"Единственный выход" - читать интересную книгу автора (Ильин Владимир)

Глава 17

Интересная все-таки штуковина – адаптация. Сколько я здесь торчу, в этом каменном лабиринте? День, ну, два от силы… А ведь уже успел свыкнуться со своим положением не то заключенного, не то подопытного. И воспоминания о Ма, о Ленке и о нашей конторе все реже всплывают в башке. Как будто вся моя жизнь до того момента, когда я перешагнул порог Шайбы, осталась в далеком прошлом.

Я даже начал получать какое-то извращенное удовольствие от своего безвыходного положения! Даже интересно стало – чем же все это кончится, да и в плохой исход этого приключения уже не верилось.

Наоборот, стали появляться какие-то нелепые версии. Все в том же ключе, насчет спасения. Засели у меня в голове занозой эти параллели между САВЭСом и его возможным англоязычным толкованием. И втемяшилось мне, что Шайба есть не что иное, как своеобразный Ноев ковчег, предназначенный для спасения самых достойных людей от предстоящей катастрофы.

Я даже дошел до того, что представил себе, будто мир за стенами Здания уже не существует и от нашей цивилизации остались одни руины.

А что? Вполне может быть.

Помнится, до того момента, пока Нигерия не нанесла ядерный удар по так называемым отрядам сепаратистов и экстремистов, в одночасье отправив на тот свет почти пятнадцать миллионов человек на своей территории и в соседних странах, никто тоже не верил, что оружие массового уничтожения когда-нибудь будет пущено в ход. Человечеству в массе своей свойственно уповать на то, что оно неуязвимо для глобальных катастроф.

Только ничего хорошего в том, что меня спасают, если все население Земли гибнет или уже погибло, я не видел. На фига мне такая жизнь, если не будет ни Ма, ни Ленки, ни остальных людей?!..

Оставалось лишь надеяться, что и насчет «ковчега» я заблуждаюсь.

Тем временем я совершал обход – а точнее, обыск – условно-первого этажа. При этом я не только искал «трофеи», но и составлял нечто вроде плана здания, одновременно проставляя карандашом номера на всех дверях, которые мне попадались.

К моему удивлению, на этот раз все помещения были гостеприимно не заперты. Заходи, мол, ищи что хочешь, и вообще – будь как дома! То есть Они облегчили мне задачу, чтобы я не терял времени на взламывание замков. Но с какой стати Они пошли на такие уступки, можно было лишь догадываться.

Хотели продемонстрировать мне, что таким способом я ни хрена не добьюсь? Что надо искать другие пути к выходу?

Или просто пытались избежать лишних разрушений, а значит, и потери вложенных средств?

Именно поэтому я позволил себе немного похулиганить.

Разбил в нескольких кабинетах псевдоокна. Не потому, что проверял их на истинность – теперь я уже знал, как отличить голоизображение от реального пейзажа за окном. Просто из чувства злорадства и мести: вот вам, гады, получите!.. Будете знать, как похищать и запирать в четырех стенах свободных граждан! Но ответной реакции с Их стороны и на этот раз не последовало.

Хотя тишина вокруг меня была насыщена всевозможными звуками, но я уже научился не обращать на них внимание. Все эти глупые гоготания в другом конце коридора, тоскливые завывания, шорохи за спиной, топот бегущих ног этажом выше, самооткрывающиеся и самозакрывающиеся двери, щелканье компьютерных клавиш в кабинетах, и прочее, и прочее меня уже не доставали.

Один-единственный раз, правда, я шугнулся – и то не от страха, а от неожиданности, – когда, войдя в очередной кабинет, краем глаза уловил какое-то движение сбоку. Однако это оказалось всего лишь большое настенное зеркало, в котором отражался я сам. Разумеется, переведя дух, я поступил с ним так же, как с фальшивыми окнами, и за ним тоже оказалась стена, а не потайной наблюдательный пункт.

Должно быть, невидимые хозяева Здания в конце концов доперли, что все их штучки-дрючки для меня протухли, потому что вскоре они изменили тактику запугивания.

Когда я был уже на третьем этаже, то, свернув за один из выступов коридора, увидел далеко впереди себя фигуру идущего человека, причем он двигался не ко мне, а от меня, и я мог наблюдать его только со спины.

Это был пожилой мужчина довольно плотной комплекции, в темном костюме, с прической «бобриком». При ходьбе он как-то неестественно размахивал руками. Слишком энергично и равномерно, словно механический робот, какими их представляли в прошлом веке.

Это был первый человек, которого я увидел в Здании после многих часов одиночества. Поэтому, выйдя из первоначакйого оцепенения, я заорал что было сил, чтобы привлечь внимание незнакомца, и пустился его догонять.

Не то старик был глух как пень, не то у него были свои резоны избегать встречи со мной, только он и не подумал реагировать на мой вопль. Все так же размеренно махая своими граблями, он достиг поворота коридора и исчез за углом.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы добежать до этого места, но когда я выскочил из-за угла, то старика в коридоре уже не было. Я старательно обследовал все помещения, двери которых выходили в этот участок коридора, и проверил все возможные укрытия, которые в них имелись, но старик словно провалился сквозь землю.

Не мог же он за две-три секунды преодолеть прямой отрезок коридора длиной метров сто!..

И тут до меня дошло, что при той энергичной походке, которая была характерна для старикана, звука его шагов я почему-то не слышал.

Наверное, любой на моем месте лет сто – сто пятьдесят назад уверился бы в том, что встретил призрак. Но я-то знал, что при современном уровне развития го-лотехники создать такую иллюзию ничего не стоило.

И все равно по спине моей почему-то побежали струйки холодного пота.

Сама атмосфера этого учрежденческого склепа так на меня влияла, что ли?

Скорее всего…

Потом мне стали подбрасывать разные предметы. Если в них и таился какой-то скрытый смысл, то я его так и не сумел обнаружить.

Что могла означать, например, патронная гильза крупного калибра, совсем недавно отстрелянная (от нее еще разило сгоревшим порохом), которая валялась в лифтовом холле?

Или разбитая вдребезги фарфоровая ваза с цветами на полу в коридоре?

Или небрежно вырванная страница из «Справочника для судебных медиков», на которой с научной достоверностью описывались типичные особенности ранений, возникающих при ударе тупым предметом или топором по затылочной части головы? Ее я нашел в особенно неподходящем месте: намертво приклеенной каким-то мощным клеем к экрану телевизора в одном из кабинетов.

А на лестнице, у входной двери на третий этаж, скромно притулился в уголке пластиковый пакет, как выяснилось, битком набитый множеством свежеобглоданных костей. Судя по их размеру, принадлежали они по меньшей мере лошади, о том, что они могут быть человеческими, думать не хотелось. Причем мясо, которое кто-то тщательно обгрыз с этих мослов, было либо плохо проваренным, либо вообще сырым, с кровью, так что меня чуть не вырвало прямо в этот гнусный пакет…

Нет, ну чего они от меня добиваются, а? Что за извращенные издевательства над человеком?!

Наконец надо мной сжалились, и на том же третьем этаже я отыскал еду. Кто-то буквально несколько минут назад оставил на столе в кабинете, который я пометил номером триста тридцать три, тарелку с жидкой манной кашей (еще горячей!), надкусанный кусок хлеба со сливочным маслом и почти целый селедочный хвост. Правда, тарелка была алюминиевой, ложки к ней почему-то не прилагалось, каша подгорела и отдавала горечью, а селедка оказалась такой пересоленной, что после нее возникала неутолимая жажда, как будто ты бредешь по пустыне.

Меня это не смутило. Я стряс, что меню недоеденного кем-то завтрака было извращенческим. Наоборот, я проглотил эту милостыню со стороны Шайбы в один присест.

Но спасибо своим невидимым кормильцам я говорить не стал. Перебьются!

Желудок мой, видимо, напрочь отвык от пищи, потому что, закончив свою трапезу, я почувствовал, что отяжелел непропорционально съеденному.

С трудом доковыляв до лифтового холла, я настолько разленился, что решил пропустить оставшуюся часть коридора и вознестись куда-нибудь сразу через два этажа.

Тем более что надежд на полезные находки уже не оставалось. За все время хождений мне удалось пополнить свой инструментальный запас только ржавыми швейными ножницами с тупыми концами (такими даже ногти на ногах не подрежешь!), огромным сувенирным карандашом толщиной с палец и длиной в полруки (чем не мини-дубинка?) и массивным кристаллом, явно не из категории драгоценных камней, который мог служить хозяину кабинета то ли для придавлива-ния бумажных листов, то ли для разбивания грецких орехов (таким запустить в кого-нибудь с близкого расстояния – мало не покажется!). С прочей мелочовкой вроде скрепок, степлеров, линеек, кнопок, дамских пудрениц, губных помад, губок для обуви и щеток для одежды разных мастей я не связывался: толку от этих безделушек не предвиделось никакого, зато без них сумка будет легче…

Но неисследованных этажей было еще много, так что я особо не расстраивался. Я еще не знал, что мне не суждено исследовать всю Шайбу.

Вопреки моим ожиданиям лифт не спускался ко мне, а поднимался. С первого этажа. Оставалось лишь гадать, с какого именно: с того, где я недавно побывал, или действительно с первого этажа?

«Что-то он медленно ползет», – отметил мысленно я, следя за световой меткой на табло.

Лифт прибыл неслышно, словно суперсовременный магнитоэкспресс, оснащенный системой шумо-поглощения. Про него можно было бы даже сказать, что он старался подкрасться ко мне незаметно, как тот самый шандец из народной поговорки.

Уже по тому, что двери кабины раздвинулись не с нервным лязганьем, на грани застревания, а бесшумно и мягко, я понял, что тут скрывается какой-то подвох.

Так оно и было.

Они опять пустили в ход ту самую кабину-люкс, на которой я поднимался в мифическую приемную сразу после прибытия в Здание.

Не успели створки дверей закончить свое движение, как проникновенный женский голос откуда-то сверху возвестил: «Тринадцатый этаж».

«Ну вот, и тут Они всю систему управления перевернули с ног на голову», – успел еще подумать я.

Я говорю – «успел», потому что уже в следующий миг лифт с его глюками отошел для меня на второй план.

Нечто большое и бесформенное, похожее на кучу тряпья, вывалилось из кабины в лифтовый холл. Прямо к моим ногам, словно это нечто умоляло меня о прощении.

Но на самом деле оно было физически не в состоянии это сделать.

Потому что передо мной был мертвец. Самый настоящий, а не голографический призрак. Мне хватило одного взгляда, чтобы это понять. Ведь вместо головы у него было сплошное месиво. О принадлежности покойника к мужскому полу можно было судить лишь по одежде, а одет он был в синюю клетчатую рубашку с длинными рукавами и в какие-то нелепые полосатые брюки пижамного образца.

Он рухнул на пол плашмя, с жестоким стуком, словно вязанка дров, а ноги его остались наполовину в лифте, мешая дверям закрыться, но двери с непонятным упорством все пытались сомкнуть свои створки, и эта невидимая баба все долдонила: «Пожалуйста, освободите двери… пожалуйста, освободите двери…».

А я стоял, словно приклеившись к полу, и не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

В принципе, это был первый труп, с которым я столкнулся так близко. Если не считать бабульку из соседнего подъезда, которую хоронили прошлой зимой. Но тогда из гроба виднелось только ее иссохшее, словно ставшее каменным личико, да и его я видел мельком, издалека. А этот тип валялся у меня в ногах и бесцеремонно пачкал своей свежераскроенной башкой мои джинсы и кроссовки.

А потом из лифта на мраморную плитку пола полилась темно-красная жидкость с уже знакомым мне терпким запахом.

И тогда я бросился прочь от этого жуткого зрелища так, словно за мной гнался кто-то невидимый.