальцем. Наемники сдержанно подхватили. Лимбул небрежно пнул упавшего сурахийца в бок, чем заставил его перевернуться на спину и застыть с несчастной гримасой человека, приготовившегося непременно умереть. На каждого воина, оставшегося стоять лицом к опасности, пришлось по пять стрел, а то и больше. Со свистом они разрезали воздух, но на подлете к жалкой кучке наемников вдруг угодили в полосу дрожащего воздуха, воздвигнутую Соргеном в начале сражения. Над полем битвы расцвели десятки маленьких вспышек, будто бы вместо боя здесь решили устроить фейерверк. Все стрелы до одной исчезли, не оставив после себя ни кусочка дерева, ни перышка. Вражеский волшебник бросил несколько шаров. С виду они походили на обычные камни, но летели намного дальше и по дороге загорались. Все это больше пригодилось бы при осаде – однако сурахийский колдун, по видимому, просто не имел в своем арсенале ничего лучше. Впрочем, горящие камни, как до них стрелы, были бессильны перед волшебным барьером. Разбившись на кусочки, все они попадали в траву. К тому времени солдаты Ануара приблизились так, что стало слышно их тяжелое дыхание и скрип кожаных доспехов. Наемники неспешно выстроились в линию и стали стрелять из арбалетов. Тяжелые болты, выпущенные с такого небольшого расстояния, пробивали насквозь и деревянные щиты, и тела людей. Когда новый болт с басовитым свистом вспарывал воздух, он обязательно находил цель. С глухим стуком стрела прошивала щит и отбрасывала воина назад. Строй ломался, солдаты в ужасе отшатывались прочь от убитого, спотыкались о его беспомощное тело, которое истекало кровью… Не менее четырех десятков сурахийцев рухнули наземь мертвыми, но это не остановило многих других. Они видели перед собой горстку врагов и стремились как можно скорее достичь их и рассчитаться за гибель товарищей. При тридцатикратном преимуществе никакое волшебство не способно помешать им победить! Сорген видел проблески торжества на перекошенных лицах солдат, которые месяц назад мирно возделывали поля и лепили горшки из глины. Он тихо рассмеялся над их уверенностью, которая сейчас растает, как дым костра растворяется в небе. – Эй вы, вернитесь, трусливые дети виноградных улиток! – закричал Сорген, обращаясь к бежавшим воякам Халаина. – Разве вы не желаете разделить со мной честь победы? Впрочем, он с удивлением заметил, что Оль-Заль и еще несколько человек стоят рядом с наемниками, сжимая в руках обнаженные мечи. Весь отряд казался крошечной песчинкой, которую сейчас захлестнет, смоет без следа волна наступающих… Сорген купался в своем безбрежном чувстве превосходства над всей этой пыхтящей массой, такой самоуверенной и обреченной перед лицом его могущества. Его воля правит сегодня миром в этом его уголке. Он сегодня бог, повелевающий жизнью и смертью. Он – велик и могуч! Взмахом руки заставив наемников прекратить стрельбу, Сорген пробежал вдоль их ряда. Каждого он касался талисманом, который достал из сумки: это был большой молочно-белый камень в оправе из бронзовых когтей. Стоило коснуться им воина – того укрывал полупрозрачный кокон, по форме похожий на куриное яйцо. Талисман назывался Щит Демонов и давал на некоторое время неуязвимость в бою. Как раз к концу "церемонии освящения" наемников первая шеренга вопящих от боевого гнева сурахийцев достигла волшебной полога из колеблющегося воздуха. Там, где сгорели стрелы, там, где разлетелись в крошки камни, на пути людей встала ревущая стена сплошного пламени. Комья земли, искореженные куски металла, тлеющие останки людей полетели в разные стороны, будто выстреливаемые из баллист. Вся первая шеренга воинов, самые опытные и смелые, лучше других вооруженные бойцы разом превратились в кучи пепла и мусора. Радужные разводы скользнули по небесам направо и налево, возвещая Соргену, что защитного полога более не существует; на обгоревшей земле топтались уцелевшие сурахийцы, причем некоторые из них побросали свое оружие и в ужасе закрыли лица. Несколько всадников, метавшихся в середине растерянного войска, хриплыми криками призывали атаковать снова. Два воина, с белыми лицами и сумасшедшими глазами, вырвались из общей массы и кинулись на врага – один с голыми руками, второй с уродливым мясницким топором. Нестройные выкрики неслись следом за смельчаками – или безумцами. Воодушевившись в последний раз, остальные солдаты тоже продолжили атаку. Сорген, к тому времени вскочивший в седло подведенного Лимбулом Дикаря, приветственно вскинул руки и расхохотался со всей доступной ему яростью в голосе. Ближайшие сурахийцы шарахнулись в сторону от этого зловещего оскала: колдун пришпорил коня навстречу лаве вопящих людей. Его скакун, привычный к суматохе и волшебству, спокойно поскакал галопом прямо в толпу. Сорген зачерпнул в кошеле Огненного порошка и развеял его по сторонам, стоило только коню врезаться в первую группу врагов. Он походил на сеятеля, вздумавшего взрастить на этом лугу смерть. Несколько людей по правую руку от Соргена превратились в горящие факелы; слева порошок упал главным образом на землю, заставляя сурахийцев плясать дикий танец, бросать щиты, оружие и спасаться бегством. Указывая на колдуна пальцами, испуганные воины пускались наутек, а их менее удачливые товарищи катались по траве в предсмертных судорогах, обугленные и дымящиеся. Не обращая более внимания на удирающих пехотинцев, Сорген вынул Вальдевул и подхватил щит. С некоторых пор он наложил на свой меч чары, сделавшие его чуть легче, чем раньше, так что молодой колдун мог держать волшебный клинок в одной руке. Воздев Вальдевул, черный и зловещий, к небу, Сорген направил коня к всадникам, которые безуспешно пытались подбодрить пораженное страхом войско. Один из княжеских телохранителей рванулся вперед, однако Сорген без труда уклонился от удара мечом, а сам, полуобернувшись, легко рассек панцирь на спине врага вместе с плотью. Вальдевул гулко звенел в воздухе, будто бы довольный пролитой кровью. Увидев быструю смерть товарища, остальные телохранители поспешно присоединились к убегавшим. Один только князь в серебряной броне яростно махал мечом, выплевывая проклятия всем подряд – и своим, и чужим. Вдруг перед Соргеном возник черный всадник – волшебник в своем кожаном переднике, старом и потрескавшемся. Лицо колдуна тоже было потрепано временем, потемневшее, покрытое морщинами. Хлопнув в воздухе просторным рукавом, волшебник метнул в лицо Соргена горсть крупинок. В воздухе они издавали неприятный скребущий звук, словно кто-то решил скоблить чугунный горшок. Одна крупинка очутилась у Соргена на носу и быстро поползла по коже вверх. Судя по всему, это были ризулы, волшебные насекомые, выведенные не так давно одним волшебником с Запада. Они вгрызались жертве в плоть, проделывая там длинные извилистые ходы, отчего пораженный даже одним ризулом человек умирал от потери крови в жутких мучениях. Однако, Соргену они доставили мало хлопот: ведя походную жизнь, он был вынужден ежедневно, еженощно бороться с множеством разных паразитов – блохами, вшами, комарами и муравьями. По утрам он втирал в кожу яд собственного приготовления, отведав которого все твари моментально дохли; ризулы, какими бы волшебными они ни были, тоже не устояли. Едва успев укусить Соргена первый раз, ризул сдох и свалился вниз. Второй и третий, севшие на щеку и кисть руки, последовали за первым… Тем не менее, боль от укусов, хоть и была едва заметной, разъярила молодого колдуна. Воздев меч, он собрался покарать вражеского волшебника, осмелившегося напасть на него вместо того, чтобы удирать во все лопатки. Старик сжимал в руках здоровенную веретенообразную палку, белую с желтым оттенком – словно выточенную из кости. Слишком поздно Сорген узнал ее: это была знаменитая Заколка Стальноволосой Улемейи, оружие, обладающее значительной силой. Лезвие Вальдевула врезалось в него с ужасающим скрежетом и было отражено, в первый раз за все время службы Соргену. От неожиданности тот застыл и непонимающе поглядел на меч, чуть было не вырвавшийся у него из руки. Сурахийский волшебник, воспользовавшись замешательством противника, кольнул его в щит. Ясеневый кругляш, обшитый легкой и прочной сталью, вдруг превратился в тряпку: обвиснув и расползшись на лоскутья, он повис на руке Соргена, бесполезный и жалкий. В один момент молодой колдун оказался в чрезвычайно сложном положении. Никто и никогда не учил его фехтовать – сначала для этого не было возможностей, а потом, с появлением Вальдевула, необходимости. Сорген ни разу не задумывался, что может повстречать человека, вооруженного равным по мощности волшебным оружием. Теперь это случилось – и он оказался беззащитен. Пока седок, застыв, глядел на смертоносное жало Заколки Улемейи, Дикарь встал на дыбы и отпрыгнул назад. Острие костяного копья скользнуло по его шкуре, прочертив длинную царапину на левом плече. Дикарь тонко заржал и врезался передними копытами в шею вражеского коня. Мотнув головой, тот свалился на колени, а волшебник вылетел из седла и покатился по земле. Заколка улетела куда-то в сторону, а Сорген наконец-то пришел в себя и, рыча от запоздалого страха и нахлынувшего с новой силой гнева, замахнулся мечом во второй раз. В этот момент что-то сильно толкнуло его в спину, заставив упасть на шею коня. Мимо уха свистнула стрела; очевидно, вторая воткнулась в спину. Кажется, он даже чувствовал острие, пробившее легкую кирасу на лопатке. Если б на панцире не было заклинания прочности, болт пронзил бы тело насквозь… Сорген сполз с седла на землю и шлепнул Дикаря по крупу. Тот взбрыкнул задом и помчался прочь, задравши хвост. Колдун обернулся и увидел трех арбалетчиков, перезаряжающих свое оружие. Они стояли, не обращая внимания на бегущих справа и слева трусов, а наемники туда пока не добрались – ведь их было слишком мало для такой толпы! Скрипя зубами, Сорген сорвал с левой руки перчатку и прижал два пальца к глазам. – Сорген поспешно повернулся к поверженному вражескому волшебнику, но того и след простыл. Черная спина мелькала за неуклюже топавшими солдатами – пожилыми уже дядьками, которые устали бежать сначала вперед, а потом назад. Сорген подобрал с земли кое-как сколоченный щит из тяжелых кедровых досок и бросился в погоню. По пути он растолкал нескольких врагов, но те решили, что он собирается убить их. Один повернулся и нанес боковой удар топором, от которого щит приобрел глубокую трещину. Сорген отмахнулся, снеся наглецу кусок плеча и полголовы. Закатив глаза и пуская пену изо рта, еще живой солдат во весь рост растянулся на земле. Рядом завопили сразу несколько глоток – судя по всему, враги взяли одинокого колдуна в кольцо. Недолго думая, он описал круг острием Вальдевула: вопли превратились в стоны и плач. Кто-то упал и пополз на карачках, одного рассекло пополам и под ноги Соргена посыпались комки сморщенных кишок. Верхняя половина шлепнулась посреди них, выкатив глаза и суматошно скребя руками. После этого смелость вражеских воинов испарилась. Они снова побежали; Сорген в порыве ярости хотел было преследовать этих тупиц и вырезать всех до одного, но тут же обуздал злость. Настигнуть волшебника гораздо важнее, чем зарубить дюжину деревенских увальней. В двух десятках шагов впереди старика сбили с ног свои же, но волшебник проворно вскочил на ноги и обернулся. Встретившись взглядом с Соргеном, он прокричал какое-то слово – не то ругательство, не то заклинание. Протянув руки к противнику, старый волшебник выплеснул из рукавов плотное зеленое облако. Это был нелепый поступок: Сорген просто задержал дыхание и отбежал прочь. Пара надрывно дышащих сурахийцев вдохнули отравленный воздух и упали в корчах. Старик страдальчески сморщился и тяжело вздохнул. Сорген видел, что он устал и испуган. Издав победный клич, молодой маг устремился к старому, но тот тяжело, как сытый ворон, взлетел в воздух. Сорген мощно подпрыгнул и воспарил следом… Когда-то он мечтал, что будет летать, словно птица – и вот, теперь взмыть в воздух он мог легче и изящнее, чем вскочить на коня. Хлопая рукавами на ветру, Сорген быстро нагнал старика и взмахнул мечом. Волшебник увернулся, так что Вальдевул отсек ему только кусок плаща. Однако, искусство полета не было сильной стороной сурахийца, судя по тому, как неловко и медленно он летел. Ухнув к земле, старик заметался из стороны в сторону и попытался резко сменить направление полета. Едва не задевая верхушки пыльных трав, сурахиец решил проскользнуть между землей и ногами противника. Смеясь, Сорген перевернулся на спину, изогнулся и сверху пригвоздил старика к мягкому суглинку. Враг тяжело рухнул, как полный камней черный мешок. Победитель гордо воздел меч к небесам и сотряс воздух громким воплем. Бегущие солдаты пригибались и запинались, думая, что это новое, еще более губительное колдовство… Сорген медленно повернулся в воздухе, на высоте человеческого роста. Увидев Ануара, снова окруженного телохранителями, он указал на него острием Вальдевула и в таком положении плавно заскользил над головами бегущих. С высоты в две сажени он осыпал кучку всадников Огненной пылью; дико кричащие, сжигаемые заживо люди падали из седел под копыта беснующихся коней. Ануар остался невредим. Повернув коня, он сорвал с головы шлем и поднял лицо, чтобы направить на ненавистного колдуна полный горькой, безнадежной ненависти взгляд. Он даже плюнул, но ветер отнес плевок далеко в сторону. Глаза Ануара наполнились слезами. Воздев руки, он потрясал сжатыми кулаками до тех пор, пока Сорген одним ударом не отсек их вместе с головой. Затем, схватив ее за волосы, черные, густые и длинные, колдун стал носиться в небе над бегущими воинами, окропляя их каплями княжеской крови. Наемники потрясали мечами, приветствуя своего господина и разделяя его злое торжество. Каждый из них уже насытился убийствами и прекратил преследование. Победа была полной и почти бескровной для войска Соргена. Полторы тысячи сурахийцев во главе с Ануаром полегли на поле битвы, не сумев уничтожить ни одного врага. Правда, один гвардеец Халаина, неудачно упавший во время паники, раскроил себе голову о камень и умер… Еще несколько человек получили раны, но никто не пострадал серьезно. Сурахийское войско бежало без оглядки, однако Сорген с помощью Дудочки вызвал демона по имени Живой Вихрь. Тот вволю порезвился, поднимая визжащих от ужаса солдат в воздух десятками. Гулко хохоча, демон бросал людей о землю с высоты в десять саженей, вращал с бешеной скоростью или сталкивал друг с другом. Долго за пределами луга слышались стук, крики о помощи, мелькали летящие тела. К вечеру дня избиение окончилось. Сорген с трудом заставил Живой Вихрь отправиться обратно в Западную пустыню, где тот обитал; уцелевшие враги сдались на милость победителей. В это время бравые гвардейцы Халаина бродили среди многочисленных трупов в поисках добычи. Они согласились оторваться от своего занятия с гораздо большим рвением, нежели демон – стоило лишь взглянуть в лицо волшебника, чтобы понять: он шутить не будет. Заставив гвардейцев охранять длинную колонну пленных, Сорген вместе с князем и наемниками первым вошел в Сурахию. У ворот Халаин, разом вернувший всю свою спесь, которая в последний месяц слезала с него день за днем, словно змеиные шкуры, пытался вернуть себе место на носилках. – Я правитель этого города! Я должен войти в него подобающим образом, а не трястись в седле, как дрянной солдатишка! – Я могу уступить тебе паланкин, – зловеще ответил Сорген. – Но только в том случае, если ты будешь умирать. Согласен? Это будет запоминающийся триумф: князь Халаин въезжает в родной город, чтобы скончаться счастливым! Ну, как? Играя желваками, Халаин опустил лицо, сгорбился и отъехал в сторону. Легкая, недобрая и многообещающая усмешка скользнула по губам князя – Сорген смерил своего работодателя презрительным взглядом и тоже скривился в ухмылке. Крыса решила укусить позже, подумал он про себя. Ну что ж, пусть бережет зубки. Поздним вечером торжествующие победители расположились на отдых в княжеском дворце. Пленных распустили по домам, предварительно записав имена для последующих экзекуций, на которые велели явиться через неделю. В городе, несмотря на стремительно приближающуюся ночь, не стихали вой и плач – матери и жены оплакивали многочисленных убитых в бою воинов. Халаин бродил по дворцу, громко проклиная Ануара. Тот не только растратил казну, но и продал многие предметы роскоши, и вернувшийся князь стенал по этому поводу не хуже какой-нибудь свежеиспеченной вдовы. Сорген забрался в самую дальнюю из княжеских спален и спокойно уснул под охраной Хака и Лимбула. На следующее утро волшебник в своем тонком халате из лучшего хлопка вышел из комнаты со сферическим потолком, где ночевал. По давней привычке его потянуло наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Отодвинув тяжелые бордовые портьеры, он прошел на громадный балкон с гранитной балюстрадой. Внизу уже кипела жизнь: группа садовников ухаживала за гигантским деревом неизвестной Соргену породы. Ствол вряд ли смогли бы обхватить десять человек, взявшиеся за руки; крона закрывала от солнца половину главной городской площади. Макушка устремлялась в небо саженей на сорок, не меньше. Формой кроны дерево напоминало вездесущий кипарис, однако на ветвях трепетали широкие листья нежного зеленого цвета. Сотни птиц, щебеча на все лады, встречали солнце. Сорген сумел заметить даже пару белок, скачущих в густых зарослях и дремлющую в сумраке, около ствола, сову. Княжеский дворец от площади не отделял ни двор, ни изгородь. Словно мыс, центральное здание выдавалось далеко вперед, к дереву. Видимо, с балкона, поддерживаемого каменными великанами могучего телосложения, князья красовались перед толпами по праздникам. Желтые солнечные лучи, в двух местах пробившиеся через крону Великого древа, отразились от золотистых шпилей, в беспорядке настроенных на крыше дворца. У основания белых стен гнездился сумрак, а в прудах, устроенных по обеим сторонам «мыса», квакали лягушки. Какой-то мальчишка, голый по пояс, подбежал к балкону Соргена и стал кричать: – Прикажите мне принести вам вина! Рыбы! Фруктов! Господи-и-ин! Сорген не удостоил его даже взглядом: внимание его привлекли две дамы в пышных платьях со шлейфами, пересекавшие площадь в паланкине с креслами. Мальчишка покричал еще немного, с убывающим пылом, потом пробурчал невнятное ругательство и вприпрыжку побежал прочь. Однако, спокойно любоваться красотами Сурахии дальше Соргену не дали. – Эй, чего ты тут делаешь? – грубо окликнул кто-то сзади. Сорген обернулся и увидел одного из гвардейцев; тот узнал волшебника и немного побледнел. Тем не менее, нахальное выражение его лица с надутыми от важности щеками и нахмуренными крашеными бровями, не переменилось. – Это княжеский балкон. Ты… вы не имеете права здесь находиться! Сорген спокойно облокотился на перила и стал разглядывать наглеца. Вояка был разряжен в пух и прах: понять, из чего сшили его короткую куртку, было невозможно, потому как золотое и серебряное шитье заслоняли ткань. Тюрбан при малейшем движении откликался бренчанием позолоченных цепочек и подвесок, а узкие штаны украшали лампасы из мелких жемчужин. – Разве я не лучший друг князя? – пробормотал наконец Сорген. Гвардеец уже стал багроветь, ожидая его реакции на окрик. Задохнувшись, сурахиец потряс кулаком над своим плечом. – Ты… ты, низкородный выскочка! Князь тебе не друг, а господин, которому ты должен служить! – Вот как? Это он тебе сказал? – задумчиво сказал Сорген и поднял собранные в щепоть пальцы правой руки на уровень глаз, чтобы полюбоваться зловещим багровым огнем, плясавшим у кончиков холеных ногтей. Гвардеец громко икнул от страха и мгновенно потерял всю спесь. Сгорбившись, он попятился и исчез за портьерами. Багровый огонь превратился в бабочку с бархатистыми крыльями. Трепеща ими, она исчезла за перилами, провожаемая улыбкой Соргена. Пожав плечами, колдун вернулся к созерцанию. Желто-розовое солнце полностью выползло из-за высокого серого дома с остроконечной крышей и множеством вяло шевелящихся флюгеров. С моря дул едва заметный бриз, сгонявший с прибрежных улиц полупрозрачный туман. Воздух, свежий, прохладный ласкал кожу и шевелил волосы колдуна. Появившееся было раздражение тут же исчезло без следа, словно уличная дымка. Совсем как в какой-нибудь деревне, вдали кричали петухи и брехали собаки; у пристани устроили гвалт чайки, которые дрались за требуху, вываленную на берегу. Из улиц, впадающих в площадь, выходили редкие фигуры, нагруженные тюками и коробами, скрипела телега, влекомая понурым мулом. За Великим Древом была огорожена рыночная площадь, куда все и направлялись с утра пораньше. Пока за забором высотой по пояс человеку было пусто, только бродил колченогий зевающий сторож с колотушкой и погасшим фонарем. Сзади послышались быстрые уверенные шаги. Кто бы это мог быть? Сорген задумчиво нахмурился и провел пальцем по верхней губе. Еще один служака? Ах нет, это благоухание долго еще будет преследовать его в воспоминаниях… Но как изменилась походка! Очевидно, дворцовый воздух благотворно влияет на владык. Сорген резко развернулся: Халаин стоял у самой портьеры и не шелохнулся. Не то что раньше, когда он дергался от любой мелочи. Кажется, он стал выглядеть совсем по-другому. Полмесяца подряд рядом с Соргеном ошивался туповатый здоровяк, похожий на маменькиного сыночка, вечно ноющий, источающий уныние и унижение. Теперь никто не узнал бы в надменном князе в великолепном сюртуке с длинными фалдами и золотистых панталонах того жалкого нытика. Царственная осанка, гордая посадка головы, которую венчает крылатая корона. Острый длинный нос нацелен на собеседника, глаза смотрят в сторону, выражая презрение, губы плотно сжаты и чуть искривлены… Прямо картинка из учебника для настоящих правителей! Когда Сорген повернулся к Халаину, тот немедленно принял петушиную позу: выпятил грудь, расставил ноги, уперся руками в бока. Эх, хвоста ему не хватает! – подумал Сорген и прикинул, не исправить ли этот недостаток немедленно? – Экий ты невоспитанный, колдун! – процедил князь сквозь зубы. Голос был тихий и ленивый. – Даже жена правителя не может слоняться по дворцу без разрешения, а уж тем более выходить на балкон без супруга. – Я ведь тебе не жена, – пожал плечами Сорген, стараясь не язвить и говорить спокойно. Тем не менее, он едва сдерживал смех. Халаин покраснел и стал похож на петуха еще больше, даже дернул ногой, будто рыл землю. Если бы он сейчас раскукарекался, Сорген ни капли не удивился бы. Однако, к его великому изумлению, князь вдруг опустил плечи, нервно дернул свою бородку и принужденно улыбнулся. Из-за маски государя выглянул прежний Халаин, смешной и жалкий. – Да… да. Ты можешь себе позволить вольности, – сказал князь, мелко кивая головой. На лице у него промелькнули несколько разных выражений: сначала горестная, искаженная гримаса, потом натянутая строгость, а под конец – какая-то нелепая радость, словно он вспомнил о чем-то очень хорошем. Халаин суматошно взмахнул рукой, словно хотел подарить Соргену весь дворец, но в последний момент спохватился. – Ты славно поработал… гм, заслужил почести и уважение. – И деньги – не забыл? – вежливо напомнил Сорген. – Да-да, как же. Я уже был в сокровищнице. – И как там дела? – О… Очень плохо. Ануар отнесся к казне чрезвычайно расточительно. – Но ты не намерен отказываться от нашего договора? – Что? Нет. Нет! Как ты мог так подумать! – Халаин отчаянно замахал руками, словно у него загорелись полы сюртука. – Проклятье Наодима на голову узурпатора… но я выполню обязательства, чего бы мне это не стоило. Вот, ты заставляешь князя оправдываться! Халаин капризно надул щеки и отвернулся. Разглядывая портьеру, он загадочно добавил: – Ты получишь все, чего заслужил. Сполна! Сорген запрокинул голову и беззвучно рассмеялся; когда Халаин повернул к нему лицо, колдун опять был серьезен и недвижен. – Я попросил бы тебя поторопиться. Сурахия – красивый город, но я не собираюсь задерживаться у тебя надолго. Наверное, тебе от этого будет только легче? – Да нет! Можешь гостить во дворце, сколько угодно! – Халаин снова замахал руками. Сощурившись, Сорген придумал новое сравнение: сейчас князь походил на девицу, отмахивающуюся от осы. – Я должен покинуть тебя. Приглашаю на трапезу в честь нашей великой победы. Одень что-нибудь подходящее. – У меня нет особых одежд для пиршеств – потому как я очень редко в них участвую. – Да? – Точно так. Омою руки и приду. Ступай, Халаин, я не заставлю тебя ждать. Князь скривился и глаза у него забегали из стороны в сторону. – Ахм… Сорген, я прошу тебя! Не нужно называть меня так. Теперь я господин или Ваше величество. – Как вам будет угодно, Ваше величество! – Сорген глубоко поклонился, чтобы скрыть насмешку в глазах. Халаин удовлетворенно хмыкнул и пошел прочь. Потолок в малой обеденной зале находился на высоте всего пары человеческих ростов. Он был совершенно черным, с хрустальными звездами, посаженными на белую основу. Сорген оценивал картину несколько мгновений, и нашел ее чересчур искусственной. Видно, мастера был лишены таланта, или освещение было неправильным? В центре куполообразного потолка висела небольшая люстра с магическими свечами; разделенные ею, среди звезд были нарисованы две фигуры. Одна принадлежала сияющему золотому мужчине с гордым профилем. Заложив руки за спину он выгнулся дугой и, кажется, улетал прочь от второй фигуры – бледной тонкой женщины с круглым лицом. Крупные слезы текли по пухлым щечкам девушки, а похожие на веточки руки тянулись вслед улетавшему мужчине. Несомненно, это была иллюстрация легенды о сбежавшем муже-Солнце и догоняющей его жене-Луне. Жена удалась художнику на славу: Сорген еще не видел более печального и измученного лица. Вглядевшись, он вздрогнул и затаил дыхание. Лицо, да и вся фигурка Луны до боли напоминала Призрака, явившегося Соргену в Вейдзале. "Я – Луна!", сказала призрачная девушка. Что же она имела в виду? Разве он похож на этого надутого дурака, что бежит от несчастной жены? Ах, что гадать, ведь понятно, что призрак не имел в виду именно убегание. Наверное, речь шла о том, что Сорген отдаляется от нее, уходит все дальше от того идеала, о котором плачет привидение. Горько усмехнувшись, молодой маг подумал: вчера он точно не сделал шага обратно, к плачущей «луне», когда перебил такое множество народа. Почему-то воспоминания о битве причинили ему боль, словно там погибли его друзья. Внутри все забурлило от злобы и Сорген, сжав кулаки, окинул взглядом обеденный зал. Халаин сидел во главе длинного стола из тяжелого и мрачного черного дерева. Кресло его походило на громадную гору подушек; вместо сюртука и тесных штанов князь надел халат и шаровары. Едва ли не впервые Сорген его видел без головного убора. Волосы у властителя Сурахии были редкие и тусклые. Глаза Халаина, неотрывно следящие за каждым движением колдуна, лихорадочно блестели. Князь быстро облизнул пересохшие губы и небрежно повел рукой, приглашая Соргена сесть за стол. Тот немного удивился – кроме них, в зале не было ни души, только слуги приносили блюда и исчезали за плотным пологом. Кажется, должно было состояться празднование победы… неужели, кроме них двоих этой победе некому радоваться? К тому же, прибор Соргена стоял по левую руку от Халаина, в трех креслах от него. Очевидно, месть за то, что он без спроса вышел на балкон? – Удивлен? – криво улыбнулся князь, кивая на стол. – Думал, будет пышный пир, да? Я слыхал, будто колдуны не дураки выпить, но у меня нет денег, чтобы устраивать обширные торжества. Только я и ты – те, кто больше всего заслужил праздника. Садись, садись! Я велел принести кувшин крепкого вина из дворцового погреба; он стоял в ожидании своей участи полсотни лет. Сорген медленно прошел к своему месту, простому деревянному стулу с жестким сидением и неудобной спинкой. По дороге он сжимал и разжимал подрагивающие пальцы… Ему отчаянно хотелось запрыгнуть на столешницу, подбежать к князю и изо всех сил пнуть его в наглую, ухмыляющуюся рожу. Нет, еще не время. Он осторожно сел на стул и взял бокал с вином, предусмотрительно налитым и подогретым. Аромат был терпкий и сладкий. Так и представлялась нагретая солнцем виноградина, раздавленная в руке… Сорген глубоко вдохнул запах вина и отпил крошечный глоток. – Хорошее вино, – сдержанно похвалил он. – Признаться, я боялся, что в Сурахии пьют кукурузную водку. – Хочешь меня задеть? – гнусно захихикал Халаин. – Не знаю, кто в это случае невежа – ты или я? Сурахийское вино – лучшее в Приморье. А ты… ты вообще-то не должен был пить вперед меня. – Что, я испортил какой-то ритуал? Нарушил традицию? Или это все глупые идеи насчет того, что первым пригубляет государь? Халаин снова нехорошо рассмеялся. Дернув бородку, он поглядел в окно, на кружащую на фоне голубых небес чайку. – Нет, ничего, кроме правил приличия и поведения за столом князя, ты не нарушил. Однако, ты только и делаешь, что нарушаешь все подряд. Я уже не обижаюсь… Ты, очевидно, думаешь, будто твоя помощь ставит тебя вровень со мной? Ну, я не хочу тратить силы, обучая тебя этикету. – Надо же… Это так любезно с вашей стороны! – буркнул Сорген. Подозрительно поглядев через вино на свет, он еще раз понюхал бокал. – Сколько времени мы знакомы? – чуть ли не жизнерадостно спросил князь. – Две недели? Три? Ты все время издевался надо мной, демонстрировал свое превосходство, делал все нарочно, чтобы вывести меня из себя. – Это невинная шалость, – пожал плечами Сорген. Помимо его воли, короткая кривая усмешка скользнула по краешку губ и оживила мрачное лицо. – Больше так продолжаться не может. Мы должны расстаться, – твердо заключил Халаин. – Но прошу тебя, приступай к трапезе! Вчера ты не соизволил откушать, свалившись спать. Наверное, теперь тебе не терпится отведать этой заливной рыбы? А там, в глубокой чаше, сурахийские пикули – клянусь, ты больше никогда не поешь ничего прекраснее, чем они! Подавая пример, князь первый принялся ковырять вилкой в блюде. Впрочем, ел он без аппетита и постоянно поглядывал на Соргена. Тот и в самом деле почувствовал, что есть очень хочется. Рыба была залита каким-то жгучим коричневым соусом, от которого сразу захотелось пить. Пикули тоже оказались острыми, с заметной кислинкой. – Какие у тебя планы? – вкрадчиво спросил Халаин, подождав, пока Сорген прикончит большую часть рыбины. – Куда думаешь отправиться? – Зачем тебе это? – от обилия острой пищи голос колдуна слегка сел, так что он поспешил промочить горло вином. – Ну… – князь развел руками, а потом сложил их ладонями вместе. – Я должен быть радушным хозяином. Нужно дать тебе провизии на дорогу… может быть, коней? – Отдай лучше деньги. На них я сам смогу купить себе все, что потребуется. – Ах, деньги… конечно, – Халаин быстро уткнулся носом в блюдо и стал старательно счищать мясо с толстых, выгнутых ребер рыбы. – После трапезы мы займемся расчетами. Сорген оставил на своей тарелке только горку костей. Вино он тоже допил, однако жажды не утолил. Вот только, знаменитого кувшина, о котором говорил князь, на столе не было. Все слуги тоже куда-то исчезли. – Если ты спрашиваешь о том, куда я собираюсь отправиться… – начал Сорген, ощущая в горле сильное жжение. – … с целью… с целью… Он отчаянно закашлялся, стараясь прочистить першащее горло, но мало преуспел. В глотку словно вцепилась стальная рука. – Халаин, дай мне вина! Твой обед слишком острый… у меня перехватывает дыхание! Князь оторвался от еды и пристально вгляделся в лицо колдуна. Вилку и нож Халаин сжимал так яростно, что побелели костяшки пальцев. Сорген, непрерывно кашляя и будто бы пытаясь выплюнуть из себя пылающий комок, уперся ладонями в стол и склонялся все ниже. Лицо его побагровело, на висках вздулись жилы, а по подбородку стекала слюна. – Ты… ты… ты…. – хрипел он, но больше ничего выговорить не мог. Привстав на ноги, он сделал взмах руками, как если бы собирался поплыть. По сторонам полетели, жалобно звеня, бокал, тарелка и чаша; остатки соуса расползлись по полированному дереву безобразной лужей. Сорген дернул ногами, отбрасывая прочь стул, потом вытянулся, снова согнулся и упал грудью на стол. Ноги его в последний раз дернулись и остались безвольно висеть, упираясь в пол вывернутыми ступнями. Халаин дрожащими руками отложил от себя столовые принадлежности, облизал губы и осторожно поднялся. Со стороны он напоминал испуганного шакала, подбирающегося к туше только что издохшего носорога: жажда вонзить в огромное тело клыки велика, но еще больше страх, который внушал гигант шакалу при жизни. Некоторое время князь стоял у своего кресла, вытягивая шею и внимательно разглядывая неподвижное тело Соргена. Наконец он крадущимися шагами подошел ближе. В глазах разгорался огонь торжества. – Вот видишь, колдун! – прошептал Халаин дрожащим от возбуждения шепотом. – Я не зря терпел твои насмешки и издевательства. Это того стоило. Ты казался себе очень умным? Сильным? Могучим? А глупый, ничтожный Халаин был просто денежным мешком, который можно безнаказанно ограбить. Где теперь могучий Сорген? Где теперь несчастный Халаин? Разве они не поменялись местами? Властелин Сурахии громко хлопнул в ладоши – из-за полга тут же появились два гвардейца с обнаженными мечами. Жестом Халаин приказал им убрать оружие. – Возьмите это нечестивое тело и бросьте его в мусорный костер за пристанью. Все его вещи, все эти гнусные колдовские мешочки и коробочки тоже сожгите; оставьте только меч. Пусть гвардия немедленно нападет на наемников и без жалости перебьет их всех до одного. Сложив руки на груди, с медленно разгорающейся торжествующей улыбкой, Халаин надменно смотрел на жалкое, скрюченное тело колдуна. Гвардейцы грубо подхватили его под руки и рывком подняли. В тот же самый момент ноги отказались держать князя. Колдун смеялся, глядя прямо на него своими безумными и злыми глазами. Один из гвардейцев отлетел вбок, споткнулся о лежащий на боку стул и свалился на пол. Второй резко отшатнулся и упал спиной на столешницу: из груди у него торчала рукоять столового ножа, вонзенного на всю глубину лезвия. Сорген медленно выпрямился, поправляя свой помятый халат и продолжая криво усмехаться самым уголком губ. Халаин стоял, ни жив, ни мертв, и только стена, на которую он оперся спиной, не давала ему упасть. – Видишь? – спросил Сорген хрипло и потрогал горло. – Я тоже могу играть в твою игру. "Где теперь могучий Халаин?" Ах, в жизни больше не стану жрать ваши пикули… Сейчас мне понадобится, наверное, целая бочка вина. Князь медленно сползал на пол. Колдун встряхнул плечами и потер затекшую багровым рубцом щеку, на которой он лежал на столе. – Гримал! – попытался крикнуть он, но вышел только похожий на стон хрип. Раздраженно дернув щекой, Сорген шагнул к столу и потянулся за бокалом Халаина, в котором еще оставалось вино. Затем он крикнул гораздо громче: – Гримал!! Дверь с грохотом распахнулась, впустив капитана наемников в полном боевом облачении, с мечом в руке. Следом шли два солдата со взведенными арбалетами и цепкими, жестокими взглядами. Гвардеец, валявшийся на полу, имел неосторожность резко подняться на колени и сразу получил стрелу в глаз. Удар был такой сильный, что бедняге сломало шею. Тело, как тряпичная кукла, которую пнули, улетело под стол. Халаин вздрогнул всем телом и сжался в комочек. – Что с тобой? – насмешливо спросил Сорген. – Что-то пошло не так? Гримал деловито прикрыл двери, а солдаты с арбалетами заняли позиции в разных концах зала. Сорген нагнулся, заглядывая под стол. С недовольной гримасой он снова повернулся к Халаину: – Где же вино? Неужто ты велел унести его в подвал, жмот? – Я… я велю принести его обратно! – пискнул тот, подпрыгивая при каждом слове, словно ластящаяся к хозяину собачонка. Сорген медленно покачал головой. Он сел на стол, уперся рукой в колено и стал пристально смотреть на князя, будто думал, что же с ним делать. – Э, нет… Твоя услужливость, как оказывается, опасная штука. Кто знает, вдруг ты опять решишь поиграть в отравителя? – О чем ты? – голос Халаина срывался на каждом звуке. Он едва выговорил слова, борясь с заиканием. – Не нужно быть таким глупым, князь. Ты проиграл, теперь надо иметь мужество, чтобы признаться в этом. – В чем? О, Сорген, я просто подумал, что тебе стало плохо и хотел… хотел… – Я слышал, ты говорил что-то о мусорном костре. Так у вас лечат отравления? – Нет! Ты просто не так понял… я хотел… я имел в виду, что надо выбросить негодное блюдо… – Ну, полно, Ваше величество! Я ведь лежал только на одном ухе, так что вторым все прекрасно слышал. Кроме того, мне давно все известно. С того самого дня, когда я согласился тебе помочь… Именно тогда, за ужином, твой человек капнул мне яду в суп. Ты, наверное, гордился своей хитростью и изворотливостью, правда? Это был яд, добытый из инзора. Я, глупый иностранец, не мог знать, что в Приморье есть такая отрава, которая ни за что не подействует, пока не соединиться еще с одним компонентом. Он содержится в мясе белой жарги, которую я только что съел… Но ты зря считал, будто другие не могут перехитрить тебя. Я слишком долго прожил в ваших краях, столь славных своими отравителями и подлецами. Я принимал противоядие каждый день и теперь белая жарга для меня не вреднее, чем для тебя. Эх, Халаин! Тебя погубило самомнение. А также жадность и десяток других твоих пороков, которые оказались слишком большим грузом для скудного ума. Я славно повеселился сейчас, несмотря на некоторое неудобство… Хорошо, что не дал волю чувствам и не прикончил тебя сразу, быстро и скучно. – Ты – Великий!! – завопил Халаин и бросился в ноги Соргена, подметая коротенькой бородой пол. – Все, все правда! Я не знал! Я не мог предположить, сколь велико на самом деле твое могущество… Прости меня, прости, умоляю и заклинаю!!! Пусть величие твоей мудрости сравнится только с твоим милосердием! – Я лишен этой добродетели так же, как и хвоста или раздвоенного языка! – со смехом ответил Сорген. Князь продолжал валяться на полу, вертя задницей и заглядывая в лицо колдуна. Для этого ему приходилось изгибаться всем телом. – Прости меня! Накажи меня! Забирай все богатства! Прикажи высечь!! Что угодно, только не лишай жизни… – Я Черный маг, Халаин! – проникновенно сказал Сорген, наклонившись к ползающему князю. – Может, ты слышал? Мы не способны дарить жизнь. Только смерть. – Нет!! – Халаин проворно отполз в сторону и попытался вскочить на ноги. При этом он истошно вопил: – Стража!!! Стража!! На помощь!! Сорген одним прыжком настиг его и пинком сбил обратно на пол. Князь заскулил и забился под стол. Колдун присел на корточки и поглядел на трясущегося Халаина с интересом лиса, оценивающего упитанность загнанного в тупик кролика. – Скажи мне честно, вот если бы я покушался на твою жизнь, а ты победил меня… что бы ты со мной сделал? – Я… я отпустил бы тебя на все четыре стороны! – Ха-ха! Ты сам веришь в это? Впрочем, от страха мозги набекрень, – почти добродушно покачал головой колдун. – Это правда! Правда! Чистая правда! – завопил Халаин, высовываясь из-под стола для каждого нового выкрика и потом ныряя обратно. Сорген тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Сделав знак Грималу, он неспешно прошел к княжескому креслу и удобно в нем устроился. Капитан приблизился к столу и запустил руку под столешницу. Раздался визг: князь на карачках выполз с другой стороны и бросился к окну. Сорген выкрикнул слова Каменного заклятия и Халаин застыл на бегу; на мгновение показалось, что его глаза сейчас выскочат из орбит и продолжат путь самостоятельно. Гримал неторопливо обошел стол вокруг и приблизился к Халаину вплотную. Сорген снял заклятие; капитан крепко ухватил князя, отчаянно цеплявшего его рукава, левой рукой за ворот и повернул его лицом к колдуну. – Эй, убери свои лапы, а не то мне придется их отрубить! – прорычал наемник. – Пощады, пощады! – задушено шептал Халаин. Слезы ручьем лились по его щекам, покрытым красными пятнами; борода была выпачкана пылью, одежда порвалась. – Ты ведь пил вчера мое вино! Ел мой хлеб! – Спасибо, – прогудел Гримал. – Это тебя удовлетворит? Большего дать не могу. Одним могучим рывком он опрокинул немаленькое тело князя на стол и распластал его там. Солдаты с арбалетами отложили свое оружие, приблизились к столу и стали держать Халаина за ноги и руки. Тот уже не сопротивлялся, только жалобно хныкал, по очереди обращая полные слез и безмолвной мольбы глаза то к одному мучителю, то к другому. – Ты не услышал шагов смерти! – торжественно сказал Гримал. – Зачем тебе уши? Двумя быстрыми и точными движениями он отсек уши Халаина. Они упали на столешницу, сопровождаемые потоками крови и истошными воплями. Князь задергался, пытаясь вырваться из рук солдат, но Гримал легко успокоил его, двинув навершием меча по лбу. – Пощады! Пощады! – скулил Халаин едва слышно. – Ты не увидел приближения смерти, – ответил ему капитан. – Зачем тебе глаза? Ухватив князя за редкие волосы, Гримал выколол ему глаза. Халаин извивался, как разрезанный червяк и тонко визжал; тело его сотрясали волны крупной дрожи. Глазницы быстро наполнились черной кровью, в которой плавали мутные остатки глазного яблока. Князь выл и ревел, не хуже буйного сумасшедшего, попавшего на привязь и пытающего вырваться. Брызги крови летели от его изуродованной головы во все стороны. – Итак, ты не увидел смерти! – продолжал Гримал, повысив голос. – Она пришла, и теперь ты мертв. Зачем мертвецу сердце? В руках капитана вместо меча оказался Цветок – круглая рамка с четырьмя острыми треугольными лепестками, которые с помощью тонких проволочных тяг складывались вместе наподобие бутона. Коротко размахнувшись, Гримал глубоко вонзил устрашающее орудие в грудь жертвы, нажал на рычаг, раздвигая, разрывая кости и плоть. Тело князя выгнулось дугой: в последнем усилии руки и ноги вырвались из плена – но было поздно. В следующий момент Халаин был мертв. Обмякшие члены со стуком ударились о столешницу, а Цветок появился наружу, густо покрытый кровью и зажимающий в лепестках, больше похожих теперь на зубы, добычу. Сердце, которое в последний раз сжалось, выплевывая струю крови. Сплющенный, мерзкий с виду мешок мышц, который глупые мечтатели наделяют разными романтическими качествами. – Да содрогнутся враги! – почтительно сказал Гримал, внимательно глядя на Соргена. Тот задумчиво подпер кулаком подбородок. Пристально всматриваясь в громадную лужу крови, расползающуюся по черному дереву, вязко скатывающуюся через край на пол, он думал о том, что опять все сделал не так, как хотел бы Призрак. Он снова бросился убегать! Впрочем, какая теперь разница. Ей все равно не догнать. – Сколько крови, – пробормотал он едва слышно. – Если режешь свинью – надевай фартук, – нравоучительно заметил Гримал. – Пойду, отдам сердце Хаку. Когда вы будете готовить из него зелье? – Позже, – Сорген вяло взмахнул рукой. Он чувствовал себя разбитым и страшно усталым, словно встал с постели не два часа назад, а позавчера, и больше не ложился. Все это казалось веселым, но воспоминание о Призраке испортило радость. Теперь Сорген хотел как можно скорее покинуть Сурахию и найти себе какое-нибудь важное дело. |
|
|