"Двенадцать стульев" - читать интересную книгу автора (Ильф Илья, Петров Евгений)Глава II. Кончина мадам ПетуховойКлавдия Ивановна лежала на спине, подсунув одну руку под голову. Голова ее была в чепце интенсивно абрикосового цвета, который был – Клавдия Ивановна, – позвал Воробьянинов. Теща быстро зашевелила губами, но вместо привычных уху Ипполита Матвеевича трубных звуков он услышал стон, тихий, тонкий и такой жалостный, что сердце его дрогнуло и блестящая слеза неожиданно быстро выкатилась из глаза и, словно ртуть, скользнула по лицу. – Клавдия Ивановна, – повторил Воробьянинов, – что с вами? Но снова не получил ответа. Старуха закрыла глаза и слегка завалилась на бок. В комнату тихо вошла агрономша и увела его за руку, как мальчика, которого ведут мыться. – Она заснула. Врач не велел ее беспокоить. Вы, голубчик, вот что. Сходите в аптеку. Нате квитанцию и узнайте, почем пузыри для льда. Ипполит Матвеевич во всем покорился мадам Кузнецовой, чувствуя ее неоспоримое превосходство в До аптеки бежать было далеко. По-гимназически зажав в кулаке рецепт, Ипполит Матвеевич, – Путаются, туды их в качель, под ногами. Посреди Старопанской площади, у бюстика поэта Жуковского с высеченной на цоколе надписью: "Поэзия есть бог в святых мечтах земли"*, велись оживленные разговоры, вызванные известием о тяжелой болезни Клавдии Ивановны. Общее мнение собравшихся горожан сводилось к тому, что "все там будем" и что "бог дал, бог и взял". Парикмахер "Пьер и Константин", охотно отзывавшийся, впрочем, на имя – Андрей Иванович, и тут не упустил случая выказать свои познания в медицинской области, почерпнутые им из московского журнала "Огонек"*, – Современная наука, – говорил Андрей Иванович, – дошла до невозможного. Возьмите, скажем, у клиента прыщик на подбородке выскочил. Раньше до заражения крови доходило, а теперь в Москве, говорят, не знаю, правда это или неправда, на каждого клиента отдельная стерилизованная кисточка полагается. Граждане протяжно вздохнули. – Это ты, Андрей, малость – Где же это видано, чтоб на каждого человека отдельная кисточка! Выдумает же Бывший пролетарий умственного труда, а ныне палаточник Прусис даже разнервничался: – Позвольте, Андрей Иванович, в Москве, по данным последней переписи, больше двух миллионов жителей. Так, значит, нужно больше двух миллионов кисточек? Довольно оригинально. Разговор принимал горячие формы и черт знает до чего дошел бы, если б в конце Осыпной улицы не показался – Опять в аптеку побежал. Плохи дела, значит. – Помрет старуха. Недаром Безенчук по городу сам не свой бегает. – А доктор что говорит? – Что доктор? В страхкассе разве доктора*? И здорового залечат! "Пьер и Константин", давно уже порывавшийся сделать сообщение на медицинскую тему, заговорил, опасливо оглянувшись – Теперь вся сила в гемоглобине. Сказав это, "Пьер и Константин" умолк. Замолчали и горожане, каждый по-своему размышляя о таинственных силах гемоглобина. Когда В деревянных, с наружными ставнями домиках уже пели самовары. Был час ужина. Граждане не стали понапрасну терять время и разошлись. Подул ветер… Между тем, Клавдия Ивановна умирала. Она то просила пить, то говорила, что ей нужно встать и сходить за отданными в починку парадными штиблетами Ипполита Матвеевича, то жаловалась на пыль, от которой, по ее словам, можно было задохнуться, то просила зажечь все лампы. Ипполит Матвеевич, который уже устал волноваться, ходил по комнате, и в голову ему лезли неприятные хозяйственные мысли. Он думал о том, как придется брать в кассе взаимопомощи аванс, бегать за попом и отвечать на соболезнующие письма родственников. Чтобы рассеяться немного, Ипполит Матвеевич вышел на крыльцо. В зеленом свете луны стоял гробовых дел мастер Безенчук. – Так как же прикажете, господин Воробьянинов? – спросил мастер, прижимая к груди картуз. – Что ж, пожалуй, – угрюмо ответил Ипполит Матвеевич. – А "Нимфа", туды ее в качель, разве товар дает, – заволновался Безенчук. – Да пошел ты к черту! Надоел! – Я ничего. Я насчет кистей и глазета, – Без всяких кистей и глазетов. Простой деревянный гроб. Сосновый. Понял? Безенчук приложил палец к губам, показывая этим, что он все понимает, повернулся и, балансируя картузом, но все же шатаясь, отправился восвояси. Тут только Ипполит Матвеевич заметил, что На душе Ипполита Матвеевича снова стало необыкновенно гадостно. Он не представлял себе, как будет приходить в опустевшую, замусоренную квартиру. Ему казалось, что со смертью тещи исчезнут те маленькие удобства и привычки, которые он с усилиями создал себе после революции, похитившей у него большие удобства и широкие привычки. "Жениться? – подумал Ипполит Матвеевич. – На ком? На племяннице начальника Жизнь сразу почернела в глазах Ипполита Матвеевича. И, полный негодования и отвращения Клавдия Ивановна уже не бредила. Высоко лежа на подушках, она посмотрела на вошедшего Ипполита Матвеевича вполне осмысленно и, как ему показалось, даже строго. – Ипполит, – прошептала она явственно, – сядьте около меня. Я должна рассказать вам… Ипполит Матвеевич с неудовольствием сел, вглядываясь в похудевшее, усатое лицо тещи. Он попытался улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее. Но улыбка получилась дикая, а ободряющих слов совсем не нашлось. Из горла Ипполита Матвеевича вырвалось лишь неловкое пиканье. – Ипполит, – повторила теща, – помните вы наш гостиный – Какой? – спросил Ипполит Матвеевич с предупредительностью, возможной лишь к очень больным людям. – Тот… Обитый английским ситцем* – Ах, это в моем доме? – Да, в Старгороде*… – Помню, я-то отлично помню… Диван, Но Клавдия Ивановна не смогла ответить. Лицо ее медленно стало покрываться купоросным цветом. Захватило почему-то дух и у Ипполита Матвеевича. Он отчетливо вспомнил гостиную в своем особняке, симметрично расставленную ореховую мебель с гнутыми ножками, начищенный восковой пол, старинный коричневый рояль и овальные черные рамочки с дагерротипами сановных родственников на стенах. Тут Клавдия Ивановна деревянным, равнодушным голосом сказала: – В сиденье стула я зашила свои бриллианты. Ипполит Матвеевич покосился на старуху. – Какие бриллианты? – спросил он машинально, но тут же спохватился. – Разве их не отобрали тогда, во время обыска? – Я Ипполит Матвеевич вскочил и, посмотрев на освещенное керосиновой лампой – Ваши бриллианты?! – закричал он, пугаясь силы своего голоса. – В стул? Кто вас надоумил? Почему вы не дали их мне? – Как же было дать вам бриллианты, когда вы пустили по ветру имение моей дочери? – спокойно и зло молвила старуха. Ипполит Матвеевич сел и сейчас же снова встал. Сердце его с шумом рассылало потоки крови по всему телу. В голове начало гудеть. – Но вы их вынули оттуда? Они здесь? Старуха отрицательно покачала головой. – Я не успела. Вы помните, как быстро и неожиданно нам пришлось бежать. Они остались в стуле, который стоял между терракотовой лампой и камином. – Но ведь это же безумие! Как вы похожи на свою дочь! – закричал Ипполит Матвеевич полным голосом Старуха безучастно следила за действиями Ипполита Матвеевича. – Но вы хотя бы представляете себе, куда эти стулья могли попасть? Или вы думаете, быть может, что они смирнехонько стоят в гостиной моего дома и ждут, покуда вы придете забрать ваши р-регалии? Старуха ничего не ответила. – У делопроизводителя загса от злобы свалилось с носа пенсне и, мелькнув у колен золотой – Как? Засадить в стул бриллиантов на семьдесят тысяч!? В стул, на котором неизвестно кто сидит!?. Ипполит Матвеевич, повизгивая от страха, бросился к – Умирает, кажется. Агрономша деловито перекрестилась и, не скрывая своего любопытства, вместе с мужем, бородатым агрономом, побежала в дом Ипполита Матвеевича. Сам он ошеломленно забрел в городской сад. И покуда чета агрономов с В голове Ипполита Матвеевича творилось черт знает что. Звучали цыганские хоры, грудастые дамские оркестры беспрерывно исполняли танго-амапа*; представлялась ему московская зима и черный длинный рысак, презрительно хрюкающий на пешеходов; многое представлялось Ипполиту Матвеевичу: и оранжевые, упоительно дорогие кальсоны, и лакейская преданность, и возможная поездка в – Как же я их найду? Цыганские хоры сразу умолкли. – Где эти стулья теперь искать? Их, конечно, растащили из моего дома по всему Старгороду. По всем этим пыльным, вонючим учреждениям, вроде моего загса. Ипполит Матвеевич зашагал медленнее и вдруг споткнулся о тело гробовых дел мастера Безенчука. Мастер спал, лежа в тулупе поперек садовой дорожки. От толчка он проснулся, чихнул и живо встал. – Не извольте беспокоиться, господин Воробьянинов, – сказал он горячо, как бы продолжая начатый давеча разговор, — – Умерла Клавдия Ивановна! – сообщил заказчик. – Ну, царствие небесное, – согласился Безенчук, – преставилась, значит, старушка… Старушки, они всегда преставляются… Или богу душу отдают – это смотря какая старушка. Ваша, например, маленькая и в теле, – значит, "преставилась"… А, например, которая покрупнее, да похудее – та, считается, "богу душу отдает"…, – То есть как это считается? У кого это считается? – У нас и считается. У мастеров… Вот вы, например, мужчина видный, возвышенного роста, хотя и худой. Вы, считается, ежели не дай бог помрете, что "в ящик сыграли". А который человек торговый, бывшей купеческой гильдии, тот, значит, "приказал долго жить". А если кто чином поменьше, дворник, например, или кто из крестьян, про того говорят – "перекинулся" или "ноги протянул". Но самые могучие когда помирают, железнодорожные кондуктора или из начальства кто, то считается, что "дуба дают". Так про них и говорят: "А наш-то, слышали, дуба дал"… Потрясенный этой, – Ну, а когда ты помрешь, как про тебя мастера скажут? – – Мне "дуба дать" или "сыграть в ящик" – невозможно. У меня комплекция мелкая… А с гробом как, господин Воробьянинов? Неужто так без кистей и глазету ставить будете? Но Ипполит Матвеевич, снова потонув в ослепительных мечтах, ничего не ответил и двинулся вперед. Безенчук последовал за ним, подсчитывая что-то на пальцах и, по обыкновению, бормоча. Луна давно сгинула. Было по-зимнему холодно. Лужи снова затянуло ломким, – На свадьбе у Кольки, брандмейстерова сына, гуляли,– равнодушно сказал Безенчук и почесал под тулупом грудь. – Так неужто так-таки без глазету и без всего делать? Как раз к этому времени Ипполит Матвеевич уже решил все. "Поеду, – решил он, – найду. А там… посмотрим". И в – Черт с тобой! Делай! Глазетовый. С кистями. |
|
|