"Цвет неба" - читать интересную книгу автора (Левченко Елизавета)Глава 6 ПробуждениеС ее стороны Глухой, рычащий звук застал меня врасплох. Я подскочила и судорожно сдавила живот в тщетной попытке заглушить еще один протяжный вопль желудка. Он слышал??? Я была готова сквозь землю провалиться от стыда! Вот не мог не урчать… ну или не настолько громко! До этого момента я совершенно не ощущала голода, меня заботили более важные вещи, настолько, что даже этот желудок подождал, пока я все не выясню. Я счастлива… и немножко где-то там, далеко… очень далеко. Мне определенно легче, с души свалилась такая здоровая каменюка, я многое поняла, все обрело смысл. Особенно связанное с Деммом. Как я раньше не пришла к выводу, что он просто демон? А то Элементал, Элементал… Ой, о чем я думаю, простой?? Ага, всего лишь простой демон. Да, первым возник испуг… но это больше от людских предрассудков. Я доверяю своим глазам и шестому чувству, оно никогда не обманывает. И разве я бы раньше, когда мы с ним были знакомы, до того, как я потеряла память, стала общаться с тем, кого боюсь, или ненавижу? Раз он так… ценит меня, значит, мы стали близки. Во время его рассказа, особенно в начале, я ужасалась. Тяжелое детство, точнее, его, похоже, вообще не было, ему пришлось быстро повзрослеть… как и мне. Мы с ним так похожи. И Демм открылся с несколько иной стороны, стал в моих глазах более… сильным? Хотя, куда уж больше. Еще один полузадушенный вопль. И я тихо вторила ему. Да замолкни же ты! Я с надеждой скосила глаза на Демма и убедилась, что он на меня смотрел. Судя по глазам, и слышал. Пойти утопиться, что ли? Тут он засмеялся. И предложил вернуться на поляну, а то его совесть мучает меня голодом морить. И я радостно согласилась. Все-таки, кушать хотелось очень сильно, ведь… хм, а когда я последний раз ела? Я начала усиленно вспоминать, и с ужасом поняла, что два дня назад! И еще одно утро… Удивительно, как я столько продержалась? Сильная вещь эти эмоциональные встряски. Демм быстро покидал ветки и зажег их собственным огнем. Я подавила легкую зависть. А ведь очень удобно обладать такими силами! Потом с удивлением обнаружила в его руках котелок. А разве его не потеряла, когда с тем, да, наверняка он тоже демон, встретилась? И когда только успел найти? Заикнувшуюся о помощи меня оттеснили к дубу и попросили посидеть пока тут, дословно: «Мне спокойнее будет». Ну да, согласна, в прошлый раз сходила, называется, за водичкой… Не успела я оглянуться, как котелок висел весело пляшущим костром и набулькивал самую прекрасную, на данный момент, мелодию. В воздухе поплыл потрясающий аромат… мяса?? Я облизнулась, и продолжила внимательно следить за каждым движением Демма. В конце концов, он внезапно остановился, и посмотрел на меня с укором: — Ну не смотри ты на меня так плотоядно, а то подозрения возникают… нерадостные. Я смутилась и уткнулась взглядом в траву перед кроссовками. Момент, когда он сказал, что все готово, стал чуть ли не самым радостным в моей жизни. Вкусно!! Я глотала даже не жуя — так больше поместится. А вот Демм не ел, отчего-то. Откинулся назад и смотрел прищуренными глазами так насмешливо. Ну вот такая я голодная, да! Котелок опустел как-то подозрительно быстро. Я даже наклонилась, проверить — а вдруг кашка просто на одну сторону завалилась? И разочарованно констатировала, что умудрилась слопать все. А может, стенки пошкрябать?.. Ту-дум! Ударило сердце и затихло. Я с удивлением наблюдала за своими руками, очень, очень медленно отпускающими ручку котелка и приближающимися к груди, чтобы сжать футболку в месте, где раньше билось сердце. Ложка подает в котел, с опозданием слышится звон от удара, который растягивается в вечность. Меняется выражение лица Демма, я успевала разглядеть движение каждой черточки и мышцы, на непонимающее, в изумрудных глазах поселяется тревога. Я хотела оглядеться. Голова едва подчиняется. Видимо, только глаза движутся нормально. Мир словно замедлил свой бег. Что происходит? Я не… Ту-дум!! С новым ударом все наполняющие мир краски болью резанули по глазам. Зелень превратилась в неоново-лимонный, коричневое смазалось в одно черное пятно, а черное стало алым. Его лицо полыхало оранжем, глаза — два сгустка тьмы, фигура источала слабое белое свечение. Эхом отдавала тяжесть моего дыхания. Ту-дум!!! Удар слился со звоном в опустевшей голове, словно превратившейся в колокол. Слишком болезненный колокол, потому что вместе со звоном пришла боль. Сумасшедшая. Дикая. Нет, невозможно найти слова, что точно определяют эту боль. Голова раскололась и распадалась на части. Краски стали меняться местами. Зеленый — сплошная чернота, потом алый, оранж, лимонный, белоснежный… и так со всеми частями картинки, что видят глаза. Они менялись… быстро… все быстрее и быстрее, наскакивали друг на друга, смешивались, пока не превратились в ослепительный смерч, затягивающий сознание. Чем старательнее пытаюсь остановиться на каком-нибудь одном цвете, тем глубже оно затягивается. Остановись… остановись же наконец!! Но, почему-то, на черном удалось задержаться. Но не стоило этого делать. Тьма с утроенной силой начала затягивать меня. Хватило единственного проявление слабости — и она поглотила окончательно. Разум словно разделился. Одна «я» сходила с ума в безумной пляске цветов. Другая стояла на самом краю черной бездны, веющей спокойствием и забытьем. Нет сил для борьбы… устала… Шагнув вперед, я провалилась во тьму. …Да… больше нет ни страданий, ни боли… Ту… Конец не суждено мне услышать. Падаю… Глубже… Глубже… Нет. Она засасывает меня… Бездна. Быстро. Но незаметно… Темнота. Куда не повернешь голову, одна лишь тьма. Густая, что можно зачерпнуть ее ладонью. Словно воду. Красивый сон разрушен. Слишком грубо. Слишком больно. Но память об этой боли почти стерлась. Осталось лишь слабое напоминание… Я ничего не чувствую. Это странно и непривычно. Сосущая пустота… Зачем мне снился этот сон? Зачем дали шанс пожить еще чуть-чуть? Три дня жизни, которые перекрывают все, что были ранее. Зеленый мир, яркий свет, свежий, легкий воздух… И я была не одна. Первый раз не одна. Нет, ушла только физическая боль. Духовная осталась. И именно эта духовная боль терзает меня, едва я вспоминаю… — Алекс… Мне кажется или я действительно слышу чей-то голос? Но разве здесь может быть кто-то еще? Я села. Как странно… Не вижу пола, но он все-таки существует. Машинально потерла левое запястье. Там висел браслет, нет, даже не браслет, а простой черный шнур, на какие вешают невзрачные дешевые безделушки. Подвески, что была на нем — единственное упоминание о бабушке. Человеке, который по-настоящему меня любил. Он всегда был со мной, всю жизнь… От тела исходит слабое лиловое свечение, отчего кожа приобрела непривычный оттенок. — Алекс! Алекс очнись, не надо пугать… Чей это голос? Смутно знакомый… Я слышала его раньше. Алекс. Мое… имя? Может, если пойду на голос, то узнаю? Тьма дохнула в лицо. Светло. Много зелени и коричневого. Когда зрение прояснилось, я различила всюду окружающие меня стволы деревьев. Лес?.. Я обернулась, но за спиной был все тот же лес. Куда делась тьма? Усыпанная иголками земля не колола босые ноги. Я не чувствовала, что стою на ней. Еще одна странность. — Алекс, ну наконец-то! В пяти шагах от меня стояла женщина, одетая по-осеннему тепло. Свитер под горло и длинная юбка никак не сочетались с зеленью листвы, поэтому сразу привлекли мое внимание. Она стояла на коленях возле поднимающегося с земли ребенка с огненно-рыжими волосами, такими рыжими, что затмевали своей яркостью зелень. Что-то екнуло, когда я увидела эти волосы. — Сколько раз я говорила, не ходи в лес без взрослых. Что случилось? Женщина выудила платок и начала оттирать грязь с лица ребенка, попутно другой рукой вытряхивала всякий сор из ее волос. — Прости, мама. Я хотела залезть на дерево, высоко-высоко, чтобы увидеть папу. — Судя по голосу, это была девочка. Это уже было… Алекс… мама… — Ох, Алекс… Ты могла расшибиться! Не делай так больше никогда, слышишь, никогда! Папа слишком далеко, и как бы высоко не взбиралась, ты не сможешь увидеть его. Я не видела лица той женщины, но почему-то знала какое выражение запечатлено на нем. Отголоски пережитого ужаса слышались и в голосе. Вдруг девочка посмотрела прямо на меня. Сиренево-красные глаза цвета неба… мои глаза. — Мама, что за тетя стоит позади тебя? Мне страшно… — она обхватила ручонками мамину руку. Женщина резко обернулась. Это же моя мама! И этот ребенок — я? Теперь понятно, почему мне казалось, что я где-то уже это видела. Получается, я вернулась в настоящий мир? Но почему в мое прошлое? Причем то, которое я не помню. Столько испуга, злобы вспыхнуло у нее на лице. Мама, за что?.. Больно… тут, в груди. — Монстр!! Не подходи, ты не получишь мою девочку! — лицо светилось решимостью бороться до конца. Но почему? Почему ты так ненавидишь меня?.. — Мама, это же я… — Мама, — тут же заголосил ребенок, — почему эта тетя называет тебя мамой? Женщина не отрывала от меня расширенных от ужаса глаз. Правой рукой она нашаривала что-то в земле. Мама… не надо… Почему ты ведешь себя так? — Прочь, демон!!! Камень пролетел сквозь лоб, не причинив никакого вреда. Женщина зажмурилась, заслонила от меня девочку. Девочка ведь я. Она защищает меня… Если она настоящая «я», тогда кто я сама? Нет, я… Девочка продолжала смотреть на меня. — Уходи! Теперь это моя мама. Тебе она не нужна. — От ее улыбки меня пробрала бы дрожь, если бы я могла чувствовать и ощущать. — Ты мертва. Я бросилась прочь, не разбирая дороги. От невозможности выплакаться боль стала еще сильней. Почему я вижу все это? Что происходит?? На секунду лес смазался, а потом превратился в непроглядную тьму. Я остановилась. — Хочешь, расскажу тебе сказку? Нет. Я больше не хочу ничего видеть! Я побежала в противоположную от голоса сторону, но видение само настигло меня. Стена с выцветшими обоями в замысловатый цветочек возникла перед самым носом. Все еще под воздействием паники, я уперлась в нее руками в безнадежной попытке сдвинуть с места, проникнуть сквозь нее. И опять же, никаких ощущений от прикосновения, только подтверждение, что стена материальна. Я не хотела оборачиваться. Потому что, да что скрывать, боялась, очень сильно боялась. Но разве у меня есть выбор? Я в ловушке… — Ты же знаешь, мама запрещает слушать тебя. Она называет эти сказки бредом. Шагнув назад, я чуть не свалила какой-то шкаф. Нет, не шкаф… Стеллаж. Огромный, во всю стену стеллаж из темно-вишневого дерева, упирающийся в потолок. И книги, книги, книги… Неисчислимое количество самых разнообразных книг ровными рядами выстроились на его полках. Пальцы легонько пробежали по корешкам. Тканевые переплеты с золотым и серебряным тиснением… Я вспомнила тяжелый запах пыли и старой бумаги, от которого на языке оставался привкус молока. Она всегда запрещала их трогать. Называла их единственной драгоценностью в своей жизни. Книги — одна из немногих вещей, что мы брали с собой, переезжая с места на место в постоянных скитаниях. Спустя три года после смерти бабушки, когда нашей семье вернули статус аристократов, я едва спасла эти книги. Мама уничтожала каждую вещь, связанную с ней. Вела себя как одержимая, кричала, когда я сбивала пламя с тканевых переплетов и кричала в ответ. И тогда, и сейчас я не понимаю причины столь странного поведения. Она не любила свою мать, точнее, не замечала ее вовсе… Может, именно поэтому мама хотела стереть всякую память о бабушке? Спасенное сокровище я разместила в своей комнате — наиболее подходящее место во всем доме, куда никто, кроме меня не имеет доступа. Ошибки быть не может — это комната бабушки. Неповторимая в особом духе, что парит меж книг. Духе, дарящим всем входящим ощущение спокойствия и умиротворения. Да… А чуть по дальше должен стоять еще один двусторонний стеллаж. Вон виден его бок. Пройти влево до конца стены — миниатюрная односпальная кровать… Я вспомнила… — Ну и пусть называет! Разве ты тоже так считаешь? Просвет между верхушками книг и полкой позволил вновь взглянуть на самого дорогого мне человека. Бабушка… Такая же, какой я ее помнила. Неяркий свет пыльной люстры серебром играл на распущенных белых волосах, полностью скрывших спинку кресла, на которую она расслаблено откинулась, и кольцами свивались на ковре. Она имела привычку откидывать волосы назад, чтобы не мешали. По утрам я всегда помогала бабушке заплетать тугую косу, а по вечерам расплетала и расчесывала. Ведь из-за длины, она не могла делать это самостоятельно. Если не видеть бабушкиного лица, а только слушать голос, то можно было бы дать ей не больше двадцати. Чистый, звонкий, как колокольчик. Но не радость звучит в нем. Тоска по некогда потерянному, боль от этой потери, горечь, безысходность… все это едва можно различить, и то только хорошенько прислушавшись. Я никогда не спрашивала ее о прошлом, знала, за толщей времен кроется нечто страшное. Не бередила душу. Потому что уважала ее решение и потому что любила. Прекрасный голос, подходящей больше молодой красавице, достался скелету, обтянутому прозрачной кожей, такой прозрачной, что на виду была каждая жилка. Тонкое, с острым подбородком лицо, белыми губами, намеком на нормальный нос, серыми провалами глазниц, где прятались выцветшие глаза. Кисти рук — сплошные кости со вздувшимися сизыми венами. Она страдала болезнью, что буквально выпивала из тела все соки. И с каждым годом она прогрессировала, не помогали никакие лекарства. Остальное тело бабушка тщательно прятала за широкими глухими платьями, а когда выходила на улицу, что очень редко бывало из-за боли в ослабших ногах, на руки одевала еще и перчатки, а на голову какую-нибудь шляпу. Да, я знаю, что она не всю свою жизнь прожила с таким телом, но, как ни стараюсь, не могу представить ее выглядящей иначе. Обычно в семьях хранится множество фотографий — у нас они тоже были, но ни одной бабушкиной. Ни какой она была раньше, ни какой стала сейчас. Сейчас… я до сих пор говорю так, как будто она жива… — Нет, нет, конечно, нет! Расскажи, пожалуйста! А вот и я. Теперь понятно, почему голос показался таким писклявым. Мне здесь… лет десять? Кажется… В то время я еще не носила челки, поэтому лицо казалось несколько незавершенным. — Хватило бы и одного нет… Ну хорошо, только перестань ломать мое кресло, — с нежностью сказала бабушка подпрыгивающей от нетерпения девчонке. Я еще сильнее приникла к щели. Мое воспоминание! — Две тысячи лет назад, во времена, когда голубое, как река, небо принадлежало единственному солнцу, не существовало людей… — Как это так — не существовало людей? — Нехорошо прерывать старших, Алексин, — бабушка покачала головой. — Можно подумать, что ты плохо воспитана. — Прости, бабушка. Я просто удивилась и не смогла сдержать порыва. Но как же без людей? Если не мы, то кто населял планету? — Дай мне продолжить, и я все объясню. — Еще раз прости. Продолжай, пожалуйста. — Вместо людей на планете обитали удивительные существа. Если сравнивать с нашей точки зрения, они немного походили на людей. Хотя правильнее сказать наоборот: это мы походим на них… бледная копия былого могущества… — еле слышным шепотом добавила она, но тут же взяла себя в руки. — Такое же тело: голова, две руки, две ноги, по десять пальцев на кистях, рот, нос, два глаза, брови. Были мужчины, были женщины. Единый биологический вид так сказать, если ты понимаешь, о чем я. Девчонка усиленно покивала. Кажется, в эту минуту она согласится на все. Я с нетерпением ждала, когда пауза закончится. — Отличия тоже имели место. Самые заметные — это уши. Не скруглялись на концах, как у нас, а заострялись. Не самый лучший пример, но… Примерно вот так, — она отвела волосы с правой половины лица, пальцами провела по уху, очерчивая его воображаемый острый кончик. — Они называли себя «ар — Магией? — воскликнула девчонка и поспешно зажала ладошками рот. — …А некоторые, высшие, имели еще и крылья. На равнее с птицами, они рассекали небесную гладь. Мир, в котором они жили был идеален, ибо гармония пронизывала каждую клеточку этого мира. Огромные деревья, такие, что и не обхватят и десять человек, упирались кронами с небо. Внутри обитали души умерших сидов. Их плоть была сотворена из плоти дерева. По щедрой земле стелилась сочная изумрудная трава и прекраснейшие цветы, покоряющие своей чистотой и невинностью, размерами начиная с наперстка и заканчивая метровыми гигантами. Тут и там сновали звери, совершенно не боясь сидов. Каждая частичка мира была пронизана магией. И она была настолько привычна обитателям, что стала нужна, как воздух. — Ба, расскажи про магию! — Просипела сквозь пальцы девчонка. Она так потешно испугалась, что я, не удержавшись, фыркнула. Бабушка покачала головой. — Не рановато ли будет? Десять лет — не возраст для постижения древних тайн. — А я и не буду постигать! Ты просто расскажешь, а я сделаю вид, что не поняла! — она состроила жалобную гримаску, растопившую бы даже самое черствое сердце. — Пожалуйста… — Хорошо, расскажу, — бабушка цыкнула на распрыгавшуюся девчонку. — Только пообещай, слышишь, Алексин Н Алексин Норах? Почему она назвала мое имя как двойное? — Клянусь, клянусь! — протараторила она. — Ох, не нравиться мне что-то. Я не верю. Еще раз! — Ба, не привередничай! — Какие слова мы знаем! Все равно… — Ба!! — Вот настырная девчонка. И в кого ты такая выродилась? — проворчала бабушка. Девчушка щербато улыбнулась. — В тебя! Бабушка тем временем вытащила с полки потрепанную долгой жизнью книгу. Издалека было плохо видно, какие знаки покрывали ее обложку. Память тоже молчала. — Смотри, Алексин, это магическая книга. Девчонка протянула восхищенное «О-о-о…» и вытаращилась на книгу. Она открыла рот, но бабушка подняла палец, призывая к молчанию. Положив книгу на столик, она продолжила: — Если эту книгу откроет кто-нибудь чужой, то не обнаружит ничего под обложкой, чистые листы. А вот если мы… Она провела большим пальцем по корешку. Символы вспыхнули золотистым светом, отзываясь на прикосновение. Девчонка вскочила. — Ух ты… А мне она подчинится? — Эта книга никому не подчиняется, — бабушка убрала палец. — Она отзывается. На зов ее Хранителей. Девчонка задумалась. — Ты ведь Хранитель… А я? Бабушка наклонила голову, серебряная прядь упала на лицо. — Нет, — ответила она. Увидев, как расстроилась девчонка, она погладила ее по растрепанной макушке. — Просто время еще не пришло. Но она обязательно откликнется. — Правда? — надежда вспыхнула на ее лице. — Конечно правда. Нужно только подождать да твоего шестнадцатилетия. И книга признает тебя новой хозяйкой. — А кто старая? Бабушка неопределенно пожала плечами. — Я принесла книгу не затем, чтобы тебя расстраивать. В ней хранятся знания, часть которых ты упросила меня поведать. — О магии, — кивнула девчонка. — Да. Магия очень сложная сила, но ее можно примерно разделить на четыре части: огонь, вода, воздух, земля. Она окутывает незримым коконом наш мир, защищая от врагов. Он находится в небе и оттуда мы и черпаем ее. — Кто эти враги? — прошелестела девчонка. — Твари хаоса, — злостно выплюнула бабушка. — Демоны. Девчонка скривилась. — Если магия защищает мир, то как демоны попали к нам? — Ты задала очень хороший вопрос. Боюсь ответ мы узнаем только у самих демонов. На чем я остановилась?.. Ах, да. Изначально, при рождении, магией наделен каждый человек. Но из-за своей природы они не могут ее накапливать и быстро тратят изначальный запас, совсем не замечая. Лишь те, в ком течет кровь сидов, а также впитавшие их рассеянную в воздухе силу обладают полным контролем над магией. Могут и накапливать, и использовать ее. Отвечая на один из твоих невысказанных вопросов, скажу: тех, в ком течет кровь сидов называют потомками, а тех, кто впитывает ее в рассеянном виде — Хранителями. — Их много? — Нет. Очень мало. До войны было около сорока… После войны, — в голосе бабушки слышалась боль, — остались трое. А сейчас лишь двое. Она долго смотрела в потолок. Девчонка послушно ждала, когда она вновь заговорит. Она сказала: «Жив ли он?..» или мне послышалось? Бабушка тряхнула головой, словно изгоняя дурные мысли. — Кроме Хранителей, есть еще один человек, да простят меня предки за такое сравнение, обладатель крови великих сидов. Ключ. — Ключ… Человек? А что он открывает? — Вечность для настоящих людей. И однажды он станет спасителем или палачом их страшного мира. Повисла пауза. Девочка опустила голову. Два раза вскидывала ее и открывала рот, но ничего не говорила. — Ба, почему ты отзываешься о нашем мире так, словно ты не человек? Бабушка посмотрела на нее. — Но так и есть. Я не человек и горжусь этим. Девочка напряглась и вцепилась в подлокотники так, что пальцы побелели. Бабушка заметила это и успокаивающе сказала: — И не демон, не надо подозревать. — Тогда кто? — Хранитель, — просто ответила она. Девчонка мгновенно просияла. — Та самая? Одна из двух? — Да. — Здорово! И ты умеешь пользоваться магией, да? — Увы. — Почему?.. — она сразу поникла. — Я отдала силы, что бы спасти своего… друга. Бабушка судорожно вздохнула и поежилась, хотя ей никогда не было холодно. — И как, спасла? Она поджала губы. — Нет. — Хранители… вы так называетесь, потому что что-то охраняете? Бабушка отрешенно отозвалась: — Наша главная задача — оберегать людей от тварей хаоса и от них же самих, и их безумных творений. Но зачастую мы оберегаем мир от людей. Но есть менее значимые задачи. — А у тебя? У тебя есть другие задачи? Голос бабушки сразу потеплел. — Только одна. Оберегать тебя… Заклубившаяся тьма скрыла комнату. Я вновь осталась одна. Хотелось бы еще чуть-чуть побыть там, в воспоминании, просто послушать голос бабушки. Я ведь так сильно ее любила. Раскинув руки, я опрокинулась на спину. Этот странный пол, который есть и одновременно его нет. Под лопатками свербит от ощущения, что там, внизу пропасть, самая глубочайшая, какая только может существовать. И ты лежишь над нею на хрупком стекле, грозящем вот-вот треснуть. Я поднесла ладонь к лицу. От нее исходило слабое лиловое свечение. Ключ… Ключ жизни. Что открывает вечность для людей. Что станет спасителем или палачом их мира. Спаситель или палач… Я? Звучит глупо. У меня нет каких-то особых сил. Вообще никаких нет. Я обычный человек. Одна из многих. Она сказала их мира… не моего?.. Получается, я не человек… Но кто я? Демм… создан ради меня… Мой Страж. Нет, нет, нет! Забудь о нем. О всей жизни. Так надо… так будет проще… Не стоит жалеть о жизни, когда у тебя ее нет. Я спрятала лицо в ладонях. Хоть и хотелось спрятаться от всего мира в руках моего… Я хочу жить!!! Звенящая тишина давила. Я чувствовала себя такой маленькой, вынужденной влачить жалкое существование в безбрежном океане вечности. Без надежды на возвращение. Хочу умереть… окончательно. Чтобы на земле не осталось ни единой моей частички, ни единого воспоминания, и я больше не появлялась в никаких отражениях! Просто исчезла. Чтобы не причинять боль тем немногим людям, которым я дорога. Горячая слеза скользнула по виску, теряясь в волосах. — Нет. Я больше не хочу. Оставьте меня в покое, безумные воспоминания! Холодная рука коснулась плеча. Намного холоднее, чем моя кожа. Чувствую?.. Я вздрогнула от этого прикосновения. Рядом сидела девушка. Лицо, волосы… то, что я вижу каждый день в отражении зеркала. Моя точная копия. До мельчайших черт. Но было одно отличие. Синие глаза, полные пронзительной грусти. Не мои. Я села. Она неожиданно обняла меня. — Не бойся. Ее голос был подобен шелесту сухой листвы. Бесцветный, мертвый голос. Пробирающий до глубины души скрытым в нем безликим ужасом. Копия чуть улыбнулась уголками губ. Большим пальцем вытерла с моей щеки остатки слез. — Она лизнула палец и исчезла. Мгновенно растворилась во тьме. Из пола выплыли шершавые, блекло-серые каменные плиты. Я чувствовала их шероховатость. Почему?.. Из ничего выросли стены, образуя коридор, которому не видно было конца. И двери. Бесчисленное множество черных дверей — близнецов. Я встала и толкнула ближнюю. Не знаю, зачем я это сделала. Та не поддалась. Перешла в противоположной. Потом еще… еще… Переходила к третьей, пятой, седьмой… Я потеряла счет этим дверям. Бездумно подходила и толкала. … Сколько я уже прошла? — Я подошла к очередной двери. Провела по ее дереву. Почувствовала каждую шероховатость, наслаждаясь прикосновением. Я чувствую… — Они закрыты, да. Но почему я должна это знать? Собственный голос был не лучше ее. Так же глух и безжизнен. Она не ответила. Лишь смотрела на меня. — Мне, наверно, все равно, что они закрыты… — пробормотала я, проходя мимо нее к следующей двери. — Я буду дальше толкать их. Не знаю, для чего и почему… — Закрыта. — Может потому, что это единственное, что я могу делать. А может, чтобы не сойти с ума. Но я не сказала то, что больше всего было близко к правде. Я бездумно совершала одни и те же действия, чтобы успокоится и отгородится от всего. От собственных мыслей. Вновь и вновь она оказывалась впереди, сколько бы раз я ее не проходила. Эти синие глаза… Мне показалось или она теперь смотрела по-другому? С выражением человека, наблюдающего за бестолковым копошением муравьев под ногами. С презрением и чувством собственного превосходства. Но, отвернувшись и посмотрев снова, опять увидела грусть и сочувствие. — — Боль? — Я остановилась. — Она нежно провела по моей щеке. — Ее рука скользнула к затылку и притянула голову к своему плечу. Такие мягкие волосы… пахнут сухой осенней листвой. — Не смотря на необычайный холод ее тела, мне было так хорошо. Спокойно. Как в теперь таком далеком детстве в объятиях бабушки. — Что я могу ответить… Она права. Целиком и полностью. Глаза защипало. Слезы катились по щекам, теряясь в ее чудесных волосах. — Но я была слишком слабой для принятия окончательного решения… Да, так лучше. — Она отстранилась и обхватила ладонями мое лицо. Синие глаза были так близко… Бездонная пропасть. Стоило всмотреться в них, и она начала поглощать меня… — «Забыть все…», — шептал голос внутри. Такое ощущение, словно я нырнула озеро. И тонула. Не видно дна, но и если повернуться, то не видно и намека на поверхность. Сплошная синева. Забыть все… А разве есть что забывать? … Лишь синева. Вокруг меня… проникает внутрь… … Перед глазами мелькали неясные образы, контуры. Чего-то смутно знакомого. Образы… И один из них на десятую долю мгновения застыл. И исчез, как другие. Но мне хватило этого мгновения, чтобы вспомнить. Лицо человека, нет, она была выше их. Хранителя. Которая так искренне любила меня. Также, как и я ее всем сердцем. Бабушка… родная. От которой на этом свете остались лишь мои воспоминания да старые, полуобгоревшие книги. Они не в силах рассказать что-либо о своей хозяйке… в отличие от меня. Ее образ плакал. Я впервые видела ее слезы. Стало так горько. Бабушка жива, в некотором смысле. Пока я помню ее. И я чуть не убила ее так поспешно принятым решением. Даже не принятым. Я, особо не задумываясь, просто согласилась с чужим. С таким грузом разве я имею право решать жить мне или умирать? Нет, не имею. Человек может распоряжаться только своей жизнью. Не чужой. Я забарахталась. Эта синева уже не имела надо мной власти, и я смогла вынырнуть. От копии я отпрянула так, что упала на шершавые плиты. — — Я не хочу. То ласковые, то холодные и жестокие. Она смотрела на меня и так, и так. Меняла их выражение, когда… … Когда хотела повлиять на мое решение. Да… Так аккуратно и ненавязчиво толкала в сторону принятия нужного для нее решения. О смерти. Но зачем ей так нужна моя смерть?.. Не для того, чтобы просто помочь мне, как ранее казалось. И кто она вообще такая? Меня посещали лишь знакомые образы, воспоминания, хоть и искаженные, все же знакомые. И хоть похожа на меня внешне, почти точная копия, отличающаяся внутри. Совершенно чужое сознание, облеченное в мою внешность, как в оболочку. Она надвигалась на меня. Источая тот ранее замеченный мною смертельный ужас, ставший осязаемым. — — Как… — — Зачем?.. Зачем тебе красть мое тело? Она нахмурилась. — Я бросилась бежать прочь, чувствуя, как она сверлит спину взглядом, и ощущая рядом ее постоянное присутствие. Я толкала двери, тешась призрачной надеждой. И одна из них поддалась. От неожиданности я упала и с головой погрузилась в какую-то жидкость. Противно соленую. Я здорово ее наглоталась, когда выныривала. Вкус пришел позже того, что я увидела. Темно-красная жидкость… И соленый вкус… … Кровь?? Я сидела на коленях до талии скрытая кровью. Нет… Это все очередное видение… — Копия присела на корточки, зачерпнула кровь сложенными лодочкой ладонями и медленно начала пропускать сквозь пальцы. Я знала, что от не убежать. — Я встала. — Я не уйду. Я должна продолжать жить. — — Это мое тело. — И все-таки мой голос дрогнул. — Я почувствовала, как неведомая сила резко вздернула меня вверх. Она сомкнула пальцы. Короткое ощущение падения и я больно ударилась коленями о железные прутья. Клетка? — Копия исчезла. — Стой! — заорала я, вцепившись в прутья. — Куда ты? — На секунду глаза застила тьма. А потом… Стены передо мной превратились в огромные экраны. Лилово-красное небо. Изумрудные глаза на перекошенном лице. Демм… Он беззвучно кричал что-то. — |
|
|