"Поход Армии Проклятых" - читать интересную книгу автора (Борисенко Игорь)

В разрушенном городе

К закату они доехали до развилки. Возделанные поля и виноградники на склонах холмов остались позади; сошли на нет объеденные многочисленным скотом луга и убогие деревеньки. Вокруг поднимались плотные зеленые стены буйно растущего под щедрым солнцем леса. Чем ниже садилось светило, тем темнее становилось на дороге, быстро погружавшейся в бурый полумрак. Ветра не было, птицы и звери не подавали голосов, так что отряд двигался в полной тишине, которую прерывали только глухие голоса людей и храпение лошадей.

На распутье требовалось сделать выбор. Оба пути, в конечном счете, могли привести к цели – Рха-Удане на северо-западном берегу моря Наодима. Но дорога, ведущая на север, делала большой крюк, чтобы обойти опасные леса на побережье по узкой полосе степи между морем и горами. Если воспользоваться ею, придется потерять неделю или около того… Ехать там было не так опасно – по крайней мере, путешественникам грозили обычные опасности: шайки разбойников и промышляющие тем же ремеслом отряды кочевников. Смельчака, отправившегося в путь по приморским джунглям ждали, как говорили слухи, полчища враждебных призраков, разнообразные чудовища, нашедшие приют в многочисленных руинах покинутой людьми страны Мирзазе. Покинутой из-за какого-то забытого, но могущественного проклятия, наложенного неизвестно, кем и непонятно, почему. Лишь самые бесшабашные удальцы решались воспользоваться дорогой через леса; о том, смог ли кто-то из тех смельчаков преодолеть их, слухи умалчивали.

Дорога, прежде широкая и мощеная привезенным из горных выработок камнем, превратилась в заросшую травой, перегороженную нависающими ветвями и упавшими стволами просеку. Кто поджидал самонадеянного путника в чаще? Дикие звери, многочисленные, непуганые и голодные? Если так, то бояться нечего. Какой зверь, пусть даже самый наглый и злой, посмеет напасть на отряд из сорока вооруженных людей? Что же до призраков, порчи и чудовищ… Не глупо ли бояться этих опасностей, если во главе маленькой армии – самый знаменитый в Приморье маг?

Конечно, они предпочли западную дорогу северной и тем же вечером углубились в запретную местность. Солдаты, с детства слышавшие страшные сказки о Мирзазе, не выказывали явного страха, однако разговаривать стали гораздо громче и дольше. Двое передовых, посланных срубать длинными кривыми кинжалами висящие над дорогой плети лиан, постоянно оглядывались. Лица их в сумерках казались бледными, как крылья ночной бабочки.

Вскоре стало совсем темно, но один из солдат заметил впереди странные огни. С глухими испуганными вскриками испытанные воины, прошедшие множество схваток, стали подавать назад и хвататься за амулеты. Сорген сжал коленями бока Дикаря: тот растолкал широкой грудью пятившихся коней наемников и быстро вынес хозяина вперед. Прижав к груди левую руку, молодой волшебник сжал мешочек с самым сильным своим оружием – пеплом древнего мага Ассаха-Звезды. Этот ценный артефакт подарил ему перед самой смертью Рабель.

– Хоранел дезас инрарем гамер ат демон! – прошептал Сорген, затем закрыл глаза и повторил эти слова мысленно еще несколько раз. Однако, его эфирный взгляд, простершийся далеко в ночь и готовый призвать витающую в волшебном пространстве энергию, ничего не обнаружил. Настроившись вступить в бой с враждебной магией, Сорген не смог понять, что же такое напугало его воинов? Стряхнув с себя оцепенение, он смело двинулся дальше по дороге, стремясь разглядеть что-то при помощи самого обычного взора. Солдаты за его спиной разразились криками, которые поровну делились на предостерегающие и восхищенные, Сорген проскакал саженей пятьдесят. Вскоре он смог различить во тьме несколько приземистых домишек с тускло освещенными окнами.

Удивлению солдат не было предела. В местности, которую они считали чем-то вроде населенной одними чудовищами волшебной страны, жили люди. Из тридцати домов деревни в двенадцати жили старики, ровно двенадцать пар – ни одной вдовы или вдовца. Самому молодому из мужчин стукнуло семьдесят лет, а его жена родилась на девять лет позже и слыла здесь молодухой. Все старики обладали отнюдь не старческой силой и горланили они не хуже торгашей на рынке. Старухи от них не отставали: выбравшись на улицу, они принялись наперебой зазывать солдат к себе на постой, нахваливать собственную стряпню и мягкие постели. Наемники стояли, раскрывши рты, и изумленно смотрели на этот внезапно собравшийся посреди ночи базар…

Полночи прошло в пьянстве, непрерывных беседах и даже танцах. В конце концов Сорген, непрестанно ожидавший какого-то подвоха, начал успокаивать особенно разгорячившихся солдат, которые готовы были, за неимением лучшего, утащить на сеновал старух помоложе. Даже пьяные, наемники беспрекословно слушались своего командира, которому помогал тяжелый кулак Гримала. Уже под утро последние бузотеры были уложены спать; бодрствовать остались только самые испытанные воины – они почти не пили и сторонились разговоров. Сам Сорген спал плохо и постоянно просыпался, чтобы удостоверится, что старики и старухи не обратились упырями и не сосут кровь из его воинства. Против ожидания, ничего плохого не случилось. На утро весь отряд, с тяжелыми головами, но значительно окрепшим духом, двинулся дальше. В скучном и однообразном походе прошел весь день. Наемники дремали в седле, просыпаясь только для того, чтобы прополоскать горло слабой кукурузной настойкой или пожевать корку хлеба. Те немногие, что не злоупотребили гостеприимством лесной деревни, посмеивались над страдающими товарищами и наперебой издевались над теми глупцами, что сочиняют про эту страну жуткие сказки.

Хак, как всегда, отрешившийся от всех и вся, ловко шил прямо в седле маленькие мешочки для разных волшебных порошков и приспособлений хозяина. Лимбул по своему обыкновению расспрашивал Соргена о магии; Луратен, непрестанно вздыхая, тоскливым взглядом уставился в небо на северо-западе.

Больше деревень на пути не попалось. Несколько раз лес редел, показывая за приоткрывшейся завесой ветвей замшелые остатки стен. Из глубины джунглей все чаще слышались похожие на стоны вопли; кто-то трубно рычал, вдалеке слышался треск сучьев, сокрушаемых движущейся напролом тушей какого-то крупного животного. Тени громадных крыльев мелькали в небе над самыми верхушками деревьев. Что это такое было? Звери, невиданные в других местах, демоны, сказочные чудовища вроде стоногого змея Ка? Солдаты непрестанно оглядывались на Соргена, наверняка знавшего ответы на эти животрепещущие вопросы – но маг спокойно покачивался в седле и болтал с Лимбулом.

Снова ночь накрыла их с головами и превратила полузаросшую джунглями дорогу в мрачное ущелье. Со всех сторон, казалось, слышалось хриплое дыхание неведомых чудищ. Теперь Сорген явно ощутил присутствие неких недружелюбно настроенных сил. Бесплотные тени, сливающиеся с ночью, выстроились вдоль дороги с обеих сторон и изливали на людей эманации страха. Невидимые глазу волны ужаса обволакивали дорогу плотной пеленой; она должна была сломить дух, подавить волю к жизни и превратить солдат в перепуганных тушканчиков. Затем, когда люди, вопя от ужаса, разбегутся по джунглям, другие существа – уже вполне осязаемые – набросятся на них и разорвут в клочки.

Это и было таинственным проклятием, наложенным на Мирзазе. Оно не казалось особенно сильным или сложным, но требовало времени для того, чтобы предпринять нужные меры. Сначала Соргену пришлось разобраться с собственными подчиненными, готовыми поддаться панике. Одним коротким словом, с помощью кусочка гранита, он предал весь отряд, за исключением себя, каменному заклятию. Как конные статуи, сорок всадников застыли вдоль дороги и были неспособны даже закричать от страха. Следом Сорген укрыл людей невидимой защитной стеной: долго продержаться она не смогла бы, но все, что от нее требовалось – помочь выиграть время. Проклятая страна словно почувствовала сопротивление своим усилиям. Близкий рев заставил задрожать кроны деревьев с правой стороны от дороги, а потом затряслась и земля, когда кто-то огромный и массивный бросился в атаку. Гигантские кривые лапы, с трудом различимые в освещенной только звездами ночи, валили стволы молодых баньянов и подминали их под провисшее брюхо. Чудовище с рогатой головой, похожее на обезображенную проказой корову, со всей силы врезалось в невидимый барьер у дороги и опять заревело. Несколько раз подпрыгнув от злости, монстр выдавил в мягкой почве здоровенные ямы; тем временем Сорген нарисовал в темном воздухе сияющий холодным синим пламенем круг. Закрутившись, как колесо, он внезапно сжался в точку, а потом взорвался. Из облака мертвенного сияния рядом с колдуном появился мерцающий силуэт демона Сар-Моэна, тысячу лет назад поклявшегося служить пеплу Ассаха-Звезды. В мгновение ока демон бросился на беснующегося рогатого монстра и четырьмя руками разорвал его на четыре куска, которые бросил по четырем сторонам света. Обождав, пока вызванный демон вернется обратно, в свое логово в иных измерениях, Сорген высыпал на ладонь несколько сухих ос и растер их пальцами в порошок. Дикарь по приказу хозяина быстро промчался вдоль окаменевшей колонны отряда; Сорген развеял в воздухе порошок и пробормотал слова заклинания. Оно должно было дать его воинам силы бороться со страхом и сделать их смелыми вплоть до безрассудства.

– Как эти осы, жалящие всех без разбора и сомнения, будьте сильны духом! Пусть видения, одолевающие разум, покажутся смешными и глупыми! Пусть прочь уйдет боязнь и вернется боевая ярость!

Добравшись до головы колонны, Сорген повернулся и громовым возгласом: "Хоранес!" снял каменное заклятие. Вопли ужаса, что готовы были слететь с губ солдат до их зачарования, наполнили ночь; однако, все они немедленно сменились совершенно другими криками. Наемники дружно принялись посылать тьме проклятия и грозить кулаками невидимым демонам. Один из воинов, широкоплечий нарданианец Озуга, славившийся своей тупостью и храбростью, выхватил меч, спрыгнул с седла и ринулся к лесу, крича, что демонам лучше побыстрее утопиться в море, ибо он намеревается убивать их всех медленно и мучительно. Соргену пришлось обездвижить Озугу еще раз, потому как рубакой он был отменным и лишаться его не хотелось.

Собрав отряд в плотную группу, колдун выжег в джунглях большую плешь, на которой они развели десяток костров. Коней привязали к вбитым на самой середине плеши кольям и стреножили – почти на всех животных, за исключением разве что Дикаря и Красавчика, проклятье тоже действовало. Тем не менее, кони вели себя буйно и порывались сбежать; в конце концов Соргену пришлось усыпить их. Затем всю ночь он просидел у костров, не смыкая глаз и готовясь к бою. Хруст ветвей, рев чудовищ и мелькание на границе света и тени зловещих силуэтов не прекращались до самого рассвета. Усталый колдун прилег прямо на землю; магия его постепенно рассеивалась – но опасности больше не было. Хак и Лимбул заботливо переложили хозяина на одеяло и закрыли сверху еще одним.

Следующий день они провели в быстром марше без остановок. Солдаты молча жались друг к другу, лошади испуганно храпели на каждом шагу. Задолго до нового заката дорога привела отряд в разрушенный город – по-видимому, в саму Мирзазе. Деревья словно бы опасались вторгаться на его территорию; они обступали скопище руин плотным кольцом, внутрь которого смогли проникнуть лишь несколько хилых стволов. Камень, слагавший стены здешних домов, когда-то был белым – теперь он посерел и искрошился. Плотный бурый лишайник покрывал останки зданий, превращая их в застывших чудищ, ожидающих жертву. Все малейшие выступы и трещины густо поросли мелкой сорной травой, по полуобвалившимся колоннам скользили плети лиан с мелкими, дурно пахнущими цветами белого цвета.

Время стерло различия между домами богачей и бедняков, оставив от большинства из них одни лишь кучи камней. Площади превратились в холмы с травянистыми склонами. На многих из них, ближе к низеньким вершинам торчали верхние части скульптур, по большей части потерявших всякие формы. Улицы стали неглубокими ущельями с каменистыми склонами и неровным дном; нигде не было ни единого следа живых существ. Молчали птицы, не сновали вездесущие обезьянки и летучие белки… Руины, буйная трава, высокое небо зловещей безжизненной синевы и палящее солнце, клонящееся к горизонту.

Едва очутившись в черте города, Сорген почувствовал, как больно сжимается сердце.

– Какое зловещее запустение! – пробормотал он, ничуть не заботясь, что голос дрожит. – Сам воздух пропитан ядом, вызывающим упадок духа и сил. Понятно, отчего люди не смогли здесь жить: очевидно, никто не мог пробыть здесь дольше пары дней и не потерять рассудок. Мне это кое-что напоминает…

– Что? – прошептал Лимбул еле слышно.

– Мой родной замок, дружок. Там тоже гулял ветер, а стены заросли травой и лишаями.

– Из нашего дома тоже все ушли, – вдруг сказал Хак и тихонько хлюпнул носом.

– Да, – Сорген невесело улыбнулся и добавил: – Хак – мой духовный брат. Он меня понимает, как никто другой. Я люблю его.

Руины города тянулись бесконечно. Очевидно, в момент своего расцвета Мирзазе была крупнейшим городом Приморья – и оставалось только догадываться, что за силы и по какой причине превратили ее в пустыню. Пробираясь по извилистым улочкам, отряд выбился из сил очень быстро. Даже Сорген был уверен, что вскоре свалится вниз и разобьет себе голову об очередной камень… Поэтому, оказавшись на большой «поляне», отороченной похожими на гнилые зубы развалинами, волшебник велел разбивать лагерь. У солдат не было сил на спор: они боялись оставаться в проклятом городе и не могли продолжать путь. Как попало они повалились прямо в траву; даже кони легли и беспомощно вытянули шеи вдоль земли. Соргена это пугало. Слишком похоже на то, что никто не встанет после этого привала… Однако, ему не хотелось шевелить и пальцем, чтобы принять какие-то меры. Упав на колени, он смог только оглядеться. Вокруг не было ничего примечательного.

– Наверное, это не главная их площадь? – пробормотал он голосом засыпающего человека.

– Почему? – так же сонно спросил Лимбул.

– Здесь не видно ничего, поражающего воображение, как это принято в Приморье. Для такого большого города подошло бы нечто вроде десятисаженной статуи Наодима, изливающего из себя их ненаглядное Море.

– Я слыхал, что тутошней достопримечательностью был зверинец, – прохрипел Гримал, уже валявшийся на земле и смеживший веки. – Там держали самых жутких хищников, каких только могли найти. Им в клетки бросали преступников.

– Пошлые забавы, – скривился Сорген и тоже свалился на спину. В этот момент он почувствовал облегчение и сильное желание заснуть. Он пытался бороться с этим позывом, но так и не смог… Веки смежились, и Сорген провалился в черную ночь, наполненную огнями.

Он видел себя идущим по узким улочкам города. В небе сияли яркие звезды и Луна; где-то вверху свистел ветер, однако между высоких стен он проникнуть не мог. Сорген шел быстрым шагом, словно точно знал, куда направляется. Он вдруг подумал, что повторяет путь, который только что преодолел на коне… Значит, он попал в Мирзазе – такую, какой она была в незапамятные времена, во время своего расцвета? Впереди мелькали огни и слышались крики и рычание зверей. Сорген повернул за очередной угол и внезапно очутился на широкой площади, совершенно пустой, если не считать каменный помост в самой ее середине. На помосте стоял, раскинув руки по сторонам, человек в серой просторной хламиде, с совершенно лысой головой и глазами, горящими ярким красным светом. Казалось, голова его дымится, посылая багровые клубы к черному небосводу, а из-под пол одежд стелется холодный серый туман.

– Зачахни и завянь, порок, поразивший людской род. Прервитесь, прелюбодеяния! Застынь, рука отравителя! Подавись ложной клятвой, доносчик! Опустись, топор палача! Я отдаю свою жизнь, чтобы прервать процветание неправедного племени. Отныне каждый, кто окажется в пределах зловонного города Мирзазе, падет наземь, сраженный сном! Дикие звери, лишенные свободы, выйдут из клеток и пожрут беспомощные тела! Так будет! Так будет до тех пор, пока не придет праведник, который сможет побороть сон и останется при памяти! Тогда грехи Мирзазе будут искуплены и мое проклятие потеряет силу!! – выкрикнув последнюю фразу, человек в хламиде взмахнул обеими руками, будто подбрасывая что-то вверх. Его безумный взгляд вспыхнул костром и пролился вниз жидким пламенем. В одно мгновение вся фигура оказалась объятой огнем, который сожрал человека целиком. Остался только серый пепел, который закрутился в вихре, серебристом в свете звезд и луны. Потом облако взлетело в небо и распалось, опускаясь на обреченный город…

Сорген проснулся, когда последние красные лучи солнца цеплялись за обломанную кромку стены, стоявшей с запада от площади. Вокруг него вповалку лежали тела – но судя по громогласному храпу, все до единого солдаты спали сладким сном. Только одна фигура застыла на вершине холма, печально глядя на покидающее мир светило: Луратен неотрывно смотрел туда, где остался его неблагодарный хозяин.

Сорген сел и, прислушавшись к себе, понял, что былая усталость канула без следа. Он был готов продолжать путь, но надвигающаяся ночь – не лучшее время для путешествий по заваленным обломками камней узким останкам улочек. Подумав, колдун решил, что лучшим выходом будет переночевать здесь, в городе. Быстро поднявшись на ноги, он заставил проснуться остальных и стал раздавать приказания. Солдаты казались отдохнувшими и осмелевшими. В конце концов, они уже победили добрую половину проклятий, которыми наделяют эти края, так чего же бояться? Излазив развалины, солдаты набрали достаточно сухостоя, чтобы зажечь несколько костров. На ужин пришлось довольствоваться лишь кашей и сухими печеньями, воды тоже было мало – потому что все боялись пить из местных водоемов – однако, никто не жаловался. Некоторые солдаты стали настолько благодушны, что завели веселые песни, как всегда о вине и девках. Луратен, нахмурившись, покинул общество. В сумерках Сорген смог разглядеть, что пордус забрался на самую высокую из западных развалин и сел на край стены, согнувшись в три погибели и опустив голову.

Сотворив простые чары, долженствующие защищать лагерь от проникновения зверей и людей, молодой волшебник прошелся по периметру площади. В поглощающих умерший город сумерках по-прежнему не слышалось ни звука, кроме гудения ветра в развалинах. На восточном краю неба одна за другой загорались звезды, тусклые и мелкие. Солдаты громко и весело переговаривались у костров: большинство разговоров касалось потусторонних сил и геройского поведения рассказчиков перед их лицом.

Внезапно, по запущенным улицам города поползли клочья призрачного тумана. Предательские сумерки скрывали его до самого последнего момента. Ветер, тянувший с недалекого моря, крепчал, заставляя невидимые деревья гудеть и скрипеть древними стволами. Потом, совершенно неожиданно, направление ветра сменилось на противоположное, и струи тумана были развеяны, разбиты, как потерпевшая поражение армия. Последние отблески солнца пропали над молчаливыми руинами, отдав их во владение молочному сиянию луны. Ее четвертушка встала над горизонтом, в бесконечном пути вослед дневному красавцу. Звезды дрожали и перемигивались, словно издеваясь над тем, кто решил поглядеть на них. Мы, дескать, знаем одну тайну, но тебе ни за что ее не раскроем!

Должно быть, проклятье теряло силу? Сорген задумался над тем, что видел во сне… Быть может, это был не сон, а видение, о каких любят рассказывать люди, которые верят в способности разума предвидеть будущее и узнавать прошлое? Если так, то выходило, будто лишенный сна пордус только что спас весь отряд от незавидной участи – проваляться на склонах этого холмика вечность в ожидании давно сдохших хищников, которые должны были пожрать их неподвижные тела.

Впрочем, Сорген предпочитал не ломать голову над неразрешимыми и малозначительными загадками. Главное, что они живы и полны сил, а Луратену все равно нет дела до их благодарностей. Он не ест, не пьет, не спит – только вздыхает, томно и печально. Наверное, ему это даже нравится… Какая разница!

Наемники, как бы хорошо они себя ни чувствовали, с наступлением ночи поспешили сгрудиться вокруг вождя, надеясь в случае чего оказаться под его «крылышком». Все костры, кроме одного, самого большого, вскоре погасли, однако почти никто не спал. Наверное, наемники как следует выспались вечером, а теперь не могли сомкнуть глаз. Сорген и сам не желал засыпать. Лимбул, сидевший по правую руку от него, задумчиво поводил пальцами по струнам небольшого музыкального инструмента, похожего на гусли.

– Спой что-нибудь подходящее, – попросил его Гримал. – Грустное, или даже печальное! Среди развалин другого не хочется.

– А кто недавно пел о "Грудастой кабацкой дуре"? – глухо спросил из темноты кто-то.

– Так тогда еще небо светлое было, – возразил капитан. – Сейчас я что-то затосковал… Дом родной вспомнил.

– Подождите! – негромко воскликнул Лимбул. – Я вдруг припомнил, что слыхал песню про Мирзазе! Не мешайте мне, и я, может быть, смогу спеть несколько строф…

Совсем еще зеленым юнцом Лимбул сбежал из своей деревни, увязавшись за бродячим певцом, который ходил по всему побережью. Несколько лет они путешествовали вдвоем, и за это время мальчишка научился хорошо бренчать на эмоате, выучил пару сотен песен и столько же легенд. Потом его учитель, полезши купаться в сильном подпитии, утонул – но почти сразу юный бродяжка повстречал, на свое счастье, Соргена и его отряд. Сначала его взяли, чтобы послушать песни, а через некоторое время мальчишка обнаружил в себе тягу к магии. Теперь он все реже и реже вспоминал о прошлом своем занятии, да и солдаты стали побаиваться его, считая уже третьим по значимости человеком в отряде после Соргена и Гримала. Такого запросто не попросишь побренчать и попеть…

Однако сейчас Лимбул, похоже, и сам был заражен охватившей всех тоской. Извлекая из эмоата тихие звенящие аккорды, он запел красивым, мягким и немного хриплым голосом:

– Как этот город, отданный земле и ветру,

На каменных останках сижу я неподвижно.

Изношенная оболочка – это тело, покинутое жизнью.

Ужасной мукой стали для меня воспоминания о былом….

Когда бы жизнь я мог вернуть назад,

Тогда бы не было развалин и меня, поющего в тоске.

Песня была подстать здешним местам – заунывная, тихая, с рваным ритмом.

– Подходяще под настроение, которое создает этот брошенный город! – похвалил певца Сорген, когда тот закончил.

– Да уж! Здесь ее легко спеть так, чтобы у людей слезы навернулись на глаза, – согласился Лимбул. – Совсем не то, что в каком-нибудь кабаке, где веселая пьянь тискает девок.

Сорген кивнул.

– Может, тебе стоит остаться певцом и не связываться с магией? Такой талант пропадет…

– Ну нет! – словно испугавшись, Лимбул отбросил эмоат и поднял перед собой руки в защитном жесте. – Стоило мне увидеть тебя, Мастер – и я сразу понял, что хочу стать таким же! А петь при этом песни мне никто не запрещает, ведь правда? Бродить по Приморью и распевать слащавые любовные трели, бездарные хвалебные оды князьям и непристойные куплеты… Разве в этом счастье певца? К тому же, сочинитель из меня дрянной. Сколько ни пытался, ничего стоящего не выходило.

– Может быть, тебя просто не посещало вдохновение?

– Не знаю…

– Спой еще что-нибудь! – попросили солдаты. Из трех десятков человек, собравшихся у костра, половина спали, но остальные продолжали сидеть. Языки огня выхватывали из тьмы лица, изборожденные страшными черными морщинами и руки; остальное терялось в ночи. Поленья потрескивали, бросая в воздух красные искры и те по спирали забирались вверх, как танцующие мотыльки. Раздались осторожные шаги: к костру приблизилась человеческая тень. Гримал порывисто ухватил рукоять меча – но Сорген был спокоен. Похожий на бледного призрака Луратен опустился на землю за его спиной… Капитан наемников снова расслабился, бросив при этом на пордуса неодобрительный взгляд. Сорген обернулся: Луратен сидел с выпрямленной спиной, с закрытыми глазами и больше всего походил на случайно уцелевшую статую.

Тем временем Лимбул наотрез отказался петь что-либо еще, ссылаясь на перехватившую горло сухость. Недовольные солдаты, к которым никак не шел сон, стали ворчать, пока старый Берик Седал Дирой не сказал, что он слыхал историю о том, как погибла Мирзазе. Тогда внимание всех, включая Соргена, переключилось на него.

– Лет около пятисот назад здесь лежала самая богатая в Приморье страна, – начал старик-воин, нахмурив косматые брови. Лицо его при этом стало походить на восставшего мертвеца с глубокими провалами вместо глаз, только из темных дыр сверкали отблески костра. – Множество деревень, где растили рис, чечевицу и виноград, обширные луга с тучными стадами, пространные фруктовые сады. В городках-крепостях жили мелкие правители, служившие Великому Королю, дворец которого блистал роскошью в самом центре Мирзазе.

По дороге, той самой, что привела нас сюда сквозь джунгли, с востока на запад непрерывно ехали купцы и простые путешественники. Тогда эта заросшая травой и перегороженная ветвями тропа была широким трактом… Но вот, однажды, умер старый мудрый король, просидевший на троне долгие годы. На престол взошел его младший сын, ибо долгие годы у правителя рождались дочери, а сын был только один – поздний, избалованный родителями и сестрами ребенок. Это был буйный юноша, привыкший получать все, что ни пожелает, жестокий и влюбленный в себя. Как говорит легенда, звали его Раздлага…

– Я слыхал это имя! – воскликнул один из слушателей, молодой наемник Фирчи. Он был так поглощен рассказом, что не заметил осуждающих взглядов других слушателей. – В Сурахии и еще кое-где так называют злого демона! Там даже ругаются так: Раздлага тебя побери…

– Мы все это знаем, дубина! – прошипел сосед Фирчи и отвесил ему подзатыльник. – Не мешай слушать своими дурацкими выкриками.

Берик спокойно дождался конца перепалки. За это время он успел достать флягу и сделать маленький глоток из нее. Потом, словно ни в чем ни бывало, продолжил рассказ:

– Первым делом Раздлага пронесся, будто опустошительный вихрь, по всем своим владениям, забирая молодых и крепких крестьян в армию. Он растратил большую часть казны на вооружение и обучение солдат. Во главе десяти тысяч человек он отправился в Северные степи и дошел до самых гор, уничтожая всех встреченных на пути кочевников. Говорят, он был невероятно жесток: сам разрубал мечом младенцев, насиловал женщин и мучительно умерщвлял мужчин. Все его войско быстро превратилось в толпу бессердечных головорезов. Вчерашние увальни-крестьяне, отведав крови и вседозволенности, будто бы сходили с ума и превращались в зверей.

Вдоволь пролив крови, Раздлага вернулся в Мирзазе. В своем кровавом походе он не нажил добра и страна его пришла в упадок: лишенные рабочих рук деревни вырастили недостаточный урожай, дороги стояли в колдобинах после летних дождей. Молодой король недолго думал о том, как поправить дела, ведь рядом было столько богатств! Среди соседей Раздлага прослыл чуть ли не благодетелем, потому как кочевники, от которых он избавил степь, иной раз досаждали Приморью своими набегами.

В тайне от всех король Мирзазе на последние деньги построил в Нардане десяток быстроходных, вооруженных катапультами кораблей. Солдаты его превратились в матросов, с которыми Раздлага отправился пиратствовать по морю Наодима. Он грабил всех без разбора и никого не оставлял в живых, и так много стало пропадать кораблей, что люди почти прекратили плавать на них! Говорили, что само море стало красным от крови несчастных жертв зловещего пирата. До поры, до времени никто не знал, что за проклятие пало на их края; кто-то считал, что жителей Приморья за грехи карает Наодим, другие сваливали все на снова появившихся морских демонов, третьи – на вызванных волшебниками чудовищ. Однако, потом одному путешественнику удалось спастись после нападения пиратов. Случилось так же, что этот купец раньше проезжал через Мирзазе и знал в лицо тамошнего правителя. На корабле король-пират самолично ударил купца кинжалом по голове, но лезвие только скользнуло по черепу, снеся ухо и пролив множество крови. Потом спасшийся долго плавал, уцепившись за бочку, пока его не подобрал военный корабль из Вейдзала.

Когда люди узнали правду, страх охватил все страны, от одного побережья до другого. Вдруг оказалось, что на всем море нет другого такого флота, что мог бы противостоять ярости и злобе Раздлаги. Больше того, и правители, и их подданные поняли, что скоро король Мирзазе, переставший встречать корабли в море, пойдет на них войной по суше… Сурахия, Вейдзал и Нардан спешно заключили военный союз и стали строить флот, обучать дополнительных солдат. Ужас объял Приморье, однако, история короля-пирата закончилась не в кровопролитной войне.

Возмездие настигло его раньше. Однажды, у берегов острова Зилам, Раздлага настиг богатый корабль, один из последних, посмевших выйти в море. Как всегда, молодой негодяй принялся за беззаконный грабеж и убийства. Увидев в одной из кают уродливую толстую бабу, увешанную драгоценностями, он вырвал из ее рук грудного младенца.

– Остановись! – завопила толстуха. – Ибо я – хранительница алтаря Демона Ветров с этого острова и мое колдовство охраняет рыбаков и мореплавателей всего побережья! Я стара и только мой потомок может стать моим преемником; лишь колдовством и деньгами я смогла заставить нужного мужчину возлечь со мной и с трудом родила. Дитя – единственное мое богатство и величайшее достояние. Бери, что хочешь, но его оставь!

Со смехом Раздлага воткнул в грудь колдуньи длинный кинжал. На глазах истекающей кровью женщины он выбросил дитя в море. Вот только кинжал короля-пирата был все же слишком короток для необъятной груди ведьмы: у нее хватило сил воспользоваться своими амулетами и послать проклятье. Все последние силы и собственную смерть она вложила в жуткие чары, обрушившиеся на голову Раздлаги.

Сначала молодой король не придал этому значения и спокойно отправился дальше, бороздить море в поисках новых жертв. Тем же вечером внезапный шторм набросился на его отряд, и четыре корабля потонули вместе со всеми экипажами. Еще два в утреннем тумане сели на мель у Дольнийских островов и с форта Горгос катапульты забросали их горящими снарядами.

Так флот Раздлаги был разбит еще до встречи с противником. У него осталось еще четыре корабля и довольно солдат, но он стал бояться, так как наконец осознал, сколь велика сила проклятия. Он заперся во дворце, предаваясь разврату и пьянству, посылая солдат грабить собственные деревни и города. Войско его превратилось в скопище развращенных, жестоких и ненасытных чудовищ. Из набегов солдаты привозили сокровища, наложниц и рабов; все их время проходило в пирах и оргиях, ненадолго прерываемых очередным походом на беззащитные города и деревни.

За год они опустошили страну. Раздлага постарел на десять лет, превратившись в жирного, брюзгливого тирана, медленно сходящего с ума от страха и осознания собственной обреченности. После летних дождей пришло возмездие: с Севера в Мирзазе вторглись уцелевшие племена кочевников, с востока пришли соединенные армии Вейдзала и Сурахии. Флот союзных княжеств приблизился к побережью Мирзазе и внезапным ударом уничтожил оставшиеся у короля-пирата корабли.

Почти все крестьяне к тому времени уже сбежали в соседние страны, оставив покинутые поселения и неухоженные угодья. Вражеские армии быстро продвигались к столице, но никто не выходил сражаться с ними. Опасаясь подвоха, полководцы противника остановили войско на некотором расстоянии от города. В Мирзазе двинулись разведчики – но они скоро вернулись, поседевшие от ужаса. Город был опустошен неизвестной силой: по улицам бродили дикие звери, пожиравшие бездыханные тела жителей. Ночью загремела гроза необычайной силы, обрушившаяся прямо на Мирзазе; редкие смельчаки, ставшие свидетелями стихии, рассказывали, что ветер и молнии били в дома, разрушая их до основания. Затем землю укрыла непроглядная мгла, не пропускавшая ни единого звездного или лунного луча. Стоявшие лагерем войска охватил необъяснимый страх: испытанные солдаты плакали, как дети, бросали оружие и пускались наутек, не разбирая дороги и не оглядываясь. Из глубин леса выходили ужасные чудовища, бросавшиеся на людей и раздиравшие их на части – и так продолжалось до самых границ Мирзазе. Мало кто смог спастись, однако они как следует напугали своими рассказами живущих рядом людей. Окрестные земли были брошены и объявлены проклятыми.

Долгие годы никто не подходил близко к границам Мирзазе, так что на неделю пути от города простирались непроходимые джунгли. Только потом люди стали понемногу подбираться обратно; память понемногу перестала хранить повести об ужасе и чудовищах. Сейчас этих мест боятся только по привычке и на самом деле "проклятые места" – всего лишь небольшой клочок леса вокруг города, по сравнению с тем, что было раньше. И вся эта поучительная история забывается, как страшный, но не сбывшийся сон…

Берик повел плечами и привстал, разминая затекшие от долгого сидения в одной позе ноги. Его слушатели тоже зашевелились; раздались несколько смешков, когда было обнаружена парочка "особо внимательных", спящих с открытыми ртами и сосредоточенными лицами.

– А та песня, которую я пел… – пробормотал Лимбул. – Ведь ее, насколько я знаю, приписывают устам самого Раздлага.

– Я слыхал еще кое-что, – многозначительно сказал Берик, воздев вверх кривой палец, привыкший охватывать рукоять меча. Завозившиеся было, наемники опять затихли и обратились в слух. – Якобы, лет через сто несколько смельчаков, молодых магов из какой-то далекой западной страны смогли проехать Мирзазе от Рха-Уданы до Сурахии. Много чудовищ и странных явлений видели они – хотя подробностей об этом история не сохранила, однако самым загадочным был седой и согбенный старик, которого путешественники встретили на берегу моря. Стоя на коленях у самой кромки прибоя, этот таинственный старец непрестанно выл, обращая лицо на юго-восток, как раз к острову Зилам… Хотите верьте, хотите нет – а по мне, так это и был сам Раздлага, которому суждены были вечные мучения. Возможно, кто-то из тех магов, впечатленных произошедшим, и сочинил ту песню.

– И кто знает, как все было на самом деле? – негромко сказал Сорген. Кажется, остальные не были с ним согласны. Кое-кто даже позволил себе отвернуться и пробормотать что-то вроде возражения – хотя спорить в открытую никто не стал. Берик покачал головой.

– Настоящие проклятия оставляют настоящие следы, хозяин. Может быть, мой рассказ и не в точности повторяет произошедшие тогда события, однако, правды в нем больше, чем вымысла.

– Да будет так! – примирительно возгласил Сорген. – Теперь же нам пора и поспать. Несмотря на то, что древнее проклятие в этом городе, похоже, выдохлось, охрана нам не помешает. Гримал, выстави часовых, из тех, кого не слишком испугал призрак короля Раздлага.

Несколько горячих молодцов сами вызвались идти в караул, но капитан, вглядевшись им в глаза при последних отсветах костра, велел спать. В караул отправился он сам и Берик, ничуть этому не возражавший. Луратен поднялся на ноги и снова исчез в ночи. Впрочем, ему-то спать не надо было.

Сорген тоже лег, а невозмутимый Хак заботливо укрыл его одеялом. Еще некоторое время колдун ворочался, думая о том, сколько же на самом деле правды было в рассказанной Бериком легенде. Кто знает, какие истории станут рассказывать о них самих через полтысячи лет? Или же он слишком льстит себе, а на самом деле память о колдуне по имени Сорген исчезнет лет через сто, если не раньше… Едва ли не впервые он задумался о смерти и ощутил предательскую пустоту в груди. Душевная боль – или вернувшееся ощущение отсутствия чего бы то ни было на месте пресловутой души? Само собой, тут же вспомнился бледный Призрак и его ужасные пророчества. Ледяная волна тоски проникла под одеяла и затопила разум Соргена. Рывком поднявшись, он бросился прямо в развалины. Меч, пояс, все его волшебные приспособления остались у костра.

Несколько раз споткнувшись, потому что глаза видели перед собой только плачущее лицо Призрака, колдун достиг низкой длинной стены с обкрошившейся верхней кромкой. Замешкавшись, Сорген перебрался через нее и едва не упал: прямо под ногами вниз сбегал крутой обрыв, ведущий к берегу реки, едва заметной в ночи бледно-серебристой полосе. Под ногами осталась только узкая кромка глинистой земли, кое-как скрепленной редкими и тоненькими корнями трав. При малейшем движении к воде устремлялась крошечная осыпь, звучавшая в ночи, как вкрадчивый шепот. Внизу, на тоненькой полосе песка, лежали здоровенные глыбы камня с острыми краями, когда-то вывороченные из мощных стен. Сейчас они погрузились в песок и ушли в воду, но еще достаточно опасно торчали вверх выступы и углы. Стоит туда свалиться – костей не соберешь… Тяжело дышащий, Сорген в страхе прижался седалищем к стеночке и вцепился в нее руками.

Он едва не упал! Вот к чему приводят дурацкие метания, порожденные видениями. Может, это все же чья-то злая воля, стремящаяся погубить Соргена во что бы то ни стало? Но кому он мог помешать? Кому, столь сильному в магии, что он спокойно может одурачить колдуна, по праву считающегося одним из лучших в Приморье? Или же… секрет удачи в том, что надо знать, куда ударить? Чепуха. Он никогда и никому не рассказывал о видении, посетившем его много лет назад в далекой Стране Без Солнца.

Чуть успокоившись, Сорген постарался взглянуть на себя со стороны: взлохмаченный, бледный, с перекошенным в страхе лицом… Тьфу! Мальчишка, да и только. Видели бы его сейчас князья, трясущиеся за свои престолы, или горожане, пугающие его именем своих малых детей. Струхнувший и побежавший, куда глаза глядят, юнец, доведенный до паники собственными сомнениями и дурацкими воспоминаниями. Потерянная душа! Разве это не смешно? Словно бы персонаж какой-нибудь поучительной сказки Белых мудрецов. Продал душу трем зловещим черным демонам, и теперь мается…

Вытерев лицо ладонью, Сорген поморщился. К коже прилипла каменная крошка, которая оцарапала щеку. Боль вернула ему присутствие духа и способность размышлять совершенно здраво. Ладно, можно списать эту недолгую слабость на плохое влияние здешнего воздуха, к примеру. Исчезло проклятие, или нет – Мирзазе все равно не лучшее место для философских размышлениях о душе и смерти. Как ни крути, додумаешься обязательно до чего-нибудь нехорошего.

Сорген глубоко вздохнул и огляделся полностью осмысленным и прояснившимся взором. Теперь он видел гораздо лучше: широкую полосу реки, покрытую серебристой рябью, непонятные темные тени, протянувшиеся над водой на юге. Наверное, это остатки пристани – а может, рухнувшая башня? В реке плескалось какое-то крупное тело, но ничего заметить Сорген не смог. Скорее всего, загадочное существо резвилось слишком далеко, просто звуки над водой разносились далеко и четко. Как ни всматривайся, не увидишь – да и к чему? Просто немного странно, ведь луна светит так ярко…

Сорген замер, пораженный внезапной догадкой. На небе нет яркой луны – всего лишь жалкая четверть! Он медленно повернул голову и увидел справа от себя сидевший на стене Призрак, прозрачное тело которого излучало приглушенный, мягкий свет.

От неожиданности Сорген едва не разжал пальцы и не рухнул вниз, прямо на ждущие каменные клыки.

– Ах, Дальвиг! – нежный, дрожащий голосок прошелестел в воздухе едва слышно, сливаясь с очередной осыпью. Призрак стал еще более эфемерным, почти сравнявшись по прозрачности с последним дыханием тающего на утреннем солнце тумана. Пожалуй, только отсутствие яркого лунного света позволяло разглядеть тусклый силуэт девушки как следует. Безвольно опустив плечи, Призрак склонился над самым обрывом: – Те испытания, о которых мы говорили… Ты благополучно миновал их и прыгнул в пропасть.

– Я… я догадался, – кое-как выговорил Сорген. Он уже заранее знал, о чем станет говорить Призрак, но не чувствовал даже обычного возмущения. Ему было все равно, только неутолимая тоска, стократ усиливающаяся в присутствии потерянной души, грызла его, как голодный волк.

– Ты выбрал не тот путь, – сказал Призрак без всякого сожаления или осуждения. – Понимаешь, что это значит?

– Думаю, да, – кивнул Сорген. – Но твои слова бессмысленны. Кто еще раньше сказал, что выхода просто нет? Что мы оба обречены? Как тогда можно говорить о ложном пути – если никакого другого нет вообще??

– Дело в том, что ты даже не пытаешься. Ты только ускоряешь приход конца и не собираешься ничего менять.

– Кое-кто сказал мне, что это бесполезно…

Внезапно Призрак рванулся вперед, в пропасть. Сорген глухо вскрикнул и чуть было не прыгнул следом. С трудом удержавшись на разъезжающемся из-под ног карнизе, он вдруг увидел Призрак прямо перед своим носом. Впервые на дрожащем, прозрачном лице было что-то, кроме печали и слез: глаза Призрака широко раскрылись, став темнее самой ночи, а едва заметные черты исказились.

– Злой, отвратительный Дальвиг!!! Даже потерянная душа, обреченная на страдания и мучительное исчезновение из этого мира, знает, что всегда остается надежда на чудо… Только тот, кто потерян для себя окончательно, кому чуждо стремление к лучшей доле, кто давно сдался, тот обречен по-настоящему и бесповоротно. Тебе не нужны чудеса. Тебе не нужно спасение. И я тебе тоже не нужна… Прощай. Больше ты меня не увидишь.

Невольно отшатнувшись, насколько ему позволяла стена, Сорген покорно выслушал эту речь, тихую, но полную таких непривычных для Призрака чувств.

– Ты умрешь? – прошептал он, а сердце почему-то сжалось в ожидании ответа.

– Глупый Дальвиг. Мертвое не может умереть еще раз. Оно только может потерять надежду на возрождение и страдать, ИСЧЕЗАЯ. Это страшнее смерти. Для этого нет слов в человеческом языке… Быть может, рано или поздно ты поймешь, что я имела в виду. Все поймешь.

Призрак снова сгорбился и бессильно опустился на карниз. Из бездонных черных глаз выкатились две слезинки, сверкнувшие, как падающие звезды. Их свет жег и пронзал все тело иглами боли, как острые копья, ударившие сразу с нескольких сторон.

– Я не могу! Я не могу поступать по-другому! – вскричал Сорген. Он протянул руки к Призраку, уже нисколько не заботясь о том, что может свалиться. – Помоги мне! Помоги! Отчего ты не можешь подсказать мне или указать тот самый правильный путь? Скажи, откуда взяться прежнему Дальвигу… даже не прежнему, а совсем другому – богатому, беззаботному, любящему и любимому? Я не буду счастлив. Я не могу прощать. Я должен идти вперед и не заглядывать на боковые тропинки, понимаешь? Нет? Я и сам не понимаю. Я запутался.

– Никто не в силах помочь тебе – кроме тебя самого.

– Будь со мной! Стоит тебе уйти, я перестаю верить в твое существование. Оно похоже на вымысел. На порождение враждебных чар. На что угодно, только не на то, чему захочешь верить.

– Значит, на самом деле ты не веришь и не собираешься уверовать. Это как раз то, о чем я говорила…

– Да. Да. Значит, все так. Никто не в силах помочь мне, даже я сам. Значит, все пошло прахом и ничего не исправить. Поздно лить слезы. Пора лить кровь! Чтобы моя судьба оставила как можно более яркий след, исчезая во тьме. Чтобы загубленная жизнь не прошла совсем уж даром. Есть одно дело, и я отправляюсь, чтобы уплатить старый должок. На самом деле, те, кто толкнул меня на этот путь, не должны остаться безнаказанными, правильно?

– Ах, Дальвиг!! – простонал Призрак, прижав прозрачные ладони к прозрачным щекам. Черные глаза в ужасе зажмурились, и похожая на облачко фигура растаяла. Сорген упал спиной на стенку и расхохотался, глядя на прыгающие звезды. Вот он, простой выход – выбросить из головы все, все, что больше не имеет смысла и только мешает. Тогда не будет сомнений, боли, не будет стенающих призраков и нелепых забегов во тьме. Вперед! Туда, куда стремился пять лет назад молодой и горячий Дальвиг, бросившийся в одиночку на могучих Белых волшебников. К мести, и пусть мир умоется кровью до самой макушки! Пусть за Соргеном, прорубающим путь с помощью меча и магии, остаются развилины и жуткие песни, которые станут потом петь в кабаках хмельные певцы потомкам уцелевших!!

Резко перевернувшись на живот, Сорген одним рывком перепрыгнул стенку. Прямо перед ним тусклый свет ущербной луны отражался от странного камня в виде груши, ростом с человека, да еще и с отвратительного вида корявым выступом на верхушке. Стоило колдуну приземлиться на ноги и выпрямиться, из камня полезли кривые щупальца, похожие на снулых змей, а воздух огласился трубным рыком:

– Гу-гу-гу!!

Весь камень, трясясь и раскачиваясь, казалось, дрожал от нетерпения.

– Сколько камушков истоптали ножищи, сколько косточек раздавили ручищи, сколько кровушки высосали губищи! Помнишь меня, человечишка?

Сорген, нахмурившись, пытался понять, что за чудище вдруг оказалось перед ним. В мозгу пронеслись смутные воспоминания о встрече в узком горном ущелье, где каменный монстр намеревался прикончить его, но получил отпор. Дро! Древнее существо, которое может становиться камнем, водой и деревом! Злопамятный враг, не отступающий после череды поражений! Не может быть – чудовище последовало за ним на многие льюмилы, преодолевая страны, моря, реки и горы… Кривая усмешка наконец вернулась на лицо Соргена: он поймал себя на мысли, что готов чуть ли не обнять старого смертельного врага, показавшего чудеса целеустремленности. Ему стало легко и просто, так, что тело само собой запросилось взмыть вверх. Однако, колдун предпочел уворачиваться от алчных щупальцев дро на земле, скользя вдоль стены.

– Помнишь меня, человечишка? – пыхтел монстр, старательно стегая воздух. – Я тебе сразу сказал, таракашка – великанище могучий смажет тобой пятки! Попался!

– Ха! – презрительно бросил Сорген, чувствуя, как неведомые доселе чувства облегчения, всемогущества, независимости от судьбы вливаются в его тело. Легко запрыгнув обратно, на неровную кромку стены, он уперся руками в бока и гордо задрал подбородок. – Где же тот великанище-хвастунище? От него остался только жалкий карлишка-дурачишка!

Каменно заскрежетав, оскорбленный дро воздел свои корявые руки и что есть силы обрушил их на Соргена. Однако тот в последний момент высоко подпрыгнул и остался висеть в воздухе, издевательски дрыгая ногами над макушкой дро. Похожие на высохшие сучья руки чудовища со страшной силой врезались в стену и с треском разлетелись в крошку. Облако пыли, серебрясь, окутало согбенного монстра, оторопело разглядывающего культи.

– У-у-у!! – взвыл дро и от бессильной злобы подпрыгнул на месте. Сорген от души хохотал над незадачливым чудищем с безопасной высоты. – Илхранг-трартр-опратс, черная ночка! Вот тебе мой подарочек, наглый мушонок!

Из культей мгновенно выросли новые руки, отчего дро немного уменьшился в росте. Одновременно перышки жаворонка, пришитые к отвороту куртки Соргена, оторвались и резво улетели прочь. Безмерно удивленный, колдун рухнул вниз, пребольно ушибив ногу о камень. Дро спешно ковылял к беспомощно валявшемуся противнику, протягивая снова готовые рвать и плющить ручищи. Сорген, как лиса с перебитой ногой, мог только рычать и отползать в сторону; боль была такая, будто кость сломалась. Чудище наконец нависло над ним и, довольное своей победой, замерло. Твердый палец, как копье, воткнулся человеку в бок и прижал его к земле.

– Вотушки, моя любимое развлеченьице! Нажмешь человечишку-личинку, а из него брызьг! Кишочки лезут, тепленькие, сладенькие! А запашок!

Амулет с пеплом всесильного Ассаха жег грудь Соргена, но он не мог сосредоточиться и вызвать на помощь Сар-Моэна. Одна рука была зажата между боком и землей, вторая зацепилась рукавом за острый выступ на близкой стене. Изогнув шею, Сорген беспомощно и почти бесчувственно наблюдал, как вздымается вверх лапа дро. Сейчас она опустится ему на голову и расплющит ее. Стоило только задуматься о смерти – и вот она, словно бы явилась на зов.

Вдруг в воздухе раздался громкий шорох. Из макушки дро вылетел сноп искр.

– Умс!? – удивилось чудовище и со скрипом повернуло уродливую башку на плечах. – Уж не шишку ли на головище кто-то хочет мне поставить?

Что-то с глухим стуком врезалось в тело дро, отчего тот покачнулся, потерял равновесие и перевалился через низкую стену. В ночи мелькнули толстые короткие ножки, поросшие сверху мхом, а снизу отполированные не хуже зеркала. Вырвав из древней каменной кладки изрядный кусок, монстр улетел вниз с коротким воем:

– Урррп!! Братцы-камушки, расступитесь!!

Все окончилось жутким громким грохотом, похожим на звуки обвала в горах. Множество шлепков возвестило о том, что в воду попало немало обломков.

Сорген громко икнул, когда палец улетающего дро напоследок сильно ткнул его прямо в селезенку. Потом он непонимающе посмотрел на неровную кромку стены, за которой исчезло чудовище. В этот момент крепкие руки подхватили его подмышки и поволокли прочь.

– Эх, господин! – вздохнул, отдуваясь, Хак. – Чего ж вы поперлись, на ночь-то глядя? Ни меча, ни порошков своих не прихвативши. Тут ведь всякого полно… нехорошего. Благодарите нашего нового попутчика – он не спал, все видал, да за мной прибежал. Беги, говорит, там твой хозяин с призраком бьется… Только я никаких призраков не видал, только этого, на куль с землей похожего.

Сорген чувствовал, что глаза его открыты, но ничего разглядеть не мог. Бок и нога болели жутко, словно смертный час приближался, несмотря на чудесное спасение из лап дро в последний момент.

Надо же! – думал он. – Сразу два старых знакомца явились к нему один за другим, и не сказать, чтобы он обрадовался их визитам. Одна ранит разум, другой – тело… Но постой! Он встрепенулся, вцепился рукой в плечо Хака и заставил его остановиться.

– Значит, Луратен видел ЕЕ? – прохрипел Сорген, обращаясь к ночной пустоте. – Значит, она реальна!!

И вслед за тем от боли, причиненной резким движением, он потерял сознание.